Трагедия Незамаевской (original) (raw)
ТРАГЕДИЯ НЕЗАМАЕСКОЙ
Наших станичников потрясли ваши публикации из раздела «Черные доски» и стихотворение Зои Сизовой-Овчарь – «Чую, як бандура плаче…» - будто о нашей Незамаевской . Голодомор унес более шести тысяч жизней наших станичников…
Думая о события 30-х годов на Кубани, я сначала долго колебался, – стоит ли ворошить странное прошлое, братоубийственное побоище и уничтожение ни в чем не повинных людей некогда зажиточной станицы? Прошло 70 лет – это возраст целого поколения. Десятки еще живущих жертв террора и потомки репрессированных, с одной стороны, и рьяные комсодовцы, с другой – они давно примирились. Во всяком случае, семьи погибших держат свою боль в глубине сердец и не высказывают зла и обид. Молодые же поколения вообще больше заняты проблемами выживания или преуспеяния в обстановке рыночных отношений.
Однако после нескольких номеров «Станицы» с подборками материалов о репрессиях, после многочисленных встреч с пережившими трагедию незамаевцами – и я решил рассказать хоть малую часть горькой правды.
Станице Незамаевской в 2004 году исполнится 210 лет, и события 1932-33 годов – самая печальная страница ее истории. Историю же надо знать, – чтобы она не повторилась опять. И очень хотелось бы получить, наконец, ответ на вопрос – «А за что?» Ответ, которого так и не дождались сотнями умиравшие от голода…
Нам еще со школьной скамьи рассказывали о некоторых «перегибах» при создании колхозов в результате «форсирования насильственных методов коллективизации». Что же случилось на самом деле, была ли на деле необходимость в применении этих самых «методов» со стороны властей?
Очевидно, что колхозный строй, не успев толком народиться, уже переживал в начале 30-х годов кризис: на это указывает ежегодный рост товарного зерна, остававшегося для личного потребления станичниками. Изъятие зерна производилось под угрозой репрессий, с помощью чрезвычайных мер. Эти меры в заготовительной политике привели, в свою очередь, к возросшему падежу рабочего и продуктивного скота – из-за бескормицы, ухудшающегося ухода.
В Северо-Кавказском крае было тогда 97 районов, в том числе около 40 на Кубани. Уже в 1931 году трудности на юге России стали очевидны: уборка урожая затянулась аж до весны 32-го. Местные власти кивали на «вредителей кулаков» - хотя к этому времени здесь прошли одна за другой аж три волны раскулачивания и выселений.
В станицы продолжали направляться уполномоченные, фактически подменявшие на местах здешние власти. Пришельцы – в большинстве своем горожане, не знавшие сельского хозяйства – энергично брались командовать, и едва ли не в каждом встречном видели «контрреволюционный элемент». Мои земляки вспоминают такого горе-уполномоченного, все донимавшего председателя: «Почему не сеете?» На ответ, что уже по плану отсеялись, он тыкал на соседнее поле – «А это что?» - «Зябь!». «Сей зябь!..»
Естественно, что принудительные меры встречали пассивное сопротивление хлебосдатчиков, вызывали недовольство даже властей на местах. В ответ усиливался административный нажим на колхозы и единоличников. Голодающие колхозники стали укрывать зерно для пропитания в так называвшихся тогда «черных ямах». Зерно прятали во имя спасения семей!
7 августа 1932 года был издан печально знаменитый закон, известный в крестьянской среде как «закон о пяти колосках». В нем государственная собственность объявлялась священной и неприкосновенной, за любую ее кражу полагался расстрел или, в лучшем случае, срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. Старики хорошо помнят, как за несколько сорванных тогда колосков попадали колхозники в тюрьму!..
Жесткие меры осуществлялись специально созданные Чрезвычайной комиссией во главе с секретарем ЦК ВКП (б), членом Политбюро Л.Кагановичем. В состав комиссии вошли также Ягода, Ширятов, Микоян, Чернов, Юркин и другие большевики. В ноябре в Ростове-на-Дону комиссия провела три совещания партактива края. Из сохранившихся стенограмм этих совещаний становится сегодня ясен предупредительно-угрожающий характер речи Кагановича.
Перед активом была поставлена задача – к началу декабря завершить хлебозаготовки. Немедленно началась сплошная проверка остатков урожая на токах и в амбарах. В личных закромах. И по всему Северо-Кавказскому краю самыми «отстающими» были признаны районы Кубани.
Комиссия, не вдаваясь в причины сложившегося положения, решила изъять хлеб любой ценой – то есть, применяя насилие, выселяя десятки тысяч семей на север. Для повсеместных обысков дворов были созданы комсоды – комитеты содействия из наиболее оголтелых активистов. Они забирали все, что оставалось у казаков для собственного пропитания – буквально до зернышка, до крошки.
Станицы, давшие наименьший процент по хлебозаготовкам, заносили на «черную доску». 24 ноября 1932 года бюро крайкома занесло на нее первые две станицы – Полтавскую и Незамаевскую.
В нашей станице до революции было всего несколько семей, имевших наемных работников. Остальные преимущественно многодетные казачьи семьи обрабатывали землю и кормили себя собственным трудом.
«Черная доска» означала немедленное прекращение подвоза товаров, полное свертывание торговли и проведение чистки от «враждебных элементов».
Хотя заготавливать уже было нечего, «заготовки продолжались до весны1933 года. Всю зиму население всей станицы пухло от голода и вымирало.
Хлеба! Хлеба! Хлеба!
Стоны детей и вой.
А за станицей – кордоны,
А на дорогах – конвой.
Выехать – въехать –
Никто не сметь :
Сразу от пули чекистов смерть! –
написал учитель школы Н. Саенко о том времени.
Рассказали мне о происходившем тогда Таисия Ивановна Клименко, Василий Задорожный, Алексей Федорович Павловский, Елена Анатольевна Ильенко, Анна Федоровна Храпаль, Мария Терентьева Рябоштан и многие другие.
В.Ф. Задорожному в ту пору было 12 лет. Его семья жила единолично. Дед Игнат имел земельный надел, лошадей, коров и другую живность. Другой дед по материнской линии, Илья Бирюк, имел маслобойню и молотилку с паровиком. Отец имел до 15 десятин земли, две коровы, трех лошадей. В революцию он служил в Красной Армии, никаким кулаков никогда не был, но в колхоз вступать не торопился, – жена боялась слухов, что придется спать под общим одеялом. За это упрямство в начале коллективизации у них изъяли всю землю, дав взамен малые клочки в разных углах. Отец Василия Филипповича не выдержал и сбежал с бывшим сослуживцем в Тихорецкий военгородок на заработки.
В декабре 1932 года ОГПУ провело поквартальную облаву, всех незамаевцев отловили, мучили в привокзальных подвалах холодом и голодом. Спустя месяц перегнали в станицу, соединив с арестованными там станичниками, после чего этапом отправили уже в Краснодар.
Читая справку о реабилитации от 31 марта 1995 года:
«Задорожный Филипп Игнатьевич, 1896 года рождения… 15 декабря 1932 года был арестован и по политическим мотивам за якобы имевшую место контрреволюционную деятельность по постановлению тройки…подвергнут расстрелу… Дело в отношении Задорожного Ф.И. и пересмотрено и он полностью реабилитирован».
В сентябре 33-го от голода умерла мать, - рассказывает Василий Филиппович.- Мы с братом Константином с вечера легли спать по бокам у мамы, утром проснулись, а она холодная, мы в крик…
Мать похоронили, завернув в простыню, в общей могиле, куда свозили всех умерших. Братьев забрали в детский дом. Выжили они благодаря добрым людям, особенно соседке по фамилии Мельник, которая спасла от гибели, кроме своих детей, и их. Добрая женщина ухитрилась насушить булочек и так запрятать, что неоднократные обыски комсодовцев, изрывших все подворье, ничего не дали.
А вот старшую сестру братьев, Прасковью – она была замужем – в 33-м арестовали за то, что она нарезала в солдатский котелок пшеничных колосьев, отправили в Краснодар, где она и погибла.
Еще Василий Филиппович стал свидетелем того, как на железнодорожном вокзале Тихорецкой у голодных украинцев, пробравшихся на Кубань за продуктами (на Украине голод начался немного раньше) отнимали сумки и мешки. Он видел, как гэпэушник выхватил у плачущего мужчины мешок, а тот умолял пожалеть четырех голодающих детишек, как же он придет к ним ни с чем!… В ту пору по правому пути подходил состав, и мужчина бросился под него. Несколько десятков его земляков стали кричать, состав остановился. Искромсанное тело вытащили, равнодушным остался лишь тот гэпэушник, отнявший у человека последнюю надежду на жизнь…
Вдруг, - вспоминает наш очевидец, - из вагона вышел морской офицер… Он выстрелил в упор в виновника трагедии, затем вскочил в уходящий поезд…
В 1989 году в газете «Сельская жизнь» появилось объявление с просьбой откликнуться свидетелей голода на Украине. В.Ф. Задорожный написал им. Приехала вскоре бригада Киевской киностудии. Фильм вышел в том же году, а в 1990-м был показан по украинскому телевидению. Центральное ТВ в Москве тогда показывать его отказалось, – а уж теперь-то и вовсе это маловероятно!
Еще Василий Филиппович рассказал, как в конце 32-го года в станицу вошло латышское военное подразделение и отряды местных активистов. Станицу оцепили, никого не впускали и выпускали. Особенно старались местные комсоды, среди которых выделялся Степан Бутник – он, обходя подворья, забирал не только съестное, но и имущество. У Задорожных ему приглянулась усадьба со всем хозяйством, – он выгнал хозяев и поселился там!..
О свирепости комсодовцев рассказала и Т.И. Клименко. Под благовидным предлогом они сначала сами ми советовали укрывать зерно, затем, выследив, заявляли и указывали, где что припрятано. Прямо на подводах они развязывали узлы с барахлом и делили награбленное между собой.
У Таисии Ивановны было три брата и три сестры. Отец умер еще в 1924 году. До революции казачья семья жила в достатке. У деда, Петра Клименко, была ветряная мельница, до десятка лошадей, 7 коров. В коллективизацию все деды и дядьки Таисии Ивановны были репрессированы и высланы. Ее мать с детьми в 33-м благодаря золотому червонцу, оставшемуся от родителей. Она обменяла его на 100 рублей, чтобы заплатить самооблог и сберечь спасительницу-корову. На корову, работавшую на свозе умерших от голода, ежедневно выдавалось 2 кг кукурузной муки. Именно на корову, а не на человека!
У кого сохранились коровы, всех заставляли вывозить покойников в те 12 траншей, что вырули на окраине станицы. В ямы сбрасывали и еще живых, поэтому там слышался постоянный стон, а наполненные ямы как бы пошевеливались от потуг пробующих выбраться.
Потом началось массовое выселение: сотни семей были отправлены в Сибирь и на Урал. Станица буквально опустела! Из 16 тысяч прежнего населения осталось около трех с половиной тысяч. И сейчас в Незамаевской живет всего 3 266 человек…
Говорят, в те годы выживали те, кто стремились поддерживать друг друга. Но были и случаи людоедства. По словам Таисии Ивановны, у ее напарницы в бригаде Василисы Бирюк девчата Мирошника поймали младшего братишку, убили и в горшках засолили мелкими кусочками. Станичники старались не выпускать детвору за ограды дворов. Убийц-людоедов называли «резунами»…
А.Ф. Храпаль была из многодетной казачьей семье, по станичным меркам бедной. Но и ее отца в 33-м году угнали по этапу. Мать не смогла уберечь от смерти всех семерых детей, выжили лишь старшие – Анна и ее брат. Издевались над ними особенно свои же комсодовцы. Мама, Наталья Ефимовна, как-то запрятала в печь чугунок сваренной фасоли. Вдруг приходит Борис Петренко: «Наталко, шо в тэбэ пахнэ?» - «Та сварыла трошке дитям» - пролепетала женщина. Никакие уговоры и рев голодных детишек не остановили активиста! Чугунок был вынесен и опрокинут на землю. Дети попадали на это место и съели все, что смогли подобрать вместе с «землицею»..
Е.А. Ильенко, 1914 года рождения, рассказывала о таких же случаях. Она выжила благодаря работе в наймах. В восточной части станицы, называемой в народе «За Дунаем» выращивали табак. Елена нанизывала листья на шнур длиной 2 м. За каждый шнур выдавали по 100 г хлеба. За десяток – килограмм…
Беседуя с выжившими очевидцами голодомора на Кубани, я наслышался немало ужасного и поразительного. И понял – может быть, самое главное! – что они не сломились и не ожесточились!
Молодые поколения вчерашних репрессированных и комсодовцев переженились меж собою. Ну, дай Бог нашей станице и всем другим мира и благополучия. Дети не отвечают за проступки отцов. Но помнить их – они обязаны. Чтобы, в свою очередь, с их детьми и внуками не повторилось то, что случилось на Кубани в 32-33-м…
Гуркалов Владимир Федорович
(станица Незамаевская)
Г азета «Станица» № 2, 2002 г.
См. Материалы уголовного дела, возбужденного в отношении Кирия Трофима Феодосеевича, казака станицы Незамаевской
См. Фотографии семьи Кириев(станица Незамаевская)
Станица Незамаевская - фотографии
Информация предоставлена правнуком Т.Ф. Кирия, И. Кирием