Андрей Можаев. К истории Перестройки. Борьба с народом. (original) (raw)

Андрей Можаев (г. Москва)

К истории Перестройки. Борьба с народом

От автора

Необходимое предисловие

Вновь отмечают какой-то юбилей: то ли «перестройки», то ли Горбачёва, то ли распилки ракет… Это будет продолжаться долго. Необходимо новым поколениям вбивать в сознание идеологические клише. Так «пишут историю», вернее – свои сказочки об истории.

И снова на всю страну врёт Горбачёв под аккомпанемент СМИ. Нет, сегодня он уже не скрывает целей тех лет, целей штаба «Горби-Шеви-Яковлева». Но умудряется врать и в этой своей «правде». Списывает действия на благородную борьбу за упразднение «коммунистического бесчеловечного» режима. Хотя эти люди сами десятилетиями олицетворяли и укрепляли свой режим. Отчего же вдруг совесть пробудилась, людишки простые полюбились?

Нет, ничего не пробуждалось, никто не любился. Планировалось плавное, замаскированное демократической болтовней, овладение собственностью страны. Они – это управленческий аппарат: коррумпированный, клановый, криминальный. Путь к этой цели – заморочить общественное сознание «сказками-обещалками», разжечь потребительский азарт. А искажёнными представлениями о прошлом и настоящем столкнуть лбами сторонников разных идеологий, столкнуть национальности. Управляемым экономическим хаосом убить в народе доверие к государству как институту, вызвать неуверенность в завтрашнем дне. Молодых противопоставить старшим поколениям, отвергая всякий этический принцип. И тогда разделённое, обособленное по всем направлениям общество становится послушным, лишённым воли к преобразованиям действительным.

Для обеспечения этого с середины восьмидесятых годов началась массовая замена кадров в СМИ. Честные профессионалы вытеснялись ставленниками партийно-комсомольской номенклатуры (Е.Яковлев, Коротич, Старков, Фролов, Сагалаев, А.Любимов, Л.Парфёнов и т.д.). Эти члены кланов, фамилий прямо противопоставили государственность как принцип жизненным интересам народа. Так велась подготовка к изменениям законодательной базы страны. Информационное обеспечение, прикрытие осуществлял КГБ. Также, из секретных институтов и лабораторий (головной – закрытый НИИ в центре Киева) были спущены через ТВ на обывателя всевозможные экстрасенсы, проповедники лже-религий. Развернулось массовое беснование с посулами исцелений от всех болезней и полного материального «счастья». Сознание уводилось от насущных проблем. На съезде Советов СССР вместо анализа реальных действий руководства и разработки законодательной системы необходимых хозяйственных реформ часами обсуждали, кто расстрелял поляков в Катыни, ругали Сахарова, Солженицына. И даже о царе Николае Втором спорили.

Да, Царя, кстати, вспомнить уместно. Ведь, механизм этого ползучего переворота напоминал действия, приведшие к катастрофе февраля семнадцатого. Тогда главная цель властной элиты была та же – устранить самодержавное устройство, но удержать и прирастить власть и собственность. И методы возбуждения народа были те самые. И такое же безволие в противодействии этим целям, и такое же широкое предательство…

Итак, в результате перестроечного провокаторства и глупости, летом тысяча девятьсот восемьдесят девятого года в стране вспыхнула массовая забастовка шахтеров. Я оказался в её эпицентре. И в малом горняцком городке открылась вдруг система саботажа, криминальная подоплёка действий управленцев во всех звеньях и службах. Но ни одно издание, ни одна передача не сказали правды о событиях. Сначала валили вину на шахтёров. Затем заигрывали с ними, натравливали на принцип государственного устройства вообще. «Прикормили» часть забастовочной верхушки. В распаде СССР это тоже сыграет свою роль.

Снятая на первом канале ЦТВ по материалам моего очерка передача была запрещена к эфиру. А сам очерк в сокращённом виде напечатал только один главный редактор – ныне покойный Эрнст Сафонов в еженедельнике «Литературная Россия». В результате я был вызван в прокуратуру на предмет проверки фактов. Факты подтвердились, и меня оставили в покое. Хотя, обещали кое-что в будущем…

С той поры ушло много времени. У обывателя сложились стереотипные представления о тех событиях, людях. Эти искажения мешают ориентироваться в дне сегодняшнем. Тем более, во власти всех уровней присутствуют кланы деятелей прошлого, и кланы эти становятся наследственными. И замашки их, манеры, поступки если и изменились, то куда в более худшую сторону. Они - та самая сила, что совокупными действиями разрушала, разворовывала государство и теперь добивает его.

Однажды, в кризисном для большевиков девятнадцатом году Ленин высказал: «Если нам придётся отдавать власть, мы у них землю из-под ног вывернем, пустыню оставим»! Заставляет задуматься…

Не с «кондачка» же ново-старые властители России, обеспечив себя миллиардными состояниями заграницей, так спешат прозаложить все ресурсы, превращая нашу землю в мировую кочегарку и штольню с неквалифицированной маргинальной рабсилой? И одновременно усиливают, централизуют подавляющий человека партийно-чиновничий и силовой аппарат.

Вот почему захотелось вернуться к этому старому очерку, напомнить о том, что было, не меняя стиля и содержания. Дать очерк таким, каким написался и опубликован тогда. Сегодняшние комментарии и уточнения даны в скобках.

«МЕЖ ДУХОМ И БУКВОЙ»

(очерк событий одной забастовки лета 1989 года)

Материалов о шахтёрских событиях в СМИ появляется немало. Но ни разу не был определён характер их как всеобщий, не указана причина и не выявлена суть движения. Наоборот, все усилия приложены к тому, чтобы свести проблематику к нехватке колбасы. Даже идеологический орган ЦК КПСС газета «Правда» не удержалась. Цитата из статьи под странным заголовком «Август вперемешку с июлем»: «В начале 70х гг. у нас было хорошо. В магазинах иной раз до 18-ти сортов колбасы лежало, - не без гордости говорил нам коренной кемеровчанин пенсионер Степурин».

С другой стороны, всё делается для того, чтобы выставить забастовку как узкий трудовой спор и своеобразное одобрение «курсу перестройки». Так заявляет руководство ВЦСПС и ряд членов Верховного Совета. Подобные манёвры не случайны: это лишь часть широкого наступления на самодеятельное историческое творчество народа, пожелавшего навести хоть какой-то порядок.

А если обратиться ещё к истории, то позволю себе опереться в очерке на примеры из старых шахтёрских песен. Так ли изменилась жизнь?

«Вот что-то сердце заболело», -

Шахтёр жене своей сказал.

- «Али погибель свою чуешь?»

Шахтёр жене не отвечал.

В Брянку забастовка вошла неприметно. Четырнадцатого июля, когда кипел уже далёкий Кузбасс, на первом участке шахты «Криворожская», одной из старейших на Луганщине, да и во всей Донетчине, отказалось выехать на-гора звено ГРОЗ (горнорабочие очистного забоя). К первой смене присоединилась вторая. Сложилась аварийная ситуация.

Рабочие требовали увеличить расценки. План на выемку в смену – 6 тонн. Цена тонны угля – 2 руб. 23 коп. Участок и шахта плана не дают, но лучшие забойщики – перекрывают. А уравнительная система премий от общей добычи личный труд обессмысливает. Требование: премии отменить, средства перераспределить. При выполнении нормы платить лично за тонну по 3 руб. 23 коп. При невыполнении – цена прежняя.

Вот с этого чисто трудового спора начиналось. Но спор явился только поводом.

Администрация требования приняла. Директор был новый, надежда на понимание имелась. Работу возобновили, принялись ждать ответа…

Тем, кто впервые попадает на старый Донбасс, в шахтёрский городок, всё часто представляется несуразным: планировка, ритм жизни, бытовой уклад. В центре городка – вроде, как современность: площадь у исполкома, памятник Ленину, административные здания приличной постройки, микрорайон. Но тут же либо копёр торчит с терриконом бурым, либо грязнющая обогатительная фабрика напоказ выставилась, либо ещё какой заводишко чумазый небо коптит. И далеко от центра разбросаны по степи посёлки.

Так исторически складывалось: лепились те посёлки к шахтам; шахты – по-над залежами. Многих рудников давно нет, а посёлки остались. Хозяева – некогда крепкие шахтёры – поседели, надорвались. Крикливые их жёнки утихли. Далеко во все концы разъехались за большими деньгами дети, и редко сыщешь теперь осёдлого веселья, песен и юной радости в буйных садах, по куткам и хатам, что под тёмными долгими свечками тополей. И только летом у ставков с криничными известковыми водами ещё слышны всплески детского смеха – то внуки и правнуки, из городского многоэтажья на каникулы свезённые.

Прощай навеки, коренная,

Мне не увидеться с тобой,

Прощай, Маруся, ламповая,

И ты, товарищ стволовой.

Я был отважным коногоном…

Кроме стариков, обитают в посёлках недавно приехавшие с семьями ради заработока очередники на квартиру. Перебиваются, растят огороды, подмазывают ветхие стены хаток. Можно было б жить и здесь, среди остатков некогда вольной дикой степи. А степь чУдная была! На знойном солнце, на терпком чабреце и звоне цикадном горько настоянная степь!..

Но коренной быт требует воды, топлива, стройматериалов. И снабжения с транспортом. А детям школы нужны. А со всем этим – плохо. И концы в степи – ой, какие далёкие! Это на глаз только кажется, что всё рядом…

Итак, с той первой «бузы» в забое минуло четыре дня. И хоть расстояния между шахтами дальние, да «ноги» у слухов в курганной степи скорые. Случай на «Криворожской» успели обсудить на остальных семи. И залихорадило на «Анненской». Здесь выдвинули претензии к организации труда и социальные. Участки запылённые, гораздо выше нормы. Духота, жара… Предложили добавить день к отпуску - чуть полнее продышаться где-нибудь у моря. Но, узнав, что администрация по начальству их предложение не пустило, сдали через день талоны на смену, а сами ушли к горисполкому в Брянку. Подобные случаи бывали и раньше, но это появление на площади «анненцев», а следом – остальных, оказалось почему-то для начальства неожиданным.

Гудки давно уж прогудели,

А папы что-то долго нет.

Али несчастие случилось,

Аль за гостинцами зашёл?

Будущий председатель стачкома Брянки, подземный слесарь шахты им. Дзержинского Александр Назаренко сидел на кухне и давил сок из яблок, когда с улицы вернулась жена.

- Там шахтёры зачем-то на площади.

- Ну-ка, гляну, шо там, - отёр тот руки и подался за дверь. Возвратился уже в должности – через три с половиной дня.

Выбирали Назаренко всё на той же площади после обнародования городских требований. Выбрали за то, что оказался «зубастым»: умел настаивать и брать решения на себя. Даже смог принудить начальника почты телеграммы отправить в министерства Киева и Москвы.

А после на площади обсуждали его личность как на казачьем кругу. Статный, двухметрового роста, хлопец с живыми, чуть раскосыми глазами и русыми, волнами от прямого пробора падающими волосами, поведывал народу о своём жизненном пути: родился-рос в Брянке, закончил ПТУ, отслужил в армии. Заставил себя открыть неприятное. Как незаладилась жизнь с первой женой, как поддался выпивке, попадал в вытрезвители. Как исключали из комсомола… Потом женился в другой раз. Живёт теперь тихо, в любви, от дурной привычки стал отвязываться _(те старые грешки дадут повод властям обвинять стачком в том, что командуют у них аморальные типы)_…

И обратился в конце своей речи к людям:

- Сами глядите – можно меня, такого, ставить или нет. Вам выбирать, так шо б всё про меня знали.

- А мы за прошлое не судим, - было ему ответом. – Но если задуришь сейчас, спросим сразу за всё!

Так и выбрали…

Надо отметить: в городах-соседях Стаханове (Кадиевке), Кировске, Первомайске и других, - стачкомы переизбирались по нескольку раз. В Брянке выбрали единожды. А время выдалось бурное. Особенно тяжело было вначале: без опыта организации, без еды, трое суток в разгоне (проверки, наведение порядка, пресечение провокаций). Машин не было. У кого – ноги в голенях распухли. У кого – ступни волдырями кровавыми пошли.

А какого напряжения стоили переговоры с прибывшими правительственными комиссиями Рябева и Воронина! Неискушённым в софистике шахтёрам потребовались нечеловеческая выдержка, настойчивость и непреклонность в противостоянии изощрённым управленцам самого высокого ранга! Каждый пункт требований принимался к сведению лишь после отчаянных попыток сбить их с позиций пустыми посулами и угрозами.

Требования разрабатывали по всем городам самостоятельно. А когда позже встретились в Москве на шахтёрском съезде и сравнили, то пункты не только по Донбассу сошлись, но и с Кузбассом, с Воркутой, с Карагандой. Осталось обсудить только частности. И вот какое мнение бродит среди официальных лиц и озвучивается в СМИ: «передрали-де пункты требований одни у других, заранее списались-сговорились, а выдают якобы за самостоятельную инициативу. Вот так отрицают единую основу бед угольщиков страны, сводят к дурной «заединщине».

А вот ещё мнение тех же должностных лиц «перестройки»: рабочих долго развращали платой не по труду (не уточняют, что развращали ленивых, а трудягам недоплачивали) и теперь они стали иждивенцами. Поэтому, требуют дотаций (это же самое определение народа озвучивалось на всех «перестроечных» митингах и в прессе ораторами-«образованцами», «прорабами перестройки», гордо именующими себя интеллигенцией, «сливками общества»). А рабочим, мол, надо не кричать, а помогать чиновникам в борьбе против растущей себестоимости угля. Но и это пользы немного принесёт. Донецкий уголь, якобы, безнадёжно убыточен: пласты истощённые, залегание крутое и глубокое, техника отсталая (уже тогда подразумевалось – позакрывать бы эти шахты. Что потом и делали. Но следом продавали за бесценок в полную собственность прежним администраторам, ставшим хозяйчиками. А рабочих вышвыривали. Главной же фигурой стал криминал – перекупщики угля).

Но это мнение официальных лиц лживо (а оно и до сих пор в ходу для прикрытия махинаций). Это придумка покрыть бездарность управления отраслью и ведомственной наукой.

А вот каково мнение простых шахтёров. Почти везде залегает достаточно угля. Уголь ценный, коксующийся, дорогой и необходимый металлургии, химической промышленности. Но остро нужна особая техника. Наработки есть. Но не в НИИ ведомства.

Стачкомовцы Брянки привезли в Москву, в Совет Министров директора объединённого кооператива «Пифагор» Т.Фахрутдинова. У этого талантливого инженера среди изобретений – специальные комбайны для крутопадающих пластов. В результате той беседы комбайны, миновав научно-ведомственные барьеры, успешно проходят испытания на шахтах Ростовщины. И в этом – практическая заслуга стачкома.

Теперь – немного о технологии и производственной дисциплине на шахтах. Главная беда – длинные технологические цепочки. Для их сокращения давно надо пробивать новые глубокие стволы. Все это понимают, а действий нет. На «Брянковской», к примеру, директор шестой год ствол обещает. Тем временем, трудоёмкость и себестоимость добычи растёт. Старые расценки обесценились. Неудобное к выемке брошено. Одну лаву просто «похоронили». В другой засосало проходческий комбайн. Да так его там и кинули!

На «Анненской» бездеятельностью директора лава затоплена. Оборудования губится на миллионы!

Всё это происходило до забастовки. А теперь шахтёры сами взялись поддерживать лавы. И ни одного острого случая не возникло. Ну, а по выходе в забой стачком издал требование о недопустимости нарушений трудовой и производственной дисциплины и об ответственности за это зло.

Ну, так кто заражён иждивенчеством?! Кто не способен быть самостоятельным? Уж, во всяком случае, не шахтёры, которые приняли перестройку как возможность изменить жизнь к лучшему, как дело совести.

Хочется перечислить имена этих людей, из ядра стачкома:

Глава комитета Назаренко (1962 г.р.);

Виктор Казаков, прозванный на шахте «директором» (1959г.р.);

Иван Киперуш, звеньевой ГРОЗ (1960г.р.);

Сергей Шикулин, горный мастер (1962г.р.);

Константин Кравченко, звеньевой монтажного участка (1963г.р.);

Александр Снитко, подземный электрослесарь (1962г.р.);

Владимир Дзюбенко, звеньевой забойщиков (1949г.р.).

Это заявило себя поколение - внуки тех, кто бежал когда-то на Донбасс со всех краёв и земель от ещё более тяжкого колхозного ярма. Жаль, не могу всех поименовать. Но об одном расскажу, о Володе Дзюбенко, шахтёре в третьем поколении. Ещё дед его, украинский крестьянин, до революции ходил сюда на рудник, на сезонные работы. Всю зиму, до начала пахоты, ютились в хибарках из бутового камня, да слагали те горестные песни…

Ну, а внук тех крестьян-отходников, Владимир – почётный шахтёр с правительственными наградами. Долго был бригадиром, мог жить спокойно без участия во всех этих забастовках. Но ещё за год до того взбунтовался в одиночку. На рекорды ходить и прежде отказывался, а тут от бригадирства отказался. Из-за безобразий на шахте с души воротит! Самому правды не добиться. А тебе хлопцев в забой водить! И никогда не знаешь, все ли со смены подымутся? Таков их труд. И так – изо дня в день и годами долгими. «Шахтёр в клеточку садится, с белым светом распростится». «Шахтёр ходит со свечами, а смерть носит за плечами»…

По данным статистики последних лет, за миллион тонн добытого угля кладётся шахтёрская жизнь. Всего в стране добывается восемьсот миллионов тонн. Но на Донбассе смертность в четыре раза выше. И это без учёта покалеченных, прибитых (сегодня, в пору «подъёма буржуазной экономики», статистика на порядок изменилась в худшую сторону, как результат общего развала, дичайшей эксплуатации. А кто «чёрных копателей» учитывает? Цена реформ – это цена миллионов и миллионов загубленных жизней. Вот за что прокляты в истории народным мнением все «отцы-прорабы» перестройки и так называемых реформ. Никаким журналистам, «историкам», политологам, социологам, психологам и прочим этого мнения в народе уже не изменить. Можно только «вид строить», кривляться и лгать со всяческих подиумов).

В одной из Почётных грамот Владимира Дзюбенко написано: «За помощь отстающим рабочим преодолеть в себе чувство неуверенности, за воспитание молодого трудового поколения в духе высокой нравственности и гордости за выбранную профессию». Эти слова прежде всего приложимы к самому Владимиру: сухощавому, взрывного нрава, с напряжённо-вдумчивым взглядом карих очей. Для него честь и совесть всегда на первом месте. И потому, в шахтёрском своём деле не отрывает он дух от буквы: строгий нравственный спрос с себя, отвага впасть в немилость у начальства, способность поступаться ради правды материально-социальными выгодами (ну и где эти качества народного характера найдут сейчас господа «экономисты», прочие «карнегианцы» и все вообще «премудрые пескари» буржуазного рая? Да они им и не нужны. Вспомним лозунг «перестройки», озвученный А. Яковлевым: «Разрешено всё, что не запрещено законом». В переводе с языка юридического на человеческий это означает: если хочешь, будь беспринципным, но формально законопослушным… Не оттого ли не выплясывается ничего путного на наших землях, что не способны мы жить без своего характера, более ста лет планомерно подавляемого?).

И вот теперь подхожу к важнейшему промежуточному выводу. Почему движение шахтеров - благо? Потому, что при этой системе без развития хозяйственной самостоятельности, самоуправления, «наращивать и увеличивать» можно лишь ценой человеческих жизней, ценой безвозвратных потерь. И это касается всей экономики в целом. Шахтеры очень точно почувствовали остроту момента, попытались хоть отчасти выправить положение, взять ответственность на себя, помочь. Но чиновники во все времена не привыкли считаться с мнением народа. И цели они уже поставили тайные, противоположные целям рабочих.

Сегодня весь процесс перестройки подошёл к такому временнОму отрезку, где уместно вспомнить слова из старой шахтёрской песни:

Ах, тише, тише, ради Бога!

Здесь ведь и так большой уклон.

На повороте путь разрушен,

С толчка забурится вагон.

Через несколько дней мне станет окончательно ясно: впереди путь действительно и сознательно разрушен (местное самоуправление, свободное от жёсткого администрирования, с опорой на хозяйственную инициативу и производственно-сбытовую кооперацию – единственно, что могло спасти тогда приговорённую страну. В этом был наш возможный «третий путь», мимо большевистской казармы и буржуазного паскудства).

Первый день забастовки совпал со вступлением в должность генерального директора объединения «Стахановуголь» Ю.Я.Иоффе. Он, недавно выведший из прорыва знатную шахту «Горская», начал не с ударов кулаком по столу и требований выполнения плана, а со сбора старых специалистов-пенсионеров и стачкомовцев. Договорились действовать вместе. Ведь перед изменениями экономически надо порядок навести. И вот стачкомы выявляют на шахтах фиктивные фамилии в ведомостях на оплату, этих «подснежников, таксистов», через совет трудовых коллективов сокращают эти высокооплачиваемые придуманные единицы. А старики-«спецы» распутывают махинации с фондами, перекрывают пути утечки средств (Ю. Иоффе в «кравчуковско-кучмовской» Украйне будет назначен министром угольной отрасли. Поведёт борьбу против беззаконного увода, «приватизации» членами правяще-криминальных кланов шахт и фабрик. На него повесят вину за одну из аварий в Донецке и уволят. А после угольную отрасль растащат и обескровят очень быстро. Массы горняков окажутся без всяких средств и возможностей заработка. Начнётся деградация промышленного региона, массовый исход молодежи. В основном – в Россию на подённые работы).

В этой борьбе шахтерам пришлось столкнуться с сопротивлением такого характера, при котором всякий намёк на стыд отсутствует. Так, на обогатительной фабрике «Криворожская» ввели следующий распорядок. У рабочих начало смены с семи утра. У ИТР и служащих – с восьми. У этих вторых обед в половине двенадцатого. А у рабочих – в полдень. Продуктов в столовой на весь штат не хватает. Вот рабочие и доедают остатки после «перераспределения» в уменьшенных порциях. Ну, чем не фольклорно-песенная «Змиева контора»?!

Острая схватка произошла вокруг требования упразднить непроизводящее звено – главк «Ворошиловградуголь». Там чиновники распоряжались не своими деньгами, фондами. Из-за них самая мощная в объединении Брянка – 8 шахт и 50% добычи – оказалась по неустроенности на последних местах в области. Неужели, предосудительно и это требование рабочих, всего населения, перераспределить и на местах распоряжаться процентом своих прибылей? (сегодня количество чиновников, их власть и бесстыдство, только выросли, а возможности самоуправления упали. Одни «ближние олигархи» выведены системой «откатов» из-под любого контроля. Они, плоть от плоти производное старой номенклатуры, реально стоят над обществом. Для них существенны только их внутренние разборки. Не стоит обольщаться, что воротилы и чиновники обернутся к нуждам народа, о совести вспомнят. Не для того растаскивают, чтобы отдать хоть часть. Даже религия не поможет, потому что они любят только деньги, ради которых принесено столько жертв).

Заодно с чиновниками и профсоюзы. По всей стране дела профоргов сведены к осуждению всякого рода провинившихся, к наложению взысканий да сбору взносов. И всё трудней рядовому рабочему хотя бы путёвку льготную на курорт выбить у начальства. Почти всё «по своим» расходится. Ну, а когда случилась эта забастовка, те самые профорги куда-то попрятались, разбежались (сегодня о профсоюзном движении даже этого не скажешь. Его вовсе нет. Есть некие чиновники с печатями, которые и называют себя профсоюзом. У рабочих выбиты из рук все орудия самозащиты и организации. Взамен этого – нищенская жизнь и прямая зависимость каждого от милости работодателей. Как следствие – безмолвие, бесправие, взаимопредательство по мелочам).

Работу профсоюзов взяли на себя другие. В Кировске бастующим помогал женсовет города. На площади перед исполкомом и горячей пищей обеспечили шахтеров, и короба с сигаретами не переводились, и палатки привезли. Ведь люди круглосуточно вахту несли: и в дождь, и в зной.

За эту заботу и поддержку шахтёрские жёны получили от своих мужей великую благодарность. Те самые жёны, что, зажав в кулаке куцую мужнюю зарплату (женщинам работать почти негде), вынуждены «ломать голову» перед опустевшими с недавних пор прилавками магазинов, как лучше обиходить семью, как мужей досыта накормить при их тяжелейшей работе. И кабы только от этого голова болела?! А вечная усталость рабочая? А эти страхи ночные: как там в забое муж, что там муж?..

Вскоре, когда первый бурный выплеск раздражения забастовщиков прошёл, начали показывать свой норов и чины профсоюзные. Терком повелел провести конференции и обязать коллективы дать членам стачкомов характеристики. Записать на бумажках, скрепить печатями и привезти начальству в папочках.

Вот как объяснил это действо кудрявый секретарь теркома Ильинов:

- А как без характеристик? У них там всякие типы имеются: с судимостями, пьющие. Это же такой народ! Что случись, кому отвечать?

Ох, уж эта наша неистребимая утопическая вера в бумажку, в Букву! Что там – кудряш-секретарь, прирученный системой и сам подневольный! Что там – все секретари, вместе взятые! Вон, целый ВЦСПС с Минюстом и Верховным Советом выпускают на утверждение съезда Советов СССР запретительский закон о решении трудовых споров! Не считаясь с ходом событий, характером народного движения, пытаются приучить «нецивилизованных» своих соотечественников к заимствованной у «просвещённого» западного прагматизма системе компромиссов и подачек вместо коренного решения проблем (эта умозрительная схема и на Западе-то не работает. Но для наших чинуш главным было – власть не выпустить, потянуть время, подминая под себя собственность).

Но шахтёры начинали забастовку без этих постановлений, не спросившись. И на компромиссы не пойдут. Не важны для них ни осуждения секретарей, ни их похвалы. Важно реальное изменение дел к лучшему.

Да и разве способны чиновники поверить в контроль не бумажкой, а делом, в отчёт плодами? В воспитующую силу самостоятельности? Полноте! Чиновники верят в одну силу мундира, дающего власть и положение. Зачем вникать в реальную жизнь людей, зачем с ними советоваться? Отсюда – вековечное фарисейство их. Слабости свои – в чуланчик спрятать, подальше от посторонних глаз. Мундир «при исполнении» с характеристикой партийной, орденом – напоказ, как гарантию дееспособности, компетентности и превосходства. Чиновники-фарисеи водятся не только среди секретарей. Есть они в науке, в культуре, в управлении хозяйством. И все они свято верят в чудодейственность системы, плана, программы, проекта, лозунга, цитатника и т.п. Все они свято верят в движение к «светлому будущему» под собственным руководством, и не устают повторять это прилюдно. Но каждый раз это замешенное на славо-власто-деньголюбии будущее оказывается лишь на бумажке. А эта бумажка становится жизнью. От неё зависит всё их благополучие. И пути к отступлению нет. Не оттого ли в чиновнике ни жалости нет, ни милости, ни сострадания. А бумажка, Буква подменяет Дух жизни. Тем более, жизни русской, в бумажки-системы не вмещающейся, утекающей, неподатливой. Оттого и ярятся все эти «отцы-благодетели». Тужатся Большими Людьми общечеловеческого звучания выглядеть, а на деле каждый раз всё теми же «чичиковыми» оказываются.

С подачи этих фарисеев-чинуш у нас царит мнение о бесполезности местного самоуправления, которое традиционно давят, гнетут. Оттого материально- финансовое положение местных органов власти плачевно, а воля скована вышестоящими бесконечными инстанциями, где впрямую выпячивают якобы вред самостоятельности, рождающей анархию, компанейство, мелкое воровство.

В исполкоме Брянки тоже исповедовали этот взгляд на местные Советы. И с началом забастовки весь его состав разбежался. Ну, будто испарились люди! Стачкомовцы, получив справки с печатями исполкома, вынуждены были принять и полномочия самоустранившейся власти.

Управленцы, эти кадры угольного ведомства, надеялись, что шахтёры «завалят» порядок в городе и семьдесят три тысячи населения сами изгонят их. Одновременно с исполкомом пыталась сложить полномочия и администрация всех шахт. Но эту провокацию пресекли, не позволили разбежаться.

А в городе события развивались стремительно. Вскоре стало ясно: причины социальных и производственных бед уводят в такую глубь, что если прежде стачкомы думали разрешить спор на трудовом уровне, то теперь забастовочное движение необходимо было наращивать.

Сначала упорядочили стихию на площади. Утихли обидные личные выпады, анархистские провокационные призывы (для того всяких людей милицейско-уголовных специально подпускали на митинги). Чтобы охранить себя от провокаторов, бастовали в шахтерках и касках, да ещё знаменитые лампы-коногонки прихватывали. Что за шахтёр без них?!

Потом опечатали в городе все винные и пивные точки. За появление на улице в пьяном виде ввели штраф в 300 рублей (тех, советских. Это – месячная почти зарплата шахтёра). Выставили патрули. Результат: резко упала преступность, пьянство. Ни одной экстремистской выходки.

Первым направлением работы стал контроль. Поступает сигнал: в магазине «из-под прилавка» торгуют импортным стиральным порошком, какого и по талонам не видали. Глава горкома КПСС Б.В.Дятлов, единственный, кто остался на своём месте, отдал стачкому свою служебную «Волгу», на которой помчались по вызову. Спекуляцию накрыли.

В последние годы с торговлей в Брянке дела обстояли отвратительно. Ревизия не проводилась. Все службы от наведения порядка уклонялись. Жители открыто обвиняли органы власти в сговоре. Особенно жаловались на председателя Народного контроля И.Повха. Это чуть позже его дело на сессии горсовета передадут в суд. А до того он был в силе - пока за дело не взялся стачком и не оформил на себя функции контроля рабочего.

Новое сообщение: с продуктовой базы ОРСа что-то тайком вывозят. Подъехали к месту – из ворот вылетел и помчался прочь грузовик с откинутыми бортами. Увёз короба. Провели ревизию. Весь товар налицо, соответствует накладным.

Ну, а следом - пошло-поехало! В речку Лозовую высыпали сахарный песок, целый кузов самосвала! То же самое сделали с сервилатом, но уже сбросили в отвал. Только дворняги могли батоны оттуда таскать. В ямине за посёлком засыпали землей груду банок со сгущённым молоком. Уничтожали салаку пряного посола, балыки и прочее. Излишки всё тех же сахара и сгущёнки отыскали во всех магазинах. И это – в горняцком городке «нищей», как тогда во всей прессе и по ТВ вещали, страны! Экое изобилие! Рабочим срочно пришлось формировать группы захвата (саботаж торгашей в смутные времена – явление известное. Пример – подготовка Февральской революции в Петрограде, когда в одночасье исчезли продукты при полном завозе и урожайном годе. А Бонапарт, став консулом Республики, вообще отдал приказ по армии и полиции: спекулянтов хлебом расстреливать на месте как мародёров. И такой же саботаж мы имели при «перестройке». А европейские страны были завалены нашими очень дешёвыми продуктами и товарами, которые охотно раскупали средние и малообеспеченные слои, а также иммигранты. Кстати, Андропов начинал свою перестройку с попыток борьбы против чиновного произвола и торговой мафии. Но его быстренько спровадили из этой жизни. А Горбачёв своей антиалкогольной кампанией дал им возможность сделать стартовые накопления колоссальной спекуляцией. Затем, в законе «О кооперации» были оставлены лазейки для проникновения грязных денег и превращения их в легальный капитал. Всё это перелилось в банковскую, финансово-спекулятивную сферу. А далее перешло в скупку этими кланами задёшево ресурсов страны. Так вчерашние комсомольцы, чиновники и уголовники становились «олигархами»).

В те дни в стачкоме, как и во всём городе, никто не догадывался, что схватка с торговцами – лишь присказка дальнейшего. Хлопцы тогда просто радовались, что на прилавки с их помощью, пусть и робко, возвращаются такие нужные, а часто – невиданные, товары. И люди увидели – жизнь может быть легче уже сейчас. И это зависит от тех, у кого власть.

И тогда на площадь уже без опаски вышла та не замечаемая прежде, без ондатровых шапок и норковых шуб, жизнь.

- Сыночки, - с признательностью говорили старики. А женщины добавляли с гордостью: - Шахтёры!

И ещё в одной области жизни улучшения почувствовались сразу: в жилищно-коммунальном хозяйстве. Главное, конечно, впереди, когда на базе экономически воспрянувших шахт можно будет создать дочерние РСУ, ДСК, цехи по производству стройматериалов, чтобы не привозить издалека. Сделать средние и малые предприятия в стране действительно народными - вот в чём реальная основа производственной кооперации, силы местного самоуправления, изменения самого духа жизни.

Но уже сейчас отыскал стачком некоторые средства. Уже сейчас можно не тянуть годами, не обещать, а в несколько часов заделать пенсионеру протекающую крышу, заровнять на дороге яму или заставить пресловутого водопроводчика надёжно починить кран. Это стало возможным оттого, что некому было выделять средства из небогатого фонда для «своих», нужных, а ненужных бедствующих не замечать. Шахтеры восстановили принцип равного права и права на привилегию в первую очередь самым нуждающимся.

И пошли в стачком люди со своими бедами. Вот одна из просьб:

«В Стачечный Комитет г.Брянки от Воробьёвой Е.П.

Дорогие шахтёры! Прошу Вас помочь и посодействовать мне, чтоб дали возможность в кладовой уценённого магазина выбрать осеннее и зимнее пальто, сапоги и туфли, так как мне совершенно нечего больше надеть. Все заштопанные пальто стыдно уже носить, а сапоги невозможно уже зашивать. И прошу Вас посодействовать, чтобы покупки оформили в кредит, так как выкупить их сразу у меня нет средств. Я получаю 63 рубля пенсии по возрасту и половина из них идёт на дорогие лекарства от пяти тяжёлых заболеваний».

Эта женщина никогда бы не написала своего обращения в горисполком, потому что и так обращалась к властям за помощью много раз. Она, учитель пения, клубный работник, долго трудившаяся на шахте Алексея Стаханова, оказалась в отчаянном положении именно по вине властей. Её лишили работы. И это – при пустующем просторном городском Доме Культуры! Но хоры, кружки «из экономии» упразднили, здание закрыли. Взамен комсомольские вожаки открыли платные дискотеки и видеосалоны. Да, воистину: старые песни запрещены и забыты!

Но шахтеры, её «детки», которых учила когда-то, чести не уронили: помогли деньгами, одеждой, ремонтом жилья. И разработали целую программу мер помощи малообеспеченным. Оформили не на фондовых началах, где всегда – лазейка для жуликов, а как ряд привилегий, законно принятых городским Советом.

В этой самоорганизации проявился забытый, казалось бы, отшибленный, исконный общинный дух.

Теперь возьмём службу «собеса», эту бывшую «мирскую помочь». Сколько жалоб на неё о недоплатах и обманах при начислении льготных и инвалидных пенсий! К ней тесно примыкает служба здравоохранения. Множество жалоб и тут: произвольно сокращают сроки лечения, досрочно закрывают больничные листы работникам вредных подземных специальностей. За этим – противоправная «экономия» на лечении профзаболеваний и сокрытии травматизма.

Вот пример совместной деятельности двух «гуманных» служб. Человеку неправильно определили третью группу инвалидности и насчитали пенсию всего в шестьдесят рублей. За мужа вступается жена. Пишет в заявлении: «Он обязан даже по общему заболеванию, тем более случившемуся в забое, получать согласно законодательству максимальную пенсию как инвалиду первой и второй групп в сто двадцать рублей со всеми надбавками. Но, помимо жалкой пенсии, у человека теперь ещё рабочая группа инвалидности. Он вынужден трудиться, и трудится доставщиком крепматериалов на шахте «Замковская» уже три года десять месяцев и шестнадцать дней. С невыносимыми болями, с криками и стонами от головных болей, которых у него ранее не было, падал, отлёживался и опять работал, терпеливо стараясь выдержать и перебороть заболевание, надеясь на выздоровление, да и семье хотел помочь заработком. И любовь урождённая к труду сказывалась. Но этот перегруз и труд дорого ему достался… Он мучился головными болями. Стали пухнуть, сильно болеть и отниматься ноги. Он еле передвигал ногами, не зная, от каких болей громко стонать. Ему становилось страшно… Поражает, почему ему не установили вторую группу пожизненно сразу, видя как прогрессирует заболевание. Он вспарывал себе живот и выпускал руками кишки, вешался и, оборвавшись своей тяжестью, чудом остался жив. Весь побитый, долго в муках опять лежал в больнице. О какой работе могла быть речь! Ему надо было получать «регрессные» и быть дома под наблюдением, но и врачи его не щадили».

И в жажде справедливости женщина прикладывает старое, за 1952 год, благодарственное за мужа письмо от командиров военной части, где тот служил… Наивная душа! Надеется кого-то этим тронуть, доказать порядочность и честность работника Родины! И за этим – отчаянный крик сердца: человека загубили!.. Да, ничего в истории не меняется. Когда ещё народ выразил: «Эх, ты, шахта-лиходейка – жизнь копеешная, жизнь контрашная»!

Мужики вы, мужики,

Одним словом – дураки!

Вы во шахтах не бывали –

Нужды с горем не видали…

На площади, когда люди потребовали отчёт за всё это, парторг центральной больницы, и она же – глава комиссии по определению инвалидности, ВТЭК, - доктор Костьева бросила небрежно своему другу, главному врачу города Куперману:

- Неужели мы станем обсуждать проблемы нашей больницы перед этим стадом?

В ответ с площади единодушно потребовали - обоих лишить диплома!

Вслед за Куперманом и Костьевой лишились постов ещё многие руководители города. Стачком заставил депутатов собраться на внеочередную сессию и принять это решение. Но и тогда никто из чиновников не уразумел, что же произошло? Ну, как можно поверить, что толпа, быдло, масса преобразилась вдруг в народ, а этот народ взял реальную власть в свои руки без всякого на то «высочайшего» дозволения?!

Вот так проявились тогда, уже тогда, отрицаемые и скрываемые противоречия классовые. Да-да, именно классовые! Вот строки из обращений того времени (автор сам входил в состав стачкома, собрал и тайком вывез подборку документов. Именно они дали возможность опубликовать очерк, а после доказать факты в прокуратуре):

«Мы, простые рабочие люди, давно потеряли всю надежду на защиту, правосудие и справедливость у нас по месту жительства и из областного города Ворошиловграда (Луганска). Нам ни в чём не верят. Сколько брезгливости, ненависти и грубости к нам, как к неугодным»…

«Я была у прокурора области, но всё так и остаётся по старому… Мы неугодные, чужие, простые люди, нам и погибать можно, лишаться здоровья и никто нас не защитит, не постоит за нас».

«Около двадцати лет мы пишем – сначала по месту в разные органы, а ничего не добившись, в Высшие инстанции, и столько же лет все письма отправляются назад на места… Поэтому всё по старому остаётся и грубо с издевательствами нам говорят, что пишите куда хотите… Нужны наши руки и труд, а потом мы становимся никто и ничто»… (пусть читатель сам сравнит из своего опыта то положение, те отношения, что были двадцать лет назад, и сегодняшние. Что, изменились они по существу, принципиально? И в какую сторону изменились? Исходя из этого, и следует делать вывод: кто, какие силы сегодня властвуют, несмотря на все модные самоназвания. Ну, а для автора с тех давних событий ясно, что под брэндом «перестройки» просто подготавливался захват, раздел и присвоение всей собственности. Сегодня эту собственность в очередной раз переделивают ставленники тех давних кланов и пытаются окончательно закрепить в своих группах с помощью реанимированных КПСС под иным названием и «прочим укреплением государственности и воспитанием патриотизма», начиная от местечково-резервационно-фольклорного и до псевдоимперски-буржуазного, с исторической атрибутикой и единично-выставочными образцами новейшей техники).

Вот в чём истинная причина мирного восстания шахтёров, их прихода во власть. Они поднялись действительно в защиту «униженных и оскорблённых». Классовая граница во все времена проходит между паразитами всех мастей и трудовым людом всех родов и занятий.

Стачкомы встали за правду, а не за бумажки-деньги, не за их количество. И не за все иные скоропортящиеся и преходящие блага мира сего (сегодня именно этим объясняют наёмные «образованцы» причину и движущую силу «перестройки и реформ». Дескать, жить хотели сыто, как на Западе, а дороги-де к тому «корыту» не знали. Вот и заблудились на время. Но сегодня «Правильным курсом идёте, товарищи»!)…

При всём этом рваческом азарте не следует всё же забывать: голым человек приходит в этот мир, голым и уходит. Ничего с собой не возьмёшь, даже если очень захочешь. Это – великое, не от воли нашей, зависящее равенство на все времена. От этого равенства не спасают ни капиталы-акции, ни права наследования, ни вся юстиция с институтом собственности. Вспомним, хотя бы, ветхозаветную историю Исава и Иакова. Всё безнравственное всегда рассыпается прахом и всё имеет условную преходящую форму. Ну, кого когда-нибудь «крючкотворство и заклинания уважать права» спасали, даже с опорой на всю мощь государств. Ветхозаветный мир спасло? Римскую империю? Несчастных негров или русских людей?.. Нет, просто, когда исполняется мера зла - выливается на землю переполненная «чаша гнева». Народы, в глубинах своих, помнят об этом законе Духа и считают его справедливым. Потому, что после потрясения жизнь возвращается на время к своему естественному истоку.

Пиком забастовки в Брянке стало вскрытие тайного склада. Члены стачкома, уже наученные предельной чуткости, заинтересовались центральным универмагом, что в семидесяти метрах от исполкома. Прилавков много, а торговать нечем. Да ещё слух пошёл: в городе скрытно объявился отпускник Повх, председатель Народного контроля, и ночами шныряет на крытом КАМАЗе меж дачных коттеджей местного начальства. Что тот «летучий голландец»! Неужто, вывозят и прячут имущество?.. Вот и решили проверить «элитный» торговый центр.

Пришли с сотрудником ОБХСС под вечер и в одном из складов сразу обнаружили уже забытые в открытой торговле балык и шампанское. От остальных складов ключей не было. Сказали – заведующая в отпуск уехала и с собой увезла. Естественно, не поверили. Уговорились наведаться ещё.

Утром, едва работница магазина отомкнула дверь, вошли в вестибюль и услыхали шум лифта. Движение в запертом подвале? Кинулись к кнопке – заблокирована. Поставили перемычку, подняли. Внутри оказалась заведующая. Ещё одна отпускница объявилась!

И дальше из глухого угла, из калориферной, вытащили хлопцы через замаскированный коробами люк такую уйму импортного товара и такого ассортимента и качества, что обомлели! Решили народу не показывать. Тут и сапоги «аляска», обувь греческая и фирмы «Саламандра». Французский парфюм, косметика для взрослых и даже для детей с оливковым маслом итальянским. Тюки с китайскими тканями, полотенцами. А далее – фирменные костюмы, куртки, плащи модные, пальто и чего-чего ещё только нет! За такое сокрытие, при нищих прилавках и вечных воплях в прессе о банкротстве страны, люди могут и шеи посворачивать!

Откуда взялась такая роскошь, выяснили скоро. Восемьдесят процентов импорта для всего города поступало сюда. Заведующая Е.Коновалова тайно выгружала и прятала товар по выходным, в тесном кругу доверенных людей. Нашли и список фамилий для отоваривания: сплошь всё «отцы города». Областные «папы» заворачивали тоже.

Для разбора этого дела стачком вызвал из Киева комиссию. Но та почему-то занялась разбором жалоб от населения. А дело с универмагом перепоручила ОБХСС области. И это притом, что «как бел день ясно»: заведующая действовала именно под прикрытием областных властей.

В этом расследовании факты пытались скрыть, но стачкомовцы кое-что разведали: все дефицитные продукты, вроде икры, крабов и пр., проводились именно через этот магазин. Обнаружена недостача в семьдесят тысяч рублей (тех, советских!), а дома у Коноваловой найдено ценностей на шестьдесят тысяч. Цена же спрятанного на складе товара – сотни и сотни тысяч рублей! Любопытнейшая деталь: дефицит бюджета угледобывающей на миллионы и миллионы Брянки – шестьсот тысяч рублей. Банк вовремя не перечисляет средства на зарплату из-за малых поступлений, жалких оборотов торговой сети. То есть, торговать нечем! А товар спрятан! И суммы проходят «теневыми каналами». Вон он, саботаж, мафиозный спрут, где все органы власти связаны криминалом и прикрывают друг друга в борьбе против своего же народа! Вот он, механизм отвращения от государства, разжигаемого выклянчиванием по всему миру постыдных подачек, «гуманитарной помощи» (ассортимент и качество товара тогда и сегодня не изменились – я говорю о стильном товаре. Он был, пусть и в меньшем количестве. Но не выставлялся на прилавок. Тогда эти вещи, продукты могли бы купить почти все. Но не жировать тогда «избранным». А сегодня полки завалены чем попало, всякой отравой и «теневой» халтурой. Но тот качественный редкий товар могут покупать уже очень немногие. Вот и всё «изобилие»).

Да, шахтёрам удалось вскрыть механизм торможения и извращения всех провозглашённых благих начинаний перестройки. Он состоит из многих узлов и хорошо координирован. Сопротивление местному, народному самоуправлению приобретает характер всеобщий и весьма эмоциональный. К административному аппарату примкнул зависящий от него так называемый «средний класс», местная «интеллигенция». Все выдвигаемые народом в исполком специалисты взамен снятых и разбежавшихся берут самоотвод. То же – с довыборами в горсовет, с подготовкой новых выборов. Ни один из интеллигентов не пришёл к шахтёрам с предложением помощи. Наоборот, постоянно распускают слухи, что рабочие грубы, глупы и завистливы. Они, якобы, устраивают провокации и подставляют честных порядочных управленцев из желания самим властвовать. Но шахтёрам-то властвовать некогда, им нужно работать, а во власть привести людей достойных и знающих. И самое ужасное в том, что таких почти не находится…

Так аппарат всеми силами и средствами запугивает, отторгает всё для себя чужеродное, опасное.

Но всё-таки сложней всего складываются отношения стачкома с органами правопорядка. Требование сменить их головку в городе вызывает ярость. Как в насмешку, сняли одного начальника ОБХСС, отдела бесправного, зависимого от исполкома. К тому же, этот начальник единственный, кто подавал в своё время докладные первому секретарю и прокурору о вопиющих нарушениях в торговле. Вот и сняли за это, как бы по требованию шахтёров! (чуть позже чины милиции прямо станут подстрекать уголовников к дракам и грабежу. Задержанных шахтёрами станут отпускать из отделений. Натравят блатных на членов стачкома. Поздним вечером на председателя Александра Назаренко на улице набросится человек с ножом, ранит его. Те же методы были использованы позже в массовом порядке и в ельцинской Москве во время расстрела Верховного Совета).

В этом принципиальном противостоянии с УВД области видны два подхода. Ведомство требует задокументированных фактов о личных нарушениях своих подчинённых. А рабочий комитет и всё население возмущены беспорядком в целом. УВД защищает свою неприкосновенность, а народ требует реформ структурных, позволяющих изменить положение дел, ввести муниципальную милицию. Отсюда видно, что стачком предваряет действия будущих полноправных Советов. Но без качественного изменения их состава скорые выборы могут превратиться в самоубийство страны (что, к прискорбию, и произошло).

Поэтому, сводить борьбу рабочих к выколачиванию материальных уступок – постыдно.

Итак, в результате забастовки неожиданно возродилась народная форма исторического творчества – местное самоуправление. Возродилась вопреки всему, из характера нашего, из той памяти родовой о вечевом устройстве, казачьих кругах, сельских сходах. Но возродилась в условиях социалистического уклада, когда формально уже существует эта самая выборная форма в виде Советов всех уровней. Отчего так случилось?

Для пояснения необходимо остановиться на отношениях стачкомов с этой выборной властью.

Одним из депутатов Верховного Совета СССР по Луганщине был председатель облисполкома Касьянов. Он прибыл на забастовку в составе комиссии начальников. Беседы с комиссией у народа на площади не получилось из-за нежелания администраторов вникать в суть проблем.

Другой депутат, забойщик шахты Стаханова Александр Царевский был избран от ВЛКСМ на пленуме ЦК и прошёл в депутаты потому, что меньше всех получил голосов «против» на этом номенклатурном мероприятии.

Царевский стал известен с начала восьмидесятых годов, когда рекорды принесли ему премию им. Ленинского Комсомола. Когда он прибыл из Москвы в Стаханов (Кадиевку) в разгар забастовки, шахтёры передали ему председательство в стачкоме.

Его вступление на пост ознаменовалось событием: он, используя АТС шахты, самовластно и за казённый счёт провёл телефонные линии своей матери и тёще. А затем объявил забастовку распущённой. Распускать пришлось его вместе со стачкомом. И выбирать заново.

Новый состав комитета решил исследовать историю рекордов Царевского. Объявили их, с фактами на руках, дутыми. Всем известно, как они ставились. Одного пускают вперед, а за ним доделывает бригада. Рубали уголёк вместе, а записывают одному. Главное – скорость проходки обеспечить. Вал другие подтягивают. Всё это делается с нарушением техники безопасности. А когда приз вручают, этот рекорд и эти нарушения превращают в норматив. И дальше с риском для жизни, с надрывом обязаны рубать уже все. Иначе в норму не уложишься, в заработке потеряешь.

Пока новый состав стачкома разбирался с рекордами Царевского, тот очутился в Брянке. И здесь на площади, пощеголяв на словах своей близостью к пиджаку Горбачёва, объявил: у соседей в Стаханове забастовка завершена. Можно расходиться по домам, ждать обещанных властями благ.

Любопытно, что в тот же самый день в Киеве, в республиканской «Рабочей газете» с утра вышла «утка»: «Обстановка нормализуется. Стахановчане покинули площадь… соб. кор. Шакалов».

За все эти «подвиги», за попытки и в Москве, в коридорах власти, разъединить, поссорить шахтёрские делегации всех бассейнов страны, депутату Царевскому на площади Брянки было выражено громогласное всеобщее презрение. С чем ему пришлось оставить Донбасс.

Ещё двадцать дней потом длилась забастовка. Рабочие сделали всё возможное для улучшения жизни своими силами. Четырнадцатого августа они спустились в шахты. Дальнейший простой грозил необратимым технологическим ущербом. Свою борьбу продолжили на общественных началах, то есть после смен и в выходные дни по скользящему графику.

В Брянке сопротивление рабочему контролю возросло мгновенно. То администрация шахт коллективы разной ложью против стачкомов настраивает, будто те выгоду тайную от торговли имеют. То прокурор не даёт санкции проверять полукриминальный кооперативчик. А то где-нибудь опять противоправную торговлю по талонам возобновляют.

И ещё, дикими стрелами хазарскими по степи слухи полетели: «Назаренку-то свои в драке подрезали. А стачком перегрызся и распался»…

Но всё ж у соседей в Кировске чиновники оказались находчивей. Горком провел мероприятие – «единый политдень» - и открыто обвинил забастовщиков в тунеядстве и развращении собственных детей!

Сюда же следует прибавить прослушивание стачкомовских телефонов, пропажу из сейфов рабочих бумаг, сбор сведений о членах комитетов сотрудниками МВД и КГБ. К моменту съезда делегаций шахтёров в Кремле нужные сведения на каждого уже имелись. А после самых деятельных рабочих через военкоматы отправили до самой зимы в зону ликвидации последствий Чернобыльской аварии.

Спустя месяц под тяжестью этих обстоятельств несколько стачкомовцев Брянки с документами в чемодане отправились в Москву – требовать приезда обещанной союзной комиссии для разбирательства последствий и устранения причин раздора. Но Прокуратура СССР, согласно инструкции, переправила дело в республиканскую. А та – в областную. Круг замкнулся.

И тогда хлопцы кинулись в Совет Министров. У Мавзолея рыжий капитан милиции на вопрос, как попасть в приёмную «до товарища Рябева», процедил небрежно: «Если вас туда кто-нибудь пустить». Но адрес всё же назвал.

Рыжий капитан оказался прав. Тщательно причёсанный седой дежурный, с явно «гэбэшным» прошлым, ответил сдержанно: «Нет. Нельзя. Не положено. Подайте на бланке». Ну, хотя бы письмо в окошке приняли, и то надежда. Письмо, правда, без ответа.

Так вот и гуляют по столице шахтёры – бунтари и правдолюбы «на общественных началах и за свой счёт». А сверху, с ремстройплощадок Москвы рассматривают эту нашу у «парадных подъездов» жизнь иностранные рабочие. «Гастарбайтеры» - новое знамение надвигающегося времени (совсем уже скоро всех нас, ради удобства дальнейшей эксплуатации, сделают друг для друга «иностранцами, инородцами, иноверцами…»).

1989 г .