ИЛЬЯ ФОНЯКОВ... Подходы к теме... (original) (raw)
ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ…»
24 декабря мы собирались на митинг. Позвонил писатель Александр Ласкин: «Вчера умер Илья Фоняков». А наша дочь пошла в храм и поставила свечку за упокой его души. Она с детства знала его и очень любила.
Не скрою, попытка написать прощальное слово – была. И не в одном варианте. Но не получилось. Время еще не пришло. Слишком масштабна личность поэта, надо многое переосмыслить, а так, все твои желания рассказать о твоей дружбе с ним, кажутся неискренними, фальшивыми… Он сам об этом написал в своем сонете:
«Обжегшись на любви не раз, не два,
Как Станиславский, говорю: «Не верю!»
В ответ на все красивые слова».
Да ведь и не один я любил его и дружил с ним. Скажут и другие.
Только одно теперь уяснимо: мы потеряли одного из самых светлых и чистых людей России –
Илью Олеговича Фонякова…
Фонякова я знал «тыщу» лет, с юношества. Еще в Уфе в шестидесятые, влюбленный в поэзию и кропавший беспомощные стихи, выписывал десятки литературных «толстушек», где сквозь засилье московских «стадионных» поэтов пробивались, может быть, негромкие, сдержанные, но такие лиричные ленинградские голоса Александра Кушнера, Глеба Горбовского, Ильи Фонякова… Знал я его и по работе в «Литературке», статьи запоминались…
Много лет спустя, услышал его голос. Наталья Милях, тогда ведущая литературной передачи на питерском радио, охотно его приглашала. Там же, в радиокомитете на Садовой, в «нулевые » годы, началось и наше очное еще «шапошное» знакомство. Меня частенько приглашали на «Радио России». Робко раскланивался с ним. Когда в 2006 году вышел первый номер журнала «Царское Село», позвонил Илье Олеговичу и он предложил встретиться. Встреча произошла в Союзе писателей Санкт-Петербурга, тогда находившемся еще на Невском, в доме, где размещался магазин «Социалистическая книга». Передал ему несколько номеров журнала. Наш «проект» Фонякову понравился. Понравилась ему и первая повесть Антонины Каримовой «Жила-была девочка», опубликованная в том номере. Через несколько дней он сам позвонил мне и посоветовал выдвинуть повесть на соискание премии имени Н. В. Гоголя в литературном конкурсе «Невский проспект».
С тех пор началась наша дружба. Это утверждение не мое. Так в письме по электронке написал сам Фоняков. С Эллой Ефремовной они стали часто приезжать к нам в Павловск. Не пропустили ни одной презентации журнала «Царское Село», а их вышло десять номеров. Более того, Илья Олегович начал активно сотрудничать в нем. Пропагандировал его. Было несколько публикаций в ЛГ, петербургской печати… Однажды устроил большой вечер в Российской национальной библиотеке, посвященный «скромному журналу «Царское Село», «Изящная словесность»… Народу набилось в зал битком, столько же стояло в коридоре…
Это было свойством его души: он любил «возиться» со всеми, кто нуждался в его советах и помощи. После него остались его ученики. До самого последнего момента, пока здоровье позволяло, он преподавал на высших курсах «Литератор». Эти курсы закончила и моя жена – Антонина Каримова, по праву считающая Фонякова своим наставником. Ведь это именно он обратил внимание на ее первую повесть и пригласил ее на курсы. В книгу, которая потом была издана в издательстве «Genio Loci» не вошло эссе об этих литературных курсах. Прежде всего, по настоянию самого Фонякова, потому что немало места в нем уделено ему. Скромность – еще одна неотъемлемая черта этого великого человека:
«Нашу поэтическую мастерскую ведет Илья Олегович Фоняков, монолитной фигурой похожий на одного из атлантов, «держащих небо». Мы все трепещем перед личностью такой величины. «Поэтом в кубе» назвал его замечательный питерский писатель Алексей Ахматов. Для меня Илья Олегович служит таким же нравственным ориентиром, как и Даниил Гранин, как Дмитрий Сергеевич Лихачев и Андрей Дмитриевич Сахаров. Слава Богу, что они есть, светят во тьме.
Помимо поэтического у Ильи Олеговича талант вдумчивого слушателя. Для него любая рукопись, даже присланная колхозницей из глубинки, представляет интерес. Убедитесь в этом, прочтя его книгу «Островитяне».
Порой Илья Олегович глядит на нас, как на неопознанные объекты. У каждого «объекта» собственные тараканы, но он к любому мнению чутко прислушивается, будто и сам чему-то учится. И ни на йоту менторства, хотя является «колумбом» новых имен — переводит с различных языков стихи никому не известных доселе авторов из различных уголков земли. Вот уж действительно — «гражданин мира».
И в то же время, при всем человеколюбии, у Ильи Олеговича высочайшие требования к творчеству, забота, чтобы не превратилось оно в ремесло. О совсем слабом авторе обмолвится:
- Пусть уж стихи сочиняет, чем водку пьет…
Спасибо учителям: отучают нас от парадного, пафосного пустословия, заставляют вслушаться в себя, помогают определиться, о чем торопимся поведать миру. От общения с ними и появляется тот самый «праздник, который всегда с тобой».
Почти с самого начала издания журнала «Царское Село», в нем появился раздел художественного перевода «Поэтический глобус Ильи Фонякова». Эта была «фирменная», именная рубрика поэта, она даже перекочевала в журнал «Петербург».
Но теперь это будет раздел имени Ильи Фонякова. Кстати, последнее, что передал нам Илья Олегович, были переводы английского поэта Герберта Ломаса.
Будут в этом номере и переводы Эллы Ефремовны Фоняковой, его неразлучной «половинки», они прошагали по жизни вместе, рука об руку. Это еще одно величайшее свойство покинувшего нас поэта – верности и любви. «Говорите о любви любимым, говорите чаще каждый день…»
«То, что мы сейчас говорим об Илье Олеговиче, - сказал во время прощания с ним в Пискаревском крематории один из ораторов, - мы должны были сказать ему при жизни, но мы не сказали…»
Да, мы многого не сказали ему, но как бы он воспринял все эти верные слова? Пожалуй, иронично, хотя и по-доброму. Почитайте его последние стихи. Самоиронии там предостаточно. Как-то они были на моем юбилее. И мы выпили с ним на брудершафт. И сказали друг другу «ты». Но дальше этого дело не пошло. До панибратства мы не опустились. И снова перешли на «вы». И слава Богу! С таким «высоким» человеком всегда надо быть на «вы».
В последний раз Фоняковы приезжали в Павловск летом минувшего года, на своем стареньком автомобиле. Приехали на презентацию Тониной книги. Писатель Александр Ласкин, тоже присутствовавший тогда, искренне удивлялся: «В сорокоградусную жару, будучи уже очень больным, приехал с женой на презентацию к Тоне! Невероятно!»
А для меня в этом не было ничего удивительного. Фоняков не был бы Фоняковым, если бы не поступил так. Ведь это была его «ученица», он и предисловие великолепное написал к книге.
Помню, после безвременного ухода поэта Василия Русакова, Илья Олегович, будучи болен, пришел на вечер памяти поэта в Дом писателей. Не мог не прийти…
Мы с женой тоже старались попасть на литературные встречи с ним. Он нас всегда приглашал. В Пэн-клуб, в «Книги и Кофе», в Дом Зингера или в книжный клуб на Австрийской площади. Последний раз встретились в Доме писателей на Звенигородской, на заседании секции поэзии. В последний раз слушали его живой голос, видели разноцветные листы с его стихами. Эта была его придумка: напечатает на таких листочках свои стихи в типографии по соседству со своим домом «за копейки», тиражом сорок-пятьдесят экземпляров, а на литературных «тусовках» делает из них «самолетики» да и пускает по залу. Несколько таких самолетиков у нас сохранились, на память.
Пожимая на прощание ему руку, слегка приобнял его. Я не мог знать, что вижу Илью Олеговича в последний раз.
Вечером, когда мы вернулись после прощания с Ильей Олеговичем, дочь отозвала меня в сторону: «Ты, наверное, скажешь, что я сумасшедшая… Но когда я ходила в церковь Магдалины и спросила мысленно у Бога: «Как там Илья Олегович?», Бог «сказал»: «Хорошо! Сразу побежал с Кантом знакомиться и другими великими людьми. Ему тут хорошо!»
Всего какую-то неделю не дожил поэт до Нового года. Один из последних могикан советско-российской поэзии…
Завтра - сорок дней, как нет с нами Фонякова… Нам будет очень не хватать его…
Гумер Каримов.