А.И. Герцен. Письма из Франции и Италии. (original) (raw)

ПИСЬМА ИЗ ФРАНЦИИ И ИТАЛИИ 1

(...) Буржуазия не имеет великого прошедшего и никакой будущности. Она была минутно хороша как отрицание, как переход, как противуположность, как отстаивание себя. Ее сил стало на борьбу и на победу; но сладить с победою она не могла: не так воспитана. Дворянство имело свою общественную религию; правилами политической экономии нельзя заменить догматы патриотизма, предания мужества, святыню чести; есть, правда, религия, противуположная феодализму 2, но буржуа поставлен между этими двумя религиями (...)

(...)Социализм предполагает республику как необходимо уже пройденный путь; политическая республика, представительная, составляет именно переход от монархии к социализму. Республика (...) не может быть совершенно свободна до тех пор, пока она принимает неизменными основы существующего исторического, общественного устройства. А в ту минуту, в которую она их переступит, она становится социальной — название условное и присвоенное именно для означения этого перехода.

Обыкновенно думают, что социализм имеет исключительною целью разрешение вопроса о капитале, ренте и заработной плате, т. е. об уничтожении людоедства в его образованных формах. Это не совсем так. Экономические вопросы чрезвычайно важны, но они составляют одну сторону целого воззрения, стремящегося, наравне с уничтожением злоупотреблений собственности, уничтожить на тех же основаниях и все монархическое, религиозное — в суде, в правительстве, во всем общественном устройстве и, всего более, в семье, в частной жизни, около очага, в поведении, в нравственности. (...)

В XVIII столетии республика была пламенным верованием, религией, ее имя тогда была целая революция 3. В 92 году республика являлась на горизонте светлою и торжественной вестью освобождения, как некогда царство небесное. Разумеется, ни царство небесное, ни мечтаемая республика не могли осуществиться так, как их ожидали современники,— в самом водворении церкви и ниспровержении трона лежало освобождение людей от доли прошедших уз; но скоро люди наткнулись на предел.

Бабеф, прежде нежели сложил голову на плаху, сказал Франции, что ее революция только начало, l'avantcoureur * другого переворота и что этот грядущий переворот дотронется не до форм, а до сущности, до нервной пульпы гражданских обществ. Его не поняли, да и тогда не время было понимать его.(...) С наполеоновской эпохи прошли века — безумие Бабефа, безумие Сен-Симона и Фурье выросли с своей стороны в религию. (...)

(...) Обвинение, что социализм не выработал своего воззрения, не развил своих учений, а принялся их осуществлять, школьно и пусто; общественные перевороты никогда не бывают готовы перед борьбою; готово бывает отрицание старого; борьба — действительное рождение на свет общественных идей, она их делает живыми из абстракции, учреждениями из теоретических мыслей; готовы и выработаны являются утопии — Платонова республика, Атлантида Томуса Моруса 4 царство небесное, весь 5 божия христиан. (...) Пока социализм был теоретическою мыслию, он делал окончательные построения (фаланстер), выдумывал формы и костюмы; как скоро он стал осуществляться, сенсимонизм и фурьеризм исчезли и явился социализм коммунизма, т. е. борьбы на смерть, социализм Прудона, который сам недавно сказал, что у него не система, а критика и негация.(...)

(...) Революция 6 не остановилась. Вместо неосторожных попыток и заговоров работник думает крепкую думу и ищет связи не с цеховыми революционерами, не с редакторами журналов,— а с крестьянами. (...)

В груди крестьянина собирается тяжелая буря. Он ничего не знает ни о тексте конституции, ни о разделении властей, но он мрачно посматривает на богатого собственника, на нотариуса, на ростовщика; но он видит, что, сколько ни работай, барыш идет в другие руки,— и слушает работника. Когда он его дослушает и хорошенько поймет, с своей упорной твердостью хлебопашца, с своей основательной прочностью во всяком деле, тогда он сочтет свои силы — а потом сметет с лица земли старое общественное устройство. И это будет настоящая революция народных масс.

Всего вероятнее, что действительная борьба богатого меньшинства и бедного большинства будет иметь характер резко коммунистический.

Слово это пугает старых революционеров, так, как слово «якобинец» пугало вольнодумов-дворян и слово «иезуит» полукатоликов. Они проповедовали всю жизнь равенство и братство, теперь они хотят отпрянуть, когда народ берет их за слово,— и все еще воображают, что они идут с ним заодно и представляют во всей чистоте его стремления. (...)

(...) Пролетарий будет мерить в ту же меру, в которую ему мерили. Коммунизм пронесется бурно, страшно, кроваво, несправедливо, быстро. Середь грома и молний, при зареве горящих дворцов, на развалинах фабрик и присутственных мест — явятся новые заповеди, крупно набросанные черты нового символа веры.

Они сочетуются на тысячу ладов с историческим бытом; но как бы ни сочетались они, основной тон будет принадлежать социализму; современный государственный быт с своей цивилизацией погибнут — будут, как учтиво выражается Прудон, ликвидированы.

Вам жаль цивилизации?

Жаль ее и мне.

Но ее не жаль массам, которым она ничего не дала, кроме слез, нужды, невежества и унижения.(...)

(...) Французский социализм явился вслед за 93 годом как упрек республике политико-демократической С.-Жюста и Робеспьера, как пророчество будущего переворота — его казнили консерваторы в лице Гракха Бабефа. Но он вскоре, во время Империи, возродился не в революционной, а индустриально-религиозной форме, потомок герцогов Сен-Симонов сделался проповедником нового социализма. (...) Ученье С.-Симона и Фурье распространялось — и что, может, важнее их школ,— это то, что вопросы, поднятые ими, что их сомнения в прочности существующего, что их критика перешла в умы, враждебные им, заняла всех.— Восстание в Лионе 1832 7 — носит в себе совершенно новый характер, кровь льется не из религиозного разномыслия, не из политического устройства — из вопроса работы и возмездия.— С тех пор вопрос этот ни на минуту не сходил с арены, вольно было отворачиваться от него, не знать его (ignorieren **, как говорят немцы); он был тут, как угроза, как угрызение совести. Работники, вообще пролетарии, несравненно более сочувствовали социальным и коммунистическим теориям, нежели либерализму «Насионаля» 8. Журналы социалистов имели мало влияния, буржуазная и буржуазно-либеральная журналистика не удостоивала внимания и разбора даже такие сочинения, как Прудоново «Contradictions de l'economie politique» 9 — самое серьезное и глубокое сочинение последнего десятилетия во Франции. Ни одно отдельное учение не обнимало всего вопроса социального, ни одно само по себе не было сильно, от уступчивых теорий Консидерана до злейшего коммунизма, от логики Прудона до мечтаний Кабе,— но, взятые вместе и дополненные теми стремлениями, которые еще не успели выразиться учением, системой, они представляли великий элемент в развитии народном, тем более важный, что вся сознательная и рассуждающая [часть] работников были социалистами.

Из пепла, брошенного умирающим Бабефом,— родился французский работник. Будущность Франции — его, наследник Бурбонов и мещан — не Генрих V 10, не Ламартин 11, а блузник, столяр, плотник, каменоделец. Потому что это единственное сословие во Франции, которое доработалось до некоторой ширины политических идей, которое вышло вон из существующего замкнутого круга понятий. Потому что его товарищ по несчастию, бедный земледелец, представляет в противуположность деятельному протесту работников — страдательное, тупое хранение statu quo. Парижский работник принял в наружности что-то серьезное, austere ***. Это люди, до которых коснулось веяние будущего, это люди, почувствовавшие призвание — и оставившие для него все, это назареи в Риме 12, социализм у них перешел в религию, работа сделалась священнодействием. Что за мощный народ, который, несмотря на то, что просвещение не для него, что воспитанье не для него, несмотря на то, что сгнетен работой и думой о куске хлеба,— силою выстраданной мысли до того обошел буржуази, что она не в состоянии его понимать — что она с страхом и ненавистью предчувствует неясное, но грозное пророчество своей гибели — в этом юном бойце с заскорузлыми от работы руками. (...)

Примечания

* предвестница (франц.).— Ред.

** игнорировать (нем.).— Ред.

*** суровое (франц.).— Ред.

1. Создавались Герценом в течение четырех с лишним лет, в 1847— 1852 гг. Первые из «Писем...» в первоначальной редакции были опубликованы в 1847 г. в журнале «Современник» под названием «Письма из Avenue Marigny». В 1850 г. вышло немецкое издание «Писем из Италии и Франции», видоизмененное и значительно сокращенное по сравнению с первоначальным текстом («Письма из Avenue Marigny» в него не вошли). В 1855 и 1858 гг. Герцен под псевдонимом Искандер выпустил в Лондоне два отдельных издания «Писем...» на русском языке.

2. Имеются в виду социалистические учения.

3. Французская буржуазная революция 1789—1794 гг.

4. Герцен имеет в виду «Утопию» Т. Мора, однако ошибочно называет ее «Атлантидой». «Новая Атлантика» — название произведения Фрэнсиса Бэкона.

5. Весь — устаревшее русское слово, означающее: деревня, село; здесь в смысле «царство».

6. Революция 1848—1849 гг.

7. Восстания рабочих в Лионе произошли в 1831 и 1834 гг.

8. Французская газета, выходила в Париже в 1830—1851 гг., после Февральской революции 1848 г. стала реакционной.

9. Герцен имеет в виду сочинение французского мелкобуржуазного социалиста П. Ж. Прудона «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» (1846).

10. Под именем Генриха V на французский престол претендовал внук короля Карла X, граф Шамбор (герцог Бордосский) (1820—1883).

11. Французский поэт и буржуазный политический деятель А. Ламартин (1790—1869) —один из руководителей Временного правительства, возникшего на волне Февральской революции 1848 г.

12. В Древнем Риме назареями называли христиан.

Утопический социализм: Хрестоматия / Общ. Ред. А.И. Володина. – М.: Политиздат, 1982, с. 391-394.