Для московской «Русалочки» я специально сочинил несколько номеров (original) (raw)

Московскую премьеру мюзикла «Русалочка» посетил его автор, композитор Алан Менкен. С гостем, удостоившимся за свои музыкальные достижения восьми статуэток «Оскара», встретилась корреспондент «Известий».

— Однажды вы сказали, что история, лежащая в основе нового проекта, обязательно должна вдохновлять. Что привлекло вас в сюжете о Русалочке?

— Этот сюжет выбрал потрясающий Говард Эшман. Мы вместе работали также над «Красавицей и чудовищем», «Алладином» и другими проектами. Первостепенной задачей для нас было создать особый музыкальный словарь, уточнить каждый музыкальный эпизод сюжета. Когда мы ответили на все поставленные вопросы, на нас снизошло вдохновение, то есть возможность передать чувства и эмоции персонажа публике.

— На превращение мультфильма «Русалочка» в мюзикл ушло пять лет. Что заняло больше всего времени?

— Когда работаешь над мюзиклом, время становится относительным понятием. Все упирается в процесс построения истории. Очень важно взаимодействие композитора, либреттиста, директора, хореографа, дизайнеров, актеров. А на конечный результат сильно влияет публика. То, что мы показываем в Москве, очень отличается от шоу, которое идет на Бродвее. Но связь с мультфильмом важна в обоих вариантах.

— Костюмы и сценографию для бродвейского мюзикла делали русские художники Татьяна Ногинова и Георгий Цыпин. Вам нравится?

— Георгий Цыпин — абсолютно потрясающий. Он оформлял на Бродвее также мюзикл «Человек-паук». Но в московской «Русалочке» сценография иная, чем на Бродвее. Для русской версии я создал также несколько новых музыкальных номеров. Например, в сцене Урсулы звучит песня, которой нет в бродвейской постановке.

— У вас есть любимый персонаж в «Русалочке»?

— Мне очень близок краб Себастьян. На самом деле, в каждом герое есть частица меня. Я их отец.

— Хэппи-энд в мультфильме и мюзикле не искажает идею сказки Андерсена?

— Речь идет все-таки о «Диснее», мы наших героев не убиваем. Вообще, при адаптации любой истории к сцене приходится позволять себе вольности. Если бы мы строго придерживались оригиналов, смотреть мюзиклы было бы очень тяжело.

— Живых русалок вам доводилось встречать?

— Конечно, нет (смеется). И я никогда не летал на ковре-самолете, который есть в «Алладине», а мой ужин не поет песен, как в «Красавице и чудовище». Хотя вчера я поужинал в одном московском ресторане, и там было прекрасно (смеется).

— Мюзикл — не самый подходящий жанр для воплощения глубоких философских идей. Вы согласны?

— Нет. Самые серьезные философские идеи можно рассказать простым языком. Я пишу свои мюзиклы прежде всего для детского сердца. Ребенок, скрытый во мне, всегда ищет эмоцию, которая поможет сделать мораль понятной и легко усваиваемой.

— Вы аккомпанировали в балетных классах. Не возникало желания попробовать себя в серьезном балетном жанре?

— У меня есть рок-балет. Но я его создал очень давно для танцовщицы Дженис, которая стала потом моей женой.

— А симфонии писать пробовали?

— Моя музыка к фильмам довольно симфонична. Но о написании большой симфонической музыки я даже не думал. Может быть, когда-нибудь этим займусь.

— Насколько на характер вашей музыки влияют жизненные обстоятельства?

—Почти не влияют. Моя задача — рассказать историю и создать характеры персонажей. Я должен уметь делать это в любых условиях: не важно, болен я, счастлив или расстроен. Это моя работа.