Амуры и пастушка (original) (raw)

В кладовой обнаружили старую крупу. Чем выбрасывать, решили скормить голубям. На чердаке дома через дорогу как раз живёт стая. Их давно уже подкармливают, лет десять. Под тополем стоят поилки из пластиковых баклажек, в таких продают питьевую воду. Крупы было килограмма два. Много. У поилок прохаживалось всего пять-шесть голубей. Как же эти пятеро с двумя килограммами крупы справятся. Бросили им пригоршню. Они клевать начали. И тут хлопанье крыльев, тень на земле. Стая ринулась с чердака. Эти пятеро, видимо, были дежурными. Голуби толкались у крупы. Одно дело пятеро, и совсем другое двадцать или тридцать птиц. Больше. Самые проворные встали в кружок и не пропускали остальных к крупе. Мы стали разбрасывать крупу, чтобы хватило всем. Образовалось несколько кружков. Все голуби были при деле. У голубей в первом кружке закончился рис. Они развернулись, а в другой кружок, где клюют, им уже не протолкнуться, и в третий. Теперь они суетились вокруг клюющих.
Давным-давно я шла к моей однокласснице. У её подъезда сидел голубь. Видимо, больной, раз дался в руки. Зачем-то я его взяла его и поднялась с ним к однокласснице. Она открыла дверь. Я знала, что есть люди, которые не любят животных, но чтобы так, до крика, до истерики. Она размахивала руками, ну точно «Птицы» Хичкока.
Крупа закончилась. Два килограмма для стаи совсем немного. На следующий день, когда я проходила мимо, голуби узнали меня, наверное, шляпа показалась им приметной. Вся стая вниз, ко мне. Стало понятным казавшееся раньше нелепым увлечение голубятнями, вот этими пряничными домиками, которые для них строят. Конечно, голуби пачкают, и пух от них летит. Этого, что ли боялась моя одноклассница. Да пусть пачкают. Если выбирать между Хичкоком и Коламбусом, то я склоняюсь к варианту со старухой, которую обсели голуби.
На снимке просто кормушка. Птицам она почему-то не нравится. Не доверяют.

Металась вечером — что посмотреть. Хотелось ностальгии и такого забытого старого, чтобы оно показалось новым. Под этим девизом и выстроился алгоритм поиска, приведший к "Золоту Маккенны". Ох, как же приятно валить идолов. Это я о том, что заинтересовалась, отчего на голове у вождя рога и перья одновременно. Я ничего не знаю об обычаях индейцев, не считать же учебником романы Купера, прочитанные примерно тогда же, когда впервые увидела фильм. И не собираюсь интересоваться индейскими традициями. Просто подумала, что означают рога и перья в сумме? Рогатый орёл? Бык с перьями? И уже совершенно с одобрительной интонацией подумала об отличном зрении парящих в кадре стервятников, вот кто делом занят. Дальше о карте. Вернее, о хранителях тайн. Да зачем её хранить и передавать? Вот непонятно это стремление умирающих в романах и фильмах, владеющих информацией, что где-то прикопано бабло, поделиться ею. Не досмотрела я "Золото Маккенны". И совершенно не жаль поверженного идола. Да, не будь Маккенны, не появился бы Индиана, отчего-то выстрелила ассоциация. Финалы фильмов слились в одно сплошное удиралово с набитыми самородками карманами от валящихся стен.

Из очереди за разливным молоком. Здесь все знают друг друга, каждый день встречаются, полчаса переговорят, потом, получив свои бидоны с молоком, расходятся, но не об этом. Напротив молочного прилавка арендуется площадь под киоск. На витрине батарейки, канцелярские товары, журналы, детские игрушки, мыло – всего понемногу. Из окошка видны руки. Они в рукавах свитера из ангорской шерсти спокойной расцветки. Пожилые довольно руки, припухшие, с истончённой кожей. Ухоженные, с маникюром. На руках шесть золотых колец. На правой широкое обручальное, на среднем пальце тоненький золотой перстень, когда-то были такие в моде, и что-то с блестящим крохотным камешком, то ли бриллиантовая, то ли фианитовая искорка. На другой руке колечко с жемчужинкой, тоненькое, изящное, с тех времён ещё, когда руки молодыми были, и два обручальных на одном пальце. Руки листают какой-то длинный, с десяток страниц, список. Очередь отстояла свои полчаса. Руки по-прежнему листают список. Покупателей – никого. Подошёл мужичок в куртке цвета камуфляжа, с брезентовым рюкзачком за плечами. Руки занервничали, застучали ногтями о прилавок. Мужичок стал разговаривать с батарейками на витрине, потом обозвал кого-то амёбами, интеллектуально так ругался, я заслушалась. В очереди сказали, что он каждый день приходит и с батарейками ругается. Руки испугались, спрятались, как собаки в будку. Он вышел. Руки затаились, сидят тихо. Он вернулся, дал им монетку и опять ушёл. Рука осторожно высунулась, взяла монетку. Унесла другой показывать.

Мы были маленькие. Ну, как маленькие, второй или третий класс. Компьютеры – ещё огромные вычислительные машины, занимающие залы, что-то непонятное и плохо применимое. А мы газеты затеяли выпускать, размером с тетрадный лист. Очень удобно. Всё, как у взрослых, передовица и колонка досуга. «Новости леса» — так она, кажется, называлась. Каждый выпускал свою газету. Разрисовывал её. Потом обменивались газетами. Ты прочитаешь мою, а я твою, другим способом уговорить кого-то читать твою газету было невозможно. Теперь есть ЖЖ, другие ресурсы. Мы занимаемся тем же, чем и в третьем классе. Пишем «Новости леса». И также пытаемся друг друга заставить их читать. Жаль вычислительных машин. Из мира ушла грандиозность. На смену ей пришла обыденность.

Сегодня ушла на радугу кошка Дафна. Она была с нами 21 год. Теперь я знаю, как уходят на радугу настоящие кошки. Они плачут, как люди, настоящими слезами, прощаясь с хозяевами, потом играют с ними в последний раз слабеющими лапами. Я расскажу об этой отважной и умнейшей кошке, но не сейчас. Сейчас не могу. Реву. Доброй охоты Дафна!

Мне нужен был борный спирт, и его, судя по вывеске, можно было купить за стеклянной дверью двухэтажного здания. Первый этаж был арендован под прачечную, аптеку и налево от входа ещё куда-то вела железная дверь. В прачечной девушка размеренно махала утюгом по белью. В аптеке другая девушка, наверное, тоже из прачечной, разменивала деньги у провизора. Наверное, то одна частенько заходила в аптеку, то другая в прачечную поболтать, кофе выпить, ещё что-нибудь. У провизора под глазами обозначились морщины, как-то особенно заметные под ярко-синими глазами. На крепких, бело-розовых щеках ямочки. У наружной стены дома тоже был обвал штукатурки. Вся стена ровная, жёлтенькая, и тут вдруг прореха некстати. У аптеки было два выхода. Я вышла через другой. Уже открывая дверь, поняла, что на улице могу не сориентироваться, в какую сторону идти, — не бывала здесь ни разу. На досках, сложенных штабелем, сидела и курила девушка в толстом свитере, видимо, работала в одной из этих контор. Парни указывали то на доски и оглядывались по сторонам, будто ждали кого-то. Проулочек этот, соединяющий две улицы, мог находиться в любом большом городе, где между трассами, гулом, выхлопом есть тихое место, запруда, в которой движения нет. На тротуаре, повернувшись лицом к забору, стоял писающий мальчик лет двадцати. Пошла обходить. Нужно было лезть через высокий сугроб. Пришлось бы выйти на проезжую часть. Я и подумала, а чего это я смущаюсь, пусть смущается писающий мальчик. Когда я вернулась на пешеходную дорожку, его там уже не было. Солнце пригревало. Сосульки плакали каплями, или наоборот, радовались. Борный спирт, снег, сосульки, кругооборот, одним словом.

Посмотрела «Войну и мир» BBC 2016 г. Андрей Болконский внешне очень привлекателен, как герой мультфильмов, как-то «Красавица и чудовище», «Русалочка» и т.д. Наташа похожа на голливудскую Золушку. Пьер — на диккенсовского персонажа. Долохов типичный разбойник. В общем, сняли фильм, понятный им. Я рада, что они это сделали. Есть повод пересмотреть «Войну и мир» Бондарчука, а то и роман ещё раз прочесть.

Трудно понять, почему по поводу выставки такие вопли. Хорошая выставка. По мне, так хочешь - иди, не хочешь - не ходи. А люди в очереди очень приветливые, хлопотливые, беспокоились друг о друге, заботились, насколько это возможно. И тем, кто вопел по поводу двух часов в очереди. Она не единственная. Забыли посчитать очередь в кассу, в гардероб, в туалет.

Они пришли вчетвером слушать джаз. Возможно, это было свидание два на два. Обе девушки привлекательны. Парни тоже достаточно интересны. Только вот один из них внимания обращал гораздо больше на девушку друга, чем на свою визави. Возможно, был едва знаком с девушкой, сидевшей по левую руку от него и, просто уверенней себя чувствовал, обращаясь к другу, а приятельница последнего сидела между ними, вот и создавалось обманчивое впечатление, что первого парня больше тянет к ней, нежели к её подруге. В любом случае одна из девушек постоянно участвовала в разговоре, в то время как другая скучала. Иногда о ней вспоминали, но ненадолго, и опять возвращались к беседе на троих. Свидание два на два удалось? Для той, что сидела между парнями, — да, и чувствовала она себя преотлично. Вторая не подавала вида, терпеливо ждала, когда кто-нибудь отдаст ей пас, ловила каждое слово и старалась сделать этот треугольник квадратом — не получалось. Успех в этом маленьком обществе зависел от расположения кресла? Вот поменять девушек местами… разговор пролетал бы мимо неудачницы, сидевшей теперь уже в центре, и она воплощала бы классическое одиночество в обществе. А хватило бы харизмы или ума занять кавалера, сидевшего по правую руку от неё, то глядишь, и формула два на два сработала бы. А так вышел треугольник, что очень нравилось девушке, пользовавшейся успехом, а её подруге не было места в этой геометрии.

Люди постарше поймут. Когда они в школе думали, что самое интересное время миновало, что «были люди в наше время» уже давно закончилось, а 90-е не восприняли как таковое, потому что некогда было осмыслять — нужно было просто выживать, сейчас вполне, в силу опыта и некой привычки, могут оглядеться по сторонам и жить в кайф, догадываясь, что самое интересное — впереди, но лучше бы, как в школе, когда оно уже закончилось. Их вряд ли согреет мысль, что кто-то, оглядываясь на них будет декламировать знаменитые строки.