Анатолий КОРОЛЕВ. Птенцы без гнезда. Повесть (original) (raw)

«Сегодня на улицы выброшено 4-5 миллионов детишек. Значит, уже через пять лет мы получим такое же количество преступников»…

Анатолий Приставкин, писатель

«Аргументы и факты» №20, 2005г.

…О, мама, если бы найти тебя,

Не так горька была б моя судьба!..

Из песни

Мир не без добрых людей

Народная мудрость

К городу подкрадывались сумерки, а Петька со вчерашнего дня ничего не ел. И голод взял верх. Петька больше не раздумывал. Он догнал идущую впереди женщину и рванул из ее руки сумочку. Однако попытка не увенчалась успехом. Женщина оказалась молодой и не из робкого десятка. Вскрикнув от неожиданности, она одной рукой удержала сумочку, а второй ловко ухватила Петьку за воротник джинсовой рубахи. Петька понял, что сейчас каждая секунда дорога: промедли и окажешься в милиции. Не раздумывая, он полоснул женщине по руке опасной бритвой. Потерпевшая вскрикнула от резкой боли и, выронив сумочку, зажала рану второй рукой. На пыльный асфальт брызнула кровь.

Объятый страхом от своего поступка и вида крови, Петька подхватил упавшую сумочку и кинулся бежать. Сзади раздался отчаянный женский крик, призывающий о помощи:

- Помогите! Милиция! Помогите!

Петьку этот крик только подстегивал. Он уже имел небольшой опыт, как сбивать преследователей со следа. И хотя на этот раз за ним никто не гнался, он на всякий случай нырнул в дырку забора, пробежал по огороду, перелез через следующий забор и уже медленнее побежал по темному проулку между старыми двухэтажными деревянными бараками, построенными еще при царе горохе. Но перед поворотом из проулка перед ним, словно из воздуха, возникли два пацана, по виду немного старше его. Один из них выхватил у Петьки сумочку, а второй ловкой подножкой свалил на землю и забрал из его руки окровавленную бритву. В следующий момент две пары рук связали ему руки за спиной скотчем и поставили на ноги. Перед Петькой стояли, шумно дыша и ухмыляясь, два пацана и к ним, с чувством превосходства на лице, подходил третий, повыше и поплотнее.

- Не плохо бегаешь, шкед, - вымолвил тот, что был с Петькиной бритвой в руке, и сплюнул под ноги. – Еле догнали.

- Кто такой? – подступил второй и приставил к шее Петьки финку. – Только фуфло не гони. Глотку перережу.

- Почему на чужой территории промышляешь? – властным тоном спросил третий, поигрывая складным ножом с откидывающимся лезвием. – Отвечай, а то по клюву схлопочешь.

- Вы шо ко мне вяжетесь, как родные? – не очень испугавшись, ответил Петька. – Какой интерес вы ко мне имеете?

- Я тебя спросил – почему на чужой территории промышляешь, - угрожающе повторил третий.

- Хавать хочется, вот и промышляю. Где хочу. Шо, вы купили эту улицу?

- Хавать ему хочется, - трое мелко рассмеялись. – А кому не хочется?

Третий, он, похоже, был в этой компании за старшего, приказал тому, что был с финкой:

- Бурса, ведем к Сивому. Он разберется.

- Как скажешь, Мотя.

Через некоторое время Петьку завели в грязную, с неубранным мусором квартиру деревянного покосившегося барака с забитыми окнами, предназначенного под снос. Помещение больше походило на сарай, чем на пригодное для жизни человека жилье, освещалось тремя свечами, поставленными в ящик, наполненный песком. Посредине пригорюнился длинный, обшарпанный стол с чехардой из разной еды, бутылок и посуды. По обе стороны стола сидело около десятка пацанов неопрятного вида в возрасте, примерно, от десяти до пятнадцати лет: кто на стульях с изодранной обивкой, кто на ящиках из – под овощей. В дальнем торце стола над всеми возвышался долговязый чернявый длинноволосый парень лет семнадцати с пронзительным взглядом черных глаз. Он был без рубахи, в майке и джинсах. На левом плече его вызывающе красовалась татуировка – бутылка со скрещенными на ней пистолетом и финским ножом: она означала, что владелец ее любитель разгульной жизни. Парень важно восседал на облезшем старинном высоком кресле.

Когда Петька в сопровождении трех конвоиров переступил порог этой заброшенной квартиры, то ее обитатели с любопытством воззрились на него. Раздались голоса:

- О, пополнение!

- Чо за фраер?

- Гля – малявка нарисовалась!

Но сидящий в кресле оборвал.

- Ша! Кончили базар! Мотя, докладывай. Чо за фигура? Где откопал?

- Мы, Сивый, случайно…

- Ша! – сердито бросил Сивый. – Сколько раз толковать, бля? Меня нужно называть - командир. Погоняло я оставил на зоне, бля. И ты, Мотя, хотя и есть моя правая рука, адъютант, но тоже должен обращаться ко мне – командир. Всех последний раз предупреждаю, бля. Еще от кого услышу – Сивый, тот получит по соплям.

- Извини, командир, - Мотя проглотил обиду: этот пятнадцатилетний подросток был с задатками лидера и не любил, чтобы ему читали нотации, однако возражать самому Сивому он никогда бы не решился. Он его уважал и был ему предан.

- Лады, на этот раз прощаю, бля, - смягчился Сивый.- Продолжай доклад.

- Ну, так вот, командир, я, Бурса и Хвыля сечем на улице Коминтерна за выходящими с завода, поджидаем одинокого пешехода со второй смены, чтобы взять его на гоп-стоп. Сегодня у заводчан второй смены зарплата. Но, как нарочно, с завода разъезжались на машинах или расходились по нескольку человек. И вот объявилась одинокая телка. Мы начали ее пасти. Хотели познакомиться с содержимым ее сумочки тогда, когда она пошла бы по темной улице мимо бараков. Но неожиданно наши планы нарушил вот этот хмырь. – Мотя залепил Петьке несильного подзатыльника. - Откуда он взялся – не знаю. Подскочил к этой телке и попытался выхватить сумочку. Но не сумел. Потом чикнул ей по руке бритвой, схватил упавшую сумочку и сделал ноги. Мы, конечно, были против того, чтобы он ушел безнаказанно, догнали и повязали. Бить не стали. Тебе решать, командир. – Мотя прошел к столу и положил перед Сивым сумочку и окровавленную бритву.

- Рязвяжите, - распорядился Сивый.

Бурса и Хвыля развязали Петьку и остались стоять за его спиной.

- Кто такой? – начал допрос Сивый.

- Петька. Петька Буряк.

- Новосибирец?

- Год как в Новосибирске. Десять лет в Одессе прожил. Там и родился. Батю в Сибирь потянуло. Почему – не знаю.

- Воруешь?

- Да.

- Давно?

- Вторую неделю.

- Почему воруешь?

- Хавать охота.

- А что предки не кормят?

- У меня их нет

- Куда делись?

- Отца посадили, а мачеха запилась и ее в дурдом закрыли.

- Где родная мать?

- Умерла при моих родах. Отец рассказывал.

- Батя по какой статье пошел на зону?

- Не знаю. Он какого-то мужика в пивной бутылкой замочил.

- По - пьяни, что ли?

- Ага. Здорово пил.

- Сколько ему отмерили строгие судьи?

- Пятнадцать.

- Нормально, в натуре. У нас у всех схожие истории, бля. Тут одни отверженные. Никому не нужные. Но жить надо, пацан. А одному не выжить, сдохнешь, как последний бомж. Надо вместе держаться. Тебе понятно?

- Понятно.

- А зачем бабу бритвой?

- Не смог сумку вырвать.

- Не сумел – так точнее, - поправил Сивый. – Этому надо учиться. Ладно, научим. А перо пускать в ход нужно только в крайнем случае. Когда угроза, что тебя повяжут. Было бы плохо, если бы ты бабе горло перерезал. Тогда вся наша бригада могла пострадать.

- Почему?

- По кочану. Из-за жмурика менты такой бы шмон устроили в бараках, что мало не показалось. А из-за порезанной цапли шмонать не будут.

- Какой цапли?

- Руки, значит, малявка. Ты, по ходу, плохо врубаешься, бля. Учись по фене ботать. Ладно, научим. Давай, посмотрим, что ты добыл?

С этими словами Сивый вытряхнул из сумочки содержимое на стол и стал перечислять вслух:

- Зеркальце, губная помада, утирка для клюва, ключи, пропуск на завод и бабки.- Стал считать. Закончив шелестеть купюрами, объявил, - Четыре штуки и восемь стольников. Не густо.

Взяв сторублевую купюру, он бросил на стол.

- Премия. Передайте.

Пацаны по цепочке передали сто рублей Петьке. А он, приняв премию, переминался с ноги на ногу, ожидая развития дальнейших событий.

- Ты как, с нами или хочешь уйти? – прицелился взглядом Сивый. – У нас свобода, держать не будем. Можешь канать на все четыре стороны.

- Мне некуда идти.

- Понятно. Значит, с нами.

- Если примете.

- Надо посоветоваться с пацанами, - Сивый важно оглядел подчиненных и первого спросил Мотю:

- Ты как думаешь, адъютант?

- Правильный пацан, не из трусливых. Пусть остается.

- А что молвят остальные? – продолжал играть в демократию Сивый, хотя всем было ясно, что только он один и решает все без исключения вопросы. – Молчание – знак согласия, бля, - подытожил Сивый и объявил, - оставайся. Но должен пройти ритуал приема в нашу бригаду под названием «Волчата».

- Почему волчата?

- Потому, что волков никто не любит, как и нас, отверженных, а они сильные, умеют постоять за себя. Но вы еще малявки, поэтому – волчата. Девиз бригады – смерть богатым и легавым.

- Почему богатым?

- Потому что им до нас нет дела: хоть сдохни на помойке. Как хочешь, так и выживай, бля. Понял?

Петька кивнул.

- А причем легавые?

- А менты защищают богатых. Значит, они заодно. Логично?

- Логично, - кивнул Петька, хотя не понимал значения этого слова.

- Тебе не нравится название нашей бригады? – прищурился Сивый, и в его голосе послышались недовольные нотки.

- Нравится, - согласился Петька.

- Тогда, кончили базар. Приступаем к приему в нашу бригаду. Если тебе дать прозвище по фамилии, то получается Бур. Но такую кликуху тебе рано иметь. Еще малек, бля. Будешь пока Петюней. Запомнил?

- Ага, - вздохнул Петька.

- Чо вздыхаешь? Недоволен прозвищем?

- Доволен. Хавать очень хочется.

- Терпи, - сурово оборвал Сивый, - закаляй характер. Примем в бригаду, тогда и хавать будешь. Теперь запоминай наши правила. Ничего не скрывать от меня, вашего командира, и говорить только правду. Заработанное тобой за день отдается в общак бригады, то есть мне, а я решаю какую долю отдать тебе в качестве премии. Кто не работает, тот не ест, бля. Это значит, что если за день ничего не добыл полезного в общий котел, то ляжешь спать голодным. Один за всех все за одного. Если попался ментам – не выдавай товарища. За попытку скрыть от командира, то есть от меня, часть заработанного, следует наказание: первый раз – десять нагаек по голой спине, второй раз – двадцать, третий раз – бить будем до тех пор, пока не обоссышься, и выгоним из бригады. Участь изгнанного из бригады печальная. У нас был такой случай. Звали пацана Жук. Черный был, из таджиков. Его предков бритоголовые на рынке забили насмерть, вот Жук к нам и пристал. Валенком оказался и упертым, словно баран, бля. Был он байданщиком, вокзальным вором. И все время что-нибудь утаивал от бригады. Выкинули мы его из нашего коллектива полуживого. После этого он пристал к вокзальным бомжам, где его и замочили. До нас дошел слух, что бомжи сбросили его вниз головой в глубокий канализационный колодец. За что? За то, что стал воровать у своих. За это всегда строго наказывают. Мы в бригаде за крысятничество, за кражу у товарища, сразу же ставим на вилы, бля.

- На какие вилы?

- Это значит – смерть от ножа, - сурово пояснил Сивый, буквально гипнотизируя Петьку взглядом. – Теперь об оружии. Волына, то есть пистолет, только у меня. Вам со стволами ходить рано, только проблем создадите. Нож и все. Лучше - складной с выбрасывающимся лезвием и стопором. Бритва, что у тебя, неудобна в обращении, - Сивый пренебрежительно повертел в пальцах петькину бритву и откинул ее в сторону. – Бритвой можно карман или сумочку подрезать, физиономию расписать, но под ребро не сунешь. А ведь иногда в этом возникает необходимость. – Сивый перевел взгляд на рыжего пацана лет пятнадцати со шрамом на лбу и приказал, - Слесарь, отдай новичку нож, что у тебя запасной.

- Как скажешь, командир, - с неохотой отозвался рыжий и, вынув из внутреннего кармана джинсовой куртки большой и красивый складной нож с зеленой перламутровой рукоятью, бросил его на стол. Жалко пацану было расставаться с этим ножом, но приказ командира – закон.

- Забирай, нож твой, - сказал Сивый, кивнув на складень. – Не теряй, держи острым.

Петька забрал нож и тот сразу его очаровал. Красивый был нож, импортный. Петька нажал на кнопку и упругая пружина стремительно выбросила длинное острое лезвие, а механизм стопора крепко зафиксировал лезвие в открытом состоянии.

- Нравится? – усмехнулся Сивый. – Не закрывай, он тебе сейчас понадобится. Подойди ко мне.

- Классный ножик! – не удержался от восхищения Петька и подошел к командиру.

Сивый поднялся и спросил:

- Наши правила запомнил?

- Ага.

- Повтори.

Петька аккуратно повторил.

- Молоток, - похвалил Сивый и достал из внутреннего кармана серого пиджака, накинутого на спинку кресла, небольшую книжечку, похожую на записную. На обложке книжечки было жирно написано – КЛЯТВА. Открыв чистую страницу, Сивый торжественно произнес, - Петюня, чтобы быть принятым в бригаду, нужно поклясться следовать всем нашим правилам, беспрекословно подчиняться руководителю, то есть мне, и расписаться кровью в клятвенной книжке, бля. – С этими словами он достал из-под стола заточенное гусиное перо с бурым пятном на заостренном конце и положил его перед Петькой. – Клянись.

- Клянусь, - тихо вымолвил Петька.

- Громче.

- Клянусь! – повысил голос новичок.

- Вот так, - одобрил Сивый. - Теперь режь руку и расписывайся кровью. Напиши- Петюня.

- Резать? – оробел Петька.

За столом раздались смешки. Глаза Петьки встретились с жестким несгибаемым взглядом опытного волка, вожака стаи волчат. Не одного пацана сломал Сивый, набравшийся опыта в колонии, где отбывал два года за воровство. Одиннадцатилетний Петька был для него мелочью, как малек для щуки.

- Режь ладонь и расписывайся! – властно приказал Сивый. – Если слабак – можешь валить отсюда. Чо, крови боишься?

- Последние слова вожак точно рассчитал.

Боясь, что пацаны заподозрят его в трусости, что было самым страшным для него, Петька зажмурился и полоснул острым ножом по ладони. Кровь обильно заструилась на стол.

- Сожми ладонь в кулак, - посоветовал улыбнувшийся Сивый. - Макай перо в набежавшую кровь.

Петька, сжав ладонь в кулак, обмакнул гусиное перо в лужицу крови на столе и вывел в клятвенной книжице свое прозвище – Петюня. С этого момента он стал членом бригады волчат.

- Нашего полку прибыло! – провозгласил довольный командир и, спрятав «Клятвенник» в карман пиджака, пожал руку новому члену бригады. – Поздравляю!

Пацаны окружили Петьку. Каждый, подавая ему руку, представлялся.

- Тюля.

- Дыня.

- Зыря.

- Сопатый.

- Бурса.

- Бяка.

- Батон.

- Килька.

- Гном.

- Зяблик.

- Хвыля.

- Чунарь.

- Слесарь, - холодно отрекомендовался рыжий, переживающий за отданный нож.

Последним, с чувством снисходительности и превосходства подал руку адъютант Сивого.

- Мотя. Поздравляю!

После того, как официальная часть закончилась, Сивый, оглядев пацанов и, зная чего они ждут, широко повел рукой и разрешил:

- А теперь можно гужевать, - и выставил на стол две бутылки водки. - По желанию. Кто хочет выпить, пусть пьет. У нас свобода, бля.

- Косячок можно, командир? – закинул удочку четырнадцатилетний Зяблик, худой и подвижный, как ртуть.

- Только папироски с травкой,- твердо ответил Сивый. – Порошком или экстази рано баловаться. Наркоманы мне не нужны. С вас ведь тогда никакого толку не будет, а одни лишь проблемы, бля. – Он достал из кармана пиджака коробку с длинными папиросами и по-царски бросил на стол.

- Курите.

Несколько рук потянулось за папиросами с марихуаной, а некоторые уже наливали себе водочки в стаканы.

Сивый на полном серьезе беспокоился, чтобы его бригада не подсела на тяжелые наркотики. Из наркоманов не работники, а ненужный балласт. У командира была конкретная цель – сколотить за счет пацанов капитальчик, слинять в какой-нибудь южный городок и открыть там магазин по торговле автозапчастями. Поэтому папироски с марихуаной – это тот максимум, с которым мог смириться командир беспризорных пацанов.

Убедившись, что веселье среди пацанов в разгаре, Сивый подал знак своему верному адъютанту Моте пройти в «резиденцию», которая была расположена в следующей, меньшей комнате. Здесь была кровать с относительно нормальной постелью. Пацаны же спали в общей комнате на грязных с клопами матрасах, брошенных на пол. Сейчас матрасы были сложены стопкой у грязной, с плесенью стены, по которой, не опасаясь, путешествовали тараканы. В углу, под потолком, деловито плел свою сеть большой серый паук.

Кроме кровати в «резиденции» командира был стол, два стула и даже буфет. Все это было принесено пацанами со свалки.

Сивый зажег на столе свечку, приказал Моте плотнее закрыть за собой дверь, вынул из-за пояса джинсов пистолет «ТТ» с глушителем, сунул его под подушку и растянулся на кровати, закинув руки за голову.

Мотя уселся к столу и раскурил папироску с марихуаной.

- Новичка определишь в напарники к Зяблику, - сказал Сивый и зевнул. – Пусть помогает торговать порошком. Пацан он вроде не испорченный. От порошка у нас основная прибыль и это направление нужно развивать, а другие прикрывать как мало перспективные. Например, с гоп-стопом. С ним можно засыпаться и основное дело завалить.

- Чо, совсем прикрывать? – забеспокоился Мотя. – Ведь вчера Бурса с Батоном двадцать кусков притаранили. Хорошего барыгу подкараулили. Слабый на кишку оказался. Только ножи показали – он и раскис, сам бумажник отдал.

- Это хорошо, что струсил, - заметил Сивый, потягиваясь в кровати, - но раз на раз не приходится. А нарвались бы на спортсмена, который наших пацанов вместе с ножами под мышкой отнес в ментовку. Сейчас много каратистов развелось. Нет, надо полностью переходить на торговлю наркотой. Самое прибыльное дело.

- Чо, пацаны не разбираются, кто спортсмен, а кто лох жирный?- попытался возразить Мотя. – Я же им объясняю.

- Ты слушай, что я тебе говорю, бля, - оборвал недовольно Сивый. – С гоп-стопом закончить и амба. Ты уверен, что Бурса с Батоном под ментовским прессом не раскололись бы? Я не уверен. Менты сейчас умеют допрашивать. Выбьют показания вместе с мозгами.

- Не уверен, командир.

- То-то. И я ни за кого не поручусь. Бывалых братков раскалывают.

- Но, командир, торговля наркотой не менее опасна, если не больше.

- Согласен, но, прикинь в натуре, каков доход! Эта игра стоит свеч. Продержимся с полгодика и будем обеспеченными людьми. Уедем с тобой подальше от холодной Сибири и заживем как цивилизованные люди. Но, может, тебе нравится гнить вместе с несчастными беспризорниками в этих трущобах, предназначенных под снос, слушать писк крыс и мышей, дышать вонью?

- Не нравится, командир, - ответил расслабившийся от марихуаны Мотя.

- Ты вот что, адъютант, - приподнялся на кровати Сивый, - сводишь завтра пацанов в баню. А то они стали вонять, как бомжи. И напомни всем, чтобы поблизости от нашей берлоги не хезали. Еще не хватало, чтобы инфекция завелась. И будешь водить их в баню каждую неделю, до тех пор, пока мы с тобой отсюда не слиняем. А сейчас делать ноги еще рано, надо подкопить бабла. – Конечно же, Сивый и не собирался брать с собой Мотю. Он просто воодушевлял подчиненного, чтобы тот более добросовестно выполнял свои адъютанские обязанности. А Мотя верил своему командиру. Он был не так искушен в свои пятнадцать, как ранее судимый, прошедший колонистские университеты Сивый.

- Сделаю, как ты говоришь, командир, - кивнул Мотя и расчувствовался.- Ты, командир, мне как старший брат. Кроме тебя у меня никого нет на всем белом свете. Ты же знаешь, я детдомовский.

- Я тоже, - с какой-то грустью отозвался Сивый и вздохнул. – Правда, я тебе об этом не рассказывал. От меня мамашка еще в роддоме отказалась. Кто она – я даже не представляю. Так что с первого дня появления на свет мне суждено было стать вором, чтобы добывать себе на пропитание. А как иначе? Чо оставалось делать, если я никому не был нужен с самого детства? С содроганием вспоминаю детские дома и те истязания со стороны воспитателей, которым они подвергали воспитанников. Если все вспоминать, на толстый слезливый роман наберется. Неохота душу бередить тяжелыми воспоминаниями. Сколько было издевательств и унижений! Не счесть. Директора детдома в Красноярске по прозвищу Колбаса до сих пор ненавижу. Попадись он мне сейчас – собственными руками задушил бы или утопил в говне. Мерзкий был человек. Любил он жрать копченую колбасу, от которой аппетитный аромат распространялся по всему коридору детдома. Мы такой колбасы ни разу не пробовали. Жили в проголодь. Постный суп из тухлой рыбы или гнилых овощей, да какая-нибудь каша на воде без масла – вот такой, в основном, был наш харч, бля. А-а-а, - Сивый зло махнул рукой. – Хватит вспоминать. Только душу растравил. Ты, Мотя, приготовься к важному делу. Да перестань смолить эту гадость! – Сивый повысил голос.

Мотя испуганно придавил недокуренную папироску о подошву кроссовки.

- Слушаю, командир, я в норме. Только немного башню сносит, будто на карусели долго кружился. Легкий кайф.

- Мне это не нравится, - жестко бросил Сивый. – Я же травку не курю, а только простые сигареты. Чтобы дело делать – надо носить на плечах светлую голову. Понял?

- Усек, командир, не тупой.

- Ладно, слушай сюда. Завтра еду за товаром. Вернусь к вечеру. Днем ты здесь за старшего. Опасаюсь, как бы меня не кинули. Есть сведения, что новые поставщики порошка очень крученые. Но, меня им не удастся провести, бля. Встреча с ними пройдет по моему сценарию.

Чуть свет Мотя поднял пацанов пинками.

- Хватит дрыхать, расходись на работу. Живо! Не забывайте, что я вам вчера сказал – в восемь вечера всей кодлой идем в баню. Не опаздывать на хату.

Зяблик потянул Петьку к выходу и шепнул:

- Сматываемся быстрее. На улице поговорим.

Они выскочили из притона, отбежали метров на сто и только тогда пошли нормальным шагом. Все это время Зяблик держал ничего не понимающего Петьку за рукав рубахи. Облегченно вздохнув, он отпустил Петьку и кивнул на груду пустых ящиков за киоском.

- Приземлимся. Курить будешь? Я заначил папироску с марихуаной. Затянешься - и легче становится.

- Не, я не буду, - мотнул взлохмаченной головой Петька и протер глаза кулаками. – Умыться бы.

- Успеешь, - усмехнулся Зяблик, - тогда и я сейчас не буду курить, потом. – И он спрятал папиросу под бейсболку. – Тебя удивило, что Мотя так грубо разогнал нас?

- Ага, - вздохнул Петька, - зачем так? Шо мы ему плохого сделали?

- Плюнь и разотри. У нас всегда такой подъем. Приказ Сивого. Чтобы нашу яму не засекли мы и разбегаемся как испуганные зайцы во все стороны. Сивый называет это конспирацией.

- Про какую яму ты говоришь?

- Чудак, - снисходительно усмехнулся Зяблик, - яма – это наша хавира, притон. Запоминай. Тебе сколько лет?

- Одиннадцать. Я ж говорил.

- Малявка еще. Ничего, оботрешься.

- А ты сколько в этой яме?

- Скоро пять месяцев. Я раньше с бомжами жил. Но с ними плохо. Бомжи – самое дно. Меня там поджаренным звали.

- Поджаренным?

- Ну, да. Весной было холодно, и мы спали на теплотрассе. Я однажды от усталости крепко уснул на горячем железе без подстилки и под утро почувствовал, как нестерпимо жжет бок и ногу. Проснулся, с трудом поднялся, а пригоревшая кожа вместе с тряпками отстала от тела. Больно было. Но ничего, зажило, как на собаке. У большинства бомжей тело в таких заживо поджаренных ранах. Готовят бомжи какую-нибудь баланду или гороховую кашу на костре, пьют одеколон «Цветочный». Ужас. Я один раз сделал глоток одеколона, так у меня трое суток жгло внутри и пахло, как от цветочной клумбы. Нет, жить с бомжами последнее дело. У них каждый за себя. Там если кто станет тебя бить, то никто не заступится.

- А у Сивого лучше?

- Тоже, сравнил. Сивый в обиду своих не даст. Мы ему нужны.

- Значит, тебе нравится у Сивого?

Зяблик усмехнулся и сплюнул.

- Да уж лучше у него, чем в детдоме. Я там был. В трех. И везде одно и тоже – унижения, оскорбления, а то и бьют. Детдом в Чите на всю оставшуюся жизнь запомнится. Там директор сделал свой штрафной изолятор, в холодном подвале: из железных прутьев сварил клетку, как в зоопарке, в которой волков и тигров держат. За малую провинность – в клетку. Кормили в изоляторе раз в сутки. Спали не на матрасах, а на жестких деревянных нарах. Да и спать удавалось урывками. Много времени уходило на борьбу с крысами. Попробуй, усни – вмиг нос или ухо откусят. Нет, уж, лучше я на воле сдохну.

- Зяблик, а как будем жить, когда холода наступят? – вздохнул Петька. – Сейчас-то хорошо – июль. Хоть где можно переночевать.

- Не знаю, - пожал плечами Зяблик. – Я думал об этом. Может, в Сочи податься? Там весь год тепло. Ты как?

- Я бы поехал с тобой. Ты мне нравишься. Ты не заносишься.

- Ты мне тоже нравишься, - признался Зяблик, - я уже научился в людях разбираться. Только не раскисай, малявка, прорвемся. Надо вместе держаться. Одному плохо.

- Это верно, без товарища тяжело. А у тебя где родители?

Зяблик потускнел, по лицу его пробежала тень.

- Папашка алкашом был, работал сантехником в домоуправлении. Не просыхал от водки. Часто дрался. Особенно мать обижал. Она постоянно в синяках ходила. Ну и мне перепадало. Однажды мать не выдержала и шарахнула его топором по башке. Сразу убила. С испугу мы просидели с ней у трупа отца всю ночь. А как стало светать, спрятали его в подпол. И еще сутки никому ничего не говорили и сами из дома не выходили. Стресс у нас был. На третий день мать мне сказала: «Ты, сын, прости меня, не выдержала, грех большой на душу взяла, но тюрьмы я боюсь». Я маме ответил, что не считаю ее виноватой. А через несколько часов обнаружил ее в кладовке. Повесилась. Не выдержала. Я до сих пор маму жалею.

Голос у Зяблика стал словно простуженным и он часто заморгал.

- Прости, шо спросил, - вымолвил Петька.

- Ладно, - выдохнул Зяблик и вытер мокрые глаза рукавом рубахи. – Вообще на эту тему среди пацанов не принято говорить. – Пошли. Надо продвигаться к нашему рабочему месту.

- А где рабочее место?

- На центральном рынке. Он самый большой в городе. Там и похаваем.

- А почему Сивый утром не кормит? Пацаны же на него работают.

- Не считает нужным. У него хавка только на ужин. Вообще-то он сволочь добрая. Сам в ресторан ходит. Я видел. Но куда денешься?

- Но это несправедливо?

Зяблик невесело рассмеялся.

- Сказал тоже – несправедливо. Где ты сейчас справедливость найдешь? У Сивого сила и пистолет с глушаком. Кто посмеет против него возникнуть? Хочешь знать, с месяц назад Сивый бомжа – старичка пристрелил возле нашего барака.

- Убил? – расширил глаза Петька.

- А я тебе о чем базарю. Между глаз пулю засмолил.

- За что?

- За любопытство. Бомж этот заметил наш притон и даже насмелился попросить на хлеб у самого Сивого. А тот, не раздумывая, тут же и шлепнул его. Потом приказал затащить жмурика в барак, а ночью унести на свалку и сжечь. Так мы и сделали. Тащили его до большой свалки в мешке шестером чуть ли не с километр. Хорошо еще, что старичок легким оказался – кожа, да кости. Но, все равно мы сильно вспотели.

- И подожгли?

- Конечно. Попробуй ослушайся Сивого. Он любого может пристрелить и глазом не моргнуть. Мы же беспризорники. Нас вроде бы и нет на свете. Никто искать не будет. Поджигал Мотя. Знаешь, я раньше не видел, как человек горит. Оказывается здорово, как сухие дрова. Но мы до конца не смотрели. Убежали.

Петька, слушая рассказ Зяблика, не верил своим ушам. Он опустил голову и тупо уставился на свои ноги, обутые в старые потрескавшиеся кроссовки.

Зяблик внимательно посмотрел на него, понял душевное состояние товарища и ободряюще потрепал его за плечо.

- Не горюй. Если будешь все близко к сердцу принимать – долго не проживешь. Держись за меня, не пропадешь, - к Зяблику вернулось прежнее оптимистичное настроение. – Ну, пошли к водокачке рожи мыть.

Вскоре, освежившись под струей холодной воды, они приободрились и направились на рынок.

- Чем мне нравится на рынке, так это тем, что он рано открывается и на нем ментов мало. Правда, есть двое на пункте милиции – сержант Григорий и прапорщик Савелий. Бродят они для приличия по рынку, как два откормленных кота, ничего не замечают и никого не трогают. А почему, как ты думаешь?

- А я знаю?

- А потому, что их подогревают азеры.

- Какие азеры?

- Так сокращенно азербайджанцев называют. На этом рынке мафия азеров главная.

- Что значит подогревают?

- На лапу дают. Дошло?

- Интересные дела.

- Мы сегодня должны толкнуть двадцать доз героина. Каждая доза стоит триста рэ. Считать умеешь?

- Ну, это на шесть тысяч рублей. Ничего себе! А если никто не купит?

Зяблик рассмеялся.

- Ну, и чудик ты, Петюня. Удивляюсь. Улица тебя еще ничему не научила. Ладно, объясняю. Товар не то, что не купят, а его, напротив, ждут с нетерпением. И торговаться не будут. Цена заранее установлена и клиенты известны.

- Слушай, Зяблик, если все так просто, то почему сам Сивый не развезет наркотики клиентам. Привез, отдал, получил деньги.

- Ты чо, с дуба упал? – улыбнулся зяблик.- Зачем Сивый будет рисковать. Нарвись он на оперов, которые ходят в гражданской одежде, и лет десять тюряги ему обеспечат. Поэтому Сивый и использует нас, малолеток. С нас меньше спросу. Но через месяц мне стукнет четырнадцать и, если я попадусь, то мне судья отвесит по - полной. Так что скоро на этом маршруте ты меня заменишь. Для того и дали мне в напарники тебя.

- А ты чем будешь заниматься?

- Не знаю. Как Сивый решит. Хотя, может быть, он все так оставит. Ему ведь никого не жалко.

За разговорами они не заметили, как пришли на рынок. Хотя для покупателей он был еще закрыт, но внутри уже вовсю кипела подготовительная работа: торговцы фруктами и овощами энергично развозили на тележках по точкам ящики с зеленью, абрикосами, черешней, бананами, арбузами, дынями и прочей вкуснятиной. Возле рубщиков мяса в белых фартуках грузчики складывали свежие туши, а рубщики деловито точили напильниками большие топоры. На рынке наступал обычный будний день.

- Пошли в кафе, похаваем, - сказал Зяблик и потянул Петьку в сторону помещения, над дверью которого на стекле было написано – « Кафе у Тамары».

Внутри горел свет и Зяблик, не стучась, по-свойски дернул за ручку дверь. Но дверь была заперта. В это самое время за их спинами раздался скрипучий женский голос:

- Не видите - закрыто? Откроется через полчаса. Или читать не умеете?

Они обернулись на голос и Зяблик, не испугавшись, с улыбкой вымолвил:

- Теть Тома, это я. Вы меня не узнали?

Перед ними стояла худая, с серым лицом женщина лет сорока. На ней было коричневое платье и многочисленные перстни на пальцах обеих рук.

- А сиротка, - смягчила голос Тамара, - со спины не узнала. А это кто с тобой?

- Мой напарник, Петюня, - пояснил Зяблик, - тоже сирота.

- Здравствуйте! – тихо вымолвил Петька.

Тамара скользнула по нему равнодушным взглядом, словно по пустому прилавку, и спросила Зяблика:

- Принес?

- Как всегда.

- Заходите.

Хозяйка кафе открыла ключом замок на двери, пропустила их в небольшое помещение с двумя рядами столов и прилавком от стены до стены, и закрыла за собой дверь.

- Давай, - коротко бросила она, проходя за прилавок.

Зяблик достал из-за пазухи пачку папирос, заряженных марихуаной, и положил на прилавок.

Тамара торопливо надорвала пачку подрагивающими пальцами, вытянула из нее папиросу и сунула ее в рот. Раскуривая, буркнула:

- Садитесь, покормлю.

Зяблик с Петькой расположились за столиком, а Тамара, поглядывая сквозь грязное окно на базарные ряды с суетившимися продавцами, глубоко затягивалась сладковатым дымом папиросы. Ловила кайф. Вот ее серое лицо подобрело и она, вспомнив о пацанах, оживилась. Что-то сунула в микроволновку, включила кофеварку и, выйдя из-за прилавка с кошельком в руке, подошла к Зяблику. Вынув из кошелька несколько купюр, передала их Зяблику со словами:

- Тут за три пачки. За две вперед плачу. Завтра принесешь в это же время. Не забудь.

- Как можно, теть Том, - ответил Зяблик и ловко спрятал деньги за рубаху.

- Ну, и ладушки, - проворковала Тамара, продолжая неспешно затягиваться папиросой.

Тут просигналила микроволновка, возвещая о том, что время разогрева продукта прошло.

Вскоре Тамара поставила перед пацанами тарелки с большими аппетитными бифштексами, которые расположились на солидных горках рисового гарнира. Затем появились бисквитные пирожные и сладкий кофе с молоком.

- Зяблик, а у нас хватит денег расплатиться? – засомневался Петька. – У меня только сто рублей, премия от Сивого.

Но у Тамары был хороший слух. Она вернулась к их столику и с неожиданной для Петьки теплотой сказала:

- О каких деньгах разговор, сиротки? Не беспокойтесь, ничего я с вас не возьму. Может, и моего Кольку какой – нибудь добрый человек накормит. Добавки хотите?

- Не-е, - пробубнил набитым ртом Зяблик. - Спасибо!

Петька только отрицательно мотнул головой.

Когда, поблагодарив Тамару, они покинули гостеприимное кафе, Петька спросил Зяблика:

- Про какого Кольку тетя Тома говорила?

- Про своего сына. Десять лет ему. Третий раз из дома сбежал. Два раза милиция его возвращала, а сейчас найти не может. Уже четвертый месяц.

- Сбежал из дома? – удивился Петька. – Почему?

- Его отчим не любит.

- За шо?

- Потому что Колька его не любит.

- А почему Колька отчима не любит?

- Ну, ты и репей, почемучка, - усмехнулся Зяблик, - Колька не хотел, чтобы мать выходила замуж за этого отчима. Он сильно любил своего родного отца и забыть его не может.

- А где родной отец? Бросил?

- Не бросил, а погиб во время тушения пожара. Он старшим был у пожарных.

- Откуда ты все это знаешь?

- От верблюда, - усмехнулся Зяблик. – Тетя Тома рассказывала. Она после смерти мужа стала увлекаться наркотиками. Это она сама говорила. А с меня за еду никогда денег не берет.

- Но как-то стыдно без денег хавать, - вздохнул Петька.

- Ну, ты даешь! Чего стыдного? У тети Томы не убудет. Ты знаешь, как она ловко обсчитывает клиентов? К тому же она говорила мне: «Зяблик, ты всегда заходи ко мне, хоть и без дела. Мне на душе легче становится, когда тебя увижу».

- Наверное, по сыну тоскует, - предположил Петька.

- Я тоже так думаю, - согласился Зяблик и, вдруг взяв Петьку за плечи, заглянул ему прямо в глаза. – Ты сказал, что стыдно без денег хавать.

- Сказал.

- А тебе не стыдно было, когда бритвой тетку полоснул по руке и украл у нее сумку с зарплатой?

- Я сам не знаю, как это произошло, - опустил глаза Петька. – Шо - то в голове заклинило. Хавать сильно хотелось. Если честно, то мне и сейчас стыдно. Я больше никогда ничего подобного не сделаю.

- Брось болтать, Петюня, - иронично улыбнулся Зяблик. – Знаешь, почему ты сейчас так говоришь? Потому что сытый. А когда голод припрет, то по - другому запоешь и про совесть забудешь. Я на себе испытал.

- Все равно стыдно, - вздохнул Петька.

- Эх, ты, малявка! - обнял его за плечи Зяблик. – Пусть будет стыдно богатым, которым до нас дела нет.

Они стояли возле угла киоска, в котором чернявый парень выкладывал из больших сумок на полки различные кассеты. Петька все не решался задать Зяблику один очень важный, как он считал, вопрос, боясь обидеть нового, единственного товарища, но тут наконец решился.

- Слушай, Зяблик, а ты тоже наркоман?

Зяблик насупился.

- Ты так думаешь?

- Но ведь ты куришь папиросы с марихуаной, как и тетя Тома.

- Ну, и сравнил, - фыркнул Зяблик, - я изредка, из баловства, а тетя Тома постоянно. У нее зависимость. Она еще и кокаин заказывает, когда он у нас есть. Но сейчас у Сивого трудности с кокаином.

- Кокаин? Что это?

- Тяжелый наркотик. Его в ноздри втягивают. Кайф, говорят, обалденный.

- И ты пробовал? – тихо осведомился Петька. В его голосе Зяблик уловил нотки осуждения и разочарования в своем товарище.

- Не, не пробовал. Кокаин дорогой. На него много бабок надо.

- А если бы деньги были?

Зяблик промолчал и проводил жадным взглядом тележку с дынями, которую вез мужчина «кавказской национальности». От нежного дынного запаха Зяблик сглотнул слюну.

- Дыни хочется, - вздохнул он.

- Но если бы у тебя были деньги – ты бы купил кокаин? – повторил Петька.

- Да чо ты заладил –кокаин, да кокаин! – психанул Зяблик. – Думаешь, ты лучше меня, а я вот такой испорченный? Хочешь, я сейчас же растопчу папиросу с марихуаной, которую заначил?

- Не растопчешь, только говоришь, - надулся Петька, - я слышал, шо к наркотикам привыкают.

- Плохо ты меня знаешь, малявка, - сердито оборвал Зяблик, - у меня есть сила воли. Я тебе докажу. – После этих слов он достал из-под бейсболки папиросу, начиненную марихуаной, швырнул ее на землю и растоптал.

Надо признать, Петька не ожидал от товарища столь героического поступка и смотрел на Зяблика с уважением. А тот, наслаждаясь произведенным эффектом, победоносно глядел на младшего товарища. Потом, взглянув на пирамиду дынь на ближайшем прилавке, вновь высказал свое желание со вздохом:

- Дыньки хочется. Сорт «торпеда» самый сладкий.

- А на сто рублей можно купить? – спросил Петька.

- Нет, хорошая дыня на двести пятьдесят потянет, - заметил Зяблик. – Но пусть тебя это не волнует. – У меня два стольника припрятано под стельками кроссовок.

- Утаил от Сивого? Не боишься?

- Волков бояться – в лес не ходить, - усмехнулся Зяблик. – Пусть только тронет. Не посмотрю, что у него пистолет с глушаком. Я ему вперед нож в пузо воткну. Мне достаточно того, что отец родной бил. Больше никому не позволю. Унижаться – последнее дело.

Петька положил руку Зяблику на плечо и искренне признался:

- Зяблик, я тебя зауважал. Пойдем, купим дыню.

- Не время. Надо товар разнести и бабки собрать. А потом дыню купим. Самую большую и за раз съедим. Лады?

- Кто б отказался.

Вскоре они подошли к молодому «азеру» лет двадцати трех, торгующему персиками. Зяблик взял персик и, разглядывая его, сказал:

- Привет, Карим! Место встречи изменить нельзя.

- Привет! - усмехнулся Карим. – Сейчас подойду.

Зяблик положил персик на место и, потянув Петьку к рядам с арбузами, шепнул:

- Теперь к киргизам. Наш клиент вон тот – высокий, с усиками.

- И этот наркоман? – поинтересовался Петька. – А с виду не скажешь. Оба клиента пышут здоровьем. О таких говорят – об их морды поросят можно бить.

- Ошибаешься, Петюня, - улыбнулся Зяблик. – Ни тот, ни другой наркотики не употребляют. Они посредники, скупщики. Сивый через нас им продает, а они накидывают цену и продают потребителям.

- А шо ты не отдал порошок «азеру»?

- Отдам в подвальном магазине «Все для дачника». Наши клиенты туда подгребут. А сейчас я перед ними просто засвечиваюсь. Нужно отметиться еще у двух клиентов.

Через час весь порошок был реализован. Деньги за него от покупателей перекочевали за рубаху к Зяблику. После этого Зяблик с Петькой поднялись из подвального магазина наверх. И тут перед ними, словно из земли, выросли два сотрудника милиции – сержант Григорий и прапорщик Савелий. На упитанных лицах стражей порядка расцвели улыбки. Прапорщик ловко ухватил Зяблика за ворот рубахи и с подчеркнутой нежностью вымолвил:

- Ну, здравствуй, сиротиночка! Уж не хотел ли ты, родимый, слинять незаметно? Мы давно за тобой наблюдаем.

На удивление Петьки Зяблик не растерялся.

- Чо вы, прапорщик, я порядок знаю.

- Вот и умничка, - тем же ласковым тоном продолжал прапорщик и подставил к груди Зяблика широкую ладонь. В это время сержант многозначительно постукивал дубинкой по ладони.

Зяблик, не раздумывая, вынул из-за пазухи купюру достоинством в тысячу рублей и положил ее в ладонь прапорщика. В следующий миг купюра исчезла в кармане милиционера со скоростью пушинки, затянутой в пылесос, а раскрытая ладонь прапорщика вновь появилась перед Зябликом.

- Извини, малыш, цены изменились, - все с той же улыбкой произнес прапорщик, - инфляция, дорогой. А поэтому еще пятьсот.

- Но Сивый говорил, что вам отдать, как всегда, тысячу.

- Передашь Сивому, что я сделал поправку на инфляцию, - посерьезнел блюститель порядка. – Вынимай, я ждать долго не намерен, - в голосе прапорщика появились угрожающие нотки. – Хочешь все потерять?

- Не хочу, - вздохнул Зяблик и поспешил положить в ладонь прапорщика еще пятьсот рублей.

- Вот и молодец, - кивнул прапорщик и, спрятав деньги в карман форменной рубахи, потерял интерес к Зяблику.

В следующую минуту блюстители порядка поправили фуражки с кокардами и с официальными лицами направились дозором по рынку. Нелегкая служба у милиционеров на рынке. Народ здесь ушлый – и карманные воры, и мошенники, и недобросовестные продавцы разных национальностей, которые только и норовят обвешать, да обсчитать бедных пенсионеров. Так что за всеми нужен глаз, да глаз.

А Зяблик с Петькой заспешили к дынным развалам.

- За эти пятьсот рублей, что менты содрали сверх обычной таксы, Сивый с меня семь шкур спустит, - обронил на ходу Зяблик. – Надо будет что-то придумать.

- А тут и думать нечего, давай, не пойдем к нему? – предложил Петька.

Зяблик промолчал и, подойдя к пирамиде дынь, испускающих манящий аромат, стал деловито ощупывать дыни - одну, другую…

- Тебе чего надо? – сердито уставился на него толстый «азер» с коротко стриженной бородкой. – Пошел вон! Ишь, покупатель нашелся.

- Чо шумишь? – не испугался Зяблик. –Я, может, все твои дыни могу купить вместе с тобой. А будешь шуметь, у другого куплю.

- У тебя есть деньги? – заинтересовался продавец.

Но Зяблик проигнорировал вопрос толстяка.

- Давай нам самую большую и самую сладкую, вот эту, - указал он на выбранную дыню.

- Это другое дело, дарагой, - заулыбался «азер», укладывая дыню на весы. – Любой каприз за ваш счет, дарагой, - пошутил он. – С тебя двести шестьдесят, красавец.

Зяблик забрал дыню, отдал деньги продавцу и с достоинством сказал:

- Сдачи не надо.

Продавец вторично пересчитал деньги и удивился.

- Но ты мне лишних не дал, дарагой.

- Следующий раз, - рассмеялся Зяблик. – Когда будешь повежливее.

Вскоре они уселись на пустые ящики за павильоном бытовой химии. Это был любимый закоулок Зяблика: с одной стороны стена павильона, с двух других – высокий забор. Столом стал перевернутый вверх дном ящик из-под хозяйственного мыла.

Вынув ножи, они изрезали дыню на большие дольки и накинулись на нее с волчьим аппетитом.

- Сладкая, - прижмурился от удовольствия Зяблик, вытирая рукавом с подбородка дынный сок. – О такой и мечтал.

- Угу, - кивнул Петька, уплетая дольку за долькой.

Когда «упрятали» добрую половину дыни, настроение им испортил грязный, в засаленных штанах и куртке бомж неопределенного возраста. Занятые вкусной трапезой, они увидели его не сразу. Первым заметил бомжа Петька, сидевший лицом к выходу из закоулка. Он указал Зяблику взглядом на незнакомца и перестал есть. Зяблик оглянулся, поднялся, и некоторое время пристально смотрел на бомжа, который агрессии не проявлял, а только жадно смотрел на разрезанную дыню.

- Это ты, Космонавт? – узнал Зяблик. – Как ты просочился на рынок? Увидят тебя Григорий и Савелий – беды не оберешься. Погуляют по тебе милицейские дубинки.

Но Космонавт словно не слышал слов старого знакомого. Он продолжал тихо смотреть на дыню.

- Хавать хочешь? – спросил Зяблик и, не дожидаясь ответа, подал Космонавту два куска дыни.

Космонавт торопливо схватил их и, изобразив на заросшем щетиной лице подобие улыбки, чуть поклонился одной головой в знак благодарности и, шаркая стоптанными ботинками, поспешил удалиться.

- Шо это за чудо? – тихо спросил Петька.

- Знакомый, - вздохнул Зяблик, усаживаясь на прежнее место. – Бомж. Я жил в их компании. Я тебе рассказывал.

- А почему ты его Космонавтом назвал? Он шо, в космос летал?

- Летал, только не в космос, а с балкона пятого этажа, - рассмеялся Зяблик. – Куст шиповника спас его от смерти, но бедалага здорово ударился головой. С тех пор стал плохо соображать. Жена с ним развелась и вышла за другого. Бомжи рассказывали, будто с балкона его столкнул любовник жены. Все подробности не знаю, но в кругу этих свободных людей шли разговоры о том, что Космонавт до трагического случая был умным человеком, доцентом. Якобы, преподавал в университете какие-то юридические науки. Вот как иногда судьба играет человеком.

- А мне его жалко, - вздохнул Петька.

- И мне жалко, - кивнул Зяблик. – Но чо поделаешь, таких много. Думаешь, мы от него далеко ушли? Космонавта особенно будет жалко, если он попадется на глаза сержанту с прапорщиком. Они ему все ребра переломают. Не любят милиционеры бомжей, за людей их не считают. Вообще, редкий случай, чтобы бомж на рынок проскользнул. Недоглядели Григорий с Савелием.

- Шо - то мне есть расхотелось, - вздохнул Петька и положил свой складень в карман.

- Еще бы, полдыни слопали, - рассмеялся Зяблик. – Сиди здесь, я за пакетом сгоняю.

Через некоторое время, сложив остатки дыни в пакет, они вышли с рынка и расположились на скамейке недалеко от автомобильной стоянки. Напротив них, на скамейке сидели двое – хорошо одетая молодая упитанная женщина и мальчик лет девяти, который был одет в элегантный черный костюмчик и белоснежную сорочку с черным галстуком - бабочкой.

Посмотрев на Петьку с Зябликом, женщина презрительно скривила накрашенные губы и тихо сказала мальчику:

- Алик, перейдем на другую скамеечку, подальше.

- Но папа нас потеряет, - ответил Алик. – Он сказал здесь дожидаться.

- Ничего, он нас увидит, - раздраженно вымолвила женщина, бросая косые взгляды на Петьку с Зябликом. – Пошли, сынуля.

Она увела сына метров на пятнадцать в сторону и села с ним на скамейку, с которой Петька и Зяблик не были видны. Вскоре к ним вальяжной походкой подошел молодой мужчина с гладким лицом, в дорогом сером костюме с искоркой. На пальце правой руки он беззаботно вращал ключи от автомобиля. Женщина что-то сказала ему, кивнув через голову в сторону Петьки с Зябликом, и мужчина тоже посмотрел в их сторону с неприязнью. После этого троица направились к автостоянке, и укатила на черном сверкающем джипе.

- Классная машинка! – восхищенно проводил джип взглядом Зяблик, - вырасту – на шофера выучусь. Люблю машины.

- По-моему, мы не понравились этим людям, - предположил Петька, - они с таким презрением смотрели на нас. Шо мы им плохого сделали?

- Ничего удивительного, - махнул рукой Зяблик, - видок у нас грязный и помятый. Сразу заметно, что беспризорники, а потому этим господам не товарищи. Не расстраивайся. Давай дыню доедим.

- Не хочу, - чуть слышно ответил Петька и неожиданно, зажав лицо ладонями, расплакался.

- Ты чо? – удивился Зяблик. – Ну, чо разревелся?

- Папу жалко. Он сейчас в тюрьме и ему, наверное, дыни не дают.

- Понятное дело - какие могут быть дыни в тюрьме. Ладно, чего вспоминать. Мы же ничего изменить не можем.

Зяблик немного помолчал, потом с притворным безразличием сказал:

- Мне тоже больше не хочется, - и, взяв пакет с остатками дыни, зашвырнул его в кусты.

Обняв Петьку за плечи, Зяблик сунул ему в ладони грязный носовой платок и с нежностью вымолвил:

- Прекрати реветь, малявка. Ты пойми, что мы не одни такие. Главное, надо вырасти. А потом, может, и мы будем богатыми.

- Тоже мне сказал – богатыми, с чего это? – выдохнул Петька, вытирая слезы платком. – Чтобы богатым быть – надо уметь воровать. А я не умею. И учиться этому не хочу.

- Не обязательно всю жизнь воровать, - задумчиво ответил Зяблик. – Можно и по честному жить, например, научиться хорошо работать. Но это потом, когда вырастем. А сейчас нас на работу не возьмут. Из-за возраста. Тем более тебя. Так что некоторое время придется воровать. Другого выхода нет.

- Я не могу, - тяжело вздохнул Петька.

- Ничего, я могу, - жестко бросил Зяблик и зло посмотрел куда-то вдаль. – Выживем. Ты будешь при мне. Кассиром.

- Кассиром? Каким кассиром. Откуда у нас деньги?

- Будут. Помнишь, чо ты предложил, когда мы шли покупать дыню?

- Шо?

- Забыл? А я помню. Ты предложил не возвращаться к Сивому. Может, нам и в самом деле так поступить?

- Да ты шо?! – округлил глаза Петька. – Это я так, не подумав, брякнул. Сивый же прибьет нас.

- Как это прибьет, если слиняем? Уедем от него подальше. На первое время у нас есть деньги. Хотя.., - Зяблик задумался. – Это небольшие деньги. Вот если бы добраться до кубышки Сивого…

- Ты шо?! – испугался Петька. – Он может застрелить. Как того бомжа, о котором ты рассказывал.

- Не надо быть дураком, - усмехнулся Зяблик. – Все нужно продумать. Так ты со мной или хочешь остаться честным? Тогда тебе одна дорога – в детдом. Меня же в детский дом больше никаким калачом не заманишь. Ну, чо решаешь, малявка?

- Я с тобой, Зяблик. Куда я без тебя? Ты мне как старший брат. А в детдом мне тоже не хочется. Но я кровью расписался у Сивого. У меня еще ладонь не зажила. Когда начинаю разгибать пальцы, то жутко больно. Боюсь предать Сивого.

- Не переживай, ладонь твоя скоро заживет. А насчет предательства – глупости. Сивый специально придумал этот ритуал, чтобы на пацанов воздействовать. Подумай, зачем нам на него работать? Чо мы его рабы? Ну, ты с кем, со мной, или останешься на Сивого работать?

- Шо за вопрос, конечно с тобой, - вздохнул Петька.

- Даешь слово?

- Ага.

- Тогда держи пять, - и Зяблик протянул руку.

Они обменялись рукопожатием, и Зяблик сказал:

- Мне надо пятьсот рублей достать, чтобы полностью рассчитаться с Сивым. Иначе придется под ногайкой покрутиться. Я ее не испытал, но видел, как Мотя Сопатого до крови исхлестал. Жуткое зрелище.

- А за шо били?

- За ротозейство. У него деньги, которые собрал за наркотики, бомжи отобрали. Сивый тогда страшно разозлился и, если бы этих бомжей нашел, то им бы не поздоровилось.

- Значит, Сопатый был не виноват? Почему же его били?

- За то, что не сумел убежать от бомжей, чтобы следующий раз был проворнее.

- А шо это за нагайка?

- Обыкновенная. У казаков сперли. Из сыромятных ремешков сплетена, а на их концах узенькие свинцовые пластинки. Кожу до крови просекает. Сивый прячет нагайку в своей комнате. Ладно, хватит трепаться. Ты вот чо, посиди тут, а я отлучусь на некоторое время. Смотри никуда не уходи. Жди пока не приду.

- Ага, - кивнул Петька, - а ты куда?

- Это мои дела, - неопределенно ответил Зяблик и направился в сторону рынка. На ходу он стал разминать пальцы, словно готовился что-то ими делать. А пальцы у него были тонкие и длинные, как у талантливого пианиста. Это его мама так сравнивала, хотя к игре на пианино ее Ленька никакого отношения не имел.

Зяблика не было долго. Петька уже стал волноваться и на глаза его уже стали накатываться слезы. Его охватывал страх от мысли, если Зяблик потеряется, не представлял, что ему в таком случае делать.

Но Зяблик не потерялся. Он неожиданно вынырнул из-за кустов в приподнятом настроении.

- Шо так долго? – облегченно вздохнул Петька. – Я уже стал переживать за тебя.

- Быстро только блох ловят, - улыбнулся Зяблик. По его лицу было видно, что он очень доволен своим походом.

Осмотревшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Зяблик сел возле Петьки и вынул из-за пазухи кожаный бумажник.

- Толстый, там, наверное, немало бабок, - довольно вымолвил он. - Я в него еще не заглядывал.

- Шо, нашел? – обрадовался Петька.

- В некотором роде, - усмехнулся Зяблик, - у одного жирного чувака в заднем кармане.

- Украл?!

- В долг взял, на время.

- На какое время?

- Пока не вырасту. Потом рассчитаюсь. Со всеми. В первую очередь с богатыми. – В последних словах Зяблика проявились угрожающие нотки, эта угроза была адресована тем, кто, по его мнению, был виновен в его беспризорной жизни. – Петюня, прошу тебя, больше не произноси слово – украл. Я не ворую, а конфискую малую долю у богатых, столько, сколько нужно только для того, чтобы не сдохнуть с голоду. Им-то до нас нет дела, а почему меня должна мучить совесть?

- Зяблик, но ведь богатые у тебя не воруют, а ты у них воруешь.

- Тут ты ошибаешься, малявка. Богатые обворовывают весь народ – это я от многих взрослых слышал, а я у богатых забираю крохотную долю награбленного. А мы с тобой разве не народ?

- Я тебя плохо разумею, - вздохнул Петька, - ты говоришь как взрослый.

- Ничего, со временем поймешь. Кончили базар. Давай посмотрим на мой улов.

Они ушли в безлюдное место сквера и открыли бумажник. В нем оказалось десять с половиной тысяч рублей, триста долларов и кредитная карточка банка «Газпрома».

- Доллары и кредитная карточка нам не нужны, с ними можно здорово проколоться, - сказал Зяблик и решительно забросил их за ближайшую сосну. – А бумажник оставим себе. В нем будет наша касса, а ты, Петюня, станешь кассиром. Мне носить с собой деньги нельзя. Вдруг зашьюсь на каком деле, тогда менты все до копейки выгребут. К тому же, если меня повяжут, то тебе первое время будет на что жить.

- Тебя могут поймать? – до Петьки вдруг дошла страшная суть сказанных Зябликом слов. – Я без тебя пропаду.

- Надо быть ко всему готовым. Если меня арестуют, будешь самостоятельно решать, как жить дальше. Пойми главное, малявка, мамки возле нас нет, а поэтому нужно быстрее взрослеть. Мне кажется, что за пять месяцев, которые проскитался беспризорником, я повзрослел лет на пять – шесть. И ты быстро повзрослеешь. Можешь мне верить. И никогда не плачь. Потому что богатые тебя не услышат и Москва слезам не верит. А еще, мама говорила, слезами горю не поможешь. Все понял?

Петька не ответил, а только согласно кивнул головой.

Зяблик вновь обнял его за плечи и более мягко подытожил:

- Ты нормальный пацан, понятливый. Вечером пойдем к Сивому. Но где-то до притона надо будет спрятать нашу кассу. А у Сивого понюхаем, куда он заныкал свою кубышку. И никому ни слова о наших планах. О, кей?

- О, кей! – в тон ответил Петька. Ему вдруг стало хорошо и спокойно – у него появился надежный и смелый друг. Про себя он твердо решил – будет стараться походить на Зяблика.

- Куда бы ты хотел пойти сейчас? – спросил Зяблик. – До вечера еще уйма времени и у нас есть деньги.

У Петьки загорелись глаза.

- В цирк!

- Туда нельзя, - вздохнул Зяблик. – Нас не пустят. Хотя я тоже люблю цирк.

- Почему не пустят? – расстроился Петька.

- Неопрятные мы. Сразу видно, что беспризорники.

- А давай купим новые джинсы и рубашки? У нас же есть деньги.

- Ну, купим. И что с того? И новые в притоне скоро превратятся в грязные тряпки. Деньги лучше на продукты приберечь.

- Тогда, может, в кино? На приключения, на пиратов.

- И в кино нельзя по той же причине, - вновь вздохнул Зяблик. – А кино о пиратах и я люблю.

- Плохо, - погрустнел Петька.

- А хочешь в зоопарк? – предложил Зяблик. – Туда нас пропустят, уверен. Там территория большая и люди по отдельности ходят. А где скопление людей – туда подходить не будем. Так что никого не замараем.

- Ты знаешь, Зяблик, а ведь я никогда не был в зоопарке. А ты был?

- Был. Один раз, с мамой.

- А там мороженое продают?

- Продают.

- И шоколадные пломбиры?

- И шоколадные.

- И мы купим?

- Конечно.

- А сколько?

- Сколь угодно, - улыбнулся Зяблик. – Будешь хавать до тех пор, пока пузо не треснет. Только горло не простуди. Болеть нам нельзя. И вот еще чо – до зоопарка пойдем пешком. А это далеко.

- Почему пешком?

- Потому что в автобусе мы можем кому-нибудь не понравиться и нас сдадут в милицию. А нам с ментами пересекаться нельзя.

Петька опять хотел спросить «Почему», но понял и сказал:

- Потому что у нас есть деньги?

- Верно. Обчистят, запрут в обезьянник, а потом отправят в распределитель.

- Обезьянник? Шо это?

- Железная клетка для задержанных.

- Не хочу в обезьянник.

- Я тоже. Тогда идем пешком. Не устанешь?

- Не устану. Мы же потихоньку пойдем? Куда нам спешить?

- И я так думаю, - кивнул Зяблик и потянул Петьку за рукав рубахи на более узкую улицу. Там было больше шансов не встретиться с милицией.

Серебристая «Тойота», не доезжая до указателя с надписью г. Барнаул метров сто, притормозила и из нее вышли два сотрудника милиции – старший лейтенант и сержант. У обоих в руках были короткоствольные автоматы. Осмотревшись, они поспешили к сосновому бору, бегущему вдоль магистрального шоссе.

«Тойота» поехала дальше. За ее рулем сидел Сивый. Сейчас его трудно было узнать. К этой операции он готовился со всей тщательностью: наклеил муляжные усики, бородку и крупную бородавку на щеку, глаза закрыл большими черными очками. Он сознавал, что его план не только сложный, но и очень опасный. В случае прокола можно потерять голову. Но он решил рискнуть, убить сразу двух зайцев – завладеть шестнадцатью килограммами героина, которые должны были передать ему продавцы порошка, и оставить у себя доллары, которые следовало отдать за наркотики. Да, план был чрезвычайно опасным, но очень уж хотелось Сивому разбогатеть быстро и смыться побыстрее на юга, как он выражался.

Вскоре «Тойота» свернула напротив указателя с магистрального шоссе на проселочную дорогу, ведущую в бор. Скрывшись за деревьями, автомобиль остановился.

Сивый дослал патрон в патронник своего любимого «ТТ» с глушителем, сунул его обратно за пояс джинсов и прикрыл оружие выпущенной рубахой. Затем набрал на мобильном телефоне нужный номер и спросил:

- Вы на месте?

Ему ответили:

- Да. Уже видим черный джип, едущий в нашу сторону. Наверное, они.

- Отлично. Не вспугните раньше времени. Действуйте точно, как договаривались.

- Понятно, шеф. Не первый раз замужем.

- Конец связи.

Ждать пришлось не долго. Вскоре, шурша колесами по сухому мелкому валежнику, подкатил черный джип с тонированными стеклами и остановился от машины Сивого метрах в пяти. В следующий момент тонированное стекло на дверце джипа опустилось и скуластый чернявый крепыш в черном костюме, прицелившись взглядом к Сивому, смотревшему в открытое окно на дверце, произнес условленную незамысловатую фразу: «Хорошая погода, не правда ли?»

- Погода чудесная, как по заказу, - ответил Сивый и, открыв дверцу автомобиля, вышел из него с кейсом в руке.

Крепыш тоже покинул свое авто. Обеими руками он держал за ручку большой черный кейс.

- Товар по договоренности, грамм в грамм, - сказал он деловым тоном. – Хоть на аптекарских весах взвешивай.

- Бабло также полностью, как и было обусловлено, - спокойно ответил Сивый, - хочешь – пересчитывай.

- Хотелось бы удостовериться, сначала хотя бы в общем виде, - высказал желание крепыш.

- Баксы, как баксы, - пожал плечами Сивый и, не спеша открыв замки кейса, показал пачки долларов, уложенные ровными рядами. – А ты не один, уважаемый, - заметил он с укоризной. – Так не договаривались. Я один приехал. Пусть твой водила тоже выйдет.

- Водила ни при делах, - равнодушно ответил крепыш и подал знак своему шоферу. Тот нехотя вылез из машины и замер возле ее капота словно столб. Это был огромный детина с квадратным подбородком. Взгляд у него был какой-то тусклый и неподвижный. Такие взгляды бывают, в основном, у профессиональных убийц.

- Надо бы попробовать товар, - высказал мысль Сивый.

- Обижаешь, любезный, - крепыш изобразил на физиономии неудовольствие просьбой покупателя. – Я надеялся, что мы будем работать на взаимном долговременном доверии. Но, если настаиваешь, проверяй. Давай обменяемся кейсами. Пока ты проверяешь качество моего порошка, я пересчитаю твои бабки.

Сивый немного подумал и с чувством уважения ответил:

- Полагаю, ты прав, - согласился он, - надо работать на взаимном доверии. И ты правильно напомнил, что мы намерены установить долговременное сотрудничество.

- Конечно, - подтвердил крепыш. – Тогда меняемся кейсами?

- Меняемся, - кивнул Сивый.

Они шагнули навстречу друг другу и поменялись кейсами. Сивый еле удержал в руке кейс с наркотиком – как ни как - целый пуд.

В этот самый момент неожиданно из кустов выскочили сотрудники милиции, старший лейтенант и сержант. Они почти в голос рявкнули:

- Руки вверх! Стоять на местах!

Старлей взял на мушку крепыша, а сержант наставил автомат на громилу – водителя.

Не известно, чем бы все закончилось, если бы ситуация развивалась в законном направлении. Но крепыш, на беду, сделал роковую ошибку. Он, видимо, понадеялся на свою реакцию и на то, что менты не решатся стрелять, а намерены лишь арестовать их и получить от начальства награды. К тому же, по закону, их вину в торговле наркотиками еще надо будет доказать. Правда, мошенничество доказать будет не сложно. Но крепыша в принципе не устраивали разборки в милиции. И он, с быстротой профессионала, превосходно владеющего пистолетом, выхватил из-под полы пиджака «Беретту», но…выстрелить не успел. Автоматная очередь прошила его поперек груди и он мешком свалился к колесу джипа, выронив пистолет и кейс с долларами. Его громила-шофер также не успел воспользоваться оружием. Он рухнул навзничь, обливаясь кровью: автоматные пули со смещенным центром тяжести раскололи ему черепную коробку на многочисленные осколки, а разлетевшиеся кровавые кусочки мозга облепили пыльный капот автомобиля. В воздухе запахло сгоревшим порохом.

- Всего и делов-то, - констатировал старлей, с улыбкой подходя к Сивому. – Ну, что, шеф, по-моему, сработали мы не плохо. Свою долю хотели бы получить в баксах. Не возиться же нам с наркотиками – продавать, да рисковать при этом. Не наше это дело. Мы ведь призваны бороться с наркомафией, - и милиционеры беззаботно рассмеялись, предвкушая солидный гонорар в долларах.

- Вы просто молодцы! – улыбнулся Сивый. – Сработали великолепно. Главное – вовремя. Достойны гонорара вдвое большего, чем обговаривали. Я не жадный. Открывайте кейс с баксами, а я пока наркоту в машину перенесу, - Сивый взялся за ручку кейса с героином, а старлей, воскликнув: «Это мы с удовольствием!», с помощью сержанта положил кейс с долларами на капот «Тойоты» и открыл его крышку. При виде американских дензнаков физиономии милиционеров расплылись в широких счастливых улыбках. Такими счастливыми они и предстали перед Судом Создателя.

Сивый стрелял быстро и без промаха. Пули из «ТТ» с глушителем попали обоим блюстителям порядка прямо в сердце. Однако, Сивый не был удовлетворен. Подойдя вплотную к пострадавшим компаньонам, он аккуратно произвел два контрольных выстрела в голову. Только после этого вздохнул облегченно. Сбывалась его мечта. И деньги сохранил и завладел шестнадцатью килограммами героина. Наркотик он решил реализовать на юге, а из Новосибирска слинять как можно быстрее. Ну, а сейчас следовало срочно замести следы.

Не мешкая, он с большим трудом затащил тяжеленные трупы продавцов героина в их джип, туда же приволок трупы милиционеров и забросил оружие убитых, потом снял с бумажных пачек-кукол верхние купюры, потому что только они были настоящими долларами, а простую бумагу вместе с кейсом затолкал в джип. После этого отвел свою «Тойоту» на безопасное расстояние и расстрелял бензобак джипа. Огромный огненный факел взметнулся над машиной, а Сивый, ощущая необыкновенную радость и душевный подъем, стоял возле пышущего жаром костра до тех пор, пока ему в голову не стукнула мысль, что с места преступления нужно сматываться и как можно быстрее.

Через пару минут он не спеша катил по магистральному шоссе в сторону Новосибирска. Он приказал себе не превышать скорости и аккуратно соблюдать все правила дорожного движения, чтобы не остановили гаишники. Ведь он вез в кейсе на заднем сиденье целый пуд тяжелого наркотика. Попадись он с этим грузом, то вместо юга судья обеспечит его путевкой на лесоповал в места не столь отдаленные, но строгие лет так на пятнадцать. Может, в Коми, а может на север Красноярского края. Хрен редьки не слаще. От одной только этой мысли у него холодные мурашки пробежали по спине.

Когда проехал более двух третей пути, почувствовал нужду по - малому. Решил потерпеть. Но с каждой минутой нужда становилась все более нетерпимой. Пришлось съехать с магистрального шоссе и завернуть в березовую рощицу.

Справив малую нужду, он вернулся к машине и постоял возле нее, вдыхая полной грудью аромат леса. Хорошо! Как прекрасна жизнь!

Сев в машину, не удержался и заглянул в кейс с героином. Там лежало четыре больших пакета с белым порошком, каждый, как он был раньше информирован, весом по четыре килограмма. Целое состояние! Попытался в уме сосчитать сумму, но от радостного волнения цифры в голове не складывались, общая сумма все время получалась разной. Наконец он бросил это ненужное занятие и, надрезав один из пакетов, осторожно вытянул на кончике ножа немного порошка и лизнул его. Но от малого количества наркотика никакого эффекта не получил. Тогда слизнул с ножа весь порошок и стал смаковать его на языке. Однако никакого ощутимого результата от порошка не было. После того, как порошок стал приобретать специфический вкус и массу обыкновенного мела, все его тело покрылось холодным потом. Предчувствуя неладное, он дрожащей рукой надрезал остальные пакеты и по очереди попробовал порошок из каждого. Во всех пакетах оказался порошок самого обыкновенного мела.

От сознания того, что его кинули и мечта о богатстве, юге и собственном магазине автозапчастей отодвинулась на неопределенное время, у него послабило внизу живота. Он торопливо сходил в березняк по - большому, а когда медленно вернулся к машине, то зашвырнул пакеты с мелом и сам кейс в кусты.

Сев за руль, долго сидел молча, сраженный внезапно свалившимся на него горем. Сивому даже в голову не приходила мысль, что ему сегодня здорово повезло в сравнении с теми четырьмя, которые только что сгорели в огне, и что он мог быть одним из них.

Вздохнув тяжело, он снял камуфляж с лица, вывел машину на магистральное шоссе и в дурном расположении духа погнал ее в Новосибирск.

Уже подъезжая к городу, его побеспокоил звонок мобильного телефона. Звонил кореш по криминальному бизнесу Салим Мургалиев. То, что предъявил Салим, окончательно испортило ему настроение.

Сивый окинул злым взглядом обитателей притона и спросил Мотю:

- Все собрались?

- Да, командир. Ты вчера говорил, что надо сводить пацанов в баню.

- Я помню, что говорил, бля. Не надо мне напоминать, - оборвал Сивый. – Баня не волк, в лес не убежит. Отчитались все?

- Все, командир, - удивленно пожал плечами Мотя. Ему было странно слышать от командира тот же самый вопрос вторично. Все было доложено, деньги полностью сданы, а получалось, что Сивый вроде как не в курсе. Из этого Мотя сделал вывод, что у Сивого что-то произошло серьезное. – Я ведь сдал тебе бабки и доложил, что все сошлось, фифти-фифти.

- Ты мне замечания не делай, - зло сверкнул черными глазами Сивый. – Спрашиваю, значит, так мне хочется, бля.

- Ладно, командир, не заводись, - примирительным тоном обронил Мотя. – Разреши доставать хавку? Пацаны здорово проголодались, в натуре. Вроде заслужили.

- Кто заслужил, а кто, может, и нет. Некоторые кое-чего другого заслужили, - Сивый снял пиджак и, повесив его на спинку своего «трона», вынул из-за пояса «ТТ» с глушителем. Угрожающе передернув затвор пистолета, он сел на свое место, положил оружие перед собой на стол и, по-змеиному уставившись на Зяблика, прошипел:

- Встань у стола. Я допрос с тебя снимать буду, бля.

- Допрос? – встревожился Зяблик, - за что, командир?

- За дело. Встань, я сказал! – повысил голос Сивый.

Повинуясь приказу, Зяблик, беспомощно посмотрев на пацанов, среди которых не встретил ни одного сочувствующего взгляда, подступил к противоположному от Сивого торцу стола.

- Адъютант, встань у двери! – приказал Сивый Моте. – Чтобы предатель не сбежал, бля.

Мотя, не понимая в чем дело, все же быстро исполнил приказ командира и встал у двери.- Ты что, командир, какой же я предатель? – попытался защититься Зяблик. Он с надеждой посмотрел на Мотю, на пацанов, но ни сочувствия, тем более поддержки, не получил, а увидел лишь злорадные ухмылки. Да кто бы из присутствующих осмелился заступиться за него, зная жестокий характер Сивого, легкого на расправу. Такого защитника неминуемо постигла бы участь обвиняемого.

- Командир, я же сдал бабки полностью, - понизил голос Зяблик, надеясь, что, может, обойдется, может Сивый что-то спутал.

- Не пытайся выкрутиться! – сурово бросил Сивый, - и не гони пургу. Будешь врать – себе хуже сделаешь, бля. Отвечай только на мои вопросы.

- Но, в чем…

- Закрой чавкало и не открывай без моего разрешения! – гаркнул Сивый. – Отвечай, какую сумму отката ты передал прапорщику Савелию?

- Полторы штуки, командир, - вздохнул Зяблик, - прапор накинул пятьсот рэ, сославшись на инфляцию. Пришлось отдать. Он грозился все бабки отобрать, если бы я дернулся.

- Пока верно бакланишь, - кивнул Сивый. – И за это я тебя не виню. Значит, ты должен был сдать Моте на пятьсот рубчиков меньше и доложить о наезде Савелия. И претензий к тебе у меня не было бы. Но ты не доложил и, струсив, погасил пять стольников, как будто с тебя Савелий их и не взял. Я понимаю, ты испугался моего гнева, так как я тебе велел отдать ментам только одну штуку. Так?

- Так, командир.

- Очень хорошо. Но вопрос о другом, Зяблик. Где ты взял эти пятьсот рубчиков?

- Вытащил у одного фраера, командир.

- Какого фраера?

- Молодого чувака, полного такого. Не русской национальности. Что в том плохого, командир?

- Ничего, по ходу, - ядовито усмехнулся Сивый. – Ты только пятисотку вытащил? Ничего от нашей бригады не утаил?

- Ну, да. Только пятьсот. Ничего не утаил.

- Побожись.

- Сукой буду, командир! - как можно увереннее поклялся Зяблик, хотя надтреснутый голос его выдавал внутреннее смятение. – Зачем бы я утаивал? Я порядок знаю.

- А ты сука и есть! – рявкнул Сивый. – Потому что нагло врешь. У меня имеются другие сведения, бля, - в злом голосе Сивого появились прокурорские нотки. – Ты вытащил бумажник, в котором было более десяти кусков российскими рублями, триста американских долларов и кредитная карточка, на которой числилось сорок пять тысяч евро.

- Ничего себе, здоровский улов! – восхитился кто-то из пацанов.

- Ша! – оборвал Сивый. – Всем молчать!

Вернувшись свирепым взглядом к несчастному Зяблику, который от предчувствия жестокой расправы обреченно втянул голову в плечи, Сивый спросил:

- Будешь говорить правду?

- Я не знаю никакого бумажника, - безнадежно прошептал Зяблик.

- Чо, падла, надумал заначить? – Сивый слез с кресла, подошел к Зяблику, ткнул его пальцем в опущенную голову и с садистской нежностью добавил, - признаешься – освобожу от наказания. Ты, сука, обчистил моего кореша Салима Мургалиева, а он сделал мне предъяву, бля. Поэтому я и знаю, что было в бумажнике. Ты возле него крутился. Салим твои приметы нарисовал. Так что выкладывай добычу на бочку и я тебя не положу под нагайку. Мне, главное, с корешем рассчитаться. А тебя отпущу на все четыре стороны, - тут Сивый блефовал. Он шел на все, чтобы только этот упрямец Зяблик отдал добычу, а он рассчитался с Салимом. Не своими же кровными рассчитываться с первым помощником азербайджанской мафии. – Ну, что, принимаешь мои условия?

Зяблик молчал. Он прекрасно понимал, что если признается и отдаст бумажник, то все равно от нагайки ему не отвертеться, тем более, что доллары и кредитную карточку он выбросил.

- Чо молчишь, сучонок?! – взревел Сивый, брызгая слюной. – Запорю и выброшу на помойку как последнего бомжа. Последний раз спрашиваю, будешь говорить правду, бля?

- Твой кореш, наверное, обознался, - чуть слышно выдавил Зяблик.

- Лады, ты свой выбор сделал, бля! – процедил сквозь зубы Сивый и приказал Моте, - для начала всыпь ему десять нагаек, может, поумнеет. А не поумнеет, так запорем до смерти, чтобы другим было неповадно, бля!

- Валите его на пол, - распорядился Мотя и пошел в «резиденцию» Сивого за нагайкой.

Следуя распоряжению адъютанта, несколько самых ретивых пацанов не без удовольствия схватили Зяблика с двух сторон, стащили с него рубаху и повалили на пол, на живот. Двое стали держать его руки распятыми, а двое придавили ноги. Тут подоспел Мотя с нагайкой и, замахнувшись ею над тощей спиной Зяблика, посмотрел на Сивого. Тем временем вожак стаи волчат уселся поудобнее на своем «троне» и, словно верховный судья, кивнул Моте-палачу головой.

Мотя, плюнув зачем-то на свои ладони, со всего плеча рубанул приговоренного нагайкой поперек спины. Зяблик издал дикий вопль, а Мотя с иезуитским равнодушием занес ужасную нагайку для второго удара.

Петьку всего затрясло от жалости к другу. Не задумываясь о последствиях, он кинулся к Моте и схватил его за руку с нагайкой.

- Не бей его! – закричал он со слезами на глазах. – Отпусти!

Пацаны удивленно посмотрели на хилого защитника, добровольно напросившегося на десяток ударов нагайкой, а Мотя с особым удовольствием ударил его ладонью по лицу. Петька полетел на пол и из носа его пошла кровь.

Сивый усмехнулся и погрозил Петьке пальцем.

- Затихни, малявка. Ты свое получишь, бля. Я тебя еще допрошу. Ты ведь был вместе с Зябликом и покрываешь его. Может, ты хочешь рассказать? Расскажи. Тем самым ты освободишь своего упертого дружка от наказания.

- Ничего я не скажу, - выкрикнул Петька, вытирая рукавом рубахи кровь под носом.

- С тобой я позже поговорю, - не повышая голоса, произнес Сивый и даже не изменил своего положения в кресле. Он был уверен в том, что его верный адъютант все сделает как надо, как хочет того он, Сивый. – Продолжай! – приказал он Моте.

И верный адъютант с еще большей силой хлестанул бедного Зяблика по костлявой спине.

Зяблик издал душераздирающий крик, а на его спине выступила кровь.

У Петьки от страшной картины истязания над другом бешено заколотилось сердце и затряслись руки. Он вскочил на ноги, вытер рукавом кровь, бегущую из носа и…увидел пистолет, лежащий на столе. Кто бы мог подумать, что он решится на дерзкий и опасный для себя поступок. Но Петька не думал об опасности. Подбежав к пистолету, он схватил его обеими руками и направил на Сивого. Петьку всего трясло от нервного напряжения, а тяжелый пистолет плясал в его руках.

- Отпусти Зяблика, сволочь! – крикнул Петька не своим голосом. – Убью!

У Сивого отхлынула кровь от лица и он стал медленно подниматься в кресле. Пацаны и Мотя буквально оцепенели.

- Не шали, малявка, положи пистолет! - сурово приказал Сивый. - Не балуй с оружием, бля. Положи. Пистолет может выстрелить.

- Убью! – не помня себя, крикнул Петька и нажал двумя пальцами на спусковой крючок.

Хлопнул выстрел. Запахло сгоревшим порохом. Пуля прошла выше покатого лба Сивого, только задела его волосы.

Сивый посерел лицом и опустился в кресло. Он был в шоке и не знал что предпринять, чтобы восстановить свою пошатнувшуюся власть. Но вот он натянуто улыбнулся и дружелюбно произнес:

- Мир. Понервничали и будет. Мы же одна семья. Не будем больше ссориться. – И приказал адъютанту, - Мотя, отпусти Зяблика. Я его прощаю.

- Как скажешь, командир, - и Мотя опустил руку с нагайкой. Он сразу понял простой план Сивого, рассчитанный на то, чтобы любым способом забрать у Петюни пистолет, после чего воздать по заслугам обоим непокорным пацанам.

Однако Петька не собирался отдавать пистолет. Он попятился к двери и, держа оружие наготове, сказал Моте:

- Отпусти Зяблика и отдай ему рубашку.

Мотя стоял в нерешительности и погладывал на Сивого, который неторопливо слез с «трона» и направился к Петьке.

- Отпусти его, - кивнул он Моте. – Ведь мы помирились. – А ты отдай мне пистолет, - обратился он к Петьке и протянул к нему руку.

- Не подходи, убью! – предупредил Петька, дрожа всем телом и стуча зубами. В его взгляде было столько решимости, что Сивый остановился. В его планы не входило получить пулю от малявки.

Между тем пацаны подняли Зяблика и отдали ему рубашку. Зяблик со стоном подошел к Петьке и стал рядом.

- Пошли отсюда, - сказал ему Петька и угрожающе повел стволом пистолета – с Сивого на Мотю с пацанами и обратно. – Кто попытается нас задержать – застрелю.

Обитатели притона зло молчали. Можно было представить что бы они сделали с Петькой и Зябликом, если бы им удалось отнять пистолет. Но рисковать никто не хотел. Выстрел в Сивого был предупреждением, что малявка Петюня может выстрелить еще. Умирать никому не хотелось. А Сивому особенно.

В следующую минуту Зяблик с Петькой вышли из притона «задним ходом», подперли дверь валявшейся доской, Петька забросил тяжелый пистолет в темный угол коридора и они изо всех сил бросились бежать.

Улицы, переулки, огороды, заборы, металлические гаражи, редкие, сторонящиеся прохожие – все это мелькало перед глазами бегущих, будто картинки в немом кино, которое показывали с увеличенной скоростью. Какое время бежали Петька с Зябликом и куда убежали, они не знали. Остановились в тихом проулочке только тогда, когда совсем выбились из сил.

Петька, хватая воздух широко открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег, опустился на колено и сморщился от боли в правом боку.

- Не могу, задыхаюсь, в боку колет, - с трудом выдавил он.

- Это печенку схватило, - обронил Зяблик, дыша как паровоз. – У меня было такое. Я тоже больше не могу, сейчас упаду. – И он сел на землю. – И спина горит, как будто на нее горячих углей насыпали. А ведь этот козел, Мотя, только два раза ударил. Что было бы, если двадцать раз?! Я бы копыта отбросил. – Зяблик повертел головой и озадаченно вымолвил, - интересно, куда мы прибежали? Не пойму. Тут я ни разу не был.

- Я тоже, - ответил Петька и глубоко вздохнув, предложил, - пошли потихоньку?

- Оклемался?

- Вроде.

Зяблик подхватил Петьку под руку и они медленно побрели через незнакомые дворы мимо старых панельных «хрущевок». Когда пришли в себя, Зяблик улыбнулся и с уважением сказал Петьке:

- А у тебя ловко получилось с пистолетом. Молодец. Спасибо! Если бы не ты – они бы меня запороли. Я теперь твой большой должник. И надо же было мне нарваться на этого засранца – кореша Сивого. Кто бы знал, что они знакомые.

- Ты запомнил, куда спрятал нашу кассу? – спросил Петька. – Я не приметил. Мне не найти. Хавать хочется.

Зяблик остановился в задумчивости и почесал в затылке.

- Должны найти. Старый заброшенный сарай. На нем сбоку заплата из большого куска жести. Я сунул бумажник в щель под шифером. Ты должен был видеть.

- Я не смотрел, - вздохнул Петька. – Я на тебя надеялся.

- На тебя надеялся, - передразнил Зяблик. – А еще кассир. Ладно, не унывай, найдем. Но туда сейчас нельзя.

- Почему?

- Тот сарай не далеко от притона Сивого. Туда опасно идти. Вдруг кто из пацанов увидит нас. Они сейчас злые. Завтра пойдем, днем, когда из притона все разойдутся.

- Завтра, так завтра. Но хавать здорово хочется. Наверное, от пережитого страха.

- Бывает, - согласился Зяблик. – К тому же мы по-хорошему и не хавали. Одни мороженые в зоопарке. Ты сколько слопал, помнишь?

- Этого я не забуду, - улыбнулся Петька. – Шесть штук.

- Не шесть, а пять с половиной, - рассмеялся Зяблик. – Шестое я за тебя доедал. Ты слабаком оказался.

- Ничего особенного, ты старше меня и у тебя желудок больше, - рассудил Петька.

Зяблик ничего не ответил и потянул друга на пустую скамейку.

- Посидим. Чо-нибудь придумаем с хавкой.

Вечерело. Мимо них к своим семьям шли усталые женщины с тяжелыми сумками, из домов мужики, парни и девушки выводили на вечернюю прогулку собак. Словом, нормальная жизнь шла своим чередом, но мимо этих двух беспризорников и не только этих.

Первым прервал затянувшуюся паузу Петька.

- Сейчас, наверное, хорошо в квартирах, - вздохнул он, - еды всякой много, по телевизору кино показывают…

- Ты брось это, - сердито оборвал Зяблик, - не ной. Значит, такая у нас судьба. В конце концов не всегда же мы будем беспризорниками.

- Не всегда? А до каких пор?

- Вырастем, будем работать. Я шофером стану. А ты кем хочешь быть?

- Я не думал.

- Подумай. Говорят, когда человек мечтает о хорошем, то у него настроение улучшается. А ты разнылся.

- Я больше не буду. У меня тоже есть характер.

- Ладно, не обижайся, - примирительно улыбнулся Зяблик и обнял Петьку за плечи. – И все же, кем бы ты хотел стать, когда вырастешь?

- Наверное, мороженое делать, - искренне признался Петька. – Хавать охота.

- Не ной, я придумал, - Зяблик поднялся со скамейки. – Пойдем в Октябрьский район, к частным домам. Там огороды. Огурцы выросли. Но прежде надо хлеба достать.

- Где?

- У магазина, где ж еще. Идем.

Вскоре они подошли к супермаркету и Зяблик шепнул Петьке:

- Попроси на хлеб вон у того, толстого, в лаковых туфлях. У него, поди, денег куры не клюют. Да жалобней проси. Ты же умеешь ныть, - и Зяблик подтолкнул его в спину.

Петьке уже приходилось просить на хлеб в метро и он смело перегородил дорогу толстому мужчине в дорогом костюме и лаковых туфлях.

- Дяденька, дайте на хлеб, у меня мама умерла, - жалобно пропел Петька и даже потер кулачком один глаз.

Мужчина удивленно уставился на него, словно неожиданно наткнулся на мусорную урну, и, обходя его, недовольно бросил:

- Что, на сигареты собираешь? Ну и расплодилось же вас, шпаны! Куда только родители смотрят.

- У меня нет родителей.., - начал было Петька, однако толстяк уже был далеко от него.

Но тут к Петьке подошла пожилая женщина в потертом плаще. Она торговала в одном ряду с бабушками свежими овощами.

- Тебе, детка, действительно на хлеб нужно? – спросила она испытующе.

- Ага, - кивнул Петька.

- А что, у тебя нет родителей?

- Нет. Я беспризорник.

Женщина внимательно оглядела его, горестно вздохнула, быстро сходила к своему торговому месту ( перевернутой коробке из-под бананов), достала из сумки булку хлеба и, подойдя к Петьке, ласково сказала:

- Возьми, касатик, свеженький, недавно в магазин привезли. Я себе еще куплю. По тебе видно, что не обманываешь.

- Я правду говорю, - насупился Петька и обхватил булку хлеба обеими руками.

- Я верю, - печально покачала головой женщина, - Господи…

В следующую минуту Петька с Зябликом исчезли за углом сверкающего неоновыми огнями супермаркета.

- Еще теплый, - с удовольствием вымолвил Петька и, отломив себе большой кусок хлеба, передал булку Зяблику.

- Знаешь, о чем я подумал, Петюня? – пробубнил Зяблик, набивая рот хлебом, - мы с тобой не будем больше просить. Унизительно это. Меня так и подмывало расписать ножом жирную харю того чувака в лаковых туфлях. На булку хлеба пожалел, козел. Ничего, придет время…

- Какое время? – поинтересовался Петька, доканчивая свой кусок.

- Наше с тобой, когда подрастем, - зло промычал Зяблик переполненным ртом, - тогда мы с ними по - другому поговорим.

Петька не понял, с кем Зяблик собрался в будущем поговорить и отломил от булки хлеба еще кусок.

У них осталось меньше полбулки, когда они пришли в частный сектор Октябрьского района.

Было тихо и тепло. Утомленное за день солнце наполовину свалилось за черту горизонта. Оставшаяся половинка была похожа на полукружье раскаленной кузнечной заготовки. Кое - где взлаивали собаки.

- Эти места я хорошо знаю, - уведомил друга Зяблик, - здесь много сараев и погребов. Тут не трудно хавку добыть. Но запомни, в одном и том же месте брать два раза нельзя. Можно залететь.

- Куда залететь?

- Ну, ты даешь, малявка. Залететь, значит, могут поймать. Совсем русского языка не знаешь. Ты сколько классов закончил?

- Три. А ты?

- Я четыре. Из пятого ушел. Но дома говорил матери, что хожу в школу. Домой приходил к ночи.

- А где был весь день?

- На улице, где ж еще. И домой идти не хотелось. Не мог смотреть на пьяные дебоши отца. Был бы я постарше, я бы сам его убил, а получилось, что мама грех на душу взяла. Ладно, пошли за огурцами. Я тут знаю большой огород. Окна дома на него не выходят. На нем и наберем. Будешь срывать с грядки по паре огурцов, чтобы незаметно было, что была кража.

- Я?

- Конечно. Ты поменьше, незаметнее. Тебе и в дырку в заборе легче пролезть. Огурцы собирай в рубашку. Штук десять. Больше нам не схавать. Да не топчи грядки, осторожнее ходи между ними. Понял?

- Понял.

Через некоторое время они зашли в узкий тупиковый проулочек и Зяблик, указав на доску в заборе, отодвинул ее нижний край в сторону.

- Лезь. Тут собаки нет.

Петька нырнул в отверстие, а Зяблик опустил за ним доску и присел возле забора на корточки.

Воришка отсутствовал минут пять, не больше. Когда он вылез через дырку в заборе, то сказал шепотом:

- Может, надо было больше взять? Там их море. Чтобы и назавтра хватило.

- Нет, - строго оборвал Зяблик. – Никогда лишнего брать не надо. Мы же не цыгане, чтобы таскать с собой хавку. Я помню, мама говорила, будет день - будет пища.

Петька кивнул, соглашаясь, и они быстро удалились с места преступления.

Вскоре Зяблик присмотрел покосившийся сарай, закрытый только на щепочку. Зашли внутрь. В вечернем полусумраке угадывалась небольшая куча дров и отсек, наполненный наполовину углем.

- Самое то, - удовлетворенно проговорил Зяблик, располагаясь на сухих дровах. – Сюда никто не зайдет. Лето, печки сейчас не топят. Доставай огурцы.

Огурцы оказались белобокими, гладкими и запашистыми.

- Хорошая хавка, - причмокнул Зяблик, - жаль только, что у нас нет соли.

- Шо же делать? – вздохнул Петька. – Может, постучаться к кому и попросить?

- Давай, попроси, - в том доме, в огороде которого огурцы наворовал, - съязвил Зяблик. – Чудило же ты, малявка. Люди же не дураки, сразу догадаются, зачем пацаны у них соли просят. Сдадут в милицию, и Вася не чешись. Не будем рисковать. Похаваем без соли. Они и так хороши, - и он с блаженством понюхал огурец. – Наваливайся.

Через несколько минут, похрустывая сочными огурцами, они «упрятали» остатки хлеба и восемь огурцов. Остались два, помельче, но осилить их уже не было мочи.

- Нахавался, - улыбнулся Зяблик.

- Я тоже, - икнул Петька и погладил живот.

- Хочешь кино посмотреть?- вдруг предложил Зяблик.

- Кино? – не понял Петька. – Ты не шутишь? Где?

- Вполне серьезно. Посмотрим, если ничего не изменилось.

- Где не изменилось?

- Пусть будет тебе сюрпризом. Пошли.

Запихнув по огурцу в карманы джинсов и закрыв сарай на щепочку, они выскользнули из проулка на широкую улицу. Подождали за кустами пока пройдет женщина, несущая от водокачки полные ведра воды на коромысле, потом проедет запоздалый велосипедист и проковыляет «поддатый» мужичок, с трудом удерживающий в руке ящичек со слесарным инструментом. Когда на улице никого не оказалось, они перебежали ее, перелезли через штакетник в палисадник большого рубленого дома и притаились. Никто их не заметил, и собака не залаяла: по той причине, что в этом дворе ее просто не было.

Они очутились под широким разлапистым кленом, под которым была просторная скамеечка.

- Как в кинотеатре, - шепнул Зяблик, - возле окна стоит огромный телевизор, я такого раньше не видел. Отсюда неплохо смотреть. Хотя и наискосок, но все равно ничего. Я случайно наткнулся на это место. И один раз смотрел кино.

- Но никакого телевизора не видно, - так же тихо заметил Петька. – В окнах темно. Может, хозяев и дома нет.

- Подожди, какой ты нетерпеливый, - недовольно ответил Зяблик. – А если они на кухне, хавают.

- Может.

- Ну, так надо подождать.

Ждать пришлось не долго. В окнах вспыхнул свет и через какую-то минуту засветился голубой экран огромного телевизора.

- Здорово! – восхищенно прошептал Петька.

- А я что говорил, - не без гордости ответил Зяблик. – Интересно, что сегодня будут показывать?

- Вот бы про пиратов, - вздохнул мечтательно Петька.

- А как же, тебя услышат и покажут по твоему заказу, - усмехнулся Зяблик.

Тем временем на экране показывали заседание Госдумы, но о чем там говорили, слышно не было. Потом стали показывать какого-то олигарха и его новое приобретение – роскошную яхту и ее внутреннее великолепие. Затем пошли скучные кадры о нефтяных вышках и больших магистральных трубопроводах, по которым качают нефть в зарубежные страны.

- Наверное, не будет кино? – с нотками разочарования вымолвил Петька.

- Не знаю, - пожал плечами Зяблик. - Может, хозяева любят только новости. Хотя тот раз я смотрел американский, о терминаторе.

Но тут, совсем неожиданно, на экране телевизора возник силуэт парусного корабля с черным флагом и по всему экрану надпись - «Пираты Карибского моря».

- Не может быть! – вскрикнул от изумления Петька. – Зяблик, смотри – про пиратов.

- Чего орешь? - одернул его Зяблик. – Хочешь, чтобы нас услышали и прогнали?

- Про пиратов же! - не мог успокоиться Петька, хотя перешел на шепот. – Вот это совпадение! Как будто специально для нас кажут.

- Бывает, - солидно отозвался Зяблик, довольный произведенным на товарища эффектом и тем, что не зря его сюда привел. – Но ты не подумай, что это простое совпадение. Это я наколдовал.

- Наколдовал? – понизил голос Петька. – Ты умеешь колдовать?

- Да шучу я, - усмехнулся Зяблик. – Давай смотреть.

Но Петька уже не слышал друга. Он впился взглядом сквозь стекло окна в экран телевизора. Для него вокруг больше ничего не существовало. Вот они отчаянно-смелые пираты! Капитан Воробей, осуществляя смелый план по возвращению корабля под названием «Черная жемчужина», отважно сражается на саблях с мастером по изготовлению клинков, затем с офицерами английского флота и, оставив всех в дураках, захватывает корабль и уходит на нем в море…

Неожиданно, в доме, к окну подошел какой-то человек и одним движением руки перекрыл окно плотной шторой. Волшебный мир пиратских приключений мгновенно исчез, вогнав Петьку, да и Зяблика, в глубокий шок.

Некоторое время они сидели молча, убитые обрушившимся на них горем. Но вот Зяблик растерянно вымолвил:

- Тот раз они не закрывали штору.

Петька же ничего не мог произнести. Трудно было передать всю глубину его страданий. Губы его задрожали, а веки часто заморгали. К глазам подступили слезы.

Кинув на друга короткий взгляд, Зяблик все понял и, глубоко вздохнув, твердо сказал:

- Не вздумай реветь, нам не положено – мы беспризорники. Терпи. – И, вспомнив о спрятанном бумажнике, с облегчением сказал, - обещаю, у нас будет свой телевизор. И видик. И диск с фильмами о пиратах купим.

- На какие шиши?- прошептал Петька, готовый разрыдаться.

- Так у нас же есть касса, - напомнил Зяблик. – Завтра же и купим.

- Здорово! – поднялся Петька, и у него тут же пропало желание плакать.

- Пошли отсюда, - Зяблик враждебно посмотрел на дом, хозяева которого прервали для них сеанс любимого фильма, и подсадил Петьку на штакетник.

Сумерки уже вступили в свои права. Ультрамариновый небосклон засевали первые дрожащие звезды, а бледная луна, заступив на ночное дежурство, холодно смотрела с высоты как город готовится ко сну.

Некоторое время Петька и Зяблик шли молча по опустевшей улице, покой которой нарушал лишь редкий собачий лай.

- Зяблик, а куда мы телевизор поставим? – спросил Петька и зевнул.

- Не знаю, - ответил Зяблик, всматриваясь во дворы, мимо которых проходили. – Завтра будем думать. А сейчас нужно найти место, где поспать. Ты уже зеваешь, да и я чертовски устал. Денек сегодня выдался у нас не из легких. Чего только стоит разборка в притоне. Вспоминать жутко. У меня до сих пор спина горит.

- И меня начинает трясти от воспоминаний.

- Хорошо, что ты не убил Сивого. Нарочно промазал?

- Нет, так получилось. А тебе было бы его жалко?

- Не в том дело, - хмыкнул Зяблик, - было бы кого жалеть. Дело в том, что, если бы ты его убил, то взял на свою душу большой грех и всю бы жизнь мучился. Мама мне об этом говорила.

- А воровать не грех?

- Смотря в каком возрасте, - задумчиво ответил Зяблик. – Мама говорила, что если дети воруют, чтобы не умереть с голоду, то это не преступление и не грех.

- А шо это?

- Борьба за выживание. Ладно, хватит об этом, - Зяблик недовольно махнул рукой и потянул Петьку в сторону дома с закрытыми ставнями. – Видишь, одеяло на веревке висит?

- Бачу.

- Сопрем. Пригодится ночью. Но сначала кину камнем во двор.

- Зачем?

- Узнать есть ли собака. – Он подобрал небольшой камень и швырнул его во двор. Камень глухо ударил в доску и отскочил в какую-то жестяную банку, которая со звоном покатилась по двору. Постояли, прислушались – тишина. Через пару минут Зяблик завладел шерстяным одеялом.

Они отбежали подальше от места очередной кражи и свернули в узенькую улицу.

- Пока нам везет с дворами, где нет собак, - довольно отметил Зяблик. – Смотри - детский садик. Там вдоль забора густые деревья, а среди них скамейки. Удобное место для ночевки.

Через несколько минут они расположились на одной из скамеек и Зяблик озабоченно сказал:

- На одной скамейке вместе не поместимся, а одеяло одно. Давай положим его на траву и натянем на себя с двух сторон – как в спальном мешке будем. Вместе теплее.

- Давай.

Так и сделали.

Сон быстро наваливался на уставших ребят.

- Зяблик, - пробормотал Петька, - как твое настоящее имя?

- Ленька, - полусонно буркнул Зяблик.- А что?

- Можно я буду тебя называть Ленькой?

- Называй. Мне все равно.

- Вот и хорошо. Надоели клички, будто мы не люди, а собаки. А меня зови Петькой. Ладно?

Ленька не ответил. Он уже был в крепких объятиях Морфея. Через минуту и Петька провалился в глубокий тревожный сон.

Утром, в начале седьмого, Петька почувствовал, что кто-то больно тычет его в бок. Открыв глаза, увидел перед собой пожилого с мрачным лицом мужчину в полинявшей камуфляжной форме. В руках у него была трость с резиновым наконечником.

- Ну, чего разлеглись, наркоманы, мать вашу, - сердито проворчал он, - быстро убирайтесь отсюда. Дружка буди. А то огрею вдоль спины костылем. Спасу от вас нет, уроды. Быстро, я сказал!

Расталкивая крепко спящего Леньку, Петька, не спуская настороженного взгляда с грозного мужика, виновато вымолвил:

- Дяденька, мы не наркоманы, мы беспризорники. Ничего плохого не сделали.

Проснувшийся Ленька, сев на одеяле, быстро понял ситуацию и вежливо сказал:

- Не ругайтесь, нам спать негде было, вот мы и завернули к вам в гости. Мы сейчас уйдем.

- Ишь ты, гости! – изумился вежливому обращению мужчина. – Мы уже устали от таких гостей. Всего два дня отдохнули после того, как вашу компанию милиция разогнала. И на тебе, вновь пожаловали, гости дорогие! После ваших ночных оргий я утром устаю шприцы на территории собирать, - уже менее сердито продолжал мужчина.

- Можете нам верить - мы не наркоманы, - повторил Петька, помогая Леньке скручивать одеяло. – Мы сироты.

- Сироты?! – задумчиво повторил мужчина и почесал редкие седеющие волосы рукоятью трости. – А ну, идите за мной.

- Куда, дяденька? – с опаской осведомился Ленька, - вы нас в милицию хотите сдать?

- Не в милицию, не бойтесь. Что толку – в милицию? Все равно отпустят. Вы же малолетки. – Пошли ко мне в сторожку.

- Так вы сторож? – почему-то обрадовался Ленька.

- Сторож, сторож, - вздохнул мужчина, - идемте.

Припадая на правую ногу и опираясь на трость, сторож подошел к небольшой пристройке к одноэтажному зданию детского садика, пропустил ребят вперед и зашел следом.

- Садитесь вот сюда, - кивнул он на топчан, застеленный старым одеялом, а сам разместился на скрипучем табурете у небольшого дощатого стола.

Ребята несмело присели на топчан и положили себе на колени свернутое в рулон одеяло.

- Значит, говорите, не наркоманы? – с остатками сомнения произнес сторож.

- Нет! – почти в голос ответили ребята.

- Хочется верить, - вздохнул сторож, - задерите рукава рубашек.

Ребята тут же выполнили его просьбу.

- Вроде не колетесь, - примирительно вымолвил сторож, - что с одеялом – то обнялись? Положите на топчан. Сейчас будем чай пить.

С этими словами сторож встал, включил чайник и достал из маленького шкафчика, прибитого к стене, три разномастных чашки, коробку с пакетиками чая, сахар рафинад в коробочке, начатую пачку земляничного печенья и добрую половину черничного рулета. Затем разлил чай по чашкам, пододвинул стол к топчану и предложил:

- Прошу к столу, чем богат. Ну, смелее. Меня зовут Михаил Егорович, а для вас я просто дядя Миша. А вас как называть?

- Меня Ленька, а это Петька.

- Братья, что ли?

- Мы друзья.

- Друзья – это хорошо, - задумчиво вымолвил Михаил Егорович, внимательно разглядывая ребят, - вы сахару-то больше кладите, не стесняйтесь. Детям надо больше сладкого есть. И на рулет с печеньем налегайте. Себе я еще принесу, рядом живу. – Он изрезал рулет на куски и пододвинул поближе к ребятам.

- А почему детям надо больше сладкого? – поинтересовался Петька, уплетая рулет.

- Потому что дети растут и сладкое им нужно для развития организма, - пояснил Михаил Егорович, не притрагиваясь к своей чашке с чаем.

- Вкусно! – пробубнил Ленька набитым ртом.

- На здоровье! – ответил Михаил Егорович. Лицо его с каждой минутой становилось все более задумчивым и грустным. – Сироты, говорите? – спросил он и побарабанил узловатыми пальцами по столешнице. – Расскажите о себе, если не спешите.

- Нам некуда спешить, - ответил Петька и вытер вспотевшее лицо рукавом рубахи.

Михаил Егорович чуть приметно улыбнулся, а Ленька стал рассказывать о трагических семейных происшествиях. Когда он окончил, Петька рассказал о своих бедах.

Михаил Егорович слушал не перебивая и не задавая вопросов. Когда Петька замолчал, Михаил Егорович смахнул набежавшие слезы и отвернулся, чтобы ребята не заметили его слабости. Но ребята увидели его слезы и растерялись.

- Дядя Миша, вы плачете? – тихо спросил Петька. – Почему?

- Мы вас расстроили? – чувствуя неловкость, спросил Ленька.

- Ничего, хлопцы, - махнул рукой сторож и торопливо провел рукавом куртки по влажным глазам. – Не обращайте внимания, так, что-то накатило. Схожих с вашими судеб сейчас много. Да и прежде было немало. Я ведь детдомовский. Потому ваши печальные истории острой иглой кольнули меня в самое сердце. Кстати, а почему вам в детский дом не пойти? Я могу позвонить в районную администрацию или милицию и…

- Не, не надо, - возразил Ленька. – В детский дом мы ни за какие коврижки не пойдем. Я там был.

- И что, не понравилось?

- Да. Там постоянные унижения и издевательства.

- К сожалению, ты прав, малыш, - покачал головой Михаил Егорович. – Унижений и издевательств там хватает. Правда, не везде и не в равной степени. Но я все вытерпел.

- Мы не хотим в детдом, - подал голос Петька.

- Но как думаете жить?

- Пока не знаем, - пожал плечами Ленька. – Мама говорила, что мир не без добрых людей. Не пропадем. Где – нибудь на работу устроимся.

- Какие из вас работники?! - Невесело улыбнулся Михаил Егорович, - малы вы еще. Вам в школу ходить надо. Без образования тяжело будет в жизни.

- А мы будем учиться, когда подрастем, в вечерней школе, - с упрямой решительностью заявил Ленька.

Михаил Егорович посмотрел в сторону, о чем-то напряженно думая, спросил:

- Ребята, у вас должны быть квартиры. А недвижимость сейчас больших денег стоит. Здесь есть о чем подумать. Вы что, бросили квартиры на произвол судьбы?

- У нас была служебная, - сказал Петька. – От ЖЭУ. Когда папку посадили, а мачеху положили в психушку, то начальник ЖЭУ отдал квартиру другим, а меня передали участковому милиционеру, чтобы он оформил меня в детский дом.

- И что было потом? Тебе тоже детдом не понравился?

- А я там и не был. Убежал от участкового.

- Понятно. А у тебя как с квартирой? – спросил Михаил Егорович у Леньки. – Ты постарше и вполне можешь рассуждать по-взрослому. Можно будет оформить опеку и у тебя будет где жить. Хотя этот вопрос не простой, но его вполне можно решить при желании.

Ленька грустно усмехнулся.

- У нас был частный дом, в Октябрьском районе. Но после того, что у нас произошло, я его поджег. Дом сгорел полностью. Соседские сараи пострадали.

- Поджег свой дом? – удивился Михаил Егорович. – Но зачем?

- Чтобы не помнить, что в нем случилось.

- Ну и дела! – тяжело вздохнул Михаил Егорович. – У меня, ребята, жизнь тоже не сахар. Старуха тяжело больная, уход постельный за ней нужен. Дорогие лекарства требуются. Вот я и вынужден подрабатывать сторожем. Ведь на крохотную пенсию не проживешь, ее на одни лекарства не хватает. Не знаю, чем вам помочь.

- Но почему вы нам должны помогать? – смутился Ленька. – Вы уже старенький, молодые вам должны помогать. Дядя Миша, а что, у вас нет детей?

Михаил Егорович вдруг сгорбился, руки его мелко задрожали, а голос вдруг стал осипшим.

- Был сын, Семеном звали. Военный. До капитана дослужился. В Чечне погиб. После этого и слегла мать. Третий год лежит. Врачи говорят, что, наверное, и не встанет. Вот такие невеселые дела…

Михаил Егорович тяжело вздохнул и, взглянув на ребят, вдруг встрепенулся.

- Извините, я перед вами о своих болячках расплакался, а у вас у самих, бедняжек, дела обстоят не лучшим образом. И все же я бы посоветовал вам пойти в детский дом.

- Не беспокойтесь за нас, - нарочито бодреньким голосом ответил Ленька. – Не пропадем.

- Спасибо, дядя Миша, за чай!- сказал Петька.

Ребята вышли из-за стола, а за ними устало вылез Михаил Егорович.

- А я, грешным делом, сначала принял вас за наркоманов, - вымолвил он с извинительной улыбкой. – Попробуй тут разберись сразу где хороший человек, а где с гнильцой внутри. Всего вам доброго! Пусть злые ветры не выбросят вас на обочину жизни. Ну, а если будет совсем плохо, приходите ко мне. Вместе что-нибудь придумаем.

Ленька подал гостеприимному сторожу скатанное в рулон одеяло и сказал:

- От нас, на память. Новое. Ваше совсем протерлось.

- Вы отдаете последнее, что у вас есть?! – расчувствовался Михаил Егорович. – Я не могу взять.

- Возьмите, - вклинился в разговор Петька, - вы такой добрый. Нам больше злые попадаются.

- Откуда у вас это одеяло? – с подозрительностью спросил Михаил Егорович. – Вы его украли?

Но Ленька уже стал тертым калачом и быстро нашелся что ответить.

- Что вы, дядя Миша! Петькино одеяло, из его квартиры. Нам надоело с ним таскаться. К тому же, мы сегодня пойдем в милицию и попросимся в детский дом. Там найдутся для нас одеяла.

Петька немного помолчал, но тоже быстро «врубился», закивал головой.

- Мое одеяло. А в детдом пойдем.

- Не врете? – прищурился Михаил Егорович.

- Не врем, - дружно ответили ребята.

- Вы нас убедили, - вполне серьезно добавил Ленька.

- Вот и молодцы, - обрадовался Михаил Егорович. – В таком случае возьму ваш подарок на память. Но вы не забывайте меня, заходите.

- Обязательно навестим, - заверил Ленька.

- До свидания, дядя Миша, - сказал Петька.

- До встречи, Михаил Егорович, - грустно добавил Ленька.

- Счастливо, ребята, - с нескрываемым волнением ответил Михаил Егорович и долго смотрел вслед сиротам, отмечая про себя удивительные оптимистические характеры этих двух мальчишек, не сломавшихся пока под жестокими ударами житейских обстоятельств. Что-то будет с ними дальше?..

Петька с Ленькой некоторое время шли молча. Вскоре вышли к старым «хрущевкам» и сели на лавочку возле детской песочницы.

- Мне понравился дядя Миша, - сказал Петька, - он добрый.

-Мне тоже, - кивнул Ленька, - душевный дядька, но, похоже, тоже несчастный. Хорошо, что мы ему одеяло подарили. Себе еще достанем.

- Плохо, что одеяло ворованное, - вздохнул Петька.

- А другого у нас и не может быть, - насупился Ленька. – Не могли же мы признаться, что одеяло украли.

- Конечно, не могли, - согласился Петька, - он бы нас тогда выгнал.

- Мне мама говорила, что иногда можно соврать, если хочешь сделать доброе дело. Ты как думаешь?

- Не знаю, - пожал плечами Петька, - наверное, твоя мама была права. А про детский дом ты тоже соврал или на самом деле хочешь туда пойти?

- Соврал. Иначе нельзя было. Не хотелось огорчать хорошего дядьку. А в детский дом меня никакой силой не загонишь. Может, ты туда хочешь? Иди, испытай. Ты скажи, я не обижусь.

- Шо, я дурак? - сплюнул Петька, - я – как ты.

- О, смотри, кто канает! – воскликнул вдруг Ленька, указывая на рыжего пацана лет двенадцати, который катил перед собой набитую чем-то большую сумку на двух колесиках: с такими сумками-тележками обычно ходят пожилые люди на рынок.

- По – моему, я его видел в притоне Сивого, - предположил Петька.

- Ты не ошибся, старый знакомый, - хмыкнул Ленька и крикнул, - Сопатый, а ну подруливай сюда!

- Пацаны, здорово! – обрадовался Сопатый и, подойдя, поздоровался с Ленькой и Петькой за руку. – Не ожидал вас увидеть. – Он сел напротив и стал с интересом разглядывать их, словно не видел сто лет.

- Почему не ожидал увидеть? – поинтересовался Ленька.

- Думал, что вы далеко от этих мест, чтобы на глаза Сивому не попадаться. После того, как вы сбежали, он приказал всем пацанам, кто вас встретит, перо вам в бок вставить.

- Это за что же нам такая честь? – посерьезнел Ленька.

- Сивый говорил, что конец пришел нашему притону, потому что вы наверняка стукните в ментовку и адресок притона сообщите. Мол, по злобе, чтобы ему, Сивому отомстить. Поэтому он нас всех распустил и велел на той хавире не проявляться. А если мы ему понадобимся, то он соберет нас на новую хазу.

- На вашего Сивого мы клали, - сплюнул Ленька. – Ну, а ты можешь заработать от него благодарность. Мы перед тобой. Начни с меня, сунь мне перо под ребро. Чо растерялся?

- Да ты чо, Зяблик, - перепугался Сопатый, - я же за вас, в натуре, мне самому нагайкой попадало, ты же знаешь. Я к Сивому больше не ходок.

- Был Зяблик, да весь вышел, - зло сплюнул Ленька. – Мы с Петькой отменили клички. Мы не собаки. Меня зовут Ленькой, а моего друга Петькой. Усек?

- Усек, - удивился Сопатый, - а чо это с вами, пацаны? Как же вы будете без кличек?

Петька и Ленька дружно рассмеялись.

- Может, вы в детдом намылились? – предположил Сопатый. – Тогда другое дело. Вам там другие клички дадут.

- Ленька и Петька вновь рассмеялись.

- Чо балдеете? – не мог вникнуть в ситуацию Сопатый.- Веселые какие-то. С чего это?

- А чо сопли распускать? – усмехнулся Ленька. – У нас все нормально. Завтра в Сочи уезжаем. Уже билеты купили. Жаль вот только, что с Сивым и Мотей не успели рассчитаться. Но, ничего, может, еще встретимся.

- А где бабок взяли на билеты? – с завистью спросил Сопатый.

- Ну, это для нас не проблема, - продолжал заливать Ленька, который иногда любил пошутить или разыграть товарищей. – Ловкость рук и никакого мошенничества.

- Ты, Зяблик, способный, - вздохнул Сопатый, - я тебе завидую.

- Не Зяблик, а Ленька.

- Да, Ленька, извини. А Сивого уже, наверное, нет в городе. Когда мы расходились из притона, то он водяру глушил, а возле него приготовленный чемодан стоял. Он и Мотю выгнал.

- А Мотю-то за что? – поинтересовался Ленька. – Он же его верный адъютант.

- Сивый обвинил Мотю в том, что тот на хату привел Петюню, который чуть было его не застрелил.

- Жаль, что промазал, - зло вставил Петька.

- Многие пацаны потом восхищались тобой, - польстил Сопатый, с уважением посмотрев на Петьку, - а некоторые затаили обиду из-за того, что притон накрылся. Пацаны, если серьезно, как думаете дальше жить? Чем думаете в Сочи заниматься?

- Мы еще не решили, - пожал плечами Ленька, - может, одеждой будем торговать.

- Какой одеждой?

- Которая на пляжах валяется, сами-то хозяева в море купаются.

- Ты все прикалываешься, - вяло улыбнулся Сопатый, - ну мне пора, а то из графика выбьюсь.

- Из какого графика? – полюбопытствовал Петька.

- Да я к барыге, дяде Володе вернулся. Работаю по графику.

- Что за барыга? – заинтересовался Ленька.

- Паленку бодяжит из технического спирта, а я развожу по точкам вот на этой тележке. Хотите посмотреть? – с этими словами Сопатый распустил шнурок на верху сумки и взору Петьки с Ленькой предстала батарея полных бутылок с настоящими водочными этикетками. – Тут двадцать штук.

- И по какой цене твой дядя Володя продает одну бутылку?

- По сороковнику. А в магазине такая бутылка в три раза дороже.

- Так в магазине другого качества.

- Ничего, этой паленкой еще никто не отравился. Еще как покупают.

- Кто, бомжи?

- Не смеши, откуда у бомжей бабки? Эту партию я везу на стройку. Тут недалеко огромный котлован роют и дорогу прокладывают. Говорят, завод «Кока-колы» будет. Там таджиков уйма. Прораб эту водку им по шестьдесят рублей толкает. С бутылки по двадцатке наваривает.

- Выходит, ты оптовик, а прораб спекулянт.

- Нет, он бизнесмен. Он сам так говорит.

- А тебе дядя Володя как платит?

- По рублю с бутылки. У меня еще вторая ходка намечена на сегодня, на строительство нового моста. Там черных тоже много. Выпить они любят.

- И там прорабу сдаешь горючее?

- На мосту с мастером договоренность. Так что за день я зашибу сороковник. На сигареты хватит.

- А с хавкой как?

- Нормально. Дядя Володя два раза в день кормит, в обед и вечером. Картошку с селедкой дает и хлеба сколько хочешь. Не бьет. Жить можно.

- Не плохо устроился, - рассмеялся Ленька, - каждый устраивается как может. Однако такая унизительная работа не для нас.

- И кончиться эта работа может в любой день, - заметил Петька.

- Почему? – насторожился Сопатый.

- По кочану, - усмехнулся Ленька.- Арестуют твоего шинкаря за производство паленой водки и отправят на лесоповал в места далекие и строгие, а ты останешься ни с чем.

- Что же делать? – расстроился Сопатый.

- Не знаю. Думай. На то у тебя и голова на плечах. Мы, например, воровать будем, но на козлов разных гнуться не намерены.

- Тебе хорошо говорить, у тебя талант, - вздохнул Сопатый. – Ладно, я пошел, - и он покатил свою «заряженную» тележку на стройку.

- Привет дяде Володе, - крикнул вслед Ленька и, обняв Петьку за плечи, сказал:

- Ну, чо, поканаем за нашей кассой? Заждалась, поди, нас, родимая. И устроим праздник.

- Здорово! – расплылся в улыбке Петька. – А мороженое купим?

- Хоть целую тележку.

***

На обочине дороги Петька и Ленька. Настроение у ребят – хуже некуда. Основания для того очень веские. Слева, там, где были старые сараи, в том числе и тот, куда Ленька спрятал «кассу», бульдозер заканчивал расправляться с последним сараем, а два больших самосвала по очереди подставляли свои прожорливые кузова под ухватистый ковш экскаватора. Осталось погрузить совсем немного мусора, в который превратились ветхие никому не нужные сараи, когда-то принадлежавшие жителям бараков, приговоренных к сносу.

- Плакали наши бабки, - тяжело вздохнул Ленька. – Вот суки, не могли подождать день-второй.

Петька не шевелился. Потеря бумажника с деньгами на него подействовала удручающе. Это означало, что телевизора у них не будет. О том, что не было жилья, он почему-то не думал, потому, что на дворе было лето и можно было переночевать под любым кустом. Мысль, куда включать телевизор, его голову тоже не посещала. Ему хотелось смотреть фильмы о пиратах и это желание отодвигало все другие. Может быть, такому его душевному настрою способствовало то обстоятельство, что рядом с ним был верный друг, старше и опытнее.

- Лень, а что, кассу никак нельзя найти? – спросил он наконец со вздохом.

- Где ж теперь найдешь, - мрачно буркнул Ленька, - видишь, ничего от сараев не осталось. Покоится сейчас наш бумажник на какой-нибудь свалке под кучей мусора.

- Надо было его не прятать, - вздохнул Петька.

- Ты чо гонишь, - недовольно отозвался Ленька. – Как это – надо было не прятать? Мы же в притон шли. А если бы Сивый заставил обыскать нас? Бумажник – это улика. Сразу бы стало понятно, кто его спер.

Ленька внимательно посмотрел на друга и, поняв его душевное состояние, миролюбиво произнес:

- Ладно, не скисай. Относись к неприятностям легче, а то станешь психом. Нам еще много предстоит сталкиваться с подобными стрессами, - козырнул Ленька модным словом. Надо научиться переносить их.

- А шо такое – стресс?

- Стресс – это и есть неприятность.

- А ты шо, не расстроился? – Петька с интересом посмотрел в лицо друга. – Я же вижу - ты тоже переживаешь.

- Тоже мне, психолог. Я не расстроился, - с нарочитой бодростью ответил Ленька. – Разве на свете существует только один бумажник с бабками, который я вытащил у кореша Сивого? Есть и получше. Они нас дожидаются. Так что не унывай. Идем отсюда.

- Куда?

- Есть задумка, - подмигнул Ленька. – Топаем.

Через некоторое время они подошли к Октябрьскому рынку.

- Жаль на Центральный нам теперь дороги нет, - посетовал Ленька, - этот мафиозник Салим устроит охоту. Ментов подкупит, чтобы те меня поймали. – Он вздохнул и добавил, - и у тетки Томы не похавать нахаляву. Ладно, будем обживаться на Октябрьском. С местной шпаной я не знаком, а поэтому первое время могут быть проблемы. Ты иди за мной следом метрах в пяти. Будешь страховать. Если какие пацаны ко мне привяжутся, ты не бойся, подходи смело и нож вытаскивай, но не раскрывай. Это называется психологической атакой. Обычно бьют боязливых, а смелых бояться. И помни, что я за тебя любому рожу распишу. Все усек?

- Усек, - буркнул Петька.

- Пойми, если мы не будем воровать, то сдохнем с голоду. У нас просто нет другого выхода. И еще, наши главные враги – менты. Верти головой, как футбольный судья. Заметишь легавого – шустренько ко мне.

Вошли на территорию рынка. Октябрьский не то, что Центральный. Тут и территория поменьше и народу пожиже, так что и воровать сложнее.

- Я пошел, - бросил Ленька через плечо и ускорил шаг.

Петька видел, как его друг с безразличным видом, неторопливо прошел вдоль рядов, где торговали фруктами и повернул к мясным рядам. Здесь покупателей было больше. Ленька задержался за спинами хорошо одетой парочки. Дама неторопливо копалась большой вилкой в пластах мяса, а ее муж что-то робко советовал ей. Ленька склонился к своим кроссовкам, делая вид, что завязывает развязавшийся шнурок. Дама, между тем, продолжала копаться в мясе с недовольным видом. Ее муж вытирал вспотевший лоб носовым платком. Что в этот момент делал Ленька, Петька не видел, так как его сектор обзора пересекли несколько прохожих. Он увидел Леньку, когда тот стал быстро удаляться от парочки, покупавшей мясо, и приближаться к нему. Поравнявшись с Петькой, он торопливо шепнул:

- Уходим.

Петька пошел следом и с трудом поспевал за другом.

Милиционеров поблизости не было, и пока шума в мясных рядах не возникло. Видимо, мужчина пропажу бумажника еще не обнаружил. Но кое - кого ребята заинтересовали. Когда вышли за ворота рынка и забежали за металлический гараж, то неожиданно, словно из воздуха, перед ними выросли трое: худой долговязый парень лет двадцати пяти, от которого пахло дорогим парфюмом, и два пацана лет пятнадцати. У парня под кожаной бейсболкой бегали карие прищуренные глазки, а узкие ладони с длинными пальцами были довольно сильными. Их силу Ленька сразу почувствовал на себе. Парень цепко ухватил его за предплечье, развернул к себе лицом и, угрожающе усмехнувшись, процедил:

- Откуда ты, букашка, забурилась к нам? Нехорошо, фраерок, без разрешения на чужой территории шмелей из очка таскать.

Петька, помня наставление Леньки, выдернул из кармана складень и, преодолевая страх, подступил к парню.

- А ну, отпусти! – зло потребовал он. – А то получишь перо в бок.

Едва он успел закончить грозную фразу, как пацаны ловко вывернули из его руки нож и отступили на шаг, ухмыляясь. Они контролировали узкий проход между гаражами. Один из пацанов был повыше, смуглый и черноволосый, а второй белобрысый с фиолетовым шрамом на левой щеке. К тому же у него не было в нижней челюсти переднего зуба. Этим отверстием пацан уже несколько раз воспользовался, ловко цвиркая через него слюной.

- А это что еще за шкет? – удивленно посмотрел на Петьку парень и схватил его за шиворот второй рукой. Крепко держит, не вырваться. Но парень вдруг улыбнулся и объявил, - едем на хазу, там разберемся.

- Мы к тебе в гости не напрашивались, - огрызнулся было Ленька и попытался вырваться, но тщетно.

Парень крепко его тряхнул и предупредил:

- Не дергайся и закрой чавкало. Тебя никто не спрашивает.

Через минуту Петьку с Ленькой затолкнули в старые «Жигули» и машина, надсадно урча мотором и дребезжа всем корпусом, поехала в сторону коммунального моста. Переехав мост, свернула налево, на Северо - Чемской жилмассив. Через некоторое время подъехала к серой облупившейся «хрущевке».

Припарковав машину во дворе рядом с мусорными контейнерами, парень заглушил мотор и предупредил Леньку с Петькой:

- Если не хотите нажить неприятностей, выгребайтесь по-тихому, чтобы меня не скомпрометировать. А то наши здешние штрунди, - он кивнул на сидящих на лавочке трех старух, - любят языками трепать. А у меня нет интереса лишний раз с участковым объясняться.

Все вышли из машины спокойно и под косыми взглядами замолкнувших старух прошли в подъезд. Потом зашли в угловую однокомнатную квартиру на первом этаже.

Закрыв дверь квартиры изнутри на ключ, парень опустил ключ в карман своего шикарного коричневого пиджака и тут же преобразился, стал улыбчивым и разговорчивым.

- Будем знакомиться, гастролеры. Представьтесь.

- Ленька.

- Петька. Мы беспризорники.

- Это и так видно, пацаны. Я – Саня Шнырь, глава фирмы. Но называйте меня просто Саня. Шнырь – мое зоновское погоняло. Для зоны его и оставим.- Кивнув на черноволосого пацана, Саня сказал, - это Цыган, непревзойденный кулинар и мастер заговаривать зубы, а это, - он указал на белобрысого, - Щербатый, подающий надежды щипач. Конечно, до меня ему далеко, но кое-что он уже умеет. А клички у вас есть, Ленька и Петька?

- Мы их отменили, - хмуро ответил Ленька.

- Отменили? – хохотнул Саня. – Вот так дела. Лады, разберемся. Проходите в комнату, будьте как дома, но и не забывайте, что находитесь в гостях. Проходите, что застеснялись, как красные девицы. На рынке вы вроде не из стеснительных были.

Ленька и Петька прошли, осмотрелись.

Квартира была не из богатых, но и не совсем убогая, хотя с приборкой здесь хозяин не дружил. Мебель старая, но не рухлядь. На полу были разбросаны домотканые затоптанные половички. В углу, на тумбочке стоял телевизор с небольшим экраном. Солнечный луч, проникающий через окно, высвечивал слой пыли на его корпусе.

- Хаза с мебелью мне от мамаши досталась, - пояснил Саня, остановившись за спиной «гостей». – Царство ей небесное. Хорошо, что я вовремя освободился и успел прописаться.

Петька обратил внимание, что возле шифоньера с зеркалом замер манекен мужчины в рост.

- Саня, ты портной? – поинтересовался он.

Присутствующие, кроме Леньки, рассмеялись: у Сани во рту сверкнули три золотые фиксы, у Щербатого между зубами обозначилась щербина, а у Цыгана засветились яркой белизной крепкие зубы.

- О моей профессии чуть позже, - с улыбкой ответил Саня. – Сначала вы о себе расскажете, за столом. Похаваем, а заодно и побеседуем.

Посмотрев на Цыгана, Саня распорядился:

- Займись хавкой. Тащи на стол все самое лучшее. Гостей уважать надо.

- Саня, ты кто? – спросил Ленька.- Сначала я подумал – переодетый мент и повез нас в милицию. Но вместе с тем сомнение брало, пацаны не вписывались в ментовский пейзаж.

- Обидно слышать от тебя такие неразумные слова, - усмехнулся Саня, - я думал, ты более понятливый.

- Ты еще на рынке сказал, что нехорошо без разрешения на чужой территории шмелей из очка таскать. Что это значит?

Саня более внимательно посмотрел в лицо Леньке и, покачав головой, с легкой разочарованностью заметил:

- Ты по фене слабо ботаешь?! Но, ничего, это поправимо. Если столкуемся, то обучу тебя фене и еще много чему. Ну, а насчет фразы – шмелей из очка таскать, так это переводится на понятный для лохов язык следующим образом – шмель в очке – деньги в заднем кармане.

- В какой момент ты заметил, что я у мужика бумажник стащил? – поинтересовался Ленька.

- Да я тебя сразу срисовал, как только ты стал присматриваться к покупателям, - хмыкнул Саня. –Грубо работал, ошибок много наделал. Главная ошибка – работал без прикрытия, то есть, карман лоха не был прикрыт посторонним предметом или телом товарища. Тебе просто повезло с этим мужиком. Он по характеру оказался меланхоликом, это было видно по его физиономии. Его можно было хоть шилом в зад колоть, и то бы он не отреагировал. Такие лохи редко попадаются. Говорю, тебе повезло. Нарвись ты на более энергичного, и парился бы ты сейчас в ментовском обезьяннике. Профессионально нужно работать, Ленечка. А для этого надо учиться. Хотя, отмечу, задатки у тебя весьма приличные.

Увидев, что Цыган накрыл на стол, Саня широким жестом пригласил всех к столу.

- Похаваем, попутно и перетрем возникшие вопросы.

Глядя на стол, можно было заключить, что хозяин далеко не из бедных и неплохо «зарабатывает». Тут была большая сковорода полная жареного мяса, разные фрукты, лососевая икра в вазочке, печенье и фигурный шоколад.

Когда пацаны разместились за столом, Саня торжественно водрузил на него бутылку водки, поставил рюмки и с улыбкой провозгласил:

- Выпьем, пацаны, по маленькой за успех наших новых друзей, Лени и Пети.

- Но, может, в бумажнике и бабок нет, - смутился Ленька.

- А ты посмотри, - предложил Саня. – У нас, например, никаких тайн друг от друга нет.

Ленька извлек из кармана джинсов украденный бумажник, раскрыл его и…обомлел: он был набит красными купюрами достоинством в пять тысяч рублей.

- Что растерялся? – и Саня тут же взял ситуацию в свои руки. Он слыл опытным руководителем среди малолеток. – Давай посчитаю.

Ленька передал толстый бумажник.

Саня вынул деньги, быстро перегибая купюры через палец, пересчитал и объявил:

- Сорок листов. Умножаем на пять – получается двести косых. Неплохой улов.

Цыган и щербатый с уважением посмотрели на Леньку, а Саня, как опытный капитан, продолжал рулить дальше.

- Как думаешь поступить с капустой? – спросил он спокойно, не выдавая внутреннего волнения.

Ленька прекрасно знал, что капуста – это деньги и что пожадничай он сейчас, то можно лишиться всего.

- Давайте вместе решать.

- Вот это по-нашему! – не мог скрыть удовлетворения Саня. – Не значит ли это, дорогой Леня, что ты желаешь влиться в нашу дружную семью, стать ее полноправным членом?

- Ты угадал, Саня, - кивнул Ленька, - мама мне говорила, что один в поле не воин и надо дорожить товарищами.

- Мудрым человеком была твоя мама, - вздохнул притворно Саня. – Мам надо уважать. Мама никогда своему сыну ничего плохого не посоветует. Что случилось с твоей мамочкой, Леня?

- Она повесилась, после того, как зарубила отца - алкоголика, - нахмурился Ленька.

- Извини, друг, - вздохнул Саня, - царство небесное твоим предкам. Значит, ты вступаешь в нашу семью?

- Я – да, если мой друг Петька не против, и если вы его тоже примете.

Петька отреагировал сразу.

- Я – как ты.

- Вот и ладненько, широко улыбнулся Саня и перевел взгляд на своих старых помощников, - что вы скажете?

- Я – за, - поднял руку Цыган, - правильные пацаны.

- Таможня дает добро, - кивнул Щербатый.

- Приняты! – объявил Саня и наполнил рюмки водкой. – Следует выпить за новых членов нашей дружной семьи.

Все подняли рюмки, кроме Петьки.

- Я не пью, - виновато улыбнулся он.

- Ну и не пей, - легко согласился Саня, - только пригуби. Постепенно привыкнешь.

Петька, решившись, сделал быстрый глоточек и чуть не задохнулся. Из покрасневших глаз его покатились слезы.

Остальные члены семьи рассмеялись и выпили свои рюмки до дна.

- Закусывай, - хлопотал Саня, подкладывая Леньке самый большой и сочный кусок мяса. На Леньку он имел далеко идущие планы, вместе с тем на шибзика Петьку не обращал серьезного внимания. Будучи опытным щипачем, он с первого взгляда, когда засек Леньку «на кармане», угадал в нем будущего незаурядного щипача.

Вновь наполнив рюмки водкой, Саня сказал:

- А теперь, Леня и Петя, запомните правила жизни в нашей фирме. Первое, себе от добычи оставлять двадцать процентов. Мне, как вашему боссу и учителю следует отстегивать пятьдесят процентов, тридцать процентов передаете через меня в наш общаг. Зачем нужна общая касса, надеюсь, объяснять вам не надо. Не всегда идет фарт, а хавать всегда хочется. Общая хавка из общака. Подводим итог. Тебе, Леня, с твоим другом причитается сорок косых. Это деньжищи. Можете их положить в заначку или тратить сразу по своему усмотрению. – Он ловко отсчитал восемь купюр и положил их перед Ленькой. – Молодец, Леня, с почином. – Основная масса денег с быстротой молнии исчезла в кармане Сани.

Ленька никогда таких денег не имел, не говоря уж о Петьке. Друзья долго и восхищенно смотрели на новенькие красные купюры. Первым нарушил возникшую паузу Петька.

- Теперь можно будет купить телевизор, - с предыханием вымолвил он.

Присутствующие, кроме Леньки, рассмеялись. Саня сказал:

- На эти бабки можно не один купить. Но зачем он тебе? У нас есть ящик, вон он, - Саня кивнул на телевизор. – Смотри, в свободное время, сколько хочешь. А как у вас с хазой? Догадываюсь, что с постоянным местом жительства у вас проблемы. Или я ошибаюсь?

- Попал в яблочко, - вздохнул Ленька.

- Ну, так в чем вопрос, живите у меня, - предложил Саня, не раздумывая.- Места всем хватит.

- Не откажемся, - сразу согласился Ленька. А у Петьки от радости заблестели глаза.

В этот момент кто-то прошел возле окна и Саня, «срисовав» проходившего, недовольно выдохнул.

- Похоже, черт Гордея Антоновича несет. Значит, успели настучать старые кочарыжки. Выведут когда-нибудь они меня из терпения, намажу дегтем их лавочку.

В дверь позвонили и Саня, матюгнувшись, пошел открывать.

- А кто этот Гордей Антонович? – поинтересовался Ленька.

- Участковый, - пояснил Щербатый, - еще тот козел.

- Пиявка, - дополнил Цыган.

В следующую минуту в комнату важно вошел упитанный черноволосый мужчина лет тридцати пяти в форме старшего лейтенанта милиции. Он был выше среднего роста, с выдающимся животиком, который с трудом обхватывал форменный пиджак. В правой руке у него была потертая кожаная папочка, а в левой фуражка с кокардой.

Остановившись в дверном проеме комнаты, он окинул изучающим взглядом сидящих за столом пацанов и строго бросил через плечо остановившемуся сзади Сане:

- Опять у тебя притон. Сколько буду предупреждать? Водка на столе. Несовершеннолетних спаиваешь.

- Да ты что, Антоныч, какой притон. Это двоюродные братья из деревни приехали погостить. Давно не виделись. Вот за встречу по махонькой и пригубили.

- Совращаешь, любезный, совращаешь, в дела противозаконные втягиваешь, - все тем же строгим тоном продолжал старлей и подал Сане свою фуражку, даже не взглянув на него. Саня быстро отнес милицейскую фуражку на вешалку и вернулся на свое место.

- Помилуй, Антоныч, чем же я их совращаю и в какие противозаконные дела втягиваю? – дружеским тоном продолжил Саня, - все культурно, общественный порядок не нарушаем.

- На работу устроился? – спросил участковый, разглядывая закуску на столе.

- На постоянную - нет, подрабатываю грузчиком, в магазинах и на складах. Перебиваюсь помаленьку.

- Ты – грузчиком, - усмехнулся старлей, - не лепи горбатого. Перебиваешься, говоришь. Неплохо перебиваешься, судя по столу, - ехидно заметил он, - и икорка не переводится…

Для Петьки с Ленькой было полной неожиданностью то, как повел себя в следующую минуту Саня.

- Ладно, блюститель порядка, хватит изгаляться, достал ты меня уже, садись за стол, а вы, пацаны, пообщайтесь пока на кухне.

Ребята ушли на кухню, а старший лейтенант, не дожидаясь второго приглашения, бросил свою папку на диван- кровать и по-хозяйски разместился за столом.

Саня вытащил из буфета литровую бутылку водки «Отечество», отвинтил крышку, прихватил две большие рюмки, поставил на стол и наполнил рюмки водкой.

- Так за что пьем? – спросил старлей.

- За успех моей фирмы, Антоныч, - ответил Саня, заглядывая в свою рюмку, словно на ее дне хотел разглядеть будущее. – Ведь успешная работа моей фирмы – это и твое, участковый, материальное благополучие.

- Сейчас очень жиденькое, Саня. Инфляция, мать ее, скачет бешеным галопом.

- Тебе мало четырех косых за просто так? – посерьезнел Саня. – Имей совесть, Антоныч. У меня же не станок для печатания бабла. Мне бабки не легко достаются. Я постоянно рискую свободой. А ты, уверен, не только с меня собираешь дань.

- Ну, ты в чужом кармане не считай, Саня. А прибавить надо. Пока пять штук будет достаточно. А дальше видно будет. И учти – это еще по-божески. Тебе без моей крыши не обойтись. Ты забыл, что я тебя уже дважды спасал от нового срока. Или по зоне соскучился. Ты отвечай, соскучился?

- Не соскучился.

- То-то. К чему тогда базар? Ты на моем участке находишься, под моим оком. Захочу – в один момент сотру в порошок. Ведь я очень хорошо знаю где и как ты «работаешь». С учетом прежних судимостей тебя признают рецидивистом. Так что, дорогой мой, не дергайся, а то я обижусь.

- Но у тебя нет прямых доказательств, Антоныч, - дружески улыбнулся Саня, хотя внутри у него все кипело от наглости участкового.

- Нет, так будут, - не меняя тона ответил старлей и стал готовить себе бутерброд с икрой. – Ну, как, договорились?

- Конечно, - широко улыбнулся Саня, - мы же старые друзья, зачем же нам ссориться. Тем более, что ссора обоим не выгодна.

- Вот и чудненько, - кивнул старлей, - за это следует выпить. Твое здоровье!

- За тебя, Гордей Антонович.

Чокнулись рюмками. Выпили.

Саня закусил долькой яблока, а старший лейтенант двумя бутербродами с икрой. После этого он налил себе водки, махом осушил рюмку и принялся за жареную говядину. Насытившись, он налил себе водки еще, выплеснул ее себе в просторное горло и стал закусывать грушей. Взглянув на Саню, поинтересовался:

- А ты чего? Ешь, пей. Поддерживай компанию. Мне как-то одному неудобно.

- Я сыт и пьян, - отказался Саня, - угощайся, не стесняйся.

- Тебе виднее, - пробубнил участковый, засовывая в рот персик.

Наевшись и напившись до отвала, старлей вытер жирный рот краем скатерти, откинулся на спинку стула и закурил дорогую сигарету.

- Саня, ты сегодня какой-то пасмурный, - заметил он, пуская кольца дыма к потолку, - заболел, что ли? Или дела плохо идут? Ты пацанов больше гоняй.

- Все нормально, - заверил Саня и, вынув из кармана пятитысячную купюру, положил ее перед участковым. – Спасибо тебе, Антоныч, за крышевание. Заходи, всегда рад тебя видеть. И прошу тебя, успокой старух, а то они бог знает что фантазируют. Все им неймется порядочного человека грязью облить.

- Непременно успокою, не сомневайся, - заверил участковый уполномоченный, - это мой долг. Ну, я пойду. Еще много дел на участке. Столько безобразий кругом творится…

Пожав Сане руку, блюститель порядка быстро удалился.

Закрыв за ним дверь, Саня зло процедил:

- Крыса ты порядочная, а не участковый уполномоченный. Чем ты лучше нас, щипачей?

Саня подошел к манекену и, оглядев рассевшихся напротив пацанов, сказал:

- Сейчас, дорогие мои, я проведу с вами мастер-класс, а вы запоминайте. Если по ходу будут возникать вопросы, задавайте. Лучше своевременно спросить, чем промолчать, сделав умный вид, что все понял, а потом проколоться на работе. А за прокол, как вам должно быть известно, щипачу приходится расплачиваться свободой. Никто из вас еще не судим и я от души желаю, чтобы никому не пришлось чалиться на зоне. А поэтому надо овладевать профессией очень серьезно. Напомню, дорогие мои, что профессия карманного вора, то есть щипача, самая трудная, но и самая почетная. Надо заметить, что на хорошего щипача и лох сам бежит. Профессионал увидит в толпе лоха мгновенно. Лох – это тот человек, который носит бабки и документы во внешних карманах и задних карманах брюк. Лох демонстрирует крупную сумму бабла в общественном месте. Умный же человек, если хочет что-нибудь купить, отсчитывает необходимую сумму заранее. Если человек ежесекундно ощупывает карман, где находятся бабки, то это тоже лох. Он своими действиями сразу привлекает наше внимание и дает информацию о местонахождении купюр. Лохи обычно носят сумки на плече. Такие субъекты – наши клиенты. Если человек в общественном транспорте держит сумку в руках или под мышкой, придерживая ее второй рукой, а не за ремешки, которые легко обрезать, то это значит, что он пуганый, пострадал от нашего брата, и лучше на него не тратить время. В таком случае следует искать своего клиента. Уверяю, лохов очень много, на наш век хватит. Надо уметь их видеть.

- Саня, а в каких местах в нашем городе лучше всего работать? – спросил Ленька. - Где самые прибыльные точки? Например, на Октябрьском рынке мне не понравилось. С первого раза попался.

Саня ответил не без гордости.

- Тебя, Леня, не простые члены общества засекли, а я, профессионал. Ну, а если конкретно отвечать на твой вопрос, то в первую очередь следует назвать барахолку на Гусинке, затем ярмарки, крупные магазины, станции метро и электрички в метро, переполненные автобусы. Словом, нам хорошо там, где плохо людям, где им тесно, где народу много, а места мало. Что касается Октябрьского рынка, так это не лучший объект. На Центральном удобнее работать, потому что там больше народу. Но мне работать на рынках не нравится.

- Почему? – поинтересовался Петька. – Ты же профессионал и тебе должно быть все равно.

Петькин вопрос и особенно комментарий к нему Сане понравился и он удостоил «шкета» улыбки.

- На рынках, мой юный друг, продавцы, в основном, постоянные и они нас могут запомнить и сдать ментам. Усвойте раз и навсегда, наше место там, где густая толпа.

- Тогда и нужно работать на барахолке, раз там лучшее место, - высказал свое мнение Ленька.

- Тут есть нюанс, мой дорогой, - слегка вздохнул «учитель», - на барахолке укоренилась своя бригада щипачей. Гастролера там быстро на перо поставят, если, конечно, он не заплатит большой штраф.

- А если вступить в их бригаду?

- В принципе можно, но тогда полностью лишишься самостоятельности. Придется работать исключительно на бригаду. А получать будешь только свой, установленный процент от заработка всей бригады. Лично меня эта кабала не устраивает. Своей фирмой можно намного больше заработать. Возьмем, Леня, к примеру, твой сегодняшний улов. Если бы ты работал в бригаде на барахолке, то получил бы не сорок косых, как у меня, а всего штук пять, и это в лучшем случае. Так что делай вывод, где тебе лучше. Еще вопросы у кого имеются? Вопросов нет. Тогда перейдем к практическим занятиям. Теория – это хорошо, но лучший учитель – практика. Завтра с утра всей кодлой идем на практические занятия. Я буду работать, а вы будете моими зрителями, и страховать в случае чего. Как страховать – Цыган введет новичков в курс дела по ходу. А сейчас немного поупражняемся на нашем тренажере.

После этих слов Саня снял с себя пиджак, надел на манекен, застегнул пиджак на все пуговицы и переложил бумажник из внутреннего кармана во внешний.

- Будете вытаскивать бумажник по очереди, а я стану смотреть, как чисто проделана работа, насколько пошевелится сам пиджак. Бумажник нужно вытаскивать так, чтобы ни одна ниточка на пиджаке не шевельнулась. Первый – Цыган.

С этими словами Саня отошел от пиджака, занял на стуле место Цыгана, а тот направился к «лоху», то есть пиджаку, надетому на манекен. Он некоторое время стоял возле «лоха», раздумывая, и это вывело Саню из себя

- Чего уставился на карман, как дикарь из племени людоедов на цветной телевизор, - бросил он недовольно. – Что, никогда кармана не видел? Надо действовать быстро и меньше всего смотреть на карман.

Цыган кивнул и, запустив пальцы в карман пиджака, вытащил бумажник.

- Положи обратно, - сердито приказал Саня. – Так вытаскивать кошелек можно только у совершенно пьяного человека или у трупа. Нормальный человек сразу поймает тебя за руку. Ты меня извини, Цыган, но у тебя не рука, а совковая лопата. Чистить картошку у тебя хорошо получается, но по карману работать – тебе не дано. Думаю, твоя специализация – подрезать ремешки у сумок. Там у тебя - кое - что выходит. Ладно, садись. Смотри, как будут работать более способные. Давай, Щербатый.

Когда Щербатый быстро и довольно ловко «обчистил» карман, Саня удовлетворенно вымолвил:

- Хорошо. Садись. Теперь ты, Леня.

Ленька выдернул бумажник из кармана двумя пальцами, и сделал это так стремительно и изящно, что Саня поставил за работу самую высокую оценку.

- Отлично! Молодчина.

Щербатый бросил косой взгляд на Леньку, и по его лицу пробежала тень ревности. Ему явно не понравилось, что босс оценил профессионализм новичка выше, чем его.

- А теперь из двух лучших выявим самого лучшего, - сказал Саня, поднимаясь со стула.

Он снял с манекена пиджак, надел на себя, проверил наличие бумажника, застегнул пиджак на все пуговицы и сказал:

- Будете вытаскивать тогда, когда я правой рукой стану поправлять прическу и открою доступ к карману. Щербатый, пошел!

Когда Саня на короткое время поднял руку к голове, Щербатый умело вытащил из кармана бумажник, но убрать руку не успел. Саня цепко ухватил воришку за запястье и отобрал у него добычу.

- Медленно, дорогой мой, - обронил он недовольно. – К тому же, я почувствовал шорох бумажника. Хоть слабый, но шорох был. Но это еще терпимо, главное - тебе надо больше тренироваться на быстроту.

Щербатый промолчал и отошел с мрачным лицом.

- Давай ты, - посмотрел Саня на Леньку и стал в позу лоха, рассматривающего витрину.

Как только он стал поднимать руку вверх, словно намереваясь поправить прическу, Ленька двумя пальцами, с быстротой молнии выдернул бумажник из его кармана и сунул добычу в карман своих джинсов. Все это произошло так стремительно, что Саня не успел даже закончить движение руки вверх. Опустив руку, он некоторое время смотрел на улыбнувшегося Леньку, затем, не скрывая удивления, вымолвил:

- Леня, я ничего не почувствовал, я просто восхищен. Ты гений. – Переведя взгляд на помрачневшего Щербатого, сказал, - вот как надо работать! Петя, а попробуй-ка ты.

Петька залез в карман к боссу всей пятерней. Саня зажал его руку в кармане и, не выпуская ее, стал смеяться до слез, чем развеселил всю компанию.

Просмеявшись, он отпустил Петькину руку, дал ему подзатыльника и упрекнул Леньку:

- Ты что же не учишь друга? Я, конечно, ничего не имею против него, но учти, тебе надо трудиться за двоих.

- Не обязательно всем по карману работать, - заступился Ленька за товарища. – У Петьки свой талант есть. Он может выпрашивать. Если из него сделать Кутузова, да еще и без одной руки, то редко кто не подаст.

- Поясни, - сосредоточился Саня.

- А чего тут объяснять? – усмехнулся Ленька, - перевяжем ему один глаз и руку под рубаху спрячем. Еще можно табличку на шею повесить с надписью «Помогите сироте, пострадавшему от взрыва чеченского террориста».

- В целом достойная мысль, - одобрил Саня. – У тебя, Леня, хорошо с фантазией. Только над текстом нужно подумать. Не надо никакой политики.

- С такой табличкой могут разоблачить и тогда Кутузову ног не унести, - ехидно заметил Щербатый.

- Не догонят, Петька отлично бегает, - сухо ответил Ленька, почувствовавший неприязнь к себе и своему другу со стороны Щербатого. И причину этой неприязни понял.

- Кончили базар, - оборвал Саня. – Хотя идея с Кутузовым не плохая, но она не для нас. Мы – щипачи и нам западло попрошайничать.

На этом мастер – класс закончился, но он стал началом распада «дружной» семьи мастеров карманной тяги.

Саня с трудом нашел место для парковки своих раздолбанных «Жигулей» недалеко от большого палаточного пивбара на улице Фрунзе.

Заглушив мотор, он сказал:

- Еще раз напоминаю, сегодня вы зрители и слушатели. Наблюдайте за мной и слушайте, как я завожу знакомство с нужным мне клиентом. Этого чувака я давно засек, а сегодня постараюсь снять с него урожай. Можете купить себе соков и чипсов. Словом, отдыхайте, но меня из поля зрения не выпускайте. Понятно?

- Понятно, - ответили пацаны вразнобой.

- Тогда пошли.

Саня зашел в пивбар, внимательным взглядом прощупал посетителей за многочисленными столиками и встал в очередь за «клинским».

Время было обеденное и народу в пивбаре с каждой минутой прибывало. Но столики свободные еще были. Вскоре за одним из них расположились «зрители и слушатели» Сани. Проще говоря – его ученики. Цыган достал свой кошелек, подошел к стойке бара и занял очередь через два человека после шефа.

Купив кружку пива и пакетик соленых фисташек, Саня облюбовал столик, за которым на лавочке сидел хорошо одетый, полноватый мужчина лет сорока. На безымянном пальце его левой руки сверкал перстень белого золота с крупным черным бриллиантом. Это был клиент Сани.

- Вы позволите приземлиться рядом с вами, - спросил он разрешения и улыбнулся при этом самой обаятельной улыбкой, на какую только был способен.

- Прошу вас, - учтиво отозвался мужчина. – В компании всегда приятнее пить пиво.

- Благодарю.

Саня расположился напротив и, сняв фетровую шляпу, положил ее на скамейку рядом. Отпив несколько глотков пива, он смущенно обронил:

- Немного не рассчитал и оделся не по погоде – плащ на теплой подкладке и фетровая шляпа. А у вас тут тепло, как на юге.

- Вы не здешний? – поинтересовался мужчина. Он с наслаждением потягивал пиво и похрустывал подсоленными чипсами. Где, как не в пивной, посетители особенно любят побеседовать даже с совершенно незнакомым человеком. Их объединяет любовь к пиву, оно их расслабляет и сближает.

- Северянин я, из Норильска, - ответил Саня, бросая в рот фисташку. – На никелевом комбинате более десяти лет проработал. Программистом. Но беда у меня случилась, и я решил уехать, обосноваться в Новосибирске. Тут у меня дальние родственники.

- Меня звать Александр, - представился собеседник. – И что за беда у вас приключилась?

- Александр? – удивленно вскинул брови Саня, - надо же какое совпадение. – Я тоже Александр. Выходит, мы тезки. Да-а, беда, беда. И врагу не пожелаешь такого. Жена и сын погибли в авиакатастрофе. Остался один. Как плохо быть одному. В квартиру после этого заходить стало тяжело. Сами понимаете, воспоминания…

- Понимаю, - кивнул Александр. – Трудно сейчас встретить полностью счастливого человека. У каждого что-нибудь да случается. У меня, например, в прошлом году любимую собаку машиной задавило. Такая была умница. После той трагедии я целый месяц себе места не находил.

- Я тоже собак люблю, - сочувственно вздохнул Саня и предложил, - сгоняю еще за пивком. Угощаю.

- Давай на ты, Саша?

- Хорошо, давай на ты, - согласился Саня. – Ценю дружеские отношения. Я мигом.

Сходив к барной стойке, он купил две кружки пива и пару пакетов соленых фисташек. Отойдя в сторонку, он отпил из одной кружки и влил в нее неразбавленного спирта из ранее приготовленной фляжки и в эту смесь добавил порошок клофелина. Вернувшись на свое место, поставил кружку с пивом, сдобренную спиртом и клофелином, перед Александром.

- Давай за знакомство, - предложил он, - и за ваш славный город Новосибирск, в котором живут хорошие люди.

- Ты мне нравишься, тезка, - ответил Александр, - за тебя.

Сдвинули кружки и ополовинили их.

- Хочу у тебя совета попросить, - сказал Саня разжевывая фисташку.

- Попроси, - кивнул Александр.

- Подскажи, пожалуйста, где можно устроиться программистом? Если нужна рекомендация, я напишу своему старому директору и он не откажет. Мне, главное, чтобы зарплата была достойной. На севере я привык к хорошим деньгам.

- Программистом? – переспросил Александр, доканчивая свое пиво. – Если ты хороший программист…

- В моей квалификации можешь не сомневаться, - заверил Саня, - имею Диплом Всероссийского конкурса программистов. Среди сорока конкурсантов со всех регионов страны я занял второе почетное место. Всего два балла уступил победителю, которым оказался питерец. А следующий, который занял третье призовое место, отстал от меня аж на двадцать баллов.

- Круто! – похвалил Александр. Да такого специалиста, как ты, в нашем городе с руками оторвут. Мегаполис наш растущий, перспективный и программисты на вес золота.

- Погоди, я еще за пивком сгоняю, - предложил Саня и сгреб обе кружки, свою, наполовину пустую и порожнюю Александра.

- Нет, нет, - запротестовал Александр, - теперь моя очередь. Извини.У меня денег предостаточно, - он вынул из внутреннего кармана пиджака тугой бумажник и попытался его раскрыть. Однако Саня решительно запротестовал.

- Не обижай, тезка, Я угощаю. Я с севера. Один момент.

Вскоре он вернулся с двумя полными кружками пива. Возле Александра поставил кружку, частично заряженную спиртом.

- Так, говоришь, программиста с руками оторвут? – спросил он с заинтересованностью, усаживаясь на свое место.

- Оторвут, - кивнул Александр и отпил добрую порцию пива. – Я первый оторву.

- Ты что, какой-нибудь директор?

- Не директор, но главный инженер фирмы «Новые компьютерные технологии». Считай, что я тебя уже принял.

- Александр, но ты меня еще не знаешь, - скромно потупился Саня.

- Ничего, хорошего человека я сразу вижу, а ближе познакомимся во время работы. Тем более, что я ничем не рискую. Не понравишься – выгоню в два счета. Шучу.

- Я юмор понимаю, тезка. Кто умеет шутить, у того сердце доброе. Я тебя не подведу.

- И зарплата у тебя будет самая достойная, - заверил главный инженер, - останешься довольным. Вот тебе моя визитка. Завтра утром жду у себя в девять ноль - ноль.

- Обязательно приду, уважаемый, - пообещал Саня, пряча визитку в карман пиджака. – Александр, какой же ты замечательный человек. Первый человек в незнакомом мне городе - и сразу хороший человек.

- Людям надо делать добро, - философски заметил Александр, подняв указательный палец. – Сделанное добро в троекратном размере вернется. – Допив пиво до донышка, он потер пальцами висок. – Что-то Саша, я сегодня быстро пьянею. Хотя, конечно, пиво темное, двенадцать градусов, но, все же, раньше я с него так не пьянел. А-а, понятно, - тряхнул он головой, - потому что с похмелья. Вчера до глубокой ночи у жены шефа Сюзанны отмечали день ее рождения. Надрались, до поросячьего визга. Разбили, случайно, конечно, китайскую напольную вазу стоимостью в десять тысяч баксов. Приедет ее муженек из командировки – шум устроит. Ладно, как-нибудь отобьемся.

- Рад за тебя, хорошо повеселился с супругой шефа, - улыбнулся Саня. – Житейское дело. В наше нервное время и расслабиться иногда не грех.

- Ты не подумай, что у нас с Сюзанной что-то было, - усмехнулся Александр. – С этой очаровательной женщиной у меня исключительно плотанические отношения.

- А я и не думаю, - с серьезным лицом ответил Саня, - я никогда не лезу в чужую личную жизнь. Это мой принцип.

- Очень хорошее качество, - Александр протянул руку и дружески потрепал Саню за плечо. – Ценю и уважаю. Я сам такой. Не забудь, завтра утром в девять…

- Непременно буду, - заверил Саня и, пересев к Александру, обнял его за плечи. – Может, еще пивка?

- Не-е-т, - мотнул головой главный инженер, - хватит, меня что-то развезло. Пора и честь.., надо бы отлить, столько жидкости принято…

- Все естественно, дорогой мой человек, - констатировал Саня и, подхватив Александра под мышки, вывел его из-за стола. – Пойдем, отольем. Мне тоже приспичило.

- Не забудь, тезка, в девять, - вновь напомнил Александр и устало навалился на Саню.- Что-то я на ходу засыпаю. Пойдем скорее, а то я в штаны…

- Зачем в штаны, мы же интеллигентные люди, - усмехнулся Саня и вывел «тезку» из пивного бара.

Поблизости предусмотрительные предприниматели установили целый ряд биотуалетов – плати десятку и облегчайся.

Не доходя до биотуалетов, Саня незаметно подставил Александру подножку и тот растянулся на земле, замарав дорогой костюм.

- Ох, родной, как же ты измазался! – расстроился Саня и, подняв пострадавшего, начал с великим усердием отряхивать и оттирать костюм незадачливого любителя пива. Саня энергично чистил не столько одежду своего знакомого, сколько его карманы. Но последнее со стороны совершенно не было заметно.

Почистив клиента и услышав от него слова благодарности, Саня заплатил туалетной кассирше десять рублей, завел главного инженера в биотуалет, закрыл за ним дверь снаружи и предупредил кассиршу:

- Пусть мой друг хорошенько облегчится, а я через пару минут вернусь и заберу его.

- Раз оплачено, пусть хоть целый час сидит, - меланхолично буркнула в ответ дежурная, развалившись на пластиковом кресле.

Через минуту Саня с пацанами был уже в своих «Жигулях».

Вырулив на магистральное шоссе, Саня с чувством удовлетворения спросил:

- Ну, что, орлы, как вам показался практический мастер-класс? Кто что заметил?

Первым отозвался Петька.

- Я видел, как ты пиво пил и охмурял мужика.

- И все?

- И в туалет его проводил

- Не густо, шкет. Ну, а вы что скажете, Цыган и Щербатый?

- Признаюсь честно, я не заметил, когда ты его общипал, - сказал Цыган, но то, что ты это сделал, я не сомневаюсь, так как у тебя хорошее настроение.

- Ты скажи, психолог, - усмехнулся Саня. – А ты, Щербатый, подсек какие-нибудь промахи с моей стороны?

- Не сомневаюсь, что ты обчистил этого лоха тогда, когда грязь счищал с его костюма, - высказал свое мнение Щербатый, - но конкретно, что ты у него вытянул, я не разглядел.

Саня был весьма доволен.

- Это хорошо, что ничего не заметили, значит дело сделано чисто. А ты, Леня, что молчишь? Может, тебе бросилась в глаза какая подробность?

Ленька пожал плечами.

- Ничего к сказанному пацанами добавить не могу. Ты сработал, как волшебник. В натуре, ты заслуживаешь титула Короля щипачей.

- Кукушка хвалит петуха, за то, что хвалит он кукушку, - ехидно вставил Щербатый. –Я помню такую басню, бабка когда-то мне читала.

- Ты на кого намекаешь, Щербатый? – вдруг обиделся Саня и, свернув к краю дороги, остановил машину. – Кто кукушка, а кто петух? Может, я петух? Да я тебе за петуха пасть порву. Ты знаешь, что петухом опущенного называют? Проси сейчас же прощения, или по роже схлопочешь.

- Ладно, извини, босс, - нехотя процедил Щербатый. – Пошутил я.

- Смотри впредь, Щербатый, - зло сверкнул глазами Саня, - за такие шуточки можешь и все остальные зубы потерять. Я предупредил.

Щербатый промолчал. Только желваки заходили на его посеревшем от обиды лице.

- Едем на Карла Маркса, - с испорченным настроением буркнул Саня и, выехав на магистральное шоссе, вдавил педаль газа в пол.

***

Ювелирный магазин «Кристалл», что расположен на первом этаже высотного здания рядом с остановкой общественного транспорта «Площадь Карла Маркса», посещают люди состоятельные. Изделия из серебра, золота и платины могут позволить себе те, кто денег не считает. Таких сейчас немало. Бедных, которые еле сводят концы с концами, значительно больше, но они никого в нашем реформированном обществе не интересуют, их никто не замечает, потому что от них никому никакой пользы нет. Бедных и карманные воры обходят стороной. Элиту преступного мира – щипачей интересуют исключительно богатые. Богатого сразу видно. В первую очередь, конечно, по прикиду, который тянет на несколько тысяч долларов. Немаловажная деталь у богатого – его лицо. Оно, как правило, лощеное, довольное судьбой. Любят богатые украшать свои холеные пальцы дорогими кольцами, да перстнями. На те деньги, которые стоит нередко один перстень с бриллиантом, украшающий палец богатого, можно полностью содержать два детских дома целый год. К ювелирному магазину счастливчики подъезжают на дорогих иномарках. Щипачи, высматривая таких клиентов, учитывают важный нюанс: богатый интересен более всего тогда, когда только что вылез из машины и направился к магазину, чтобы оставить в его кассе кучу денег. Щипач – профессионал постарается обчистить карманы клиента до его входа в магазин.

Глухонемой своего клиента сразу засек наметанным глазом. Толстяк с тройным подбородком, похожий на толстяка, рекламирующего по телевизору пиво, в шикарном светлом костюме и черных блестящих туфлях вальяжно вылез из черного Мерседеса Пульмана, не спеша поправил на шее черный галстук-бабочку, обхватывающий ворот белоснежной сорочки, и расстегнув пуговицу на пиджаке, свободно облегающем выпуклый живот, шагнул в сторону ювелирного магазина. Но в этот самый момент ему преградил дорогу глухонемой, который стал жестами что-то спрашивать у него, а на лице своем изображать крайней степени страдание.

Толстяк хотел было обойти неожиданное препятствие, но, заметив, что рядом стали останавливаться любопытные, он решил выждать, а, может быть, и подать несчастному инвалиду на пропитание несколько рублей. Дело в том, что этим толстяком был Олег Борисович Баринов (как потом выяснилось), вице-президент банка «Левобережный», депутат облсовета. Как человек общественный, Олег Борисович не мог себе позволить отнестись свысока к простому человеку, тем более инвалиду.

А глухонемой между тем старался во всю. Со страдальческой гримасой он явно хотел о чем-то спросить одетого с иголочки уважаемого гражданина. Он приблизился вплотную к депутату, стал трогать его за пиджак, мычать, издавать гортанные звуки, отчаянно размахивать руками, постоянно хватая собеседника за пиджак. Но все было без толку – Баринов никак не мог понять язык жестов. Смутившись и немного расстроившись, Олег Борисович обратился к собравшимся зевакам:

- Граждане, может, кто из вас понимает, чего этот несчастный хочет от меня?

Но после его вопроса люди, пожимая плечами, а некоторые и вообще без каких-либо эмоций, стали расходиться.

А глухонемой сделал еще одну попытку выяснить у Баринова что-то очень для себя важное. Но, Олег Борисович, ничего не поняв, досадливо извинился и стал обходить его. Ничего не добившись, глухонемой тяжело вздохнул и горестно удалился.

А через пять минут Баринов, войдя в магазин, и обнаружив отсутствие бумажника со всем его содержимым, торопливо вышел из магазина. Он понял, что произошло, и забегал сердитым взглядом по прохожим и стоящим на остановке людям, отыскивая глухонемого. А того и след простыл.

Но Баринову в некотором роде повезло. Возле тротуара прохаживался старший лейтенант милиции с густыми, как у Брежнева, бровями и пышными, как у Буденного, усами.

- Товарищ милиционер, прошу вашей помощи, - обратился к стражу порядка Баринов. – Меня обокрали.

Старший лейтенант козырнул и официальным тоном спросил:

- Где и когда вас обокрали, гражданин? И что именно у вас пропало?

Пострадавший, волнуясь, рассказал, довольно подробно нарисовав словами портрет глухонемого.

- Не простое дело, - вздохнул старший лейтенант. – Вы уверены, что именно глухонемой вытащил у вас бумажник? Может, вы забыли его дома?

- Да что вы, товарищ милиционер, бумажник был при мне. В нем было триста тысяч наличными, на которые я хотел купить супруге на юбилей кольцо с голубым бриллиантом, но, главное, в бумажнике было четыре сертификата на предъявителя, каждый стоимостью в один миллион рублей. Так что вся пропажа составляет четыре миллиона триста тысяч рублей. Это сумма!

- Да, сумма серьезная, - покачал головой старший лейтенант. – И вы подозреваете глухонемого?

- Его, он вытащил бумажник, больше некому. Как это я сразу не догадался. Он меня за пиджак хватал…Вот ловкач, вот мошенник!

- Как выглядит ваш бумажник? Какого цвета?

- Желтой кожи. Структура - под кожу крокодила. Товарищ милиционер, разыщите этого негодяя. Я вас отблагодарю.

- Вот об этом не надо. Розыск преступников – мой долг. У вас есть при себе какие-нибудь документы?

- Паспорт, вот, пожалуйста.

Переписывая данные паспорта в свою записную книжку, старший лейтенант негромко бубнил:

- Олег Борисович Баринов, проживает..,- записав и вернув хозяину паспорт, старший лейтенант спросил, - телефончик свой не назовете? Для быстрого контакта, в случае задержания мерзавца.

- Вот моя визитка. Вы уж постарайтесь.

- Из – под земли достану негодяя. Всех тайных агентов на ноги поставлю, но разыщу, - заверил старший лейтенант, разглядывая визитку. – Вы вице-президент банка «Левобережный» и депутат областного совета?

- Да, это так, - подтвердил Баринов.

- Не научились у нас еще отличать уважаемых людей, которые приносят обществу наибольшую пользу, от разных бездельников, - с пафосом произнес старший лейтенант, пряча визитку в карман форменной рубахи. – Ну, мне пора. Важно сработать по горячим следам. Ждите от меня звонка, товарищ депутат.

- Я на вас надеюсь, товарищ милиционер.

Старший лейтенант козырнул и быстро удалился. Его черный джип с тонированными стеклами стоял во дворе дома, в котором размещался ювелирный магазин. Сев в машину, он довольно улыбнулся, отклеил брежневские брови, буденовские усы и стал прежним старшим лейтенантом Клименко Гордеем Антоновичем, «крышей» карманного вора Сани. «Ну, погоди, Санек, теперь я с тобой по-другому побалакаю, - подумал старлей, - ты говорил, что у меня нет прямых доказательств. Что теперь скажешь?»

Выехав на магистральное шоссе, Клименко взял курс на известный ему адрес, где обитал его подопечный. Он не спешил, потому что пока у него не было в голове четкого плана встречи с «глухонемым» Саней. У него не выходили из головы слова вице-президента банка Баринова о том, что в похищенном бумажнике было четыре сертификата на предъявителя на общую сумму четыре миллиона рублей. Это очень хорошие деньги. И эти деньги находятся в данный момент у щипача Сани. Тут есть о чем призадуматься. Старлей был не из последних дураков и потому у него в голове невольно стали возникать мысли как бы сделать так, чтобы эти четыре миллиона переместились в карман к нему и об этом ни одна бы душа не догадалась. Размышляя на досуге о своих делах, он все больше останавливался на мысли, что пора бы завязывать с крышеванием карманных воров и проституток, но любовь к легкой наживе все не позволяла ему нажать на тормоза. Особенно его напугал последний судебный процесс над тремя гаишниками, которые, объединившись в банду, грабили и убивали дальнобойщиков и, заметая следы, сжигали трупы пострадавших в лесной чаще. Три года пиратствовали гаишники, оставив кровавый след из восемнадцати трупов. Все они получили пожизненные сроки заключения. А тюрьмы Клименко боялся больше всего на свете. Теперь, вроде, сама судьба поворачивается к нему счастливой стороной. На кону - четыре миллиона триста тысяч рублей. С такими деньгами можно порвать все связи с криминалом, пока не поздно. Вот только Саня, наверняка, будет против. Это и понятно. Кто же с такими деньжищами захочет расстаться добровольно? И у старшего лейтенанта созрел план, который был выгоден только ему и с которым только он и мог согласиться. А претворять в жизнь этот план удобнее всего было с наступлением темноты, когда отсутствуют случайные свидетели и старушки, натерев мозоли на языках, покинут свою насиженную лавочку.

И Клименко поехал по другому адресу, так как до сумерек еще было много времени. Следовало кое-что сделать и непосредственно по службе.

Саня буквально сиял от успешно проведенных двух операций. Ему было приятно и то, что ученики видели его высокий профессиональный уровень и, значит, будут больше уважать и подчиняться ему беспрекословно. Сегодня он сработал на укрепление своего имиджа, а завтра по его приказу начнут работать на полную катушку его пацаны. Ему очень не терпелось посмотреть на свой улов, но пока не было подходящего момента.

- В честь удачного дня объявляю банкет! – провозгласил он с широкой улыбкой и, подрулив к супермаркету «Гигант», остановил машину и распорядился, - Цыган, бери в помощники Петю и дуйте в магазин. Купите самого лучшего горючего и побольше. Шампанского не забудьте. Какой банкет без шампанского. Ну, и продуктов докупите. Бабки общаковские еще есть?

- Вполне достаточно, босс, - ответил Цыган.

Когда Петька и Цыган ушли, Саня повернулся к Щербатому и Леньке, сидевшим на заднем сиденье, и повертел перед их глазами перстень белого золота с большим черным бриллиантом.

- А это видели?

- Перстень чувака из пивбара! – удивился Щербатый. – Саня, я еще в пивбаре думал – неужели босс оставит перстень на этом лохе? Но к моему в то время разочарованию перстень так и остался на нем, и это меня огорчило. Но сейчас вижу его перед собой и не перестаю поражаться твоему мастерству. – В голове Щербатого возник тонкий иезуитский план и он решил во что бы то ни стало осуществить его. Лесть боссу- также входила в этот план.

- Учитесь, пока я живой, - продолжал улыбаться Саня.

- Ты, наверное, снял эту цацку с чувака когда завел его в туалет, - предположил Ленька.

- Это и дураку понятно, - ехидно усмехнулся Щербатый.

- Дай посмотреть, - попросил Ленька.

- Смотри, - великодушно протянул перстень Саня. – Предполагаю, что эта цацка тысяч на тридцать баксов потянет. Но я его продавать не буду. Выгравирую на нем свое имя. Увековечу, так сказать. Может, со временем стану таким же знаменитым, как в свое время была Сонька – Золотая Ручка. И будет мой перстень переходить по наследству от одного самого прославленного щипача к другому, более молодому, но достигшему в нашем искусстве таких же высот, каких достиг я.

- Правильно мыслишь, Саня, - поддакнул Щербатый. – У босса и должен быть именной перстень. Черный бриллиант тебе к лицу.

Между тем Ленька не мог оторвать своего взгляда от роскошного перстня. До этого момента он даже не представлял себе, что черный бриллиант может ему так сильно понравиться. Какой бы стороной Ленька ни поворачивал драгоценный камень, тот, ухватив очередной гранью свет, выбрасывал из себя пучок волшебных искр. Эти искры зачаровывали и вызывали желание поворачивать бриллиант и поворачивать.

- Красота! – прошептал Ленька.

- Тебе понравился? – с потаенным умыслом спросил Щербатый.

- Еще бы! – выдохнул Ленька, не выпуская перстень из рук.

- Ну, будет, - усмехнулся Саня и, забрав перстень, сунул его во внешний карман пиджака.

- А я как-то равнодушен к золоту и бриллиантам, - слукавил Щербатый, - перстни на руках только мешают в работе.

- Во время работы надо снимать, - деловито заметил Саня и раскрыл бумажник Александра из пивбара. Пошелестев купюрами, он для приличия, как бы в подтверждение того, что руководитель он демократичный, а не деспот и не жлоб, слегка обернувшись, доложил пацанам:

- Пятнадцать косых и четыреста долларов. Не ахти какой улов в бумажках. Но перстень, конечно, большая награда за мои труды. – Сколько на самом деле денег в бумажнике, было известно только ему, боссу и учителю. Отчитываться он ни перед кем не собирался.

Спрятав бумажник в карман, Саня извлек другой, более толстый, желтой кожи, со структурой – под кожу крокодила. Открыв его, он долго и волнительно шелестел красными купюрами достоинством каждая в пять тысяч рублей. Пересчитав, торопливо сунул их во внутренний карман пиджака и стал внимательно рассматривать четыре сертификата на предъявителя, каждый стоимостью в миллион рублей. Он пристально смотрел на ценные бумаги и не верил своим глазам. Он понял, какое это богатство, он был в шоке. От нервного напряжения на лбу его выступила испарина.

- Ты что рассматриваешь, и притих, как мышь? – с подозрением спросил Щербатый, наваливаясь на спинку кресла водителя, на котором сидел Саня, и заглядывая ему через плечо. – Покажи?

- Ничего особенного, - нервно ответил Саня и с суетливой торопливостью спрятал сертификаты обратно в бумажник. – Какие-то непонятные бухгалтерские бумажки. – Он сунул бумажник во внутренний карман пиджака, затем, не успокоившись, слегка подрагивающей рукой проверил глубоко ли засунул бумажник.

Тут подошел Цыган с Петькой. У каждого было по большому пакету. Саня с необычной для него оживленностью вылез из машины и, приняв у пацанов пакеты, расположил их в багажнике.

Когда все разместились в машине, Саня включил зажигание и, выруливая на магистральное шоссе, с нервозной улыбкой бросил:

- Ох, и гульнем же мы сегодня, мои дорогие! Не каждый день такой фарт подворачивается.

Но больше за всю дорогу Саня не обронил ни слова.

Все его мысли в основном крутились вокруг четырех с лишним миллионов рублей. Вдруг подумалось – а нужны ли мне теперь эти беспризорники? Залетишь с ними, неумехами, на нары. Снова чалиться на зоне очень не хотелось. Наверное, разумнее всего срочно продать квартиру и слинять из этого города. А беспризорники к кому-нибудь пристанут. В конце концов, почему я должен о них думать, я же не мать Тереза? О себе пора побеспокоиться. А банкет надо устроить. Это будет прощальный банкет.

Однако Саня не учел одной старой народной мудрости – человек предполагает, а Господь располагает. Судьба в этот вечер накрыла черным крылом «дружную» фирму карманных воров. Видно, действительно, каждому воздается по его делам.

Во второй половине дня пошел дождь. Благодаря ему на пресловутой лавочке не было старушек с длинными языками, что весьма обрадовало Саню. Это тоже был положительный знак, который прибавил ему хорошего настроения.

Поставив «Жигули» на свое обычное место, возле мусорных контейнеров, он приказал пацанам перенести пакеты с водкой и продуктами в квартиру и заняться приготовлением стола к банкету. Сам на некоторое время задержался в машине.

Вынув из желтого бумажника сертификаты на предъявителя, он долго любовался ими – рассматривал на просвет водяные знаки, похрустывал гербовой бумагой. Все было настоящее.

- Главное – успокоиться и никому не показывать виду, что у меня есть такие бабки, - тихо произнес он вслух, настраивая себя на спокойствие и обычное поведение. – На банкет надо надеть перстень, пусть пацаны видят, какой у них босс, умелый и везучий. Но пить много не надо. Пусть пацаны напиваются. Хоть я им и верю, но лучше подстраховаться. Ведь могут спереть. Как уложу их спать, то спрячу все в тайник. Хороший денек сегодня, удачливый. Надо будет сходить в церковь и поставить свечку. Но кому? Ведь в церкви много икон. Ладно, там разберемся. А поставить свечку, когда идет фарт, обязательно надо. Так в народе говорят. Но это завтра, а сегодня гуляем, - все это он нашептывал вслух, улыбаясь и держа в руках раскрытый желтый бумажник.

Наконец спрятав его во внутренний карман пиджака, он опустил руку во внешний карман, где по его мнению был перстень с черным бриллиантом. Но его там не оказалось. Поискал в другом кармане, но и там перстня не было. Стал торопливо обыскивать все карманы, и внешние и внутренние. Но нигде дорогого сердцу бриллианта не было. Не веря в его потерю, проверил карманы джинсов. Но тщетно.

- Может, я его обронил на пол машины, увлекшись желтым бумажником? – нервно прошептал он и стал обшаривать пол машины, сиденье и вокруг него, сиденье рядом и за ним. Нигде драгоценного перстня не было. Тогда он суетливо вынул из бардачка фонарь и, включив его, принялся хаотично гонять луч света по всему салону, в надежде, что бриллиант сверкнет. Но драгоценный камень не сверкнул, не заиграл волшебными искрами. Вместе с тем угасла последняя надежда, что перстень не украден.

«Неужели сперли? – подумал он в отчаянии, выключив фонарь и вытирая платком обильно выступивший на лбу пот. – Но кто посмел? Щербатый или Ленька? И когда? Наверное, тогда, когда он им показывал перстень в машине. Как это было? Так, я забрал перстень у Леньки и положил в свой карман. В который? Совсем забыл. Отвлекся на сертификаты. Но перстень был у меня. Значит, вытащили. Кто? Неужели Щербатый? Он нависал надо мной и мог это сделать. Но он, по-моему, остался равнодушным к перстню. Другое дело – Ленька. Ведь он был очарован бриллиантом. Выходит, он. Но когда? Наивный вопрос. Такой ловкач, как Ленька, может улучить момент. Ах, ты, сука! Найду – убью на месте. Наверное, он его спрятал. Куда? Это вопрос. Ничего, признается».

Выйдя из машины, Саня постоял некоторое время под дождем, не обращая на него внимания, затем, сжав зубы, решительно направился в квартиру.

Стол уже был накрыт, и пацаны находились в приподнятом настроении, поджидая босса.

Саня вошел мокрый и мрачнее тучи. Молча повесил плащ и шляпу на вешалку и, пройдя к проему в комнату, грозно утвердился в нем.

- Банкет отменяется, - мрачно изрек он, изучая колючим взглядом стоящих у стола пацанов.

- Почему? – почти в голос спросили Цыган, Ленька и Петька. Щербатый промолчал.

- Потому что среди нас завелась крыса, - повысил голос Саня. – Кто- то из вас свистнул у меня перстень с черным бриллиантом.

- Что ты бакланишь, босс?! – горячо взмахнул руками Цыган. – Может, ты его потерял? Кто бы из нас осмелился у тебя стащить перстень? Обижаешь, босс.

- Я знаю, что базарю, - сухо оборвал Саня, - к тебе, Цыган, и к шкету Петьке у меня претензий нет. У меня предъява к Щербатому и Леньке. – и Саня стал сверлить этих двоих злым пристальным взглядом. – Кто-то из них стащил перстень в надежде, что я подумаю, что потерял. Признавайтесь по-хорошему. Я прощу, наказание будет не строгим. Но если сам найду…

- Да ты чо, Саня! – выкрикнул Щербатый. – Как мог подумать? На хрена мне твой перстень? Давай, обыскивай. Нет, ты обыскивай. Убедись. – Щербатый со злостью сбросил с себя рубашку, потряс ею, отбросил в сторону и снял джинсы. Вывернув все карманы, он стал демонстрировать их присутствующим, потом встряхивать джинсы, словно выбивал из них пыль.

- Угомонись! – строго бросил Саня и впился змеиным взглядом в Леньку. – Что ты скажешь, самый способный?

- Не брал я твоего перстня, - с обидой в голосе ответил Ленька. - Что, мне тоже раздеваться?

Все молчали. А Саня не сводил с него подозрительного взгляда.

- Пожалуйста! – зло процедил Ленька, всегда очень остро реагирующий на несправедливость. – Нате, смотрите!

Он снял рубашку, потряс ею и бросил на пол. Затем быстро стащил джинсы, перевернул и тряхнул их несколько раз. Сначала выпал складной нож, а затем, из заднего кармана, вылетел…перстень белого золота с черным бриллиантом и отскочил прямо под ноги Сане.

Цыган и Петька с ужасом уставились на Леньку, во взгляде же Щербатого появилась торжествующая удовлетворенность. Ленька не испугался, а просто опешил. Он-то прекрасно знал, что перстень не брал. Но как он попал к нему в карман? Конечно, это подстава и перстень ему подсунул не кто иной, как Щербатый. Больше было некому. Но как это доказать?

Однако Сане и не требовались какие – либо другие доказательства.

- Я так и предполагал, - зловеще скривился он и, подняв перстень, быстро шагнул к Леньке и ударил его в лицо. – Крысенок, вошь барачная. – Лицо у главаря щипачей перекосилось от злобы, и было видно, что он намерен ударить провинившегося еще не один раз.

Ленька присел от боли на корточки и зажал ладонями разбитые губы.На пол струйкой засочилась кровь. Но карманные воры плохо знали Леньку, его несгибаемый характер. После того, как Саня пнул его в бок, Ленька, не издав ни звука от боли, быстро поднял свой нож, валявшийся на полу, нажал на кнопку, и из рукоятки выскочило длинное острое, как бритва, лезвие. Саня, побледнев, отскочил в сторону. А Ленька, выпрямившись и сплюнув кровь, жестко сказал боссу:

- Ты ударил меня несправедливо. Я твой перстень не брал. Уверен, что мне его подсунул Щербатый. Он меня невзлюбил, потому что я лучше. Это он – крыса позорная.

Дальше события развивались стремительно.

- Ты чо гонишь, - попытался защищаться Щербатый, но фраза у него вышла испуганной и жалкой.

Ленька в один миг оказался возле него и, не раздумывая, полоснул его ножом по правой щеке.

- Это тебе на память, сука!

Щербатый взвыл от боли и зажал лицо руками. Между пальцами у него заструилась кровь, образуя лужицу на полу.

Саня бросился на кухню и выскочил оттуда с большим кухонным ножом. Но в этот момент Цыган сделал ему подсечку и босс упал ничком, выронив при этом нож. Цыган в прыжке подхватил нож и приставил его к шее Сани.

- Лежи и не возникай, - зло предупредил он. – Дернешься – башку отрежу. Ты совсем не босс, а паршивый несправедливый шакал, нехороший человек.

Пытаясь подняться, Саня приподнял голову. Но Цыган наступил ему на спину и надавил острием ножа на шею.

- Лежи, пока мы не уйдем, иначе зарежу, как барана.

Саня притих, так как знал горячий характер Цыгана и то, что тот вполне может осуществить свою угрозу.

- Леня, одевайся, - сказал Цыган, - уйдем вместе. Мне эти заносчивые щипачи давно не нравятся.

Ленька быстро оделся и, взглянув на стонущего Щербатого, у которого уже все ладони, прижатые к лицу, были в крови, философски заметил:

- А ты, Щербатый, гнида паскудная, плохо закончишь, везде тебя будут резать и зубы выбивать, потому что ты больше всего себя любишь.

- Прости, - со всхлипом выдавил Щербатый, - помогите, пацаны, я кровью истекаю.

- Босс тебе поможет, - сурово сказал Цыган. – Вы стоите друг друга.

Но тут произошло неожиданное. Цыган на некоторое время потерял бдительность и Саня тут же воспользовался этим. Он ловко увернулся от ножа Цыгана, схватил его за руку и рывком перебросил через себя. Но Цыган нож не выпустил из руки. А Саня, взбешенный унижением, удерживая руку Цыгана с ножом, стал с остервенением бить его по лицу.

Неизвестно чем бы все кончилось, если бы не вмешался Петька. Его заколотило от нервного напряжения, как в тот раз, в притоне Сивого, и он, раскрыв свой складень, ударил острым лезвием по запястью руки Сани, удерживающей руку Цыгана с ножом.

Босс щипачей охнул и зажал порезанную руку второй рукой. Кровь из раны побежала напористой струей.

- Шкет, сука, ты мне, наверное, вену порезал, - вскричал Саня, - ну, погоди, падла, доберусь я до тебя!

Цыган поднялся с пола, вытер рукавом рубахи разбитое в кровь лицо, окинул поле сражения быстрым взглядом, понял, что противник повержен и напасть не сможет, отбросил нож в сторону и сказал:

- Пойдемте, пацаны, нам с этими карманными шакалами не по пути.

- Не бросайте меня, - простонал Щербатый, - я кровью изойду. И Саня меня прикончит.

- Туда тебе и дорога, крыса, - процедил сквозь зубы Цыган и от души съездил кулаком в зубы Сане.

Саня стерпел, не отпуская зажатую рану на руке, но, сплюнув изо рта кровь, сказал:

- Пацаны, непонятка вышла. Извини, Леня. Не уходите, помогите руку перевязать. Нужен жгут. Посмотрите веревку в шифоньере.

- Ишь, ты, соловьем запел, - сплюнул Цыган. – Знаю я тебя, шакала. Будь на твоей стороне перевес, так ты, не задумываясь, горло бы перерезал. Пусть тебя Щербатый перевязывает.

Посмотрев на Леньку, он добавил:

- А ты не хочешь рассчитаться с боссом? Ведь он тебя ни за что два раза ударил.

- С него хватит, - великодушно ответил Ленька, - Петька за меня рассчитался. И Щербатый свое получил. Надолго меня запомнит.

Саня и Щербатый промолчали.

Ленька, Петька и Цыган покинули квартиру главаря щипачей. Последним выходил Цыган. Человеком он был горячим и не удержался, чтобы не плюнуть на грязный пол в сторону бывшего босса и изо всей силы не хлопнуть дверью.

Когда пацаны ушли, Саня поднялся с пола, шатаясь подошел к шифоньеру, нашел бельевую веревку, туго перетянул себе руку повыше раны и только после этого присел на корточки возле Щербатого. Щербатый сидел на полу в луже крови и, не отнимая кровавых ладоней от лица, стонал пуще прежнего.

- Ну, что мне с тобой делать, фраер долбанутый, - вздохнул Саня. – Получил ты, конечно, по заслугам, хотя за такие дела и на вилы ставят. Но так как ты не для себя стырил перстень и он, в конце концов, все равно бы у меня оказался, то я тебя прощаю. История, конечно, вышла скверная. Ленька вполне мог мне перо в бок вставить. Отчаянный пацан. Сволочь, конечно, но мне он был симпатичен. А Цыган удивил. Молчал, молчал и открылся. Ему, наверное, не понравилось, что я из него стряпуху сделал. Обиду затаил. Цыгане – они гордые. Ну, и хрен с ними. Пусть сваливают. «И к лучшему», - подумал про себя обладатель четырех с лишним миллионов, и не только этого богатства.

- Саня, прости и помоги, перевяжи, - взмолился Щербатый. – Вечным твоим рабом буду.

- А я рабов не люблю, - сплюнул сукровицу Саня. – Хотя, можешь еще пригодиться.

Он сходил на кухню к аптечке и принес пузырек с перекисью водорода. С усилием отняв руки Щербатого от порезанного лица, Саня присвистнул:

- Здорово он тебя раскромсал, как кусок говядины. Сейчас будет еще больней.

С этими словами он вылил в рану изрядную порцию перекиси водорода и остановил кровотечение. Щербатый взвыл от острой боли, словно неожиданно сел на острый гвоздь, затем заскулил, будто щенок, которому прищемили лапу.

- Терпи, фраер долбанутый, - зло прошипел Саня, - сам виноват. – Но постарайся больше не орать, а то весь дом на уши поставишь.

После того, как перевязка была закончена, Саня посмотрел на дело рук своих и криво усмехнулся:

- Теперь тебя только на огород вместо пугала ставить – всех птиц распугаешь.

- Издеваешься, - чуть слышно всхлипнул Щербатый, громче он не мог – мешала повязка.

- Ладно, кончили базар, - посерьезнел Саня, - а теперь вали в поликлинику. Тут недалеко. Ты знаешь где. Там тебе наложат шов, а если так оставить, то на твоей роже останется такой бугристый шрам, словно бруствер у окопа. С таким шрамом на тебя ни одна баба не посмотрит, даже самая страшная.

- Может, не надо в поликлинику?

- Вали, без базара.

Промычав что-то невнятное, Щербатый ссутулился и покинул квартиру.

Дождь на улице не прекращался, небо было затянуто черными тучами и оттого в квартире было сумрачно, хотя время еще было не позднее.

Саня включил свет, задернул на окнах шторы и принялся обрабатывать свою рану. С удовлетворением отметил, что вена не задета, как ему показалось сначала. Промыв рану перекисью водорода, наложил плотную повязку и сверху обмотал лейкопластырем. Пошевелил драгоценными пальцами – работают нормально. Подумал: «Как все хорошо сложилось – и от пацанов избавился и легкой раной отделался. Выходит, само провидение ему сегодня помогает».

Надев перстень с черным бриллиантом на безымянный палец левой руки, счастливый щипач полюбовался им, промурлыкал вслух одну строфу из известной блатной песенки – сижу на нарах, как король на именинах и пайку черного мечтаю получить.., - он вдруг прекратил напевать и, от избытка положительных эмоций, громче произнес:

- Нет, теперь Саня будет есть только самый белый хлеб и непременно с черной икрой.

Радостно выдохнув, он достал из карманов пиджака дневную добычу – два бумажника, прошел на кухню, положил их на стол и кончиком кухонного ножа отколупнул на стене одну из отделочных керамических плиток. Достал из глубокого тайника вместительную деревянную шкатулку со всеми своими сбережениями и, открыв ее, залюбовался содержимым: пачки долларов, евро, пластиковый пакетик, в котором были кольца и перстни с драгоценными камнями. Не было среди них только черного бриллианта, но теперь и такой есть. Черный бриллиант он решил оставить на пальце. Уж очень не хотелось с ним расставаться. А вот сертификаты на предъявителя, каждый стоимостью в миллион рублей, удачливый карманный вор решил на некоторое время спрятать.

Сидя на корточках у тайника, Саня протянул руку к бумажникам, лежащим на столе, как вдруг сзади, над головой услышал знакомый голос, в котором было всего понемногу – и злорадства, и иронии, и счастливого удовлетворения.

- Вот мы где прячем ворованное! Эх, Саня, Саня, а меня держал на голодном пайке. Как тебе не стыдно!

Если бы на кухне неожиданно появился инопланетянин с антеннами на голове, то Саня, наверное, не так бы испугался, как испугался от появления в самое неподходящее время участкового. Под ложечкой неприятно заныло, и он с тоской подумал:

«Теперь придется делиться. Ох, и растяпа же я - забыл закрыть дверь!»

Гордей Антонович был настроен решительно. Он отступил на один шаг назад, вынул из кобуры пистолет, передернул затвор и приказал:

- Руки вверх и не дергайся! В случае сопротивления буду стрелять на поражение.

У Сани отхлынула кровь от лица. Он поднял руки и поднялся с корточек. Повернувшись к участковому, осипшим голосом вымолвил:

- Ты напугал меня, Антоныч. Пистолет-то спрячь, он может выстрелить. Захотелось в милиционера поиграть?

- А что мне в него играть, коли я и есть милиционер и нахожусь при исполнении, - сухо заметил старший лейтенант.

- Ошибаешься, Антоныч, ты давно уже не милиционер. Ты ничем от меня не отличаешься, если, может быть, только формой одежды.

- Ты язык-то не распускай, - набычился старший лейтенант, - а то я быстро тебе его укорочу. Отойди к окну!

Саня, не спуская глаз с пистолета, послушно исполнил приказ.

Участковый, держа его под прицелом, забрал со стола бумажники, затолкал их в карманы форменных брюк, прихватил шкатулку и, махнув пистолетом, велел пройти в комнату. Сам при этом предусмотрительно отступил в коридор.

Саня прошел в комнату и стал в простенке между окон.

- Ну, что, наигрался? – спросил он, понемногу отходя от шока. – Хочешь, чтобы я увеличил тебе сумму отката? Так надо было с этого и начинать. Зачем весь этот цирк с пистолетом?

- Ошибаешься, карманный вор Саня, - усмехнулся старший лейтенант и, взяв стул, уселся на него «верхом», перегородив собой выход из комнаты. Постукивая рукояткой пистолета по спинке стула, продолжил, - ты, родимый, говорил, что у меня нет против тебя прямых доказательств, чем сильно меня обидел. Говорил?

- Говорил.

- А я тебе тогда ответил, что нет, так будут. Помнишь?

- Ну, помню. И что с того?

Саня стал внутренне раздражаться, не понимая, к чему участковый клонит. Но внешне старался сохранять спокойствие, так как опасался непредсказуемых действий со стороны участкового.

- Ты, Антоныч, чего кота тянешь за хвост? Говори прямо, чего от меня хочешь? Или тебе западло стало со мной разговаривать? Может, тебе за добросовестную службу в органах внеочередное звание присвоили?

- Нет, пока не присвоили, но, надеюсь, в ближайшее время присвоят, - с неприязнью ответил старший лейтенант.

Саня уловил в его взгляде отчужденность и какую-то пугающую решимость. Опытный щипач был не плохим психологом, и поведение участкового его весьма озадачило. Он почувствовал, что у старшего лейтенанта произошло что-то весьма важное и что он, похоже, готов порвать с ним все отношения.

И Саня решил пойти в наступление, так как оно являлось лучшим средством защиты.

- Антоныч, я тут подумал и решил поднять сумму дани до десяти косых Тебя это устроит?

На лице участкового появилась презрительная усмешка.

- Я твоих вонючих грошей больше брать не буду и вообще с ворами никаких дел иметь не намерен.

- Что так? Разбогател? Наследство получил или клад нашел?

- Вроде того.

- Любопытно. Поздравляю! Но, Антоныч, с одной стороны ты высказываешь презрение к ворам, а с другой – сам воруешь. Как это понимать?

- Что ты имеешь ввиду? – насупился старший лейтенант. – Я щипачем никогда не был.

- А тебе им и не стать, - не удержался от ехидного замечания Саня, - щипачем не каждому дано быть, потому что это исскуство. Ты же - простой вор. Ты мои бумажники запихал в свои бездонные карманы – это разве не воровство? Докажи, что тебе западло быть вором и верни мне мои бумажники.

- Ты уверен, что это твои бумажники? – желчно усмехнулся участковый, - например, вот этот, желтой кожи, – он вынул желтый бумажник и продемонстрировал его в поднятой руке.

- А чей же? Твой, что ли?

- И не мой. Но я могу тебе ответить чей, - победоносно улыбнулся старший лейтенант. – Он принадлежит Олегу Борисовичу Баринову, депутату облсовета, вице – президенту банка «Левобережный». Могу сказать, что находится в этом бумажнике.

Старший лейтенант выдержал паузу, прищурившись на Саню, у которого с каждой минутой катастрофически портилось настроение. Саня пока еще не мог понять, какое отношение имеет какой-то там депутат к желтому бумажнику. «Ох, и пройдоха же этот Антоныч! – подумал он с неприязнью, - на ходу придумал. Конечно, он туфту гонит. Цену себе набивает. Но почему он заявил, что может сказать, что находится в желтом бумажнике? Откуда он знает? Может, успел заглянуть в него? Но когда?»

А старшему лейтенанту, видимо, надоело играть в кошки - мышки и он пошел в атаку.

- В желтом бумажнике триста тысяч рублей и четыре сертификата на предъявителя стоимостью в миллион рублей каждый, - не без удовольствия продолжил участковый. – Вот тебе и прямое доказательство. Что на это скажешь?

Во рту у Сани вдруг стало сухо, тело мгновенно покрылось липким потом, а сердце, казалось, застучало в самих висках.

- Антоныч, ты – сам дьявол! – вымолвил он осипшим голосом. – Может, ты - ясновидящий?

- Зауважал? – рассмеялся старший лейтенант и, быстро раскрыв желтый бумажник, проверил его содержимое. – Все на месте, - довольно констатировал он и, закрыв бумажник, спрятал его в карман брюк. – Вот так, дорогуша. Уверен, что этот бумажник потерпевший Баринов, депутат и вице-президент банка, опознает. Вот тебе – прямое доказательство. Сечешь?

- Секу, - устало ответил Саня и, сев за стол, с отчаянием в глазах уставился на участкового уполномоченного. – Ты что, следил за мной?

- Не скрою, наблюдал. Почему? Потому что ты решил возвыситься надо мной, сказав, что у меня нет на тебя прямых доказательств, и подумал обо мне, я уверен, что я, дешевый мент, не смогу тебя упрятать за решетку. Ты здорово тогда обидел меня, а я тебе доказал, что ты не прав. По правде говоря, я любовался работой глухонемого, который так блестяще обчистил лоха-депутата. В мастерстве тебе не откажешь. Теперь осталось вернуть потерпевшему, очень важному человеку в городе, его пропажу, а тебя отправить на исповедь к следователю. Тебе за бумажник депутата самое малое лет восемь могут впаять. И рецидивистом признают.

- Ты это не сделаешь, Антоныч, - загорячился Саня. – Ты же не дурак. Ну, какую получишь награду? Месячный позорный оклад? Допустим, присвоят и очередное звание, что даст тебе прибавку к ничтожной зарплате рублей двести. Ведь это смешно. И ты это отлично понимаешь. Так что, давай больше не будем о грустном, разделим все поровну и обоим будет хорошо.- И Саня, дружески улыбнувшись, стал разливать водку по рюмкам. – Умные люди всегда должны договориться.

- Поделить, говоришь? – старший лейтенант спрятал пистолет в кобуру и подсел к столу. – Надо подумать. В конце концов, не враг же я тебе, да и себе, в первую очередь.

- Вот и ладушки, - повеселел Саня, - за это следует выпить. Зачем ссориться. Ведь от меня, Гордей Антонович, тебе одна польза.

- Тут ты прав, - согласился старший лейтенант и, сняв фуражку, положил на соседний стул. – А где твои пацаны?

- Выгнал, всех. Устроили меж собой разборки. Больше их здесь не будет. И к лучшему. Одному лучше работать.

- Тебе виднее, - кивнул участковый, внимательно наблюдая за хитрым щипачем и намазывая при этом красную икру на пластик хлеба. – Что, до поножовщины дошло? Кровь на полу, что-то у тебя с рукой, да и на физиономии следы остались. Видно, серьезная была разборка. Хотя, ничего удивительного, притон – он и есть притон. С рукой-то все нормально? Тебе пальцы беречь надо, они у тебя золотые.

- Спасибо на добром слове, Антоныч. Так, может, сначала разделим и выпьем за это?

- Конечно, разделим, - утвердительно кивнул старший лейтенант, - но куда спешить? Не привык я делать серьезные дела на сухую. Надо горло промочить. Но водка у тебя теплая. А у меня от выступлений перед тобой в горле пересохло. Принеси-ка холодненькой воды прямо из-под крана.

- Один момент, - засуетился Саня, готовый исполнить любую просьбу участкового, лишь бы напряженная ситуация разрешилась мирным путем и полюбовно. Он ушел на кухню, загремел посудой, а затем открыл кран над раковиной.

Тем временем участковый вынул из нагрудного кармана милицейской рубахи крошечную таблеточку и опустил ее в санину рюмку с водкой. Таблеточка пшикнула и мигом растворилась.

Тут вернулся Саня с полным стаканом холодной воды, с почтительной улыбкой поставил его перед своей «крышей» и сел за стол.

Старший лейтенант махом выпил холодную воду, крякнул от удовольствия и спросил:

- Саня, у тебя наверняка есть еще тайник? А ведь мы, кажется, договорились все поделить поровну.

- Ты что, Антоныч?! – обиделся Саня, - второго тайника у меня нет. Век воли не видать! Зачем мне второй, если и в этом еще есть свободное место?

- Нет, так нет, я тебе верю, - дружелюбно ответил старший лейтенант и поднял свою рюмку. – Ты меня прости, Саня, - искренне вздохнул он, - резковат я был с тобой и несправедлив. Прощаешь?

- Конечно, прощаю, - расслабился Саня и поднял рюмку с водкой, - мы же друзья. Я знал, Антоныч, что твой разум подскажет тебе единственно правильное решение.

- Он мне подсказал, - тихо ответил участковый и чокнулся рюмкой с рюмкой своего подопечного.

- За тебя! – провозгласил Саня, - за тесное сотрудничество щипачей с нашей горячо любимой милицией.

Саня одним махом выплеснул в рот водку, проглотил ее, как всегда сморщился, поставил рюмку на стол и подцепил на вилку маринованный огурчик. Но вот он, на короткое время внимательно уставившись на этот огурчик, замер, словно в раздумье - закусывать им или чем другим, потом выпустил вилку из руки и резко схватился обеими руками за горло. Широко раскрыв рот, он со свистом потянул в себя воздух, и, закатывая расширенные глаза, с хрипом рухнул со стула на пол.

Участковый неторопливо выпил свою рюмку, закусил бутербродом с красной икрой, наполнил водкой стакан, выпил его до дна, съел второй бутерброд с икрой, затем сунул в рот пару пластиков грудинки, тщательно прожевал, проглотил, потом бросил в рот фигурную шоколадку, после чего вытер рот, по привычке, углом скатерти, и только после этого поднялся из-за стола.

Надев форменную фуражку с гербом, старший лейтенант присел на корточки возле пострадавшего, лежащего на спине с широко открытыми глазами, и многозначительно произнес вслух:

- На одного бесполезного для общества человека стало меньше, даже, можно сказать, вредного человека, а потому греха с моей стороны никакого нет, - хотя он и не сомневался, что карманный вор мертв, тем не менее, пощупал у него пульс и, убедившись, что пульса нет, стянул с пальца трупа перстень с черным бриллиантом, обыскал карманы пиджака и переложил обнаруженные деньги в свой карман. После этого сходил на кухню, тщательно осмотрел пустой тайник, взял со стола пластиковый пакет, вернулся в комнату, заглянул в шкатулку, довольно улыбнулся, сунул шкатулку в пакет и осмотрелся.

Клименко был достаточно опытным милиционером. Он знал, что на месте преступления оставлять следы нельзя. Поэтому в завершающей стадии операции он старался быть особенно аккуратным. Откупорив новую бутылку водки, он перелил ее содержимое в открытый рот пострадавшего. Водка прошла в желудок трупа без задержки. Экспертиза установит, что смерть потерпевшего наступила от остановки сердца, что было вызвано излишним употреблением алкоголя. Тот яд, которым старший лейтенант сдобрил водку, не будет обнаружен даже самой тщательной медицинской экспертизой, так как он разлагается полностью через десять минут после его принятия. Затем Клименко тщательно стер носовым платком отпечатки своих пальцев со всего того, чего он касался: с рюмки, стакана, бутылок водки, вилки, спинки стула и с ручки входной двери.

Осмотрев еще раз комнату, блюститель порядка удовлетворенно хмыкнул, сунул в свой пакет нераспечатанную бутылку водки, неумело перекрестился, выключил свет, посмотрел в дверной глазок – нет ли на лестничной площадке случайных свидетелей, прислушался – не входит ли кто в подъезд, и покинул квартиру, защелкнув дверь на английский замок. Не забыл он стереть свои отпечатки пальцев и с ручки с внешней стороны двери.

Улица встретила убийцу дождем, сумраком и раскатами грома. Участковый похвалил себя за то, что свой джип припарковал не у дома, из которого только что вышел, а за три дома до него.

Выехав на шоссе и довольно улыбнувшись, он мысленно поблагодарил судьбу за то, что во время его визита к бывшему подопечному щипачу в квартире не оказалось пацанов. Если бы они там были, то пришлось бы задействовать наряд милиции для препровождения их в милицейский обезъянник для выяснения личностей. Но раз дело обошлось без свидетелей, тем лучше.

В самом прекрасном расположении духа Клименко выехал на коммунальный мост и прибавил газу. Ему нетерпелось поскорее приехать домой, уединиться в своей однокомнатной холостяцкой квартире и полюбоваться всем тем богатством, которое он заработал благодаря своей сообразительности.

Сколько человечество сломало копий в спорах о том, что такое судьба и от чего она зависит. И зависит ли она от самого человека или с ним непременно произойдет то, что где-то там, в его судьбе начертано? Суждено ли нам вообще найти когда-нибудь ответ на этот непростой вопрос?

Косой дождь хлестал в лобовое стекло джипа и Клименко все чаще включал «дворники». Видимость была плохой, но, к счастью, движение на мосту было редкое. Вдруг боковым зрением он уловил, что с Горской по встречной полосе на мост с повышенной скоростью стал спускаться черный БМВ. Автомобиль быстро преодолел спуск на дамбе и выскочил на мост.

«Тоже мне, пижон, нашел где лихачить, - подумал Клименко с осуждением о водителе БМВ, - на мокром асфальте в два счета можно сыграть с моста».

Только он так подумал, как БМВ пересек разделительную полосу и его бросило навстречу джипу Клименко. Столкновение было неминуемо. Чтобы его избежать, старлей инстинктивно крутанул руль вправо и…его джип, сбив ограждение, с двадцатиметровой высоты полетел в Обь.

Когда машина парила в воздухе, то водителя охватил такой страх, что в его голове другие мысли отсутствовали. Страх завладел сознанием полностью. Когда машина ударилась днищем о воду и стала быстро погружаться, пропуская внутрь воду, мотор ее заглох, и вместе с тем погасли фары, сработал инстинкт самосохранения. Клименко заметался от одной дверцы к другой, словно пойманная в клетку крыса, пытаясь открыть дверцы, но все его отчаянные усилия оказались напрасными. Двери от удара перекосило и заклинило. Не работали на них и механизмы открытия окон. Тогда пленник стал яростно бить кулаком в боковые стекла и лобовое. Но стекла в машине были специальные, особо прочные и кулаку не поддавались. Тогда кандидат в утопленники вспомнил о гаечных ключах, которыми можно было разбить стекла. Они находились в ящичке под сиденьем. Однако и эта, последняя надежда, тут же улетучилась: воды набралось в салон чуть ли не под потолок, и под ее тяжестью кресло невозможно было откинуть. К тому же Клименко успел два раза глотнуть мутной речной воды, и сознание его стало переключаться на то, как бы удержать в легких оставшийся воздух. Но надолго ли его хватит? Неужели нет выхода?

В следующую минуту машина полностью заполнилась водой и стала на илистое дно. Вокруг был жуткий мокрый холодный мрак. Он, словно удав, стал давить на тело пленника и на его сознание. Рот его, помимо воли, стал раскрываться, чтобы ухватить глоток воздуха, но проглотил в очередной раз порцию воды. Однако организм не хотел сдаваться, он хотел жить. Руки и ноги Клименко бесполезно били в заклиненные дверцы, крепкие стекла, дергали неподатливое сиденье, желая добраться до гаечных ключей, однако сил оставалось все меньше и меньше, а сознание тупело, становилось более ленивым. В следующую минуту он схватил ртом еще две больших порции мутной воды и с ужасом осознал, что уже не может сопротивляться, сдерживать мышцы рта в закрытом положении, что рот перестает подчиняться его воле, а действует самостоятельно. В легких осталось ничтожное количество воздуха и стоит его отпустить на волю, как наступит конец. Вода заполнит легкие, мозг перестанет работать без кислорода, сознание покинет его и он превратится в обыкновенного утопленника. И ему уже не нужно будет то богатство, которое он копил и отнял сегодня у карманного вора. Щипач вдруг предстал перед ним живой и смеющийся. «Это он надо мной смеется», - подумал Клименко. А его память вдруг стала перелистывать годы его жизни и работы, показывая ему картинки из прошлого, больше всего такие, когда он грешил, шел на сделку с совестью: отнимал часть заработка у побирушек, чистил карманы у пьяных, брал дань с проституток и воров, отбирал барыш у торговцев наркотиками и присваивал его. Неожиданно его посетила мысль, которую он не раз слышал от других, однако сам прежде особого значения ей не придавал: «Не собирай сокровищ на земле, с собой на тот свет их не возьмешь. Настоящее сокровище на небе».

Но вот вода заполнила его легкие, изо рта в салон машины выскочил последний пузырь воздуха, и в его угасающем сознании коротко, словно вспышка молнии, промелькнула последняя мысль: «Господи, значит, я много грешил, раз ты меня так сурово наказываешь. Прости!..».

Это было последнее его сознание связи с своим телом.

Покинув квартиру щипача Сани, ребята пробежали под моросящим дождем до остановки троллейбуса и спрятались под безлюдным навесом.

- Куда теперь, пацаны? – озадаченно спросил Петька, вытирая рукавом с лица дождевые капли. Где спать будем? И хавать захотелось.

- Чо – нибудь придумаем, - заверил Ленька, - безвыходных положений не бывает. Он сидел на скамейке вплотную к Петьке, и от этого им обоим было теплее.

Цыган же ходил возле них задумчивый и не был расположен к разговорам.

- Ты чо такой хмурый? – спросил у него Ленька.

- Думаю вот.

- О чем? Об этом козле-щипаче Сане? Забудь.

- О нем я забыл, - вздохнул Цыган. – Не нравится мне все это.

- Чо не нравится?

- Воры не нравятся. Карманники.

- Карманники? А какие тебе нравятся?

- Есть такие. Настоящие.

- Настоящие? Чо за настоящие? По-моему, вор он и есть вор. Все одинаковые.

- Нет, не все одинаковые, - и Цыган неожиданно улыбнулся. – Те, которые коней воруют, они настоящие. Их я люблю.

- Ну, ты даешь! – удивился Ленька и переглянулся с Петькой.

- Я надумал в табор вернуться, - продолжал Цыган, повернувшись к товарищам. – Твердо решил. Повинюсь перед бароном и останусь в таборе навсегда.

- Ты чо, провинился? В чем?

- Деньги не все отдал. Заначил шестьсот рублей. Это большое преступление в таборе. У цыган закон – что за день заработал – все старшему отдаешь, барону. За обман строго наказывают. Меня вожжами били при всех. Сильно били. Правда, через рубаху. Но все равно очень было больно. Трое суток подняться не мог. А когда поднялся, то молча ушел из табора от обиды.

- У тебя родители в таборе остались? – поинтересовался Петька.

- Нет. Кто была мать – не знаю, а отец погиб от коня, когда мне было семь лет.

- Как это – от коня? – спросил Ленька.

- Обыкновенно. Такое у цыган случается. Однажды отец воровал с другими цыганами коней на конезаводе. Дело было ночью. И не уберегся. Жеребец ударил его задним копытом в голову. Насмерть убил. Хотя всем было известно, что к коню подходить сзади нельзя, но в тот раз очень спешили…

- Из табора давно ушел?

- Уже три месяца.

- Чем жил? Воровал?

- А как иначе проживешь? С месяц скитался, как последний бомж, а потом Саня к себе взял. Но Саня с первого дня меня невзлюбил. Говорил, что я не перспективный, что у меня не пальцы, а грабли, повара из меня сделал. А это для цыгана последнее оскорбление. Что я – женщина что ли? Нет, я решил – возвращаюсь в табор. Хочу быть настоящим мужчиной, коней буду воровать. Но, чтобы вернуться в табор, нужно денег принести. Тогда меня простят. Надо будет украсть, может, на вокзале.

- А где твой табор?

- Под Искитимом. В пяти километрах от станции.

- Так он, наверное, куда-нибудь укатил. Ведь цыгане на одном месте подолгу не задерживаются.

- Нет, там. Все лето там будет. К югу осенью поедет.

Ленька вдруг что-то вспомнил, потрогал «молнию» на штанине джинсов, и улыбнулся.

- Ладно, Цыган, мы с Петькой тебе поможем. До Искитима на электричке ехать?

- Ну, да.

- С главного вокзала?

- От него.

- Тогда едем на вокзал. Вон и троллейбус хиляет. Полупустой.

Они заскочили в салон троллейбуса и прижались в углу на задней площадке. Но бдительная кондукторша, грузная женщина с мужским голосом, похожая на коменданта общежития, нависла над ними.

- Приобретайте билеты.

- У нас нет денег, - тихо ответил Петька.

- Мы детдомовские, - нашелся Ленька.

- Мне без разницы кто вы такие. Выметайтесь немедленно, - и высадила на следующей остановке.

- Хоть одну остановку проехали, - не расстроился Ленька, - осталось еще три. А вот и следующий троллейбус. Повторим?

Они заскочили в троллейбус перед самым его отправлением и, как и в первый раз, замерли на задней площадке.

Одну остановку проехали спокойно. Но вот к ним подошла кондукторша, невысокая худенькая женщина с грустными глазами.

- Ребята, вы намерены рассчитываться за проезд? – мягко спросила она.

- У нас нет денег, - ответил Петька.

- Тетенька, мы детдомовские, - повторил Ленька.

- Думаете, я детдомовских от беспризорников отличить не могу, - вздохнула кондукторша, - ладно, езжайте, только не хулиганьте.

- Спасибо, - сказал Цыган.

Кондукторша отошла, отвернулась и почему-то глубоко вздохнула.

На остановке «Вокзал – главный» они пулей вылетели из троллейбуса и к своему удовольствию обнаружили, что дождь перестал, от него остались многочисленные лужицы, в которых отражались зажженные на столбах фонари.

- А фонари рано зажгли, - заметил Петька. – небо вон какое светлое стало, и на вокзальных часах всего шесть часов вечера. Может, они стоят?

- Идут, - со знанием дела ответил Ленька. – Хавать хотите? – И не дожидаясь ответа, предложил, - идемте в пельменную Петросяна.

- Но у нас нет денег, - удивился Петька, - мы даже в троллейбусе не могли заплатить.

- В троллейбусе я опасался показать пятитысячную купюру, - улыбнулся Ленька. – Нас могли принять за воров и сдать в ментовку.

- Но откуда деньги? – вмешался в разговор Цыган. – Ты что – фокусник?

- Не, не фокусник, - ответил Ленька, довольный тем, что удивил и обрадовал товарищей, - а запасливый. Вот, смотрите. – С этими словами он расстегнул «молнию» на боковом кармашке джинсов, внизу на штанине, и извлек оттуда сложенные вчетверо пятитысячные купюры. Развернув их, пересчитал и сказал, - восемь листов. Половину отдаем Цыгану. Так, Петька? Не возражаешь?

- Я не против, - ответил Петька. – Это те сорок штук, которые тебе Саня вернул? А я про них совсем забыл.

- Из тех, из тех, - подтвердил Ленька и протянул четыре купюры Цыгану, - возьми, отдашь в таборе. Думаю, барон будет доволен и простит. Мы с Петькой желаем, чтобы у тебя все сложилось хорошо.

- Нет, пацаны, я не могу взять эти деньги, - запротестовал Цыган. – Они вам самим нужны. Я возвращаюсь в цыганскую семью, а вы? Как вы будете жить дальше? Нет, не могу взять.

- Не возьмешь – очень обидишь, - сказал Ленька и силой сунул деньги Цыгану в карман джинсов.

- Обидишь, - подтвердил Петька.

Цыган попытался вытащить деньги обратно, но Ленька решительно остановил его руку.

- Спасибо тебе, Цыган, за помощь. Если бы не ты, то не известно чем бы все кончилось. С каким большим ножом прибежал тогда Саня с кухни. Не нож, а целая сабля. Он вполне мог нас изрубить на куски, как капусту.

- Мог, - согласился Цыган, - он психованный. Но, пацаны, эти деньги…

- Кончили базар, - бросил Ленька. – Боженька советует делиться. Это мне мама говорила. Ты же не хочешь нас обидеть?

Цыган вместо ответа горячо обнял Леньку и Петьку.

- Спасибо, пацаны, - срывающимся голосом прошептал он, - я буду вас помнить.

- Мы тоже будем помнить тебя, - вымолвил Петька. – Ты хороший пацан.

- Вот и прекрасно, - облегченно вздохнул Ленька, - а теперь ныряем в пельменную.

Через минуту они спустились в полуподвальное помещение, оборудованное под пельменную. Здесь было с десяток высоких круглых столов с тяжелыми мраморными крышками. За ними можно было есть только стоя. Столы лоснились от жира, потому что плохо протирались. На каждом столе присутствовал дешевый прибор из трех предметов: перечницы, солонки и емкости для горчицы. Но в каждом приборе что-нибудь да отсутствовало – то горчица, то перец, а где соль. Словом, типичная картина в привокзальных точках общественного питания, теперь частного.

Столов было свободных больше половины и ребята заняли дальний в углу.

- Ждите здесь, пойду, сделаю заказ, - сказал Ленька друзьям и отправился к стойке.

Очереди не было, и Ленька сходу стал заказывать распухшей от жира крашеной блондинке лет сорока, выполнявшей одновременно обязанности официантки и кассира:

- Нам три двойных порции пельменей, три кофе с молоком и три песочных пирожных.

- А деньги есть? – спросила «блондинка», не шелохнувшись за прилавком. – Тут на днях один такой шустряк заказывал разных пирожных, складывал в пакет, а потом убежал, не рассчитавшись. Так и не догнали.

- Не беспокойтесь, деньги есть, - жестко ответил Ленька. Он умел разговаривать с людьми, которые пытались его обидеть и унизить. – Ваше дело, тетенька, принять заказ, а деньги – пожалуйста. – И Ленька положил на прилавок пятитысячную купюру.

- Смотри какой гордый, - скривила толстые губы официантка, но, при виде пятитысячной купюры, вдруг замолчала, словно потеряла дар речи, и уставилась на Леньку с таким интересом, словно рассматривала в магазине импортную юбку.

- И где ты, ахламон, взял такие деньги? – наконец с подозрением спросила она, прищуриваясь на заказчика в грязной одежде. – Не иначе стащил?

- Вы не оскорбляйте, а принимайте заказ, - сухо вымолвил Ленька и невольно опустил руку в карман джинсов, где лежал складной нож. Он ничего плохого не собирался делать этой жирной самоуверенной официантке, но в стрессовых ситуациях инстинктивно тянулся к ножу, как единственному защитнику.

Но в следующую минуту все мирно разрешилось. В разговор вмешался мужчина «кавказской национальности» в дорогом блестящем сером костюме. Это был сам хозяин пельменной Петросян. Он только что прошел в зал с кухни и хорошо слышал диалог официантки и заказчика.

- В чем дело, Зиночка? – подчеркнуто вежливо спросил он. – Есть проблемы?

- Да особых нет, Артур Давидович, - заискивающе улыбнулась в ответ Зиночка. – Больно уж подозрительный клиент. На беспризорника похож, а рассчитываться собирается пятитысячной купюрой. Явно – украл.

- А что, деньги фальшивые?

- Вроде, настоящие, Артур Давидович.

- В чем же тогда проблема, Зиночка? Ты что – милиция? – в голосе Петросяна обозначились недовольные нотки. – Обслужи клиента должным образом и дай сдачи как полагается. И запомни, дорогая, для нас все клиенты, у которых есть деньги, равны. А как они заработали эти деньги – нас не касается. Мы не прокуратура и не милиция. Ты, Зиночка, хорошо поняла, что я тебе сейчас сказал?

- Поняла, - Артур Давидович, - закивала головой покрасневшая, как вареный рак, официантка.

- Тогда работай, - обронил на прощанье Петросян и с достоинством унес свою красивую фигуру в боковую дверь.

В следующую минуту официантку – кассира словно подменили. Она быстро оформила Леньке заказ, аккуратно рассчитала, трусцой подбежала к столику, где ожидали Петька с Цыганом, тщательно протерла их стол чистой сухой тряпкой, затем сменила прибор со специями на новый, в котором все специи были под завязочку, помогла Леньке перенести заказанные блюда на стол, остановив жестом Петьку и Цыгана, которые, было, собрались помочь Леньке, пожелала ребятам приятного аппетита и только после этого вернулась на свое рабочее место.

- Какая добрая тетка, - сказал друзьям Петька, заталкивая в рот сразу два пельменя и провожая взглядом официантку.

- Все становятся добрыми, когда увидят деньги, - с иронией обронил Ленька и посыпал свои пельмени перцем.

- Это точно, - кивнул Цыган, смазывая пельмень горчицей. – Если у человека нет бабок, то на него смотрят как на навозную муху.

- Мне, пацаны, в последнее время все больше кажется, что вокруг нас не люди, а крокодилы, - заметил Ленька, - злые, готовые сожрать друг друга. Правда, иногда встречаются и хорошие люди. Но их почему-то меньше. Может, я не прав?

- Я не знаю, - вздохнул Петька. – А пельмени мне нравятся. Хотя все, наверное, мне не осилить.

- Хавай, - пробубнил набитым ртом Ленька. – Чтобы дольше не захотелось.

Наевшись до отвала, пацаны вышли из пельменной и Ленька купил в киоске пачку сигарет и зажигалку.

- Не могу без курева, - стал оправдываться он, - курил травку, но благодаря Петьке, бросил. И не жалею. А совсем без сигареты не могу. Закуришь – и на душе легче становится. – Он закурил и предложил товарищам, - курите, это легкие сигареты.

Цыган взял сигарету, неумело раскурил, затянулся несколько раз, закашлялся и передал сигарету Петьке.

- Водку научили в таборе пить, - сказал Цыган с виноватой улыбкой, - а к куреву у меня отвращение. Друзья по табору отучили. Подшутили раз надо мной. Натолкли в табак куриного помета и подсунули мне «заряженную» сигарету. Я как затянулся ею, так меня тут же и вырвало. После этого желание закурить напрочь пропало.

- Хорошая шутка, - усмехнулся Ленька, с наслаждением затягиваясь сигаретным дымом.

Петька посмотрел на тлеющую сигарету, переданную ему Цыганом, и, чтобы не упасть в глазах товарищей, затянулся сигаретой, по-настоящему, глубоко. Но тут же неистово закашлялся, а из глаз его побежали слезы. Он хотел бросить сигарету, но Ленька упредил его.

- Не бросай. Дай сюда. Сигареты денег стоят. Еще попросишь. Это с непривычки – и слезы, и сопли, и тошнит. Но, как привыкнешь, то не сможешь без курева. Поверь мне, сигареты помогают. Жизнь облегчают.

Цыган обнял Леньку и Петьку.

- Ну, что, пацаны, я, наверное, поеду. Мне еще от станции до табора топать. Прощайте!

- Счастливо, Цыган, - сказал Ленька и крепко пожал ему руку, - может, когда еще увидимся. Говорят, земля круглая.

- Возможно и круглая, - улыбнулся Цыган, - я до конца не доезжал.

- До свиданья, - вздохнул Петька, - жалко с тобой расставаться.

- Мы проводим, - сказал Ленька, - я тебе билет куплю до Искитима.

- Ты же мне дал деньги.

- Свои не меняй. Отдай в таборе полностью, лучше простят.

И они пошли к кассам пригородных поездов, а через пятнадцать минут простились с Цыганом на перроне.

Когда электропоезд ушел, увозя их друга в цыганский табор, они, не сговариваясь, еще долго стояли на перроне и молча смотрели вслед последнему вагону. У обоих одинаково грустно стало на душе. Словно родного брата проводили в дальний путь, не зная, увидят ли они его еще когда – нибудь. Беспризорники привязываются друг к другу сильнее, чем люди обеспеченные. Они очень дорожат дружбой.

Покинув территорию вокзала, Петька и Ленька сели на лавочку напротив гостиницы «Новосибирск». Ленька достал сигареты и предложил:

- Будешь?

Петьке не хотелось показаться перед другом слабаком и он согласился.

- Давай.

Ленька отдал ему начатую прежде сигарету и щелкнул зажигалкой.

Петька прикурил от желтого огонька и решил схитрить. Он стал курить без затяжки, но опытного Леньку нельзя было провести.

- Ты не переводи зря сигареты, кури с пользой, в затяг.

Петька затянулся раз, другой не очень глубоко и осознал, что голова не кружится, не тошнит, а присутствует легкий пьянящий дурман.

- Вот теперь вижу, что в затяг, - улыбнулся Ленька. – Для начала хватит. Загаси бычок и спрячь его в карман. Организм ко всему постепенно привыкает. Как ощущение?

- Легкий кайф.

- А я что говорил? Люди для того и курят, чтобы отключиться от неприятностей, успокоиться.

- А ты давно дымишь?

- После домашней трагедии. У бомжей начал. Если бы я у них не закурил, то меня за своего не приняли.

Ленька вдруг торопливо загасил сигарету о деревянную рейку лавочки и тревожно шепнул:

- Делаем ноги. Смотри - мент в нашу сторону направляется. Бежим.

Ленька сорвался с места первым, а Петька за ним. Сзади дважды раздалась трель милицейского свистка. Но пацаны и не думали останавливаться, а сержант милиции не счел нужным за ними гнаться.

Когда пробежали скверик, несколько дворов и пересекли магистральное шоссе, то остановились перед спуском к Оби. Оглянулись – погони не было. Пошли к реке.

- А ты шо так мента испугался? – спросил Петька, шумно дыша, – шо бы он нам сделал?

- Ну и наивный же ты пацан, - покачал головой Ленька, успокаивая дыхание. – Менты беспризорников издали видят. Раз курим, значит, беспризорники. Тут, главное, вовремя смыться. А то пришлось бы сегодня париться в обезьяннике на цементном полу.

- На цементном полу? шо там лавочек нет?

- Чудак, на лавках, как правило, взрослые спят. Среди публики, которую приводят в клетку для выяснения личности, одно правило – кто сильнее – тот и лучшее место на лавочке занимает. А я знаю такое место, где никто нам не укажет куда лечь и сколько спать.

- Где это?

- Пойдем, увидишь. В речпорту. По берегу не далеко. Там много барж скопилось, ждут разгрузки. С цементом, кирпичом, лесом. Нас интересует баржа с лесом. В такой барже тепло, как на печке зимой. И одеял не надо. Только жестковато. Но, ничего. Я, например, привык.

Вскоре показался речпорт. На верхушках башенных кранов горели сигнальные огни. Краны работали. Их было не много, а барж, дожидавшихся разгрузки, во много раз больше.

- А охрана нас не засекет? – встревожился Петька.

- Да здесь всего один охранник, в будке, - ответил Ленька и начал раздеваться.

- Ты это зачем? – удивился Петька.

- Делай, как я, - ответил Ленька, продолжая раздеваться. – Мы по воде доберемся до баржи. Вон до той, - и он указал на баржу под серым брезентом. Ее начнут разгружать дня через три. Постой, а ты плавать умеешь?

- Ты меня развеселил, - ответил Петька, скидывая с себя рубашку и штаны. - Это еще надо посмотреть, кто из нас лучше плавает. Я ж с Одессы. На море вырос. Я чаще был на воде, чем на земле.

- Молоток, - улыбнулся Ленька. - Тогда вперед. До этой баржи всего-то метров шестьдесят. Снимай и трусы. Надо всю одежду сохранить сухой. Шмотки к голове привяжем ремнем.

Через некоторое время они вошли в воду и поплыли к барже с одеждой на голове.

- Какая теплая, - сказал Петька, выплевывая попавшую в рот воду.

- Это после дождя, - ответил тихо Ленька, - всегда так бывает. Ты помалкивай. На воде голоса далеко слышно. Плыви за баржу, будем залазить на нее со стороны реки. На борту есть скобы, я уже лазил.

- Шо ты мне рассказываешь, знаю, шо есть скобы.

Вскоре, без особого труда, они доплыли до баржи, завернули за нее и забрались на палубу.

- Ныряй под брезент, - шепнул Ленька и скрылся под ним.

Петька - следом.

- Тут темно, как в погребе, - воскликнул он, вытянув руки вперед и натыкаясь на штабель леса.

- А мы сделаем окно со стороны реки, - отозвался Ленька и в один миг вырезал ножом в брезенте неровный круг.

С Оби потянул свежий речной воздух и вечерние солнечные лучи, отражаясь от серебристой ряби волн, заиграли на лице Леньки. Секунда – и Петька оказался рядом. Они долго стояли возле самодельного окна и любовались рекой, очистившимся от туч голубым небом и проносившимися мимо теплоходами на подводных крыльях.

- Хочу быть капитаном теплохода, - вымолвил Петька.

- Ну, ты даешь, - усмехнулся Ленька, - то хотел делать мороженое, а теперь – капитаном. Ты уж выбери чо-нибудь одно.

Петька не ответил. Он был очарован игрой солнечных лучей на речных волнах. Особенно ему понравилось смотреть на волны от теплоходов, которые переливались от солнечного света, словно гибкая цветная фольга.

- Здорово! – прошептал он и полной грудью вдохнул мягкий речной воздух.

- Красиво, - согласился Ленька.

В высоком небе пронеслись на сверхзвуковой скорости два истребителя, оставляя за собой два белых следа.

- Вот это да! – проводил их восхищенным взглядом Петька.

Через некоторое время они оделись и пошли между штабелями досок, схваченных проволокой.

- Доски разные, а нам нужны кедровые, - рассуждал вслух Ленька, медленно продвигаясь по проходам между штабелями, ощупывая и обнюхивая доски.

- Шо ты нюхаешь, как собака? – заинтересовался Петька. – доски, как доски, все лесом пахнут.

- Не скажи, - пробурчал Ленька, - кедровые нежнее пахнут и они мягче, в них меньше смолы, чем в сосновых.

- А зачем нам нужны кедровые?

- Они теплее. Чем древесина мягче, тем она теплее. Вот этот штабель из кедровых, - Ленька остановился возле выбранного штабеля и подергал за проволоку. – Давай разматывать.

Над проволокой трудились долго. Она оказалась сталистой и поддавалась с большим трудом. Когда освободили доски от проволоки, то ладони у обоих горели, будто их натерли наждачной бумагой.

Затем разобрали штабель, оставив посередине углубление для лежанки, сделали в головах повыше, и легли на спину уставшие. Помолчали.

- Какие теплые доски, - нарушил паузу Петька. – Вот не знал.

- А ты думал, - не без гордости отозвался Ленька. – Это я от деда узнал. Он столяром был. Я любил приходить к нему в столярку и валяться на стружках. Они такие пахучие. Смолой пахнут и лесом. Дед был большим мастером. Но под старость стал запиваться. Дошло до того, что приноровился политуру пить.

- Шо за политуру?

- Это такая жидкость на спирту. Натирают мебель, чтобы блестела. Интересный был дед. Насыплет, бывало в бутылку с политурой соли, взболтает жидкость и поставит на подоконник. Ждет, значит, когда на дно осядут примеси, а спирт окажется вверху. Работает и поглядывает на бутылку. А когда наступит долгожданный для него момент, перельет осторожно спирт в стакан, достанет из верстака приготовленный заранее соленый огурец, выпьет этот спирт, сморщится, словно проглотил какого-нибудь скорпиона, сплюнет с матерком и начинает закусывать соленым огурцом. Это был самый приятный для деда момент. Тут уж ни о чем его не спрашивай, все равно не ответит, пока весь огурец не прикончит. Он и умер на работе, под верстаком. Выпил в очередной раз отстоянный спирт, уснул под верстаком на стружках и не проснулся. Восемьдесят два года прожил. Вот такой у меня был дедуня. А знаешь, Петя, мне почему-то воровать не охота, - вдруг переменил он тему разговора и глубоко вздохнул. – Если бы взяли на работу учеником столяра, я бы перестал воровать. Но не возьмут: лет мало и образования нет. Видно, на роду у меня написано быть вором.

- Мне тоже не охота воровать, - сказал Петька. – Мне бы хотелось стать летчиком.

На этот раз Ленька не сдержался и громко расхохотался.

- Ну, Петя, с тобой не соскучишься. Уже расхотелось быть капитаном, а желаешь стать летчиком.

- А ты шо смеешься? - вздохнул Петька, - я тебе честно признался, а ты смеешься. Разве я виноват, шо мне вдруг захотелось стать летчиком. Ты видел, как классно самолеты летели!

- Конечно, видел. Ладно, не обижайся, - примирительно обронил Ленька. - Мама мне говорила, что мечты у человека должны исполняться. Может, и летчиком будешь. Как Покрышкин.

- Какой Покрышкин?

- Ты не знаешь, кто такой Покрышкин?

- Не разумею. Опять смеяться будешь?

- Нет, не буду. Покрышкин – это знаменитый летчик, герой, наш земляк.

- Сибиряк?

- Ну, да. А мне, Петя, хочется делать красивую мебель. Нравится доски строгать рубанком, особенно их ребра, запах стружки люблю. Это, наверное, от деда перешло. Он давал мне строгать. Я даже сам маленькую табуретку сделал. Немножко косую, зато сам.

- Ты способный, - вздохнул Петька. – Ты и воруешь здорово.

После этой фразы они долго молчали: Ленька от того, что ему не по душе пришлось откровение друга, а Петька из-за того, что брякнул не к месту обидное для товарища сравнение.

Первым нарушил затянувшуюся паузу Петька.

- Ты скоро вырастешь, - в очередной раз вздохнул он, - а я не скоро.

- Ладно, надо держаться. А пока придется все же воровать. Иначе как жить?

- Не знаю, Леня. Но я боюсь воровать.

- Боишься воровать – тогда попрошайничай, работай Кутузовым. У тебя получится. А я не могу просить. Гордость не позволяет.

- Леня, я за тебя боюсь. Вдруг поймают. Я тогда с тоски умру. Привык к тебе. Ты мне как братик родной, - Петька взял двумя руками Ленькину руку и прижал к своей груди.

Ленька не убрал руку и сказал задумчиво:

- Мне часто мама снится. Я ее так любил и жалел. И сейчас люблю. Она такие вкусные блинчики пекла. Хорошо, у кого есть мама.

- А мне ни разу мачеха не снилась, - полусонным голосом отозвался Петька. – Она все время на меня ворчала и даже била.

- Это понятно, потому что ты ей был не родной, - сквозь дрему ответил Ленька. – А ты знаешь, чо мама мне во сне сказала?

- Шо?

- Ты, говорит, Леня, не воруй. Плохо это. Прибивайся к добрым людям, они помогут.

- Так и сказала?

- Ну, да. А где их хороших встретишь? Их так мало. У них своих забот хватает. Зачем им беспризорники?

- Ага, - прошептал Петька, засыпая. Он не выпускал, прижатую к груди Ленькину руку. Ленька сейчас был для него всем – и старшим братом, и отцом, и мамой, хотя он свою родную маму и не знал. В своих детских грезах он представлял родную маму обязательно красивой, ласковой и доброй, которая готовит вкусный суп, гуляет с ним в парке и покупает мороженое по первой его просьбе.

Леньке в эту ночь приснилась мама в черном платье со строгим лицом. Она долго молча стояла у его ног, потом с тревогой на лице произнесла: «Сынок, остерегайся человека с узкими глазами» и тут же исчезла.

Каково же было изумление Леньки на следующий день, когда они с Петькой встретили такого человека.

Проснулись ребята от резкой сирены буксира – труженика, тащившего по Оби баржу с гравием.

Ленька выглянул в прорезанное им накануне окно в брезенте и уведомил подошедшего Петьку.

- Сюда баржу тащат. Наверное, нас сейчас в другое место уберут. Пора сматываться. Могут обнаружить. Ты как дрых?

- Как покойник, только бока от досок болят.

- Это без привычки. А я уже привык, часто на досках спал. Ладно, линяем. Той же дорогой, по которой пришли. – И Ленька стал торопливо раздеваться.

- По воде?

- Конечно. Или ты боишься с утра холодной воды?

- Лень, я на тебя просто удивляюсь. Это еще три раза надо посмотреть кто из нас больше боится холодной воды.

Через минуту, раздетые догола, с привязанной одеждой на головах, они спустились по скобам в воду и поплыли по течению.

Оказавшись за территорией речпорта, Ленька повернул к берегу. Петька от него не отставал.

Когда вылезли на берег, разместились на большой высохшей коряге.

- Теплая, - сказал Петька, - посидим раздетыми. Как хорошо солнышко пригревает.

- Хорошо! – улыбнулся Ленька и подставил лицо солнечным лучам.

Посидев нагишом и полюбовавшись серебристой от солнечных лучей речной рябью, они оделись, и Ленька предложил:

- Закурим?

- Давай.

Задымили.

Петька докурил свой бычок, бросил остаток в воду и деловито попросил:

- Лень, купишь мне пачку сигарет и зажигалку?

- Легко, - усмехнулся Ленька, - привык?

- Нормально, - ответил Петька. – Легче становится, когда покуришь. Ты был прав.

Ленька кивнул в знак согласия и сказал:

- Я вспомнил об одном хорошем местечке, где можно не плохо устроиться. Если, конечно, там лаз не забили.

- Где это?

- За главным вокзалом, а точнее, за локомотивным депо. Есть там старый приземистый и длинный пакгауз. В нем давно ничего не хранят. Наглухо забит, чтобы бомжи не лазили. Но я знаю секретный лаз внутрь. Подходить к этому пакгаузу нужно со стороны лесопосадки, чтобы железнодорожники не заметили. Если его не снесли, то, считай, нам повезло.

Через некоторое время они добрались до березовой лесопосадки и залегли на опушке. Метрах в сорока от них чернел приземистый пакгауз. Фундамент его, из когда-то подогнанных валунов, весь растрескался, а верхняя его часть из железнодорожных шпал, сбитых скобами, скособочилась, и походила на древнюю старуху, которая готова была вот-вот рассыпаться от ветхости. Особо печальный вид придавала пакгаузу дощатая гнилая крыша, заросшая зеленым мхом.

- И шо хорошего в этом сарае? – хмыкнул Петька. – Окон нет, и сам весь скособочился, словно избушка бабы яги. Того и гляди, шо развалится и придавит.

- Ничего ты не понимаешь в шпалах, - возразил Ленька, - они пропитаны специальным составом, и никакая гниль их не берет. А что покосился – это ерунда, фундамент просел с одного боку. Он еще любое землетрясение выдержит.

- И как в него попасть?

- Сейчас увидишь.

Возле фундамента валялась ржавая бочка и Ленька, подойдя к ней, сказал:

- Вот здесь.

Он откатил бочку от фундамента на полметра, и их взору открылась темная дыра между двумя валунами.

- Я лезу первым, а ты за мной, - распорядился Ленька, - но, когда залезешь, то подкати к дыре бочку, чтобы нашего лаза не было видно.

- Легко.

Ленька ловко нырнул в темную дыру, а Петька, преодолевая некоторый страх, последовал за ним. В нос им ударил спертый, подвальный запах, в котором преобладал запах плесени и мышиного помета. Через пару метров Ленька нашарил над головой крышку какого-то люка и вытолкнул ее наверх. Они вылезли в помещение пакгауза, слабо освещенное тонкими солнечными лучиками, проникающими сквозь щели покосившихся шпал.

- Бочку к лазу подкатил? – спросил Ленька.

- Не, - виновато ответил Петька, - забыл, шо б мне треснуть.

- За-а-был, - передразнил Ленька. – Плохой из тебя конспиратор. Ладно, мы пока не на долго. Разведаем и назад. Если апартаменты понравятся, то к вечеру вернемся. Купим пару одеял и продуктов. И свечей. Не в темноте же хавать. Как тебе здесь?

- Ничего. Вони, как в подвале, нет. А шо тут было?

- Железнодорожные грузы хранили. Но сейчас ничего нет, только кое – где пустые ящики, доски, да немного разного хлама. Идем вперед. Пакгауз длинный. Смотри под ноги, а то морду разобьешь. Сейчас я тебе покажу то самое место, где жил до того, как попал к Сивому.

- А как оказался у Сивого?

- Не хочу о том козле и вспоминать, - недовольно оборвал Ленька, - сейчас будет перегородка, а в ней дверь. Раньше за этой перегородкой кладовщик находился.

- Откуда ты все это знаешь?

- От верблюда. Свет слухами полнится, так моя мама любила говорить. А я любознательный. Вот и дверь.

Ленька пнул дверь и та, с сухим деревянным скрипом, отворилась в помещение бывшего кладовщика. А Ленька и Петька вошли вслед за нею.

Но то, что они увидели внутри, повергло их в самый настоящий шок.

Помещение, величиной с комнату в малогабаритной коммунальной квартире, с небольшим пустым проемом вместо окна, было застелено на полу дорогими коврами. У стены, напротив двери, на нескольких коврах, перегнутых пополам и сложенных друг на друга, лежал в спортивном костюме молодой мужчина, скорее парень, лет 25 – 27. Он был темноволос, ниже среднего роста и сухощав. Волосы у него были подстрижены коротко, под «ежик», узкий разрез черных глаз говорил о том, что их обладатель принадлежит к одной из азиатских национальностей.

Ленька, увидев это характерное отличие незнакомца, тут же вспомнил сон, в котором мама предупреждала его опасаться человека с узкими глазами. Он мысленно поблагодарил маму и решил для себя на будущее быть с этим человеком очень осторожным.

Между тем, незнакомец, увидев вошедших, что было для него тоже полной неожиданностью, в одно мгновение оказался на ногах и, сложив руки на груди, уперся колючим взглядом в ребят.

- Вы кто и как сюда проникли? – не без удивления спросил он.

- А ты кто? – напряженно спросил Ленька и сунул руку в карман.

- Петька проделал тоже - самое, - он усвоил, что при встрече с незнакомым человеком надо быть готовым к отражению атаки, и, по возможности, бить первым.

- Это моя хаза, пацаны, - с легкой улыбкой ответил незнакомец. Он был совершенно спокоен и, кажется, уверен в себе. На бомжа он не походил, лицо его было чисто выбрито, а на среднем пальце правой руки красовалась большая золотая печатка.

- Как ты сюда попал? – спросил Ленька.

- Вот через этот оконный проем, - с прежней улыбкой ответил парень и указал на пустое отверстие в стене. – Оторвал доски и сделал из окна дверь.

- Врешь, - с неприветливой усмешкой заметил Ленька. – Через это окошко невозможно пролезть даже моему другу Петьке, а он самый маленький из нас. А тебе тем более.

- Не веришь, прими за сказку. А вы как вошли? Тут другого входа нет.

- Смотря для кого, - сухо ответил Ленька, не привыкший в спорах уступать. – Ты освободи помещение. Я его первый застолбил.

- Значит, ультиматум? – продолжал улыбаться незнакомец. – Когда я обнаружил эту уютную норку, тут никого не было. Вас не видел и ваших вещей. Так что, пацаны, убираться придется вам.

Однако Ленька не думал сдаваться.

- Мы не шутим, - сказал он и, достав нож, раскрыл его.

- Убирайся, - не своим голосом поддержал друга Петька, усвоивший ленькин урок, что надо первым нападать, хотя агрессивность была не в его характере. И он тоже раскрыл складной нож.

- Сваливай, - более жестко потребовал Ленька. – Или хочешь, чтобы мы твой ливер пощекотали?

- 0, да вы ребята серьезные! – не испугался незнакомец и даже рассмеялся. – Ножички-то у вас, я вижу, путевые, мигом распишете. А я безоружный. Не имею привычки таскать с собой ствол или перо. У меня другое оружие.

- Не заговаривай нам зубы, - продолжал словесное наступление Ленька.- Линяй через дыру, в которую влез и ковры забирай.

- Хорошо, если вы настаиваете, - согласился незнакомец, - только позвольте прежде показать вам один номер, после которого, возможно, вы перемените свое решение.

Ленька переглянулся с Петькой, но оба продолжали держать ножи перед собой в вытянутых руках. И тут произошло, в их понимании, совершенно невероятное.

Незнакомец вдруг бросился на пол, сворачиваясь в прыжке в колесо, подкатился под их ноги и, сделав мгновенный переворот назад, выкинул вверх обе ноги, выбил у ребят одновременно оба ножа и, выпрямляясь, поймал ножи за рукоятки. Затем закрыл ножи и бросил их на ковры за своей спиной. Потом отступил на шаг и воззрился на опешивших пацанов веселым взглядом.

- Вы по-прежнему хотите избавиться от моего общества? – рассмеялся он. – Может, продолжим переговоры? Думаю, что и на троих здесь места хватит. Что скажете?

- Наверное, хватит, - выдохнул Ленька. – А здорово это у тебя вышло!

- Ты шо, спортсмен? – с уважением спросил Петька. – Классно у тебя получилось. Как в кино. Может, ты каскадер?

- Вроде того, - продолжал улыбаться незнакомец, - это каратэ, на зоне у меня был хороший учитель. Ну, давайте знакомиться. Моя кликуха – Угорь.

- Ленька, - он безоговорочно признал лидерство Угря.

- Петька.

- Заберите свои перышки и расскажите о себе, - Угорь согнал со своего лица прилипшую улыбку, отдал ребятам их ножи и жестом пригласил сесть на ковры.

Ребята расселись по обе стороны Угря и рассказали свои невеселые истории. Угорь слушал внимательно, пристальным взглядом изучая каждого.

Когда Ленька и Петька замолчали, он сказал:

- На ловца и зверь бежит.

- Какой зверь? – поинтересовался Ленька.

- Я к тому, что вы те пацаны, какие мне нужны.

- Зачем мы тебе нужны?

- Немного погодя перетрем эту тему, а сначала похаваем. У меня есть чем вас угостить. Наверное, сегодня еще не хавали?

- Пока нет, но мы не бомжи, у нас есть деньги, - с достоинством ответил Ленька.

- Вижу, что не бомжи, - кивнул Угорь, - бомжей за километр видно. У них взгляды потухшие и поведение пассивное. Они разочаровались в жизни и не видят для себя никакого выхода. Бомжа можно комнатным тапком прибить, как таракана. Ваши же биографии, пацаны, ничем особенным от биографий других беспризорников не отличаются. Но не унывайте. Берите пример с меня. Сейчас похаваем и я вам сделаю интересное предложение, от которого могут отказаться только самые последние дураки.

После этих слов Угорь сходил в угол за большой сумкой, вынул из нее газету, положил на нее батон телячьей колбасы, булку хлеба и поставил литровую бутылку кока-колы. Затем достал из сумки кухонный нож, напластал им колбасы и хлеба, и торжественно провозгласил:

- Прошу к столу! На сытый желудок легче обсуждать серьезные дела.

Ребята не стали дожидаться повторного приглашения и навалились на еду с аппетитом, свойственным молодым растущим организмам.

Угорь ел неторопливо, думая о своем и не спуская проницательного взгляда с пацанов. Они ему понравились и в его голове зарождались новые преступные планы.

Когда поели и выпили всю кока-колу, Ленька с Петькой закурили, а Угорь вынул из кармана курточки небольшой флакончик, открутил резьбовую крышечку, насыпал на тыльную сторону ладони немного белого порошка и с силой втянул его в нос. После этого, закрыв свои узкие глаза и откинувшись спиной на стену, помолчал с минуту, потом медленно открыл глаза и ребята увидели в них какой-то новый, бесовской блеск. А в следующую минуту он стал на удивление оживленным и разговорчивым.

- Я, пацаны, не курю, но вот кокаинчиком балуюсь. Кайф отменный! Не могу без него. – С этими словами Угорь завинтил крышечку на флакончике, спрятал флакончик в карман и продолжил, - я ведь, пацаны, по происхождению наполовину японец. Дед был японцем. Как мне рассказывали родители, дед перебрался в Россию в 30-е годы прошлого века. Отец мой тоже был японец. Он женился на русской и осел в Сибири. Я всего семь классов закончил. И вскоре после этого обнаружил в себе талант пролазить в такие узкие форточки, в которые и пятилетний ребенок не пролез бы. А все произошло случайно. Товарищ потерял ключ от квартиры и не знал что делать. Тогда я предложил ему смехом, чтобы он в открытую форточку пролез. Он обозвал меня дураком, а это меня сильно задело. Тогда я решил сам попробовать, хотя сильно сомневался в успехе. Сказал ему, что раз он боится, то полезу я. Он посмеялся надо мной, а мне его смех только больше решимости прибавил. И я полез в форточку. Каково же было удивление товарища и мое тоже, когда я, изогнувшись, как змея, проник через форточку в квартиру. Тогда я понял, что обладаю талантом в этой области. И мне так это понравилось, что я после этого залез в чужую квартиру через форточку, когда хозяева были на даче, и стащил несколько золотых ювелирных изделий и немного денег. Первая кража сошла с рук. С тех пор я уже просто не мог жить без этого. Так стал домушником, квартирным вором. Но через некоторое время попался. Прохожие заметили мой нырок в форточку и сообщили легавым. На зоне мне и дали погоняло – Угорь. Часто надо мной подшучивали: «Угорь, а ты что с нами чалишься? Западло через ячейку решетки на волю уйти?» Но я горжусь своей кличкой. Второй такой ни у кого нет.

- И сколько раз ты сидел? – поинтересовался Ленька.

- У меня три ходки на зону. Последний раз рецидивистом признали.

- А шо такое угорь? – спросил Петька.

- Угорь – это рыба змеевидной формы. Тонкая и ловкая. Она в очень узкую щель может пролезть.

- Но какая польза лично для тебя от твоего таланта, если ты, благодаря этой способности, три раза в тюрьме сидел? – усмехнулся Ленька. – Выходит, ты не умный вор.

- Молодой был, не опытный, вот и попадался, - не обиделся Угорь. - А теперь другое дело, опыта накопил. Так что в ближайшие пятьдесят лет я в тюрягу не собираюсь.

- А где ты эти ковры спер?

- Из железнодорожного вагона. Ночью. Вагон не охранялся, а был лишь на одной пломбе. Но после этого сделал для себя вывод на будущее – не воровать поблизости от того места, где живешь.

- А мы с Петькой решили не воровать. Работать пойдем.

Угорь от души рассмеялся.

- Ну и глупые же вы еще, пацаны. Кто вас на работу возьмет? Вы же малолетки. А что хавать будете? А где будете зимой обитать? Бомжить на городской свалке? Вас такая перспектива устраивает?

- Не устраивает, - вздохнул Ленька.

Петька же промолчал, низко опустив голову. Аргументы Угря его полностью обезоружили.

- Я-то думал, что встретил разумных пацанов, - продолжал наступление опытный Угорь, - а вы рассуждаете, как дети, которых водят в детский садик за ручку. Да вам просто повезло, что меня встретили. Ну, допустим, Леня, тебя взяли на какую-нибудь подсобную работу. И сколько тебе будут платить? Копейки, которых хватит только на хлеб и селедку. Конечно, если тебя устраивает такая жизнь, тогда другое дело. Петьке же в таком случае одна дорога – в детский дом.

- Я в детдом не хочу, - решительно мотнул головой Петька.

- И правильно, - поддержал Угорь. – Детский дом мало чем отличается от тюрьмы.

- А чо ты предлагаешь? – спросил Ленька.

- Вот это другой разговор, - дружески улыбнулся Угорь и положил свои ладони на плечи ребятам. – Я предлагаю вам не пыльную и денежную работу. Послушайте меня внимательно и не перебивайте. Все вопросы потом. Итак, я предлагаю чистить квартиры у состоятельных горожан в «спальных районах». Имею ввиду отдаленные районы, откуда люди днем уезжают на работу в центр, оставляя подчас пустыми целые лестничные клетки и даже подъезды. Чтобы у нас не было пустых ходок, выясняем предварительно состоятельные жильцы в этой квартире или нет. То есть, делаем разведку. Но об этом потом, в процессе работы. Особый интерес для нас должны представлять дома, окна которых обращены в «никуда». Тут мы не рискуем быть замеченными излишне любопытным наблюдателем из дома напротив. В первую очередь, конечно, нужно обращать внимание на первые этажи, в квартирах которых не закрываются форточки. Но для меня, например, форточка и на восьмом этаже вполне достижимая «мишень». Перебираясь с балкона на балкон, можно в считанные минуты достичь цели. По переполненным газетами почтовым ящикам можно судить, что хозяев квартиры давно нет дома. Словом, у домушников существует целый арсенал приемов распознания пустых квартир и средств, как туда попасть. Это - в общем. Теперь более конкретно. В данные летние месяцы нас интересуют две ночи – с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье. Почему? Поясняю. Сейчас дачный сезон. В пятницу дачники уезжают из города, а возвращаются в воскресенье. Поэтому мы засекаем в ночь с пятницы на субботу квартиры, в которых нет света. Значит, хозяева уехали. Ждем до следующей ночи. Если и с субботы на воскресенье окна в квартире не светятся, то этой ночью идем на дело. В настоящее время я положил глаз на богатенькую квартирку, из которой хозяева вчера уехали на дачу. Если в этой квартирке и сегодня окна будут темными, то мы можем смело в нее входить. Вопросы есть?

- А как входить, дверь ломать? – поинтересовался Ленька.

- Квартирный вор должен работать тихо, без шума, - стал деловито объяснять Угорь, - это наш основной принцип. И ходить по-кошачьи. Желательно в кроссовках. Дверь будем открывать отмычками: у меня имеется хороший набор. Открывать буду я, а вы в это время будете стоять на стреме. Со временем я научу вас работать отмычками. Когда войдем в квартиру, то не паниковать, свет не зажигать, работать будем с фонарем. Ночь – подруга вора. Ночью с дач никто не возвращается.

- А как в подъезд войдем? – спросил Петька. – Ведь на дверях кодовые замки.

- Я об этом позаботился заранее, не грейте головы. Помните главное – когда идем на дело, то вы должны беспрекословно выполнять все мои приказы. Согласны?

Петька и Ленька ничего не ответили, а только молча кивнули в знак согласия. Иного выхода для себя они пока не видели.

- Значит, договорились, - удовлетворенно вымолвил Угорь. – И вот еще что. Нужно быть готовым ко всяким неожиданностям, а поэтому обсудим сейчас наши действия в случае возникновения экстремальной ситуации. Хочу подчеркнуть вам, что квартирный вор старается не только не применять оружие, но и не иметь его. Но обстоятельства могут сложиться таким причудливым образом, что может понадобиться перо, и возникнет необходимость применить его, чтобы не оказаться за решеткой. Но и в этом случае на мокрое дело не надо идти. Мы не убийцы, мы честные воры. Попугать ножом, чиркнуть по физиономии, чтобы выиграть время и убежать, но не убивать. Пока с вас хватит теории. Сейчас прокатимся к объекту, посмотрим на месте что к чему, чтобы ночью пойти в нужную нам квартиру как к себе домой. Выходим на улицу.

После этих слов Угорь подошел к оконному проему, просунул в него голову и одну руку, затем, изогнувшись словно змея, проскользнул в проем и оказался за окном.

Ленька и Петька только переглянулись от удивления.

- Давайте, пацаны, - позвал Угорь. – Может, получиться.

Ленька подсадил Петьку и тот, просунув одну руку и голову в оконный проем, тут же застрял. Ни вперед, ни назад. Угорь потянул его за руку на улицу, но Петька вскрикнул от боли в шее и попросил не тянуть его вперед. Тогда Ленька, с трудом вытащив Петьку назад, ободрав при этом ему ухо. После этого сердито крикнул Угрю:

- Мы не полезем в эту дырку, выйдем своим путем. У тебя, Угорь, наверное, вместо костей резина. Теперь мы не удивимся, если ты пролезешь даже в замочную скважину.

Город накрыли сумерки и люди стали расходиться по своим квартирам. Во дворе высотного дома последними покинули насиженные скамейки три старухи. За долгий летний вечер они натерли мозоли на языках, а языкам, как и всему организму, тоже полагается отдых.

Двор опустел. В доме окончательно обозначились квартиры - в окнах которых горит свет, и те, окна которых поблескивают глянцевой темнотой.

Угорь, Ленька и Петька сидели на развилках большого разлапистого клена и наблюдали за четырьмя окнами с краю на пятом этаже. Окна были темными. Об этом и прошептал Петька.

- Вижу, - спокойно ответил Угорь. – Наше дело дождаться пока во всех окнах свет погаснет. Хотя бы в «нашем» подъезде.

- А зачем ждать? – осведомился Ленька. – В «нашей» квартире нет света.

- Ждать нужно затем, чтобы на площадке соседи «нашей» квартиры и все нижние улеглись спать. Вдруг кому-то из них взбредет в голову выносить мусор в мусоропровод, а тут мы нарисуемся. Запомнят наши физиономии. Нам это надо?

- Не надо, - вздохнул Петька. – Что-то спать хочется.

- Прекратить разговоры! – сердито оборвал Угорь. – Спать ему захотелось. Привыкай к ночной работе. Днем выспишься.

Просидели на дереве еще около часа: пересаживались с ветки на ветку, выискивая более удобные места. Но вот свет в окнах всех квартир подъезда погас.

- Теперь можно идти, - сонно прошептал Петька и зевнул.

- Пока рано, - возразил Угорь. – Люди засыпают минут через пятнадцать. Но для верности подождем еще полчаса. В следующий раз перед делом будете спать весь день. На работу надо идти бодрыми.

Через некоторое время Петька, засыпая под убаюкивающий шелест листвы, чуть было не свалился с дерева. Благо Ленька его удержал. Но Угорь этого позорного для Петьки момента не заметил, он был всецело поглощен наблюдением за домом.

Наконец Угорь тихо скомандовал:

- Пацаны, за мной. Идем на цыпочках. Не шлепать подошвами.

Спрыгнули по-кошачьи с клена и подошли к подъезду.

Угорь приложил к выемке замка электронный ключ, железная дверь ответила прерывистым писком и световым сигналом диода, и открылась. Злоумышленники проскользнули в подъезд, прислушались. Тихо. Стали на носочках подниматься по лестницам на пятый этаж.

Стояла полная тишина. Петьке казалось, что бешеный стук его сердца слышат во всех квартирах, мимо которых они проходят. Он взглянул сбоку на Леньку, и настроение у него совсем испортилось. Ленька шел за Угрем, ссутулившись и лицо его было мрачнее черной тучи. Но он молчал и шел, словно привязанный к Угрю веревочкой.

На пятом этаже Угорь показал глазами на квартиру справа, а пальцем на маленький меловой крестик в нижнем углу двери. Похоже, это был условный знак, оставленный им загодя, чтобы впоследствии не перепутать квартиру.

Петька с Ленькой с большим вопросом в глазах уставились на крепкую металлическую дверь. Как проникнуть в такую крепость?

Но Угря железная дверь не смутила. Он вынул из кармана спортивной куртки связку ключей и отмычек, быстро выбрал нужную отмычку, сунул ее в скважину замка, повертел ею туда - сюда, в замке что-то щелкнуло и посыпалось. После этого он потянул за ручку дверь и она плавно открылась. Незваные гости с быстротой испуганных кошек юркнули в квартиру и прикрыли за собой дверь. Прислушались: на площадке и в подъезде было тихо, как ночью на кладбище.

- Все – о,кей! – шепнул Угорь. – Будем работать. Разговаривать можно, только тихо. Не столкните что-нибудь на пол, а то придется сматываться. Квартира трехкомнатная, начнем с дальней комнаты. Фонарь включать не будем. Откроем шторы. Вполне хватит лунного света.

Так и сделали.

Дальняя комната оказалась спальней. Угорь действовал быстро и умело. Он знал где что искать. На прикроватной тумбочке, в вазочке обнаружил три золотые вещи: цепочку, серьги и кольцо с небольшим бриллиантом. Все это сразу же перекочевало в его карман. Пошарил в комоде среди белья и на дне ящиков в поисках спрятанных денег. Но безрезультатно. После этого подал знак и все перешли в зал.

В ящиках большого, почти во всю стену, шкафа Угорь обнаружил две пачки российских денег (купюры достоинством в тысячу рублей) и три пачки американских долларов ( в стодолларовых купюрах). Деньги, не оборачиваясь, он протянул Леньке, а тот опустил добычу в пакет. Затем в пакет последовали дорогие часы «Ролекс», цифровой фотоаппарат, видеокамера, золотой перстень-печатка и шкатулка с боевыми орденами.

- Нам повезло с бабками, - прошептал Угорь, - а поэтому брать шмотки не будем. С ними одни хлопоты. Пошли на кухню, что-нибудь из хавки прихватим.

Из холодильника Угорь забрал баночку красной икры, три банки рыбных консервов, палку копченой колбасы, гирлянду сосисок и четыре бутылочки чешского пива. Со стены кухни снял круглые электронные часы, а из туалета прихватил несколько рулонов туалетной бумаги.

- Делаем ноги, - распорядился он довольным тоном.

Через минуту осторожно вышли из квартиры, оставив дверь только прикрытой (замок от отмычки внутри рассыпался), быстро покинули подъезд и растворились в ночи.

Пройдя квартал по безлюдной улице, Угорь вдруг остановился и улыбнулся.

- Ну, что, пацаны, все прошло, как по маслу. А вы боялись. Мы столько бабок срубили, что можем ни в чем себе не отказывать.

Ленька и Петька не нашлись что ответить, а Угорь и не ждал ответа. Он понимал настроение новичков и пытался вести себя с ними раскованно и весело. Как опытный вор, он знал, что пацанам нужно время, чтобы привыкнуть. Поэтому для начала он стремился подчеркнуть романтическую сторону воровской профессии. Тем более, после первой ходки на дело. Ведь первая кража запоминается на всю жизнь. И если она удачная, то будет служить вору долгие годы путеводной звездой.

- У меня есть на примете еще одна, ну очень крутая квартирка, там известный в городе нумизмат живет.

- А кто такой нумизмат? – поинтересовался Петька.

- Это человек, который коллекционирует марки и всякие другие вещицы. Так вот, по моим расчетам у него есть редчайшая марка, которая стоит миллион американских долларов.

- Миллион?! – восхитился впечатлительный Петька.

- Да, дружок, миллион. Если мы завладеем этой маркой, то сможем раз и навсегда бросить профессию вора и зажить честной жизнью где-нибудь в теплых краях, например, у Черного моря. Мечта.

- Но ты же говорил, что никогда не бросишь воровать, так как у тебя к этому ремеслу тяга, - не без иронии вставил Ленька.

Угорь счел нужным ничего не отвечать на колючую реплику и резко переменил тему разговора.

- Ладно, об этом потом. Вы знаете, где мы сейчас находимся?

Пацаны промолчали.

- На улице Ереванской, недалеко от городского аэропорта, - продолжил Угорь. – И вот что я думаю - не топать же нам до нашей берлоги на своих двоих? Общественный транспорт уже не работает, а такси останавливать тоже рискованно, таксист может запомнить наши рожи. Какой выход?

- Я не знаю, - вздохнул Петька.

- В каком-нибудь заброшенном сарае заночевать, - предложил Ленька.

- Ответ неправильный, - усмехнулся Угорь. – Мы же с вами не какие-нибудь бомжи. Мы - воры, элита преступного мира. А элите западло ночевать в сараях и ходить пешком. Поэтому угоним тачку и доедем до главного вокзала.

- Ты водишь машину? – заинтересовался Ленька.

- Хороший вор должен уметь все, - не без гордости ответил Угорь. Его буквально распирало от удачно проведенной операции, и он старался очень понравиться пацанам, так как рассчитывал в будущем на их активную деятельность. – Какую машину будем угонять?

- Угонять, так самую лучшую, - высказал свое мнение Ленька.

- И вновь ответ неправильный, - тихо рассмеялся Угорь. – Лучшая, значит, иномарка. А все иномарки на звуковой сигнализации. Так что этот вариант нам не подходит. Угонять надо самую дерьмовую, лишь бы доехать до места назначения. Смотрим сильно подержанные «Жигули». Такие авто никто не угоняет и они, как правило, не на сигнализации, дверцы закрываются только на ключ. Такую машину распечатать – раз плюнуть.

Через некоторое время они зашли в темный двор одного из домов, Угорь выбрал из нескольких, стоящих у подъезда машин, старенький «Жигуль», легко открыл его дверцы, снял машину с тормоза, а затем все вместе откатили ее подальше от стоянки. Осталось завести мотор. Но и это для Угря не было проблемой. Он вырвал проводки зажигания и соединил их концы между собой. Через минуту они уже ехали по магистральному шоссе.

- Угорь, ну, ты и крутой! – не сдержал восхищения Петька.

- Я же говорил, что вам повезло, раз встретили меня, - улыбнулся Угорь и прибавил газу. – Держитесь, пацаны, за меня и все будет – о,кей! А ты, Леня, что такой угрюмый? По-моему, для уныния нет причин.

- В общем, все нормально, - нехотя ответил Ленька. – Мне только одно не понравилось, что ты, как последний бомж, сосиски из холодильника забрал и даже туалетную бумагу. Я, например, беру только деньги, а чтобы сосиски и туалетную бумагу, - это унизительно. Ты, Угорь, не элита, а простой вор. Щипачи – вот это элита.

Угорь помрачнел.

- Ну, извини, я забыл, что ты щипач, - вздохнул он недовольно, - давай не будем сейчас устраивать разборок. Обсудим все в нашей берлоге. Полагаю, что мы с тобой придем к компромиссному решению. Заметано?

- Договорились, - тихо обронил Ленька. Из его головы до сих пор не выходил сон, в котором мама предупреждала его об опасном человеке с узкими глазами.

«Мамочка, я не знаю, куда мне податься, что ждет меня впереди?» - с грустью думал он и ревниво поглядывал на Петьку, которому Угорь явно нравился. Ленька понимал, к каким печальным последствиям может привести их тесная связь с квартирным вором. В душе он просил судьбу лишь об одном, чтобы она не привела его в тюрьму. «Почему нам с Петькой встречаются на пути только криминальные типы? – задавал он себе вопрос и не находил ответа. – Может, мы в этом сами виноваты? Но, что делать?»

Вопреки ожиданиям Леньки, никаких разборок в «берлоге» Угорь не учинил. Как только они в нее забрались и растянулись на мягких коврах, никому ни о чем говорить не захотелось. Петька уснул первым, а вскоре вырубились и Угорь с Ленькой.

Проспали часов до десяти. Может быть, спали еще дольше, если бы их не разбудил пронзительными свистками маневровый электровоз.

- Пацаны, пора вставать, петушок уже пропел, - пошутил Угорь и, быстро вскочив на ноги, стал делать гимнастические упражнения. – Сегодня последний день в этой норе. – Он перешел на бег на месте и продолжил. – Не гоже нам, профессионалам, где – попало ютиться. Мы же не бомжи. Слышите меня?

- Слышим, - зевнул Петька

- А куда линяем? – поинтересовался Ленька, садясь на ковре. Здесь, вроде, ничего.

- Да ты что, Леня, - усмехнулся Угорь, продолжая бег на месте. – С нашими-то бабками. Сегодня же снимем уютную квартирку и заживем как люди.

Петька сел возле Леньки и посетовал:

- Плохо, умыться негде. Морда чешется.

- Ничего, с завтрашнего дня будет и ванна с туалетом, и кухня с холодильником, - подмигнул весело Угорь. - А сейчас сгоняйте на Обь, искупайтесь. Как вернетесь, хавайте без меня. В сумке хавку найдете, вчерашний хлеб остался.

- А ты куда? – спросил Ленька.

- Квартирку присмотреть надо. Кроме того, кое-что по нумизмату уточнить следует, чтобы завтра осечки не произошло. А к вечеру вернусь и обсудим все детали предстоящего дела.

- Завтра ночью опять идем воровать? – с оттенком недовольства спросил Петька.

- Не воровать, а идем на дело, - поправил Угорь, потом уточнил, - и не ночью, а днем.

- Днем? – нахмурился Ленька. – Почему днем?

- Потому что наш клиент ночью всегда дома, а днем уходит по своим надобностям. – Угорь остановил свой бег, перешел на шаг, успокаивая дыхание. – Такой расклад получается, пацаны. Да вы не бойтесь. Я и днем нормально работаю. Завтра сами убедитесь. Для того я и гимнастикой занимаюсь, чтобы в форме быть.

- Я тебя не пойму, Угорь, - вымолвил в раздумье Ленька. – С одной стороны ты всякими упражнениями занимаешься, а с другой – кокаином увлекаешься. Сложный ты человек.

- Это верно – сложный, - улыбнулся Угорь. – Но я тебе скажу, что одно другому не помеха. Готовясь к делу, я никогда наркоту не потребляю. У меня есть сила воли. А вот когда дело сделаю, тогда позволяю себе расслабиться. Да вы не переживайте за завтрашний день. Главное я сделаю, а вы будете на подхвате. Ну, кончили базар. Вечером обсудим детали.

- Тебе виднее, - уклончиво ответил Ленька, увлекая Петьку к двери. – Мы пошли купаться.

- Топайте, только не утоните, - на этот раз без улыбки добавил Угорь, - вы мне завтра будете нужны.

Ленька с Петькой ничего не ответили. Через свой лаз они покинули пакгауз, закрыли лаз ржавой бочкой и скрылись в лесопосадке.

День выдался на славу: теплый, солнечный и тихий. Воздух был настоян на запашистой траве, в которой стрекотали кузнечики, и на березовых листьях, среди которых весело и разноголосо щебетали птицы. Тропинку пересек ежик с наколотым на иголки грибом. Словно звено истребителей над головами ребят пронеслись пчелы, устремляясь в дальние гречишные поля.

- Как хорошо! – невольно вырвалось у Леньки. – так бы остался в этом лесу. Не охота возвращаться в берлогу и с Угрем водиться нет желания. Чую, Петя, что нас этот самоуверенный квартирный вор подведет под беду. А тебе, похоже, он нравится?

- Он вроде ничего, - растерялся от прямого вопроса Петька. – У него ловко получается. А тебе Угорь не нравится?

- Не нравится.

- Леня, но ведь ты тоже воруешь?

- Я ворую для того, чтобы прокормиться, - резко оборвал Ленька, - а Угорь ворует потому, что видит в этом удовольствие. Сейчас бы ему как раз остановиться, раз столько бабок стащил, а ему все мало, готовится обокрасть нумизмата. Вот это мне не нравится. Давай, уйдем от него? Сами как-нибудь проживем.

- Может, сходим в последний раз? Угорь обещал - после этого воровать больше не будет. Может быть, какую-нибудь работу для нас найдет.

- Ну и наивный же ты, - всплеснул руками Ленька, - какую он нам работу найдет? Он нам работу уже нашел. Ночную. Неужели ты не понимаешь, что он хочет сделать из нас настоящих квартирных воров, похожих на него. Скажи откровенно, тебе хочется стать квартирным вором? А твоя мечта быть капитаном теплохода или летчиком? Чо, опять передумал?

- Не передумал, - вздохнул Петька, - но хочется жить в квартире, и чтобы телевизор был.

- И смотреть кино про пиратов, - подковырнул Ленька. – Какой же ты еще глупый. Быстро забыл, чем все кончилось в квартире щипача Сани.

- Не, не забыл, - чуть слышно ответил Петька. – Лень, не ругайся. – Я не знаю шо делать. Я – как ты.

Ленька вдруг переменил гнев на милость и, как обычно, обнял друга за плечи.

- Ладно, я вот о чем подумал. Мы сходим с Угрем на дело, но в последний раз. В квартиру не пойдем. Он сказал, что будем на подхвате. Посмотрим, чо он имел ввиду. Почувствуем подлянку - убежим. Если все обойдется, то потребуем нашу долю и уйдем от него.

- Так он и отдаст, - засомневался Петька.- Угорь здорово дерется.

- Отдаст, - с угрожающими нотками ответил Ленька, - Это как потребовать. А можно его и не спрашивать. Свяжем спящего и по честному разделим. Потом уедем в сельскую местность. Куда-нибудь в МТС. Попрошусь учеником шофера.

- Тебя не возьмут, - засомневался Петька. – У тебя нет паспорта.

- Скоро будет. Обязаны выдать. Метрики у меня при себе, в поясе джинсов зашиты. А если будем при деньгах, то и проблем не будет. За учение заплатим. А ты в школу пойдешь.

- А жить где будем?

- У какой-нибудь бабки комнатку снимем. На селе жилье дешевле.

- И ты станешь шофером? – Петька взял за руку Леньку и не хотел отпускать. – И я с тобой в кабине буду ездить?

- Конечно. Но это пока планы.

Петька вдруг с прищуром посмотрел в лицо товарища и сказал:

- Лень, а ведь ты хотел столяром работать, а теперь передумал, хочешь на шофера выучиться? А надо мной смеялся.

- Эти две профессии можно совместить, - нашелся Ленька, - работать шофером, а дома, в свободное время, в своей мастерской, какая была у моего деда, делать мебель. А твои профессии нельзя совместить, капитан теплохода и летчик. Тут уж что – нибудь одно. Так что думай, капитан, - рассмеялся Ленька, - у тебя еще много времени.

Впереди показалась голубая лента Оби.

- Плохо, что у нас нет мыла, - расстроился Петька, - чем будем мыться?

- Речным песочком, - улыбнулся Ленька, - не хуже любого мыла отмоет. Пробежимся?

И ребята рванули к реке, снимая на бегу рубашки.

***

Накупавшись «до одури», они оделись и, уставшие, по предложению Петьки, направились к площади перед главным вокзалом. Только там можно было купить продукты и мороженое. До цели назначения было не близко, но ребята никуда не спешили.

- Мне не охота хавать колбасу и сосиски, которые стащил Угорь из холодильника, - на ходу обронил Ленька, - у нас пока есть деньги и мы можем купить что захотим.

- Давай купим заливного мяса, - предложил Петька, - я в рекламе по телевизору видел. Мужик так аппетитно хавал. У меня слюньки бежали. Я никогда не хавал заливного. И горчицы к мясу надо.

- Купим заливного и горчицы, - согласился Ленька, - пока есть возможность. Кто знает, как дальше сложится наша житуха. Может, никогда и не придется попробовать заливного.

- И белый нарезной батон, - дополнил Петька, - свежий – он так вкусно пахнет. Его можно безо всего схавать.

- Батон тоже купим, - кивнул Ленька и пошутил, - любой каприз за ваш счет, сэр. Кстати, Петя, я ведь тоже заливное не пробовал. Вкусное, наверное.

- Наверное, - вздохнул Петька.- Хорошо бы еще соку апельсинового.

- Купим и соку.

- Лень, а сколько мороженого будем покупать?

- Штук двести.

- Ты шутишь?

- Нисколько. Только все сразу не схавать, а холодильника для хранения у нас нет. Как быть?

- Теперь я понял, что ты пошутил.

- Догадливый же ты, Петька. Не переживай за мороженое. Сколько захотим, столько и купим. Пока есть на что.

За разговорами не заметили как пришли к вокзалу. Перешли через железнодорожные пути по переходному мосту и стали подниматься снизу по широкой лестнице на привокзальную площадь, где скучились большие павильоны и мелкие киоски.

Почти рядом с мусорной урной на ступеньке сидела старенькая седая бабушка в засаленном сером пиджаке, выцветшем ситцевом платье и разбитых туфлях. Мимо нее проходили люди, и нищенка постоянно крестилась, в надежде, что ей подадут. Изредка в ее алюминиевую чашечку падала мелкая монетка и тогда старушка начинала креститься наиболее интенсивно.

Ленька толкнул локтем Петьку в бок и шепнул:

- Надо подать бабушке. Она ведь воровать не может.

- Ага, - кивнул Петька. – А сколько?

- Какая бумажка в руку попадет, - так же тихо ответил Ленька и, наугад вытащив купюру в пятьсот рублей, вложил ее в иссохшую согнутую ладонь старушки.

Нищенка долго смотрела на деньги подслеповатыми слезящимися глазами, потом перевела удивленный взгляд на Леньку, переложила драгоценную купюру в левую ладонь, зажала ее в кулачок и часто закрестилась правой рукой. При этом она прошептала беззубым ртом какие-то слова молитвы, но ребята не расслышали, направляясь вверх по лестнице.

- Лень, гляди, - шепнул Петька, указывая глазами на молодого безногого парня в армейском пиджаке без погон, понуро сидевшего на ступеньке. В его фуражке сиротливо пригорюнились несколько медяков. – Лень, он подавно не может воровать.

- Это верно, - кивнул Ленька, без ног не поворуешь. – С этими словами он опустил руку в карман джинсов и вытащил первую подвернувшуюся купюру: ею оказалась пятитысячная. Пару секунд Ленька смотрел на деньги, будто в нерешительности, но, встретившись с потухшим взглядом бывшего солдата, быстро положил деньги в его пыльную фуражку, смущенно улыбнулся и почему-то сказал, - извините.

- Спасибо, пацаны, удачи вам! – поблагодарил безногий и в его голосе Ленька почувствовал столько благодарности и теплоты, что ему захотелось заплакать. Но он умел сдерживать слезы. Он только кивнул в ответ и поспешил за Петькой вверх по лестнице.

Накупив в продуктовом павильоне разных продуктов, они с двумя полными пакетами отправились в обратный путь, в облюбованную ими березовую лесопосадку.

Через некоторое время расположились на маленькой лужайке под молодыми белоствольными березками. Выложили продукты из пакетов на две газеты, которые раздавали у вокзала бесплатно агитаторы за партию ЛДПР.

- Как бы у нас мороженое не растаяло, - забеспокоился Петька. – День такой теплый.

- Не растает, - заверил Ленька, - мы же его в фольгу завернули. Холод внутри еще долго сохранится. Начнем с заливного мяса?

Когда наелись досыта и принялись за мороженое, к ним на полянку пожаловал ежик. Он уставился на ребят черными глазками-бусинками и, принюхиваясь, пошевелил носиком.

- Чем его угостить? – прошептал Петька.

- Дадим яблочко, - тихо ответил Ленька. – Я слышал, они яблоки любят.

- Давай.

Ленька осторожно достал из пакета краснобокое яблочко и катнул его в сторону ежика. К их удивлению и радости ежик не испугался, а только перестал шевелить носиком и замер на месте. Яблочко не докатилось до него всего несколько сантиметров. Ежик обнюхал его на расстоянии и вдруг, кинувшись к яблочку, ловко наколол его на иголки спины и шустренько засеменил с добычей в кусты. Несколько секунд – и нет его.

Ленька с Петькой в восторге переглянулись и весело рассмеялись. Им было сейчас очень хорошо. Этот день они будут еще долго вспоминать.

***

Забравшись в берлогу, Петька и Ленька упали на ковры на спину и молча полежали.

Через некоторое время Ленька сказал:

- Воздух здесь затхлый, не то, что в березовой роще.

- А давай сделаем шалаш среди берез? – предложил Петька, - будем спать на воздухе, а утром на Обь бегать.

- Веселый ты больно, - усмехнулся Ленька, - и долго в шалаше проживем? Через месяц ночи станут холодными, и в Оби купаться нельзя будет.

- Тогда за Угря нужно держаться, - вздохнул Петька. – Может, и в самом деле квартиру снимет.

- Не верю я в его планы, - ответил Ленька и тут же приложил палец к губам, призывая к молчанию.

За стеной пакгауза послышался приближающийся мужской разговор.

- Вот так, Иван, отслужил свое пакгауз, - пробасил какой-то мужчина и постучал палкой по стене. – Тебе, как мастеру, поручаю его снос.

- Ясно, Илья Петрович, - ответил молодой и высокий голос. – А что на этом месте будет?

- Не знаю. Пока начальство распорядилось снести эту рухлядь в течение двух дней и чтобы ни одной гнилушки тут не осталось. Так что завтра с утра и приступай. Подгоняй бульдозер, два трактора и пару самосвалов. За два дня справитесь?

- Без проблем. Только завтра до обеда бульдозер будет занят.

- Где?

- На площадке под казино. Ты же знаешь, Илья Петрович.

- Ах, да. Ладно, здесь начнешь с обеда. Но чтобы через двое суток этого пакгауза и в помине не было.

- Уложимся.

Голоса стали удаляться. Скоро совсем стихли.

Ленька присвистнул.

- Слышал? Ну и дела. Стоило мне плохо отозваться о воздухе в пакгаузе, как его решили снести.

- А шо переживать? – не расстроился Петька, - Угорь обещал квартиру снять.

- Обещанного три года ждут, - отозвался Ленька и предложил, - давай лучше поспим.

- Давай, - согласился Петька и, перевернувшись на живот, смежил веки.

Через несколько минут они уснули.

Угорь вернулся только под вечер и разбудил ребят. Когда он влез в оконный проем, они не слышали. Но проснулись оттого, что Угорь безжалостно прокричал:

- Спите, лодыри!? Я о деле беспокоюсь, а они дрыхнут, как сурки.

Ребята сели на коврах. Спросонья они плохо соображали. А Угрю хотелось поговорить после принятия очередной дозы кокаина.

- Ты чо орешь, как чокнутый? – сердито спросил Ленька. – Мы так хорошо уснули.

- Разговаривай повежливее со старшими, - обиделся Угорь. – Больно ты строптивый пацан.

- Какой есть, - процедил Ленька, нахмурившись, - я тебе не навязываюсь, но не люблю, когда на меня орут. Ты мне не отец и не старший брат. Так что попридержи.

Угорь о чем-то подумал и вдруг переменил тон. В его планы не входила ссора. Пацаны ему нужны были для дела, очень серьезного. А потом он объяснит этим малолеткам кто в доме хозяин.

- Ладно, Леня, не заводись, я пошутил, - искусственно улыбнулся домушник и сел на ковер напротив. – Что, весь день проспали?

- Купались, потом на вокзал сходили, жрачки прикупили, - вымолвил Петька. – Тебе оставили, мяса заливного. Будешь?

- Спасибо, я в забегаловке перекусил.

- Ты под кайфом? – не без иронии спросил Ленька.

- Есть немного, - блаженно улыбнулся Угорь.

- А как же твой принцип – перед делом наркоту не потреблять?

- Ничего, пройдет, - продолжал улыбаться Угорь. – На дело пойдем завтра в два часа дня.

- Квартиру снял?

- Пока нет. Не нашел подходящую.

- Значит, с завтрашнего дня будем бомжами.

- Не понял?

И Ленька рассказал о слышанном разговоре у стены пакгауза.

- Ну и хрен с ним, с этим вонючим дворцом, - махнул рукой Угорь. - На несколько дней в гостинице устроимся. Что с бабками-то унывать. А теперь, пацаны, о деле. Послушайте меня внимательно и запомните, что вы должны делать. Квартира нумизмата находится на шестом этаже. Живет старик один. Не будет его с двух до трех часов дня, а, может, и дольше. Времени будет вполне достаточно, чтобы самая ценная коллекция марок оказалась в моем пакете. Но если подвернутся бабки и золотишко, то я не побрезгую. Естественно, днем через дверь входить нельзя, так как можно нарваться на соседей по площадке. Выход один, а точнее, вход – через балкон и форточку.

- Но шестой этаж! – озаботился Петька.

- Лазил и повыше, - самодовольно улыбнулся Угорь. – Это искусство и не каждому под силу. Я минуты за две залезу на его балкон. Затем нырну в форточку, заберу коллекцию, заверну ее в пластиковый пакет и брошу его вам. Вы тут же подберете пакет и мигом исчезнете. Метрах в пятистах, у железной дороги есть старая заброшенная будка путевого обходчика. Я покажу ее. Там и будете меня ждать.

- Опасное дело затеял, - почесал в затылке Ленька. – Высоко. А если сорвешься? Костей не собрать.

- За меня не боись, - снисходительно усмехнулся Угорь. – Не в первый раз. Дело решенное.

- А зачем бросать пакет нам? – поинтересовался Петька, - он же будет не тяжелый. Засунешь за пазуху.

- Может быть и тяжелым. Этот старик - профессор, у него много редких дорогих вещиц накопилось. Но это еще не самое главное. Если случайно зашьюсь, то ментам трудно будет доказать мою вину, так как у них не будет вещественных доказательств. Скажу, что лазил по балконам чисто из спортивного интереса. Тренировался, так как увлекаюсь лазанием по скалам.

- И спускаться будешь по балконам? – осведомился Ленька. – Люди тебя запомнят.

- Конечно, по балконам, только другого подъезда. Ты, Леня, прав. Второй раз одним и тем же любопытным попадаться на глаза не стоит.

И тут Угорь решил воспользоваться излишней осторожностью Леньки, чтобы подколоть его.

- Знаешь, Леня, чем отличаются профессиональные домушники от щипачей ? Тем, что квартирный вор более смелый, а щипач более трусливый.

- Не трусливый, а более осторожный, - парировал Ленька, - а, значит, и более умный.

- Опять на скандал нарываешься, - недовольно скривился Угорь. – Уж больно ты ершистый. Но я на тебя не в обиде. Отложим выяснение наших отношений.

- Я на тебя тоже не обижаюсь за твою заносчивость, - спокойно ответил Ленька. – Только сейчас мы должны договориться о том, что после этого нумизмата все добытое за две ходки делим на троих. У нас с Петькой другие планы на будущее, они расходятся с твоими.

Угорь насупился и, взглянув на Петьку, спросил:

- Ты с кем?

- Я – как Ленька, - тихо ответил Петька, не поднимая глаз.

Угорь помолчал, покусывая нижнюю губу, о чем-то своем размышляя, потом вдруг искусственно улыбнулся и дружески ответил:

- На троих, так на троих. Я не возражаю. Завтра все и поделим.

- А где бабки, которые взяли вчера? – поинтересовался Ленька.

- В надежном месте. Не таскать же мне их с собой.

- Может, ты надумал нас кинуть?

Угорь сделал серьезное лицо и неловко перекрестился.

- Да ты что, Леня? Клянусь, век воли не видать! Ты же знаешь, что для вора такая клятва превыше всего.

- В курсе.

- Ну, так о чем базар? Если у вас другие планы – дело личное. Флаг вам в руки. В любом случае останемся друзьями. Заметано?

- Ладно.

Опытный Угорь не жалел слов. Он умел усыплять возникающие подозрения пацанов. Ему приходилось подставлять и более опытных подельников под статью уголовного кодекса, а самому оставаться на свободе. После этого подыскивал себе новых помощников, из таких, которые еще не прошли университетов на зоне.

Следующий день выдался пасмурным. Во втором часу дня они расположились на брошенном бетонном блоке за густыми лиственницами напротив интересующего их объекта. Между деревьями им хорошо был виден промежуток между двумя высотными домами: их домом, смотрящим главным фасадом на них, и торцом соседнего дома.

- Вот здесь должен пройти профессор, - проинформировал Угорь подельников, - он должен будет направиться к автобусной остановке, где сядет на автобус номер восемь и уедет в Академгородок на внеочередное заседание ученого совета. Думаю, что будет отсутствовать не менее двух часов.

- Откуда ты это знаешь? – удивился Ленька.

- Как же мне этого не знать, дорогой, коли я лично пригласил его на ученый совет открыткой.

- Ну, ты даешь! – восхитился Петька.

- А то, - усмехнулся довольный Угорь. – В нашем деле соображать надо.

- Но, профессор может не поехать, - заметил Ленька.

- Почему?

- Позвонит, а ему скажут, что никто его не приглашал, да и совета никакого не намечается.

- Он уже звонил. Я ему ответил, что с нетерпением ждем его. Так что поедет, уверяю вас.

- Звонил? Тебе? – рассмеялся Ленька. – Ну и мастер же ты заливать.

- Запомните, пацаны, Угорь никогда не врет. Уточняю, в открытке я указал номер своего мобильного телефона, который предусмотрительно зарегистрирован на фальшивый паспорт. Все продумано, пацаны, учитесь, пока я живой.

- Ты, Угорь, настоящий Кутузов, - с обожанием уставился на домушника Петька. Он сравнил Угря с Кутузовым лишь только потому, что ни о каких других полководцах не слышал.

- Ладно, не надо заострять внимание на моей скромной персоне, - улыбнулся польщенный Угорь. – Не провороньте профессора. Напоминаю, что одет он обычно несколько странно: в синий костюм, на голове соломенная шляпа, на ногах коричневые сандалии. Особая примета – красный галстук. Он с ним никогда не расстается. Интересный старикан. Как пройдет – это будет сигналом начала нашей операции.

- А сколько лет профессору? – спросил Петька.

- Какая разница? – хмыкнул Угорь. – Нам с ним детей не крестить. Но если тебе так интересно – под восемьдесят. Говорят, что в свое время он был первым секретарем райкома партии. Оттого, видно, у него и любовь к красному галстуку.

- А живет в однокомнатной квартире? – удивился Ленька. – Бывшие начальники в больших квартирах живут.

- И он жил в большой, - ответил Угорь, - когда я наводил о нем справки, то выяснилось, что в начале перестройки жена бросила его и вышла замуж за бизнесмена. Тогда они и квартиру разменяли. Но это ненужный базар, пацаны. Смотрите, чтобы не пропустить нашу золотую рыбку.

- Смотрим, - отозвался Ленька. – Я сегодня сон плохой видел.

Угорь недовольно вздохнул.

- Нахрена нам сейчас сдался твой сон? Давайте сосредоточимся на деле.

- А он тебя, Угорь, касается, - усмехнулся Ленька.

- Каким это боком? – насторожился Угорь, - я ни в какие сны не верю.

- А ты послушай.

- Ну, только короче.

- Идем, значит, мы с тобой в каком-то темном лесу по узенькой тропинке и заходим в какой-то тупик, - начал Ленька, поглядывая искоса на Угря, - вдруг перед нами возник высоченный забор из бревен. Я говорю тебе: «Угорь, повернем назад, впереди тупик». А ты отвечаешь: «Пустяки, я такой забор одним прыжком перемахну». После этих слов ты разбежался и прыгнул. И полетел вверх, сначала через забор, а потом все выше и выше, к облакам. Через некоторое время ты превратился в точку, а затем и совсем исчез. Словом, улетел на небо.

- На небо?

- Ну, да.

- И что в том плохого? По-моему, твой сон говорит о том, что я добьюсь в жизни больших высот.

- А я иначе разгадываю этот сон, - мотнул головой Ленька. – Думаю, что твоя душа скоро вознесется на небеса. Это плохой сон.

- Кто тебя научил разгадывать сны?

- Моя мама, у нее сны были вещими. Перед тем, как зарубила отца, она видела много крови и ее руки были в крови. Через два дня на третий и случилось то, о чем я тебе рассказывал.

- Да пошел ты со своими снами, - недовольно передернул плечами Угорь, - я же тебе сказал – в сны не верю. И не порть мне настроение перед делом.

Сидевший молча Петька вдруг показал вперед рукой и прошептал:

- Смотрите – черная кошка через дорогу переходит, это плохая примета.

- Вы что, ненормальные!? – зло прошипел Угорь. – То сон, теперь кошка. У вас что, крыша едет от страха? Похоже, я в вас сильно ошибся. Не разочаруйте меня в будущем.

На минуту зависла неловкая пауза. Вдруг в иголках лиственницы зашуршали дождевые капли.

- Дождь, - напрягся Угорь, - вот это плохо, можно сказать, совсем некстати.

- Как же ты полезешь по мокрым балконам? – искренне встревожился Ленька. – Это очень опасно. Отложи, Угорь. Я очень советую.

- На лице квартирного вора проявилась целая гамма противоречивых чувств. Он понимал, что забираться на шестой этаж по мокрым от дождя балконам, занятие не из простых и очень опасное, но, если отказаться от задуманного, значит, потерять авторитет в глазах помощников – малолеток. Последнее более всего задевало его самолюбие.

- Леня, я серьезный вор и своих решений не отменяю ни при каких обстоятельствах, - ответил Угорь с достоинством.

Тут подал голос Петька.

- Профессор уходит.

Невысокий мужичок в синем костюме, соломенной шляпе и красном галстуке торопливо пересек промежуток между домами и скрылся за торцом соседнего дома. В дополнение к той информации, которую дал о нем Угорь, у профессора в левой руке был потертый кожаный портфель, а в правой руке он держал над головой раскрытый зонтик.

Через минуту Угорь поднялся.

- Мне пора, - сказал он. – Видите на шестом этаже балкон с экраном из желтого пластика и открытую форточку?

Ребята кивнули. Они уже были осведомлены.

- Я пошел, - выдохнул Угорь, - ждите пакет. Как возьмете – сразу смывайтесь. Ждите меня в условленном месте.

Несмотря на то, что все это уже было сказано раньше, и балкон с желтым экраном был показан, однако Угорь почему-то повторил еще раз. Похоже, он испытывал серьезное волнение, хотя внешне старался не показать его.

А дождь, между тем, усиливался. Однако он уже не мог остановить самоуверенного квартирного вора.

Последующие события произошли стремительно.

Угорь, словно кошка, вскарабкался на первый балкон, с него на второй, со второго на третий, потом на четвертый. Оставался последний, пятый, который был на шестом этаже, и тут Угорь сделал неловкое движение или поспешил, но цепкие руки его сорвались, и он полетел вниз. Он упал на асфальт на спину и распластался, широко раскинув руки и ноги.

Петька с Ленькой в испуге переглянулись и замерли, прижавшись друг к другу. В один миг произошел очередной крутой поворот в их судьбе.

Вскоре к месту происшествия стали подходить встревоженные люди. Собралась небольшая толпа. Послышались отдельные фразы.

- Вижу – лезет на балкон.

- Кто такой, думаю.

- Может, ключи от своей квартиры потерял?

- А может, вор. В нашем подъезде, вроде, такой не проживает.

- Скорее всего – вор. Интересно, в какую квартиру лез?

- Вот Господь и наказал.

- Да-а, лихие дела до добра не доводят.

- Надо же, что делается, среди бела дня!

- Может, еще живой?

- Где там, не дышит. Пульса нет и кровища изо рта. Не жилец.

- Еще бы с такой высоты.

- Надо в милицию сообщить.

- Я сейчас позвоню. И в «скорую».

Ленька толкнул Петьку локтем в бок.

- Пойдем, посмотрим – живой или нет.

- Зачем? Ты же слышал – не дышит.

- Пойдем, попрощаемся. Хотя бы мысленно. А то как-то нехорошо. Вместе же были. Чо трясешься? Откуда люди знают, кто мы такие.

Подошли к толпе и протиснулись к пострадавшему. На пацанов, как водится, никто не обратил внимания.

Угорь как упал, так и лежал, не изменив позы. Под головой его наплыла темная лужа крови, а из угла открытого рта с оскалом белых зубов медленно вытекала лента алой крови. В открытых неподвижных глазах его, устремленных вверх, на балконы, замер немой вопрос: «Как это могло случиться со мной, Угрем?»

Вскоре почти одновременно подъехали милицейская машина и «скорая».

Ленька дернул Петьку за рукав рубахи и они с понурыми головами удалились с места происшествия.

Они шли сами не зная куда. Просто шли по мокрому тротуару, не замечая моросящего дождя. Навстречу, и обгоняя их, спешили люди под зонтиками или в плащах, а Леньке и Петьке было все равно. Им некуда было спешить. Настроение у обоих было такое, что в пору хоть вешайся. Несмотря на то, что Угорь не нравился Леньке, но когда его не стало, почему-то возникло чувство жалости к нему. Тоска и безразличие ставили перед беспризорниками жизненно важные вопросы – что делать дальше? Куда податься? Как жить?

- Может, мороженое купим? – предложил Ленька, чтобы поднять настроение другу.

- Не хочется, - вздохнул Петька. Это был первый случай, когда он отказался от мороженого.

- Зайдем в парк и переждем дождь в павильоне, где в шахматы играют, - сказал Ленька, утирая с лица дождевые капли рукавом мокрой рубахи.

- Пошли, - тихо согласился Петька.

Они не стали обходить длинный забор из чугунного фигурного литья, чтобы пройти в центральные ворота, а перелезли через забор с угла и по зеленому газону, среди высоких елей и берез направились к центру парка. Но, прежде, чем выйти на центральную аллею, им нужно было пройти мимо общественных туалетов.

Тут-то ребят и поджидало очередное несчастье. Их остановили трое бледнолицых длинноволосых парней, одетых в разноцветные вылинявшие футболки, истертые до белизны джинсы и растоптанные кроссовки. На вид им было семнадцать – девятнадцать.

Один из них, рыжий, ухватил Леньку за ворот рубахи, а второй, русый, проделал то же самое с Петькой. Третий, ярко выраженный брюнет, с черной редкой порослью на впалых щеках, вяло, но категорично произнес:

- Какие симпотные пацаны. Давайте без кипеша, слушайте сюда. Вы добровольно отдаете бабло и все ценное, что у вас есть, а мы вас отпускаем с миром целыми и невредимыми. Как поняли?

- Вам чо, на дозу не хватает? – зло ответил Ленька и, взглянув в лицо рыжему, державшему его, с нарастающей злостью крикнул, - а ну убери свои поганые цапли.

- О, да они кульные пацаны! – усмехнулся тот, что держал Петьку. – По- хорошему не хотят.

- Не хотят по-хорошему, будет по-плохому, - недовольно сплюнул брюнет и приказал своим товарищам, - обыщите.

- Не троньте нас, фраера дешевые, - выкрикнул Ленька и выхватил из кармана нож, - распишу падлы!

Но нож раскрыть Леньке не дали. Он получил крепкую пощечину, а нож его оказался у брюнета. Петька же свой нож и достать не успел. Его забрал блондин и передал брюнету, который, похоже, был за главного.

Силы были явно не равны.

Их тщательно обыскали и к великой радости брюнета у Леньки нашли деньги.

- Ах, какой богатенький Буратино! – заулыбался брюнет, разглаживая две пятитысячные купюры. – Но жадненький и грубый, а потому бабки мы конфискуем.

- Оставьте хоть половину, - выдохнул Ленька.

- Не можем, Буратино, - осклабился брюнет, - извини уж. Порошок сейчас дорогой, а нам троим подошло время ширнуться. Вы себе еще украдете. Вы же стащили эти бабки?

- Отдайте ножи, - попросил Петька.

- И эту просьбу не можем удовлетворить, - издевался брюнет, разглядывая Петькин нож. – Такие перышки дорого стоят. Мы их на герик обменяем.

- Ну, и суки же вы! – вне себя воскликнул Ленька.- Сила ваша, а то бы я расписал вас блядей вчистую. Может, еще встретимся.

В ответ за свою дерзкую речь Ленька получил два удара по лицу и сильный пинок под зад. Петька же удостоился только пинка и менее сильного.

После полученного пинка Ленька упал возле туалета, а троица наркоманов, мелко рассмеявшись, довольная уловом, отвернулась и направилась прочь.

Но Ленька не мог простить такого унижения. Возле туалета ему под руку попался приличный кусок засохшего цемента и Ленька запустил им в голову брюнета. И надо же было брюнету именно в этот момент обернуться. Острый кусок цемента ударил ему прямо в лицо. Наркоман охнул, зажал обоими ладонями разбитое лицо и беспомощно опустился на колени. Его товарищи растерялись от такого неожиданного поворота событий.

- Бежим! – крикнул Ленька Петьке и кинулся к тому месту забора, где перелезли до этого.

Они пулей, как настоящие барьеристы, перемахнули через чугунный забор и…Ленька за забором не смог подняться с земли.

- Что с тобой, - спросил Петька, ложась рядом с другом.

- Колено разбил об ограду, - простонал Ленька, - не смогу дальше бежать. Где наркоманы?

Петька осторожно посмотрел над травой.

- Они не побежали. Наркоманы ленивые. А то бы нам досталось. Здорово ты ему физиономию расквасил.

- Надо сматываться, - поморщился Ленька. – Дай руку.

Петька помог другу подняться, они медленно перешли через дорогу, свернули в сиреневый скверик и сели на расписанную нецензурными словами скамейку.

- Неважные дела, - вздохнул Ленька, - чувствую, как колено опухает. Больно притронуться. Что же нам делать? И ночевать негде, и деньги эти суки отобрали, да еще колено зашиб. Все несчастья в один день. Как же я пойду?

- Может, пройдет? – приуныл Петька,- тебе надо полежать.

- Было бы где, - отозвался Ленька в задумчивости.- Хорошо бы сейчас на коврах в пакгаузе.

- Еще бы, - кивнул Петька, - только сейчас его, наверное, разбомбили.

- Жалко, - ответил Ленька со стоном. – И Угря жалко.

- Конечно, жалко, - согласился Петька.

- А ведь я его отговаривал, как чувствовал. Сон в руку оказался.

- И черная кошка через дорогу пробегала, - напомнил Петька.

- И черная кошка. Что же нам теперь делать? Где залечь? Ведь не бывает безвыходных положений. Плохо, что до нашей березовой рощи далеко. Не смогу дойти. Мы бы там шалаш соорудили. Пока ночи теплые – перекантовались бы.

- Не, туда далеко, - засомневался Петька. – А ну-ка встань, сможешь идти?

Ленька с усилием поднялся, опираясь на плечо друга, но, когда попытался наступить на больную ногу, то вскрикнул от резкой боли в колене.

- Невозможно наступить, - застонал он и опустился на скамейку. На его лбу выступили росинки пота.

Расстроенный Петька сел рядом, задумался. Но вскоре резко поднялся.

- Я придумал. Жди меня здесь. Никуда не уходи.

- Издеваешься? – скривился Ленька. – Куда же я уйду на одной ноге. Ты чо надумал?

- Сиди и жди, - бросил Петька и убежал.

Примерно через час Петька вернулся. Точнее – приехал. На велосипеде.

- Ты где коня раздобыл? – удивился Ленька.

- У магазина. Я его верну. А шо мне оставалось делать? Садись на багажник, поедем в нашу березовую рощу.

- И ты меня увезешь?- засомневался Ленька. – Я намного тяжелее тебя.

- Ну и шо? Я же тебя не на спине повезу, а на багажнике. Как нога?

- Хреново. Горячая и не притронуться. Особенно колено.

- Ничего, я тебя вылечу, - заверил Петька, - я вспомнил об одном хорошем лекарстве, мой папа лечился. Но сначала надо доехать до места.

- Давай, попробуем, - сморщился Ленька, усаживаясь на багажник.

- И пробовать нечего, - заверил Петька, - я и крупнее тебя ребят возил. Когда сяду в седло и надавлю на верхнюю педаль, ты в этот момент изо всей силы оттолкнись от земли здоровой ногой, чтобы мне скорость набрать. На счет три. Приготовились. Раз, два, три…

Поехали. Сначала велосипед завилял, особенно передним колесом, но через несколько метров выправился: Петька приналег на педали изо всех сил. От усердия он даже высунул кончик языка и быстро раскраснелся. Он был доволен собой, потому что вырос в глазах друга.

- Да ты крутой велосипедист, - похвалил Ленька, - а я на велике мало ездил. Больше плаванием увлекался.

Петька не отвечал. Он работал. Похвала друга для него много значила. Он аккуратно объезжал автомобили, стоящие у тротуара, и смотрел налево, чтобы не столкнуться с проезжающими машинами.

К радости ребят, они добрались до вокзала довольно быстро. Затем съехали по Чернышевскому спуску и свернули на узенькую улочку в объезд локомотивного депо. Через несколько минут они въехали в любимую березовую рощицу.

Ленька слез с велосипеда и растянулся на траве.

Недалеко шумели работающие тракторы.

- Петь, секи, как мы оказались в этом березовом лесу, то и дождь перестал, и солнышко стало пригревать. Какое доброе место. Вот если бы еще не больное колено…

- Мне здесь очень нравится, - отозвался Петька, усаживаясь на траве. – Меня, Лень, одно беспокоит, как вернуть велосипед хозяину? Он, наверное, сильно расстроился.

- Само собой, - подтвердил Ленька, - если бы у нас украли, разве бы мы не расстроились?

- Переживали бы.

- То-то и оно.

- Как же вернуть?

- Надо подумать. Не сейчас же возвращать. Можно ментам в лапы угодить. Наверняка о пропаже в милицию заявили.

- Как твое колено?

- Не лучше. Горит, словно его кипятком поливают. Ты о каком лекарстве говорил?

- О моче. Отец лечился. Надо наложить компресс. Опухоль здорово снимает.

- Я не против, только тряпку надо найти.

- Это не вопрос, - Петька мигом скинул джинсы, разорвал свои трусы пополам и подал Леньке. – Если твоего лекарства не хватит, то я добавлю.

- Обойдусь своим, - усмехнулся Ленька, и через несколько минут на распухшее колено наложил запашистый компресс.

- Ты полежи, а я начну делать шалаш, - деловито заявил Петька, - прежде всего нам нужна проволока, чтобы связывать вершины берез, а найти ее можно только возле депо. Я пошел.

- Ты не очень-то светись, - предупредил Ленька, - а то как бы вместо шалаша нам не пришлось ночевать в милицейском обезьяннике.

Вскоре Петька вернулся с мотком тонкой проволоки и не без грусти оповестил друга:

- Лень, а пакгауза нашего уже нет. Кое - где шпалы еще валяются, а тракторы и бульдозер за фундамент принялись.

- Жалко, - вздохнул Ленька, - хорошая все же была берлога.

- Хорошая. Я, Лень, старый брезент присмотрел на платформе, что стоит в тупике. Если стащу – никто не хватится. Клево будет крышу шалаша накрыть.

- Клево. Смотри, чтобы не заметили. Плохо, что я тебе помочь не смогу.

- Дотащу. Когда стемнеет. Ты лежи. Как колено?

- Дергает.

- Ничего, пройдет. Ты компресс смачивай. Я сейчас макушки березок буду связывать.

- Один не справишься. Я помогу. Руки-то у меня здоровые. Березки нужно выбирать самые тоненькие.

Через некоторое время общими усилиями каркас шалаша соорудили.

- Лень, как ты думаешь, сколько сейчас времени?

- Судя по солнцу – седьмой час вечера. А к чему тебе время?

- Хавать захотелось.

- Понимаю, - вздохнул Ленька. – А я из-за ушибленного колена и про хавку забыл. Как нога подживет, я денег добуду. А пока надо продержаться. Говорят, человек без еды целый месяц может прожить.

- Месяц!? Но это тяжело.

- А ты не думай о еде и постепенно привыкнешь. Главное, чтобы вода была. Не буду же я месяц болеть.

- А сколько?

- Откуда я знаю. Ну, может, дня три. Как твое лекарство поможет.

- Должно помочь, вздохнул Петька.

- Ты меня прости, Петя, но сейчас я выйти на охоту не смогу. Если прихватят на кармане, то мне не убежать.

- О тебе и речи нет. Ты лежи. Я сам попытаюсь что-нибудь раздобыть. Схожу на вокзал.

- Петь, не залезь в карман, - приподнялся Ленька. – Это не твое ремесло. Поймают.

- Я знаю, - кивнул Петька. – Не беспокойся, я вернусь.

Он вернулся часа через два. Ленька уже сильно волновался, стоя на одной ноге и держась за березу, высматривал его.

Под мышкой у Петьки была булка черного хлеба. Он молча остановился возле друга и очень серьезно дрожащим голосом сказал:

- Лень, я вернулся. С хлебом. – Лицо у него было измазано, а глаза покрасневшие. Такие лица бывают у детей, когда они долго плачут и размазывают по щекам слезы грязными руками.

Неожиданно Петька ткнулся лицом в грудь Леньке и дал волю слезам. Он плакал несколько минут навзрыд, а Ленька молча гладил его по голове, давая товарищу возможность выплакаться.

Когда Петька прекратил плакать и, изредка всхлипывая, стал размазывать слезы по лицу, Ленька тихо сказал:

- Успокойся и расскажи, что произошло?

- Да не о чем особенно рассказывать, - тяжело вздохнул Петька, - все бы ничего, если бы эта сволочь в меня бутылкой не запустила. По спине попал. Так больно было. Я убежал, спрятался в одном дворе и долго плакал. Но тихо, чтобы никто не услышал.

- Что за сволочь?

- Хозяин хлебного киоска. Толстомордый. Вроде грузин. В дорогом костюме. Злой - как собака. Никто не видел, как я спер булку хлеба, а он доглядел и погнался за мной. Бутылку кинул.

- Сейчас болит?

- Уже нет, но обидно. Что за люди? Из-за булки хлеба готовы убить.

- Конечно, обидно, - кивнул Ленька и желваки заходили у него на скулах. – Беспризорники для них не люди. Но долго не переживай. Будет и на нашей улице праздник. Так моя мама любила говорить, но не дожила до праздника. Но мы доживем. Должны дожить. Вырастем и рассчитаемся с нашими обидчиками.

- Хлеб будешь? Теплый еще.

- Давай, похаваем. Плохо, что воды нет.

- Я сейчас, - встрепенулся Петька, - возле депо вода из крана сочится. Наберу в пластиковую бутылку. Их много валяется.

Вскоре Петька вернулся с водой и они, усевшись на траве, стали с аппетитом уплетать черный ароматный хлеб с водопроводной водой.

- Как твое колено? – спросил Петька.

- Вроде не такое горячее стало. Похоже, помогает твое лекарство. Правда, кажется компресс подсох.

- Твое лекарство, - усмехнулся Петька. Настроение у него улучшилось, вроде, как и не плакал недавно. В его возрасте обиды быстро забываются. – Ты еще смочи. Могу помочь.

- Спасибо, сам справлюсь.

- Тогда я пошел за брезентом.

Операция с брезентом прошла успешно и крыша на шалаше из него получилась на славу, да и стены большей частью закрылись.

- Нам бы сюда еще хоть один ковер из тех, что были в пакгаузе! – посетовал Петька, - совсем было бы хорошо.

- Ничего, ночь теплая, - ответил Ленька, – прижмемся друг к другу спиной и обоим будет теплее. Ну, чо, полезем в шалаш?

- Подожди немного. Полежим на спине и посмотрим на небо. Смотри, какое оно чистое и сколько на нем звезд.

- Давай посмотрим, спать еще не хочется.

- Лень, а почему звезды мигают, словно разговаривают между собой?

- Не знаю.

- А сколько их? Наверное, миллион?

- Говорят, больше. А сколько точно – никто не знает. Их трудно сосчитать, собьешься.

- Интересно. Лень, а звезды тоже планеты, как и земля?

- Не знаю, может, как и земля.

- И там тоже люди живут?

- А чо, может, и люди живут.

- Здорово. Интересно, похожи они на нас или нет?

- Кто знает, может, и похожи.

- Лень, а беспризорники на тех планетах тоже есть?

- Ну, ты даешь! Откуда мне знать. Чо я профессор. Может, там жизнь совсем по - другому устроена.

- Вот бы узнать, как там живут?

- Петь, знаешь, чо я сейчас понял?

- Шо?

- Не быть тебе ни капитаном теплохода, ни летчиком, а станешь космонавтом, потому что тебя звезды заинтересовали.

- Шо я виноват, если ко всему интерес имею? - вздохнул Петька.

- Жизнь покажет, а сейчас лезем в нашу новую берлогу.

Протиснулись в шалаш и, прижавшись друг к другу спинами, затихли, каждый думая о своем.

Уже наваливался сон, когда Ленька, засыпая, прошептал:

- Петь, слышь, ты не будешь больше воровать. Это я тебе говорю. Пойдешь учиться.

- Шо ты себя грузишь, Лень? - запутываясь в сонной паутине, ответил Петька.- Там посмотрим.

-А я буду работать и учиться, только заочно, - добавил Ленька.

Но Петька ничего не слышал. Он уже был в объятиях Морфея.

Утром Петька проснулся оттого, что солнечный лучик, заглянув в щелку шалаша, остановился на его левом глазе и пригрел до такой степени, что сон поневоле отступил.

Открыв глаза, Петька увидел, что Леньки нет рядом. Когда выглянул из шалаша, то увидел, как Ленька, прихрамывая, медленно ходит по лужайке.

- Ты шо, сдурел? – окликнул Петька. – Натрудишь ногу – сильнее разболится.

- Ты не прав, - мотнул головой Ленька, – нужно разминать. А опухоль спадать стала.

- Тебе виднее, - зевнул Петька, вылезая из шалаша. – Какая славная погода. Вот бы на Обь сгонять.

- Сгоняй.

- Ты шо, одному нет интереса. И некогда. На работу надо идти.

- Чо надумал? – посерьезнел Ленька и, остановившись, оперся рукой о березку. – Не вздумай воровать. Из тебя вор, как из меня балерина. Я под вечер схожу на вокзал и добуду денег.

- Шо ты волнуешься, я не воровать. Поработаю «Кутузовым». На хавку насобираю.

- Ладно, - вздохнул Ленька, - за Кутузова тебя бить не будут. Но держись подальше от ментов.

- Вот и договорились. А ты не расчесывай себе нервы.

На завтрак они съели остатки вчерашнего черного хлеба, запивая его водопроводной водой, а затем стали делать из Петьки «Кутузова».

- Жаль, нет у нас карандаша, - посетовал Ленька. – С табличкой больше бы жалости вызывал. Хотя тебя и так жалко – без глаза, да еще и без руки.

Через некоторое время Петька без происшествий добрался до вокзала и стал подниматься по крутой и широкой лестнице, ведущей на привокзальную площадь. На этой лестнице в основном и сидели нищие. С утра их было только трое: бывший солдатик без обеих ног, сморщенный замызганный старикашка в непонятной серо-грязной одежде и пожилая женщина с красным опухшим лицом и скатавшимися волосами. На ней был старый засаленный черный пиджак, выцветшее ситцевое платье, дырявые комнатные тапки и на одной ноге темный порванный чулок.

Пройдя безногого солдатика, Петька остановился в нерешительности, высматривая место на ступеньке где можно было сесть.

- Хочешь присоединиться к нашей честной компании? – посмотрел на него испытующе солдатик. – Садись со мной рядом, не стесняйся.

Петька кивнул в знак благодарности и, сев возле солдатика, положил перед собой опрокинутую бейсболку.

- А я тебя узнал, - более приветливо проговорил солдатик. – Твой друг вчера подал мне аж пятитысячную купюру. С ним что-нибудь случилось, коли ты на заработки подался?

- Леньке немного не повезло, колено ушиб, - вздохнул Петька.

- С кем не случается. Не горюй. Заживет. Главное – ноги есть. Давай знакомиться. Алексей я, бывший минер. В Чечне ноги оставил. И заметь – никого не виню. Сам виноват, поторопился. А минер, как известно, ошибается один раз. Значит, судьба такая. Почему я оказался на этих ступеньках? Потому что на жалкую пенсию по инвалидности не проживешь. Факт.

- А я – Петька.

- Очень приятно. Передавай привет Леньке.

- Передам.

- Ты, Петя, должен знать здешние правила.

- Шо за правила? – насторожился Петька.

- Простые, но жесткие. Пятьдесят процентов заработанного за день должен отдать Жоре Косому.

- Жоре Косому? Шо за фигура?

- Наш куратор. Или, как сейчас принято выражаться, крыша.

- Крыша!? Интересные дела. И тут крыша.

- Везде существуют свои крыши, Петя. Даже на городской свалке. И там люди живут.

- Бомжи?

- Так их зовут. В бомжах люди тоже по разным причинам оказываются, так что не суди их строго.

- Я не сужу. А от кого тут крыша прикрывает?

- От милиции. Ведь здесь запрещено побираться. Говорят, специальное постановление мэра было. Жора Косой дает на лапу дежурному милиционеру и тот смотрит мимо нас. Можно, конечно, уйти в другое место, где милиции нет, но там плохо подают. А в этом месте - людской поток, можно хорошо заработать.

- А у меня в прошлый раз сложилось о вас грустное мнение – редко подают. В вашей фуражке ютились какие-то жалкие монетки.

- Все нормально, - улыбнулся Алексей, - я специально в фуражке оставляю мелочь, для жалости. А бумажные деньги убираю сразу во внутренний карман пиджака. В общем, Петя, держись возле меня, не пропадешь.

- Вы мне нравитесь, шо б я сдох.

- Давай, Петя, на ты?

- Возражений нет.

В этот момент какая-то дама бальзаковского возраста высыпала в Петькину бейсболку горсть мелочи и постаралась побыстрее уйти.

Только она отошла, как возле Петьки присел на корточки здоровый черноволосый парень, одетый в светлые кремового цвета брюки и в тон им безрукавку. Правый глаз у него был прищурен и косил в сторону. Он ткнул пальцем Петьке в грудь и строго спросил:

- Кто такой? Откуда?

- Я жертва террористического акта, - ответил Петька. – Наш дом взорвали чечены и мои предки погибли. Я остался один на всем белом свете. В глаз ранило и руку оторвало.

- Кончай пургу гнать, - сухо оборвал парень, - эти сказки будешь рассказывать доверчивой публике, но если хочешь здесь поселиться, то должен согласиться на мои условия.

Тут в разговор поспешил вмешаться Алексей.

- Жора, я ознакомил новичка с нашими правилами. Он согласен.

- Это так, - кивнул Петька, - уважаю взаимный интерес.

- Ну, тогда другое дело, - усмехнулся Жора и поднялся. – Работай, жертва терроризма. Надумаешь уйти раньше шести вечера, оставишь половину Алексею, а он передаст мне. Смотри, без обмана. А то быстро выпишу с данной жилплощади. – И Жора вальяжной походкой направился к сержанту милиции, наблюдавшему за ними со стороны.

- Все будет путем, - подмигнул Алексей. – Живы будем – не помрем. Как не трудно догадаться, вы с Ленькой беспризорники, а в детский дом не хотите? Так?

- Угадал, что б меня свиньи съели. Ты шо, ясновидящий?

Солдатик ничего не ответил, о чем-то своем думая.

В бейсболку Петьке кто-то положил десять рублей, а затем целых пятьдесят, между тем, как безногому Алексею набросали только мелочи.

Петьке стало неловко и он спросил солдатика:

- Ты не обижаешься за то, шо я расположился рядом? Мне почему-то больше подают.

- Ничуть, - добродушно ответил бывший минер. – детям всегда больше подают. Вам с Ленькой еще жить да жить. А я, Петя, свое отжил.

Петьке сделалось нехорошо на душе и он тихо спросил:

- Как отжил? Ты шо это такое неприличное говоришь?

- А каково без ног, Петя? Я сначала хотел покончить с собой, но одно удержало – больная мама. Ей без меня совсем плохо будет.

У Петьки защемило сердце.

- Алексей, шо-то я не вижу у тебя инвалидной коляски? Как же ты передвигаешься?

- Коляска есть. Днем она на сохранении у Жоры Косого. Под вечер он мне ее прикатит. Понимаешь, когда я сижу в коляске, то почему-то меньше подают. Вот и пересаживаюсь на ступеньку. Главное – у публики сочувствие вызвать. Но я заметил, что в последнее время люди стали более черствыми, меньше подают.

Петька тяжело вздохнул и ничего не ответил. На душе у него с каждой минутой становилось все муторнее. Хотелось убежать с этого скорбного места, но останавливало то, что у них с Ленькой нечего было есть, а Ленька с больной ногой вышел из строя.

Какой-то офицер положил Алексею в фуражку пятьдесят рублей. Через некоторое время пожилой мужчина в плаще и шляпе, с задумчивым лицом депутата склонился над Петькой и тихо шепнул ему:

- У тебя, малец, левая рука вылезла из-под рубахи. Спрячь. Ее вроде как нет у тебя. – Выпрямившись, он дополнил. - Понимаю, данный спектакль не от хорошей жизни. - После этих слов он положил Петьке в бейсболку сто рублей, погладил его по голове, словно родного сына, и быстро удалился.

Алексей улыбнулся и тихо заметил Петьке:

- Следи за своей бутафорией, а то, неровен час, какой-нибудь придурок накостыляет за обман. Людям не нравится, когда их водят за нос. Но ты не переживай, опыт со временем приходит.

- Мама родная, я и не переживаю, - усмехнулся Петька, - не в моем характере маленькую неприятность превращать в большую беду. Так мой папа любил говорить.

К полудню Петькина бейсболка насобирала триста шестьдесят рублей. И Петька не выдержал.

- Алексей, спасибо за компанию. Я пойду. Вот тебе половина для Жоры Косого. А меня Ленька дожидается.

- Подожди, - задержал его Алексей за рукав рубахи, - хватит для Косого и ста рублей. Скажу, что ты собрал две сотни. Мне он поверит.

- Ты, Алексей, добрый интересный человек, - улыбнулся Петька, - но я своих слов назад не беру. Я же согласился с местными правилами. Счастливо оставаться. Желаю, чтобы в твоей фуражке никогда деньги не переводились.

- Вы с Ленькой пацаны что надо, - вздохнул Алексей, расстроенный, что Петька уходит. – Желаю вам всего доброго! – и он протянул Петьке руку.

- Спасибо, - сказал Петька, пожимая горячую ладонь бывшего минера.

Нахлобучив удачливую бейсболку на голову, он высвободил из-под рубахи левую руку, скинул с глаза повязку и заспешил к продуктовому павильону.

У шалаша Петька объявился с полным пакетом продуктов. Ленька поджидал его на опушке рощи, опираясь на ствол березки.

- По довольной рожице и полному пакету можно догадаться, что «Кутузов» поработал хорошо, - сказал он Петьке с чувством облегчения. – А я уж начал чо попало думать.

- Лень, ну шо ты на пустом месте трагедию сочиняешь? Я же просил тебя зря не расчесывать нервы. Принимай хавку. Все бабки израсходовал. Теперь мы имеем с тобой батон докторской колбасы, булку белого хлеба, упаковку апельсинового сока, две плитки шоколада и шесть мороженых.

- Шесть мороженых? Но их за раз не схавать. Оставшиеся растают.

- Не успеют, - заверил Петька, - схаваем. Гарантирую. Четыре из них ледяные с вкусом дыни. Мои любимые. И два пломбира. Можешь хавать оба пломбира, а я четыре ледяных. Договорились?

- Пусть будет по-твоему. Только за один присест столько схавать ледяных опасно. Можешь горло простудить.

- Леня, я тебя умоляю, - усмехнулся Петька, увлекая друга в рощу. – Я могу схавать мороженого целую тонну и ничего со мной не случится.

- Ну и свистун же ты, одессит, - рассмеялся Ленька. – А у меня здесь во время твоего отсутствия страшное происшествие случилось. Можешь даже напугаться.

- Напугаться? Ты меня рассмешил.

- А вот послушай. Это произошло вскоре после того, как ты ушел. Я продолжал разминать ногу на лужайке, как вдруг вижу – выползает из травы змея и направляется в мою сторону.

- Змея? – тихо переспросил Петька и, остановившись, поставил пакет под березу.- Ты всерьез или прикалываешься? – Петька больше всего на свете боялся змей и мышей, но Ленька об этом не знал.

- Слушай дальше. Ползет она в мою сторону, а я думаю: «Бежать – не с моей больной ногой, догонит, лезть на дерево – заползет следом. Жаль, что с Петькой не доведется больше увидеться. Не узнает мой друг какой я мученической смертью погиб, а подумает, что меня просто кто-нибудь по башке оглушил». И решил я стоять на месте. От кого-то слышал, что змеи чаще всего нападают на тех, кто движется. Стою – не шевелюсь. А она, гадина, подняла голову над травой и уставилась на меня своими змеиными глазками. Смотрит и не шевелится, и не мигает. А меня всего аж пот прошиб. Сколько минут так прошло, не знаю. Но вдруг откуда ни возьмись из кустов выкатывается кто бы ты думал?

- А я знаю? Ты рассказывай, шо издеваешься?

- Еж. Самый настоящий. Может, тот самый, которому мы яблочко давали.

- И шо? – начал терять терпение Петька. – Куда делась змея?

- Слушай дальше. Еж в считанные секунды расправился с этой змеей.

- Мама дорогая, хочется поверить. Но как это у него получилось?

- Не знаю. Все так быстро произошло, что я даже и не уловил. Смотрю, а змея уже вытянулась и не двигается, а еж ее терзает, как какой-нибудь шнурок от ботинка. Тут я случайно пошевелился, а ежик испугался и убежал в кусты.

- А змея? – тихо спросил Петька.

- Чо змея, она там и лежит, где ее еж оставил.

- Ты гарантируешь, шо она мертвая?

- Не сомневаюсь. Но если бы была живой, то ее не стоило бояться.

- Я не разумею твои фантазии.

- Дело в том, Петя, что это был уж. А он не ядовитый. Его можно в руки брать.

- Шо за уж? Не разбираюсь я в этих тварях. Но ты откуда знаешь, шо это уж?

- Его легко отличить от гадюки. У него на голове два желтых пятнышка. Я в этом убедился, когда подошел и посмотрел. Пошли, покажу. Сам убедишься.

Петька не сдвинулся с места.

- Мне это надо?

- Чо, боишься?

- Опасаюсь, - честно признался Петька. – Змей и мышей.

- Извини, не знал. А то не стал бы тебя пугать.

- Мама дорогая, ты принимаешь меня за труса? У меня просто нет интереса и времени. Очень хочется хавать, живот к позвоночнику прилип.

- Можешь не смотреть, - улыбнулся Ленька. – Уж далеко от нашего шалаша. Доставай хавку, а я пойду и заброшу его подальше в кусты.

Когда Ленька вернулся, то с удивлением объявил:

- Нет ужа. Наверное, его ежик утащил.

- Понятно, - улыбнулся Петька, - здорово ты меня разыграл.

- Я тебе еще ни разу никогда не соврал и не совру, - ответил Ленька, - ну, а если ты мне не веришь, то прими за сказку. Давай хавать, а то твой живот окончательно к позвоночнику прилипнет.

- Верю, - улыбнулся Петька и стал разламывать колбасу и хлеб на куски. – Плохо- ножа нет. Денег на него не осталось.

С жадностью набросившись на колбасу, Ленька заверил:

- Будут ножи. Не хуже прежних. Завтра пойду на охоту.

- А как твое колено?

- Уже лучше.

- Лень, а ведь я сегодня плохо буду спать, - пробубнил Петька набитым ртом.

- Это почему?

- Потому что в наш шалаш может змея заползти.

Ленька перестал жевать.

- Ты это брось. Ты же взрослый пацан. И запомни, что там, где водятся ужи, ядовитых змей не бывает. – Сам Ленька не был в этом уверен, а точнее, совсем не знал. Но надо же было как-то успокоить друга.

Однако в эту ночь Петька спал плохо совсем по другой причине.

Ленька проснулся среди ночи от какого-то натужного дыхания возле своего уха. Не открывая глаз, прислушался. Ему показалось, что рядом дышит человек, который только что с трудом взобрался на крутую гору. Но, полежав немного с закрытыми глазами, понял, что так тяжело дышит не кто иной, как Петька, и никого другого здесь нет и не могло быть. Сначала подумал, что Петька заснул в неудобном положении и оттого так тяжело дышит. Принялся расталкивать друга, чтобы тот переменил положение тела, но тот не просыпался, а стал дышать еще тяжелее и что-то бормотать несвязное.

Коснувшись Петькиной головы, Ленька понял, что тот в жару и что причиной тому, наверняка, послужили четыре ледяных мороженых со вкусом дыни.

«Этого нам еще не хватало» - расстроился Ленька и сел в изголовье друга. Задумался. Познания в медицине у него были неглубокие, но то, что сбивать температуру надо аспирином, он знал.

А между тем дыхание Петьки становилось все тяжелее и тяжелее, появился пугающий присвист.

Ленька положил ладонь на лоб Петьки, и ему показалось, что он коснулся недавно выключенной конфорки.

«Где же среди ночи взять аспирин? – лихорадочно работала его мысль, - на вокзале? По-моему, там есть дежурная аптека. Но у нас нет денег, ни копейки. Попросить? Может, дадут лекарство без денег? Сомнительно. Сейчас без бабок никто ничего не даст. Все стали жадные до бабла. Но что же делать? Выхода нет, надо попробовать. Но сначала нужно холодный компресс на голову. Где же взять холодной воды, когда у нас и теплой нет? Следует поискать».

Ленька потихоньку вылез из шалаша, забрал пустую пластиковую бутылку и, озираясь по сторонам, прихрамывая, осторожно направился в сторону локомотивного депо.

На темном небе была полная луна, и она предательски высвечивала Ленькину фигурку среди отливающих серебром многочисленных рельс, станционных построек и стоящих в тупике товарных платформ.

Присев за одной из платформ недалеко от здания локомотивного депо, прислушался. Где-то в стороне прошел товарный состав, тяжело постукивая колесами на стыках рельс. Издалека, похоже, с воинской площадки, доносился свирепый лай овчарок. Ленька знал это место. Там иногда формируют составы для заключенных, которые отправляются большей частью на восток – в Красноярск, Читу, Иркутск…

Шагов охранника Ленька не засек, а вот слабое журчание воды у стены здания депо уловил.

Добравшись до источника, он припал к тонкой трубе, из которой сочилась пахнущая ржавчиной холодная вода, и вдоволь напился. Затем наполнил водой две пластиковых «полторашки» и прежним маршрутом, незамеченным, вернулся в шалаш.

Петька к этому времени занял всю середину шалаша. Он разметал руки и ноги и беспрерывно что-то бормотал. Ему становилось хуже. Лоб, лицо и руки его пылали жаром, словно батареи отопления.

Ленька отмотал со своего колена высохшую повязку, пахнущую застоявшейся мочой, хорошенько смочил холодной водой и прилепил ее к Петькиному лбу. На некоторое время Петька затих, но вскоре вновь заметался в бреду. Холодный компресс был слабой мерой. Нужно было жаропонижающее лекарство.

Вылив большую часть холодной воды Петьке на компресс и на голову, Ленька заспешил в здание вокзала.

***

Дежурную аптеку он разыскал на первом этаже. В этот момент у него в голове боролись две противоречивые мысли: «Заказать лекарство и градусник, схватить их и убежать, так как платить нечем. Эту мысль тормозила другая – с больной ногой убежать не сможешь и мент, что бродит по залу, тебя повяжет. Что тогда будет с Петькой? Лучше, наверное, украсть кошелек и честно купить аспирин с градусником. Но, может, все же, попросить, хотя бы аспирин? Вдруг эта сонная тетка окажется человеком и войдет в его безвыходное положение? Тогда в чужой карман не нужно залазить».

Подойдя к окошечку аптеки, возле которого не было покупателей, Ленька принял самое приветливое выражение лица и попросил:

- Тетенька, мне бы аспирин и градусник.

Аптекарша посмотрела на него сонным взглядом, зевнула и, выдвинув из шкафа ящичек, пробормотала:

- Аспирин восемь рублей, градусник десять. Всего восемнадцать.

- Тетенька, у меня нет денег. Может, дадите в долг? Я отдам, как достану. У меня братик сильно заболел. Температура у него. Весь в жару.

- Ты что, с дуба упал? – сурово бросила аптекарша и сердито задвинула ящичек обратно. – Тоже мне умник нашелся, в долг ему дай. Это значит, что я из своего кармана должна заплатить? Проваливай, а то сейчас милиционера позову. Бродят тут всякие.

Ленька вздохнул и отошел. Дальнейшие переговоры с этой аптекаршей были бессмысленны. Тем более, что дежурный милиционер стал поглядывать в его сторону. И Ленька направился на второй этаж.

Тут тоже была аптека. Но Ленька больше не стал испытывать судьбу. И здесь по залу прохаживался дежурный милиционер.

Ленька прошел в следующий зал, зал ожидания, и со скучающим видом направился в противоположный его конец.

Всюду на лавках и даже на полу спали ожидающие своих поездов пассажиры, подложив под головы мешки, рюкзаки, сумки или просто узелки. Были и сидящие пассажиры, в основном кимарившие. Они не смотрели во все глаза по сторонам. Во-первых, смотреть не на что было, а, во- вторых, и им спать хотелось. Ночь все таки. Такая обстановка самая подходящая для щипача.

Ленька быстро оценил обстановку. Он сел на пол в торце лавки, на которой под шляпой, прикрывающей лицо, похрапывал толстячок в добротном костюме, подложив под голову набитый чем-то баул. На левой руке его были дорогие часы фирмы «Мах Мара», а на правой массивный золотой перстень - печатка. Выходило, что и в кошельке его должны быть хрусты.

Откинув голову, Ленька закрыл глаза и некоторое время «проспал» в таком положении. Затем приподнял веки и стал изучать окружающую обстановку. Теперь его больше интересовали сидящие пассажиры. Среди них мог оказаться бодрствующий пассажир, у которого бессонница. Такой тип самый опасный для щипача. Вынуть бумажник у спящего – раз плюнуть, важнее – не оказаться в поле зрения бодрствующего гражданина.

Визуальный обзор обстановки вполне устроил юного щипача. В следующую минуту он лениво поднялся с пола, оперся одной рукой о лавку, а второй с быстротой молнии выдернул бумажник из кармана толстячка и сунул его себе за пазуху. Даже если бы кто-то специально наблюдал за рукой Леньки и то маловероятно чтобы он заметил это искусное движение руки щипача, в результате которого бумажник переменил хозяина. Да это было настоящее искусство. И слава Создателю, что он наградил этим искусством паренька, который не хотел воровать, а был вынужден изредка заниматься этим ремеслом исключительно потому, чтобы выжить.

Ленька сладко потянулся и, прихрамывая, неторопливо покинул зал ожидания. В аптеке второго этажа он купил два стандарта аспирина, градусник и спустился на первый этаж. В толстом бумажнике оказалось столько денег, что он вполне мог купить весь аптечный киоск. Но украденные деньги его особенно не радовали. Для него намного дороже были два стандарта аспирина.

На первом этаже его вдруг остановил аппетитный аромат свежих беляшей. Он повел носом, словно локатором, определяя источник исходящего аромата, и к своему неудовольствию увидел, что лоток с беляшами разместился напротив аптечного киоска, в котором Леньке не дали аспирина в долг. Но аромат свежих беляшей манил Леньку с непреодолимой силой и он подошел к хозяйке беляшей, розовощекой полной женщине в белом чепчике и белом халате. Он купил десять беляшей и попросил завернуть их в два слоя бумаги. Рассчитывался Ленька купюрой в пятьсот рублей.

Аптекарша узнала недавнего просителя аспирина и уставилась на Леньку с подозрением. В то время, пока продавец беляшей сдавала сдачу, аптекарша решала для себя трудную задачу – указать милиционеру на странного подростка, у которого не было денег даже на аспирин, а тут вдруг рассчитывается за беляши пятисотрублевой купюрой. Она переминалась на месте и покусывала в волнении нижнюю губу.

Ленька уловил настроение аптекарши и осознал всю опасность сложившейся ситуации. Но он не был бы Ленькой, если бы не нашел выход из сложного положения. Он решительно подошел к окошку аптеки и положил перед аптекаршей пятьсот рублей.

- Это, тетенька, вам лично, - сказал он, - на тот случай, если кто попросит аспирина для больного брата.

Ленька рассчитал точно. Теперь аптекарше не выгодно было сдавать его милиционеру. В этом случае она бы лишилась халявных денег. А она их любила, как впрочем, и основная масса грешных людей.

После этого Ленька, прихрамывая, спокойно направился к выходу из помещения вокзала. Он не устоял перед соблазном и с жадностью набросился на сочный ароматный беляш.

Аптекарша, почему-то густо покраснев, проводила Леньку виноватым взглядом и, наклонившись под прилавок, спрятала пятьсот рублей в свой кошелек.

Петька бредил пуще прежнего. От него несло жаром будто от натопленной печи.

Ленька попытался разбудить его чтобы дать аспирин, но все его попытки оказались тщетными. Тогда он сходил за свежей холодной водой и стал поливать на голову больного и умывать ему лицо. На некоторое время Петька перестал бредить и задышал немного спокойнее. Этим моментом и воспользовался Ленька. Он быстро развел водой таблетку аспирина в крышечке от пластиковой бутылки и, приподняв горячую голову друга, влил ему в рот лекарство. Петька сразу же проглотил его и через некоторое время в беспамятстве стал просить пить. Ленька давал ему воду маленькими порциями до тех пор, пока Петька не перестал бредить. Через какое-то время он задышал более ровно.

У Леньки немного отлегло от сердца. Он сел в изголовье друга и уже без аппетита съел еще один беляш. Затем откинулся на стенку шалаша и забылся тревожным сном.

Проснулся он, когда солнечные лучики заглянули в шалаш сквозь многочисленные щели. Сразу же потрогал Петькин лоб. Он был горячим, но не таким, как ночью. Дыхание было тяжелое, но бреда не было, что вселяло надежду на скорое выздоровление.

Ленька развел вторую таблетку аспирина и приподнял Петькину голову. И тут больной открыл глаза. Взгляд его был несколько мутноватым, но все же осмысленным.

- Шо со мной? – прошептал он хриплым голосом.

- Похоже, горло простудил, - ответил Ленька, - всю ночь бредил. Выпей аспирин.

Петька послушно выпил и с трудом выдавил:

- А мороженое я все равно люблю.

- Люби на здоровье. Только следующий раз покупай его вместе с аспирином.

- Лень, мне холодно.

- При простуде бывает. Сейчас я тебя согрею.

Ленька быстро сдернул с шалаша брезент и укутал в него Петьку.

- Лень, спать хочу.

- Поспи. А я за молоком сгоняю. Тебе сейчас горячего молока надо. Я знаю.

Петька не ответил, а только устало смежил веки.

Ленька купил в павильонах на привокзальной площади пару пакетов молока, растворимый какао, кило пряников, две металлические кружки, небольшую сковородку, два складных ножа с откидывающимися лезвиями, сигарет, зажигалку и две дюжины спиртовых таблеток, которые берут в поход туристы. На обратном пути он подобрал небольшой обрезок металлической трубы и со всем этим добром объявился у шалаша.

К радости Леньки, Петька сидел в ворохе брезента и зевал до хруста в скулах.

- Лень, а шо это со мной было? – прохрипел он.

- Ну, ты и даешь, любитель мороженого, - удивился Ленька, - ты чо, заспал? Мы же об этом говорили. – Это все твои любимые ледяные мороженые со вкусом дыни. Так они тебя отблагодарили за любовь к ним. Хорошо, если обыкновенная простуда, а если ангина? Она осложнения дает. Мама говорила. На градусник и меряй температуру, а я тебе молока вскипячу. Подожди-ка, открой рот. Скажи а-а.

- А-а-а…

- Вроде ничего. Горло не очень красное. Будет тебе наука, как кучу ледяного мороженого хавать. Держи градусник под мышкой плотнее, а я займусь нашей печкой.

Поставив на «попа» обрезок трубы, Ленька поместил внутрь пару спиртовых таблеток, поджег их от зажигалки, поставил на это незатейливое сооружение металлическую кружку и налил в нее молока. Когда молоко закипело, он прихватил рукавом рубахи кружку за ручку и принес горячее молоко к постели больного.

- Очень горячее, подожди немного. Петь, у нас есть вкусные мясные беляши. Разогреть?

- Лень, я тебя умоляю. Какие беляши?! Хоть бы молоко выпить.

Прихлебывая осторожно горячее молоко, Петька спросил:

- Ты шо, в чужой карман залез?

- С чего ты взял?

- Лень, ты шо, считаешь меня больным на голову? Откуда тогда беляши, молоко и пряники?

- Люди добрые подарили.

- Мама дорогая, осталось мне поверить. Где это ты встретил добрых людей?

- А чо мне оставалось делать? Аптекарша, падла, даже аспирин без бабок не дала. Ладно, нечего об этом. Проехали. Выпей все молоко.

- Только из уважения к тебе, - кивнул Петька и, обжигаясь, мужественно допил молоко.

- Вижу, тебе лучше, - облегченно вздохнул Ленька.

- Лень, я засыпаю.

- Поспи. А я на вокзал сгоняю. Кое-кому должок надо отдать.

Петька не ответил. От усталости он сразу провалился в сон.

***

Хотя Ленька прихрамывал, но чувствовал, что в случае чего и убежать сможет. В мусорной урне возле пельменной он подобрал пустую бутылку из-под мартини объемом 0,7 литра, завернул ее в валявшийся кусок газеты и направился к хлебному киоску. Возле киоска он приготовил двадцать рублей и с тыльной стороны потянул на себя ручку двери. Дверь открылась и он увидел в тесном помещении киоска с одной стороны поставленные друг на друга лотки с булками хлеба, а с противоположной – картонные коробки и сваленные кучей упаковки с быстрорастворимой лапшой «Доширак», пряниками, чаем, минеральной водой и прочими продуктами, которые пользуются наибольшим спросом у пассажиров поездов.

Из-за этой кучи продуктов выглянул мужчина «кавказской национальности» в дорогом костюме цвета кофе с молоком и сурово спросил:

- Тебе чего, пацан?

- Вы хозяин киоска? – спросил Ленька спокойно, стараясь не выдать внутреннего волнения.

- Ну, я. Тебе-то чего надо?

- Я пришел долг отдать, - ответил Ленька и, прикрыв дверь, остался снаружи.

Хозяин вышел к нему с вопросом на лице и деловито осведомился:

- Какой долг? По-моему я тебе ничего в долг не давал. Это вообще не в моих правилах.

- Я должен за булку черного хлеба, которую у вас стащил мой младший брат. Позавчера это было.

- А-а, припоминаю, - криво усмехнулся хозяин. – Что, совесть заговорила?

- Сколько стоит булка черного хлеба? – спросил Ленька, внутренне сжимаясь в пружину.

- Четырнадцать рублей.

- Вот двадцать, - протянул Ленька две десятки. – Сдачи не надо.

Хозяин киоска хмыкнул, молча взял деньги и стал засовывать их во внутренний карман пиджака.

- А помните, как вы запустили в него бутылкой? В спину попали. Братишка долго плакал.

- И правильно сделал, - повысил голос хозяин киоска, - воровать не надо. Расплодилось нищеты, как тараканов.

- За это получи должок, - тихо проговорил Ленька, бледнея. Выдернув бутылку из газеты, он изо всей силы ударил ею хозяина хлебного киоска в лоб. Мужчина, не проронив ни слова, закатил глаза и рухнул на спину.

На счастье Леньки посторонних за киоском не оказалось. Отбросив бутылку, прихрамывая, он отбежал от места происшествия метров на пятьдесят и спрятался за павильоном косметики. Выглянув через некоторое время из-за угла, он увидел, как хозяин хлебного киоска приподнялся, словно пьяный, неуверенно шаря руками по земле, потом с трудом сел среди мусора и замотал головой, будто с глубокого похмелья.

- Вот теперь полный расчет, - с облегчением выдохнул Ленька. – Не будешь обижать беспризорников, козел. Мы тоже люди.

Петька по-прежнему чувствовал себя плохо. После принятия аспирина температура у него падала, а через некоторое время вновь поднималась. Ленька отпаивал его горячим молоком, но никак не мог заставить поесть. Петька все время спал и к разговорам не был расположен. То, что он не бредил, в какой-то степени успокаивало Леньку. В дополнение к аспирину, он часто менял на лбу больного горячие высохшие повязки на мокрые холодные. На ночь укутал Петьку в брезент, а сам, прижавшись к его боку грудью, бодрствовал как брат милосердия, готовый в любой момент оказать другу необходимую помощь. Только далеко за полночь сон свалил Леньку. Он уснул, прислонившись к Петьке ухом, словно прислушиваясь к биению его сердца. Ленька не случайно стал называть Петьку младшим братом. Это были не просто слова. Он всей душой полюбил этого славного пацана из Одессы за его открытый честный характер и своеобразный юмор. Если бы Петьке угрожала серьезная опасность, он, не задумываясь, прикрыл бы его своим телом. Но, бывают в жизни ситуации, когда даже самый верный друг не сможет помочь. Тут все зависит от судьбы. У каждого она своя.

Ближе к утру, когда оба спали, на брезент к Петьке заползла черная змея. Подняв плоскую голову, она долго смотрела в лицо спящего больного, размышляя о чем-то своем, змеином, потом нехотя соскользнула с брезента и уползла в густую траву. У нее не было двух желтых пятнышек на голове. Это была ядовитая сибирская гадюка.

Солнечный малиновый диск выплыл из-за горизонта и расплескал вокруг теплые живительные лучи. Цветы стали раскрывать свои бутоны, роща наполнилась птичьим многоголосьем, а на полянку из кустарника вылез еж в поисках завтрака.

Но солнечные лучи, проникшие в шалаш, не смогли разбудить ребят. Они перевернулись на живот и проспали еще часа три.

Первым проснулся Петька. Он вылез из кучи брезента, сел на него и с завыванием потянулся.

Ленька открыл глаза и с удивлением уставился на Петьку.

- Ты чо не болеешь? Ложись.

- Я тебя умоляю, шо ты меня в больные записал? – слабо улыбнулся Петька. - Кто из нас больной – еще надо посмотреть. Ты спишь, как сурок, и тебе нет заботы, шо твой друг умирает от голода.

- Петька, ты захотел хавать, а это значит, что пошел на поправку, - обрадовался Ленька. – Сейчас я тебя накормлю до отвала.

- Много не смогу. Голова кружится.

- Это от слабости. Давай умываться. Я тут воды натаскал…

Вскоре они ели разогретые беляши и запивали горячим растворимым какао.

Петька смог осилить лишь один беляш, зато приналег на пряники. Лицо его раскраснелось, в глазах появился прежний блеск.

- Лень, я дико извиняюсь, но меня интересует вопрос – откуда вся эта вкуснятина? Ты обещал чужой карман не путать со своим.

- Обещал, - кивнул Ленька, принимаясь за третий беляш, - но в том случае, когда в нашем кармане есть бабки хотя бы на черный хлеб.

- А как твое колено?

- Нормально. Из-за твоей болезни я совсем о нем забыл. Правда, при ходьбе чуть-чуть побаливает. Петь, а я вчера твоего обидчика по башке бутылкой шарахнул.

- Какого обидчика? Шо-то я тебя не разумею.

- Который тебе по спине бутылкой съездил.

- Хозяина хлебного киоска?

- Его.

- А я про него уже забыл.

- И хорошо, что забыл. А он про нас будет помнить. Пусть не обижает беспризорников, падла.

- Как же ты от него убежал с больным коленом?

- Я просто ушел, потому что он долго общался с мусором на земле.

- Мама родная, мне представляется, ты его здорово огрел. Но мог убить.

- Ты крепко пошутил. Такого жлоба и кувалдой не убьешь.

- Лень, а к нам какой-то мутный фраерок канает. Ты случаем перышек не купил?

- Купил, не хуже прежних, - ответил Ленька, вглядываясь в подходившего коротко стриженого чернявого мужика лет тридцати пяти. Одет незнакомец был в светлый льняной костюм и в тон ему туфли.

Ленька успел достать из пакета и бросить Петьке на колени складной нож с выбрасывающимся лезвием, а свой нож раскрыл и многозначительно стал покачивать им в руке.

- Партизаны не сдаются и встречают врага во всеоружии, - усмехнулся мужчина и, не подходя к ребятам метра на три, присел на корточки.- Ну, здорово, бродяги. Что так агрессивно настроены? Готовы меня на ножи поставить. Успокойтесь, я вам не враг, и не из ментовки. Кириллом меня зовут. Или просто – Киря.

- Здорово, коль не шутишь, - сплюнул Ленька в сторону и убрал нож в карман. – Я Ленька, а друга моего Петькой звать.

- Он что – немой? – не зло пошутил Киря.

- Я за вас ничего не знаю, - обронил не без иронии Петька. Ему Киря сразу не понравился : и бегающие беспокойные глаза, и небритое лицо со сломанным носом и косым шрамо на щеке, и наколки на пальцах обоих рук. – Если есть разговор до нас – мы выслушаем с интересом.

- О, да ты, Петя, похоже, из славного города Одессы, -мелко рассмеялся Киря. – По говору можно угадать. У меня кореш на зоне одессит. Он еще чалится. А ты, Леня, из каких мест?

Ленька определил для себя, что Киря еще тот жучок, а поэтому не собирался вступать с ним в пространные дискуссии.

- Из далеких, - ответил Ленька сдержанно, - отсюда не видать.

- Веселые вы ребята, - улыбнулся Киря, - я за вами уже два дня наблюдаю.

- И с какой целью? – спросил Ленька.

- Из простого человеческого любопытства.

- Разумею, шо у вас есть предложение до нас? – поинтересовался Петька и спрятал свой нож в карман джинсов.

- Да, пацаны. Очень серьезное и вам оно должно понравиться.

- А какой вы находите в этом личный интерес?

- Интерес для души. Я жалею беспризорников и всячески стараюсь им помогать. Почему? Потому что я сам из беспризорников.

- Ваш душевный порыв я могу понять, - кивнул Ленька, - а чем конкретно вы можете нам помочь? И почему подумали, что мы нуждаемся в помощи?

- Ладно, пацаны, что пустышку гонять, - Киря согнал с лица улыбку. – Скоро осень, а затем зима. В вашем шалаше не перезимуешь. Кроме того, промышляете вы на жизнь кражами, тут и к бабке ходить не надо. В любой момент вас могут менты замести и пойдете вы, милые, по этапу в места отдаленные и строгие. Вас такая перспектива устраивает?

- Шо вы нас расстраиваете? – обронил недовольно Петька.

- Вы вроде запугиваете? – добавил Ленька.

- Не расстраиваю и не запугиваю, - ответил со вздохом Киря. – Это реальность, пацаны. Я, например, завязал с прошлым и не жалею. Сейчас честно тружусь в области здравоохранения. Вам предлагаю работу в коллективе обслуживающего персонала санатория. Этот санаторий принадлежит одному крупному бизнесмену. Поверьте, он денег не жалеет. Будете зарабатывать приличные бабки, вас будут хорошо кормить. Что вам еще надо для полного счастья? Поймите, я вас хочу уберечь от тюрьмы. Не упустите своего шанса.

- Но мы еще малолетки, - засомневался Ленька, - какие из нас работники?

- Вам подыщут работу по силам, - улыбнулся Киря. – Ну, например, помогать садовнику ухаживать за зимним садом, да мало ли какие услуги требуются для клиентов санатория. Работа не пыльная. Не бойтесь, камни таскать вас не заставят, потому что их там просто нет, - и Киря натянуто рассмеялся.

- А вы кем работаете в этом санатории? – осведомился Ленька.

- Я начальник отдела кадров.

- Вообще-то мы и сами хотели подыскивать работу, - замялся Ленька, - а с воровством завязать.

- Тогда какой разговор? – поднялся Киря. – Считайте, что меня сами небеса к вам послали. Недаром в народе говорят, что все встречи между людьми происходят не случайно. Ну, что решаете?

- Киря, прошу пардона, - подал голос Петька, - а где этот санаторий? На поезде ехать?

- Недалеко. В сосновом лесу. Пару часов езды на джипе.

- Ты как, Петька? – почесал в затылке Ленька.

- Я, Лень, как ты. Можно попробовать. Не понравится – уйдем.

- Конечно, - подхватил Киря, – вы пацаны свободные. Кто ж вас держать будет?

Ленька махнул рукой.

- Ладно, мы согласны.

Киря широко улыбнулся и пожал им руки.

- Тогда собирайте свои пожитки, а я пошел на стоянку за машиной. Минут через десять подъеду.

- Постой, - остановил Петька Кирю и, указывая на стоявший в сторонке велосипед, спросил, - а велик можно с собой взять? Я его украл, но вернуть не успел.

- Велосипед ваш в джипе не поместится. Придется его оставить.

- Будет здесь ржаветь?

- Ты что забеспокоился о таком пустяке, - недовольно хмыкнул Киря, - у вас в санатории этих велосипедов будет сколь угодно. Собирайтесь в дорогу. Я скоро буду.

Когда Киря ушел, Петька сплюнул и с неприязнью сказал:

- Шо – то мне не нравится этот мутный фраерок. Лень, а не надумал ли он до нас какую-нибудь подлянку?

- У меня он тоже не вызывает доверия, - ответил задумчиво Ленька, - но чем мы рискуем? Не понравится в санатории – сбежим. И спрашивать Кирю не будем.

Большой черный джип с тонированными стеклами, который вел Киря, свернул с магистрального шоссе на проселочную дорогу, ведущую по над берегом Оби в сторону мочищенских элитных коттеджей.

Рядом с Кирей сидел упитанный шатен лет пятидесяти в элегантном черном костюме и черных прямоугольных очках. У него был самодовольный важный вид, какой бывает у людей успешных в бизнесе. Он изредка затягивался ароматной сигаретой и, выпуская дым в открытое боковое окошко, о чем-то сосредоточенно думал.

Киря не решался нарушить ход мыслей своего шефа, Казимира Львовича, зная его властный и вспыльчивый характер. Шеф не спешил рассчитываться и это беспокоило Кирю.

Но вот Казимир Львович выбросил сигарету в окошко и, взглянув на Кирю, осуждающе вымолвил:

- На этой неделе ты плохо сработал. Хозяин будет недоволен. Одно сиденье пустое. Пусть это послужит тебе предупреждением. В следующий раз уменьшу сумму гонорара. Понял?

- Понял, Казимир Львович. Но войдите в мое положение, кручусь без отдыха…

- Значит, не там крутишься, - жестко оборвал шеф, - четыре головы минимум. Усек? Иначе я вынужден буду подыскать тебе замену. Пойми, голубчик, я не могу подводить заказчиков. Мне проще тебя заменить.

- Я восполню, Казимир Львович, - Киря вытер рукавом пиджака выступивший на лбу пот. - В следующий раз доставлю пятерых.

- Смотри, я предупредил, - буркнул Казимир Львович и достал конверт с американскими долларами. – Отняв из конверта тысячу долларов, он сунул их в карман своего пиджака, а конверт с оставшимися долларами бросил Кире на колени. – Возьми, три тысячи. Тысячу сам просрал, так что вини себя.

Киря забрал конверт с баксами и, поблагодарив, заверил, что больше с его стороны проколов не будет.

- Надеюсь, - криво усмехнулся шеф.

- Я ведь, Казимир Львович, стараюсь, чтобы материал был качественный. Кого попало можно целую машину насадить. А вам это надо? Смею заметить, что брака в моей работе не было. Вы сами отмечали.

- Ладно, кончай базар, я тебе все сказал, - раздраженно буркнул Казимир Львович. – Я подремлю. Путь не ближний. – Откинувшись на спинку сиденья, он смежил веки.

Киря не посмел больше беспокоить шефа своими оправданиями.

Троица, о которой они говорили, сидела в салоне за звуконепроницаемой тонированной перегородкой: водитель мог видеть пассажиров, а они его нет.

Двое из троицы хорошо знакомы читателю – это Петька и Ленька. Третьим был худощавый огненно-рыжий парень среднего роста лет двадцати. Одет он был в грязные джинсы и затертую футболку, обут в треснутые на сгибах темные кроссовки. Щеки его заросли рыжей щетиной и весь он пах затхлым подвалом. Он полулежал на двух сиденьях и неуверенно поглядывал на соседей, сидящих напротив.

- Как тебя звать? – спросил Ленька.

- Валера, - с готовностью ответил рыжий и сел на сиденье.

- Я – Ленька, а это мой младший брат Петька. Хавать хочешь?

- Еще спрашиваешь, - вздохнул Валера, - со вчерашнего дня не ел.

- У нас есть хавка, - ободрил Ленька и, достав из пакета кусок колбасы и ломоть хлеба, подал новому знакомому.

Валера схватил еду дрожащими руками и с жадностью набросился на нее. Иногда он виновато взглядывал на ребят и, плохо прожевывая пищу, торопливо проглатывал ее, будто боялся, что ее отнимут.

- Да ты не спеши, а то подавишься, - заметил Ленька.

- Как же ты на хавку зарабатывал? – поинтересовался Петька. – Воровал?

- Не, я боюсь воровать, - мотнул головой Валера. - Тюрьмы боюсь. Бутылки собирал и сдавал. Но в этом бизнесе тоже конкуренция. Один раз из-за бутылки меня здорово избили.

Расправившись с едой, Валера собрал крошки с джинсов и отправил их в рот.

- Спасибо, пацаны, - поблагодарил он. – Вот бы сейчас закурить для полного счастья.

- Сигареты у нас есть, но, наверное, надо подождать, - сказал Ленька, - не в дыму же ехать два часа. Здесь нет вентиляции, как в глухом ящике. Через тонированные стекла слабо видно где мы проезжаем. Странная машина. А еще джип.

- Можно и потерпеть, - сразу согласился Валера.

- Валера, ты бомж? – прямо спросил Ленька.

- Конечно бомж, раз нет ни квартиры, ни работы. Но теперь, думаю, наладится. Киря обещал оформить в санатории электриком с хорошим окладом. Подкоплю деньжат и начну новую жизнь. А вы тоже в санаторий?

- Туда, - кивнул Ленька. – Нам тоже Киря обещал работу, не пыльную. Мы согласились, потому что не хотим воровать.

- У нас нет интереса до тюрьмы, - вставил Петька.

- Значит, вы беспризорники, - сделал вывод Валера, - понятно, у каждого своя беда.

- Валера, а ты как в бомжах оказался? – спросил Ленька. – Вроде взрослый парень, мог на работу устроиться.

- Конечно, мог, я неплохой электрик, - начал грызть грязные ногти Валера, - по глупости, нервы не выдержали. Точнее, из-за любви.

- Как это из-за любви?

- Из – за любви к девушке. Вы, пацаны, еще слишком молодые и пока еще не знаете, что такое настоящая любовь.

- Тут ты прав, - согласился Ленька, - мы не влюблялись. Хотя, Петька у нас влюбленный. В мороженое. Он даже пострадал от этой любви. Горло простудил.

- Мама дорогая, ты шо меня позоришь перед Валерой, - с легкой улыбкой заметил Петька. – Человек подумает, шо я больной на голову.

Валера внимательно посмотрел на попутчиков и впервые улыбнулся.

- А вы, пацаны, с юмором, это хорошо. Но я не шутил, когда сказал, что оказался в бомжах из-за любви к девушке. Служил я в радиотехнических войсках, был сержантом и переписывался с красавицей Люсей. Я очень ее любил. Был уверен, что и она меня так же любит. Мы переписывались. Я на неделе по три письма ей писал. И она часто мне отвечала, клялась в вечной любви. Я с нетерпением ожидал дембеля. И где-то за месяц до него, Люся перестала отвечать на мои письма. Я стал закидывать ее письмами и телеграммами, но ответа не получал. Стал подумывать, что, наверное, случилось что – нибудь страшное. И вот, в последний день перед дембелем, получаю от любимой Люсеньки телеграмму, в которой она извиняется и ставит меня в известность, что вышла замуж за хорошего, самостоятельного человека, бизнесмена и уезжает в Санкт – Петербург. Еще раз извинилась и точка. Как после этого верить женщинам? Можете представить, с каким настроением я ехал домой. Но это был еще не конец моей печальной истории. За несколько дней до моего приезда то же самое вытворила и моя родная мать. Она тоже уехала с каким-то богатеньким мужичком в далекие края. Оставила отцу записку с извинениями и просьбой не искать ее, так как это будет бесполезно, потому что она сменит фамилию. Она постоянно пилила отца за то, что он не умеет зарабатывать больших денег, как другие нормальные мужики. Он работал рядовым продавцом на складе строительных материалов. Вот и остались мы вдвоем с отцом покинутые женщинами. Я говорил отцу, что пошел искать работу, а сам уходил в пивной бар и просиживал там целыми часами, пропивая последние копейки. Я не мог пережить предательство Люси, и никакая работа на ум не шла. Отец же запил по - черному.

Валера тяжело перевел дыхание, посмотрел печальными глазами на внимательных юных слушателей, и под неравномерное покачивание автомобиля на неровностях проселочной дороги, продолжил:

- Однажды возвращаюсь под вечер домой, а дома-то и нет. Мы жили в частном, в Ленинском районе. Сгорел дом вместе с пьяным отцом. Из-за чего произошел пожар так толком никто и не выяснял. Всю вину свалили на отца. Наверное, мол, курил пьяный в постели и уснул, от сигареты и загорелось. Так я остался без любимой, без семьи и без дома. После этого съехал с катушек и стал бродить где попало. Повезло, что на днях Кирю встретил. Хороший мужик. Вошел в мое положение, угощал обедом, работу вот предложил. Есть же хорошие люди.

- Мы сочувствуем тебе, Валера, - сказал Ленька, - но у нас с Петькой не менее грустные истории. Однако, мы надеемся на лучшее будущее. Я вот хочу стать шофером, а Петька космонавтом.

- Лень, я еще окончательно не решил, - заметил Петька.

- Ваш оптимизм и в меня вселяет надежду, - улыбнулся Валера. - Может, этот санаторий, куда нас везут, и будет поворотным пунктом в наших судьбах. Пацаны, давайте в санатории держаться вместе.

- Мы всегда за дружбу, - согласился Ленька.

- Чем больше компания, тем веселее, - добавил Петька. – Шо – то меня стало укачивать в этой колымаге. Вздремнуть, шо ли?

- Это от слабости, после твоей болезни, - сделал вывод Ленька. – а поспать я не против.

- Можно и покимарить, - поддержал Валера.

Джип повернул на чуть заметную дорогу, ведущую в густой сосновый бор. По траве, проросшей на ней, можно было судить, что здесь ездили очень редко.

Через некоторое время джип, поскрипывая тормозами, поехал под уклон.

Ленька присмотрелся в темное окно и сообщил товарищам:

- Кругом сплошные сосны.

- Сосны – это хорошо, - отозвался Валера, - санаторий и должен находиться в сосновом лесу. Представляю, какой снаружи воздух. Скорее бы нас выпустили из этого душного собачника. Я весь вспотел.

Словно услышав его желание, джип притормозил, потом заехал в какое-то темное помещение и остановился. Мотор заглох. Одновременно с загоревшим в помещении светом поднялась задняя дверь джипа.

- Как доехали? – спросил неулыбчивый Казимир Львович.

- Нормально, - ответил за всех Ленька, спрыгивая на бетонный пол помещения. – Душновато было.

- Отдышитесь. Тут такой воздух, что наши клиенты без лекарств выздоравливают. Меня зовут Казимир Львович. Я заместитель главного врача. Следуйте за мной.

Приехавшие молча переглянулись и пошли следом за Казимиром Львовичем. Пройдя в боковую дверь, они попали в длинный пустой коридор без окон, облицованный по стенам белым мрамором. Освещение в нем было слабое. В конце коридора подошли к массивной металлической двери и заместитель главного врача набрал на кодовом замке нужный номер. Дверь открылась, и они прошли в следующий коридор, более широкий, высокий и светлый, с окнами, защищенными снаружи металлическими решетками. Его стены были отделаны цветным мрамором, во многих местах стояли высокие пальмы в лакированных кадках. Людей и здесь не было.

Затем они прошли еще через одну металлическую дверь с кодовым замком и оказались в просторном ярко освещенном помещении с фонтаном посредине. Стены здесь были в цветной мозаике на сюжеты древнегреческой мифологии, паркетный пол застелен мягкими ковровыми дорожками бордового цвета, поглощающими звук шагов. Возле фонтана сидели в мягких креслах люди с разным цветом кожи в одинаковых голубых пижамах: кто читал газету, кто книгу, а некоторые сидели просто так, предаваясь своим мыслям или тихо разговаривая с соседом.

Петьку заинтересовали два негра, черные, как сажа, разговаривающие на непонятном языке.

- Казимир Львович, а шо это за люди? Даже негры? Как они сюда попали?

- Отдыхающие, - коротко обронил Казимир Львович, - ведь у нас санаторий и любой желающий может здесь подлечиться. – Прошу сюда, - указал он на дубовую дверь в стене.

Прошли в небольшой, но роскошный кабинет, где за массивным столом сидел пожилой седовласый мужчина в очках с крупными стеклами и просматривал какие-то бумаги.

Петька тут же дал ему про себя прозвище – Седой.

Увидев вошедших, Седой поднял голову, поправил на переносье очки, и глуховато-скрипучим голосом спросил Казимира Львовича:

- Почему только трое? Не отвечай. Потом объяснишься. Выражаю неудовольствие. Следующий раз сам за четвертого пойдешь. Свободен.

Казимир Львович вытер платком вдруг вспотевшее лицо и, почтительно склонив голову, попятившись, поспешил покинуть кабинет.

- Садитесь, - сказал Седой. – Меня зовут Самуил Михайлович. Я главный врач этого санатория, который называется «Сосновый рай». Поздравляю вас с прибытием к нам. Надеюсь, у нас вам понравится.

Гости уселись в удобные кресла у стены и вопросительно уставились на главврача. А тот сухо и монотонно продолжил:

- О вашей работе поговорим несколько позже. Сначала нужно пройти недельный карантин. Таков порядок.

- А в чем суть карантина? – поинтересовался Валера. – Что эту неделю будем делать?

- Ничего, - прежним тоном ответил Самуил Михайлович, - отдыхать и сдавать анализы. Мы должны убедиться, что вы здоровы, не болеете заразными болезнями. Обычная проверка. Не спешите, еще наработаетесь. Сейчас вам покажут комнаты, где будете проживать на период карантина. Для каждого отдельная.

- Мы будем жить по одиночке? – встревожился Ленька. – Мы с Петькой не согласны. Мы братья.

Главврач немного подумал и разрешил.

- Вам предоставят двухкомнатную в первом блоке. А вы, - он перевел взгляд на Валеру, - будете пока жить в блоке номер два с электриками и сантехниками. Еще вопросы есть? Вопросов нет. Сейчас вас отведут в баню и выдадут чистую форменную одежду. Потом – обед. Пока все.

После этих слов Самуил Михайлович нажал на столе кнопку. В кабинет вошел угрюмый черноволосый громила в темно-зеленой униформе, с закатанными до локтей рукавами пиджака. Взгляд у громилы был тяжелый и малоподвижный, как у профессионального убийцы.

Главврач посмотрел на Петьку с Ленькой и объявил:

- Это Тимофей. Ваш непосредственный начальник. Слушайтесь его.

Переведя взгляд на Трофима, Самуил Михайлович сказал:

- Новички. Неделя карантина. Этих двоих, - он кивнул на Петьку с Ленькой, - отведешь в первый блок, пусть живут вместе. Я разрешил.

- А этого? – Тимофей кивнул на Валеру.

- Не твоя забота. Идите.

Тимофей подтолкнул Петьку и Леньку к двери. Сделал он это легонько, но Петьке показалось, что его спины коснулся железный ковш экскаватора.

Через час Петька и Ленька, отмывшись в прекрасной бане с бассейном, надели выданные им чистое белье и голубые пижамы.

- А где наши ножи, мой бумажник с деньгами и сигареты с зажигалкой? – спросил Ленька у Трофима.

- Вам все вернут после карантина, - лениво буркнул Тимофей, - а курить во время карантина категорически запрещено. Здоровью вредит.

- Отдайте наши вещи! – потребовал обиженный Ленька. – Вы чо обращаетесь с нами, как надзиратели с зэками в тюрьме? Если и дальше так пойдет, то не будем у вас работать. Мы не привыкли, чтобы нам навязывали режим. Мы пацаны свободные.

После слов возмущения Леньки на физиономии Трофима проклюнулась чуть заметная ироническая ухмылка и он жестко оборвал:

- Хватит трепаться, пошли. Я все сказал. По-другому не будет.

Ребятам стало понятно, что их мнение совершенно никого здесь не интересует. Оставалось только следовать приказам непосредственного начальника.

Через несколько минут Трофим привел их в небольшую, но уютную столовую. Светлое помещение столовой сверкало красивым цветным кафелем на стенах, натертым до блеска паркетом и белоснежными скатертями на дубовых столах. Все столы, а их было десять, были свободны.

Трофим указал ребятам на ближний стол от входа и, отступив к двери, замер, словно статуя.

Ленька с Петькой сели за стол и сразу же возле них возник официант с подносом. Это был худощавый парень лет двадцати пяти с бледным мрачным лицом. Он поставил на стол овощные салаты, бутерброды с красной икрой, борщ с мясом, жареную телятину с картофелем «фри», кувшинчик клюквенного сока и молча удалился.

Ребята тут же набросились на еду с собачьим аппетитом. Упрятали все принесенное официантом в пустые желудки с быстротой тренированных солдат. Только клюквенный сок не допили. Места не хватило.

- Меня такая житуха вполне устраивает, - довольно улыбнулся Петька, поглаживая живот.

- Ленька обедом тоже остался доволен, но ответить другу ничего не успел, так как к ним подошел Трофим и положил каждому на плечо по огромной лапище, величиной с совковую лопату. Без слов было ясно – следовало встать и идти за их непосредственным начальником.

Трофим отвел ребят в их комнату и сказал:

- Ужин будет в шесть вечера. Я за вами приду. Можете смотреть телевизор. Туалет здесь, - он указал пальцем на стену, в которой была заметна дверь с бронзовой ручкой в форме головы льва. Отдыхайте.

Тимофей вышел и запер дверь снаружи на ключ.

Петька с Ленькой переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели на имеющиеся два окна – на обоих за стеклами виднелись железные решетки.

- Хавка хорошая, но мне не нравится здешний режим, - задумчиво вымолвил Ленька. – Чо ты на это скажешь, Петя?

- Я толком ничего не уразумел, - пожал плечами Петька. – Но замечаю, шо дядьки тут угрюмые, будто только пришли с похорон.

- Это меня и беспокоит, - вздохнул Ленька, - особенно настораживает то, что Трофим закрыл дверь на ключ, будто мы можем сбежать. Все это странно. Я из-за режима и в детский дом не хочу идти. У меня нехорошее предчувствие.

- Лень, ну шо ты меня расстраиваешь? Плюнь и разотри. Давай лучше телевизор смотреть.

Петька скинул тапочки, плюхнулся на мягкую постель и нажал на кнопку пульта управления. По телевизору показывали водопады мира.

- Лень, красота какая! – воскликнул Петька восхищенно. – До ужина можем кино смотреть. Лень, ты не против, если я побегаю по каналам, может, где про пиратов кажут.

- Делай как знаешь, - буркнул Ленька, укладываясь на вторую кровать. Он заложил руки за голову и закрыл глаза. Он был старше Петьки почти на три года и более серьезно воспринимал окружающую обстановку. Он чувствовал, что они попали в какой-то необычный санаторий, и пытался мысленно разобраться в ситуации, но ни к какому конкретному выводу придти не мог.

Между тем Петька проверил все каналы телевизора и недовольно воскликнул:

- По всем каналам кажут только водопады и зверей в джунглях, а от музыки в сон клонит.

- Это, видно, специально сделано, чтобы люди успокаивались, - высказал предположение Ленька. – На то он и санаторий. Как главный врач сказал – «Сосновый рай». Интересное название.

Петька выключил телевизор и вздохнул разочарованно:

- Зачем телик, если кино про пиратов не кажут? Давай спать. Я не помню когда спал на такой мягкой и чистой постели.

- Спи, кто не дает, - без настроения ответил Ленька, занятый своими мыслями.

Но в это время с наружной стороны двери кто-то повернул ключ в замке и в следующий момент в комнату вошел невысокий пожилой и не в меру худой мужичок в зеленой униформе служителя санатория. В руках у него был небольшой пылесос.

Прикрыв за собой дверь, мужичок усталым голосом сказал:

- Отдыхайте, хлопцы. Я пропылесосю коврики у кроватей, а затем приберусь в туалете. В этой комнате давно уборки не было.

- А где мы будем жить после карантина? – поинтересовался Петька, посмотрев в серо-желтое лицо уборщика. - Главный врач нам об этом ничего не сказал.

Уборщик посмотрел в сторону, тяжело вздохнул и взялся за пылесос.

- Я не знаю, хлопцы.

- Дяденька, а почему в вашем санатории все такие бледные и мрачные? - спросил Ленька и сел на кровати. – Словно больные. Заместитель главного врача говорил, что здесь воздух чудесный и отдыхающие вылечиваются даже без лекарств. А служащие какие-то унылые и неразговорчивые, словно постоянным поносом страдают.

- Хлопцы, мне не велено с вами балакать, - обронил уборщик и включил пылесос в электрическую розетку на стене.

Пылесос заработал с легким шумом и уборщик неторопливо занялся своим делом.

- А шо это вам не велено с нами балакать? – вдруг обиделся Петька. – Мы шо, арестованные? Мы после карантина будем такими же, как и вы. Нас сюда на работу пригласили. Вы шо на это имеете сказать?

Уборщик продолжал работать, не обращая на слова Петьки никакого внимания. Создавалось впечатление, будто не ему было сказано.

- Мама дорогая, вы интересный человек, - еще больше обиделся эмоциональный Петька. – Вы шо, не живой? Или знаете шо-то особенное за этот санаторий? Шо, тут есть какой-то секрет и вы опасаетесь его выдать? Мы только так можем истолковать ваше упорное молчание. Ну и плевать. Если нас и дальше будут закрывать на ключ, то мы откажемся у вас работать.

Неожиданно уборщик перестал пылесосить, на его тонких лиловых губах появилась слабая грустная улыбка и он тихо спросил Петьку:

- Ты, хлопец, я разумею, одессит?

- Шо, это у меня на лбу написано?

- Почти шо написано. Говор выдает. Значит, мы земляки.

- Я десять лет в Одессе прожил, там и родился. И шо с того?

- На какой улице жил?

- На Дерибассовской.

- А я на Французском бульваре. Под старость лет, совсем случайно, оказался в Сибири. Сын сюда позвал.

- Ваш сын здесь работает? Кем?

- Работал. – Тяжело вздохнул уборщик, замолчал и более интенсивно заработал пылесосом. Через некоторое время он сказал, - хлопцы, вам грозит смертельная опасность, но я постараюсь вам помочь.

- Вы, дяденька, говорите загадками, - продолжил диалог Петька, - и я вас толком не разумею.

- Слухайте меня внимательно и не перебивайте, - понизил голос уборщик, не отрываясь от своего дела, - зовут меня Остап, для вас - дядя Остап. Я буду говорить, а вы не смотрите в мою сторону. Здесь, как и везде, установлено видеонаблюдение. Нас видят, но разговор не слышат. Вас заманили в очень страшное место. Тут под крышей санатория работает подпольная криминальная клиника, где вырезают почки у живых людей. И не только почки. В большой цене поджелудочная железа, печень и сердце. Человек разрезается на части, а оставшиеся, ненужные куски тела скармливаются собакам.

- Но зачем? – холодея от страха, спросил Ленька.

- Вы, хлопчики, еще малые и мало чего разумеете. Почки продаются иностранцам по дорогой цене. Им делают операции в этой клинике. Донорами, то есть расходным материалом, служат бездомные люди, беспризорники, вроде вас и те, кто попал в аварию, но еще живые. Вам, хлопцы, осталось жить всего несколько дней.

- Вы шо, дядь Остап, так сильно нас расстраиваете? – осипшим от страха голосом прошептал Петька. – А если главный врач узнает, шо вы секрет выдали? Вам же не поздоровится.

- А кто ему скажет?

- Но какой ваш интерес рисковать? – холодея от предчувствия беды, спросил Ленька.

- У меня свои счеты с этой бандитской клиникой, - вздохнул Остап. – Будет время, расскажу. Двое суток вы вне опасности, пока у вас будут брать анализы. Здешним хирургам-убийцам нужны здоровые человеческие органы. Потом в любой момент можете оказаться на операционном столе. Все будет зависеть от количества поступивших заказов.

- Шо же нам делать, дядя Остап? – плаксивым тоном вымолвил Петька. – Я умирать не хочу.

- Это нас Киря, сука, сюда заманил, - зло бросил Ленька. - Дядь Остап, как же нам отсюда сбежать?

- Убежать практически невозможно. Я об этом не первый месяц думаю. Однако попробовать можно - есть у меня одно соображение. Но вы не должны показывать виду, что узнали страшный секрет. От этого зависит ваша жизнь, да и моя тоже. Хотя о своей я уже не думаю, а вам еще надо жить.

- Мы будем держаться, дядь Остап, - пообещал Ленька, - но уснуть, наверное, не сможем.

- А вот это не дело, спать надо.

- Я сейчас заплачу, - захныкал Петька, - шо нам так не везет? Если мы беспризорники, то можно нас убивать?

Ленька не выдержал.

- Перестань ныть, - оборвал он товарища, - ты же слышал, дядя Остап нам поможет.

- Хлопцы, я сделаю все возможное, - заверил Остап и занялся уборкой туалета. Закончив уборку и направляясь к двери, Остап, не глядя на ребят, проговорил:

- Завтра утром приду прибираться и ознакомлю с дальнейшими планами. Не падайте духом, хлопцы. И вышел.

С наружной стороны двери в замочной скважине повернулся ключ.

***

После ухода дяди Остапа ребята некоторое время лежали молча, уставившись в потолок. У Петьки налились глаза слезами, но он крепился.

Ленька искоса глянул на него и жестко предупредил:

- Ты еще разревись. Я тогда тебя в окно выброшу.

- Не выбросишь, - сипло возразил Петька, - на окнах решетки.

- Ладно, не буду выбрасывать, - невесело вздохнул Ленька и обнял товарища за плечи. – Не забывай, о чем дядя Остап предупредил: не надо показывать виду, что мы узнали тайну этого санатория.

- Лень, но мне страшно. Может, дядя Остап пошутил? А шо, если у него башня съехала? Шо, если он психобольной? Потому его и держат в уборщиках.

- Глупости несешь, - возразил Ленька. - Мне он не показался психом. Тут на правду похоже. Попадись мне сейчас эта дешевка Киря, я бы ему зубами глотку перегрыз. Хотя он в этой бандитской компании, похоже, мелкая сошка. Тут, как я теперь понимаю, волки покрупнее.

- Лень, что же нам делать? Подыхать не охота.

- Будем думать. Соберись и не ной. У нас есть время. Не распускай сопли. Обещаешь?

- Обещаю, - тихо вздохнул Петька и высушил глаза рукавом пижамы.

Усталость взяла верх и вскоре они уснули.

Свет здесь не выключался, но он ребятам не мешал.

Проснулись оттого, что их пошевелили две железные руки, от соприкосновения с которыми остались на теле ребят болевые ощущения.

- Ужинать, - пробасил Тимофей и отошел к двери, - две минуты на туалет.

- Куда спешить? – осмелился спросить Ленька, протирая глаза.

- Режим должен соблюдаться, - мазутным голосом ответил Тимофей. Расставив широко ноги и заложив руки за спину, он стал походить на американских полицейских, каких показывают в кино по телевизору. – Поспешите!

Ребятам ничего не оставалось, как подчиниться.

На ужин все тот же мрачный официант подал салат из креветок, овсяную кашу, по крутому яйцу и малиновому рулету с апельсиновым соком. Еда была вкусной. Хотя у ребят было не очень-то веселое настроение, тем не менее они справились с ужином довольно быстро.

Когда по знаку Тимофея они поднялись из-за стола (ужинали опять без посторонних), официант поставил перед ними две пластиковые бутылки какого-то напитка и два пластиковых стаканчика. На бутылках этикеток не было.

- Возьмите с собой, - приказал Тимофей.

- А шо это? – робко осведомился Петька.

- Я скажу. Пошли.

Тимофей сопроводил их в комнату и, кивнув на бутылки, сказал:

- За вечер должны выпить.

- А если мы не захотим пить? – спросил Ленька.

- Захотите.

- Но чо это?

- Бальзам, очищающий организм. Для внутренних органов полезный. Утром будете сдавать мочу и кал на анализ.

- Как сдавать?

- Лаборант объяснит.

- Тимофей достал из кармана связку ключей и повернулся к двери, чтобы уйти.

Но Ленька остановил его вопросом:

- Дядя Тимофей, а зачем вы нас закрываете?

Тимофей повернулся к ребятам лицом и, напрягая все свои немногочисленные мозговые извилины, от чего на его покатом лбу даже морщинка обозначилась, медленно ответил:

- Чтобы не ходили, где не положено, и не мешали врачам работать. И не задавайте лишних вопросов.

- А главный врач говорил, шо со всеми вопросами обращаться к вам, - напомнил Петька.

- У тебя вопрос? – недовольно замялся Тимофей.

- Ага. Почему по телевизору не показывают кино про пиратов?

- Про пиратов? – неожиданно осклабился Тимофей, выказывая лошадиные зубы. – Нет, про пиратов нельзя. Такое кино вызывает расстройство организма. А здесь думают о вашем здоровье. Вам добавят кино про бабочек.

Тимофей круто повернулся и быстро покинул комнату. Послышался металлический звук закрываемого замка.

- Лень, шо-то мне думается, у этого бегемота нет мозгов в голове, - всплеснул руками Петька. – Мама родная, он добавит нам кино про бабочек! Вот козел. Лень, шо ты на это скажешь?

- Ничего, - задумчиво ответил Ленька. Он сбросил с ног тапочки и упал на постель. С каждой минутой внутреннее напряжение у него нарастало. Как старший, он чувствовал ответственность за то угрожающее положение, в котором они оказались. Он метался в мыслях и не находил выхода. В голову приходила даже такая отчаянная мысль – когда приведут на операцию, схватить со стола хирурга острый скальпель и расписать физиономии бандитов в белых халатах. Он понимал, что это бредовая мысль, что взрослые дядьки не дадут ему даже дернуться, но ничего не мог с собой поделать, останавливался только на этой мысли. При всем нарастающем внутреннем напряжении он все же находил в себе силы сохранять внешнее спокойствие, так как это нужно было для Петьки, который смотрел на него. Оставалось только надеяться на дядю Остапа. Но эта надежда была настолько призрачной, что у Леньки от переживаний заныло под ложечкой.

- Лень, я сильно удивляюсь твоему спокойствию, - вздохнул Петька, ложась на кровать. – Меня тюремный режим очень даже тревожит. А шо, если неожиданно напасть на Тимофея, оглушить и убежать?

- Ты, Петя, насмотрелся фильмов про пиратов, - невесело улыбнулся Ленька, - ведь этот бегемот нас обоих в узел завяжет, а ты – оглушить. Чем ты его оглушишь? Тут все прикручено к полу –и оба стула, и тумбочка, на котором стоит телевизор, и даже сам телевизор железным обручем прикручен к тумбочке, кровати и те к полу намертво прихвачены. Как в настоящей тюремной камере. Да дело совсем и не в Тимофее. Дальше коридора нам бы все равно не уйти. Куда бежать дальше? Помнишь, чо дядя Остап говорил – убежать отсюда невозможно.

- Но он говорил, шо у него есть план.

- Говорил. Теперь одна надежда на него.

- А шо, если он к нам больше не придет?

- Ну, тебя опять понесло. Шо, да если. Не случайно же бог нам его послал. Будем надеяться. Чо-то пить захотелось.

- Мне тоже.

И они принялись пить. Напиток в бутылках оказался приятным, чем-то напоминавшим пиво. И чем они больше его пили, тем больше хотелось пить. При этом все чаще стали бегать в туалет облегчаться. Часа через два обе бутылки оказались пустыми.

А затем их потянуло в сон. И ребята не стали ему сопротивляться.

Утром они не слышали, когда в комнату вошли двое. Один из вошедших был Тимофей, а его попутчик - плотный лет сорока пяти брюнет в белом халате с чемоданчиком. Продолговатое, кислое выражение его лица с тусклыми рыбьими глазами говорило о том, что обязанности свои этот человек выполняет больше по принуждению, чем по доброй воле.

Тимофей разбудил подопечных и, как обычно, стал у двери. Брюнет, он оказался глухонемым, зазывая по очереди Леньку и Петьку жестами в туалет, взял у них в специальную тару кал и мочу для анализа, после чего торопливо удалился.

- Умойтесь, - приказал Тимофей. – Да побыстрее.

Умылись.

- Пошли, - вновь приказал непосредственный начальник.

- Куда? – осмелел Ленька, и желваки заходили у него на скулах. Он уже всей душой успел возненавидеть этого самоуверенного туповатого громилу.

- Кровь сдавать. Пошевеливайтесь.

Вскоре у них взяли на анализ кровь из пальца и вены, после чего под конвоем Тимофея они вернулись в свою комнату и были заперты на ключ.

Уходя, Тимофей сказал:

- Сейчас у вас сделают уборку, а через полчаса отведу на завтрак.

Через минуту дверь отперли и в комнату вошел Остап. В одной руке он держал за ручку пылесос, а во второй ведерко с водой, в котором плавала тряпка. Он запер дверь изнутри, тихо поздоровался и положил ключ в карман пиджака. Не глядя на ребят, сидевших на постелях, он стал протирать влажной тряпкой телевизор и тумбочку.

Ленька с Петькой, ответив на приветствие Остапа, с напряжением ждали что он им скажет. В их взглядах было столько боли и надежды, что Остап, коротко взглянув на них, тут же отвернулся и негромко сказал:

- Хлопцы, сегодня уходим. Откладывать опасно. Ждите ночью.

Не взглянув больше на ребят, он пропылесосил, помыл в туалете и ушел.

Петька с Ленькой переглянулись и в их глазах засветились огоньки надежды.

После ужина, когда Тимофей сопроводил своих подопечных в их комнату и собрался выйти и запереть дверь, в комнату бодренько вошел полный, среднего роста шатен лет тридцати пяти в белоснежном халате. От ухоженного гладкого лица его веяло уверенностью и самодостаточностью. В отличие от других служащих санатория этот шатен был воплощением доброты и вежливости.

- Ну-с, молодые люди, - начал он с улыбкой, глядя на Петьку и Леньку веселыми глазами. – Поздравляю, ваши анализы отличные, так что завтра у вас досрочно закончится срок карантина и начнется новая, счастливая жизнь.

- Вы кто? – настороженно спросил Ленька.

- Главный хирург, зовут меня Леопольд Моисеевич.

- А какое отношение мы имеем к вам, если анализы у нас отличные? – предчувствуя недоброе, спросил Ленька.

- Вижу – вы серьезные ребята, - продолжал улыбаться Леопольд Моисеевич. – Отношение вы ко мне имеете самое непосредственное, потому что будете работать в хирургическом отделении.

- Шо, оба? – поинтересовался Петька.

- Конечно, оба, - с нежностью ответил главный хирург и ласково потрепал Петьку по голове. – Я лично оформлю вас в один день. - Он посмотрел на стоящего у двери мрачного Тимофея и приказал, - отведи этих милых ребят в нулевую комнату. Сюда сейчас поселят новичков. Троих. Думаю, временно они уместятся на двух койках.

- А зачем нам в нулевую? – спросил Ленька. – Нам и здесь хорошо.

- Вы же слышали – сюда поселят сразу троих, - с прежней ласковостью продолжил главный хирург и погладил теперь Леньку по голове. – Возникли некоторые трудности с площадями. Потерпите, ребятки, в одноместной комнате всего одну ночь. А завтра у вас никаких вопросов уже не будет.

Круто развернувшись к выходу, он строже приказал Тимофею:

- В нулевую, - и быстро удалился.

Тимофей покорно кивнул и, посмотрев на подопечных, почему-то со вздохом сказал:

- Ну, пошли, что - ли.

Ленька и Петька первый раз услышали как вздохнул Тимофей и им от причувствия беды стало на душе еще тяжелее.

***

Нулевая отличалась от прежней комнаты тем, что здесь окно да кровать были в одном экземпляре, и ручка на двери туалета была простая, круглая. В остальном никаких отличий.

Ленька и Петька, как вошли в нулевую, как сели на постель, так и просидели молча, в глубоком шоке минут десять, если не больше.

Но вот Петька чуть слышно вымолвил:

- Лень, шо – это конец? Нас зарежут как свиней? Ведь дядя Остап не знает о нашем переводе в нулевую комнату и теперь нам не поможет.

- Не паникуй, - вздохнул Ленька, - чо – нибудь придумаем. – Он старался успокоить Петьку, хотя у самого от страха стали мелко дрожать пальцы рук. Такого еще с ним не было.

- Шо тут можно придумать? – чуть слышно прошептал Петька, и слезы покатились по его щекам. –Лень, завтра мы умрем? Не охота умирать. Я согласен всю жизнь беспризорником быть, только не умирать. Как нам было хорошо с тобой в шалаше. Принес же черт этого козла Кирю.

Ленька ничего не ответил. Он не находил слов утешения для младшего друга. Он крепко обнял Петьку за худенькие плечи и беззвучно заплакал. Трудно было выдавить слезу из Леньки, но тут и он не выдержал.

Просидев несколько часов в шоковом состоянии, они и сами не заметили, как прилегли на постель и, прижавшись друг к другу, как беспомощные котята, забылись тревожным сном.

Сначала подумали, что их будит Тимофей, но, открыв глаза, увидели склоненного над ними дядю Остапа.

Остап тут же зажал им рты ладонями, затем приставил палец к своим губам, призывая к молчанию.

- Мама родная, как вы до нас пришли!? – не удержался от радостного шепота Петька.

- Тихо, - предупредил Остап, - все эмоции и разговоры потом. А сейчас за дело. Уходим через вентиляционную трубу. Я пойду первым, за мной Петя, замыкающим Леня. В трубе темно, звуки из нее хорошо слышны в помещениях клиники. Поэтому надо продвигаться осторожно, по-кошачьи, без разговоров. Чтобы не потеряться, привяжемся шнуром.

С этими словами дядя Остап вынул из кармана пиджака униформы два куска шнура метра по два, концами одного связал пояса джинсов Петьки и Леньки, а другим првязал пояс свои брюк к поясу джинсов Петьки.

- А теперь молча за мной, - шепнул он и приставил к стене узенькую раздвижную лесенку, принесенную с собой.

Поднявшись чуть ли не под потолок, он вынул из кармана кусачки и стал быстро обкусывать ими металлическую сетку, прикрывающую вентиляционную трубу.

Через некоторое время он подал ребятам вынутую из стены сетку и с ловкостью ящерицы исчез в вентиляционной трубе.

Ленька подтолкнул Петьку, а затем и сам полез следом. В вентиляционной трубе было темно, как ночью в египетской пирамиде. Сначала Петьку охватил страх перед неизвестностью, но потягивание за шнур дяди Остапа и сопение Леньки сзади успокоили его.

Сколько они ползли по трубе на животе, поворачивая то в одну, то в другую сторону, Петька не знал, но ему показалось, что целую вечность. Труба была почти как раз по его размеру, и он удивлялся, как мог в ней умещаться дядя Остап. Но дядя Остап каким – то чудом умещался и энергично подергивал за шнур.

Сначала воздух в вентиляционной трубе был свежий и дышалось легко, но постепенно его доступ уменьшился. Петька подумал, что это, наверное, потому, что труба стала немного уже. Он это почувствовал: стал плотнее ощущать ее круглые стены грудью и спиной. А тут вдруг ослаб шнур, связывающий его с дядей Остапом. Петька похолодел от страха. Вдруг дядя Остап застрял в трубе? Шо тогда делать? И разговаривать нельзя.

Немея от предчувствия неладного, Петька подполз к ногам дяди Остапа и толкнул его в ногу, обутую в тапок. Нога не пошевелилась. От испуга все тело Петьки мгновенно покрылось холодным потом. Не понимая, зачем он это делает, Петька стал раз за разом изо всех сил толкать дядю Остапа в ноги, то в одну, то в другую.

Вдруг одна нога Остапа пошевелилась, затем вторая и он медленно пополз вперед. Радости Петьки не было предела. Он стал ползти почти вплотную за ногами дяди Остапа и подталкивать его вперед.

Неожиданно Остап свалился куда-то вниз и шнур, связывающий его с Петькой, сначала натянулся, но тут же ослаб.

Петька прополз еще немного и нащупал руками край трубы, а затем натолкнулся на руки дяди Остапа, протянутые к нему.

Остап помог ему спуститься в просторную вентиляционную шахту, а потом они приняли и Леньку.

Дышалось в шахте легко. Ее обступили высокие сосны, своей густой кроной закрывшие звездное небо.

- Присядем на корточки, - тяжело дыша, вымолвил дядя Остап. – Здесь можно говорить, желательно шепотом. Развязывайте шнур, он нам больше не пригодится. Простите, хлопцы, у меня что-то сердце прихватило. Надо отдышаться. Жаль, в спешке нитроглицерин забыл. Минуточку…Полежу немного..., - он лег на спину и, прерывисто дыша, под тревожными взглядами ребят помолчал некоторое время, но вот приподнялся на локтях и подал Леньке кусачки.

- Начинай перекусывать решетку по краям с трех сторон. Сверху не обязательно. Отогнем. Тут свободно пролезем.

Ленька принялся яростно перекусывать кусачками решетку, но крепкая проволока поддавалась ему с трудом. Он быстро взмок, но тут ему на помощь пришел Остап. Он поднялся с легким стоном и забрал у Леньки кусачки.

- Давай, у меня руки покрепче.

- Дядь Остап, вам треба полежать, - забеспокоился Петька, - я бы помог Лене, я сильный.

- Ничего, мне уже лучше, - возразил Остап и сноровисто стал перекусывать проволочку за проволочкой. – Потом отдохнем. За этой решеткой, хлопцы, наша свобода.

Через некоторое время дело было сделано, и ребята помогли Остапу отогнуть решетку, держащуюся теперь только с верхней стороны. Перед ними была сумеречная прямоугольная дыра, из которой с большей интенсивностью потянуло свежим воздухом, настоянным на сосновой хвое. Путь на свободу был открыт.

- Лезьте, - распорядился Остап, - спрыгивайте на землю на носки. Хоть и невысоко, но можно ногу в темноте подвернуть. Петя, ты первый.

За Петькой вылез на свободу Ленька. Остап ухватился за край вентиляционной шахты и устало сказал:

- Хлопцы, вы бегите от этого места. Здесь недалеко речка, так вы пробегите по воде подальше, чтобы собаки след не взяли. И выходите к людям. Обязательно сообщите в милицию.

- Вы чо надумали, дядя Остап? – подтянулся к дыре вентшахты Ленька. – Мы без вас не уйдем.

- Дядя Остап, вы шо, сначала обрадовали нас, а теперь огорчаете, - вступил в разговор Петька. – Мы вас не оставим. Треба вместе бежать.

- Хлопцы, какой из меня бегун, - тихо отозвался Остап, - сердце прихватило дюже. Не подняться мне. Видно, тут и останусь. Бегите, умоляю вас.

- Нет, - решительно возразил Ленька, - мы вас вытащим.

За несколько минут ребята подтащили к вентиляционной шахте несколько сухих коряг и, встав на них, оказались даже чуть выше дыры в шахту. Сунув голову в дыру, Ленька позвал:

- Дядь Остап, вы меня слышите?

- Слышу, но не вылезу. Грудь сдавило.

- А вы поднимите руки и мы вас вытащим.

- Я попробую.

Остап стал карабкаться наверх, а Ленька с Петькой изо всех сил тянуть его за руки.

- Петька, – не отпускай, - выдохнул, напрягаясь, Ленька, - второй раз не получится.

- А я шо делаю? Пусть хоть жилы мои треснут, но не отпущу.

Наконец из шахты показалась взлохмаченная голова Остапа, затем плечи, а потом он и до пояса вылез. Тут ребята приналегли из последних сил и перевалили своего спасителя через край шахты наружу.

- Хлопцы, что же вы из-за меня мучаетесь, - простонал Остап, - вдруг спохватятся. Тогда не успеете уйти. Бегите.

- Не потребно такое говорить, - заметил Петька, - вместе побежим.

Они подхватили Остапа с двух сторон и заковыляли с ним в темноту соснового леса. Когда удалились метров на сто, Остап попросил отпустить его и пошел самостоятельно.

- Мне легче стало, - сказал он, - здесь такой воздух. – Посмотрев на свои наручные часы он с тревогой обронил, - у нас в запасе два часа. В шесть в клинике проверка постов. Наш побег могут обнаружить. Тогда пошлют в погоню вооруженную охрану с собаками. От собак трудно уйти. Поэтому надо запутать следы.

- Дядь Остап, а почему охрана не подняла тревогу, когда мы из комнаты в вентиляционную трубу полезли, - поинтересовался Ленька, отодвигая от лица ветки сосен. – Вы же говорили, что за комнатами ведется видеонаблюдение, и свет в комнатах горит постоянно.

- Все так, - перевел дыхание Остап. Остановившись, он навалился рукой на сосну, - снотворного подсыпал в кофе обоим дежурным. Я постоянно приношу им кофе, как наименее занятой служащий. Так что сейчас они крепко спят. – Остап тяжко вздохнул и покачал головой.

- Вам плохо? – встревожился Ленька.

- Ничего, пройдет. Нам до речки добраться. Попью холодной воды и полегчает. И по воде пойдем, следы в воде затеряются. Пошли.

Пробираясь среди густорастущих сосен, продвинулись еще метров на четыреста.

Остап остановился и сказал:

- Кажется, речка шумит. Тут должен быть водопад.

Вскоре вышли к реке. Под ярким лунным светом вода отливала серебром.

Остап скинул тапки и носки, закатал брюки до колен и вошел в воду. Первым делом он напился речной воды из пригоршней, затем умыл лицо и поплескал водой на голову. После этого стал мокрой холодной ладонью массировать в области сердца.

- Хорошо, - наконец вымолвил он с облегчением. – Как жизнь хороша, хлопцы! И что может быть дороже свободы для человека?

- Как здесь красиво! – воскликнул Петька.

- А светло от луны как днем, - заметил Ленька, задрав голову в высокое звездное небо.

По примеру Остапа Ленька с Петькой тоже напились речной воды, побрызгали друг в друга водой и стали любоваться водопадом. Водопад был невысокий, но на него хотелось смотреть и смотреть, и слушать его мерный шум, подставлять лицо брызгам, которые при лунном свете были похожи на стеклянную шрапнель.

- Пора, хлопцы, - сказал Остап и еще раз плеснул в лицо водой. – У нас не так много времени. Надо уйти по воде подальше. И учтите, что в ночной тишине разговоры далеко слышны. Поэтому лучше помолчать. А если возникнет необходимость что-то сказать, так только шепотом.

Молча прошли по воде, перелезая через коряги и камни, больше километра. К этому времени на востоке кромка неба окрасилась в малиновый цвет.

- Скоро солнце взойдет, - сказал Остап, - хорошо бы на другой берег перебраться. Там густой сосновый лес, а на нашем берегу скоро сосняк станет реже и пойдут осиновые рощицы, березовые колки, да тальник. Там труднее будет спрятаться.

- Дядь Остап, а кого нам теперь бояться? – поинтересовался Петька, - ведь мы далеко ушли. Кто за нами погонится? Кому мы нужны?

- Еще как нужны, - с чувством тревоги ответил Остап, - мы уносим с собой страшную тайну криминальной клиники. Для нее это означает конец преступного бизнеса, замешанного на человеческой крови. Вы даже не представляете, какие там страшные дела творятся.

- Дядь Остап, а вы плавать умеете?

- Увы, хлопцы! Всего метров десять по-собачьи. Стыдно в этом признаться человеку, прожившему почти всю сознательную жизнь у моря, в славном портовом городе Одессе. Но и такое бывает. Я прожил тихую незаметную жизнь портного. И отец мой был портной.

- А если на тот берег на лодке? – сказал Ленька, показывая на противоположный берег. – Смотрите, по – моему, там две лодки. А нам хватит и одной.

- Так это на том берегу, - вздохнул Остап.

- Но мы с Петькой можем пригнать одну сюда.

- Однако далековато, - засомневался Остап, - ширина реки более ста метров.

- Мы сможем, - заверил Ленька.

- Легко, - поддержал Петька.

- Идея, хлопцы, хорошая, но все ваши усилия могут оказаться напрасными, потому что навряд ли в лодках окажутся весла. Их, как правило, хозяева уносят с собой. Не руками же грести. Но и это не все. Лодки могут быть на замках.

- Там посмотрим, - ответил Ленька и, раздевшись до трусов, скомандовал Петьке, - давай за мной. – И прыгнул в воду.

Ребята довольно быстро переплыли на другой берег и стали осматривать лодки.

В это время из-за горизонта выплыл малиновый диск солнца. Ему, видно, тоже было интересно посмотреть на троих беглецов от смерти и согреть их своими теплыми лучами.

От одной лодки ребята отошли сразу, а возле второй задержались. Через минуту они столкнули ее в воду. Петька уселся в носу лодки, а Ленька, стоя посредине, стал огребаться одним веслом по очереди то с одной, то с другой стороны, как индеец на каноэ. Лодка продвигалась вперед медленно, но продвигалась. Это не могло не радовать всю троицу.

Наконец лодка ткнулась носом в песок, и Ленька негромко спросил:

- Дядь Остап, такси вызывали?

- Вы чудесные хлопцы, улыбнулся Остап, - в такой тяжелый момент можете шутить. Это хорошо. Но я вижу – у вас одно весло.

- И то кормовое или рулевое, не знаю, как точно назвать. Ничего, с одним доплывем. Загружайтесь на нос, а Петька переместится на середину.

- Может, я буду грести?- неуверенно предложил Остап.

- Нет, вам нельзя, - возразил Ленька, - еще прихватит сердце по пути, а местами не сможем поменяться, потому что лодка узкая.

- Наверное, ты прав, Леня, - вздохнул Остап, - извините за мою беспомощность.

Остап оттолкнул лодку от берега и занял место в носу. Ленька, сев в корме, с напряжением огребаясь веслом, развернул лодку и направил ее к противоположному берегу.

Лодка двигалась очень медленно, и ее сильно сносило течением. Но Ленька греб изо всех сил, и ничто его не могло остановить, пока он был живой.

- Я ведь, хлопцы, случайно увидел, что Тимофей повел вас в нулевую комнату, - подал голос Остап. – Не увидел бы – и побег наш не состоялся. Значит, так богу было угодно. И сегодня вас разрезали бы на запчасти.

- Как на запчасти? – простодушно осведомился Петька.

- Это значит, что главный хирург вырезал бы у вас еще у живых почки, а потом и поджелудочные железы. На сегодня была намечена операция нескольким иностранцам, которые заплатили большие деньги за запчасти, то есть почки и поджелудочные. Вот им бы и вживили ваши органы. Они у вас молодые, здоровые, такие и продают в этой клинике за большие деньги. Вы стали бы донорами для богатых иностранцев. Из нулевой комнаты один и последний путь – под нож хирургу.

- Шо, прямо живых режут? – тихо спросил Петька.

- Именно так. Привязывают к столу и вырезают органы. Все просто и ужасно. Однако, будет об этом. Я продолжаю страсти рассказывать, а вы и без того натерпелись. Хотя, вам это надо знать для опыта, чтобы следующий раз в руки мошенников не попали.

- Мы за эти сутки старше на несколько лет стали, дядя Остап, - сказал Ленька, налегая на весло. – Вы нам можете все говорить, у нас от этого, может быть, ума прибавится. Будем знать, что нельзя доверять таким случайным знакомым, как этот козел Киря.

- Опыт не помешает, - согласился Остап, - как говорится, когда осведомлен, то, значит, вооружен.

- А почему вырезают еще у живых людей? – спросил Ленька, шумно дыша. Лодка к этому времени добралась только до половины реки, а снесло ее по течению метров на пятьсот.

- Я отвечу, - тяжело вздохнул Остап, потирая ладонью в области сердца, - вы хлопцы взрослые и поймете. Донору, у которого собираются вырезать органы, завязывают руки за головой и готовят к операции «на бьющем». То есть операция на бьющемся сердце, когда кровь бежит по жилам, а у него вырезают почки. Оказывается, органы, взятые у еще живого человека, лучше приживаются у того, кому они будут пересажены. В общем, это чистое убийство. При первой же возможности нужно сообщить в милицию или прокурору.

- Дядь Остап, а шо, у вас тоже хотели вырезать органы? – спросил Петька.

- Нет, - тихо вымолвил Остап, с еще большим усилием делая массаж под сердцем.

- А зачем тогда вы с нами побежали? – продолжал допытываться Петька.

- У меня к этим бандитам свой счет, особый, - медленно, словно засыпая, ответил Остап. – Они зарезали на операционном столе моего единственного сына, Тараса. Сын очень способным хирургом был. Главный врач заманил его в эту клинику обещаниями больших заработков и быстрым продвижением по карьерной лестнице. Но когда Тарас узнал, чем они тут занимаются, то запротестовал и категорически отказался вырезать органы еще у живых людей. Но было поздно. Он узнал тайну и поплатился за нее жизнью. У него вырезали почки и сердце…

- Зверюги, - ужаснулся Петька. Взглянув под ноги, он ахнул, - мама родная, вода в лодку просачивается! А вычерпывать нечем.

- Дотянем, - ответил Ленька, тяжело дыша и налегая на весло из последних сил.

До берега оставалось всего каких-то пятнадцать метров, а, может, и того меньше. И Ленька на последнем дыхании догреб до него.

Когда нос лодки, прошуршав по гальке, уткнулся в каменистый берег, Ленька тяжело поднялся, отбросил весло в сторону, на подрагивающих ногах вышел на берег и упал на траву, раскинув руки и ноги.

- Какая благодать! Прошептал он, - так бы и лежал на душистой траве всю жизнь.

Но в следующую минуту страшный крик Петьки в одно мгновение поставил его на ноги.

- Лень, дядь Остап не шевелится! Наверное, умер.

Склонившись над Остапом с искаженным от испуга лицом, Петька тормошил его за пиджак, повторяя при этом!

- Дядь Остап, миленький, не умирай, дядь Остап, не умирай…

Но Остап не подавал признаков жизни. Он вытянулся в лодке и, казалось, стал длиннее своего обычного роста. Голова его была запрокинута, бледное лицо с широко открытыми глазами исказила предсмертная судорога, ладони обеих рук были прижаты к груди.

- Помолчи, - оборвал Ленька Петьку и припал к груди пострадавшего. Уставшее сердце Остапа остановилось.

- Умер дядя Остап, - глухо произнес Ленька и тихо заплакал. Слезы у него полились сразу, крупные и частые.

- Я не хочу, чтобы он умирал, - заголосил Петька, - да шо ж мы такие несчастные, одни беды идут за нами. Дядя Остап, на кого ж ты нас оставил? –Петька ревел во весь голос и размазывал слезы по щекам. Потом он, вдруг, сорвался с места, стал черпать из реки воду пригоршнями и поливать ею неподвижное бескровное лицо умершего, будто надеялся воскресить его.

Вытерев слезы рукавом пижамы, Ленька придержал товарища за руку и сказал, всхлипывая:

- Не надо, теперь ничем не поможешь.

Петька отпустил воду из пригоршней на землю, и сипло выдавил:

- Он нам жизнь спас, а сам умер. Разве это справедливо?

- Не справедливо, - кивнул Ленька. – Я стал сомневаться, что есть справедливость. А если и есть, то она у богатых. Трудно в этом разобраться. Но, ничего, вырастем – разберемся. Нужно похоронить дядю Остапа по-человечески. Коршуны могут склевать.

Петька кивнул и сказал:

- Но у нас нет лопат.

- Что – нибудь придумаем. Бери за ноги, а я под мышки. Унесем на берег.

С немалым трудом они вытащили умершего из лодки и отнесли на берег. Сели возле трупа в раздумьях.

- Я слышал, что принято хоронить на бугорке, чтобы покойнику было сухо и все кругом видно, - сказал Ленька. – Но у нас нет лопаты и на бугре выкопать могилку будет трудно. – Но все равно надо наверху.

Некоторое время они ходили на возвышенном месте среди деревьев, пока не выбрали место под могучей сосной, которая выделялась ростом и объемом среди своих собратьев. От этой сосны открывался обширный обзор вокруг.

Разбив весло на куски, стали копать могилку острыми кольями и выгребать землю руками. Сначала не представляли, что у них может что-то получиться. Начали копать только потому, что надо было выкопать могилку во что бы то ни стало. Но вскоре поняли, что у них должно получиться, так как почва в этих местах оказалась песчаной и легко поддавалась их усилиям.

Солнце перевалило за полдень, когда, вспотевшие и измотанные, они выкопали могилку глубиной с метр.

- У меня больше нет сил, - свалился на землю Петька.

- Я тоже выдохся, - сел рядом с товарищем Ленька. – Хорошо еще, что земля песчаная. Пусть простит нас дядя Остап, что не смогли выкопать на два метра, как положено. Но мы сверху камнями прикроем, чтобы никакой зверь не потревожил.

- А разве можно камнями? Ему тяжело будет.

- Наверное, можно. Я видел - на могилки кладут мраморные плиты, они тяжелые. Значит, и камни можно.

Часа через два похоронили дорогого их сердцам дядю Остапа, предварительно закрыв ему глаза и скрестив руки на груди. Затем укрепили свежий холмик плоскими крупными камнями, принесенными с берега реки.

Обессиленные, сели возле могилки на траву и помолчали.

Через некоторое время Петька тихо проговорил:

- Мне хочется заплакать, а слезы не текут. Наверное, все выплакал.

- Сильно устали, оттого и сил нет плакать.

Еще помолчали.

Потом Ленька сказал:

- Давай, пока будем живые, помнить дядю Остапа и приходить на его могилку. Мы не забудем это место.

- Конечно, не забудем.

- Надо идти.

- Куда?

- К людям. Ты помнишь, что дядя Остап наказывал? В первую очередь сообщить о бандитской клинике в милицию или прокурору.

- Лень, а у меня ноги не идут. Сейчас упаду и усну.

- Думаешь, у меня есть силы идти? А чтобы у тебя сил прибавилось, у меня для тебя есть хорошее лекарство.

- Лекарство? Какое?

- Простое. Стоит тебе узнать, что в этом сосновом лесу полно ядовитых змей, как ты не только пойдешь, но и побежишь впереди меня.

- Змей!? – поднялся Петька. – Ты шо меня расстраиваешь? Или шутишь?

- Не время для шуток, - вздохнул Ленька, - они обычно под вечер выползают из своих нор. – Конечно, Ленька пошутил, но его слова оказались самым сильным допингом для впечатлительного Петьки, который, как известно, пуще всего на свете боялся змей и мышей.

- Ну, пошли, - сказал Петька, отряхивая с джинсов песок и сосновые иголки, - я уже отдохнул.

- Идем, - кивнул Ленька и вдруг резко скомандовал, - ложись, - и повалил Петьку на траву.

- Ты шо? – удивился Петька.

- По-моему – собаки. Молчи и слушай.

Прислушались. С противоположного берега доносился собачий лай.

- Погоня за нами? – испуганно спросил Петька.

- Может быть. Давай посмотрим.

Они подползли к крайней сосне, растущей на берегу и всмотрелись в противоположный берег. Там, метрах в трехстах от них, медленно двигалась группа вооруженных автоматами людей. Впереди группы на длинных поводках лениво бежали три собаки, принюхиваясь к земле.

- Это, Петя, по наши души, - прошептал Ленька, - похоже, они надеются найти наши следы на том берегу. Хорошо, если они не начнут искать следы на этом берегу. Тогда нам далеко не уйти.

- Смотри, они остановились и что-то обсуждают. А по реке катер идет.

- Вижу, - с возрастающей тревогой ответил Ленька.

Между тем катер подошел близко к стоявшей на берегу группе вооруженных людей с собаками. В следующую минуту вся группа, перепрыгивая с камня на камень, стала перебираться на катер.

- Они и собак с собой берут, - прошептал взволнованно Петька.

- Вижу, - ответил Ленька, сжимаясь в пружину. – Вопрос в том, куда катер сейчас пойдет – обратно или к нашему берегу.

Приняв на борт всю группу вместе с собаками, катер направился, к ужасу Петьки с Ленькой, к их берегу.

- От собак по земле нам далеко не убежать, - напрягся Ленька, - от преследователей нас отделяют какие-то двести метров. Бежим к реке. Другого выхода нет. Наши следы они быстро прочитают, но их озадачит и задержит могилка. Наверняка им захочется узнать - кто в ней захоронен, и кого еще следует искать. Как жаль, что они потревожат дядю Остапа. Но разве мы можем им помешать?

- Лень, но мы вернемся сюда и восстановим могилку?

- Обязательно. А сейчас бежим.

Ребята быстро разделись до трусов, скомкали свою одежду и забросили ее на ветки сосны. После этого ползком пробрались к реке и поплыли по течению. Река в этом месте делала поворот, и пловцов не было видно с того места, где в это время причалил катер с преследователями.

Сберегая силы, ребята легли на спину, и отдались на волю быстрого течения. Они лишь изредка пошевеливали руками и ногами, чтобы оставаться на плаву. За короткий промежуток времени они уплыли по реке больше километра. Мимо них, назад, проплывали с одной стороны густой сосновый лес, а с другой редкие осиновые рощицы, березовые колки и кусты тальника.

- Лень, передохнуть бы?

- Совсем выдохся?

- Еще немного могу.

- Тогда держись. Если что – я тебе помогу.

И они проплыли еще с полкилометра. После этого вылезли на крутой песчаный берег, на котором возвышался все тот же густой сосновый лес, и буквально рухнули на теплый песок.

Яркое солнце слепило глаза, ласковый ветерок приятно щекотал уставшее тело, загадочный шепот сосен навевал сон, и ребята закрыли глаза.

Они наверняка бы уснули от усталости, если бы неожиданно над их головами не раздался громоподобный звериный рык. То из леса вышел к реке напиться огромный бурый медведь и, завидев людей, выказал свое неудовольствие. Зверь стоял в угрожающей позе выше ребят в каких-то пяти метрах и диким своим взглядом выискивал место, по которому ему удобнее было бы спуститься к воде.

Петька и Ленька очнулись от дремы мгновенно, со скоростью пули бросились в воду и изо всех сил поплыли от берега.

Медведь за ними не погнался. Зверь был сыт. Он остался доволен тем, что доступ к воде оказался свободным. Притормаживая задом, он спустился с крутого берега к воде и, не глядя на беглецов, принялся жадно пить.

Используя прежний опыт, ребята проплыли вниз по течению на спине еще с километр.

Выплевывая воду изо рта, Ленька крикнул товарищу:

- Течение стало заметно сильнее, давай к берегу.

- Я и сам хотел об этом просить, - устало отозвался Петька.

- Тогда за мной, к пологому берегу, - распорядился Ленька, - может, тебе помочь?

- Я сам.

Обессилевшие, они с трудом вылезли из реки и упали на траву.

- Сил моих нет, - выдохнул Петька. – Еще бы чуть-чуть и я бы пошел ко дну как топор. Никогда столько не плавал.

- Ничего, отдохнем подольше, - тяжело дыша, ответил Ленька. – Здесь медведей не должно быть. Петь, а здорово он нас пуганул. Я даже не заметил, как в реке оказался.

- А у меня с испугу живот схватило, но потом прошло, - признался Петька. – Это медведь придал мне сил, и я смог плыть дальше. А до этого думал, что от усталости ни рукой, ни ногой больше пошевелить не смогу.

- Со страху силы утраиваются. Я читал в какой-то газете, как один вор, убегая от овчарки, со страху через трехметровый забор перепрыгнул.

- Убежал?

- Нет. Рядом была калитка, открытая. Но вор с испугу ее не заметил.

- Лень, скоро вечер. Смотри солнце уже где. А мы сегодня еще ничего не хавали. Хотя не очень хочется.

- Мне тоже. Это, наверное, от переживаний.

- Куда пойдем?

- А ты заметил - в реке течение усилилось?

- Ага.

- Значит, мы находимся близко от Оби. Где-то недалеко в нее эта река впадает. Оттого и течение усилилось.

- Ну, и шо?

- Пойдем к Оби. Возле большой реки всегда деревни есть. А в деревнях люди. Они не дадут умереть с голоду. Мама мне говорила, что именно в деревне больше всего хороших людей. Потом пойдем в город.

- Лень, а давай вернемся в наш шалаш. Как там было хорошо.

- Может, и в шалаш.

- А если там Кирю встретим?

- Сомневаюсь, чтобы он объявился после нашего побега из бандитской клиники. Наверняка они криминальный бизнес срочно сворачивают. Так что нам Кирю нечего бояться. Пусть он нас боится.

- Жалко Валеру. Шо там с ним сделали?

- Мне тоже жалко. Но чем мы могли ему помочь?

- Это верно.

Помолчали.

- В сон потянуло, - зевнул Петька.

- И меня.

- Давай поспим?

- Кто бы возражал.

Вскоре два уставших голодных беспризорника крепко уснули прямо на траве. Для тепла они плотно прижались спиной друг к другу. Стоял теплый июль, грело солнце и это пока их спасало.

Солнце свалилось к горизонту и приготовилось уйти за его черту на отдых. Стало прохладнее и раздетые ребята проснулись. Сначала Петька, а он разбудил товарища.

- Вечер, Лень, - сказал Петька, поеживаясь, - прохладнее стало.

- Само - собой, - отозвался Ленька, садясь на траве, - солнышко перестало греть. Скоро нырнет за горизонт. Без одежды плохо. Надо искать место теплее.

Чтобы согреться, они попрыгали на месте, помахали руками и пошли куда глаза глядят, не представляя, что их ждет впереди.

Прошли осиновую чащу, потом березовый колок и, к их большой радости, увидели большое поле со стогами сена.

Не сговариваясь, наперегонки побежали к ближнему стогу, а подбежав, с удовольствием упали на него.

- Петька, стог сена не хуже любой печки, - блаженно прошептал Ленька. – Вот уж где отоспимся.

- Настоящий кайф! – отозвался восторженно Петька. - Только надо норку поглубже выкопать. Для полного счастья не мешало бы что-нибудь схавать.

- Давай договоримся – о еде ни слова, - оборвал Ленька. - Мы сейчас уснем, а во сне хавать не хочется.

- Это я к слову, - буркнул Петька, - я знаю, шо во сне не хочется. – И он затих, чтобы не показаться нытиком.

Согревшись, они крепко уснули.

***

Проснулись с первыми лучами солнца.

- Интересно, который час? – сладко зевая, спросил Петька.

- А тебе какая разница? – отозвался Ленька. Он вылез из стога и стал отряхивать с себя сенную шелуху. – Куда – нибудь опаздываешь?

- Не опаздываю, но расставаться с теплой норкой не охота. Тут тепло, хотя сено колется, а снаружи прохладно. У тебя вон мурашки по телу.

- Я их сейчас прогоню, - ответил Ленька и стал бегать вокруг стога. Когда пробегал мимо Петьки, то дал ему дружеского подзатыльника и крикнул, - присоединяйся, а то я один уйду в деревню.

- Ты шо меня с утра пугаешь? - встревожился Петька. Он быстро покинул теплый стог и побежал за Ленькой. – Ты шо надумал?

Ленька остановился и, размахивая руками, что означало – он делает физзарядку, кивнул в сторону, освещенную солнечными лучами.

- Видишь – вдали дома виднеются?

- Бачу. А почему мы их вчера не видели?

- Потому что солнце не освещало. Пошли. Скоро очень сильно захотим хавать. Считай – сутки ничего во рту не было.

- Я уже хочу. Идем. Лень, ну и видок у нас. Люди подумают, шо мы инопланетяне. Надо одежду стащить. Но где? В универмаг залезть страшно, могут увидеть.

- Выбрось эту затею из головы, в магазинах сторожа. Хочешь из ружья в задницу заряд соли получить?

- Нет, не хочу. А шо делать? Так и будем голыми путешествовать?

Ленька немного подумал и объявил свое решение:

- Голыми, конечно, ходить не культурно, да и холодно. Мы сейчас пойдем прямо к участковому милиционеру и все расскажем.

- А он нас в детдом отправит, - не без иронии вставил Петька.

- Пусть отправляет, - согласился Ленька, - а мы из детдома слиняем. Другого выхода пока нет. Согласен?

- А шо остается? Пошли.

Топать до села пришлось долго, потому что были босиком и часто наступали то на острую стерню, то на обломок сучковатой ветки или острый камушек.

- Удивляюсь, как первобытные люди босиком ходили? - вздохнул Петька, морщась в очередной раз от боли.

- Не ной, - отозвался Ленька, - видишь проселочная дорога? По ней легче будет идти.

Они свернули на укатанную машинами дорогу и идти стало легче.

Над их головами простиралось необъятное голубое небо без единого облачка. Где-то высоко рассыпал свои трели невидимый жаворонок. День обещал быть очень жарким.

- Лень, пить хочется, - вздохнул Петька и облизал сухие губы. – Речки рядом нет, хоть из лужи пей.

- Из лужи пить нельзя, можно козленочком стать, - пошутил Ленька.- Потерпи.

- Смотри, шо это написано? – показал Петька на старый, покосившийся щит, появившийся перед ними на повороте дороги.

- Рыболовецкий совхоз Приобский, - прочитал Ленька. – А я думал, что совхозов уже нет.

- А може и нет, а лишь одна вывеска осталась, - мудро заметил Петька.

- Посмотрим, - сказал Ленька и повел носом. – Чуешь, как ароматно пахнет. Вроде жареными шашлыками или копченым мясом. У меня даже в животе заурчало. Запах будто бы идет вон от того длинного сарая с трубой, - он показал на кирпичный сарай без окон на краю деревни, над крышей которого из круглой металлической трубы курился сизый дымок.

- У меня даже слюни побежали, - вздохнул Петька.

Они подошли к трем березкам - близнецам, растущим рядышком, от которых до ароматного сарая было не более двадцати метров. Присмотрелись.

Из сарая вышел плотный упитанный мужчина лет тридцати пяти с бычьей шеей и красным лицом. Одет он был в сапоги, черные брюки и серую майку. На его шее висел фартук, завязанный тесемками сзади на пояснице. На левом плече была заметна татуировка, содержание которой на расстоянии нельзя было разглядеть.

Мужчина набирал в охапку нарубленные возле сарая березовые поленья и, напевая блатную песенку, переносил их в сарай.

Таганка, все ночи полные огня,

Таганка, зачем сгубила ты меня,

Таганка, я твой бессменный арестант,

Погибли юность и талант в твоих стенах…

- Урка какой-то, - прошептал Петька. – Шо он там варит? Или жарит?

- По-моему, это коптильня, - предположил Ленька.- Но коптит он не рыбу, пахнет мясом.

- Пойдем, попросим немного, - предложил Петька, - уж больно хавать хочется.

- Не даст, - засомневался Ленька. – По харе видно – жлоб еще тот. Лучше подождать, когда уйдет. Стырим немного, он и не заметит.

- А если сарай запрет?

- Не должен. От кого ему запирать? Похоже, работа у него в самом разгаре. Но отойти должен.

- Лень, а если он еще не закончил копчение, то мясо должно быть сырое? Шо, сырое будем хавать?

- Я бы сейчас и сырое проглотил. Но оно не должно быть совсем сырым. Постой, как же я забыл. Ведь в коптильне процесс не один день идет. Там может быть и готовое, которое дозревает при определенной температуре.

- Откуда ты знаешь? Рассуждаешь, как взрослый.

- В школе на экскурсию водили, на колбасный завод.

- На колбасный? Так, может, тут колбаса?

- Может и колбаса. У меня в животе аж спазмы от слюны.

- А ты, Лень, слюну не глотай, а сплевывай.

- Тихо, - понизил голос Ленька, - он, кажется, сваливает.

И правда, коптильщик перетаскал поленья в сарай, постоял немного снаружи, закурил и вразвалочку пошагал к крайнему высокому рубленому дому с плотным дощатым забором. До дома было метров семьдесят. Коптильщик вошел через калитку во двор, где тут же лениво гавкнула собака.

- Самое время, - шепнул Ленька, - бежим.

В считанные секунды они оказались в сарае. Помещение сарая, похожее на кочегарку, освещалось двумя тусклыми, засиженными мухами лампочками. Было жарко, как в бане. Жар и аппетитный дух копченого мяса исходил от трех металлических шкафов.

Ленька быстро коснулся каждого шкафа пальцами и указал на последний от входа.

- Этот менее горячий. Открываем.

Он повернул ручку шкафа и открыл его. На них дохнуло жаром и нестерпимо аппетитным ароматом копченой колбасы. На крюках висело такое множество колбасных палок, что быстро не возможно было бы их пересчитать. Но к ужасу ребят на сарае завыла сирена, подобно тем, какие воют в военных фильмах при налете вражеской авиации.

От такого неожиданного поворота воришки на мгновение застыли на месте в шоке. Первым пришел в себя Ленька. Он сорвал палку колбасы с крюка и, крикнув Петьке, - бежим, - выскочил с колбасой из сарая. Петька – вслед за ним.

Они побежали на дорогу, ведущую из совхоза на поля. Но в это время хозяин коптильни, потревоженный сигналом сирены, выскочил из калитки и, увидев убегающих пацанов, метнулся назад, во двор, спустил с цепи огромную кавказскую овчарку и, указав на беглецов, крикнул:

- Рекс, фас!

Собака, сердито урча, кинулась вслед. Она быстро выбрала расстояние, отделявшее дом от убегавших ребят, и в прыжке сбила с ног Петьку. Петька полетел на землю, перевернулся через голову, измазавшись в дорожной пыли. Поняв, что от такой большой собаки ему не отбиться, он сжался в комочек, ожидая лютой расправы. Но Рекс оставил его и, несколькими прыжками догнав Леньку, также сбил на землю. Ленька стал защищаться от собаки палкой колбасы. Он ударил ее по морде дважды, но в третий раз Рекс ударить себя не позволил. Он сомкнул свою ужасную пасть на запястье Леньки и наступил ему на грудь тяжелыми лапами. Ленька взвыл от резкой боли и колбаса выпала из его руки.

В этот момент подбежал запыхавшийся хозяин собаки, схватил ее за ошейник и приказал:

- Рекс, отпусти!

Собака повиновалась команде и выпустила ленькину руку, с запястья которой стала сочиться кровь в дорожную пыль.

Но вид крови на руке подростка не остановил хозяина коптильни. Удерживая одной рукой собаку за ошейник, второй он подобрал жесткую палку колбасы и принялся со злостью избивать ею извивающегося в пыли Леньку по поднятым рукам, спине, голове, приговаривая при этом:

- Я вам покажу, ублюдки, как воровать, я вам покажу, шпана бродячая!..

Тем временем Петька вскочил на ноги и вцепился в руку с колбасой хозяина коптильни. Однако силы оказались слишком не равны. Петька получил сильный удар колбасой в лицо, охнул, зажал разбитое лицо ладонями и опустился на колени. Между пальцами у него показалась кровь.

Но разгоряченный хозяин коптильни не унимался. Ему показалось мало того, что ребята были в крови. Он готов был убить беззащитных беспризорников, сознавая, что за них и отвечать-то не придется: кто заступится за бродячих щенят? Удерживая собаку за ошейник, рвущуюся на помощь хозяину, он вновь замахнулся колбасой на окровавленного Леньку.

Но тут неожиданно его руку задержала подбежавшая сухонькая, но энергичная пожилая женщина лет шестидесяти, одетая в выгоревшее ситцевое платье и простенькие туфли на низком каблуке. В левой руке она держала тяпку, какой обычно пропалывают и окучивают картошку.

- Ты что делаешь, Егор! – выкрикнула она. – Остановись! Это же дети. Ты их избил до крови, буржуй проклятый.

Егор медленно опустил руку с колбасой, его налитые кровью злые глаза враждебно уставились на женщину.

- Отойди, Агафья, не лезь не в свое дело! – выдохнул он угрожающе, - эти бездельники ко мне в коптильню залезли и колбасу стащили. Что, я должен им за это благодарность объявить? – и он вновь замахнулся колбасой на Леньку.

- Не смей! – сурово произнесла Агафья, загораживая Леньку.

- Агафья, отойди по-хорошему! – закипел Егор и красная физиономия его еще пуще покраснела от прилива крови. – Не доводи до греха. Я не посмотрю, что ты старая, и ты схлопочешь этой колбасой.

- А ну, вдарь, попробуй, буржуй, толстомордый! – повысила голос Агафья. – Я тебе так вдарю вот этой тяпкой по роже твоей свинячьей, что навек меня запомнишь. Может, ты забыл, что находишься на испытательном сроке? А не я ли за тебя на суде слово молвила, чтобы тебя не посадили, а дали возможность исправиться? Забыл? И после этого ты еще смеешь мне угрожать? Ударит он меня. А ну, спробуй!

Егор как-то вдруг обмяк, зло отбросил в сторону измочаленную колбасу, сплюнул в сердцах под ноги и, ехидно усмехнувшись, процедил сквозь зубы:

- Вечно тебе, Агафья, больше всех надо, лезешь не в свое дело. Может, ты и этих двух беспризорников к себе заберешь? Забирай. Семерых подобрала, так теперь девять будет. Дуракам - закон не писан.

- Не твое собачье дело, - сухо ответила Агафья, - если понадобится, и этих возьму.

Петька и Ленька, растирая руками по лицу кровь, спрятались за Агафью, почувствовав в ней защитницу.

В этот момент к ним подкатил мотоцикл с люлькой, за рулем которого сидел капитан милиции, очень похожий на артиста кино Жженова, сыгравшего сотрудника милиции в кинофильме «Берегись автомобиля».

Посмотрев на окровавленных раздетых ребят, он заглушил мотор и, переведя строгий взгляд на хозяина коптильни, спросил:

- Что здесь происходит, Егор Демидович? Не сомневаюсь, ты главный фигурант происшествия?

- Это как посмотреть, Алексей Иванович, - с заискивающими нотками ответил Егор. – Главные фигуры – вот эти два беспризорника. Залезли в мою коптильню и стащили палку колбасы. А закон, как известно, охраняет частную собственность.

- И ты их избил за палку колбасы. И по какому же это закону?

Егор замялся и отвел взгляд в сторону.

- Ты сколько месяцев ходишь на условном?

- Но при чем это, Алексей Иванович?

- Нет, ты отвечай, коли я спрашиваю.

- Ну, второй.

- А на сколько осужден за кражу совхозного леса?

- Ну, на четыре года.

- А тебе не кажется, что твое место не среди людей, а в обществе зеков на лесоповале?

- Но, Алексей Иванович,..

- Я с тобой поговорю в кабинете, - жестко оборвал капитан. – Иди домой, привяжи собаку и ко мне. Разговор будет очень серьезный.

- Алексей Иванович…

- Все. Иди. Чтобы через десять минут был у меня.

Набычившись, Егор зло развернулся и, крепко держа собаку за ошейник, бурча что-то себе под нос, отправился домой.

Проводив его суровым взглядом, капитан обратился к ребятам.

- Как вас зовут?

- Ленька.

- Я – Петька.

- Почему украли колбасу? – спросил он у Леньки, признав его за старшего.

- Хавать хотелось, - вздохнул Ленька, зажимая кровоточащее запястье другой рукой.

- Мы сутки ничего не хавали, - добавил Петька, не отрывая потупленного взгляда от земли.

- Понятно, - вздохнул капитан, - не трудно догадаться – вы беспризорники.

- Да, - подтвердил Ленька.

- Что с рукой?

- Собака укусила.

- Это серьезно. Надо в медпункт. Егор получит по заслугам. Такие люди, как он, доброго отношения не понимают. Буду оформлять на него материал в суд. А почему вы раздетые?

- Это длинная история, - ответил Ленька.

- Долго рассказывать, - вздохнул Петька.

- Ничего, у меня найдется время внимательно вас выслушать, а у вас, надеюсь, будет время рассказать свою историю. Садитесь в люльку – отвезу вас в медпункт, а затем составим протокол по всей форме, и будем решать дальнейшую вашу судьбу.

- Погоди, Алексей, - вмешалась, молчавшая до сих пор, Агафья. – Это не дело. Позволь мне о ребятах позаботиться. Они же грязные, раздетые и голодные. К себе отведу. Мы их отмоем, окажем первую медицинскую помощь, подберем какую-нибудь одежу, накормим, а потом к тебе пожалуем на допрос. Договорились?

- Возражений нет, - согласился капитан. Он столкнул форменную фуражку на затылок и с извинительной улыбкой добавил, - на моей работе, Агафья, не мудрено стать сухарем. Спасибо тебе! Я сам к вам зайду, если не возражаешь.

- Не возражаю, - удовлетворенно кивнула Агафья.

Капитан дал газу и умчался в дальний край села, оставив сизый дымок от выхлопных газов, да легкий шлейф дорожной пыли.

- Пошли, ребятки, ко мне, - улыбнулась Агафья Леньке с Петькой, - надо привести вас в порядок.

«У нее такая же добрая улыбка, какая была у моей мамы», - с грустью подумал Ленька про Агафью.

Агафья привела их во двор большого рубленого дома со свежей пристройкой. Прислонив тяпку к стене сарая, сказала:

- Давайте знакомиться. Называйте меня просто баба Гаша, так проще и короче. Меня в семье все дети так называют. А семья у нас большая. Как вас зовут?

- Ленька.

- А я Петька.

- Хорошие имена, - улыбнулась баба Гаша, - у нас в семье Лени и Пети нет. В настоящее время все на рыбоконсервном заводе, дед Василий пригласил. Завод только что построили, сегодня первую линию сдают. Василий-то мой там бригадиром. Но к обеду вся семья соберется. Сейчас я затоплю баньку и вы смоете с себя всю грязь. Пока моетесь, подберу для вас одежу. Я знаю, что вы есть хотите, но потерпите еще немного. Прежде надо помыться.

Подойдя к Ленька, баба Гаша взяла его за раненую руку и осмотрела ее.

- Рана вроде не глубокая, - заключила она, - кожа содрана. Кровь уже не бежит – это хорошо. Надо обработать, чтобы не было заражения. Я сейчас.

Она сбегала в дом, вынесла ваты и два пузырька – с перекисью водорода и йодом. Обработав рану, сказала:

- Пока перевязывать не следует. Все равно намочишь. После бани перевяжем. Посидите чуток на лавочке под черемухой. Я мигом затоплю. – И упорхнула в рубленую из осины баньку, что находилась сразу за сараем.

Ленька с Петькой сели на лавочку под черемухой и Ленька с теплотой отозвался:

- Какая хорошая бабушка.

- Ага, - кивнул Петька, - только почему бабушка? Мне кажется, шо она совсем не старая. Шустрая тетя. Ты помнишь, она сказала, шо у нее большая семья и шо все дети ее называют бабой Гашей. Какая же она бабушка, если у нее дети?

- А я слышал, что для родителей их дети, даже взрослые, все равно остаются детьми. Может, баба Гаша это имела в виду?

- Лень, я одного не разумею, зачем бабе Гаше с нами возиться? К чему это ей?

- Не знаю, - пожал плечами Ленька. – Может, потому, что она просто хороший человек. Если даст нам какую-нибудь одежду, то мы в город уедем. Но прежде надо все рассказать капитану милиции.

- Про бандитский санаторий?

- О нем.

- Лень, а мне понравился милиционер. Толковый дядька.

- Помнишь, чо я тебе говорил? В деревне больше хороших людей, мама мне говорила.

- Помню

- Теперь мы сами в этом убедились.

- А коптильщик? Он шо – тоже хороший?

- Дядька Егор исключение. Он жлоб и козел. Мама говорила, что в семье не без урода. Это она часто про моего отца – алкаша говорила. И к колбаснику Егору такое подходит.

Тут к ним приблизилась баба Гаша и позвала:

- Ну, ребятки, ступайте мыться. Титан быстро нагрелся на сухой бересте. Он большой, вам два раза помыться хватит. Наливайте горячей воды в тазики и, если надо, разбавляйте холодной из бака. Ковш на гвозде над баком. Там все найдете – мочалки, мыло, а на вешалке сухие полотенца. Если стесняетесь, закройтесь на крючок. А я тем временем вам одежу подберу, да обед сготовлю.

Баба Гаша ушла в дом, а Петька с Ленькой отправились в баню. Они мылись долго и с таким удовольствием, что когда за дверью баба Гаша уведомила – свежее белье и одежу для них она оставляет возле двери на лавочке, то им выходить из бани не хотелось.

Когда наконец вместе с паром вышли в предбанник, то увидели два комплекта чистой глаженой одежды, аккуратно разложенной на просторной лавке. Под каждым комплектом стояли кроссовки, не новые, но еще довольно приличные.

Оделись. Эмоциональный Петька не сдержал своего удивления.

- Лень, шо за чудеса! Шмотки мне подошли, будто на меня шиты, – и рубашка, и джинсы, да и кроссовки по ноге. А ведь баба Гаша мой размер не спрашивала. Она будто ясновидящая.

- И мне все как раз, - с восторгом отозвался Ленька, - наверное, у нее большой опыт, детей много.- Вытирая насухо волосы полотенцем, Ленька добавил, - Петь, ты не поверишь в то, чо я тебе скажу.

- Шо? Может, поверю.

- Понимаешь, у меня такое чувство, словно я домой вернулся. Ведь у нас во дворе тоже была баня, с титаном. И баба Гаша чем-то на мою маму похожа. Как мама улыбается. Правда, мама была моложе.

- Хорошая она, - отозвался Петька.

После стука в дверь, в предбанник заглянула баба Гаша и расцвела широкой улыбкой.

- Ребятки, какие же вы румяненькие и хорошенькие. А как одежа? Впору ли?

- Впору, баба Гаша, обоим, - ответил Ленька, поглаживая ладонями серые джинсы, - Вы словно мерку с нас снимали. Спасибо!

- Нам так хорошо после бани, как давно не было, - признался Петька.

Продолжая улыбаться, баба Гаша с легким вздохом сказала:

- Вот и славно. Давай, Леня, обработаю тебе ранки и перевяжу. Да за стол. Наголодались, бедняжки. Вся семья в сборе. Вас ждем.

Баба Гаша пропустила Леньку с Петькой в светлую просторную горницу и, зайдя следом, объявила сидящим за столом:

- Принимайте гостей.

- Гостям всегда рады, - ответил лысоватый пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, сидевший в дальнем торце стола. Он был плечист, с крупными, раздавленными работой руками. Лицо его с мягкими чертами и серыми добрыми глазами было приветливо, на губах закрепилась доброжелательная улыбка.

- Это Леня, а это Петя, - продолжила баба Гаша. – Прошу любить и жаловать. – Подтолкнув гостей легонько к столу, сказала им тише, - садитесь, вот эти два стула для вас приготовлены.

Ленька с Петькой сели на указанные им места и с некоторой застенчивостью посмотрели на сидящих за столом. Баба Гаша села рядом.

По обе стороны стола - семь подростков разного возраста и пола. В основном, ровестники Петьки и Леньки. Лишь одна девочка, рыженькая и конопатая, отличалась меньшим возрастом. На вид ей можно было дать не более пяти.

Уловив настроение гостей, мужчина поднялся, приковав к себе общее внимание, и будничным тоном сказал:

- Леня и Петя, у нас все очень просто. Мы люди деревенские и не привыкли к заумным речам. Не смущайтесь. Будьте как у себя дома. Давайте пообедаем, а потом поговорим. О себе расскажете. Меня зовут Василий, для вас дядя Вася. А это моя супруга Агафья, - указал он на бабу Гашу, - по взаимной договоренности дети называют ее просто баба Гаша. Ну, давайте обедать. Приятного аппетита!

Стол был заставлен тарелками с простой, но сытной пищей. Посредине громоздилось большое блюдо с толченой картошкой, обильно сдобренной сливочным маслом. По обе стороны от него разместились тарелки с мясными котлетами, с жареной рыбой, свежими помидорами и огурцами, маринованными маслятами, молоко в кринках, соленое сало, нарезанное тонкими пластиками, и горки деревенского хлеба, выпеченного в русской печи…

Вразнобой застучали ложки и вилки, зашелестели редкие тихие голоса.

- Ребята, наваливайтесь на еду смелее, - подбодрил Василий Петьку с Ленькой, заметив их нерешительность.

- Спасибо, мы едим, - ответил Ленька за себя и за Петьку и принялся за котлетку с толченой картошкой, подложенные ему на тарелочку бабой Гашей. Он чуть было не сказал «мы хаваем», но почему-то удержался от привычного выражения.

- Наголодались, бедняжки, - вздохнула баба Гаша и, заметив, что Петька с удовольствием ест жареного судака, положила ему на тарелочку второй кусок.

Ребята, члены семьи Василия и бабы Гаши, ели сноровисто, с аппетитом и не лезли с вопросами к гостям, не докучали их взглядами, чтобы не смущать. Только самая маленькая, рыженькая постоянно с любопытством поглядывала на гостей. И дождалась. Василий с улыбкой сделал ей замечание.

- Оксаночка, ты так выворачиваешь шею, что можешь остаться кривошеей. Тогда женихи любить тебя не будут. У нас еще будет время поближе познакомиться с Петей и Леней. Ешь, а то останешься голодной.

Оксана улыбнулась дяде Васе и стала вилкой ловить в тарелочке скользкий маринованный масленок.

Когда все наелись досыта, старшие стали помогать бабе Гаше убирать со стола посуду и накрывать его к чаю. Вскоре на столе появился медный самовар, начищенный до блеска, с заварным чайником на макушке, в вазочках – сахар – рафинад, варенье и большое блюдо, наполненное свежими душистыми баранками.

Принялись за чай.

Василий, посмотрев на Леньку с Петькой, сдержанно кашлянул и сказал:

- За чаем можно и познакомиться поближе. Прежде я назову наших детей. Это самый старший, Сергей, - он указал на черноволосого крепыша, симпатичного и серьезного лицом паренька, сидевшего ближе к нему по правую руку. – Сергей со временем хочет стать директором рыболовецкого кооператива. Он и сейчас уже удачливый рыбак. – А это Андрей, моложе Сергея всего на два месяца, - Василий кивнул на кудрявого, светловолосого и худощавого паренька, сидевшего ближе к нему слева. – Андрей у нас любит шутить и мечтает стать артистом. На гитаре учится играть. Выскажу свое мнение – у него неплохо получается. А это сестры - близняшки - красавицы Марина и Катя, - с нежностью взглянул Василий на двух симпатичных девочек, которые после его слов переглянулись и тихо засмеялись. Их смех был похож на звук потревоженных серебряных колокольчиков. - Марина и Катя хотят, как подрастут, стать моделями. Это влияние телевизора. Что ж, мы с Агафьей непротив. Каждый имеет право выбирать профессию по своему вкусу.

Марина, встретив внимательный взгляд Леньки, вдруг густо покраснела и стала что-то нашептывать Кате. И снова раздался серебряный звон колокольчиков.

- Но есть у нас и желающие посвятить свою жизнь работе на консервном заводе, - с особым удовольствием произнес Василий. Выйдя из-за стола, он подошел к двум темно- русым мальчишкам лет двенадцати – тринадцати, положил им на головы свои большие жесткие ладони, поершил им волосы и сказал, - это Рома и Алеша. Братья. Рома старше на годик. Сбежали из детдома и ни за что не захотели туда возвращаться.

- И правильно сделали, - недовольно вставил Сергей, - зачем возвращаться в гадюшник? Я на собственном опыте познал, что такое коллектив детского дома. Насилие старших над младшими. А воспитатели с этим не борются. Смотрят, чтобы их самих не обокрали, да как бы нож в бок не получить.

- Это верно, - подал голос Ленька. – Я тоже на своей шкуре испытал режим детдома. Меня туда теперь и трактором не затащишь.

- Как ни горько это слышать, но сказанное вами - сущая правда, - со вздохом согласился Василий. – Леня и Петя, как вы, наверное, догадались, все ребята – наши приемные дети. Истории у всех разные, далеко не веселые, по разным причинам оказались без родителей. Мы с Агафьей и заменили им отца с матерью. Как это у нас получается, пусть сами скажут.

- Что тут говорить, - отозвался Андрей, - спасибо вам дядя Василий и баба Гаша за заботу о нас. Вы – наши папа и мама.

- Ну, будет об этом, - смутился Василий и, отвернув лицо в сторону, часто заморгал. – Справившись с минутным волнением, он продолжил, обращаясь к Леньке с Петькой. – А вот Оксаночка, наша самая маленькая, она не знает ни отца, ни матери. В теплотрассе родилась. Бомжи ее выходили и кормили до пяти лет. В этом возрасте мы ее и взяли к себе. Сначала она очень плохо разговаривала. Завтра год, как она у нас. Этот день мы считаем ее днем рождения. Настоящий-то никто не знает. Так что завтра у нас праздник – отмечаем день рождения Оксаночки.

- Дядь Вась, - вступил в разговор Ленька, - а мы с Петей думали, что все ребята ваши родные.

- Они и есть родные, - улыбнулся Василий.

- Но вы же сказали – приемные.

- Да, приемные. Но теперь стали родными. У нас с Агафьей есть сын и дочь. Они взрослые. У них свои семьи. Сын, Владимир, живет в Питере. Он капитан второго ранга. Преподает штурманское дело в морском училище. А дочь Вика – в Москве. Она музыкант и замужем за музыкантом. Вот как бывает. Из деревни, а в люди выбились. Дети нас не забывают. В гости приезжают, часто звонят, материально помогают. Хотя мы в средствах не нуждаемся. Пенсии получаем, и я еще работаю, бригадиром на рыбоконсервном заводе. У нас большой огород, да в поле картошку сажаем. Корова имеется, пару свиней к зиме выращиваем. Кур и гусей держим. Всей семьей справляемся с большим хозяйством. Государство нас не забывает – и деньгами и одеждой помогает. Администрация района семейный подряд на нас оформила. Но дело совсем не в этом подряде. Мы бы и без него обошлись. – А в чем дело, Василий так и не сказал. Видно, это было что-то сокровенное.

Василий откашлялся и, переглянувшись с Агафьей, собрался было сказать Леньке и Петьке что- то очень важное, но в этот самый момент дверь в горницу отворилась, и на пороге объявился капитан милиции.

- Вы позволите? – спросил он, снимая форменную фуражку.

- Просим вас, Алексей Иванович, - ответила баба Гаша. – проходите. Мы уже отобедали, но к чаю вы как раз. Присаживайтесь.

- Присоединяйтесь к нашей дружной компании, - подхватил Василий и приставил к столу стул для участкового. – Что-то вы припозднились. Мы вас к обеду ждали.

- С Егором разбирался, - ответил капитан с чувством досады, садясь к столу и принимая из рук бабы Гаши чашку с чаем. – Этот коптильщик уже в печенках у меня сидит. Думаю, хватит его прощать. Он доброго отношения не понимает. Буду передавать материалы в суд. Совсем обнаглел коммерсант. – Прихлебнув чаю, капитан продолжил, - вы, наверное, не в курсе, что он выкинул в селе «Красный Яр»?

- Нет, - пожал плечами Василий и подсел со своим стулом к участковому, - а что?

Присутствующие с интересом стали смотреть на капитана.

- А вот послушайте, - Алексей Иванович отставил чашку с чаем, оглядел всех и продолжил. – Как нам известно, Егор скупал в этом селе, которое славится развитым животноводством, мясо по дешевке. Из этого мяса он делал колбасу и продавал ее оптом в Новосибирске. Прибыль у него зашкаливала за триста процентов. И вот члены кооператива в «Красном Яре» воспротивились продавать Егору мясо по прежней, заниженной цене, заявив, что инфляция их стороной не обходит, а он, Егор, обдирает их как липку. И подняли цену на мясо на пятьдесят процентов. Тут Егор учинил грандиозный скандал и заявил, что он может устроить кооперативу веселую жизнь: никто из покупателей к ним не приедет, а если они надумают сами везти мясо в город, то не исключено, что по дороге их может ждать серьезная неприятность. Машину с мясом могут остановить крутые ребята, свалить мясо в кювет, облить бензином и поджечь. В этом случае кооператив может понести одни лишь убытки. Он, конечно, здесь не причем, он не бандит, но предупредить должен. То есть, налицо чистой воды шантаж. Но члены кооператива не испугались его угроз, а обратились с заявлением ко мне. Совсем обнаглел коптильщик. Вот такие дела.

- Что делают с человеком деньги, - покачала головой баба Гаша. – Одним словом – буржуй.

- Жлоб он, - сердито бросил Сергей, - он у нас дождется. Мы еще с ним поговорим за Леню. Против всех нас ему не устоять.

- Ну, ну, - оборвал Сергея капитан, - попрошу без самодеятельности. Егор свое получит. По закону. Ладно, с ним все ясно. – Посмотрев на Леньку с Петькой, он продолжил, - мне бы хотелось послушать гостей. Кто такие, откуда, каким ветром их занесло в наше село? Ведь надо решать с ними. Может, в детский дом отправить.

- Как это - в детский дом? – поднялся со своего места Василий.

- Ты что говоришь, Иваныч? – подступила к капитану баба Гаша. – А ты с нами посоветовался?

- Затем и пришел, - сдерживая улыбку, ответил участковый. – Что взъерошились? Успокойтесь. Вы составили с ребятами разговор?

- Пока нет, - ответил Василий, нахмурившись. – Только было собрались, и ты пришел.

Баба Гаша еще ближе приблизилась к участковому и, склонившись над ним, понизила голос.

- Но между собой мы решили.

Капитан, мотнув головой, не согласился.

- Вы решили – это еще не значит, что можно ставить точку. Надо послушать ребят. Может, у них родители имеются?

Алексей Иванович развернулся со стулом в сторону Леньки с Петькой, которые только что приговорили по второй чашке чаю с вареньем из жимолости и откинулись на спинки стульев.

- Леня и Петя, мы хотели бы послушать ваши истории. Кто вы, где ваши родители, как вы сюда попали?

Петька с Ленькой опустили головы. Им сейчас было так хорошо и вдруг надо вновь ворошить старое, от которого сердце сжималось в тоске. Хотелось забыть прошлое раз и навсегда, как кошмарный сон. Но они понимали, что надо рассказать, потому что эти добрые люди ничего о них не знают. К тому же они должны были выполнить просьбу своего спасителя, дяди Остапа и уведомить милиционера о страшных делах, творящихся в так называемом санатории «Сосновый рай».

Ленька кивнул и первым начал свой грустный рассказ. Через некоторое время к нему присоединился Петька. Когда рассказ дошел до клиники, в которой обосновались хирурги – бандиты, ребята заговорили наперебой. Тут эмоции стали перехлестывать через край. Слишком свежо было пережитое.

Во время их рассказа присутствующие не произнесли ни слова. А когда Ленька с Петькой закончили свое, полное опасных приключений, повествование, то в горнице зависла тишина. Ее нарушал лишь мушиный гуд над русской печкой, да с улицы отдаленный разговор гусей. Неожиданно в эти слабые звуки врезалось со двора ликующее, напевное кудахтанье курицы, снесшей яйцо.

Баба Гаша кончиком головного платка смахнула скатившуюся на щеку слезу, а Василий, отвернувшись к окну, промокнул носовым платком повлажневшие глаза. Он думал, что этого никто не заметил.

Затянувшуюся паузу нарушил капитан.

- Да-а, - протянул он, - то, что мы услышали о преступной группе хирургов, обязывает меня к немедленным действиям. – Капитан поднялся и с силой натянул на голову фуражку. – Сейчас же буду звонить начальству в управление. Спасибо, хозяева, за чай!

Участковый направился к двери, но на полпути остановился, повернулся и, озабоченно посмотрев в глаза Василию и бабе Гаше, нетерпеливо спросил:

- Ну, а с ребятами как? В детдом отправлять? – он задал вопрос формально, потому что должен был его задать, хотя наперед знал, что ему ответят. Уж кто-кто, а он, участковый, лучше всех знал Василия и Агафью, этих удивительных из всего села людей.

- А мы не хотим в детдом! – почти в голос воскликнули Петька с Ленькой.

- Вы хотели бы остаться у нас? - спросил их Василий.

- И стать членами нашей семьи? – дополнила вопрос баба Гаша.

- Ага, - тихо ответил Петька.

- Если можно, - согласно кивнул Ленька.

Все заулыбались. Мальчишки и девчонки соскочили со своих мест и окружили Леньку с Петькой.

Баба Гаша подала знак Василию и они вместе с капитаном вышли на крыльцо.

- Пусть пообщаются между собой, - сказал Василий, и в голосе его нельзя было не почувствовать волнения. – Не будем мешать. – И попросил у капитана закурить.

- Ты же бросил? – удивился участковый, доставая пачку сигарет.

- Да, действительно, - махнул рукой Василий. – Не надо. Что-то я разволновался.

- Ничего удивительного, - понимающе кивнул Алексей Иванович и раскурил сигарету. – Надеюсь, вы понимаете, какую ответственность берете на себя?

- Ты нам до этого уже напоминал пять раз, сегодня – шестой, - ответил Василий.

- Ты что, считал? – удивился капитан, - почему пять?

- Потому что Марину с Катей и Рому с Алешей мы брали парами в один день, как и Леню с Петей сегодня. Скажу тебе те же слова, что и прежде. Чем больше в нашей семье детей, тем мы с Агафьей счастливее себя чувствуем. Может, кто и смеется над нами, но нас это не трогает. Главное, чтобы детям у нас хорошо было. А какие мы люди – не нам о себе судить.

Капитан задумчиво кивнул, крепко пожал Василию руку и сказал:

- Всего вам доброго! Однако, мне надо бежать. Дела.

- До свидания, Алексей Иванович!

- Пока.

- Приходите завтра на день рождения Оксаночки, - пригласила баба Гаша.

- Приду, - выходя из ограды и закрывая за собой калитку, ответил участковый. – А самогонки нагнали?

- Как же без нее, Алексей Иванович? – усмехнулся Василий.

- Тогда непременно приду, - улыбнулся капитан и вскоре скрылся за углом ограды.

- А я на завод, - сказал Василий, посмотрев на Агафью, - переживаю, как там работает новая линия?

- Нормально должна работать, - заверила баба Гаша, провожая мужа до калитки, - у тебя же золотые руки.

В свинарнике требовательно, с легким повизгиванием захрюкали два борова, требуя положенный обед.

- Господи, - всполошилась баба Гаша, - ведь пора свиней кормить. – И она, заправив выбившуюся прядь волос под платок, словно молодая, взбежала на крыльцо и скрылась в доме…

Новосибирск