А. Саломони. Толстовцы между христианством и анархизмом (original) (raw)
Антонелла Саломони. Эмигранты-толстовцы между христианством и анархизмом (1898-1905 гг.)
(Статья интересная, но встречаются странные утверждения - такое впечатление, что автор тщательно изучил периодические издания толстовцев и анархистов, о которых пишет, но публицистику Л.Н.Толстого тех лет он не читал, взгляды его излагает по пересказу советских авторов.)
Распространение толстовской мысли представляет собой важнейшую веху в глубоком кризисе европейского самосознания конца XIX в.1 Показательно, что так называемое толстовство отразилось на судьбе католического реформизма (известного как «модернизм»), проникло в самые различные круги общества: оно укрепилось в демократическом пацифизме и революционном антимилитаризме; было вдохновителем короткого, но интенсивного периода анархо-христианского движения и явилось причиной острой идеологической борьбы анархистских организаций; оно пользовалось большим успехом в международной социал-демократии. Таким образом, цель данного исследования состоит в том, чтобы попытаться определить это широкое и новое «критическое» пространство, критическое в отношении действующих институтов и движений — как по происхождению, так и по принадлежности, например в отношении церквей или партий, не поддаваясь при этом соблазну находить в них мнимое единство или ограничиваться фиксацией случайных совпадений, настаивая, однако, на многозначном (многообразном) характере основных положений толстовского учения.
Как определить кратко толстовскую радикальную мысль? Ее основная характерная черта заключается во все большем ограничении рамок доктрины, которые в определенных случаях размываются, освобождая христианство от догматов, расширяя в то же время рамки морали. Помимо этого, по Толстому, человеческая жизнь должна строиться исключительно на основании разума. Истинное учение Христа является наиболее четким и полным выражением законов разума. Все прочее в метафизической доктрине церкви (воплощение Христа, Троица, бессмертие души) и в еще большей степени — церковные обряды суть не что иное, как извращение подлинного учения Христа.2
План религиозной системы, представленный писателем из Ясной Поляны, напоминал логически построенный компендиум, содержащий комплекс идей, нечетких и противоречивых, спонтанно родившихся внутри многочисленных сект рационалистического толка. Однако при этом нельзя говорить и об эклектизме, поскольку Толстой не систематизирует и не ставит в один ряд отдельные положения из различных религиозных систем. Он просто объединяет этические моменты, являющиеся общими для различных толкований евангельского послания.3 Это означает, что в учении Толстого совершенно отсутствует догма как структура. Следовательно, оно не могло стать прообразом для создания какой-либо новой секты. В России было мало последователей Толстого, пытавшихся организовать новую форму церкви, совсем немного было верующих, покинувших православие с тем, чтобы обратиться к религии милосердия и братства. Еще меньше было землевладельцев, согласных с его призывом к перераспределению земель. Тем не менее учение писателя оказало сильное влияние и на интеллигенцию, и на народные слои, что побудило обер-прокурора Синода К.П.Победоносцева заявить о том, что преклонение перед Л.Н.Толстым приняло характер «эпидемического сумасшествия».4 Программа жизни по Толстому нашла в некоторых кругах практическое воплощение, или, по крайней мере, были предприняты такие действия, означавшие для русского общества существенную попытку преодолеть разрыв, отделявший интеллигенцию от народа.5 Гражданские и церковные власти сочли необходимым развернуть активную антитолстовскую кампанию, не только запретив публикацию политико-религиозных произведений писателя (которые распространялись благодаря гектографу или в переводах на французский и немецкий языки), но и подвергая цензуре статьи с положительными о них отзывами, сообщения о состоянии здоровья Толстого и условиях его жизни.6 Одновременно на страницах клерикальной печати усиливались нападки на его последователей,7 которым ограничивали свободу, а во многих случаях подвергали депортации или отправляли в ссылку.
Термин «толстовство» был введен Русской православной церковью в полемических целях. Антитолстовская кампания, развязанная гражданскими и церковными властями, приобрела особенно интенсивный характер в 1890-е годы.8 Она стала частью более широкой борьбы со всеми формами религиозного неповиновения, первым выражением которой явилось усиление цензуры: ранее ее обвиняли в излишней терпимости, если не прямом либерализме, в отношении идей, подрывающих, по мнению сторонников клерикальной партии, основы авторитета и власти церкви. Государственная церковь, однако, не ограничилась лишь превентивными или репрессивными мерами и не довольствовалась полемикой в печати. Насаждалась мысль о том, что «толстовство» представляло собой новое сектантское направление, которое можно было бы прибавить к списку различных проявлений религиозного несогласия.9
Согласно православной классификации, учение графа Толстого было отнесено к категории так называемых «рационалистических сект»,10 но с одним важным отличием: в то время как такого рода секты поддерживали основы христианской веры, Толстой их разрушал. Действительно, он не ограничивался тем, что отвергал власть церкви и ее иерархов, не признавал церковных догматов и священных таинств, культа святых и икон. Он ставил под сомнение все богословие исторического христианства, отвергая как противоречащий разуму принцип триединства. От этого он последовательно шел к неприятию идеи воплощения Бога в мессию (богочеловечество) и к непризнанию Бога в проповеднике Евангелия. В разрушении традиционных верований Толстой пошел еще дальше, следуя без колебаний по пути, указанному в западной культуре еще Спинозой — по пути непризнания существования божественной личности и созидательного разума. Таким образом, может быть впервые в современном мире, благодаря силе воздействия писателя, голос которого доходил до миллионов читателей всего мира, была поставлена проблема о разделении христианства (сведенного к этике) и богословия.
Толстой всегда решительно отвергал идею создания какой-либо формы общины, им вдохновляемой и возглавляемой. Например, в дневнике за 1897 г. он писал, что испытывает глубокую неприязнь к названию «толстовство» и выступает против любых попыток использовать его моральный авторитет или приписать ему роль учителя жизни и основателя учения. Он полагал, что все желающие, чтобы их кто-то вел, и те, кто взялись бы вести других, лишь показали бы, что ничего не поняли из заветов евангельского послания.11 В письме английскому «Толстовскому обществу» от 15 августа 1901 г. писатель подтверждал, что «быть членом старого общества, учрежденного Богом при начале сознательной жизни человечества, более производительно для себя и для человечества, чем быть членом ограниченных обществ, организуемых нами для достижения целей, которые мы в состоянии сознать». Ставить общество людей выше общества Бога для Толстого значило «обманывать самих себя».12
Идеи Толстого получили распространение в Европе прежде всего благодаря деятельности близких сотрудников писателя, основателей московского издательства «Посредник». Это были Павел Иванович Бирюков (1860—1931)13 и Владимир Григорьевич Чертков (1854—1936),14 высланные в 1897 г. из России за поддержку духоборов, преследовавшихся царским правительством.15 На Западе П.И.Бирюков и В.Г.Чертков стали вдохновителями движения, которое по традиции мы будем называть «толстовством», но которое также может быть определено как «христианский анархизм» или же «свободное христианство».
«Толстовство» всегда считалось лишь простым придатком или ответвлением толстовской мысли. «Толстовцы» рассматривались как сообщество, не ставившее перед собой иных целей, кроме самосовершенствования; они якобы полностью исключали мотивы и цели социального и политического характера, ибо были убеждены в том, что любой реформе общества должно предшествовать преобразование отдельной личности. Согласно этой концепции, единственной целью движения должна быть пропаганда «ненасилия» — идеи, которая хотя и осуждала религиозные и этические основы самодержавия, но отказывалась от каких-либо политических действий и, казалось, ограничивалась пассивным созерцанием деспотизма.
В действительности же анализ толстовских публикаций, появившихся в годы эмиграции П.И.Бирюкова и В.Г.Черткова, раскрывает совершенно иное положение дел и настоятельно поднимает еще один малоизученный вопрос — об отношениях между христианством и политикой в Европе конца XIX — качала XX в. В Европе разработка политического и социального аспектов христианства шла в течение всего XIX в. По мере того как Римско-католическая церковь теряла светскую власть, христианство было вынуждено соприкоснуться с современной действительностью, с национальным вопросом, с социальными проблемами, с экономическим и политическим либерализмом, с наукой. Особенно тревожили души рационализм и либерализм, которые нарушали вековые обычаи и разрушали устоявшиеся основы солидарности, ведя к отделению церкви от государства и стимулируя требование свободы совести и вероисповедания.16 Мы видим, как в лоне некоторых церквей образуются группы христиан, сблизившихся с социализмом, которые обсуждали такие темы, как политическая деятельность верующих, отношения между христианством и властью, нация, общество в его материальном выражении, проблемы мира. Таким образом, христианство, в сущности, соприкасалось с идеями современности, с экономическим, социальным и политическим прогрессом. В европейском обществе, оказавшемся под сильным влиянием идеи рационализма и коммунизма, религия не могла рассматриваться лишь как этический порыв, она должна была проявиться в качестве политического инструмента эмансипации.17
Христианский анархизм стал крайним проявлением этой тенденции. Он выглядел серьезной попыткой приспособления к новым требованиям секуляризации общества и европейской культуры, а это вело к последовательному исчезновению конфессионализма. Появление разновидности христианства, тяготевшей к анархии, поскольку она не нуждалась в институтах для поддержания своего существования, вынуждало иных обращаться к вопросу взаимоотношений между анархией и религией, и они более убедительно демонстрировали, таким образом, свой отказ разделять моральную ответственность индивида как основу деятельности, направленной на возрождение и эмансипацию общества. Христианский анархизм представляется обычно как небольшое ответвление анархизма. Его влияние считается кратковременным, а распространение — весьма ограниченным. Такая оценка в основном правильна. И все же борьба, которую некоторые деятели анархизма и социал-демократии вели против главных представителей этого движения (и в особенности против русских толстовцев), свидетельствует о значимости его идей в начале XX в. И это позволяет утверждать, что взаимосвязь между «анархизмом» и «христианством», если перевести на язык «политических» схем некоторый «этический» опыт религиозных общин неконформистского толка, оказывала немаловажное влияние на оба направления, хотя, казалось бы, между ними не могло быть точек соприкосновения.
Сегодня мы можем изучать христианский анархизм прежде всего благодаря журналам «Свободное слово» (1898—1905 гг.) и «Свободная мысль» (1899—1901 гг.), которые Бирюков и Чертков издавали в годы эмиграции в Англии и Швейцарии.
Каковы основные положения анархо-христианской программы, провозглашенной на страницах толстовских журналов? «Свободная мысль» издавалась по следующей программе:
«1. Передовые статьи. Обсуждение важнейшего с христианской точки зрения события в данное время во внутренней жизни нации или событий политических, международных...
2. Статьи, посвященные специальным вопросам о свободе совести и печати, о воинской повинности, о значении государства и церкви, о жизни рабочего и привилегированного класса, вопросы экономические.
3. Государственные, церковные и экономические явные и скрываемые во всех государствах, в особенности в России.
4. Религиозные и социальные движения разных времен и народов.
5. Религиозная наука. Происхождение священных книг. Описание различных религий и философских систем в простом, общепонятном изложении».18
Толстовские журналы играли активную роль в дискуссиях и обмене мнениями по таким вопросам, как совместимость социализма и религии,19 связь между насилием и революцией,20 реформа земельной собственности,21 характеристика христианского анархизма,22 различные компоненты современного анархизма.23 Кроме того, они дали широкую возможность для распространения идей выдающихся свободных мыслителей.24 Но эти журналы не ограничивались только постановкой вопросов чисто теоретического или морального характера. Они также выступали как настоящие боевые органы, которые в открытой полемике с царской цензурой распространяли, вероятно, самую полную и свежую информацию о социальном и политическом положении в России и о произволе самодержавия.
Для толстовцев главным препятствием в деле освобождения народов было наличие правительств, и они активно включались в борьбу против «раболепного общества», считая, что именно покорность власти государства и церкви являлась причиной всех несчастий русского общества: «Для русского народа есть только одно спасение — в освобождении себя от губящего его церковного и государственного удушья и гипноза».25 Именно поэтому началось создание своеобразного архива с целью фиксации каждого отдельного эпизода неповиновения или сопротивления государству или церкви. Например, толстовские журналы с большим вниманием следили за студенческими беспорядками, вспыхнувшими весной 1899 г., с требованием отмены университетских уставов 1884 г., по которым была ликвидирована автономия университетов, распущены студенческие союзы и установлен суровый надзор над всей академической деятельностью. Подчеркивалось, в частности, что студенческие демонстрации отличались не только числом их участников, но также и способом их проведения. Так, студенты решили «воздерживаться» от посещения занятий, следуя примеру рабочих, бастовавших в знак протеста в период между 1896 и 1898 гг. Особенно активным было выступление демонстрантов с острым разоблачением сути «временного регламента» от 29 июля 1899 г., которым предусматривалось исключение из университета студентов, ответственных за беспорядки, и их призыв в армию в качестве солдат, а также вводилась обязательная воинская повинность для участников волнений. Для толстовцев «отдача в солдаты людей, провинившихся в проявлении своей воли, инициативы, протеста — имеет значение грубого унижения, отнятия последней, дозволенной воли и направление жизни человека, обвиненного в излишней свободе, на исполнение чужой бессмысленной воли, направленной на поддержание и охранение всех тех учреждений, против которых они восставали».26
Другой важный аспект активной деятельности толстовцев был связан с антиклерикализмом.27 Именно толстовский антиклерикализм указал путь к борьбе против религиозных «предрассудков» и «суеверий», которую вели социал-демократические кружки, что показывает анализ пропагандистских брошюр, издававшихся тогда российскими революционерами (например, «Народные листки», выпускавшиеся в Швейцарии В.Бонч-Бруевичем).28 Но толстовские журналы прежде всего были эффективными средствами пропаганды антимилитаризма и пацифизма, органами информации, широко освещавшими различные случаи уклонения от воинской службы в России и на Западе.29 Толстовцы принимали непосредственное участие в деятельности различных антимилитаристских групп в Европе;30 они распространяли антивоенные идеи путем чтения публичных лекций, издания книг и брошюр, организации празднеств и пацифистских манифестаций, конкретной помощи уклоняющимся от военной службы.31 Именно с этой точки зрения следует рассматривать интерес к опыту различных религиозных общин диссидентского толка в России и на Западе, члены которых на основе собственных религиозных убеждений выступали за отказ от насилия и, собственно, от военной службы, от применения оружия, от войны. Исходя из этого был создан также «архив материалов к истории и изучению русского сектантства».32 Этому примеру очень скоро последовали социал-демократические организации, у них были совсем иные политические цели.33 Есть, однако, один вопрос, по которому христианский анархизм толстовского толка явно расходился с мыслью самого Толстого. Как известно, Толстой придерживался идеологии в основном консервативного характера. Многие его идеи шли вразрез с революционной мыслью: это убеждение, что прогресс является не чем иным, как формой суеверия; резкая неприязнь по отношению к эволюции экономики; глубокий скептицизм в отношении к науке; равнодушие ко всему тому, что касалось организации социальной жизни; неприязненное отношение к развитию цивилизации и к любым проявлениям модернизма. В общем, могло показаться, что Толстому были совершенно чужды и социальные отношения его времени, и положение различных классов, и различные политические теории и движения. Толстовцы же, наоборот, в эмиграции с самого начала уделяли большое внимание вопросам эволюции индустриального общества и проявляли глубокий интерес к проблемам рабочего движения. Таким образом, они непосредственно приобщались к опыту христианского социализма, развивавшегося в Англии во второй половине XIX в., где мистические и гуманитарные компоненты были тесно увязаны с политической активностью и социальной проповедью. К 1893 г. относится создание организации «Labor Church Union», которая поставила своей целью социальную эмансипацию трудящихся и потребовала их освобождения от условностей материализма и клерикализма. В своем программном документе, адресованном английскому миру труда, эта организация провозглашала: «Рабочее движение — это религиозное движение: его религия — неклассовая, она объединяет представителей всех классов, выступающих за запрещение рабства товара. Религия рабочего движения не связана с какой-либо сектой, она — свободная религия».34
Толстовские журналы, как и все важнейшие социал-демократические органы эмиграции, публиковали многочисленные сообщения хроникального характера из жизни рабочих заводов и фабрик и описания важнейших фактов из рабочей жизни с анализом действующих элементов и сил: «Газеты чуть ли не каждый день приносят известие о стачках рабочих, и за последнее время все чаще и чаще при описании этих стачек говорится о вооруженных столкновениях с полицией и войсками. Явление это знаменательно. Рабочий класс, придавленный и озлобленный, начинает подымать голову и угрожать тому, на кого так долго послушно и молча работал. Физическая сила еще на стороне работодателя, и обыкновенно он побеждает. Он, конечно, не уступит даром своих привилегий, и надо ждать еще долгой кровавой борьбы. Мы верим, что одновременно с этим физическим, роковым процессом борьбы растет с обеих сторон и другая сила, сила разума и любви, которая может совершенно неожиданно изменить предлагаемый исход борьбы, проектируемый людьми, верящими в физическую силу».35
Анархо-христианские общины в действительности зародились в конце XIX — начале XX в. в Англии (Costwald, Purleigh), во Франции (Veaux), в Голландии (Blaricum).36 В Европе издавалось немало журналов, которые идейно были близки русским толстовцам: в Англии «The New Order» и «The New Age», в Голландии «Vrede», в Венгрии «Ohne Staat» и «Allam nèlkül», во Франции «L'Ère nouvelle» и «Le Flambeau». Они оказали активную поддержку распространению идеи ненасилия, прямо связанной с толстовским учением. Регулярно они публиковали важнейшие отрывки из основных работ Толстого, рецензии и статьи с комментариями по поводу тех или иных высказываний писателя; кроме того, — и это наиболее интересно — периодически давали сообщения самого разного характера об опыте толстовских общин, разбросанных по Европе, то есть тех анархо-христианских групп, члены которых, независимо от того, были они верующими или нет, объединялись на основе свободы мнения по отношению к идее (предпосылка, которую они определяли как «свободную мысль»), но строго придерживаясь при этом жизненных правил, основанных на Евангелии.37
Европейские анархисты революционного толка не были согласны с тем, чтобы свести христианство к чисто евангельскому посланию, что повлекло бы за собой выход верующих из церковных и духовно-религиозных структур. Они опасались, что присоединение толстовцев к организациям анархического толка может повлиять на характер их учения, и всегда подчеркивали несовместимость любого христианского учения с анархизмом, открыто предупреждали об опасности проникновения мистицизма в наиболее передовые слои пролетариата и его укоренения там. Таким образом, они обвиняли русских толстовцев, находившихся в Англии, в ведении деятельности, губительной для революционной пропаганды. В особенности они разоблачали попытки создать «новую секту» (чтобы не сказать «новую религию»), основной доктриной которой было бы «пассивное повиновение», или «слепая покорность» властям.
После первых выступлений в конце XIX в. идея забастовки прошла большой путь, и новая форма протеста с успехом использовалась тысячами трудящихся. Толстовцы также обратились к этому мощному способу борьбы, но отдавали предпочтение ее ненасильственному варианту, что вызвало резкую реакцию в рядах революционных анархистов.
В основе взглядов толстовцев лежало сочинение одного французского мыслителя XVI в., которого анархо-христиане считают настоящим предтечей ненасилия.38 Это Этьенн де Ла-Боэси, который в своем «Рассуждении о добровольном рабстве» (Discours de la servitude volontaire, 1546—1548) доказал, что покорность народов своим правителям является причиной их рабского подчинения и что достаточно отказаться от поддержки власти, чтобы стать свободными.39
Именно к подобной форме политического манифеста, часто перепечатывавшегося в моменты сильной социальной напряженности, возводят толстовские антимилитаристы свое главное предложение — мирную всеобщую забастовку. Этот проект, который вобрал в себя миролюбие самых радикальных христианских групп и одновременно являлся инструментом, прибавившим выступлениям пролетариата классовую форму, впервые был выдвинут Иваном Михайловичем Трегубовым (1858— 1931) во второй половине 1903 г.40 и в более развернутом виде представлен автором европейским анархистам в большой статье, опубликованной в июне 1904 г.41 Чуть позже его предложение стало предметом острой полемики, развернувшейся на первом международном антивоенном конгрессе (Амстердам, 26—28 июня 1904 г.).42
По мнению И.М.Трегубова, кроме двух традиционных путей в жизни общества — «пути повиновения и пути насилия», существовал также «третий новый путь — путь сознательного возмущения, другими словами — христианский путь, который заключается не в богословском догмате и не в церковной или государственной форме, а в постоянном сопротивлении гнету церкви и государства с целью установления социальной организации, не знающей никакого насилия».43 В своем проекте И.М.Трегубов четко определял характерные черты противников трудящихся, т.е. церкви, государства, капитала; «Церковь угнетает народ морально. Она подавляет его дух и иссушает его сердце всякими предрассудками; лишает его воли, проповедуя покорность сильным мира сего и правительствам и уверяя, что они являются наместниками Бога или божественной эманацией. Правительство угнетает народ с помощью законов, налогов, армии, полиции, тюрем. Капитализм, наконец, угнетает народ, эксплуатируя его труд. Каждый из этих угнетателей действует не только сам по себе, но и вступает в союз с другими, и они оказывают поддержку друг другу».44 Борьба трудящихся в первую очередь должна была сводиться к распространению идей и действий, дискредитирующих церковь, правительство и капитализм. Во-вторых, она должна была состоять в категорическом отказе от поддержки любой из трех этих систем угнетения. Каким образом? Это отказ от участия в церковных обрядах и институтах; отказ от участия в правительственных акциях, и в особенности от несения воинской службы, а также бойкот производства и строительства тех средств и объектов, которые позволяют государству поддерживать свою власть (оружие, военные суды, крепости, казармы, тюрьмы); отказ платить налоги, предназначенные для поддержки церкви и снабжения армии, использовать лошадей и фураж, реквизированных военными властями, перевозить священников, солдат или чиновников, направляющихся на выполнение или освящение военных операций, а также перевозить оружие, боеприпасы и любые предметы, принадлежащие церкви. Также следовало наладить, наконец, сотрудничество в создании рабочих, производственных и потребительских организаций; вести борьбу за сокращение рабочего дня и увеличение зарплаты; в качестве конечной цели всех народных требований ставить уничтожение капиталистической системы и передачу средств производства в руки трудящихся.
Этот проект содержал также положения, которые, казалось, шли вразрез с основами учения Толстого, переплетаясь с требованиями, выдвигавшимися также в ходе рабочих волнений. Он действительно затрагивал вопросы приоритета личного морального совершенствования над политической борьбой за социальную эмансипацию. Но в то же время он позволял — и это было достижением стратегического порядка — устранить обвинения в пассивности и смирении, которые выдвигали против толстовцев революционные анархисты. Проект был проникнут не только глубоким осознанием необходимости коллективных и скоординированных действий трудящихся, но и пониманием того, что наиболее эффективным способом ослабления правительственной власти была именно забастовка: «Для того, чтобы борьба против церкви, государства и капитализма была более эффективной, нужно действовать не по отдельности, каждый сам по себе, а совместно, договорившись, по-братски, в этом случае — единовременно. Другими словами, надо прибегнуть к оружию, уже испытанному в борьбе трудящихся против угнетателей, — к забастовке». Опыт рабочих забастовок, которые прошли до этого в Швеции, Бельгии, Галиции, России показал, что наиболее эффективными с точки зрения результата стали «забастовки одновременно всеобщие и мирные». Для проведения всеобщей мирной забастовки не требовалось ни массовых манифестаций, ни баррикад, ни насилия над представителями церкви, государства и капитализма: «Она требовала только единства и твердой решимости более не подчиняться их командам, ни на каком уровне не участвовать в их делах».45
Примечания
1. Подробнее см.: Salomoni А. Il pensiero religioso e politico di Tolstoj in Italia (1886-1910). Firenze, 1996.
2. См.: Weisbein N. L'evolution religieuse de Tolstoi. Paris, 1960; Edgerton W.B. The artist turned prophet: Leo Tolstoj after 1880. The Hague, 1968; Bori P.C. L'altro Tolstoj: Lev Tolstoj interprete delle tradizioni religiose. Bologna, 1995.
3. См.: Leroy-Beaulieu A. 1) La religion en Russie: Les reformateurs. Le comte Leon Tolstoi, ses precurseurs et ses emules // La Revue des deux mondes. 1888. 15 septembre. P. 414—443; 2) L'empire des tsars et les russes. Paris, 1888. T. III. P. 535-551.
4. Письма К.П.Победоносцева к Александру III. М., 1926. Т. 2. С. 253.
5. Об этом см., например: А.Е. Толстовцы // Неделя. 1890. № 49. С. 1585—1588; Ильин Н.Д. Дневник толстовца. СПб., 1892; Рахманов В. Л.Н. Толстой и «толстовство» в конце восьмидесятых и начале девяностых годов // Минувшие годы. 1908. № 9. С. 3—32; Бирюков П.И. Л.Н. Толстой и Вильям Фрей // Там же. С. 69—91.
6. Бонч-Бруевич В.Д. Конфискованные произведения Л.Н. Толстого // Известия Общества толстовского музея. 1911. № 2. С. 25-28; Корякин В. Московская охранка о Л.Н. Толстом и толстовцах // Голос минувшего. 1918. № 4—6. С. 383—310; Николаевский Б.И. Л.Н. Толстой и Департамент полиции // Былое. 1918. № 3. С. 204—215; Переселенное С.А. Из истории отношений цензуры к Л.Н. Толстому // Историко-литературный сборник. Л., 1924. С. 335—338; Ильинский И. Жандармский обыск в Ясной Поляне в 1862 г. // Звенья. М.; Л., 1932. Т. 2. С. 374—412; см. также: Красный архив. 1922. № 1. С. 412—416, 417; 1923. № 4. С. 338-364; 1926. № 2. С. 230—234; 1927. № 3. С. 245-250; 1929. № 4. С. 215-235; 1934. № 2. С. 126-130; 1935. № 6. С, 209-220; 1939. № 5. С. 221-225.
7. Богословский С. Несколько слов по поводу лжеучения гр. Толстого // Московские церковные ведомости. 1887. № 3. С. 38—49; Беликов В. Недуги нашего времени: спиритизм, атеизм и толстовщина // Там же. 1887. № 23. С. 323—328; Доброклонский А. О ереси Л.Н. Толстого // Душеполезное чтение. 1893. № 1. С. 165—168; Голос из народа в обличении толстовского лжемудрования // Миссионерское обозрение. 1896. № 11. С. 391—392; Тихомиров Л. Новые плоды учения гр. Л. Толстого // Там же. 1897. № 1. С. 46—63; Гневушев М.В. Истинный смысл и значение учения гр. Л.Н. Толстого // Там же. 1898. № 2. С. 189—213; № 6. С. 803—826; Amicus. Из писем к интеллигенту-другу, увлекающемуся учением Л.Н. Толстого // Там же. 1899. № 1. С. 72-81; № 2. С. 209-213; № 7—8. С. 32—39; № 9. С. 212—214; см. также: Плоды учения гр. Л.Толстого // Там же. 1899. № 5. С. 566—571; Новая колонизаторская попытка у толстовцев // Там же. 1899. № 12. С. 700-704.
8. См.: Пругаеин А.С. О Льве Толстом и толстовцах: Очерки, воспоминания, материалы. М., 1911. С. 179-200.
9. Толстовство как секта // Миссионерское обозрение. 1897. № 9—10. С. 807-843; 1898. № 5. С. 770-779.
10. Кутепов Н.П. Краткая история и вероучение русских рационалистических и мистических ересей. Новочеркасск, 1899. С. 58—61; Маргаритов С. История русских рационалистических и мистических сект. Кишинев, 1902. С. 110—122; Буткевич Т.Н. Обзор русских сект и их толков. Пг., 1915. С. 526-557.
11. Л.Н. Толстой о «толстовстве» (Из его дневника 1897 г.) // Свободное слово. 1901. № 1. Стлб. 3; Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. М., 1953. Т. 53. С. 168-169.
12. По поводу «Толстовского общества» // Свободное слово. 1902. № 2. Стлб. 25; Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 73. С. 114—115.
13. См.: Бирюков П.И. История моей ссылки // О минувшем. СПб., 1909; Senn A. P.I.Biryukov: a tolstoyan in war, revolution and peace // The Russian Review. 1973. № 3. P. 278-285.
14. См.: Fodor A. A quest for a non-violent Russia: The partnership of Leo Tolstoy and Vladimir Chertkov. Lanham; New York; Boston, 1989.
15. См.: Помогите! Обращение к обществу по поводу гонений на кавказских духоборов, составленное П.Бирюковым, И.Трегубовым и В.Чертковым, с послесловием Л.Н.Толстого. Лондон, 1897.
16. Об аспектах европейской секуляризации см.: Chadwick О. The Secularization of the European Mind in the Nineteenth Century. Cambrige, 1975; Simnneau J.-P. Secularisation et religions politiques. La Haye; Paris; New York, 1982.
17. Что касается России, см.: Scherrer J. 1) Intelligentsia, religion, revolution: premieres manifestations d'un socialisme Chretien en Russie. 1905—1907 // Cahiers du monde russe et sovietique. 1976. JSfe 4. P. 427—466; 1977. № 1—2. P. 5—32; 2) L'intelligentsia russe: sa quete de la «verite religieuse du socialisme» // Le temps de la reflexion. 1981. № 2. P. 113-152.
18. Свободная мысль. 1899. № 1. С. 15.
19. См.: Бирюков П. Социализм и религия // Свободное слово. 1903. № 4. Стлб. 15-16.
20. См.: Чертков В. 1) Мысли о революции // Свободное слово. 1902. № 2. Стлб. 9—11; 2) Насильственная революция или христианское освобождение? // Там же. 1903. № 5. Стлб. 25-27; № 6. Стлб. 23—28; № 7. Стлб. 20-23; № 8. Стлб. 18-27; 1904. № 9. Стлб. 21-24; № 10. Стлб. 25-29.
21. См.: Единый налог // Свободная мысль. 1899. № 3. С. 10—12; Национализация земли и единый налог // Там же. 1899. № 5. С. 11—13.
22. См.: Чертков В. По поводу христианского анархизма // Свободное слово. 1905. № 17—18. Стлб. 35—38.
23. См.: Бирюков П. Об анархизме // Свободное слово. 1901. № 1. Стлб. 5—7; Что такое анархизм? // Там же. 1903. № 8. Стлб. 1—4; 1904. № 9. Стлб. 15—21; № 10. Стлб. 18—21; № 12. Стлб. 26—31; № 13.Стлб. 19—26; 1905. № 15. Стлб. 18-22; № 16. Стлб. 22-28; № 17. Стлб. 32-35.
24. См., например: Спиноза и Библия // Свободная мысль. 1900. № 3. С:. 45-47; № 4. С. 58-61; № 5-6. С. 89-94.
25. Голод в России // Свободная мысль. 1899. № 1. С. 10.
26. В солдаты! // Свободная мысль. 1899. № 2. С. 7. По поводу студенческого движения см. также: Там же. 1899. № 1. С. 10—11; 1901. № 14. С. 212—216; Студенческое движение 1899 года: Сборник под ред. А. и В. Чертковых. Purleigh, 1900; Листки свободного слова. 1900. № 10; 1901. № 19. С. 3—56; Свободное слово. 1902. № 2. Стлб. 11—13.
27. См.: Православная церковь и общество // Свободное слово. 1903. № 4. Стлб. 16-18; № 5, Стлб. 8-12.
28. См., например: Как попы поработили народ учением Христа // Народные листки. 1902. № 9.
29. См.: Свободная мысль. 1899. № 3. С. 12; № 5. С. 8—9; 1900. № 1. С. 11-12; № 3. С. 37-38; № 9. С. 140-141; № 11. С. 168—70; № 12. С. 186—189; 1901. № 13. С. 204—205; № 15. С. 235—238; № 16. С. 248—250; Свободное слово. 1902. № 2. Стлб. 15—18; № 3. Стлб. 6—9; 1903. № 4. Стлб. 10-14; № 7. Стлб. 1-4; № 8. Стлб. 9-11; 1904. № 9. Стлб. 7-9; № 11. Стлб. 4—8; № 12. Стлб. 6—7; № 13. Стлб. 6—9; № 14. Стлб. 12—13; 1905. № 15. Стлб. 11-12; № 16. Стлб. 6-11, 31-32; № 17-18. Стлб. 7-10.
30. См.: Бирюков П. Международная группа антимилитаристов // Гомон А. Психология военной профессии. Женева, 1903. С. 259—264; Свободное слово. 1903. № 6. Стлб. 29—31.
31. См.: Чертков В.Г. Напрасная жестокость: О том, нужно ли и выгодно ли для правительства делать мучеников из людей, по своим религиозным убеждениям не могущих участвовать в военной службе? Лондон, 1896; Чертков В.Г., Бирюков П.И. Положение духоборов на Кавказе в 1896 году и необходимые средства облегчения их участи. Лондон, 1897; Письма П.В.Ольховика, крестьянина Харьковской губернии, отказавшегося от воинской повинности в 1895 году. Лондон, 1897; Чертков В.Г. «Где брат твой?»: Об отношении русского правительства к людям, не могущим становиться убийцами. Purleigh, 1898; Шкарван А. Мой отказ от военной службы. Purleigh, 1898; Жизнь и смерть Е.Н.Дрожжина (1866—1894) / Сост. Е.И.Попова. Purleigh, 1898; Зибаров Н. О сожжении оружия духоборами. Purleigh, 1899.
32.См.: Материалы к истории и изучению русского сектантства. Christchurch, 1901-1905.
33. См.: Материалы к истории и изучению современного сектантства и старообрядства (раскола). СПб., 1908-1916.
34. См.: Binyon G.C. The Cristian Socialist Movement in England. London, 1931; Jones P. D'A. The Cristian Socialist Revival: 1877—1914. Princeton (N.J.), 1968.
35. Рабочее движение // Свободная мысль. 1899. № 1. С. 8. О «притеснении рабочих» см. также: Листки свободного слова. 1899. № 8. С. 4—18; № 9. С. 25-31; 1900. № 13. С. 1-25; № 14. С. 5-16; № 15. С. 16-22; Свободная мысль. 1899. № 3. С. 4-6; 1900. № 8. С. 122-127; Свободное слово. 1901. № 1. Стлб. 14—19; 1902. № 3. Стлб. 12—13.
36. См.: Jans R. Tolstoj in Nederland. Bussum, 1952. P. 76—108; Armitage W.H.G. Heavens Below: Utopian Experiments in England 1560—1960. London, 1961. P. 342—358; Holman MJ. de K. The Purleigh Colony: Tolstoyan Togetherness in the Late 1890s // New Essays on Tolstoy / Ed. by M. Jones. Cambrige, 1978. P. 194-222.
37. Об этом см.: Христианский анархизм в Голландии // Свободная мысль. 1900. № 8. С. 118—119; Анархическая колония в Англии // Там же. 1901. № 15. С. 226—230; Amand E. Les Tolstoistes hollandais // L'Ere nouvelle. 1901. № 6. P. 3; La communaute de Costwald // Ibid.; Un phalanstere allemand // Ibid. 1902. № 13—14. P. 2; Armand E. La colonie tolstoienne de Blaricum // Ibid. 1902. № 17. P. 4-5.
38. См.: Бескровное разрушение // Свободное слово. 1903. № 8. Стлб. 6—9.
39. Рассуждение о добровольном рабстве / Перевод и комментарии Ф.А. Коган-Бернштейн. М., 1952. См. также: Радциг Д.И. Этьенн де Лабоэси — предшественник монархомахов-тираноборцев XVI века // Средние века. М.; Л., 1946. Т. 2. С. 232-332.
40. См.: Трегубое И. О всеобщей мирной стачке // Свободное слово. 1903. № 7. Стлб. 25-26.
41. Tregouboff I. La greve generate pacifique // L'Ere nouvelle. 1904. № 29. P. 253—256.
42. См.: Armand E. 1) Le refus du service millitaire et sa veritable signification // L'Ere nouvelle. 1904. № 29. P. 245—249; 2) Le congres antimilitariste d'Amsterdam et la Deuxieme Internationale: Impressions et reflexions // Ibid. 1904. № 30. K. 285-291.
43. Tregouboff I. Lettre ouverte d'un tolstoien a un antitolstoien. Paris, 1904. P. 6.
44. Tregouboff I. La greve generale pacifique. P. 253.
45. Ibid. P. 254. См. также обращение И.М. Трегубова «Призыв к рабочим всего мира»: Assez de sang: Appel aux travailleurs du monde entier // L'Ere nouvelle. 1904. № 31. P. 354-355.
Русская эмиграция до 1917 года – лаборатория либертарной и революционной мысли. СПб., «Европейский Дом», 1997.