Владислав ПОПОВ. У снега в плену. (original) (raw)
РОМАШКА
Все песенки ветра туги и воздушны,
А травы шуршат, на ветру подсыхая,
И только ромашка, случайно живая,
Белеет, встопорщив подмёрзшее ушко.
И всё хорошо, и жить, слава Богу,
До первого снега ещё три недели,
И небо по-прежнему будто высо́ко.
Деревья как будто ещё не старели.
И всё для неё так легко и понятно:
Оттаяли лужицы в полдень горячий,
И шмель одинокий вперёд и обратно
Над лужицей скачет, как маленький мячик.
И эти недели как целая вечность!
Тепла не убудет у бабьего лета.
Ромашка белеет — какая беспечность!
Ещё три недели надежды и света.
В ОСЕННИЙ ЧАС
В осенний час твои следы
В снегу размякшем в вечер нежный
Хочу любить за то, что ты
Здесь пробежала тропкой снежной.
Как легкомыслен каблучок!
В цепочке ставит запятую,
Потом тире и вдруг — скачок
Через канавку ледяную.
О как догадлив следопыт!
Ему смеяться или плакать?
Зачем с наивностью любить
Следов её и синь и слякоть?
Зачем печалиться о том?
Но с мукой нежной представляю,
Что это мы вдвоём идём,
И что сказать тебе, не знаю…
Куда бегут её следы?
Куда торопятся? Свиданье?
И я ревную, с кем же ты,
Мой милый ангел безымянный?..
***
Всё мне видится, слышится прежнее:
Шум осенних озябших берёз
И в дожде твоё платьице нежное
На аллейке, промокшей до слёз.
Всё мне видится, слышится, помнится,
Ничего я забыть не смогу,
Когда солнце осеннее клонится
В золотую незрелую мглу.
Когда ветер, с полей прилетающий,
Мягко вздует рубашки рукав,
Когда дремлет вокруг угасающий
Запах лета и тлеющих трав.
Всё мне видится, слышится, помнится,
И в тумане предзимних ночей,
Ах, зачем эта боль и бессонница?
Я грущу, словно плачу о ней…
МОЖЕТ БЫТЬ, ТАК НАДО
Может быть, так надо,
Может быть, так проще,
Чтоб в кольцо сплетались
Наши руки в роще,
Чтоб секло дорогу
Синеватым градом
И дышало утро
На ноябрьский ладан.
Трепетные встречи —
В горькое прощанье,
Между ними только
Сосуществованье…
В эту осень рано
Снег мело и било.
Ничего не жалко,
Ничего не мило.
Обмирали руки,
И душа — на части:
Твое сердце близко,
Под рукой — как счастье…
Как они сплетались,
Как они просились!
За рекою к небу
Вьюги уносились.
Как метёт повсюду:
И в окно и в двери,
Но не слышат руки
Голоса́ метелей.
Может быть, так надо,
Может быть, так проще,
Чтоб в кольцо сплетались
Наши руки в роще.
Чтобы нам казалось,
Где-то там за мглою
Будешь ты со мною,
Буду я с тобою…
***
Лес опадал, и острый запах
До окон тёплых долетал.
Шиповник плакал, плакал, плакал
И пламенел, и дозревал.
Оса последняя жужжала.
Пушистым венчиком трава
В окно раскрытое кивала.
Кружилась слабо голова.
И всё казалось тёмным, тёмным.
Чадили рощи, и во мгле
Порою вспыхивал неровный
Огонь в пузырчатом стекле.
А дом вздыхал и бредил, бредил,
И волочили тучи дождь,
И гасла лампа у соседей,
И дом нырял в глухую ночь.
И жизнь как будто бы сжималась
До круга лампы на столе,
И с тишиной соединялась
Душа на сумрачной земле.
ОСЕННЯЯ ЗЕМЛЯ
Земля раскрыта резвым плугом,
Вся наизнанку, до корней.
Она глядит почти с испугом
На звёзды первых зимних дней.
Она глядит, едва ли дышит,
И небо галочье над ней,
Когда умолкнет, станет ближе,
Понятней, проще и родней.
Потом подмёрзнет. На развалах
Синеет утренний мороз,
И лед хрустит под клювом галок,
Клюющих вымерзший овёс…
***
Всё хочется думать о чём-то простом.
Тепло запоздало. Продрогшие сосны.
В простор голубой окунается дом
И светится синим, осенним и росным.
Смородины мерзнут. Пластиночки льда
Синеют, и глина сама отливает
Зеленым и синим. Синей, чем вода,
Морозная пыль на отвале мерцает.
Оттаяли кровли. По краю копясь,
Горошины капель, набухнув, свисают.
Минута, другая — в осеннюю грязь
Смородины рыжим листом зарыдают.
***
Поздняя осень уже разделяет
Душу и тело замёрзших берёз,
И ветер листву из-под ног не взвивает,
И в окнах цветёт белой цвелью овёс.
Рассвет подкрадётся и, выпятив окна,
К оконным прильнёт полыньям,
И тихо, и горестно, нерасторопно
Потянется снег по полям.
Дороги печально зовут уже к небу,
В глухой колее защемив тишину,
И заячьих лапок прерывистый слепок
Застынет печально у снега в плену…
ЗИМА
Осунулись рощи и вот — почернели,
И вытреб* до нитки пустой березняк,
И солнце сгорело — за две ли недели?
И снегом измаян бессонный чердак.
И бронзовых куколок тусклые стёки*,
И бабочки бледной и пыльной крыло
Сюда, в заоконье, за тёмные слоги*,
В последние склоки судьбой занесло…
Придавлены крыши заснеженным небом,
И сажей сорит, поперхнувшись, труба —
Так вот же зима, и встречай её хлебом,
За вьюги, за снеги, за солнце любя.
За то, что ты будешь, любимая, рядом —
Рукой и во сне, поцелуем и взглядом…
*Вытреб — износился.
*Стёки — застывшие капли вытянутой формы.
*Слоги — чердачный переруб со стороны окна.
СНЕГ
Снег подвалит, впорхнёт за порог,
Заструится в дверях, закружится.
Дом сенями пустыми продрог,
Он молчит, побледневший — не спится…
Голубое к востоку окно
Снегом тает, всё в капельках пота.
Как промытое небом пшено,
Липнет снег к голубым переплетам.
А на западе, в пятнах огня,
Конопатые, в солнечных мушках,
Золотые окно и стена
Тонут в белых лохматых подушках.
Через край, в золотой окаём,
Снег летит с вышины, и навстречу
Тень от снега летит за стеклом —
Тонет дом в этой вьюге по плечи.
И в вечерней кружась глубине
И любуясь своим отраженьем,
Падал снег в полусне, в тишине
И захватывал сердце круженьем…
***
На окраине неба оттаяли первые звёзды.
Словно вербный барашек, от стайки отбилась луна.
Ветер бродит в полях одинокий, хмельной и морозный.
И звенят провода, и качается тень у окна.
Где же друг мой единственный,
Милый, желанный и дальний?
Так мне грустно сейчас, что я места себе не найду.
И по синему льду я до ночи морозной и ранней,
Сам не зная куда, за позёмкой пустой забреду…
И всё чудятся, чудятся ломкие, нежные руки.
Свет весенний мне чудится в нежных раскосых глазах.
И не слышится ветра, не видится снега и вьюги,
Только вербный барашек за мною бредёт в небесах.