Юрий КРАСАВИН. Знакомство с автором. (original) (raw)

1.Расскажите, что стало причиной Вашего прихода в литературу? Какими были первые опыты?

Прежде я немало размышлял о том, почему, собственно, выбрал для себя такое поприще и когда это произошло. Ведь ни родители мои, ни более дальние предки не тяготели к подобного рода занятию. Более того, они были малограмотны, а то и вовсе безграмотны. И деревня Ремнево Калязинского района, в которой я вырос, была обыкновенным российским захолустьем, она отнюдь не располагала к литературному творчеству.

Результатом этих моих размышлений стала повесть о писательском пути «К великому морю», вышедшая отдельной книгой в тверском издательстве год назад.

В старинной книге сказано:

«Как птица, вылетевшая из кустарника, летит в лес, обильный плодами, так, покинув людей мелкого понимания, достиг я великого моря».

Вот и мой писательский путь от истока к устью, длиной в полвека… а впрочем, как считать?... ведь он продолжается, тот путь, исполненный стремления к великому морю…

В повести этой ней я самым откровенным и доверительным образом рассказал о том, как и почему, и когда заветное стремление стать именно писателем, посвятить всю свою жизнь именно этому в высшей степени благородному делу овладело мною. Тут надо отметить, что тому были всё-таки в жизни моей убедительные предпосылки и генетического, и событийного характера. Обо всём этом — в повести моей.

2.Кого Вы можете назвать своими литературными учителями.

Увы, я не могу назвать писателя, к которому ученически приобщился бы, как это бывает у многих моих коллег. То есть в силу разных причин не было у меня знакомого живого писателя, который покровительствовал бы мне. Моим литературными учителями по справедливости следует считать книги. Из наших славных классиков одни мне ближе, понятнее, роднее — Тургенев, Бунин, Чехов… другие дальше, отчужденнее — Толстой, Достоевский, Горький…

В детстве я был покорён Аркадием Гайдаром, Сергеев Тимофеевичем Аксаковым, в юности — Александром Фадеевым, Константином Паустовским, потом, когда учился в Литературном институте, полюбил Юрия Казакова, Георгия Семёнова, Владимира Солоухина… но личным знакомством с ними, увы, похвастать не могу.

3.В каких жанрах Вы пробовали себя?

Начинал я со стихов, но они давались мне с трудом. Написал в разные годы полсотни стихотворений, и хотя некоторые из них публиковались в столичной печати, мне было ясно, что не моё это дело. Меня увлекало прозаическое повествование, потому начал с рассказов, которые публиковал в районных да областных газетах, потом поднялся и до столичных — «Литературная Россия», «Учительская газета». А далее были повести, романы…

Попытки написать пьесу время от времени предпринимались мною, но, по-видимому, у меня нет драматического дарования. Лишь одна небольшая пьеса прошла по Радио России. Но однажды я чуть было не стал сценаристом телевизионного фильма по нескольким своим повестям. То есть сценарий-то я сочинил и даже подписал контракт с телевизионным объединение «Экран», но далее дело не пошло — я хотел быть единоличным автором сценария, а потому контракт был расторгнут.

Иногда меня именуют не только прозаиком, но и публицистом. В юности меня глубоко впечатлило письмо Белинского Гоголю страстностью своей, убеждённостью Виссариона Григорьевича, уличающего великого писателя. Наверно, вследствие этого время от времени я выплёскиваю свой душевный пыл именно публицистическим образом. Вот недавно выступил в «Литературной газете» и в газете «День литературы» со статьями «Детские игры в классики», «Куда течёт река жизни?», «Обанкнотились». Наверно, этим не ограничатся мои публицистические выступления.

4.Как бы Вы могли обозначить сферу своих литературных интересов?

Мои писательские интересы в значительной степени пробуждаются и направляются жизненными обстоятельствами. Не окажись я малолетним узником немецко-фашистских лагерей с августа 41-го по август 44-го — не написал бы повесть «Свидетельство о жизни».

Не случись со мной несчастья — будучи школьником, сломал руку в локтевом суставе, последовало пребывание в московский клинике (ЦИТО), где мне сделали очень сложную операцию, — не написал бы повесть «Тёплый переулок». Некоторые страницы этих повестей глубоко трогают меня и ныне — так живы те переживания во мне.

Не поселись я на несколько лет в Великом Новгороде, где погрузился в летописи да исторические сочинения учёных — не написал бы романы «Письмена» и «Великий мост».

Не поработал бы на фаянсовом заводу в качестве конструктора — не написал бы романы «Мастера» и «Живые души».

И так почти с каждым своим произведением: жизнь диктовала мне под руку, что писать и как писать. Впрочем, некоторые мои сочинения весьма далеки от реальных событий — таковы роман «Русские снега», повести «Озеро», «Время ноль», «Хуторок», «Грибы с глазами», «Труба зовёт»…

Оговорюсь: не люблю писать о злодеях, о низких поступках низких людей, о слишком драматических событиях. Потому сочинения мои имеют ясно выраженный романтический или лирический характер.

5.Какого автора, на Ваш взгляд, следует изъять из школьной программы, а какого — включить в неё?

У меня ныне создаётся впечатление, что в школьной программе вообще нет литературы. По-моему, её изъяли целиком, и это случилось не вчера, а лет этак 20–30 назад. Уже выросло не одно поколение людей, разговор с которыми на литературную тему представляет собой сплошной анекдот. А люди эти становятся бизнесменами, «новыми русскими», карьерными чиновниками… Невежество их озадачивает и заставляет размышлять: откуда они берутся? И невольно напрашивается ответ: из нашей нынешней школы…

6.Есть ли такой писатель, к творчеству которого Ваше отношение изменилось с годами радикальным образом?

Я считаю себя испорченным читателем. Самый лучший читатель — тот, кто не подвергает сомнению написанное писателем, а доверчиво воспринимает всё: верит в реальность существования Дюймовочки, Буратино, Робинзона, Наташи Ростовой, Григория Мелехова и Аксиньи, Мастера и Маргариты… Что до меня, то я читаю чьё-либо произведение, отслеживая, как это сделано. Грех признаться, но как утаить: даже «Войну и мир» Толстого перечитываю с «придирками» да «претензиями»: мне досадно от того, что рядом стоят бесчисленные «приехал» или «сказал» или «был»… меня раздражает изобилие «вши»: ездившая, _выезжавшая_… я сержусь, встречая на одной странице более десяти раз повторяющееся слово, например, «государь»… недоумеваю, встречая выражения, вроде «жест глазами»…

Неужто трудно было Льву Николаевичу, думаю я, почистить текст? Ведь столько раз переписывался роман! Могла бы и Софья Андреевна подсказать… Но такова толстовская манера. Мне понятно замечание Ивана Бунина об «Анне Карениной»: мол, он переписал бы его.

Вроде бы, умный человек князь Андрей, — размышляю я, неблагодарный читатель, — почему-то женился на пустенькой, глупенькой девочке и уже успел её чуть ли не возненавидеть… потом он повторяет свою ошибку: влюбляется в такую же пустенькую и глупенькую Наташу Ростову… А Пьер выглядит просто глупым и в той сцене, и в этой… А почему князь Андрей, просиживая вечера с Наташей, не сказал ей, что едет к отцу просить его разрешения на брак с нею….

И так далее.

7.Каковы Ваши предпочтения в кино, музыке, живописи?

Я не знаток ни живописи, ни музыки, ни кино. Но люблю послушать «Времена года» Вивальди, вальс («Метель») Свиридова, «Реквием» Моцарта, сонаты или 9-ю симфонию Бетховена, что-нибудь Чайковского… в общем, у меня довольно много записанной на диски музыки. Люблю старинные русские романсы… На стене моего кабинета репродукции милых мне картин: «Весна» Пластова, «Московский дворик» Поленова, «Рожь» Шишкина, «Сикстинская мадонна» Рафаэля…

Что касается кино — купил я аппарат для просмотра кинофильмов, но редко им пользуюсь; разве что включу накоротко посмотреть ту или иную серию «Мастера и Маргариты».

8.Вы считаете литературу хобби или делом своей жизни?

Помилуйте, какое хобби — литература!? Это дело всей моей жизни, смысл её. А милое увлечение, именуемое иноземным словом «хобби» — это вон в лес по грибы сходить.

9.Что Вы считаете непременным условием настоящего творчества?

Должно быть наличие божественной энергии в душе творческого человека. Без неё — мёртвые слова, и только… Как это у Гумилёва:

И как пчёлы в улье опустелом

Дурно пахнут мёртвые слова.

10.Что кажется Вам неприемлемым в художественном творчестве?

Неприемлемы фальшь, ложь… и не надо никому позволять, чтоб тебя запрягли и на тебе поехали.

11.Расскажите читателям «Паруса» какой-нибудь эпизод своей творческой биографии, который можно назвать значительным или о котором никто не знает.

Тут надо подумать… Вот разве тот случай в 42-м году… мне тогда было четыре года от роду.

В деревне Лешино под Великим Новгородом стояли части испанской «Голубой дивизии». Там испанский офицер однажды чуть не застрелил меня из пистолета за мое стремление к писанию. Тот офицер занимал переднюю часть избы, а мы-то, беженцы, жили на задворках. Так вот, он написал письмо на родину, небось, в Андалузию, или Кастилию, или Ла-Манчу, а я подобрался к конверту, послюнил химический карандаш и крупно начертал на нём три буквы… Нет-нет, это были не те буквы, что пишут на заборах, это было моё сиятельное имя, оно мне очень нравилось. Офицер вернулся откуда-то сильно пьяным: назавтра ему приказано было отправляться на фронт — как тут не напиться! И вот он впал в бешенство, вытащил из кобуры пистолет… Мать едва успела заслонить меня собою.

— Убивай обоих!

И образумился испанец, потомок конкистадоров.

Наверное, я уже тогда мог осознать, насколько это важное и опасное занятие — писать буквы и слова на бумаге. И не тогда ли решил, что коли так, то оно достойно настоящего мужчины, а я ли буду не таковым!

Может быть, выбор жизненного пути сделан мною еще в четырёхлетнем возрасте? Впрочем, мне больше по душе мысль, что вряд ли уместно говорить о свободном выборе — так записано на небесах, там книга судеб людских, и моя в том числе.

12.Каким Вам видится идеальный литературный критик?

Что-то давненько я не читал трудов кого-либо из критиков о ком-либо из писателей. Разве что мелкие рецензии. Критика, как литературный жанр, исчезло. И это очень плохо.

13.Каким Вам видится будущее русской литературы?

У русской литературы лучезарное будущее, несмотря ни на что. Иначе быть просто не может! Русская литература бессмертна, как бессмертна душа народа нашего.

14.Есть ли у Вас рекомендации для молодых студентов-филологов?

Пожелание студентам-филологам: почитайте мой роман «Письмена», опубликованный в журнале «Дон» в 2006–2007 гг. Он именно о письменах, о древней Руси. «Письмена» занимают один из четырнадцати томов моего собрания сочинений, вышедшего в свет год назад. Но поскольку собрание это издано очень малым тиражом — для библиотек моего города и Твери, пока что оно малодоступно.

15.Каковы Ваши пожелания читателям «Паруса»?

Для читателя очень важно воспитать в себе, обрести и не утратить эстетический, художественный вкус. Это как музыкальный слух для музыканта или любителя музыки. Без такого душевного инструмента жизнь скудна, бледна, лишена опорной составляющей. При наличии такого вкуса читатель не станет опускаться до бульварщины, коей ныне изобилие на нашем книжном рынке.