ИОСИФ СТАЛИН: ЖИЗНЬ И НАСЛЕДИЕ (original) (raw)

1Сталин И.В. Соч. Т .13. С.25.

2 Там же. Т.8. С.152 - 153.

249

командного положения в литературе, стала объявлять классовым врагом всякого, кто подвергал сомнению ее непогрешимость.

23 апреля 1932 года ЦК ВКП(б) принял постановление "О перестройке литературно-художественных организаций". ЦК партии принял решение ликвидировать РАПП и создать единый Союз советских писателей.

Для рапповских деятелей это означало катастрофу; они пытались игнорировать постановление, первоначально не опубликовали его в соответствующем номере своего журнала "На литературном посту", стали посылать в ЦК заявления. Для разбора заявлений Политбюро создало комиссию из пяти человек (И.В. Сталин, П. П. Постышев и другие). На заседание комиссии были приглашены авторы заявлений: А. Афиногенов, Б. Иллеш, Б. Ясенский, В. Киршон и другие. Бывшие рапповцы, стремясь обеспечить себе во вновь создаваемом Союзе писателей доминирующее положение, предлагали создать в нем автономную секцию пролетарской литературы и навязать писателям измышленный рапповцами "диалектико-материалистический творческий метод".

Заседание длилось шесть или семь часов, прения были бурными: В. Киршон выступал двенадцать-пятнадцать раз, Афиногенов — четырежды... Убеждая упорствующих, раз пятнадцать пришлось выступить и Сталину. Первое свое предложение рапповцы сняли быстро — настолько отрицательной была реакция авторитетных членов комиссии Политбюро, но "диалектико-материалистический метод" отстаивали упорно. К сожалению, на заседании не велось ни стенограммы, ни протокола, и мы не можем судить, кто из членов комиссии впервые дал определение метода социалистического реализма. Фактом остается то, что оно было сформулировано на заседании именно этой комиссии и рапповцы были вынуждены согласиться с ним.

Определение, предложенное комиссией, постепенно стало завоевывать признание у писателей и критиков. Споров было немало, и Горький отстаивал определение социалистического реализма с твердостью.

В его доме на Малой Никитской, 6, и всегда-то собирались писатели, но в эти месяцы 1932 года встречи стали гораздо более частыми. Особо представительным было собрание 26 октября: столовую, библиотеку, кабинет дома заполнили писатели — всего около пятидесяти человек: А. Фадеев, М. Шолохов, Л. Леонов, Ф. Панферов, Ф. Гладков, Вс. Иванов, А. Малышкин, А. Афиногенов, П. Павленко и другие. В девять часов приехали Сталин и другие члены Политбюро. Все перешли в столовую.

Председателем единодушно избрали хозяина дома. Сидя в центре стола, вместе со Сталиным, он начал беседу:

— Сегодня мы собрались, чтобы обсудить вопрос литературы,— сказал он. — Скоро исполнится пятнадцать лет Советской

250

власти... Трудами рабочих и крестьян создано в нашей стране огромное количество дел... Литература не справляется с тем, чтобы отобразить содеянное...

К сожалению, и это совещание не стенографировалось и никто из присутствующих не вел записи выступлений. Так распорядился Горький: это было правило, неуклонно соблюдавшееся в его доме, чтобы каждый мог говорить свободно, не стесняясь.

Очевидцы утверждают, что скованность, натянутость вскоре исчезли, возникла непринужденная обстановка, и писатели заговорили...

Поначалу речь шла об организационных делах, потом перешли к задачам и целям литературы. Разговор шел начистоту. Все признавали важность, необходимость решения ЦК от 23 апреля.

По временам Сталин вставал из-за стола. По негласному уговору в комнате мог курить только Горький, и вместе с другими курильщиками Сталин стоял в дверях. Характер беседы был таким же, как и всегда в его присутствии: внимательно выслушивая выступающих, он вопросом или короткой репликой направлял беседу в необходимое русло.

Страстный спор вызвала сущность метода социалистического реализма. Мнения были самые различные и не всегда согласные. Высказал свою точку зрения и Сталин. Он упрекал критиков в том, что они не понимают природы писательского труда.

—Писатель черпает материал, краски для своих произведений из конкретной действительности, — говорил Сталин, — а вы подсовываете ему схему. Пусть учится у жизни! к

Тут кто-то бросил реплику:

—Но это же эмпиризм!—Чепуха! — Сталин усмехнулся. — Это слово можно применять к политику, ученому, но не к писателю. Поймите, если писатель честно отразит правду жизни, он непременно придет к марксизму...

Запомнилось присутствующим и определение, данное Сталиным писателям: он назвал их "инженерами человеческих душ".

Беседа затянулась, и разошлись писатели на рассвете.

* * *

Сергей Эйзенштейн и Георгий Александров познакомились с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) 7 ноября 1927 года. Им было известно, что Сталин дал высокую оценку их совместной работе — "Броненосец "Потемкин". А с утра этого праздничного дня режиссеры лихорадочно, не думая ни о чем ином, не замечая окружающих, подчищали смонтированный материал нового фильма — "Октябрь": вечером в Большом театре после торжест-

251

венного заседания предполагался показ этого фильма, посвященного 10-летию Октябрьской революции.

В четыре часа дня в монтажную вошел Сталин. Поздоровавшись с режиссерами так, будто давно их знал, он спросил:

—У вас в картине есть Троцкий?

Первоосновой сценария послужила книга Джона Рида "Десять дней, которые потрясли мир". В ней преувеличивалась роль Троцкого в Октябрьской революции. Эйзенштейн ответил, что Троцкий действительно изображается в кинофильме.

—Покажите эти части...Сталин был очень серьезен.

Механика не было, ролики крутил Александров, Эйзенштейн сидел в зале со Сталиным. После просмотра нескольких частей Сталин сообщил режиссеру, что троцкистско-зиновьевская оппозиция перешла к открытой борьбе с Советской властью и только что пыталась организовать в Москве и Ленинграде контрдемонстрацию.

—Картину с Троцким сегодня показывать нельзя, — таков был вывод Сталина.

В Большом театре в тот вечер показали только фрагменты фильма, вышел же он на экран в марте 1928 года.

Без преувеличения можно сказать, что вся наша страна, от мала до велика, уже более шестидесяти лет с удовольствием смотрит первую советскую звуковую комедию "Веселые ребята". Трудно это сейчас представить, но перед создателями ее громоздились одно за другим препятствия: картина была еще в работе, а на нее ополчились горе-кинокритики, затем в дело ввязались бывшие деятели РАПП. В "Литературной газете" эту кинокомедию самым серьезным образом противопоставляли "Чапаеву" — уже получившей одобрение зрителей героической эпопее. Тут же была помещена карикатура: Чапаев собственноручно выметает метлой с экрана персонажей "Веселых ребят". Дело дошло до того, что нарком просвещения А. С. Бубнов (кинопромышленность тогда находилась в его ведении) запретил показ готового фильма.

Председателю Главного управления кинофикации Шумяцкому и режиссеру Александрову посчастливилось показать фильм Горькому. Фильм понравился. Георгий Александров вспоминал впоследствии: "Горький же вскоре после этого организовал показ "Веселых ребят" для членов Политбюро ЦК нашей партии. Тут оторопь нашла на Шумяцкого. Ему показа- лось, что фильм еще не готов, и он приказал везти только две первые части. На всякий случай, без согласования, я прихватили остальные части. В напряженном ожидании сидел я в соседней с просмотровым залом комнате. Через какое-то время слышу:— Вызывайте Александрова с продолжением. Я поднялся наверх и осторожности ради говорю:

252

— У меня тут не все готово.

— Ничего, ничего. Показывайте что есть. Смотрели "Веселых ребят" с явным удовольствием. Смеялись, обменивались репликами. По окончании сеанса все, кто; был в просмотровом зале, смолкли, ждали, что скажет Сталин.

—Хорошо! Я будто месяц пробыл в отпуске, — сказал он, и все стали возбужденно вспоминать понравившиеся детали кинокомедии.

Само собой разумеется, что запрет на картину был снят..."

Другой комедийный фильм этого режиссера — "Волга-Волга" — был встречен бурными приветствиями публики и... злой критикой. Сталину же фильм очень нравился, он смотрел его много раз, а в 1942 году послал его в качестве подарка президенту США Рузвельту. После одного приема в честь участников декады украинского искусства Сталин пригласил группу видных деятелей в свой просмотровый зал, сел между В. И. Немировичем-Данченко и Г. В. Александровым.

"По ходу фильма Сталин, — вспоминал Александров. — делясь с нами своим знанием комедии, своими чувствами, обращаясь то ко мне, то к Немировичу-Данченко, полушепотом сообщал: "Сейчас Бывалов скажет: "Примите от этих граждан брак и выдайте им другой". Произнося это, он смеялся, увлеченный игрой Ильинского, хлопал меня по колену. Не ошибусь, если скажу, что он знал наизусть все смешные реплики этой кинокомедии.

Когда на приеме Сталину представили Игоря Владимировича Ильинского, он пошутил:

—Здравствуйте, гражданин Бывалов. Вы бюрократ, и я бюрократ, мы поймем друг друга. Пойдемте побеседуем, — и повел его к столу".

Суждения Сталина о другой картине Александрова (первоначально она именовалась "Золушкой") были гораздо сдержаннее: картина не имела того сатирического запала, который свойствен "Волге-Волге". Явно не соответствовало содержанию и название. На следующий день после встречи со Сталиным режиссеру прислали домой листок, на котором рукой Сталина было набросано, на выбор, двенадцать названий. Александров предпочел "Светлый путь". Этой картине также суждена была долгая жизнь на киноэкране.

Так было не только с картинами Эйзенштейна и Александрова. Не раз получал поддержку у Сталина такой высокоодаренный и сложный художник, как Александр Довженко. В ноябре 1928 года на Пленуме ЦК был продемонстрирован фильм "Арсенал". Общее мнение было положительным. Сталин же сказал:

— Настоящая революционная романтика!

Во время работы над "Аэроградом" Довженко столкнулся c непреодолимыми, казалось, осложнениями, грозившими не

253

только картине, но и судьбе режиссера. Это побудило его, как и за несколько лет до того, обратиться к Сталину. Через двадцать два часа после того как Довженко опустил письмо в ящик, он уже находился в кабинете Сталина.

Представив кинорежиссера Ворошилову, Кирову и Молотову, Сталин очень доброжелательно выслушал Довженко и попросил его прочесть сценарий "Аэрограда". По окончании руководители партии и правительства сделали замечания, причем Довженко убедился, что интересует их не только содержание сценария, но и чисто профессиональная сторона дела. Сталин расспросил режиссера о Дальнем Востоке, где тот побывал, а затем сказал:

—Могли бы вы показать на карте место, где бы начали строительство города, если бы были не режиссером, а строителем?

Довженко настолько "вошел в тему", что, не колеблясь, ответил утвердительно. Тогда Сталин повел его в маленький кабинет, увешанный картами. Режиссер показал полюбившееся место и объяснил, почему избрал именно его...

Работа над "Аэроградом" продолжалась. В феврале 1935 года, во время церемонии вручения Довженко ордена Ленина, Сталин подал реплику:

—За ним долг — украинский Чапаев!

Речь шла о Николае Щорсе. Довженко выразил согласие поставить о нем фильм, но сначала надо было закончить "Аэроград". В газетах же одна за другой стали появляться статьи о предстоящей постановке "Щорса". Это сказывалось на работе художника, он не мог приступить к новому фильму, не завершив "Аэроград", а потому нервничал. Видимо, это стало известно в Политбюро, и Довженко вызвали к Сталину.

Генеральный секретарь начал беседу с подробных расспросов о работе над "Аэроградом", о творческом самочувствии, о том, достаточно ли помогает Управление воздушными силами при съемках аэропланов. Довженко почувствовал, что помощь ему обеспечена, и успокоился, а Сталин продолжал:

— А теперь я вам скажу, для чего вас вызвал. Когда я говорил вам в прошлый раз о Щорсе, я это сказал в плане совета. Я просто думал о том, что вы примерно будете делать на Украине. Но ни мои слова, ни газетные статьи ни к чему вас не обязывают. Вы — человек свободный. Хотите делать "Щорса" — делайте, но если у вас имеются иные планы — делайте другое. Не стесняйтесь. Я вызвал вас для того, чтобы вы это знали.

Довженко заверил, что с охотой будет работать над "Щорсом".

Дошли до нас воспоминания выдающегося грузинского режиссера М. Чиаурели. Он вспоминал, в частности, что при просмотре "Последнего маскарада" реакция Сталина была бурной. Да это и неудивительно: на экране показывали конец грузин-

254

ских меньшевиков, столь хорошо знакомых Сталину. Когда один из героев перед смертью запел песню пахаря — "Оравела", Сталин погрузился в детские впечатления:

—Крестьяне давали мне кувшинчик простокваши и заставляли петь во все горло с утра до вечера...

После просмотра зашла беседа о грузинском классике Илье Чавчавадзе, произведения которого некоторое время были в загоне стараниями грузинских "сверхреволюционеров" от литературы.

—Это — ошибка, — заметил Сталин, — история аналогичная с отношением ко Льву Толстому. <...> Не потому ли мы проходим мимо Чавчавадзе, что он из князей?..

* * *

В программах и в методах работы в школе господствовали утвердившиеся с 20-х годов взгляды, имеющие мало общего с нынешними нашими представлениями. Достаточно нескольких примеров. В так называемой "комплексной программе" на 1924 год говорилось: "Нет надобности гнаться за сообщением какой-либо определенной суммы знаний". Столь же настоятельно подчеркивалось, что "не должно быть в школе арифметики и русского языка, как особых предметов", что "никакого особого, изолированного курса природоведения не должно быть" и т. д.. Нетерпимое положение сложилось в преподавании истории: ни о какой "сумме знаний" тут и речи не было. В другой "комплексной программе", от 1929 года, утверждалось, что "особой беды не будет, если дети не усвоят исторические факты и события, которые имели место до Октябрьской революции, в их исторической последовательности". Поэтому, — продолжали авторы этой, с Позволения сказать, "программы", — "не вводится ряд крупнейших исторических событий, как, например, японская война, революция 1905 года, чтобы не осложнять (?!) понимание основной сущности дооктябрьского прошлого и послеоктябрьского настоящего".

Тлетворное влияние на положение дел в школе оказывали педологи. Выхватывая клочки превратно понятых, нередко искаженных положений из разных наук (анатомии, физиологии, психологии, психопатологии и др.), сдабривая их ненаучными методами, заимствованными у различных буржуазных психологов, сторонников педологии (Блонский, Залкинд, Моложавый и др.) претендовали на всеобъемлющую роль их "науки" в школе и нанесли ей немалый вред.

Не лишне упомянуть, что чаще всего "сверхреволюционеры" от педагогики в свое время отдали дань все тому же троцкизму.

Особо важное значение для надлежащей постановки преподавания общественных наук в школах и вузах СССР имело постановление СНК и ЦК от 16 мая 1934 года. В нем констатиро-

255

валось, что главным недостатком существовавших тогда учебников истории и самого преподавания был их отвлеченный, схематический характер: "Вместо преподавания гражданской истории в живой занимательной форме, с изложением событий и фактов в их хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей — учащимся преподносят абстрактные определения общественно-экономических формаций, подменяя, таким образом, связное изложение гражданской истории отвлеченными социологическими схемами". Постановление имело решающее значение для создания стабильных учебников по истории.

Были созданы группы ученых для составления новых учебников, вскоре они представили и конспекты по истории СССР и новой истории. Однако конспекты эти оказались неудовлетворительными. 8-9 августа 1934 года Сталин, Жданов и Киров написали замечания, в которых оба конспекта были подвергнуты обстоятельному разбору и суровой критике. Особенно неудовлетворительно был составлен конспект по истории СССР, который изобиловал ненаучными, неграмотными определениями, страдал крайней неряшливостью, недопустимой, как подчеркивалось в замечаниях Сталина, Жданова и Кирова, при создании "учебника, где должно быть взвешено каждое слово и каждое определение... Нам нужен такой учебник истории СССР, где бы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР - это во-первых, - и где бы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и вообще мировой истории, - это во-вторых". Создание такого учебника было нелегким делом, и удалось оно далеко не сразу. На это потребовались годы и годы.

В 1937 году в СССР побывал известный австрийский писатель Лион Фейхтвангер. Он многое видел, присутствовал на процессе "антисоветского троцкистского центра". Западноевропейский писатель, отнюдь не коммунист, высказал в книге "Москва 1937" весьма здравые и благоприятные суждения как об общем положении в стране, так и о ходе процесса, о справедливости вынесенного им приговора.

Удостоился Фейхтвангер и встречи со Сталиным. Разговор был откровенным.

"На мое замечание о безвкусном, преувеличенном преклонении перед его личностью он пожал плечами, - писал Фейхтвангер. - Он извинял своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу сотен тысяч увеличенных до чудовищных размеров портретов человека с усами, — портретов, которые мелькают у него перед глазами во время демонстраций. Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляют его бюсты и портреты—да еще какие! — в местах, к которым они не имеют ника-

256

кого отношения, как, например, на выставке Рембрандта. Тут он становится серьезен. Он высказывает предположение, что это люди, которые довольно поздно признали существующий режим и теперь стараются доказать свою преданность с удвоенным усердием. Да, он считает возможным, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его. "Подхалимствующий дурак, - сердито сказал Сталин,

—приносит больше вреда, чем сотня врагов". Всю эту шумиху он терпит, заявил он, только потому, что он знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха ее устроителям, и знает, что все это относится к нему не как к отдельному лицу, а как к представителю течения, утверждающего, что построение социалистического хозяйства в Советском Союзе важнее, чем "перманентная революция".

Органы государственной безопасности (ОГПУ, ГПУ, позднее -НКВД) разоблачили немало шпионов и диверсантов, сорвали попытки фашистских и иных империалистических разведок ослабить оборонную мощь СССР. Это имело важные последствия: когда началась война, "пятой колонны", как известно, фашисты, к своей досаде, в СССР не обнаружили. Но в своей деятельности органы госбезопасности (и вина Сталина здесь несомненна) допустили грубые ошибки и произвол, в результате чего пострадали очень многие ни в чем не повинные люди.

Было бы несправедливым утверждать, что Сталин не реагировал на доходившие к нему сигналы о недостатках, ошибках или извращениях политики партии. Известно немало случаев, когда его реакция на такие сигналы была и решительной и быстрой. Один из наиболее убедительных примеров связан с именем М. А. Шолохова.

В Вешенском районе, где всю жизнь работал великий писатель, весной 1933 года сложилась чрезвычайно серьезная обстановка: под видом изъятия излишков хлеба по распоряжению руководства Азово-Черноморского края была проведена конфискация всего зерна, в том числе и выданного авансом на трудодни. Местные коммунисты, указавшие руководителям края на неправильность и недопустимость таких действий, были обвинены в пособничестве кулачеству, исключены из партии и арестованы. Тогда М.А. Шолохов, всегда живший с родным краем одной жизнью, написал в Центральный Комитет беспощадно правдивое, суровое письмо, в котором просил расследовать неправильные действия краевых работников и помочь продовольствием ряду районов, так как там начался голод.

Через несколько дней пришла телеграмма от Сталина: "Письмо получил. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Назовите цифру". После подсчетов необходимого количества продовольствия Шолохов написал еще раз. В ответной телеграмме Сталин информировал, какому району и сколько

257

отправлено хлеба, и добавлял: "Надо было сообщить не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени".

Затем Сталин отправил Шолохову письмо. Содержание его показывает, что Сталин, принявший решительные меры к исправлению положения, все же в какой-то мере склонен был оправдывать происшедшее. Он писал: "Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма -не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы Вашего района (и не только Вашего района) проводили "итальянку" (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы, по сути дела, вели "тихую" войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой товарищ Шолохов...

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как Божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали".

На Дон была послана специальная комиссия ЦК, арестованные и осужденные (в том числе к расстрелу) были освобождены, коммунисты восстановлены в партии.

Можно было бы привести и другие решения ЦК ВКП(б) за более позднее время (1936 - 1938 годы), в которых исправлялись ошибки. Но в целом на партийной, государственной, советской работе отрицательно сказывался ошибочный тезис Сталина о том, что по мере продвижения к социализму классовая борьба в нашей стране будет непрерывно обостряться.

Этот тезис во всей полноте был высказан Сталиным на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года. Он говорил, что "чем дольше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы как последние средства обреченных".

На практике тезис этот послужил обоснованием для грубых нарушений социалистической законности и репрессий.

258

Ответственность за эти нарушения в значительной мере ложится на Сталина — он был облечен огромными полномочиями и мог предотвратить такие беззакония. Возникает вопрос: почему же он этого не сделал? Мы уже говорили о бескомпромиссности и решительности Сталина в борьбе с врагами партии. Говорили и о грубости, даже жесткости Сталина в таких вопросах; ну а жесткость не только по созвучию стоит рядом с жестокостью... Уже упоминалось, что после смерти Н. С. Аллилуевой у Сталина могло сложиться впечатление, что враги партии сумели пробраться даже и в его собственную семью. Когда же 1 декабря 1934 года в Ленинграде был убит С. М. Киров, любимец партии, человек, близкий к Сталину, подозрительность и вместе с ней безжалостность Сталина к "врагам народа" усилилась.

Было бы несправедливым утверждать, что режим бесправия и насилий, воцарившийся на многие десятилетия в бывшей России — Советском Союзе, был результатом действий одного, хотя бы и столь могущественного, человека. Нет, это было следствием колоссального и катастрофического катаклизма в жизни страны, именуемого революцией. Надо сразу же сказать, что люди, оказавшиеся у руля государства с октября 1917 года, заранее, задолго до революции, открыто и многократно утверждали, что в перестройке всего существовавшего в России (а именно так всеобъемлюще мыслили они создание "нового общества") они будут прибегать к насилию и мерам жестокого подавления сопротивления "эксплуататорских классов". Нет, все было определено заранее и задолго до того момента, когда Иосиф Виссарионович Джугашвили, то бишь Сталин, оказался у власти единоличным вершителем судеб страны и ее населения.

Если вы возьмете сочинения В. И. Ленина, то с легкостью обнаружите в них, к примеру, такое понятие как "концентрационные лагеря". Уже летом 1918 года, в июле, "вождь пролетариата" требовал (не просто предлагал, а именно требовал) создания таких лагерей для помещения туда, и без всякого промедления и сожаления, всех не только активно противодействовавших Советской власти, но и тех, кто бы мог в будущем оказать противодействие. Такие лагеря были тогда же созданы, и в них уже в 1918 году оказались тысячи, десятки тысяч людей. Так что инициатором и творцом этого метода подавления "эксплуататорских классов" был отнюдь не Сталин. Вспомните, что "СЛОН" — "Спецлагерь особого назначения" — существовал уже в 1922 году, прежде чем Сталин стал Генсеком.

Не Сталин, отнюдь не он, был создателем и такого "органа", как ВЧК, со всем его репрессивным аппаратом, не Сталин руководил им и давал ему указания — посмотрите все те же сочинения Ленина, равно как и "труды" Троцкого, Зиновьева, Каменева и прочих "старых большевиков". Не Сталин ввел в обыкновение массовые расстрелы и пытки, применявшиеся, ВЧК столь широко в годы гражданской войны и не вызывав-

259

шие у революционеров-большевиков никаких серьезных возражений: это было рутинным делом, поскольку оно не затрагивало, пока что, самих "старых большевиков". Опять же не Сталин создал систему всеобщего доносительства — она существовала задолго до того как Ленин рекомендовал Сталина на пост Генсека. Впрочем, обо всем этом читатель должен знать, так как написано по этому поводу очень много. Только надо подчеркнуть: не Сталин создал систему репрессий, воцарившуюся в Советском Союзе; но Сталин, к сожалению, прибегал к ней и со временем все чаще и чаще, так что в итоге с его именем и оказались связаны столь прискорбные обыкновения в нашей жизни.

С течением времени система эта все расширялась и совершенствовалась, пока в эпоху коллективизации не приобрела всеобъемлющего характера. И вот тогда она, неожиданно для власть предержащих, обратились на них самих, вовлекая в кровавую перетасовку самых главных и, казалось, неприкасаемых ранее лиц. Началось это в декабре 1934 года.

1 декабря этого года в Ленинграде, в Смольном, был убит Киров. Отношения секретаря Ленинградского обкома и члена Политбюро Кирова со Сталиным были хорошими, даже дружескими, и на этот счет имеется очень много неоспоримых свидетельств. Позднейшие утверждения (голословные, кстати) уцелевших "старых большевиков" о том, что Сталин якобы испугался, когда на XVII съезде партии за Кирова проголосовало гораздо больше депутатов, чем за самого Сталина, ничем конкретно не доказаны и не выдерживают никакой критики. Не кажутся достоверными и многочисленные версии убийства, сочиненные современными деятелями начиная с Хрущева и в особенности падкими на сенсации литераторами: каждый факт в таких версиях при маломальском стремлении к объективности можно и должно подвергать сомнению и опровержению. Причем характерно, что версия, существующая с декабря 1934 года и выглядящая наиболее достоверной, либо с возмущением apriori отвергается, либо вообще не рассматривается, видимо, именно потому, что она не оставляет никаких сомнений в истинности причин убийства.

Так, Волкогонов с деланным возмущением отрицал, что "за год-полтора до трагедии стали настойчиво распространять грязный слушок о том, что Мильда Драуле, бывшая жена Л. Николаева, находится в "особых отношениях" с Кировым". Но тут же : Волкогонов пишет, что в начале следствия Николаев заявил, что "пошел на убийство по соображениям мести, но "вскоре" признал, что "совершил злодеяние по заданию подпольной троцкистско-зиновьевской группы". "Признание" Николаева о троцкистах, полученное при тогдашних методах следствия, думается, можно отвергнуть как полученное под пыткой, а вот

260

разговор о мести по личным мотивам заслуживает рассмотрения более подробного.

Версия о том, что Киров был убит не по наущению троцкистско-зиновьевских монстров (каковыми они и были, безусловно) и не по воле Сталина, а по чисто житейским мотивам, как достаточно часто бывает в реальной жизни, отвергается, видимо, потому, что подавляющее большинство пишущих по данному сюжету не может признать того факта, что такой человек, как Киров, мог совершить простой житейский проступок — мог "жить" с чужой женой. Но совершенно достоверно известно, что при первых допросах Николаев именно так и говорил: он убил Кирова потому, что тот "жил" с его женой. Кирову в тот момент было сорок восемь лет, это был, как говорится, мужчина в самом соку, а жена его, Мария Маркус — гораздо старше. Что поделаешь, так бывает нередко — мужчина начинает изменять старой, да еще больной жене — есть все основания полагать, что Маркус была психически ненормальной. Кроме того, за Кировым и ранее отмечались отклонения подобного рода — недаром же в Ленинграде тогда шепотом говорили: секретарь обкома очень любил балерин, а потому Мариинский театр именуется Кировским. Хорошо известно, что Николаев ранее принадлежал к зиновьевской оппозиции, за это пострадал, карьера его прервалась, уже полгода он оставался без работы. Вот и представьте: озлобленный жизненными неудачами человек, без работы и средств к существованию, узнает, что жена неверна ему, да еще близка к человеку, имеющему в Ленинграде неограниченную власть, и от этого человека зависит его, Николаева, будущая жизнь. То, что Николаева направляют на работу в Лугу, он резонно истолковывает как желание от него избавиться...

Известно, что Николаев несколько раз пытался объясниться с Кировым, но безуспешно; дважды его задерживают и дважды отпускают. Николаев пытался жаловаться, писал письма — никто, разумеется, не отвечал, да и кто станет защищать Николаева, мелкую сошку в сравнении с секретарем Ленинградского обкома, другом самого Сталина! Вот и приходит Николаев еще раз 1 декабря 1934 года в Смольный (тогда для членов партии доступ в Смольный не был запретным), случайно встречает в коридоре Кирова, вновь пытается объясниться. Киров велит охраннику отойти — кому приятно вести беседу на подобные темы в присутствии посторонних? Как шла беседа — мы никогда не узнаем, но, вероятно, приняла она резкий характер, а у Николаева в кармане револьвер, и в этом нет ничего странного: тогда оружие имелось у многих членов партии. Вот и вынул Николаев револьвер, выстрелил в голову уходящему Кирову, выстрелил — и тут же упал, забился в нервном припадке. Словом, мы уверены: так или примерно так обстояло дело в тот декабрьский вечер. А вот что вышло потом?.. Тут уж в дело вступают другие обстоятельства.

261

На следующее утро Сталин в сопровождении Ворошилова, Молотова, Жданова, Ягоды, Агранова и других прибыл в Ленинград, чтобы расследовать происшедшее. Но уже 1 декабря датировано постановление ЦИК СССР следующего содержания:

"1. Следственным властям — вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. 2. Судебным органам — не задерживать исполнение приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению. 3. Органам Наркомвнудела — приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания в отношении преступников названных выше категорий немедленно по вынесении судебных приговоров".

На страну обрушилась новая волна репрессий.

За истекшие семнадцать лет после прихода большевиков к власти усилиями широкого слоя руководства партии, а отнюдь не только одного Сталина вошло в обыкновение искать причины происшествий, подобных случившемуся с Кировым, в заговорах "врагов народа", и расправа была жестокой. Так и тут. Л. Николаев и еще тринадцать человек, произвольно выбранных следователями по оговору Николаева, были судимы 28 — 29 декабря и немедленно расстреляны. Мильда Драуле, ее сестра Ольга Драуле и некий Роман Кулинер 9 марта 1935 года были приговорены к расстрелу. Какова уж была вина этих людей — Бог весть, да никто этим и не интересовался.

Но Сталин сим не ограничился. Поскольку у четырнадцати несчастных, проходивших по "делу Николаева", имелись в прошлом кое-какие контакты с Зиновьевым и Каменевым, то Сталин с согласия и одобрения Политбюро решил разделаться со своими политическими противниками. 15 — 16 января 1935 года Зиновьев, Каменев и еще семнадцать их сторонников предстали перед судом в Ленинграде в качестве так называемого "московского центра" и были приговорены к различным срокам тюремного заключения, предварительно повинившись и признавшись в совершении преступлений.

Невозможно в настоящей книге сколько-нибудь подробно рассказать о политических процессах 30-х годов. На эту тему написано очень много, рекомендуем читателям ознакомиться с книгой Р. Конквеста "Большой террор". Только надо принять вовнимание, что Конквест при всем своем старании быть (или казаться) объективным отнюдь не всегда достигает этого, хотя бы потому, что, во-первых, во многих случаях западным исследователям просто недоступно понимание происходившего тогда (да и ныне) в России, а во-вторых, многие важнейшие сюжеты — запретная тема для западных журналистов и историков.

262

Чтобы разделаться с оппозиционерами, Сталин решил судить самых главных из них (из тех, что были в пределах досягаемости) открытыми процессами. Назовем здесь только главные из них. 19 — 22 августа 1936 года состоялся второй процесс над Зиновьевым и Каменевым, но теперь они были объединены с троцкистами — процесс прошел под наименованием "троцкистско-зиновьевского блока", и главные из обвиняемых, как и все последующие, получили "высшую меру наказания" — были приговорены к расстрелу. Затем в январе 1937 года последовал суд над Пятаковым, Радеком, Сокольниковым, в марте 1938 года открылся процесс "правых", среди которых Бухарин, Рыков, Крестинский, Раковский... Свершилось возмездие — на скамье подсудимых оказался обер-палач Ягода (Гершель Иегуда), а также три врача — Левин, Плетнев и Казаков. Последних трех упоминаем здесь в предвидении того, что произошло в марте 1953 года.

Надо помянуть и о процессе военных — Тухачевского, Якира, Уборевича и прочих (11 июня 1937 года), упомянуть хотя бы потому, что процесс этот, по нашему мнению, по своим результатам имел губительные последствия для страны: развернувшееся истребление красных командиров произошло накануне самой страшной войны, которую пришлось вынести народу.

Остановимся на нескольких общих сторонах этих процессов. Сразу же скажем, что, по нашему убеждению, устранение самой верхушки правящего слоя страны, знаменитой "старой гвардии" большевиков, приходится оценивать по особому счету: все эти троцкие-бронштейны, зиновьевы-аппельбаумы, каменевы-розенфельды, ягоды-иегуды и прочие (имя им легион) заслужили то, что получили. Вы можете подумать, что не совсем понятен выбор упомянутых фамилий. Но все дело в том, что мы не выбирали фамилий, выбора у нас практически не было: в ходе революции и гражданской войны весь бывший русский правящий слой был уничтожен, безжалостно и бестрепетно, а место его заняли люди, которые по своему этническому происхождению никакого отношения к русским как к нации не имели и только в целях осторожности иногда брали псевдонимы, звучащие по-русски.

Можно бы написать по данному сюжету обширное исследование, сокрушительное по своей убедительности и неопровержимости, дающее основание утверждать: почти вся правящая верхушка, партийная, государственная, хозяйственная, репрессивная и интеллектуальная, вплоть до середины 30-х годов состояла из лиц одного и того же этнического происхождения. Ограничимся, по недостатку места, лишь одним примером.

В 1934 году было завершено строительство Беломорско-Балтийского канала. Строили его сотни тысяч заключенных и гибли там тысячами, а книгу о канале написали "советские писатели". Ограничимся лишь теми фамилиями, которые не вы-

263

зывают сомнений: Л. Авербах, А. Берзинь, Е. Габрилович, Н. Гарнич, Г. Гаузнер, С. Гехт, С. Диковский, К. Зелинский, В. Катаев, М. Козаков, Д. Мирский, Л. Никулин, В. Перцов, Л. Славин, К. Финн, 3. Хацревин, В. Шкловский, А. Эрлих, Б. Ясенский. Итак, несчастные люди "вкалывали" и гибли, а "творческая интеллигенция" зарабатывала на их мучениях и страданиях.

Дальше — больше. Когда канал был достроен, то 4 августа 1934 года "наиболее отличившиеся работники" получили ордена Ленина. Вот они: 1) Ягода (Иегуда) Генрих Григорьевич — зам. председателя ОГПУ; 2) Коган Лазарь Иосифович - начальник Беломорстроя; 3) Берман Матвей Давыдович — начальник Главного управления исправительно-трудовых лагерей ОГПУ;

4)Фирин Семен Григорьевич — начальник Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря и зам. начальникаГлавного управления исправительно-трудовых лагерей ОГПУ;

Рапопорт Яков Давыдович — зам. начальника Беломорстроя;

Френкель Нафталий Аронович — пом. начальника Беломорстроя; 7) Вержбицкий Константин Андреевич — зам. главного инженера строительства.

Повторяем: мы не выбирали фамилий, именно в таком порядке они опубликованы в книге о канале, вышедшей тогда же, в 1934 году.

На протяжении двадцати предыдущих лет, когда правили в огромной стране и делали в ней что заблагорассудится, они не думали о русском народе, нисколько не жалели тех, кем правили и с кем расправлялись. Именно они, начиная с 1917 года, насаждали тот устрашающий режим, репрессивный аппарат, жертвами которого теперь стали. Двадцать лет подряд они сами или руками своих подчиненных уничтожали сотни тысяч и миллионы людей и ни разу, хотя бы на словах, не помыслили, не усомнились, что имеют право так поступать. Они наслаждались властью и благами, им предоставленными. Так что же, жалеть их, когда вдруг они стали пожинать посеянное? Ведь троцкие-бронштейны, зиновьевы-аппельбаумы, каменевы-розенфельды, ягоды-иегуды и т. д.. и т. п. всегда были ВРАГАМИ РУССКОГО НАРОДА!

Право же, можно ли сожалеть о судьбе того же Тухачевского, "военного гения", потерпевшего, кстати, немедленно сокрушительное поражение, как только в августе 1920 года он столкнулся с маломальским сопротивлением в Польше во время авантюристической попытки по приказу Ленина и Троцкого "перенести революцию" в мировое пространство? За что его жалеть? Уж не за ту ли расправу над восставшими тамбовскими мужиками в 1921 году? Ведь надо же знать, что взращенный Троцким "гений" Тухачевский, например, намеревался применить против восставших ядовитые газы, оставшиеся после первой мировой войны, намеревался сделать это против своего же

264

народа, и не использованы эти газы были только потому, что выяснилось — газы могли уничтожить не только мужиков, их жен и детей, прятавшихся от карателей в тамбовских лесах, но и скот — коров и лошадей, а скотина эта для "красного маршала" была несравнимо дороже восставших русских крестьян.

И далее, полтора десятка лет, продолжалась вакханалия. Никто из "старых большевиков" не протестовал, когда репрессивный аппарат, ими же созданный, был обрушен на простых крестьян в годы коллективизации. Примеров можно привести сколько угодно. Так не вернее ли будет сказать, что верхушка "старых большевиков" — была настоящим врагом русского народа? Ибо невольно приходит на память евангельская истина — "каждому да воздастся по делам его", а Сталин, разумеется, плоть от плоти и кровь от крови когорты "старых большевиков", для них самих оказался ни чем иным, как Бичом Божиим!

Конечно, при истреблении "старых большевиков" (и здесь мы не можем ни в малейшей степени оправдать Сталина) погибло очень много простых русских людей. Но не правильнее ли будет сказать, что и гибель их — результат предыдущего двадцатилетнего правления этой же самой "старой гвардии"?

О февральско-мартовском Пленуме ЦК кровавого по итогам 1937 года наговорено очень много. В поверхностных описаниях сквозит какой-то мистический ужас. А потому поверхностных, что только с 1992 года стенограмма этого пленума, длившегося дольше, чем все другие пленумы или даже съезды партии, была наконец полностью опубликована. Теперь есть возможность оценить событие объективно. Никакой мистики, разумеется, нет. Все шло обычным, давно заведенным порядком. Более того, поражает непринужденность весьма серьезного разговора, многочисленный обмен репликами, причем не только из президиума. Выступает М. Л. Рухимович, глава химической промышленности страны, большевик с подпольным стажем, член ЦК с 1924 года:

"Начальником штаба тяжелой промышленности оказался негодяй, предатель, злодей Пятаков, который немало навредил. И нам нужно, товарищи хозяйственники, основательно порыться и разобраться, где тайны и в проектах, и в предприятиях, и в цехах, и в агрегатах. (Постышев: Правильно!) Товарищи, замысел был глубокий у них, большой, а у обер-бандита Пятакова были все рычаги.(Сталин: Это теперь-то разобраться, после драки!) Товарищи, сейчас нужно разобраться.(Постышев: Лучше поздно, чем никогда.).

Возьмем химию, порох. Всем известно, что во время войны без пороху воевать невозможно.(Смех. Голос с места: Вот открыл Америку, ай да спасибо.) Казалось бы, все внимание надо было уделить этому делу (Смех.) Это не так весело, как кажется, на деле это очень грустно".

Выступления почти всех ораторов сопровождались замечаниями не только Сталина, который был очень внимателен, но и

265

теми, кто вскоре разделил судьбу Пятакова и самого Рухимовича, — часто вмешивались Гамарник, Косиор, Любченко, Постышев, Чубарь и др. В таких условиях ораторы порой очень выразительно проявлялись (например, ясно виден уровень руководящих талантов Рухимовича).

Мы не можем дать точной цифры людей, пострадавших от репрессий в 30-х годах, точно так же, как и не смогли сделать этого и все исследователи, наши и зарубежные, но многие из них все же претендуют на точные цифры — и безосновательно. Во всяком случае (и это не подлежит сомнению) цифра не может не оставить у любого читателя ощущения ужаса, ибо речь идет о миллионах, многих миллионах наших сограждан. Р. Конквест, наиболее обстоятельный и заслуживающий доверия западный исследователь, полагает, что в 1937 — 1938 годах только по политическим делам было арестовано шесть миллионов человек, а "законно" ликвидированных исчисляет в семьсот тысяч. Заключенных в лагерях Конквест на конец 1939 года определяет в восемь миллионов человек.

А вот настоящие, не мнимые историки, работающие с официальными источниками, ссылающиеся на архивные документы, приводят другие цифры — и они резко отличаются от зарубежных. На 1 марта 1940 года общий контингент заключенных в ГУЛАГе составлял 1 668 200 человек (Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 19), то есть в пять раз меньше того, что пытается нам внушить Конквест, и среди заключенных только 28,7% были осуждены за контрреволюционную деятельность. Уместно напомнить, что в современной прессе о количестве заключенных в настоящее время, в 1995 году, сообщается, что их насчитывается около миллиона. И это в России 1995 года, когда Россия резко уменьшилась в размерах и когда весьма большое число лиц, безусловно заслуживающих тюремного заключения, разгуливает на свободе!

Или еще одна цифра, обнародованная нашими историками совсем недавно: "Число жертв политических репрессий в РККА во второй половине 30-х годов примерно в 10 (в десять!) раз меньше, чем приводимые современными публицистами и исследователями" (Военно-исторический журнал. 1993. № 1. С.59).

Глава четырнадцатая

С середины 30-х годов для каждого опытного политика было очевидно: не за горами новая мировая война. Акты агрессии следовали один за другим: 3 октября 1935 года итальянские войска вторглись в Эфиопию; 7 марта 1936 года фашистские батальоны без сопротивления заняли Рейнскую демилитаризованную зону; в июле — августе этого же года Италия и Герма-

266

ния начали интервенцию в республиканской Испании; в июле 1937 года Япония приступила к расширению войны в Китае; 12 марта 1938 года вермахт оккупировал Австрию... Последовательность и возрастающий размах агрессивных действий убеждали Советское правительство в близости войны.

В конце марта 1935 года лорд-хранитель печати Иден отправился в Москву. Ныне мы привыкли к тому, что в нашу столицу один за другим приезжают главы государств, министры из разных стран. Тогда же положение было иным: восемнадцать лет, с октября 1917 года, Москва была фактически под политическим бойкотом, и никто из крупных деятелей Запада ее не посещал. Визит Идена стал событием большого значения, широко обсуждался в мировой печати. Остановимся на нем подробнее.

28—29 марта Иден имел беседы с наркомом иностранных дел СССР М. М. Литвиновым и пытался убедить его, будто Восточный пакт не столь уж необходим, а вооружение Германии не представляет угрозы миру.

29 марта в Кремле, в кабинете председателя СНК Молотова,Сталин, Литвинов и посол СССР в Великобритании И. М.Майский встретились с Иденом и английским послом в Москве Д. Чилстоном.

В коридоре Кремля Майский, шедший рядом с Иденом, не без злорадства отметил, что британский министр волнуется. Церемония представления была подчеркнуто чинной: все — в строгих темных костюмах, только Сталин в своем обычном, полувоенном. Переводил в основном Литвинов.

Беседа началась заверениями английского дипломата в искренности устремлений Великобритании, в том, что британское правительство хочет только мира.

—Целостность, неприкосновенность и преуспеяние СССР,—говорил Иден, — являются одним из важнейших элементов сохранения мира. Я надеюсь, что и Советское правительство стоит на той же точке зрения в отношении целостности, неприкосновенности и преуспеяния Британской империи.

— Если это не комплимент, то это хорошо, — начал беседу Сталин.

— Господин Литвинов знает меня достаточно хорошо по Женеве и может заверить, что в таких случаях я не склонен говорить комплименты.

— Прежде всего я хотел бы задать господину Идену вопрос,—сказал Сталин, — как он оценивает нынешнее международное положение? Считает ли он его очень опасным или не очень опасным?

—Я считаю нынешнее международное положение вызывающим беспокойство, но не безнадежным. Я думаю так потому,что хотя нынешние трудности велики, однако у европейских народов еще имеется некоторое количество времени для преодоления этих трудностей.

267

— Ну, а если положение сравнить с тысяча девятьсот тринадцатым годом, — как оно сейчас, лучше или хуже?

— Я думаю, лучше.

—Почему вы так думаете? — добивался точного ответа в свойственной ему манере Сталин.

Обнаружилось, что Иден возлагал чрезмерные надежды на Лигу Наций и пацифистское движение в Европе.

— Настроение широких народных масс сейчас очень пацифистское. А как думаете вы?

— Я думаю, — ответил Сталин, — что положение сейчас хуже, чем в тысяча девятьсот тринадцатом году.

— Почему?

— Потому, что в тысяча девятьсот тринадцатом году был только один очаг военной опасности — Германия, а сейчас имеются два очага военной опасности — Германия и Япония.

— Но ведь у вас как будто в последнее время отношения с Японией налаживаются? — поинтересовался Иден. — Благодаря мудрой политике вашего правительства военная опасность в этой части света несколько ослабла.

— Речь идет не только о безопасности границ СССР. Вопрос стоит значительно шире: каковы дальнейшие намерения Японии?

Последующие события на Дальнем Востоке показали, насколько правильной была эта оценка Сталина.

На вопрос Идена о положении в Европе он ответил так:

—В Европе большое беспокойство вызывает Германия. Она тоже вышла из Лиги Наций и, как вы сообщили товарищу Литвинову, не обнаруживает желания в нее вернуться. Она открыто, на глазах у всех, разрывает международные договоры. Это опасно.

Британский дипломат, которого в Берлине уверяли, что Восточный пакт направлен к "окружению" Германии, спросил:

— А как вы себе мыслите пакт взаимной помощи — с Германией или без Германии?

— С Германией, конечно, с Германией, — отвечал Сталин. —Мы не хотим никого окружать. Мы не стремимся к изоляции Германии. Наоборот, мы хотим жить с Германией в дружеских отношениях. Германцы — великий и храбрый народ. Мы этого никогда не забываем. Этот народ нельзя было надолго удержать в цепях Версальского договора.

Иден повторил то объяснение военных приготовлений Германии, которое выдвигалось ее фашистскими руководителями, чтобы получить поддержку со стороны западных держав:

—Да, Гитлер заявлял, что он очень обеспокоен могуществом вашей Красной Армии и угрозой нападения на него с востока.

Сталин нанес удар:

—А знаете ли вы, что одновременно германское правительство согласилось поставлять нам в счет займа такие продукты, о

268

которых как-то даже неловко открыто говорить, — вооружение, химию и так далее?

В записи беседы зафиксировано, что Иден взволновался:

—Это поразительно! Такое поведение не свидетельствует об искренности Гитлера, когда он говорил другим о военной угрозе со стороны СССР.

—Совершенно верно. Ну разве это политика? Разве это серьезная политика? Нет, мелкие, неловкие люди сидят в Берлине.

Иден стал говорить о необходимости сотрудничества Великобритании и СССР в Лиге Наций. Сталин заверил:

—Мы вступили в Лигу Наций вовсе не для игры, но мы понимаем, что сейчас Лига Наций не пользуется сколько-нибудь серьезным авторитетом, даже Парагвай над ней смеется. Лигу Наций надо укреплять, а для этого необходим пакт взаимной помощи.

На этом официальная часть встречи закончилась, и Молотов пригласил присутствующих на чашку чая. Подходя к столу, Иден указал на огромную карту СССР, висевшую на стене.

—Какая прекрасная карта, и какая большая страна!

—Страна-то большая, — пошутил Сталин, — да трудностей много.

—По сравнению с ней Великобритания — совсем маленький остров, — продолжал Иден.

—Да, маленький остров, но от него многое зависит. — И Сталин предположил: — Вот, если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла,— мир в Европе был бы обеспечен.

На это Иден ничего не ответил...

В тот же день английский министр осматривал Кремль, побывал на "Лебедином озере" в Большом театре. По распоряжению Сталина 31 марта англичанам показали авиационный завод в Кунцеве. Увиденное на заводе поразило Идена и сопровождавших его британских военных. Когда же после осмотра они вышли во двор завода, в небе появился истребитель. Фигуры высшего пилотажа, исполнявшиеся летчиком, были столь сложны и смелы, что приковывали взор любого человека.

—Это изумительно! — воскликнул Иден. — Никогда не видел ничего подобного!

И немудрено: пилотировал истребитель Валерий Чкалов...

Со второй половины 1937 года ход событий значительно ускорился. После захвата Австрии фашистская Германия перешла к очередной жертве — Чехословакии.

Советское правительство неоднократно доводило до сведения правительства Бенеша: помощь будет оказана, даже если Франция не выполнит своего обязательства. В середине мая 1938 года Сталин в беседе с Генеральным секретарем Компартии Чехословакии К. Готвальдом заявил, что Советский Союз

269

готов оказать военную помощь Чехословакии даже в том случае, если этого не сделает Франция. Сталин поставил одно условие: Чехословакия будет сама защищаться и попросит советской помощи. Готвальд тогда же информировал Бенеша о позиции Советского правительства.

Международному положению было отведено много места в сделанном Сталиным Отчетном докладе ЦК на XVIII съезде, открывшемся 10 марта 1939 года. Показав, как сложился блок агрессивных государств — Германии, Италии, Японии, Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) охарактеризовал политику "невмешательства" как покровительство агрессорам, направленное на то, чтобы столкнуть их с Советским Союзом.

Сталин говорил:

—Характерен шум, который подняла англо-французская и североамериканская пресса по поводу Советской Украины.Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на Советскую Украину, что они имеют теперь в руках так называемую Карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тысяч населения, что немцы не далее как весной этого года присоединят Советскую Украину, имеющую более 30 миллионов населения, к так называемой Карпатской Украине...

Такая перспектива вызывала обоснованный сарказм Сталина.

—Конечно, вполне возможно, — продолжал он, — что в Германии имеются сумасшедшие, мечтающие присоединить слона,то есть Советскую Украину, к козявке, то есть к так называемой Карпатской Украине. И если действительно имеются там такие сумасброды, можно не сомневаться, что в нашей стране найдется необходимое количество смирительных рубах для таких сумасшедших. (Взрыв аплодисментов.) Но если отбросить прочь сумасшедших и обратиться к нормальным людям, то разве не ясно, что смешно и глупо говорить серьезно о присоединении Советской Украины к так называемой Карпатской Украине? Подумайте только. Пришла козявка к слону и говорит ему, подбоченясь: "Эх, ты, братец ты мой, до чего мне тебя жалко... Живешь ты без помещиков, без капиталистов, без национального гнета, без фашистских заправил, — какая же это жизнь... Гляжу я на тебя и не могу не заметить, — нет тебе спасения, кроме как присоединиться ко мне... (Общий смех.) Ну,что ж, так и быть, разрешаю тебе присоединить свою небольшую территорию к моей необъятной территории ..." (Общий смех и аплодисменты.)

Советское правительство на протяжении всех предвоенных лет всемерно укрепляло оборонную мощь государства. Успехи первых двух пятилеток, неизмеримо повысившие международный авторитет СССР, давали ему в то же время возможность уделять своей обороне все больше внимания и средств.

270

Вдвое увеличился численный состав Вооруженных Сил: в 1936 году в них насчитывалось 1100 тысяч человек, а 1 августа 1939 года— более двух миллионов. Важно подчеркнуть, что к 1939 году все дивизии Красной Армии были кадровыми, существовавшая более десятилетия территориально-кадровая система была упразднена, и это благотворно сказалось на состоянии войск.

...Истекали последние недели мира в Европе, десятки миллионов людей с тревогой следили за газетными сообщениями о подготовке фашистской Германии к войне, а англо-французские военные представители, снабженные подробными инструкциями, "не спешили". 25 июля английское правительство приняло наконец советское предложение о необходимости заключить военное соглашение, но лишь 5 августа западные делегации покидают Лондон. Они не летят самолетом, не едут курьерским поездом, они... вступают на борт тихоходного пакетбота "Сити оф Экстерс" (скорость не выше двадцати пяти километров в час).

Переговоры начались только 12 августа, и сразу же открылся ошеломляющий и в то же время знаменательный факт: письменные полномочия, хотя и очень ограниченные, есть у генерала Думенка, но адмирал Дракс ими не располагает. Это сразу же показало Советскому правительству, что его партнеры по переговорам не стремятся к заключению военной конвенции, которая действенным образом сдержала бы агрессора.

После встречи с англо-французской делегацией Ворошилов информировал Политбюро о малоутешительных результатах первого дня переговоров. Внимательно выслушав сообщение, Сталин рекомендовал выяснить действительную позицию Великобритании и Франции, заставить гостей сказать прямо: хотят ли они, готовы ли они заключить тройственный союз или нет? Сталин расспрашивал о Думенке и Драксе, об их поведении.

Было решено продолжить переговоры.

Сталин стремился к соглашению с Англией и Францией. Было ясно: совместные вооруженные силы трех держав настолько внушительны, что никакой агрессор не рискнет начать войну, если СССР, Англия и Франция выступят против него единым фронтом. Но именно этого и не желали в тот момент правительства Англии и Франции.

Очевидным это стало, когда на переговорах зашла речь о позиции Польши и Румынии. Дело в том, что СССР не имел тогда границы с Германией и его войска могли вступить в боевые действия с вермахтом, только пройдя по территории этих соседних стран. Правительства обеих стран были настроены резко антисоветски, а руководители Англии и Франции не позаботились ранее выяснить их позицию. Английская и французская делегации запросили свои правительства, но скорого и вразумительного ответа не получили.

271

Советское правительство имело основания ожидать в ближайшие недели военного конфликта на своих западных границах. Это означало бы войну на два фронта, так как на востоке, в пределах союзной Монгольской Народной Республики, на реке Халхин-Гол, уже третий месяц шла необъявленная война. В ожесточенных боевых действиях участвовали десятки тысяч бойцов, многие сотни танков и самолетов. Каждый день на стол Сталина ложились донесения, подписанные комкором Жуковым. 20 августа этот выдающийся советский полководец начал операцию по разгрому японской группировки. К 31 августа она закончилась блестящей победой — окружением и уничтожением японских войск. Однако 21 — 22 августа исход операции был еще неясен, а политические решения следовало принимать немедленно.

Берлин уже давно домогался переговоров с Москвой, но Советское правительство, желая договориться с Англией и Францией, не шло навстречу германским дипломатам. Однако, когда 20 августа 1939 года Гитлер направил Сталину телеграмму с настоятельным предложением принять И. Риббентропа для согласования пакта о ненападении, предложение было принято. 23 августа Риббентроп прибыл в Москву, и в тот же день пакт подписали.

Вечером в Кремле был прием. Риббентроп по входе в зал приветствовал присутствующих по-фашистски: выбросил вверх и вперед руку и выкрикнул: "Хайль Гитлер!" В ответ Сталин явно с насмешкой церемонно поклонился. За стол с собой он Риббентропа не посадил и старался держаться подальше от него. Прием прошел в сугубо дипломатической, подчёркнуто вежливой и холодной обстановке.

Когда остались только свои люди, Сталин сказал: — Кажется, нам удалось провести их...

И тогда, и ныне журналисты, дипломаты, историки приходят в ярость при упоминании о советско-германском пакте августа 1939 года. Это, кстати, служит еще одним доказательством того, насколько пакт противоречил интересам "западных демократий", насколько он в корне разрушал их расчеты на немедленное столкновение Германии и СССР.

Советское правительство отнюдь не полагалось на то, что фашистские руководители будут соблюдать подписанный ими пакт. Сталин, например, немногим более чем через месяц, 2 октября в беседе с министром иностранных дел Латвии В. Мунтерсом говорил, что возможность нападения на СССР со стороны Германии отнюдь не исключена:

— В течение шести лет фашисты выступали против СССР. Теперь произошел неожиданный поворот. Так иногда случается в истории. Но положиться на это нельзя. Необходимо вовремя подготовиться...

272

Понимая, что фашистская Германия главным своим врагом по-прежнему считает Советский Союз, Советское правительство стремилось до предела использовать выигранную почти двухлетнюю отсрочку.

Успехи советской авиации в середине 30-х годов, казалось, могли настроить на благодушный лад. Но во время гражданской войны в Испании выяснилось отставание наших истребителей И-15 и И-16 по сравнению с германскими: Мессершмитт-109 имел большую скорость и был вооружен пушкой калибра 20 миллиметров. Не все ладно было и с бомбардировщиками. Это беспокоило Сталина.

В воспоминаниях А.С. Яковлева подробно рассказано, как внимательно, всесторонне рассматривалось в Политбюро решение срочно сконструировать и запустить в серийное производство новые типы самолетов.

В апреле 1939 года Яковлева вызвали в Центральный Комитет партии. Выйдя из зала, где шло совещание, Сталин усадил авиаконструктора и стал задавать вопросы, интересуясь мнением Яковлева о сравнительном уровне немецкой, английской и французской авиации. Яковлев был поражен осведомленностью Сталина: Генеральный секретарь ЦК вел беседу как специалист. Особенно налегал он на вооружение самолетов:

—Почему англичане на истребителе "Спитфайр" ставят не пушки, а пулеметы?

—У них нет авиапушек, — отвечал Яковлев.

—Верно, верно. — Сталин был доволен, что его сведения подтвердились. — Но мало иметь пушку, надо и двигатель приспособить под установку пушки...

У англичан нет и такого двигателя.

А вы знаете авиационный двигатель Климова? На него можно установить авиационную пушку Шпитального.

Яковлев ответил, что знаком с работой Климова. Тогда Сталин спросил:

—Не возьметесь ли вы построить истребитель с мотором Климова и пушкой Шпитального?

Авиаконструктор просил дать время на раздумье, так как до того истребителями не занимался. Время было дано.

Такие же беседы члены правительства имели и с другими работниками авиастроения. Вскоре в Кремле собрали ветеранов самолетостроения и молодых конструкторов. В кабинете Сталина собрались члены Политбюро. Каждого принимали в отдельности.

Дошел черед до Яковлева. На вопрос Сталина, обдумал ли он предложение, Яковлев отвечал, что, получив все данные от Климова, его бюро тщательно проработало предложение и может взяться за конструирование истребителя.

—Какое вооружение будет у истребителя? — поинтересовался Сталин.

273

—Пушка калибра двадцать миллиметров и два скорострельных пулемета.

Выразив одобрение, Сталин сообщил, что правительство заказывает одновременно истребители нескольким конструкторам, и задача заключается не только в разработке истребителя, наилучшего по летным и боевым качествам, но и в том, чтобы как можно быстрее сделать его и запустить в серийное производство.

— Машину надо сделать к новому, сороковому году. Сможете?

— Американцы новый истребитель делают за два года...

— Американцы! А вы покажите, что может молодой русский инженер. Покажете — чашка чая за мной. — Сталин уже смеялся.

Конструкторам, проектировавшим новые самолеты, создали все условия для работы, оказывали любую помощь, в том числе и материальную. Сталин вмешивался сам, если возникала малейшая заминка.

Весной 1940 года в Германию для закупки военной техники отправлялась группа советских специалистов. Сталин детально обсудил как цели поездки, так и состав группы. В разговоре с А. С. Яковлевым выяснилось, что авиационным специалистам следовало бы выделить какую-то сумму в валюте для непосредственных, непредусмотренных закупок, помимо тех сумм, которые предоставлялись в обычном порядке.

— И сколько же нужно вам валюты? — спросил Сталин.

— Тысяч сто-двести.

Сталин снял трубку и соединился с наркомом внешней торговли Микояном.

—В распоряжение делегации надо выделить миллион, а если израсходуют — дайте еще столько же.

Окончив разговор с Микояном, Генеральный секретарь добавил:

—Если же возникнут затруднения, обращайтесь прямо ко мне. Условный адрес: Москва, Иванову.

Сложилось так, что Яковлеву пришлось послать из Германии такую телеграмму. "Буквально через два дня, — вспоминал он, — был получен ответ, предоставлявший право на месте определить типы и количество закупаемых самолетов без согласования с Москвой. Такая быстрая реакция на мою шифровку буквально потрясла торгпредских чиновников. Работать стало очень легко..."

Во второй половине 1938 года начался новый этап в советском танкостроении. В августе в ЦК партии состоялось совещание, на котором были рассмотрены перспективы развития танковой промышленности. Советские танкостроители спроектировали и уже во второй половине 1939 года построили первые опытные образцы машин новейших, оригинальных конструкций: коллектив под руководством М.И. Кошкина, АА Морозова и Н.А. Кучеренко создал лучший в ту пору и на многие последующие годы средний

274

танк Т-34; конструкторское бюро Ж.А Котина разработало тяжелый танк принципиально нового типа.

Танкостроением Сталин также интересовался ежедневно и также вникал во все детали.

В Комитете обороны, возглавляемом К.Е. Ворошиловым, решено было начать изготовление таких башен. Через несколько дней этот вопрос рассматривался в Политбюро. Вот как вспоминал о случае с производством литых броневых башен для танков В. С. Емельянов.

"Докладывал Ворошилов, держа в руке проект решения, подготовленного Комитетом Обороны. Сталин подошел к нему и взял листок. Прочитал его и, обращаясь к начальнику Автоброневого управления Я.Н. Федоренко, спросил:

—Какие тактико-технические преимущества имеет новая башня?

Федоренко стал говорить о том, что литую башню можно изготовлять в литейных цехах, в то время как при производстве башен старого типа для штамповки отдельных деталей требуются мощные прессы.

—Я вас спрашивал, какие тактико-технические преимущества имеет новая башня, а вы мне говорите о технологических преимуществах. Кто у вас занимается военной техникой?

Федоренко назвал генерала И.А. Лебедева.

—Здесь он?

Генерал Лебедев поднялся. Сталин повторил вопрос. Лебедев заколебался и начал, по существу, повторять сказанное Федоренко.

Сталин нахмурился и сердито спросил:

—Вы где служите: в армии или в промышленности? Я третий раз задаю вопрос о тактико-технических преимуществах новой башни, а вы мне говорите о том, какие возможности открываются перед промышленностью. Может быть, вам лучше перейти на работу в промышленность?

Генерал молчал. Я почувствовал, что решение о переходе на литые башни может быть не принято, и, подняв руку, попросил слова. Обращаясь в мою сторону, Сталин сказал:

— Я спрашиваю о тактико-технических преимуществах.

— Я об этом и хочу сказать, Иосиф Виссарионович.

— Вы что, военный?

— Нет.

— Что вы хотите сказать? — с недобрым выражением лица спросил Сталин.

Я вынул из папки карточки с результатами обстрела и подошел к Сталину.

—У старой башни, сваренной из отдельных деталей, имеются уязвимые места — сварные швы. Новая — монолит, она равнопрочная. Вот результаты испытаний обоих типов на полигоне путем обстрела.

275

Сталин посмотрел карточки, вернул их мне и сказал

— Это соображение серьезное.

Он отошел в другой конец комнаты.

—Скажите, а как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню? Конструктор машины здесь?

Поднялся конструктор.

—Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно.

— Незначительно — это не инженерный термин. Вы считали?

— Нет, не считал.

— А почему? Ведь это военная техника.

Не спуская с конструктора глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка. Конструктор, встав, тихо сказал:

—Незначительно.

—Что вы твердите все время "незначительно" да "незначительно", скажите, вы расчеты делали?

— Нет, — тихо ответил конструктор.

— А почему? Конструктор молчал.

Сталин положил на стол листок с проектом решения и сказал:

—Я предлагаю отклонить предложенный проект постановления как неподготовленный. Указать товарищам, чтобы они с такими проектами на Политбюро не выходили. Для подготовки нового проекта выделить комиссию, в состав которой включить Федоренко, его, — он указал на наркома автотракторной промышленности С. А. Акопова, — и его, — палец Сталина указывал на меня".

На следующий день новый проект был представлен, изготовление новых башен продолжалось...

В июне 1940 года Политбюро ЦК приняло решение "О производстве танков Т-34 в 1940 году". К выпуску новых танков привлекалось значительное количество заводов, и в результате производственные мощности советского танкостроения к лету 1941 года в полтора раза превышали мощности танковой промышленности Германии. Но сложности организационного и технологического порядка сдерживали выпуск новых танков. В 1940 году было изготовлено 246 KB и 115 Т-34; в первом полугодии 1941 года производство новых танков возросло: было изготовлено 393 KB и 1 ПО Т-34. Однако этого количества танков было недостаточно для предпринятого перевооружения бронетанковых войск. Так же, как и авиация, бронетанковые войска Красной Армии вступали в Великую Отечественную войну в стадии реорганизации.

Накануне войны особое значение придавалось производству артиллерийского вооружения. Сталин говорил на одном из совещаний в 1938 году:

276

—Артиллерия, несмотря на появление новых исключительно важных видов боевой техники — авиации, танков, — остается мощным и решающим фактором в войне... На нее должно быть обращено особое внимание...

В предвоенные годы были разработаны и изготовлены опытные образцы реактивных минометных установок, знаменитых впоследствии "катюш". В июне 1941 года Сталин и члены правительства осмотрели образцы вооружения и по достоинству оценили его.

Артиллерийское вооружение РККА было лучшим в мире. Советская полковая 76-миллиметровая пушка была гораздо лучше 75-миллиметрового орудия немцев; 150-миллиметровое тяжелое орудие немцев уступало соответствующим советским системам. Наша дивизионная и корпусная артиллерия, наши горные орудия были совершеннее немецких систем.

Чрезвычайно воодушевляла Сталина мысль о мощном океанском военном флоте, и он не любил, когда высказывались сомнения в целесообразности строительства больших кораблей, в особенности — линкоров. Н.Г. Кузнецов — нарком Военно-Морского Флота — вспоминал, как однажды он выразил сомнение в необходимости строительства новых линкоров на Балтике, где они легко могли подрываться на минах.

Сталин молча поднялся из-за стола, прошелся пару раз по комнате, остановился, взял со стола коробку "Герцеговины-Флор", сломал две папиросы, набил табаком трубку и только потом ответил:

—По копеечке соберем деньги, а построим, — чеканил он каждое слово, строго глядя на Кузнецова.

Проектирование и закладка кораблей в 1937 — 1938 годах велись в чрезвычайно быстром темпе. Еще больший размах приобрело строительство в 1939 году, сотни заводов работали на флот. Для спуска на воду крупного корабля надо три, а то и пять лет, денег же, материалов и труда они требовали очень много. Между тем началась война, средства эти настоятельно необходимы были везде. И в 1939 году Комитет Обороны решил резко сократить число строящихся линкоров и тяжелых крейсеров, сосредоточив усилия на эсминцах, подводных лодках, торпедных катерах. В начале июля 1941 года строительство линкоров было прекращено. Так или иначе, но получилось правильно: эти старомодные корабли были флоту уже не нужны. Сталин тут немного ошибся.

Безотлагательно требовалось выработать план прикрытия границы на случай советско-финского конфликта. В июне — июле 1939 года Сталин имел беседы с командующим Ленинградским военным округом К. А. Мерецковым, которому и было поручено подготовить план действий округа на случай конфликта. Во второй половине июля план этот был рассмотрен в Москве и утвержден. Прогерманское правительство Финляндии

277

отказывалось отодвинуть границу на Карельском перешейке. 30 ноября советские войска перешли в наступление.

Военные действия оказались гораздо более сложными и затяжными, чем это предполагало командование Ленинградского военного округа, которому было поручено осуществить операцию. Неожиданно для многих советских военных и политических руководителей финская армия оказала ожесточенное сопротивление. Преодолеть с ходу новейшую, мощную линию обороны — "линию Маннергейма" — советские войска не смогли и несли немалые потери.

В марте 1940 года, сразу же по окончании войны, состоялось заседании Политбюро, на котором подводились ее итоги. Обсуждение носило острый характер, суровой критике подверглась система боевой подготовки и воспитания войск, был поставлен вопрос о повышении боеспособности армии и флота.

В предвоенные годы для воспитания у советских людей любви и уважения к героическому прошлому наряду с историей Красной Армии, стали широко популяризироваться славные традиции борьбы русского и других народов нашей страны против иноземных захватчиков. Важную роль в воспитании советского народа в духе патриотизма сыграли вышедшие в предвоенные и военные годы кинофильмы "Александр Невский" С. Эйзенштейна, "Петр Первый" В. Петрова, "Богдан Хмельницкий" И. Савченко, "Минин и Пожарский", "Суворов" В. Пудовкина и другие.

Отмечая появление этих фильмов, которые и поныне смотрятся с интересом и сохраняют патриотическое звучание, надо помнить, что еще за несколько лет до их создания иные "толкователи" отечественной истории, интерпретировавшие ее по троцкистским канонам, не видели в личности А. В. Суворова ничего замечательного, зато подчеркивали участие его в подавлении польского восстания. Александр же Невский и вовсе не состоял в примечательных людях, внешним поводом к чему было объявление его Православной Церковью святым.

Весной 1940 года Генеральный штаб РККА работал над планом отражения возможной агрессии. Руководил этой работой Б.М. Шапошников. Он считал наиболее вероятным развертывание основных сил Германии к северу от устья реки Сан, что и произошло в 1941 году. Следовательно, наши главные силы надо было развернуть в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья...

Здесь уместно привести эпизод, хотя и не связанный непосредственно с разработкой плана, но очень своеобразно характеризующий Сталина.

А.М. Василевский, недавно попавший в Генеральный штаб и участвовавший в разработке плана, впервые получил приглаше-

278

ние на обед в кремлевской квартире Сталина. Один из тостов Сталин предложил за его здоровье и вдруг спросил:

—Почему по окончании семинарии вы не пошли в попы?Он, конечно, был знаком с биографией Василевского. Генерал смутился, но отвечал:

—Этого не хотели ни я, ни отец. Ни один из четырех его сыновей не стал священником.

Сталин засмеялся в усы: — Понимаю, понимаю, вы не имели такого желания. А вот мы с Микояном хотели пойти в попы, но нас почему-то не взяли. Почему, не поймем до сих пор.

Но на этом Сталин не остановился:

—А почему вы, товарищ Василевский, и ваши братья не помогаете материально отцу? Я знаю, что ваши братья — уважаемые и обеспеченные люди. Если бы вы помогали отцу, он давно бы уже оставил церковь, ему, пожилому человеку, она нужна, чтобы как-то существовать.

Василевский вспоминал:

"Я ответил, что с 1926 года я порвал всякую связь с родителями. И если бы я поступил иначе, то, по-видимому, не только не состоял в рядах нашей партии, но едва ли бы служил в рядах Рабоче-Крестьянской Армии и тем более в системе Генерального штаба, В подтверждение я привел следующий факт.

За несколько недель до этого впервые за многие годы я получил письмо от отца. (Во всех служебных анкетах, заполняемых мною до этого, указывалось, что я связи с родителями не имею.) Я немедленно доложил о письме секретарю своей партийной организации, который потребовал от меня, чтобы впредь я сохранял во взаимоотношениях с родителями прежний порядок.

Сталина и членов Политбюро, присутствовавших на обеде, этот факт удивил. Сталин сказал, чтобы я немедленно установил с родителями связь, оказывал бы им систематическую материальную помощь и сообщил бы об этом разрешении в парторганизацию Генштаба".

История на этом не закончилась. Спустя несколько лет Сталин поинтересовался, как поживают родители Василевского. Узнав, что мать умерла, а восьмидесятилетний отец живет у сестры Василевского в Кинешме, Сталин посоветовал:

—Вам надо взять отца и сестру к себе, думается, что здесь им будет лучше...

Разработка плана отражения агрессии заняла несколько месяцев. В августе 1940 года Б.М. Шапошникова на посту начальника Генерального штаба сменил К.А. Мерецков. В сентябре нарком обороны и начальник Генштаба доложили план членам Политбюро, При обсуждении плана стратегического развертывания войск Сталин высказал свою точку зрения о вероятном направлении главного удара противника: он считал, что Германия сосредоточит основные силы не в центре будущего фронта,

279

а на юго-западе, чтобы прежде всего захватить наиболее богатые промышленные, сырьевые и сельскохозяйственные районы. Это, естественно, требовало прикрытия южных районов, сосредоточения главной группировки наших войск на юго-западном направлении. Тимошенко и Мерецков, поддавшись авторитету Сталина, не смогли или не захотели отстоять положения, сформулированные в плане. В новом варианте плана, разрабатывавшемся до конца 1940 года, наиболее опасным направлением было признано юго-западное, открывающее путь на Львов и Киев, а не западное, ведущее к Минску. Это была серьезная ошибка.

В конце декабря 1940 года в Москве было собрано совещание высшего командного состава армии, где обсуждались самые важные вопросы подготовки Вооруженных Сил. После совещания состоялась большая военная игра. За "синюю" (западную) сторону играл командующий Киевским особым военным округом генерал армии Г.К. Жуков, за "красную" (восточную) — генерал-полковник Д.Г. Павлов, командовавший Белорусским особым военным округом. По замыслу игры "восточные" после упорной обороны в укрепленных районах, измотав противника, должны были отразить наступление "западных" севернее Припяти и перейти в решительное наступление. Но вопреки замыслу "западные", нанеся три мощных удара по сходящимся направлениям, "прорвали" укрепленные районы, "разгромили" группировки "восточных" и достигли района Лиды. Вышло так, что обстановка военной игры во многом была схожей с событиями конца июня 1941 года на Западном фронте, которым командовал тот же Д.Г. Павлов...

Группу участников игры во главе с наркомом обороны и начальником Генштаба вызвали в Кремль. Мерецков стал докладывать ход игры, доклад ему явно не удался. Когда зашла речь о преимуществе в силах "синих" над "красными", особенно в танках и авиации, Сталин прервал Мерецкова.

Выступил нарком обороны, затем Павлов. Он начал с оценки совещания, но Сталин прервал и его:

—В чем кроются причины неудачных действий "красной"стороны?

Павлов пытался пошутить: мол, это все же игра и может быть всякое. Но Сталин не был настроен на шутливый лад.

—Командующий войсками округа должен владеть военным искусством, должен уметь в любых условиях находить единственно правильное решение. У вас же это не получилось...

Затем выступили Г.К. Жуков, П.Г. Рычагов, Г.И. Кулик. Последний предлагал усилить состав штатной стрелковой дивизии до шестнадцати-восемнадиати тысяч человек, высказывался за артиллерию на конной тяге и против формирования танковых и механизированных корпусов. Сталин счел необходимым вмешаться:.

280

—Победа в войне будет за той стороной, у которой больше танков и выше моторизация войск...

Через день после встречи в Кремле начальником Генштаба был назначен Г.К. Жуков — видимо, какую-то роль в этом сыграл и его успех в военной игре.

Годы спустя, поставив себя вновь на порог войны, маршал Г.К. Жуков писал: "Думается мне, что дело обороны страны в своих основных, главных чертах и направлениях велось правильно. На протяжении многих лет в экономическом и социальном отношении делалось все или почти все, что было возможно. Что же касается периода с 1939 до середины 1941 года, то в это время народом и партией были приложены особые усилия для укрепления обороны, потребовавшие всех сил и средств... Конечно, если бы можно было заново пройти весь этот путь, кое от чего следовало бы и отказаться. Но я не могу назвать сегодня какое-либо большое, принципиальное направление в строительстве наших вооруженных сил, которое стоило бы перечеркнуть, выбросить за борт, отменить. Период же с 1939 до середины 1941 года характеризовался в целом такими преобразованиями, которые уже через два-три года дали бы советскому народу блестящую армию".

Но в начале 1941 года армия еще не была такой, и Советское правительство, в первую очередь — его глава сознавали это и стремились оттянуть войну, неизбежность которой им была очевидна. Нет никаких оснований утверждать, что Сталин полагался на пакт о ненападении с Германией. Более того, есть много неоспоримых свидетельств, что наиболее вероятным противником он считал Германию.

Одно из таких свидетельств — речь Сталина 5 мая 1941 года на приеме в честь выпускников академий Красной Армии. Поздравив их с окончанием учебы, Сталин стал говорить о тех преобразованиях, которые имели место в последние годы.

—Товарищи, вы покинули армию три-четыре года назад, теперь вернетесь в се ряды и не узнаете армии. Красная Армия далеко не та, что была несколько лет назад. Мы создали новую армию, вооружили ее современной военной техникой. Наши танки, авиация, артиллерия изменили свой облик. Вы придете в армию, увидите много новинок...

Затем Сталин перечислил изменения по отдельным родам войск.

—Вы придете в части из столицы, — продолжал он. — Вам красноармейцы и командиры зададут вопрос: что происходит сейчас? Почему побеждена Франция? Почему Англия терпит поражение, а Германия побеждает? Действительно ли германская армия непобедима?

Перечислив причины военных успехов Германии, Сталин Рассказал об отношении к армии в некоторых странах, где ар-

281

мии не уделялось должного внимания, где ей не оказывалась моральная поддержка:

— Так появляется новая мораль, разлагающая армию. К военным начинают относиться пренебрежительно. Армия должна пользоваться исключительной заботой и любовью народа и правительства — в этом величайшая моральная сила армии. Армию нужно лелеять...

* * *

Пришел черед поговорить об ответственности Сталина за трагические события лета 1941 года. Повторяем, нет сомнений в том, что он видел неизбежность войны и делал все от него зависящее, чтобы подготовить к ней страну. Приведенные факты и цифры (а их можно было бы увеличить многократно) свидетельствуют об этом. Но так же несомненно, что Сталин сознавал недостаточную подготовленность и экономики страны, и армии к немедленному столкновению с самой мощной военной машиной капитализма — вермахтом фашистской Германии. Сознавая это, он стремился избежать войны как можно дольше, все его помыслы и действия были пронизаны этим. И поскольку у таких людей, как Сталин, желания всегда опираются на убежденность в успехе, убежденность, имеющую в своей основе твердость воли и характера, Сталин был уверен, что ему удастся оттянуть момент столкновения до времени, когда механизированные корпуса будут полностью оснащены лучшими в мире танками Т-34, когда авиационные полки, все до единого, получат скоростные и хорошо вооруженные "илы" и "миги", когда у каждого пехотинца в руках будет новенький ППЩ, когда... исходя из этого убеждения он и действовал. Но далеко не все, как известно, зависит в истории от воли одного человека.

Бытует мнение, что вот, мол, Сталин имел достаточную информацию о подготовке фашистской Германии к нападению на СССР, что его со всех сторон предупреждали, предостерегали, а он не принимал эту информацию, эти предупреждения к сведению.

Что ж, информация и предупреждения, без сомнения, были. Наиболее часто вспоминают послание Черчилля от 19 апреля 1941 года Сталину: "Я получил от заслуживающего доверия агента достоверную информацию о том, что немцы после того, как они решили, что Югославия находится в их сетях, то есть после 20 марта, начали переброску в южную часть Польши трех из находящихся в Румынии пяти бронетанковых дивизий. В тот момент, когда они узнали о сербской революции, это продвижение было отменено. Ваше Превосходительство легко оценит значение этих фактов".

Предупреждение, конечно, недвусмысленное, но вот мог ли ему безоговорочно поверить Сталин? Ведь оно исходило, во-

282

первых, от ярого врага России, врага, может быть, немногим менее непримиримого, чем Гитлер, и Сталин хорошо знал это. Во-вторых, послание исходило от премьер-министра Британской империи, находившейся в войне с Германией и терпевшей от нее поражение за поражением. Глава британского правительства мог быть очень заинтересован в столкновении СССР и Германии. Если же знать — и это могло быть известно Сталину, — что Черчилль получил сообщаемые сведения от начальника Абвера адмирала Канариса, английского шпиона, то подозрительность была бы здесь самой естественной. Вот почему Сталин должен был отнестись к посланию Черчилля с недоверием. Точно так же он мог относиться и к другим сообщениям, поступавшим по дипломатическим каналам.

Докладывали Сталину о военных приготовлениях Германии и советские разведывательные органы. К примеру, 20 марта 1941 года начальник разведывательного управления Ф.И. Голиков представил доклад, в котором излагались варианты возможных направлений ударов фашистских войск при нападении на СССР и указывалось, что начала военных действий следовало ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года. Сведения эти имели исключительную важность, и, как мы ныне знаем, были достоверными. Но вот какие выводы делал из них генерал Голиков в конце доклада:

"1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки".

6 мая записку И.В. Сталину направил нарком Военно-Морского Флота Н.Г. Кузнецов. В ней также приводились очень ценные сведения, но вывод был отрицательным: "Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР".

Мог ли Сталин в этих и подобных случаях (их было немало) не считаться с мнением своих ближайших сотрудников? Видимо, нет. Поэтому из получаемой информации он и не сделал неизбежных, казалось бы, выводов, поэтому и другие доклады и сообщения о близости нападения Германии, в том числе и поступавшие от Р. Зорге, не были восприняты с должным вниманием. К тому же нелишне подчеркнуть и следующее обстоятельство: в докладах указывались различные сроки нападения: 14, 15, 20 мая, 15 июня и, наконец, 22 июня. Уже само это разнообразие могло вызвать подозрение, а как только миновали

283

майские сроки вторжения, как только информация не подтвердилась, у Сталина могло появиться убеждение, что и в более поздние сроки война не начнется, удастся сохранить мир для советского народа хотя бы на 1941 год. Поэтому подготовку к отпору агрессору (она, повторяем, не прекращалась ни на день) по указанию Сталина старались проводить так, чтобы не дать Германии прямого повода к расширению военного конфликта. Отсюда и запрещение стрелять по фашистским самолетам, нарушившим наше воздушное пространство, и отказ срочно провести мобилизационные мероприятия: они неизбежно привели бы к войне, которой не хотело Советское правительство. Отсюда и заявление ТАСС от 14 июня 1941 года, преследовавшее двоякую цель: во-первых, открыто подтвердить свою верность советско-германскому договору и, во-вторых, вызвать ответную реакцию со стороны руководителей Германии. Но Гитлер и его клика не ответили на заявление ТАСС: для них все мосты уже были сожжены.

14 июня Тимошенко и Жуков побывали у Сталина и доложили о тревожных настроениях в западных округах и о необходимости привести войска в полную боевую готовность.

—Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас все войска и двинуть их к западным границам? Вы понимаете, что это означает войну?

Сталин был прав: это неизбежно означало бы войну. Кроме того, он считал, и не без основания, что войск в западных округах немало.

—Сколько дивизий у нас расположено в западных округах?Тимошенко доложил, что к 1 июля в четырех западных округах будет сто сорок девять дивизий и одна отдельная стрелковая бригада.

—Ну вот видите, разве этого мало? По данным разведки немцы не имеют столько войск.

Жуков попросил разрешения разъяснить:

По тем же разведывательным сведениям немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени, в них по четырнадцать-шестнадцать тысяч человек, нашиже дивизии, если в них даже восемь тысяч человек, вдвое слабее немецких...

— Не во всем можно верить разведке, — задумчиво сказал Сталин.

Тем не менее выдвижение войск из внутренних военных округов, начатое ранее, было теперь ускорено. В промежуток с 14 по 19 июня нарком обороны дал указания командующим округами вывести с 21 по 25 июня фронтовые управления на полевые командные пункты. 19 июня последовал приказ о маскировке аэродромов, воинских частей, важных военных объектов, окраске в защитный цвет танков и машин, о рассредоточении авиации.

284

День 21 июня руководители страны провели в Кремле, в тревожном ожидании. Вечером Сталин принял Тимошенко и Жукова. Начальник Генштаба начал доклад с сообщения: только что начальник штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев доложил о перебежчике, утверждавшем, что фашистские войска завтра утром начнут нападение.

—Не может ли быть, что немцы подбросили нам этого перебежчика, чтобы вызвать конфликт? — Сталин явно сомневался;

— Уверен, что нет. — Тимошенко поддержал Жукова. Собрались члены Политбюро.

— Что будем делать? — спросил Сталин. Нарком обороны ответил за всех:

Необходимо сейчас же дать в округа директиву о приведении войск в полную боевую готовность.

— Читайте! — велел Сталин.

Но заранее приготовленной и зачитанной Жуковым директивой он остался недоволен:

—Преждевременно давать такую директиву, может, нам удастся договориться дипломатическим путем. — Сталин знал, что в Берлине советский посол пытается войти в контакт с германским правительством, но ему не было известно, что попытки эти тщетны. — Надо дать такую директиву, в которой войска предупреждались бы против возможных провокаций.

Жуков и Ватутин в соседней комнате быстро составили проект директивы. Вернувшись в кабинет, Жуков зачитал его. Сталин взял документ, прочитал его еще раз про себя, сделал несколько поправок и отдал Тимошенко для подписи.

В ноль часов тридцать минут 22 июня в западные округа была отправлена директива:

"1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ОВО, ПрибОВО, ЗапОВО, УОВО, ОдВО Нападение немцев может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия..."

В округах директиву получили через час, в штабы армий направили в третьем часу. К этому времени фашисты полностью изготовились к нападению. Советским же воинам оставалось слишком мало часов и даже минут для выполнения директивы. Многие, слишком многие из них никогда не узнали о ее существовании...

285

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава пятнадцатая

Не было еще четырех часов утра, когда на даче Сталина зазвонил телефон. Дежурный охраны не снимал трубку очень долго. Подняв ее, он услышал повелительный голос:

— Говорит генерал Жуков. Соедините меня с товарищем

Сталиным!

— Движения нет, - голос дежурного звучал сонно. Такая фраза означала обыкновенно, что Сталин спит и беспокоить его нельзя.

Но Жуков был нетерпелив и настойчив:

— Немедленно соедините меня с товарищем Сталиным! Через несколько минут к аппарату подошел Сталин. Доклад он выслушал молча: немецкая авиация атаковала наши города на западе. Начальник Генштаба закончил доклад, но Сталин молчал; Жуков слышал только его дыхание.

— Вы меня слышите, товарищ Сталин? После длительного молчания Сталин спросил:

— Где Тимошенко?

Разговаривает по ВЧ с Киевским округом.

— Поезжайте вместе в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы оповестил членов Политбюро...

В половине пятого утра все собрались в кабинете Сталина. Стало уже известно, что и на сухопутных участках границы фашистские войска начали боевые действия. Сталин, сидевший за столом был бледен. По словам Жукова, он выглядел несколько

286

подавленно; это был единственный раз, когда Жукову привелось увидеть его таким.

— Надо звонить в Германское посольство, — сказал Сталин. Видимо, мысль о возможности дипломатических переговоров все еще не оставляла его.

Когда речь заходит о трагических событиях лета и осени 1941 года, слышатся голоса: того-то и того-то не было бы, не могло бы быть, если бы сделано было то-то и то-то, если бы не просмотрели, учли, догадались и т. д.., и т. п. В подтверждение своей мысли общевойсковой командир всегда может привести примеры упущений в тактической подготовке войск, танкист станет говорить об отсутствии в частях новейших машин, авиатор — о неудачном расположении аэродромов, разведчик — о недооценке агентурных данных... Взятые в отдельности, такие суждения могут быть совершенно справедливыми (хотя они всегда требуют проверю!), но если их собрать вместе, выстроить в один ряд и не сопоставить со свидетельствующими об обратном, то у неподготовленного читателя, даже помимо воли автора, возникнет крайне несправедливое заключение: ни страна, ни армия, ни руководство не готовилось и не были готовы к войне.

Это суждение пристрастно. Готовились. Дело в ином.

При оценке происшедшего в начале войны надо исходить в первую очередь из того, что армия фашистской Германии, как это ни тяжело и ни прискорбно ныне сознавать, просто-напросто была сильнее Красной Армии, опытнее, искуснее во многих отношениях. Это — непреложный факт, именно он является главной объективной причиной наших неуспехов в начальный период войны. Предполагать, что, мол, устрани государственные, партийные, военные руководители СССР отдельные неполадки, и враг был бы остановлен уже на границе и тотчас же разгромлен, — предполагать так, значит подражать гоголевскому Манилову.

Кто же виноват в происшедшем в июне 1941 года? Однозначного ответа, по нашему мнению, нет и быть не может; основной же причиной поражений Красной Армии, повторяем, было то, что она на тот момент была слабее, менее организованна и не столь опытна, как армия фашистской Германии. Если же непременно добиваться определения вины конкретных лиц, то мы склонны присоединиться к мнению маршала Василевского: "Полагаю, что Сталин не один несет ответственность перед Родиной за крайне неудачное развитие войны в первые ее месяцы. Эта ответственность лежит и на других. Пусть в меньшей мере, но ее несут нарком обороны и руководящие лица Генерального штаба того времени. Они в силу своего высокого положения и ответственности за состояние Вооруженных Сил должны были не во всем соглашаться со Сталиным и более твердо отстаивать свое мнение". Сталин, как известно, прислу-

287

шивался к мнению окружающих, если они твердо и доказательно, пусть даже и резко, стояли на своем...

Скажем кратко: чудо не в том, что германская армия дошла до Москвы, чудо в том что наша армия ее отстояла.

Война стала явью. Нашему народу навязали ее, и никаких колебаний больше не могло быть.

На состоявшемся в первой половине дня 22 июня заседании Политбюро был составлен и утвержден текст обращения к советскому народу, с которым в двенадцать часов дня выступил по радио В. М .Молотов. Обращение заканчивалось торжественными словами, ставшими лозунгом, под которым наша страна жила последующие четыре года: "Наше дело правое! Враг будут разбит! Победа будет за нами!".

23 июня была создана Ставка Главного Командования. В нее вошли С. К. Тимошенко (председатель), И.В. Сталин, В. М. Молотов, С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, Г. К. Жуков и Н. Г. Кузнецов. Авторитетный состав высшего органа стратегического руководства, несомненно, отвечал потребностям обстановки. Надо отметить, однако, что назначение Тимошенко председателем оказалось нецелесообразным: без согласия Сталина нарком обороны не принимал и не мог принимать принципиальных решений. Выходило, что имеются два главнокомандующих. Позднее — 10 июля 1941 года — положение это было исправлено.

На следующий день, 24 июня, Политбюро рассмотрело насущные нужды танковой промышленности. В постановлении по этому поводу шла речь о создании мощных танкостроительных комплексов в Поволжье и на Урале. В этот же день был создан Совет по эвакуации...

Уже во второй половине дня 22 июня в Москву стали поступать сведения о неблагоприятном ходе событий в приграничных округах. Обсуждая это с начальником Генштаба, Сталин отметил, что командующие округами недостаточно опытны в руководстве боевыми операциями, а поэтому им надо помочь:

— Вам следует немедленно вылететь в Киев, а оттуда в штаб фронта, в Тернополь. Поможете Кирпоносу...

— Товарищ Сталин, а как с руководством Генеральным штабом? Обстановка еще не ясна.

— Оставьте вместо себя Ватутина, — ответил Сталин. И добавил с раздражением: - Как-нибудь разберемся...

Вечером Жуков был уже в Киеве. Одновременно на Северозападный фронт вылетел генерал-полковник О. И. Городовиков, а на Западный - маршалы Г. И. Кулик и Б. М. Шапошников.

Но разобраться в обстановке на фронтах оказалось очень непросто. Вечером Жуков разговаривал по ВЧ со своим заместителем по Генштабу Н. Ф. Ватутиным. Вот что тот сообщал:

288

"К исходу сегодняшнего дня (22 июня. — Ред.) несмотря на предпринятые энергичные меры, Генштаб так и не смог получить от штабов фронтов армий и ВВС точных данных о наших войсках и о противнике. Сведения о глубине проникновения противника на нашу территорию довольно противоречивые. Отсутствуют точные данные о потерях в авиации и наземных войсках. Известно лишь, что авиация Западного фронта понесла очень большие потери. Генштаб и нарком не могут связаться с командующими фронтами Кузнецовым и Павловым, которые, не доложив наркому, уехали куда-то в войска. Штабы этих фронтов не знают, где в данный момент находятся их командующие..."

Отданная наркомом обороны вечером 22 июня директива №3, в которой от войск требовали разгрома вражеских группировок, в создавшихся условиях не могла быть выполнена. Точных и всеобъемлющих сведений о происходящем на фронте Генштаб не смог добиться ни 23 июня, ни на следующий день.

Днем 23 июня секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко позвонил в Москву и попросил разрешения начать эвакуацию государственных ценностей, архивов и детских учреждений. Сталин удивился:

—Вы считаете, что пора это делать? Не рано ли? Пономаренко отвечал, что, по его сведениям, обстановка на фронте тревожная, Минск все время бомбят фашистские самолеты и опоздание с эвакуацией может стать непоправимым. Помолчав немного, Сталин согласился:

—Начинайте эвакуацию. Кроме населения, особенно детей и семей красноармейцев, надо вывезти ценности, архивы — все,что считаете нужным. Но делайте это так, чтобы не возникла паника. Сохранить порядок — главное в этих условиях...

На следующий день началась эвакуация из Минска.

Сталина выводило из себя то, что генштабисты недостаточно хорошо знают обстановку на фронтах, вследствие чего он тоже не знает, а потому не может принять правильного решения и, главное, не может действовать. И тогда, и впоследствии он крайне придирчиво требовал самого точного и своевременного предоставления информации. Н. Н. Воронов, к примеру, был свидетелем такой сцены.

Вновь назначенный начальником Генерального штаба Б. М. Шапошников докладывал обстановку на фронтах и сказал, что с двух фронтов сведений не поступило. Это рассердило Сталина:

—А как вы наказали людей, которые не желают нас информировать своевременно?

Маршал Шапошников, воплощение идеального русского офицера Генерального штаба, был человеком добрейшей души и вину подчиненных всегда брал на себя. В этот раз он отвечал с достоинством, что объявил выговор начальникам штаба обоих

289

фронтов. Тон ответа и выражение лица маршала были таковы, что не оставалось сомнения: виновные наказаны сурово. Это рассмешило Сталина:

—Для генералов это не наказание. Выговоры у нас в каждой ячейке объявляют...

Тогда Шапошников напомнил, что по дореволюционной военной традиции начальник штаба фронта, получивший выговор от начальника Генштаба, должен был подавать рапорт об освобождении от занимаемой должности. Сталин остался доволен ответом...

Днем 26 июня он позвонил в Тернополь, Жукову:

—Вы не могли бы немедленно прилететь в Москву? На Западном фронте тяжелое положение. Противник угрожает Минску. Не могу добиться, что делает Павлов. Кулик исчез неизвестно куда, Шапошников болен...

Жуков вылетел немедленно.

Вечером Тимошенко и Ватутин во второй раз за день докладывали обстановку. Выяснилось: Минску угрожает реальная опасность, а меры, принимаемые командованием, успеха не приносят. Окружение грозило одиннадцати дивизиям и многим другим частям. Это — десятки, сотни тысяч бойцов и командиров, тех самых людей, которые составляли могущество и величие Советского государства и его армии, которые верили в него, Сталина!

В этот-то момент и прибыл Жуков. По его словам, Тимошенко и Ватутин стояли навытяжку, а Сталин был не в лучшем состоянии.

Кивнув вместо приветствия, Сталин сказал:

— Товарищ Жуков, посмотрите и доложите, что нужно делать в этой ситуации.

— Чтобы разобраться, потребуется минут сорок...

— Хорошо, идите.

Обсудив обстановку, генералы предложили единственный выход: немедленно занимать оборону на рубеже Западная Двина — Полоцк — Витебск — Орша — Могилев — Мозырь, одновременно создавая оборону и на тыловом рубеже Селижарово -Смоленск -Рославль — Гомель.

Сталин, уже успокоившийся, утвердил предложения. Так было положено начало создания нового стратегического фронта обороны.

К тому времени уже несколько раз высказывалось мнение о необходимости выступления Сталина с обращением к народу. Но Сталин не торопился. Видимо, ему хотелось осмыслить происходящее, понять, чем вызвано отступление Красной Армии, и уже в соответствии с этим обращаться к народу. Недаром он повторял иногда оставшееся в памяти с юности, со времен Тифлисской семинарии, изречение: "Без рассуждений не делай ничего, а когда сделаешь, не раскаивайся".

290

Спустя два года, в 1943-м, Сталин сам сказал за обеденным столом, что наиболее тяжелой и памятной была для него ночь на 30 июня. Надо полагать, что немало времени он провел в раздумье, на даче в Кунцеве, прежде чем на бумагу легли первые строки речи, с которой он выступил 3 июля 1941 года по радио:

"Товарищи! Граждане! Братья и сестры!

Бойцы нашей армии и флота!

К вам обращаюсь я, друзья мои!"

Уже сам характер обращения, его первые слова были необычны и неожиданны в устах Сталина. Он говорил об опасности, грозившей нашей Родине, о необходимости мобилизовать все силы страны и сражаться с врагом за каждый клочок земли. Он требовал:

Прежде всего необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом... Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или попасть в порабощение...

Сталин изложил содержание директивы от 29 июня и выразил уверенность в конечной победе.

—Наши силы неисчислимы, — говорил он. — Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом...

Выступление, несмотря на трагические и грозные события, о которых шла речь, было исполнено уверенности:

—Все силы народа — на разгром врага!

Вперед, за нашу победу! — так заканчивалась речь.

Органом, который сосредоточил всю власть в стране, стал созданный 30 июня по решению ЦК ВКП(б), Президиума Верховного Совета СССР и СНК СССР Государственный Комитет Обороны (ГКО). Первоначально он состоял из пяти человек: И.В. Сталина — председателя, Л. П. Берии, К. Е. Ворошилова, Г. М. Маленкова и В. М. Молотова. Несколько позднее в ГКО вошли Н. А. Булганин, Н. А. Вознесенский, Л. М. Каганович, А. И. Микоян.

Сталин, работавший по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, теперь и вовсе забыл об отдыхе, уделяя лишь минимальное время сну. Ни о каких выходных днях, ни о каком отдыхе и речи быть не могло.

291

* * *

Главный интендант Красной Армии генерал А. В. Хрулев обратился к заместителю председателя СНК Микояну с рапортом о необходимости быстрейшего улучшения снабжения Красной Армии и создания надежной структуры органов ее тыла. Свои соображения Хрулев подкрепил экземпляром "Положения о полевом управлении войск в военное время", разработанном в июле 1914 года в старой русской армии. "Положением" предусматривалась должность главного начальника снабжения армий фронта и определялся круг его обязанностей. На следующий день Микоян позвонил Хрулеву:

—Товарищ Сталин поручил вам подготовить проект решения Государственного Комитета Обороны по организации тыла Красной Армии на военное время.

В конце июля 1941 года проект был готов и представлен на заседание ГКО. Прочитав проект, Сталин молча протянул его Жукову. Тот ознакомился с документом и категорически изъявил свое несогласие:

—Авторы этого документа хотят, чтобы органы тыла подменяли Генеральный штаб!

Сталину и ранее было известно отрицательное отношение начальника Генштаба к этому проекту. Посмотрев очень выразительно на Жукова, Сталин тут же подписал проект. Начальником тыла Красной Армии был назначен Хрулев. Вводились также должности начальников тыла фронтов и армий. Кандидаты на должности начальников тыла фронтов 30 июля были собраны в кабинете Председателя ГКО. Сталин ознакомил собравшихся с положением на фронте и подчеркнул исключительные трудности в подаче войскам материальных средств и эвакуации раненых.

—Война требует железного порядка в снабжении войск, —говорил Сталин. — Этот порядок должен наводиться твердой рукой начальников тыла фронтов и армий. Вам нужно быть диктаторами в тыловой полосе своих фронтов, усвойте это хорошо.

10 июля 1941 года Ставка Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования; председателем ее был назначен Сталин. 19 июля он стал народным комиссаром обороны, а 8 августа Верховным Главнокомандующим. Ставка была переименована в Ставку Верховного Главнокомандования.

Как правило, назначение на такой пост предполагает наличие у кандидата большого военного опыта и специального образования. Когда же за руководство военными операциями берутся дилетанты, то чаще всего это добром не кончается.

Военного образования у Сталина, как мы знаем, не было, но практика военная имелась — в годы гражданской войны. Одна-

292

ко, во-первых, это был все же двадцатилетней давности опыт гражданской войны, и он отнюдь не всегда мог годиться в условиях 1941 года, а во-вторых, в 1918 - 1920 годах Сталину по преимуществу приходилось решать военно-политические и организационные задачи. Теперь же, в начале июля 1941 года, перед ним встала необходимость овладеть всей суммой военных знаний, вплоть до общестратегических проблем. Не следует думать, что подобные проблемы могли вызвать смущение у Сталина, а тем более страх: ведь он был незаурядным знатоком политической стратегии, а это значило немало.

На рабочем столе Верховного Главнокомандующего появляются книги по военной стратегии, он тщательно штудирует их. Ум Сталина по-прежнему цепок и всеобъемлющ, память — великолепная, а потому военную теорию он вскоре будет знать и понимать (а это — главное) получше многих генералов Генштаба, удивляя их этим раз за разом. Но все же для познания необходимо время, а ему, Верховному Главнокомандующему, надо принимать решения сейчас, немедленно, и решения эти — одно другого тяжелее и ответственнее...

По-видимому, первым серьезным вмешательством Сталина в управление чисто военными делами была смена командования Западного фронта. 30 июня Сталин, только что возглавивший ГКО, приказал Жукову отозвать генерала Д. Г. Павлова в Москву. Павлов был виновен в серьезных должностных упущениях, и ответил за это по всей суровости военного времени...

В ночь на 1 июля Сталин по ВЧ разговаривал с Ворошиловым. Получив информацию о реальной опасности захвата противником плацдарма на Днепре, Сталин отвечал, что Ставка крайне обеспокоена этим и что на Западный фронт назначается новый командующий. Им стал нарком обороны С. К. Тимошенко — этим подчеркивалась ответственность поста.

Обстановка на фронтах продолжала ухудшаться. В середине июля боевые действия шли всего лишь в ста двадцати километрах от Ленинграда, в районе Смоленска, на подступах к Киеву. Несмотря на героическое сопротивление советских войск, наступление фашистских полчищ остановить не удавалось.

Неудачи на фронтах побуждали Ставку к смене ответственных командиров. Это казалось наиболее простым решением, но смены в свою очередь сказывались на ходе дела. В конце июля к Сталину вызвали Тимошенко и Жукова; им думалось — для обсуждения обстановки на фронте. В кабинете почти в полном составе собралось Политбюро. Сам Сталин с погасшей трубкой в руке (верный признак плохого настроения) стоял посредине кабинета.

— Политбюро пришло к выводу, — без предисловия начал Сталин, — что Тимошенко надо заменить на посту командующего Западным фронтом Жуковым. Что скажете на это вы?

293

Тимошенко молчал; что он мог сказать? Но Жуков не собирался соглашаться:

—Товарищ Сталин, я считаю эту смену нецелесообразной. Частые смены командующих мешают работе. Новым командующим приходится в момент тяжелейших сражений вникать в курс дела. Маршал Тимошенко состоит в этой должности менее месяца, а войска под его командованием задержали врага под Смоленском, они верят в своего командующего. Уверен — вряд ли кто-нибудь другой смог бы сделать больше в сложившейся обстановке. Поэтому считаю смену командования Западного фронта нецелесообразной и несправедливой.

Генерала поддержал Калинин:

—А это, пожалуй, верно. Сталин начал раскуривать трубку:

—В словах товарища Жукова есть резон, — и, глядя на членов Политбюро, спросил: — Может, согласимся с Жуковым?..

Тимошенко остался на посту, но Жукову вскоре пришлось покинуть Генштаб.

22 июля он в присутствии начальника Главного политического управления РККА Л. 3. Мехлиса докладывал Сталину обстановку на фронте. Анализируя состояние и дислокацию фашистских войск, в первую очередь бронетанковых и моторизованных, Жуков высказал оправдавшееся впоследствии предположение: фашистское командование нанесет удар по Центральному фронту, с тем чтобы выйти в тыл Юго-Западного фронта и окружить его войска. Жуков предлагал усилить Центральный фронт, а войска Юго-Западного фронта отвести за Днепр.

Последнее предположение встревожило Сталина:

—А Киев, как же Киев? — спросил он.

Сама фраза "сдать Киев", мать городов русских, была непереносима для каждого российского человека, тем более — для Сталина. Но Жуков без колебания произнес ее:

Тяжело говорить об этом, но Киев сдать придется. На западном же направлении как можно быстрее надо ликвидировать ельнинский выступ, иначе оттуда противник нанесет удар по Москве.

— Что еще за контрудар, что за чепуха! — выдержка покинула Сталина. — Как вы могли додуматься сдать Киев?

На этот раз не сдержался и Жуков:

— Если вы, товарищ Сталин, считаете, что начальник Генерального штаба может молоть чепуху, то прошу освободить меня от этой должности и послать на фронт. Может, там я принесу больше пользы...

— Не горячитесь, не горячитесь. — Сталин уже овладел собой. — Но если вы так ставите вопрос, то подождите, а мы обсудим, как быть.

Минут через сорок Жукова вновь пригласили в кабинет:

294

—Мы посоветовались, — сказал Сталин, — и решили освободить вас от обязанностей начальника Генштаба. Видимо, придется назначить Бориса Михайловича Шапошникова, хоть у него и плохо со здоровьем. Где бы вы хотели работать?

Характер у Жукова был горячий.

— Где прикажете. Могу командовать фронтом, армией, корпусом, дивизией, наконец...

— Не горячитесь, — сказал Сталин. — Мы вас назначим командующим Резервным фронтом. Вот там вы и организуете контрудар по Ельне. Сдавайте дела Шапошникову. Но членом Ставки вы остаетесь.

— Разрешите идти?

— Погодите, выпейте с нами чаю, — Сталин уже улыбался, —и поговорим еще...

Это были тяжелые дни. И никто не мог предполагать, что худшее впереди. Сталину конец июля принес и личное несчастье: командир артиллерийской батареи Яков Джугашвили раненым попал в плен. Геббельсовские пропагандисты не преминули воспользоваться этим, и над позициями советских войск разбрасывались в миллионах экземпляров листовки с фотографией Якова. Сфабрикованный фашистами текст листовки призывал советских солдат сдаваться в плен — так, мол, сделал даже сын Сталина! Для отца, требовавшего от бойцов и командиров Красной Армии сопротивления до конца, пленение Якова было тяжелым ударом.

* * *

В речи от 3 июля 1941 года имелись и такие слова:

"Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями...

В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки..."

Сталин был прав: народ Великобритании и США, встревоженный размахом гитлеровской агрессии, безоговорочно желал уничтожения нацизма, и правительства этих стран должны были считаться с мнением своих граждан. В девять часов вечера 22 июня Уинстон Черчилль выступил с речью по радио. Премьер-министр Великобритании не скрывал: он был и остается принципиальным противником коммунизма и "не возьмет назад ни единого своего слова", произнесенного за минувшие четверть века против коммунизма. Но все это отступает на задний план перед тем фактом, что Гитлер вторгся в Россию. "Мы полны решимости уничтожить Гитлера и всякое напоминание о нем", — подчеркнул Черчилль.

295

Президент Соединенных Штатов Америки Ф. Рузвельт 24 июня также выступил в поддержку борьбы советского народа против нацизма. Советское правительство, однако, отнеслось к заверениям новых союзников с некоторой долей осторожности, поскольку большая часть прессы в англосаксонских странах не скрывала своего злорадства по поводу неудач, постигших Красную Армию. Желая продемонстрировать добрую волю к сотрудничеству, Черчилль 8 июля 1941 года отправляет первое личное послание Сталину, в котором рассказывает о боевых действиях английских военно-воздушных сил; 10 июля следует новое послание...

Сталин ответил только 18 июля. Выразив благодарность Черчиллю за инициативу в переписке, Сталин информировал его о напряженном положении на советско-германском фронте. Уже в этом послании имеются фразы о необходимости создания второго фронта: "Мне кажется, далее, — писал Сталин, — что военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Се- вере (Арктика)... Я представляю трудности создания такого фронта, но мне кажется, что, несмотря на трудности, его следовало бы создать не только ради нашего общего дела, но и ради интересов самой Англии..." На протяжении почти трех лет эта тема будет одной из главных в оживленной переписке Сталина, Черчилля и Рузвельта.

Президент Рузвельт, желая убедиться, настолько ли катастрофично положение Красной Армии, послал в СССР своего ближайшего советника и сотрудника — Гарри Гопкинса.

Вылетев из Шотландии на летающей лодке "Каталина" и обогнув Северную Европу, Гопкинс достиг Архангельска — таким сложным и опасным путем приходилось тогда добираться из Англии в СССР. В половине седьмого вечера 29 июля Гопкинса и посла США Штейнгардта принял Сталин. В распоряжении историков имеется полная запись переговоров, сделанная Гопкинсом.

296

Гопкинс начал с того, что выразил намерение президента Рузвельта оказать всю возможную помощь Советскому Союзу в борьбе с гитлеровской Германией, и в максимально короткий срок. В ответ, "характеризуя Гитлера и Германию, Сталин говорил о необходимости минимума моральных норм в отношениях между всеми нациями и о том, что без такого минимума нации не могли бы сосуществовать. Он заявил, что нынешние руководители Германии не знают таких минимальных моральных ,норм и что поэтому они представляют собой антиобщественную силу в современном мире..."

Изложив в общих чертах позицию Советского правительства по отношению к Германии, Сталин подытожил:

— Таким образом, наши взгляды совпадают.

Гопкинс спросил, каковы будут потребности Советского Союза в помощи. В первую категорию неотложных нужд Сталин включил прежде всего зенитные орудия среднего калибра от 20 до 30 миллиметров.

Во вторую категорию, в которую входили материалы, необходимые для длительной войны, он включил, во-первых, высокооктановый авиационный бензин; во-вторых, алюминий для производства самолетов и, в-третьих, другие материалы, уже перечисленные в списке, представленном нашему правительству в Вашингтоне...

—Дайте нам зенитные орудия и алюминий, и мы сможем воевать три-четыре года, — сказал Сталин.

Далее речь зашла о путях, которыми можно было бы доставлять вооружение и материалы в СССР. Сталин высказал свое мнение:

—Путь через Архангельск, вероятно, наиболее удобен. Порт в Архангельске с помощью ледоколов можно держать открытыми зимой. Единственные два незамерзающие порта на Севере —Мурманск и Кандалакша.

Уже первая беседа со Сталиным произвела на Гопкинса успокаивающее действие, и он писал в отчете Рузвельту из Москвы: "Я очень уверен в отношении этого фронта... Здесь существует безусловная решимость победить".

Вторая встреча началась в то же время на следующий день, 31 июля, и продолжалась более трех часов. Единственным свидетелем и переводчиком был Литвинов. Телефон позвонил только один раз, и Сталин, извинившись, что прервал беседу, объяснил: он договорился об ужине на полпервого ночи. Два или три раза, когда Сталин затруднялся ответить на вопрос Гопкинса, он вызывал Поскребышева, и тот немедленно давал необходимые сведения.

В этой беседе Сталин самым подробным образом охарактеризовал положение на советско-германском фронте, соотношение сил в дивизиях, танках, самолетах. Очень точно и совершенно откровенно рассказал он Гопкинсу о типах советских танков и самолетов, их весе, вооружении, скорости и т. д..

"Сталин сказал, — записывал Гопкинс, — что русской армии пришлось иметь дело с внезапным нападением: лично он считал, что Гитлер не выступит, но принял все возможные предосторожности для мобилизации своей армии... Сталин несколько раз повторил, что он не недооценивает немецкую армию. Он сказал, что их организация превосходна и что, по его мнению, немцы обладают крупными резервами продовольствия, людей, снаряжения и горючего... Он считает, что, поскольку дело касается людей, снаряжения, продовольствия и горючего, немецкая армия способна вести зимнюю кампанию в России. Он думает, однако, что немцам будет трудно предпринимать значительные действия после 1 сентября, когда начинаются сильные дожди, а

297

после 1 октября дороги будут настолько плохи, что им придется перейти к обороне".

В заключение беседы Сталин просил Гопкинса передать президенту Рузвельту его соображения о необходимости для США вступить в войну с фашистской Германией. Сталин говорил:

—Самое слабое место Гитлера — это огромные массы порабощенных им людей, которые ненавидят его, а также безнравственные методы его правительства. Для того чтобы эти люди и миллион других в еще не завоеванных странах могли бороться против Гитлера, их надо ободрить, морально поддержать. Это, по моему мнению, могут сделать лишь Соединенные Штаты...

В то же время он не закрывал глаза на сложность положения:

—Мощь Германии столь велика, что, хотя Россия сможет защищаться одна, Великобритании и России вместе будет очень трудно разгромить немецкую военную машину...

Затем он продолжал:

—Я полагаю, однако, что война будет ожесточенной и, возможно, длительной...

На посланца американского президента Сталин произвел весьма сильное впечатление, так же, впрочем, как и на самого Рузвельта, и на Черчилля, когда они познакомились позднее.

1 августа Гопкинс улетел из Москвы. Сталин, несомненно, оказал посланцу президента США полное доверие, и тот вернулся в Америку с убеждением: Россия может и будет драться до последнего. Визит этот был поворотным пунктом в формировании антигитлеровской коалиции.

Уверенность Сталина в стабилизации положения на фронте оказалась, к сожалению, преждевременной. С начала августа 1941 года осложнилась обстановка на юго-западном направлении. Наши войска вынуждены были вести тяжелые оборони тельные бои. В районе Умани противник окружил две наши армии (6-ю и 12-ю).

Деблокировать 6-ю и 12-ю армии не удалось. Несколько дней они вели бои в окружении, но вскоре сопротивление их было сломлено. Много бойцов и командиров погибло, еще больше (в том числе и командармы И.Н. Музыченко и П.Г. Понеделин) попали в плен. Фашистские войска форсировали Днепр и создали плацдарм в районе Кременчуга, угрожая армиям Юго-Западного фронта с юга.

8 августа Сталин разговаривал с командованием Юго-Западного фронта.

" — У аппарата Сталин. До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?

Кирпонос. — Здравствуйте, товарищ Сталин. Вам доложили неверно. Мною и Военным советом фронта принимаются все меры к тому, чтобы Киев ни в коем случае не сдавать...

298

Но через две недели положение на Юго-Западном фронте лучше не стало. 8 августа войска фашистской группы армий "Центр" перешли в наступление против советского Центрального фронта. Гитлеровское командование, отставив на время планы немедленного наступления на Москву, намеревалось сначала захватить Ленинград и Украину, а затем наступать в центре фронта. 2-я танковая группа генерала Гудериана стремилась зайти во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта.

Намерение это было замечено советским командованием. Желая ликвидировать угрозу войскам Центрального и правого крыла Юго-Западного фронтов, прикрыть брянское направление, Ставка 14 августа решила образовать Брянский фронт под командованием А. И. Еременко. В тот же день генерал прибыл в Ставку для получения указаний по новой должности. Сталин принял его в присутствии Шапошникова, Василевского и нескольких членов ГКО.

—Основная, — говорил Сталин, — и обязательная задача войск Брянского фронта состоит в том, чтобы не только надежно прикрыть брянское направление, но во что бы то ни стало своевременно разбить главные силы Гудериана.

Верховный определил состав нового фронта: 50-я и 13-я армии. Вновь назначенный командующий фронтом очень уверенно обещал "в ближайшие дни безусловно" разгромить Гудериана.

Уверенность всегда импонировала Сталину.

—Вот человек, который в сложившейся обстановке нам нужен, — сказал он, когда Еременко покинул кабинет.

События показали, однако, что командующий Брянским фронтом был неоправданно оптимистичен.

Уже 19 августа Ставка сознавала опасность удара по правому крылу Юго-Западного фронта, но в то же время вполне резонно видела наилучший выход из положения не в немедленном отводе войск за Днепр и далее на восток, а в нанесении удара по 2-й танковой группе Гудериана, с тем чтобы разбить ее или на худой конец остановить.

Прежде чем окончательно принять это решение, Сталин связался 24 августа с Еременко:

"Сталин. — У аппарата Сталин. Здравствуйте! У меня есть к вам несколько вопросов.

Если вы обещаете разбить подлеца Гудериана, то мы можем послать еще несколько полков авиации и несколько батарей PC.

Ваш ответ?

Еременко. — Здравствуйте! Отвечаю:

Я очень благодарен вам, товарищ Сталин, за то, что вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку. Они нам очень и очень нужны. А насчет этого

299

подлеца Гудериана, безусловно, постараемся задачу, поставленную вами, выполнить, то есть разбить его".

Но еще на настало, увы, время "разбить вдребезги" группу Гудериана. Действия войск. Брянского фронта не дали ожидаемого результата, и танковым соединениям врага удалось прорваться на левом фланге Брянского фронта за Десну. 7 сентября они вышли к Конотопу. Окружение армий Юго-Западного фронта стало вопросом нескольких дней. В тот же день командование этого фронта сообщило в Генштаб об ухудшении положения. Шапошников и Василевский попытались убедить Сталина в необходимости немедленно отвести войска фронта за Днепр и далее на восток. По словам Василевского, "разговор был трудный и серьезный".

Можно понять Верховного Главнокомандующего: после столь значительных территориальных потерь, понесенных за два с половиной месяца войны, ему, и только ему предстояло добровольно (хоть и в видах суровой необходимости) отдать приказ об оставлении Киева и большей части Левобережной Украины. Немудрено, что он обвинял военных: они идут по линии наименьшего сопротивления и вместо упорного сражения с врагом пытаются ускользнуть от него. До каких же пор?..

Убедить Сталина руководству Генштаба не удалось.

Поскольку Главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал Буденный также высказался за отвод войск Юго-Западного фронта и тем самым выразил несогласие с действиями Ставки, его решено было заменить на этом посту маршалом Тимошенко. Вечером того же дня, 11 сентября, Сталин в присутствии Тимошенко и Шапошникова вел переговоры с командованием Юго-Западного фронта. Вот выдержки из этих переговоров.

"Сталин. — Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки мне кажется опасным. Если обратиться к недавнему прошлому, то вы вспомните, что при отводе войск из района Бердичев и Новгород-Волынский у вас был более серьезный рубеж - Днепр - и, несмотря на это, при отводе войск [вы] потеряли две армии и отвод превратился в бегство, а противник на плечах бегущих войск переправился на другой день на восточный берег Днепра. Какая гарантия, что то же самое не повторится теперь, это первое.

А потом второе... В данной обстановке на восточном берегу Днепра предлагаемый вами отвод войск будет означать окружение наших войск, так как противник будет наступать на вас не только со стороны Конотопа, то есть с севера, но и со стороны юга, то есть Кременчуга, а также с запада, так как при отводе наших войск с Днепра противник моментально займет восточный берег Днепра и начнет атаки. Если конотопская группа противника соединится с кременчугской группой, вы будете окружены".

300

Осмысливая ныне сказанное Сталиным, нельзя не признать, что Ставка и Верховный Главнокомандующий имели серьезные основания для подобных предположений: опыт предшествующих сражений, и не только на Украине, так же как и происшедшее на Юго-Западном фронте неделю спустя, неопровержимо свидетельствуют: просто отход, без серьезных мер по обеспечению его, не мог дать, и не дал положительного результата. Фашистское командование, и это тоже было ясно, не оставит свои войска в бездействии. Надо было искать другой выход, и Ставка попыталась его определить.

"Как видите, — продолжал Сталин, — ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее подготовите рубеж на реке Псел, во-первых, и, во-вторых, поведете отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом, — повторяю, без этих условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут привести к катастрофе".

Железная логика Сталина сокрушала оппонентов даже и в обыденной ситуации. Здесь же Верховный Главнокомандующий разговаривал с подчиненными ему военными людьми, привыкшими повиноваться приказу. Очевидцы свидетельствуют, что слова Сталина, в особенности его последняя фраза, ошеломили командование Юго-Западного фронта, и ответ Кирпоноса был выдержан, можно сказать, в извиняющихся тонах: "У нас мысли об отводе войск не было до получения предложения дать соображения об отводе войск на восток с указанием рубежей, а была лишь просьба — в связи с расширившимся фронтом до восьмисот с лишним километров усилить наш фронт резервом..." Далее Кирпонос сообщал, что бросает на конотопское направление все имеющиеся у него резервы, очень ограниченные, впрочем, и заверял: "Указания Ставки Верховного Главнокомандования, только что полученные по аппарату, будут немедленно проводиться в жизнь. Все".

Очевидно, что Ставка теперь отнюдь не исключала возможности оставления Киева и отхода далее на восток от Днепра, но настоятельно требовала принять обеспечивающие этот отход меры: без них катастрофа была неминуема. Тут же Сталин произнес фразу, характеризующую его настроение и, надо сказать, имевшую суровый для тех обстоятельств смысл: "Перестать наконец заниматься исканием рубежей для отхода, а искать пути сопротивления и только сопротивления".

Дальнейшие события на Юго-Западном фронте развивались стремительно и трагично. Наступательная операция Брянского Фронта к успеху не привела. Организовать оборону по реке Псел командование Юго-Западного фронта не смогло: не было сил да и, главное, времени, так как 12 сентября дивизии 1-й танковой группы противника с плацдарма у Кременчуга начали Наступление навстречу 2-й танковой группе. 15 сентября у Лох-

301

вицы кольцо вокруг войск Юго-Западного фронта сомкнулось. В окружении оказались 5-я, 37-я, 21-я, 26-я армии.

Только 17 сентября Кирпоносу было разрешено оставить Киев. Но приказ этот был передан ему устно генерал-майором И.Х. Баграмяном, и комфронта, засомневавшись в достоверности приказа, запросил подтверждения у Ставки. Это была еще одна и, видимо, самая трагическая ошибка генерала Кирпоноса. Подтверждение пришло только в ночь на 18 сентября. Были потеряны сутки, в течение которых фашистские войска сумели уплотнить кольцо окружения.

В таких условиях часть войск, преимущественно небольшими группами, сумела вырваться из окружения, многие бойцы и командиры погибли, но гораздо больше — попали в плен.

При оценке случившегося на Юго-Западном фронте чаще всего ограничиваются констатацией того, что Ставка Верховного Главнокомандования своевременно не поняла необходимости и неизбежности отхода, настаивала на удержании Киевского укрепрайона. Не отрицая этого положения, повторяем: приведенные выше переговоры с очевидностью свидетельствуют, что Ставка допускала отход, но только при определенных условиях, которые должны были обеспечить войскам фронта отступление без угрозы полного разгрома. То обстоятельство, что Ставка, и прежде всего Сталин, требовала от войск, от командиров всех степеней ожесточенного сопротивления противнику на любых рубежах и в любой момент, требовала активного противодействия противнику, по нашему убеждению, ни в коем случае не следует ставить ей в вину: до каких же пор можно отступать?..

Не проходило дня, чтобы Ставка Верховного Главнокомандования, внимательно следившая за развитием событий под Ленинградом, не принимала того или иного решения, направленного на изменение обстановки. 17 августа Ставка указала Военному совету Северо-западного направления на угрозу окружения Ленинграда и необходимость всемерного укрепления его обороны на южных и юго-восточных подступах. 21 августа Шапошников телеграфировал Ворошилову: "В связи с создавшейся обстановкой под Ленинградом Верховный Главнокомандующий срочно предлагает вам представить соображения по плану действия". На следующий день такие соображения были направлены в Ставку.

Сталин вникал и во внутренние дела обороны города. Так, ему стало известно, что 20 августа Ленинградский горком партии образовал Военный совет обороны Ленинграда, на который предполагалось возложить организацию внутренней обороны города и формирование новых ополченских отрядов. Сталин счел это неправильным. 21 августа он вызвал по прямому проводу Ворошилова и Жданова и в резкой форме выразил неудовольствие созданием нового совета и тем, что Ворошилов и

302

Жданов не были включены в этот орган, раз уж его создали.

Доводы Ворошилова и Жданова о том, что Военный совет обороны города создан как сугубо вспомогательный орган для проведения некоторых оборонных работ в помощь крайне загруженному Военному совету Северо-западного направления, были отклонены. Персональный состав совета тут же подвергся пересмотру. Ворошилову пришлось выслушать резкий и отчасти справедливый упрек: он, мол, и Ленинградский горком "увлекаются" формированием рабочих батальонов со слабым вооружением. Сталин велел и, на наш взгляд, совершенно оправданно, отменить выборность батальонных командиров в народном ополчении.

Остановить врага не удавалось. 8 сентября гитлеровцы вышли к южному берегу Ладожского озера и захватили Шлиссельбург. Ленинград не имел больше связи со страной по суше. Началась блокада.

О потере Шлиссельбурга Ставка узнала 9 сентября из сообщений иностранного радио и потребовала объяснений от комфронта — им с 5 сентября был К.Е. Ворошилов. Вновь последовала смена командования — 9 сентября в Ленинград вылетел Жуков. Донесения его из Ленинграда были чрезвычайно серьезными.

О критичности положения сообщали и члены правительственной комиссии. Наркома Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецова вызвали в Кремль сразу же по возвращении из Ленинграда. Сталин был в кабинете один. Сев, против обыкновения, на диван, он стал задавать вопросы об обстановке на Балтике, о количестве кораблей, их участии в обороне города (Сталин называл его на этот раз Питером). Потом, подойдя к карте, на которой линия фронта вплотную подступала к городу, Сталин повел главный разговор:

—Положение Питера исключительно серьезно. Его, возможно, придется оставить...

Можно понять настроение Верховного: ведь тогда же речь шла и об оставлении Киева!

—Ни один боевой корабль не должен попасть в руки врага.Вы понимаете меня? — Кузнецов молчал, и Верховный продолжил: — В случае невыполнения приказа о затоплении кораблей виновные должны быть строго наказаны...

Так как Кузнецов, подавленный суровостью тона и трагичностью темы, все еще молчал, Сталин повысил голос:

—Составьте телеграмму командующему и отдайте приказание, чтобы все было подготовлено на случай уничтожения кораблей!

Кузнецов собрался с духом:

Я такой телеграммы подписать не могу. — Николай Герасимович сам поразился решительности своего ответа.

Почему? — Сталин был явно удивлен.

303

—Товарищ Сталин, флот оперативно подчинен командующему Ленинградским фронтом, и такую директиву может отдать только Верховный Главнокомандующий.

Сталин подумал и приказал:

—Пойдите к Шапошникову и заготовьте директиву за двумя подписями: вашей и его.

Как только Кузнецов сообщил о приказе начальнику Генштаба, тот изумился:

—Что вы, голубчик! — Такое обращение было характерно для него. — Это чисто флотское дело, я свою подпись ставить не буду!

Все же телеграмма была составлена, и Шапошников с Кузнецовым отправились к Сталину. Им удалось убедить Верховного подписать телеграмму; документ он оставил у себя.

Очевидно, в середине сентября Ставке приходилось считаться с возможностью потери Ленинграда и необходимостью такой трагической меры, как потопление Балтийского флота. Известно, что одновременно предпринимались меры к организации взрывов важнейших объектов Ленинграда, в том числе и мостов.

...Здесь уместно привести документ, недавно извлеченный из архива. Осенью 1941 года Жуков и Жданов доложили Сталину из Ленинграда, что немецкие войска, атакуя наши позиции, гнали перед собой гражданское население (донесение, скорее всего, основано на слухах, так как документальные источники таких данных не содержат). Тем не менее Сталин ознакомился с сообщением, и не верить ему он не мог.

Ответ его был быстрым и жестким: "Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам... Бейте вовсю по немцам и их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами..."

Да, тяжело читать такие строки. Но таковы были условия войны, развязанной свирепыми нацистами. Ну, с нацистов спрос понятен, но вспомним все же, что не Сталин подписывал директивы о "ковровых бомбежках" Северной Франции в июне 1944 года при высадке там союзников. Так что Сталин в ряду своих современников никак не был исключением...

30 сентября силы вермахта нанесли удар по войскам Брянского фронта, 2 октября — по войскам Западного и Резервного. Немецко-фашистскому командованию удалось осуществить первую часть "Тайфуна": в лесах западнее и юго-западнее Вязьмы были окружены войска 19-й, 20-й, 24-й и 32-й армий и ар- мейской группы генерала Болдина, к западу от Брянска — 3-й и 13-й армий.

Успех казался фашистам решающим. Гитлер, с 22 июня ни разу не выступавший публично, счел момент подходящим и уже

304

3 октября поднялся на трибуну берлинского Спортпаласа, чтобы оповестить мир о своем триумфе:

—В эти часы на Восточном фронте вновь происходят громадные события. Уже сорок восемь часов ведется новая операция гигантских масштабов. Она поможет уничтожить врага на Востоке!

Рев фанатиков был ответом фюреру, и он завопил в еще большем ажиотаже:

—Я говорю об этом только сегодня потому, что сегодня я могу совершенно определенно сказать: этот противник разгромлен и больше никогда не поднимется...

Но и тут Гитлер принимал желаемое за действительное. Окруженные советские армии упорно сопротивлялись, сковывая пехотные дивизии фашистов, а тем временем советское командование организует противодействие танковым дивизиям Гота и Гудериана, рвущимся к Москве. Битва за нее только еще начиналась.

Генерал армии Жуков прилетел в Москву из Ленинграда вечером 7 октября. На аэродроме его встретил генерал Власик:

—Товарищ Сталин велел передать, чтобы вы немедленно ехали к нему.

У Сталина был грипп, он работал на квартире. Кивнув генералу, он сразу же перешел к делу:

—Обстановка крайне сложна, но я не могу добиться от командования Западного и Резервного фронтов точных сведений о положении дел. Не зная же, где и в каких группировках наступает противник, мы не можем принять решений. Отправляйтесь в штаб Западного фронта, разберитесь и позвоните мне, в любое время.

Глубокой ночью Жуков был уже в штабе Западного фронта; 8 октября, после разговора с его командованием, в два часа тридцать минут ночи, Жуков позвонил Сталину. Тот, конечно, работал:

—Главная опасность, товарищ Сталин, в слабом прикрытии Можайской линии. Танки противника могут внезапно прорваться к Москве. Требуются войска, откуда только возможно, для прикрытия этого направления.

Сталин приказал Жукову действовать энергично и обо всем подробно информировать его.

Это требование Сталина вполне понятно: в сложившейся обстановке в Ставку поступали самые разные, нередко противоречивые, а иногда — неверные сведения. Вот один пример.

Член Военного совета Московского военного округа К.Ф. Телегин 5 октября около пятнадцати часов получил проверенные сведения о вступлении колонны фашистских танков в Юх-нов и доложил об этом Шапошникову. В Генштабе подобных сведений еще не было. Через несколько минут на столе у Телегина зазвонил телефон:

305

—Говорит Поскребышев. Соединяю вас с товарищем Сталиным.

Телегин весь вмиг подобрался.

Телегин?

Так точно, товарищ Сталин.

Вы только что доложили Шапошникову о прорыве в Юхнов немецких танков? Откуда у вас эти сведения, и достоверны ли они?

Сведения доставили боевые летчики, мы их дважды проверили и перепроверили...

Что вы предпринимаете?

По тревоге подняты подольские училища, приведено в боевую готовность военно-политическое училище...

Выслушав Телегина, Верховный Главнокомандующий одобрил принятые меры и предложил своевременно докладывать в Генштаб об обстановке.

Но в этот же день, 5 октября, непроверенные данные все же попали в Генштаб. Ситуация обострялась с каждым часом, а в таких случаях бывает, что и мирные жители, и военнослужащие поддаются панике. Так произошло и с комендантом 2-го участка военно-автомобильной дороги Малоярославец — Подольск. В панике он примчался на автомашине в Подольское артучилище и принес весть о "прорыве" вражеских танков в Малоярославец и их движении на Подольск. Сведения эти, не проверив как следует, доложили в Генштаб.

В 18.15 Телегину еще раз позвонил Сталин. На всю жизнь запомнил генерал этот разговор, хотя и не записал его в рабочую тетрадь:

Телегин? Вы доложили в Генштаб, что немецкие танки прорвались через Малоярославец?

Так точно, товарищ Сталин.

Откуда у вас эти сведения?

Телегин доложил и добавил, что послал летчиков перепроверить эти сведения.

—Это провокация. — Голос Сталина был ровен и суров. —Прикажите немедленно разыскать этого коменданта, арестовать и передать в ЧК. Вам же на вашем ответственном посту надо быть более серьезным и не доверять сведениям, которые приносит сорока на хвосте! — И повесил трубку.

К 10 октября положение продолжало ухудшаться. Противник захватил Сычевку, Гжатск, приблизился к Калуге, бои шли у Брянска и Мценска...

12 октября ГКО вновь рассматривал план обороны Москвы. Свидетели, побывавшие на заседании, сообщают, что все его участники, в том числе и Сталин, выглядели усталыми и напряженными. Насколько грозным было положение, можно судить по тому, что речь шла о строительстве городского оборонительного рубежа. Он должен был включать три полосы: по

306

Окружной железной дороге, по Садовому кольцу и по Бульварному кольцу. Сроки устанавливались до предела жесткие.

Москва напоминала тогда пружину, сжатую до отказа. И положение, которое могло показаться безнадежным, начало меняться. За одну неделю благодаря энергичным мерам ГКО и Ставки был воссоздан фронт обороны. Он не был еще достаточно организован и сплочен, но его войска могли вступать и без промедления вступали в решительную борьбу с врагом. Возглавляли войска опытные командиры. Имена их навечно вошли в историю нашей страны. На Волоколамском направлении оборонялась воссозданная 16-я армия под командованием генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского. На Можайском насмерть стояла 5-я армия (командовал ею Д. Лелюшенко, после его ранения командующим стал генерал-майор Л.А.Говоров). На Наро-фоминском направлении действовала 33-я армия генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова. В Малоярославце заняла оборону 43-я армия генерал-майора К.Д. Голубева, на калужском направлении 49-я армия генерал-лейтенанта И. Г. Захаркина.

Но опасность оставалась. Правда, фашистским войскам больше не удавались прорывы, советские войска не позволяли себя обходить, но все же они вынуждены были отступать.

Утром 13 октября собрался партийный актив Москвы. На повестке дня — один вопрос: "О текущем моменте". Секретарь ЦК и МГК ВКП(б) А.С.Щербаков, охарактеризовав обстановку, сказал:

—Не будем закрывать глаза — над Москвой нависла угроза...

Чтобы ликвидировать ее, партия требовала поднять на защиту столицы всех коммунистов, всех москвичей. Вечером тринадцатого октября в первичных организациях столицы прошли партийные собрания. Коммунисты заявили, что они не пожалеют жизни для спасения своего родного города. Тут же на собраниях шла запись добровольцев в коммунистические роты и батальоны.

Есть свидетельство очевидца, дважды побывавшего у Сталина в этот день, 13 октября. Генерал армии Тюленев, раненный в сентябре на Южном фронте, несколько раз просил направить его в армию, хотя далеко еще не излечился. Просьбы не остались без внимания, и Тюленева вызвали в Кремль.

Первая беседа был краткой — Сталин торопился. Прежде всего он осведомился о здоровье генерала. Тот ожидал этого вопроса и заверил, что чувствует себя хорошо. Последовал новый вопрос:

—Можете ли вы немедленно выехать на Урал?

"В тыл! Прощай, фронт!" — мелькнуло в голове у Тюленева. Сталин же продолжал:

—Вам поручается специальное и крайне важное задание ГКО. Важное и срочное! — подчеркнул он.

307

В час ночи 14 октября Тюленев вновь, уже на даче Сталина, докладывал членам ГКО свои соображения о причинах поражений наших войск на Южном фронте. Выслушали генерала внимательно. Затем Сталин заговорил о цели предстоящей Тюленеву поездки на Урал:

—Положение на фронте критическое, итог зависит от того, насколько быстро и эффективно мы подготовим резервы. Вам,товарищ Тюленев, и поручается срочно отправиться на Урал,чтобы формировать и обучать там резервные дивизии. В первую очередь учите их ближнему бою, особенно — борьбе с танками.Командный состав должен отработать вопросы управления боем...

Тут же, на даче, Тюленеву был выдан мандат за подписью Председателя ГКО.

В 11 часов утра 15 октября наркомов вызвали в Кремль. В зале заседаний Совнаркома не было на этот раз, как обычно перед заседаниями, ни шума, ни шуток: все сосредоточены, угрюмо-суровы. Вошел Молотов и, не садясь на место, объявил:

—Сегодня же наркомы должны выехать из Москвы в места,указанные для перебазирования их наркоматов.

Ранее такие места были определены в городах Заволжья, Урала, Средней Азии и Сибири. В Москве оставались оперативные группы наркоматов — по двадцать-тридцать человек. Кто-то из наркомов спросил Молотова:

— Как быть, если наркомат еще не перебазировался? Ведь не хватает вагонов.

— Все равно выехать сегодня, — отвечал Молотов, — а эвакуацию наркомата поручите одному из своих заместителей.

С тем и разошлись.

В этот и последующие дни над Москвой в разных местах стоял густой дым, и ветер нес клубы пепла: в котельных жгли архивы, доставленные из учреждений. Весть о выезде наркоматов со скоростью молнии распространилась по Москве и, что скрывать, вызвала в отдельных местах и сумятицу, и даже панику.

В двенадцатом часу дня 16 октября на квартире у Сталина в Кремле собрались члены Политбюро и наркомы — те из них, кто не мог или не успел завершить всех дел. В глаза всем бросилось, что в шкафах нет книг: видимо, их упаковали для эвакуации. Сталин, одетый буднично, был спокоен, расхаживал по квартире, курил. Когда все собрались, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

—Как дела в Москве?

Долгое молчание. Затем А. И. Шахурин рискнул ответить:

—Я был утром на заводах наркомата. На одном удивились,увидев меня: почему не улетел? На другом рабочие возмущались тем, что не всем выдали деньги: сказали, что деньги увез директор, на самом же деле их просто не хватило в Госбанке.

308

Сталин не проявил ни удивления, ни гнева — вероятно, он ждал нечто подобное и сообщаемые Шахуриным факты не были для него новостью.

— Где Зверев? — спросил он Молотова.

— В Казани.

— Немедленно самолетом привезти деньги!

Из беседы выяснилось, что порядок в городе нарушен: трамваи не ходят, метро закрыто, магазины, в том числе и булочные, — тоже.

— Почему дела обстоят так? — спросил Сталин А. С. Щербакова и, не дождавшись ответа, опять заходил по комнате, из конца в конец. Наконец, он остановился:

— Это еще ничего, я думал, будет хуже. — И приказал Щербакову: — Немедленно наладить работу трамвая и метро, открыть булочные, магазины, столовые, лечебные учреждения с тем персоналом, который имеется в городе. Вам надо выступить по радио, объяснить ситуацию, призвать к спокойствию, стойкости...

Еще несколько минут — и все разошлись.

В этот же день наркоматы и их руководители покинули город. В Куйбышев выехали партийные и государственные учреждения, весь дипломатический корпус. В Москве оставались ГКО, Ставка и минимально необходимый для оперативного руководства страной и армией партийный, правительственный и военный аппарат.

17 октября по московской городской радиосети выступил А.С. Щербаков. Он сообщил москвичам о грозной обстановке, сложившейся под Москвой, опроверг слухи о готовящейся сдаче ее врагу.

—За Москву, — заявил А. С. Щербаков, — будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови... — И сообщил факт, имевший огромное значение для того момента: Сталин в Москве.

Политбюро, ГКО, Ставка делали все, чтобы до предела мобилизовать силы и ресурсы, остановить врага. Сталин теперь сам, без посредников, соединялся с командирами частей и соединений.

16 октября полковника М.Е. Катукова вызвали в штаб 50-й армии для разговора по ВЧ с Верховным Главнокомандующим. До этого 4-я танковая бригада Катукова отличилась в боях с танками Гудериана под Мценском, нанесла им непоправимый урон.

Здравствуйте, товарищ Катуков, — услышал полковник. —Скажите, ваша бригада боеспособна?

Вполне, товарищ Сталин.

Тогда вам немедленно надлежит грузиться в эшелоны и прибыть в район Кубинки. Вам предстоит защищать Минское шоссе.

309

Катуков доложил, что целесообразнее бригаде идти на новое место своим ходом.

— Как же с моторесурсом? Расстояние пройти надо порядочное, — засомневался Сталин.

— Километров триста пятьдесят-триста шестьдесят одолеем,товарищ Сталин. Для боевых действий моторесурс тоже останется.

— Двигайтесь своим ходом, — разрешил Верховный Главнокомандующий.

Бригада в срок достигла Кубинки. Но отсюда ее сразу же перебросили в район Чисмены, что в шестидесяти километрах от Москвы по Волоколамскому шоссе. На этот раз Катуков предлагал идти по шоссейным дорогам через Москву, но представитель командования фронта настоял на движении напрямик, по проселочным дорогам. Грязь в ту осень была такова, что даже Т-34 вязли, садились днищами на междуколейные бугры. В результате бригада опоздала в район сосредоточения. Вышло так, что комбрига за это собрались было отдать под суд. Слава Богу, заступился Сталин...

Советские войска стояли насмерть и все же не могли остановить врага. Утром 18 октября противник ворвался в Малоярославец. В этот же день фашистские танки заняли Можайск.

Москва готовилась к обороне; улицы были перегорожены баррикадами и противотанковыми надолбами.

Вечером 19 октября в пустынном, затемненном Кремле началось заседание ГКО. Присутствовали руководящие московские партийные и советские работники, командование МВО. Выслушав сообщения А.С. Щербакова, В.П. Пронина и П.А. Артемьева о ликвидации последствий паники и неорганизованной эвакуации населения, а также их предложения о введении в городе осадного положения, Сталин без всяких вводных слов подошел к столу:

—Положение на фронте всем известно. Так будем защищать Москву?

До заседания Сталин советовался на этот счет с командующим Западным фронтом и получил в ответ твердое "Да!". Теперь он обращался к каждому из присутствующих и слышал то же самое. Опросив всех, Сталин повернулся к Маленкову:

—Пишите постановление ГКО. — Сам же продолжал ходить по кабинету и разговаривать с членами ГКО.

Маленков писал долго, останавливался, думал, зачеркивал. Сталин начал проявлять нетерпение, несколько раз подходил, смотрел через плечо. Наконец велел читать. Но проект Маленкова мало напоминал документ, пригодный для того сурового момента. Сказав Маленкову несколько неприятных слов, Сталин забрал у него листки бумаги, передал их Щербакову и сказал:

—Записывайте!

310

Утром 20 октября в Москве были расклеены броские афиши. Тот же текст постановления ГКО был напечатан и во всех газетах:

"Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100 — 120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову...

В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:

Ввести с 20 октября 1941 года в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение...

Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду Военного трибунала, а провокаторов,шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушениюпорядка, расстреливать на месте..."

Страна напрягала все силы, чтобы остановить врага. В еще большей степени это требовалось от защитников Москвы. Во второй половине октября продолжались ожесточенные бои на всех направлениях, и к концу этого месяца наступление гитлеровских войск в полосе Западного фронта захлебнулось. Фашистский "Тайфун", натолкнувшись на волю советских людей, затухал...

1 ноября генерала Жукова вызвали в Ставку. После обсуждения обстановки на фронте Верховный Главнокомандующий спросил:

—У ГКО есть намерение провести в Москве, как всегда,торжественное заседание по случаю годовщины Октября и парад войск. Как вы полагаете, обстановка на фронте позволит нам это сделать?

Жуков был твердым человеком, и такая уверенность (положение все же оставалось грозным) ему нравилась. Он ответил:

—В ближайшие дни немцам не до наступления. Они понес- ли серьезные потери, вынуждены перегруппировывать и пополнять войска, их тылы отстали. Нет, в ближайшие дни они не смогут наступать.

Видимо, Сталин и рассчитывал на такой ответ, так как еще за несколько дней до беседы с Жуковым, 28 октября, вызвал к себе командующего Московской зоной обороны генерала П.А. Артемьева, командующего ВВС генерала П.Ф. Жигарева и командующего ВВС МЗО полковника Н.А. Сбытова. Присутствовали члены Политбюро.

—Через десять дней годовщина Октября, — сказал он. И задал ошарашивающий вопрос: — Парад войск будем проводить?

Почти каждый день эти люди бывали у Верховного, они знали о тяжести положения, до этого даже и не думали о возможности парада.

311

—Проводить или нет парад седьмого ноября в Москве? -настаивал Сталин.

Молчание становилось тягостным, и Сталин спросил резко:

—В третий раз спрашиваю вас, следует ли нам устраивать парад в Москве?

Генерал Артемьев, сославшись на обстановку, высказал сомнение в целесообразности проведения парада, да и участвовать в нем могла только пехота: артиллерия на позициях, а танков в гарнизоне нет.

—А вот ГКО считает необходимым провести парад, он будет иметь огромное значение, моральное воздействие на наших людей. Артиллерию и танки найдем.

Тут же ГКО принял соответствующее решение. О подготовке парада и его цели до исхода дня 6 ноября знать должны были единицы.

На следующий день подготовка началась. Участникам ее говорили, что в середине ноября в районе Крымского моста предполагается провести небольшой смотр.

Дня за три до ноябрьских праздников руководителей партийных и советских органов Москвы пригласили к Сталину.

—Где вы собираетесь проводить заседание Моссовета?

Выяснилось, что московские городские власти еще не думали об этом. Собрание решено было все же провести. Сталин спросил:

—Москвичи не будут возражать, если докладчиком на этом собрании буду я?

Возражений не было.

Подготовка доклада было общим делом Политбюро ЦК ВКП(б). На одном из заседаний Политбюро обсуждалось содержание доклада.

Московским организациям пришлось основательно потрудиться, готовя в подземном помещении станции метро "Маяковская" зал на две тысячи мест, да так, чтобы об этом заранее никто не знал. Пригласительные билеты раздавались за два-три часа до начала заседания. Несмотря на то что с вечера фашистские самолеты пытались прорваться к городу и на улицах шла стрельба, никто не опоздал.

К платформе тихо подошел поезд метрополитена: приехали члены ГКО. И через несколько минут вся страна затаив дыхание слушала радио: "Говорит Москва! Передаем торжественное заседание Московского Совета..."

Уже сам этот факт имел огромное мобилизующее значение: несмотря ни на что, вопреки всему в Москве — торжественное собрание! Ликование охватило советских людей. Они сражались и трудились во имя победы, они верили в нее даже в эти тяжелые месяцы войны. И слова доклада укрепляли эту веру.

Доклад был сдержан и объективен. Сталин охарактеризовал ход войны, говорил о потерях Советского Союза в людях и тер-

312

ритории и в то же время подчеркнул срыв плана "молниеносной войны" - "блицкрига".

Подробно остановился Сталин на идеологии нацизма, на тех чудовищных злодеяниях, которые захватчики принесли на нашу землю.

—И эти люди, — говорил он, — лишенные совести и чести,люди с моралью животных имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации...

Немного погодя, будто у него перехватило дыхание, и после паузы продолжил:

—Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат.

С утра 7 ноября густые хлопья снега затянули белесой полосой улицы Москвы, снег шел на протяжении всего парада, он покрывал танки, орудия и машины, облепил плечи и спины застывших в торжественном молчании бойцов и командиров. Затаив дыхание слушали они — и вся страна — знакомый глуховатый голос человека, говорившего с трибуны Мавзолея:

—Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентного труда, братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны и партизанки, разрушающие тылы немецких захватчиков!

...Чувствовалось, что Сталин взволнован, что он до глубины души осознает торжественность и неповторимость этого парада в преддверии смертельной схватки с врагом. Обращаясь к людям, которым прямо с площади предстояло идти в бой, он продолжал:

-Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая...

На мгновение Сталин остановился, глубоко вдохнул воздух, голос его стал еще глуше и еще тверже:

—Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, АлександраСуворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!

Гитлеровское командование, вынужденное к началу ноября приостановить наступление своих войск под Москвой, вовсе не думало отказываться от завершения операции "Тайфун". Будучи невероятно самоуверенными, а потому и слепыми, не способными к реальной оценке обстановки, гитлеровские генералы все еще не могли избавиться от ощущения: осталось сделать всего лишь одно, последнее, усилие — и Москва будет у ног завоевателей. Успех пьянил их, кружил головы и лишал рассудка.

313

Но тяжко будет им похмелье;

Но долог будет сон гостей

На тесном, хладном новоселье,

Под злаком северных полей!

Создав в первой половине ноября 1941 года две ударные группировки, фашистское командование 15 — 16 ноября бросило их в наступление, намереваясь обойти Москву с севера через Клин — Солнечногорск и с юга через Тулу — Каширу. Советское командование использовало выигранное время для дальнейшего усиления войск западного направления и укрепления оборонительных рубежей. Вновь на подмосковных полях развернулось кровопролитное сражение, и вновь гитлеровцам не удалось добиться решающего успеха. Фронт советских войск выгибался дугой, трещал, но держался.

Ситуация все же оставалась крайне напряженной. Командующий Западным фронтом вспоминал, как в тревожный момент ему позвонил Сталин:

— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

— Москву, безусловно, удержим, — отвечал Жуков. — Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.

— Это неплохо, что у вас такая уверенность, — Верховный Главнокомандующий теперь был еще спокойнее. — Договоритесь с Генштабом, куда сосредоточить две резервные армии. В конце ноября они будут готовы. Но танков пока мы вам дать не можем...

Две армии! Немалая сила в умелых руках, да еще когда напор врага на исходе! Но пока этих армий не было в распоряжении командующего Западным фронтом и он требует от подчиненных стоять насмерть на тех рубежах, которые они занимают.

А рубежи эти были так близки от столицы! Станция Крюково—в сорока километрах от Ленинградского вокзала Москвы. До нее докатился вал гитлеровских танков в ноябре 1941 года, докатился, чтобы разбиться о стойкость советских солдат и застыть грудами железного лома. В Крюкове и возле него на протяжении двух недель кипели яростные бои. Здесь же был командный пункт знаменитой 16-й армии К.К. Рокоссовского.

... Вдруг позвонил Верховный Главнокомандующий. Рокоссовский приготовился к худшему: его войска вновь вынуждены были отступить — незначительно, но все же отступили...

—Генерал-лейтенант Рокоссовский слушает, — начал он разговор.

Послышался спокойный, ровный голос Сталина:

—Доложите, пожалуйста, какова обстановка на Истринском рубеже?

314

Командарм, стараясь, чтобы доклад был и кратким, и исчерпывающе полным, стал докладывать, что хотя войска и отступили, но он намерен предпринять контратаки.

Сталин прервал его:

—О ваших мероприятиях говорить не надо. — И по тону Рокоссовский почувствовал, что Сталин хочет подчеркнуть свое доверие, что он звонит не с целью сделать выговор. — Вам тяжело?

—Да, товарищ Сталин, очень тяжело. Очень...Сталин немного помолчал:

—Я понимаю. Прошу вас продержаться еще некоторое время, мы вам поможем...

На этом разговор закончился. В ту пору внимание Сталина значило очень много для людей, которым оно уделялось. К тому же на следующее утро в 16-ю армию поступила обещанная помощь: полк "катюш", два полка противотанковой артиллерии, четыре роты солдат с ПТР, три батальона танков.

Героические защитники Москвы сделали свое дело. Подвижные танковые группировки противника на флангах Западного фронта были истощены, обескровлены и оказались вынужденными остановиться в двух выступах, глубоко вдавшихся в расположение советских войск.

30 ноября Военный совет Западного фронта прислал в Генштаб план контрнаступления.

Поздно вечером 4 декабря Сталин позвонил командующему Западным фронтом:

—Чем надо еще помочь фронту, кроме того, что уже выделено?

Жукову следовало бы просить многого, но он знал: возможности ограничены даже и у Ставки:

— Крайне необходимо получить поддержку авиации Резерва Верховного Главнокомандования. Кроме того, танков мало, без их невозможно будет быстро развивать наступление. Еще бы cотни две танков...

— Танков нет, дать не можем, — отвечал Сталин. — Авиация будет, сейчас позвоню в Генштаб...

Начавшееся 5 — 6 декабря контрнаступление оказалось неожиданным для фашистского командования: оно так много раз объявляло Красную Армию уничтоженной, что само уверовало в это. Инициатива в грандиозном сражении перешла теперь к советским войскам, и они день ото дня развивали успех. С 6 по 10 декабря было освобождено свыше 400 населенных пунктов. 13 декабря Советское информационное бюро опубликовало сообщение о поражении ударных группировок фашистских войск под Москвой.

Наше контрнаступление под Москвой продолжалось. Уверенность ГКО и Ставки в своих силах была настолько велика, что 15 декабря, всего через 10 дней после начала контрнаступ-

315

ления, было решено возвратить в Москву аппарат ЦК и некоторые государственные учреждения.

Более того, Советское правительство считало возможным принимать в столице высоких иностранных гостей, и даже тогда когда положение на фронте было далеко еще не ясным.

3-4 декабря 1941 года в Москве состоялись советско-польские переговоры, в которых, с одной стороны, участвовали И.В. Сталин и В.М. Молотов, а с другой — премьер-министр польского эмигрант-ского правительства в Лондоне В. Сикорский и посол Польши в СССР С. Кот. Переговоры эти были чрезвычайно сложным делом.

Генерал Сикорский ехал в Москву настроенным весьма скептически. Но встреча, оказанная польской делегации здесь, и беседы со Сталиным до некоторой степени изменили положение. Советское правительство явно желало договориться с польскими деятелями, видело в них равноправных партнеров и хотело вести с ними переговоры без посредничества западных держав. Тем не менее дискуссия была острой и точки зрения не совпадали, особенно когда речь заходила о восточных границах Польши: реакционные эмигрантские политики по-прежнему претендовали на исконные западные украинские и белорусские земли.

Вечером 4 декабря в честь генерала Сикорского и сопровождающих его лиц в Кремле был дан обед. Польским политикам становилось не по себе при одной только мысли, что немцы находятся всего лишь в 40 километрах от Москвы. Это сказывалось и на их поведении во время переговоров. Но на самообладании Сталина это обстоятельство никоим образом не сказывалось: он знал, что не далее как завтра утром Красная Армия нанесет врагу сокрушительный удар... На приеме он говорил о другом:

— Так сложилось, — начал Сталин, — что наши народы с незапамятных времен соседствовали и враждовали. Несколько раз в истории поляки приходили в Москву и уничтожали ее, несколько раз русские приходили в Польшу и жгли города, а потом захватили и всю страну.

Дальше так продолжаться не может!

Довольно драки!

Мы деремся и калечимся, а пользуются этим немцы, наш общий извечный и смертельный враг. Мы должны заключить настоящий союз и дружбу, мы должны осознать все то, что может стать очагом несогласия, хорошо узнать друг друга... Вы, поляки, ближайшие соседи немцев и на вашу долю в этой войне выпали наибольшие обиды. Сегодня ваш и наш счет с ними одинаков. Мы должны полностью рассчитаться за наши обиды и побить немцев так, чтобы они уже никогда в будущем не могли поднять головы. На страже этого должна стоять Польша —свободная и сильная. Я испытываю глубокое удовлетворение,

316

поскольку могу сообщить всему народу польскому через главу польского правительства, что Советский Союз в этом ему поможет!

Восторг охватил присутствующих, а Сталин вдруг углубился в воспоминания. С. Кот тогда же записал речь Сталина. Так как воспоминания, исходящие непосредственно от Сталина, — редчайший случай, то приведем их подробнее.

"Сталин, поначалу вроде бы и не к месту, стал вспоминать события тридцатилетней давности — как в 1913 году ехал в Краков к Ленину.

— Мне сказали, что я должен доехать до железнодорожной станции Домброва Горница и там искать случая перейти границу. Специально выбрал поезд, приходящий пораньше, чтобы еще в потемках миновать жандармов на станции. Поезд еще не остановился на станции, только начал замедлять ход, как я, находившийся в самом его хвосте, выскочил из вагона и в темноте, минуя станционные постройки, побежал в южном направлении, так как мне сказали, что это направление ведет в Австрию и к Кракову. Вышел на какую-то дорогу, которая показалась мне ведущей в том направлении, и быстро пошел, но был немного не уверен. Вдруг вижу огонь в хатенке у дороги. Подкрался осторожно и вижу, что за окном сапожник латает сапоги. Решил рискнуть и постучал в оконце, сапожник повернулся и спрашивает: "Кто там?" Без размышлений отвечаю: "Революционер и сын сапожника, грузин!" — "А что надо?"

Увидел при свете его лицо и набрался доверия. Спросил его, может ли он показать дорогу до границы, так как должен попасть в Краков, а паспорта нет. "Если ты революционер, то я тебя провожу до границы", — ответил сапожник..."

Говоря о советско-польских отношениях времен войны, не лишне будет упомянуть, что из всех договоров и соглашений, заключенных Советским правительством в эти годы, только два были подписаны Сталиным (декабрь 1941 года и апрель 1945 года), остальные подписывал Молотов. В обоих случаях шла речь о соглашениях с польским правительством, и это еще раз подчеркивает, какое значение Сталин придавал урегулированию отношений со своим западным соседом — братской Польшей. Еще значительнее то, что принципиальные положения позиции Советского правительства по польскому вопросу оставались неизменными на протяжении всей войны — и в декабре 1941 года, когда немецко-фашистские войска рвались к предместьям нашей столицы, и в апреле 1945 года, когда советские солдаты Штурмовали Берлин. Коба-Сталин, хорошо помнивший прошлое, хотел навсегда устранить напряженность и вражду, унаследованные от былых времен.

* * *

317

Министр иностранных дел Великобритании Иден приехал в Москву через Мурманск 15 декабря поздно вечером. Переговоры начались на следующий день; обсуждалось предложение СССР о заключении двух договоров: военного — о союзе и взаимопомощи во время войны — и политического — о послевоенном сотрудничестве. Сразу же выяснилось, что правительство Великобритании не предполагает немедленного заключения договоров.

Но обсуждение продолжалось. На втором заседании Сталин вынул из кармана небольшой листок и, обращаясь к Идену, сказал:

—Полагаю, вы не будете возражать, если к нашему соглашению о послевоенном устройстве мы приложим небольшой протокол?

Советское правительство, желая, видимо, получить полное представление о позиции союзников и степени их готовности идти навстречу СССР, поставило в этом документе вопрос о признании советских границ, существовавших на июнь 1941 года, в том числе и о вхождении в состав СССР Прибалтийских республик. Иден стал всячески уклоняться от прямого ответа:

—Я не могу этого сделать, не посоветовавшись с премьер-министром и американцами. Мы сможем дать ответ, когда я вернусь в Лондон...

Но тут же Иден повторил заявление Черчилля: никакие территориальные изменения, происшедшие в ходе этой войны, не будут признаны британским правительством.

—Возможно, - говорил он, - что как раз это конкретное изменение будет приемлемо, но я должен сперва проконсультироваться с моим правительством.

Сразу же Иден сослался на положения Атлантической хартии, выработанной Рузвельтом и Черчиллем в августе 1941 года, — о непризнании территориальных изменений. Выходило, что союзники присваивали себе право определять правомочность законодательных актов Советского правительства. Сталин совершенно резонно возражал — какая может быть речь о доверии между союзниками, если одни отказываются признать границы другого?

—Действительно ли необходимо, чтобы вопрос о Прибалтийских государствах был обусловлен решением британского правительства? — Ирония Сталина была явственной. — Мы ведем сейчас самую тяжелую войну и теряем сотни тысяч людей, защищая общее дело с Великобританией, которая является нашим союзником, и я полагаю, что такой вопрос следует рас- сматривать как аксиому, и тут не требуется никакого решения. Иден сделал вид, что ему не ясно, о чем идет речь:

—Вы имеете в виду будущее Прибалтийских государств после окончания войны?

—Да, — отвечал Сталин.

318

Иден рискнул сказать, что, видимо, впереди еще длительная борьба и потому нет необходимости торопиться с установлением послевоенных границ:

—Ведь сейчас Гитлер все еще стоит под Москвой и до Берлина далеко...

Ответ был неожиданно уверенным:

—Ничего, русские уже были два раза в Берлине, будут и в третий раз...

Со второго заседания обе стороны ушли в плохом настроении.

Не принесло ничего нового и третье заседание — 18 декабря. Поскольку стало ясно, что соглашение сторон в Москве не может состояться и в то же время не имело смысла обнаруживать разногласия перед Гитлером и Муссолини, решили в коммюнике о переговорах подчеркнуть взаимную готовность обоих правительств вести войну до победного конца.

Теперь высокому гостю с берегов Альбиона представилась возможность увидеть зрелище, какого не удостоился ни один европейский политический деятель на протяжении двух с половиной лет войны: дорога, по которой следовал кортеж Идена, была забита, завалена, запружена немецкими танками всех типов, артиллерийскими орудиями и минометами всех калибров, автомашинами всех марок, всех стран Европы. Но главное было в том, что на дорогах и улицах сожженных дотла русских деревень и городов остались сотни, тысячи застывших в неестественных, страшных позах трупов завоевателей, топтавших землю Нордкапа и Крита, Варшавы и Дюнкерка, Парижа и Салоник, возомнивших себя властелинами мира и нашедших бесславную смерть от рук советских солдат в снегах Подмосковья. Да, зрелище было внушительным, и на обратном пути Иден сказал Майскому:

—Теперь я собственными глазами видел, как немецкая армия может терпеть поражения, отступать, бежать...

Говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. На приеме в Большом Кремлевском дворце на следующий день Иден был любезен и весел. Торжество имело праздничный подтекст: 21 декабря Сталину исполнилось 62 года. Хозяин посадил гостя по правую руку от себя и произнес главный тост в честь британского министра.

В самом начале обеда с Иденом произошел любопытный казус. Среди бутылок на столе он усмотрел по цвету напоминавшую шотландское виски и спросил Сталина:

—Что это за напиток?

Искры смеха мелькнули в глазах Сталина:

— А это наше русское виски.

— Вот как! Разрешите попробовать!

— Пожалуйста.

319

И Сталин наполнил фужер англичанина. Тот, не почувствовав подвоха, сделал глоток и... задохнулся: это была перцовка. Сталин же и отхаживал гостя, а когда тот отдышался, произнес наставительно:

— Такой напиток может пить только крепкий народ. Гитлер начинает это чувствовать...

После обеда Сталин повел гостей смотреть кино и попрощался с ними поздно. Идеи остался очень доволен последним вечером в Кремле. Было ли такое ощущение у советских руководителей — сказать трудно. Реальных результатов встреча не принесла, и следовало рассчитывать на дополнительные дипломатические переговоры.

Глава шестнадцатая

5 января 1942 года в Ставке при участии членов Политбюро обсуждался вопрос о развертывании общего стратегического наступления: для этого, как казалось, имелись самые благоприятные условия.

Б. М. Шапошников кратко охарактеризовал положение на фронтах, затем слово взял Верховный Главнокомандующий:

— Немцы в растерянности от поражения под Москвой, они плохо подготовились к зиме. Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление...

Замысел Ставки был следующий: нанося главный удар на Западном направлении с намерением окружить и уничтожить основные силы группы армий "Центр", одновременно разгромить противника под Ленинградом, а на юге освободить Донбасс и Крым. Переходить в наступление предстояло без паузы, в максимально сжатые сроки.

Закончив выступление, Сталин предложил высказываться присутствующим. Возражения были у командующего Западным фронтом. Жуков вспоминал об этом совещании:

— "На Западном направлении, — доложил я, — где создались более благоприятные условия и противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей, надо продолжать наступление. Но для успешного исхода дела необходимо пополнить войска личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми частями...

Что касается наступления наших войск под Ленинградом и на Юго-Западном направлении, то там наши войска стоят перед серьезной обороной противника. Без наличия мощных артиллерийских средств они не смогут прорвать оборону, сами измотаются и понесут большие, ничем не оправданные потери. Я за то, чтобы усилить фронты Западного направления и здесь вести более мощное наступление".

320

Но эти соображения Ставкой не были приняты во внимание. Последующие события показали, однако, что для обеспечения одновременного наступления всех фронтов требовались более значительные резервы и боевые средства. Ими, к сожалению, наша страна в то время не располагала.

23 февраля 1942 года по радио был зачитан приказ народного комиссара обороны по случаю очередной годовщины Красной Армии. В нем прозвучали слова, ставшие поистине историческими:

"Иногда болтают в иностранной печати, — писал Сталин, — что Красная Армия имеет своей целью истребить немецкий на- род и уничтожить Германское государство. Это, конечно, глупая брехня и неумная клевета на Красную Армию. У Красной Армии нет и не может быть таких идиотских целей. Красная Армия имеет своей целью изгнать немецких оккупантов из нашей страны и освободить советскую землю от немецко-фашистских захватчиков. Очень вероятно, что война за освобождение советской земли приведет к изгнанию или уничтожению клики Гитлера. Мы приветствовали бы подобный исход. Но было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с Германским государством..."

Далее следовали пророческие слова:

"Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство Германское — остается". (Выделено нами. — Авт.)

Эти слова, произнесенные в самый разгар жестокой битвы, дорого стоили. Ведь не только в Берлине, но и в Лондоне, и в Вашингтоне не верили в грядущую победу России. И вот тогда Сталин произнес слова, и вполне доброжелательные, не только о великом германском народе, но, по сути, и о сохранении германской государственности.

И такое прозвучало в пору, когда правители Великобритании и Соединенных Штатов вынашивали планы раздробления Германского государства и уже прямо приступили к уничтожению немецкого населения посредством террористических бомбардировок, поражавших жилые кварталы городов вместе с бесценными памятниками культуры. ...

* * *

Сталин внимательно следил за выпуском военной техники: каждое утро ему представляли сводку суточной сдачи самолетов, танков, орудий, боеприпасов. Поэтому, когда 20 февраля 1942 года завод, на котором находился Яковлев, сумел выпустить три “яка” за сутки, Сталин немедленно позвонил и поздравил, поблагодарил и коллектив завода, и его руководителей. Но в случаях промедления, неисполнения в срок решений Сталин был совсем иным. На одном из заводов в приволжском

321

городе станки в сентябре 1941 года устанавливались и запускались в цехах, над которыми еще не было крыш. В декабре этот завод выпустил первые три штурмовика Ил-2. Но серийное производство машин развертывалось медленно, завод выпускал ранее освоенный истребитель МиГ-3, хотя имелось постановление ГКО о прекращении выпуска этой марки истребителей. И вот директора заводов Шенкман и Третьяков получают телеграмму из ГКО:

"Вы подвели нашу страну и нашу Красную Армию тчк Вы не изволите до сих пор выпускать Ил-2 тчк Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной Армии теперь как воздух зпт как хлеб тчк Шенкман дает по одному Ил-2 в день зпт а Третьяков дает МиГ-3 по одной зпт по две штуки тчк Это насмешка над страной зпт над Красной Армией тчк Нам нужны не МиГ зпт а Ил-2 тчк Если 18 завод думает отбрехнуться от страны зпт давая по одному Ил-2 в день зпт то жестоко ошибается и понесет за это кару тчк Прошу вас не выводить правительство из терпения и требую зпт чтобы выпускали побольше “илов” тчк Предупреждаю последний раз тчк Сталин".

Реально оценивая свои силы и средства, Верховный Главнокомандующий полагал, что весной 1942 года Красная Армия не сможет еще развернуть крупные наступательные операции. Поэтому он считал самым выгодным в ближайшие месяцы ограничиваться активной обороной, проводя, однако, частные фронтовые наступательные операции. Начальник Генштаба Шапошников твердо стоял на том, чтобы ограничиваться активной обороной, измотать и обескровить врага и лишь затем, накопив резервы, переходить к широким контрнаступательным действиям.

Но работа над планом кампании продолжалась — выдвигались и другие предложения. В частности, командующий Западным фронтом Жуков настойчиво предлагал нанести противнику мощные удары на западном стратегическом направлении с целью разгрома вяземско-ржевской группировки врага. В свою очередь, командование Юго-Западного направления предлагало провести в мае большую наступательную операцию силами Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов.

Окончательный вариант плана действий был выработан в конце марта на совместных совещаниях ГКО и Ставки.

Вечером 27 марта 1942 года Главком Юго-Западного направления С.К. Тимошенко, член Военного совета направления Н.С. Хрущев и начальник оперативной группы направления И.Х. Баграмян были вызваны в Ставку. Докладывать должен был Баграмян. Он, до того не видавший Сталина вблизи, очень волновался, хотя все документы, карты и расчеты помнил наизусть. Дополнительной причиной для волнения было то, что обмундирование генерала оставляло желать лучшего.

322

Началось обсуждение доклада, и сразу же обнаружилось, что Ставка не может согласиться с масштабным наступлением, планируемым командованием Юго-Западного направления.

Сталин говорил:

—Если бы мы своевременно и в достаточном количестве могли выделить просимые вами резервы и вооружение, то предлагаемый вами план был бы приемлемым. Но вся наша беда в том, что в настоящий момент мы не располагаем резервами для такого большого усиления Юго-Западного направления.

Весь следующий день Тимошенко, Хрущев и Баграмян посвятили подготовке нового плана по овладению Харьковом и вечером доложили его Верховному Главнокомандующему. На этот раз Баграмян поехал в Кремль в новом генеральском обмундировании: рано утром к нему явился закройщик — об этом позаботился Сталин, — и за день обмундирование сшили. Такая забота кое-что да значила...

Но и новый план не удовлетворил Ставку: требовалось чрезмерное количество сил и средств. Авторам плана было сказано, что примут только тот вариант наступления, в котором задача будет ограничена возвращением Харькова и не потребует крупных резервов.

Два следующих дня Тимошенко, Хрущев и Баграмян перерабатывали план. Вечером 30 марта они доложили его Ставке в присутствии членов Политбюро. Теперь план приняли. Шапошников, Василевский и Тимошенко уехали, а Хрущева и Баграмяна пригласили на квартиру Сталина.

Только сели за стол — сигнал воздушной тревоги; Сталин пренебрежительно махнул рукой:

—Никуда не пойду!

Но Молотов настойчиво, не терпящим возражения тоном, напомнил:

—Товарищ Сталин, есть решение Политбюро — его члены обязаны соблюдать элементарные требования безопасности.

Все спустились в бомбоубежище...

С начала мая 1942 года положение на южном участке советско-германского фронта стало резко ухудшаться. И, как всегда в таких случаях, именно в том месте, где менее всего это можно было ожидать.

Крымский фронт под командованием генерала Д. Т. Козлова в составе 47-й, 51-й и 44-й армий был сформирован в начале года с целью освобождения Крыма. В феврале — апреле его войска трижды пытались прорвать оборону противника, но успеха не добились. Перейдя к обороне, командование фронта сохраняло наступательную группировку войск, а на укрепление своих позиций внимания не обращало. Не приняло мер командование фронта и получив сведения о готовящемся наступлении противника. Такая беспечность, по-видимому, объяснялась тем, что войска Крымского фронта существенно превосходили

323

противника и в живой силе, и в технике. Не исправил ошибок командования фронта и начальник Главного политического управления Красной Армии армейский комиссар 1-го ранга Л. 3. Мехлис, находившийся в Крыму с марта в качестве представителя Ставки.

О Мехлисе стоит сказать несколько слов. Это был весьма своеобразный человек, и хотя оценки его персоны в мемуарах военачальников всегда выразительны, они не производят однозначного впечатления. В действиях этого человека, нередко бесцеремонных и грубых, проглядывала искренняя преданность делу и своеобразная принципиальность, что, вероятно, и учитывал Сталин, назначая Мехлиса на важные посты.

Когда 8 мая 1942 года фашистские войска нанесли удар по левофланговой 44-й армии Крымского фронта, ни командование его, ни представитель Ставки не приняли реальных мер для исправления положения, резко обострившегося уже к середине этого дня. В тот же день Мехлис в телеграмме Верховному Главнокомандующему обвинял командование фронта чуть ли не во всех смертных грехах и пытался уклониться от ответственности за происходящее.

Сталин сразу это понял и телеграфировал в ответ: "Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы - не посторонний наблюдатель...

Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте".

Специалисты указывают, что это был первый документ, в котором определялись обязанности представителя Ставки и мера его ответственности. Подчеркнем спокойный тон телеграммы, который, как представляется, мало соответствовал моменту.

Командование фронта потеряло управление, не выполнило своевременно указание Ставки об отводе войск на линию Турецкого вала и не смогло правильно организовать отход.

Ставка строго взыскала с виновных. Мехлис был снят с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политнческого управления и понижен в звании на две степени — до корпусного комиссара. Больше его уже не посылали представителем Ставки. Д.Т. Козлов и член Военного совета Ф.А. Шаманин также были сняты с постов и понижены в звании. Подобные наказания получили и несколько других генералов. Повторяем, наказание было суровым, но оно все же не шло в сравне-

324

ние с карой, постигшей Д. Г. Павлова и его штаб в начале войны. Видимо, Сталин теперь учитывал и другие обстоятельства, находившиеся вне пределов воли и воздействия Ставки и подчиненных ей командиров всех степеней.

По крайней мере тот же самый подход обнаружила Ставка и при рассмотрении итогов неудачной для нее Харьковской операции.

12 мая, то есть в разгар уже известных читателю событий в Крыму, войска Юго-Западного фронта начали наступление, и поначалу довольно удачно: за три дня из района Волчанска наши войска продвинулись на 18 — 25 километров, а от Барвенковского выступа — на 25 — 50 километров. Однако в ближайшие дни ситуация изменилась, и не в пользу наших войск. Дело в том, что именно на этом участке фронта концентрировались войска ударной группировки врага, и 18 мая они должны были начать наступление. Угроза советских войск побудила фашистское командование начать его 17 мая, и сразу же наши войска оказались в угрожающем положении.

Есть свидетельство Жукова, присутствовавшего при разговоре Сталина с командующим фронтом Тимошенко в этот день. Верховный Главнокомандующий обращал внимание собеседника на угрозу со стороны краматорской группировки. Тимошенко, видимо, не принял это предупреждение к сведению.

Только во второй половине дня 19 мая Тимошенко отдал приказ перейти к обороне и отразить удар врага. Но было уже поздно. 23 мая в районе Балаклеи кольцо окружения вокруг войск, действовавших на Барвенковском выступе, сомкнулось. До 29 мая войска вели бои в окружении, попытки деблокировать их большого успеха не имели. Советские войска потерпели поражение, сравнимое и по размерам, и по последствиям с неудачами в сентябре 1941 года под Киевом и в октябре того же года под Вязьмой. Так крайне неудачно началась для наших войск летняя кампания 1942 года. Стратегическая инициатива вновь перешла на сторону фашистского командования.

Неудача под Харьковом оказалась весьма чувствительной для всего южного крыла нашего фронта. В конце мая с просьбой подкрепить силы фронта резервами в Москву прибыли Н.С. Хрущев и И. X. Баграмян. Генерал Баграмян вспоминал, что на этот раз он не ждал ничего хорошего от встречи с Верховным. Но ошибся.

"И.В. Сталин в присутствии других членов ГКО принял нас незамедлительно, внимательно выслушал, провел с нашим участием обсуждение сложившегося на южном крыле советско-германского фронта трудного положения.

В отличие от других участников этого обсуждения, И.В. Сталин был спокоен, сдержан. Видно было, что все его мысли поглощены одним настойчивым желанием — предотвратить даль-

325

нейшее ухудшение обстановки на юге, помочь нашим войскам во что бы то ни стало отстоять занимаемые рубежи...

Мне представляется, что самообладание, исключавшее всякую нервозность и неуверенность в руководстве боевыми действиями войск в ходе войны, было одной из самых примечательных черт Сталина и благотворно отражалось на его деятельности.

Тем временем фашистское командование заканчивало подготовку наступления на южном участке фронта. В ночь на 20 июня с Юго-Западного фронта в Генштаб сообщили, что захвачены важные оперативные документы гитлеровцев: самолет с фашистскими офицерами потерял из-за плохой погоды ориентировку и был сбит над нашим расположением. Тимошенко утверждал, что документы позволяли вскрыть замыслы крупной наступательной операции против Юго-Западного фронта. Василевский немедленно доложил Верховному Главнокомандующему. Сталин засомневался: а вдруг документы сфабрикованы фашистами специально, чтобы ввести в заблуждение советское командование. Но Тимошенко твердо заявил: документы не вызывают сомнений.

Ставка принимает меры, обеспечивающие стык Юго-Западного и Брянского фронтов, — и требует, чтобы авиация действовала активнее. Тимошенко не удержался от искушения попросить: "Было бы хорошо, если бы в районе Короча можно было бы от Вас получить одну стрелковую дивизию. Остальное все, изложенное Вами, устраивает нас, будем выполнять". Сталин отвечал: "Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для Вас 5 — 6 дивизий, а их, к сожалению, не продают".

Противник начал наступление 28 июня. Прорвав оборону Брянского и Юго-Западного фронтов в полосе шириною около 300 километров, противник продвинулся в глубину на 150 — 170 километров, форсировал Дон и ворвался в Воронеж. События, приобретавшие грозный характер, развивались стремительно.

5 июля Василевский возвратился в Москву и доложил Верховному Главнокомандующему об обстановке. 7 июля было решено разделить Брянский фронт на два: Брянский и Воронежский. Поначалу ими командовали соответственно генералы Н.Е. Чибисов и Ф.И. Голиков. Но вскоре произошла смена командования. А.М. Василевский вспоминал, как он и Н.Ф. Ватутин называли кандидатов, а Верховный Главнокомандующий вслух обсуждал их. Командующего Брянским фронтом подобрали быстро — К.К. Рокоссовского. Сталин знал его уже хорошо как командующего 16-й армией. Кандидата на Воронежский фронт найти было сложнее: кандидатуры нескольких генералов Сталин отвел. И вдруг Н.Ф. Ватутин сказал:

— Товарищ Сталин! Назначьте меня командующим Воронежским фронтом.

— Вас? — Сталин не ожидал такого предложения, но Василевский поддержал своего подчиненного.

326

—Ладно, — подумав, согласился Сталин. — Если товарищ Василевский не возражает, то я согласен.

Обе кандидатуры были удачными, и на постах командующих фронтами Ватутин и Рокоссовский оказали немалые услуги нашему Отечеству.

Ставка не только вдумчиво выбирала кандидатов на столь важные посты, но и внимательно следила за их работой, не стесняясь наставлять, когда это требовалось. Рокоссовский вспоминал, как спустя несколько недель докладывал Верховному Главнокомандующему о положении дел на фронте:

"Кончив дела, я хотел подняться, но Сталин сказал:

—Подождите, посидите.

Он позвонил Поскребышеву и попросил пригласить к нему генерала, только что отстраненного от командования фронтом. Далее произошел такой диалог:

— Вы жалуетесь, что мы несправедливо вас наказали?

— Да. Дело в том, что мне мешал командовать представитель центра.

— Чем же он вам мешал?

Он вмешивался в мои распоряжения, устраивал совещания, когда нужно было действовать, а не совещаться, давал противоречивые указания... Вообще подменял командующего.

— Так. Значит, он вам мешал. Но командовали фронтом вы?

— Да, я...

— Это вам партия и правительство доверили фронт... ВЧ увас было?

— Было.

— Почему же не доложили хотя бы раз, что вам мешают командовать?

— Не осмелился жаловаться на вашего представителя.

— Вот за то, что не осмелились снять трубку и позвонить, а в результате провалили операцию, мы вас и наказали..."

В полдень 9 июля Сталин лично разговаривал с Тимошенко по телефону. Из доклада маршала стало очевидным, что над советскими войсками на юге нависла огромная опасность. В полной мере теперь была ясна и направленность действий фашистского командования: враг стремился выйти к Сталинграду и на Северный Кавказ, отсечь все наши войска на юге.

Ставка решила образовать новый фронт — Сталинградский.Начиналась великая битва на Волге.

* * *

На рассвете 20 июля первого секретаря Сталинградского обкома ВКП(б) А. С. Чуянова вызвала к телефону Москва:

— С вами будет говорить товарищ Сталин.

Начался разговор крайне неприятно для Чуянова:

327

—Вы что, решили сдавать город врагу? — без предисловий начал Сталин. — Почему переводите военный округ в Астрахань?

Чуянов отвечал, что такое разрешение было получено от Е. А. Щаденко — заместителя наркома обороны.

Мы тут разберемся и виновных строго накажем. Вы, товарищ Чуянов, сию же минуту разыщите командующего округом и передайте ему, что если завтра штаб не возвратится в город, то и генерал Герасименко будет строго наказан. Вы меня поняли?

Да, товарищ Сталин, немедленно передам все Герасименко.

Сталин успокоился и стал расспрашивать о положении в городе, о работе заводов, об организации противовоздушной обороны. Завершая разговор, сказал:

—Государственный комитет обороны обязывает вас беспощадно бороться с трусами, паникерами, которые подрывают дело обороны. Поднимите дух населения.

И закончил:

—Передайте всем, Сталинград мы врагу не сдадим...

В те дни Сталин лично занимался подготовкой знаменитого приказа № 227. Это была чрезвычайная мера, Верховное Главнокомандование пошло на нее только в силу исключительных обстоятельств. Приказ этот имел огромное значение, и все участники Великой Отечественной войны едины в его оценке.

"После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.

Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступление, останемся без хлеба, без топлива, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.

Из этого следует, что пора кончить отступление.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв".

Повторяем — все источники свидетельствуют: моральное воздействие приказа № 227 на войска было огромным. Командиры и политработники сделали все, чтобы приказ был осознан

328

каждым бойцом, каждым подразделением. Воздействие приказа № 227 — один из наиболее убедительных примеров роли морального фактора в современной войне.

Гитлеровцы намеревались захватить Сталинград к 25 июля. Генерал Паулюс к 30 июля ввел в дело почти все силы 6-й армии, но достичь прорыва к Сталинграду не удавалось. Фашисты временно перешли к обороне, перегруппировали войска. Но и после этого легкого броска к Волге не получалось. Правда, в период с 5 по 10 августа фашистам удалось выйти к внешнему оборонительному обводу Сталинградской обороны, но план гитлеровского командования — прорваться к Сталинграду одним стремительным броском — был сорван благодаря упорному сопротивлению советских войск. Фашистские генералы должны были считаться с тем, что и за сам город борьба предстоит не менее упорная.

Сталинградский фронт растянулся в ширину до 800 километров, и 5 августа Ставка решила разделить его на два: Сталинградский и Юго-Восточный. Последним стал командовать А. И. Еременко, а Сталинградским — В. Н. Гордов.

В начале 1942 года генерал-полковник Еременко был тяжело ранен второй раз за войну и находился на излечении. После рапорта Верховному Главнокомандующему в начале августа Еременко вызвали в Ставку. В рабочем кабинете Сталина присутствовали несколько членов ГКО. Сталин внимательно разглядывал докладывающего генерала:

— Так, значит, вы считаете, что поправились?

— Так точно, подлечился.

— Да, но товарищ Еременко хромает, видно, рана дает себя знать, — заметил кто-то из присутствующих.

— Прошу не беспокоиться, — заверил генерал, — я здоров.

— Ну что же, будем считать товарища Еременко возвратившимся в строй, - решил вопрос Сталин. — Перейдем к делу.

Началось совещание. Еременко запомнилось, что Сталин, оказавшийся рядом с ним, когда они рассматривали карту, вдруг потрогал две золотые полоски на кителе генерала:

—А правильно, что мы ввели знаки ранения. Наш народ должен знать тех, кто пролил кровь на защите Отечества...

В этот и последующий день Еременко в Генштабе ввели в курс событий, а затем он вылетел на юг.

У Верховного Главнокомандующего в тот период было и еще одно важное дело: встреча высокого гостя из Великобритании.

В мае — июне 1942 года нарком иностранных дел В. М. Молотов вел переговоры в Лондоне и Вашингтоне и подписал соответствующие договоры. В обеих столицах советского дипломата заверили, и в весьма определенной форме, что второй фронт в Европе будет открыт уже в 1942 году. В опубликованных коммюнике о переговорах на этот счет имелись совершенно недвусмысленные фразы. Но союзники, и в особенности

329

правительство Великобритании, не вели подготовки к этому достаточно сложному военному делу и не намеревались предпринимать высадку войск на Европейском континенте.

12 августа 1942 года сэр Уинстон Черчилль прибыл в Москву.

Лететь ему пришлось кружным путем: через Атлантику, Африку, Каир, Тегеран, над Каспием, вдоль Волги — забирая все время восточнее, подальше от фашистской авиации. Настроение у британского премьера в полете было скверным, в своих мемуарах он писал:

"Я размышлял о моей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать теперь им? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные наклонности, суммировал все это в стихотворении. В нем было несколько четверостиший, и последняя строчка каждого из них звучала: "Не будет второго фронта в 1942 году". Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс".

С такими намерениями трудно, конечно, рассчитывать на теплый прием. На Центральном аэродроме гостей ждали Молотов и Шапошников. Церемония встречи была выдержана по всем правилам — исполнение национальных гимнов, обход почетного караула, — но атмосфера царила сугубо официальная.

Сохранившаяся кинохроника запечатлела, как пристально всматривался Черчилль в лица советских солдат, обходя почетный караул. Что хотел он увидеть в этих лицах?.. Загородная дача в Кунцеве гостю очень понравилась, но отдыхать он отказался: в свои шестьдесят восемь лет британский премьер был на удивление активен и неутомим.

Вечером Черчилль и прилетевший с ним представитель президента США Гарриман встретились со Сталиным, Молотовым и Ворошиловым. Черчилль, несомненно, волновался: его выдавали как излишняя суетливость, так и уверения в необычайной радости по случаю прибытия в Москву. Сталин же был само спокойствие.

Хозяин сел в торце длинного стола, Черчилль — справа от него, Гарриман — слева. На столе — коробки с папиросами и сигаретами, бутылки с "боржоми" и стаканы. В руке у Сталина — разноцветные карандаши, он собирает их раз за разом в пучок: это своеобразное упражнение для левой, больной руки.

С самого начала беседа приобрела напряженный, а по временам даже и слишком острый характер. Черчиллю приходилось нелегко, так как, во-первых, он был вынужден под любыми предлогами, частично и надуманными, объяснить, почему же союзники считают невозможной высадку в Северной Франции и тем самым отказываются помочь Красной Армии, несущей основную тяжесть схватки с вермахтом. Разговор на эту

330

тему был Черчиллю "крайне неприятен", по его собственному признанию в мемуарах. Во-вторых, основной его собеседник — Сталин — явно превосходил английского премьера по многим измерениям. После этого дискуссия еще более обострилась. Сталин несколько раз повторил, что Советское правительство не может принять заявление Черчилля. С большим достоинством глава Советского правительства заявил: он не может согласиться с аргументами Черчилля, хотя и понимает, что не в состоянии заставить британское правительство поступить иначе.

Чтобы изменить неприятную тему разговора, Черчилль попытался убедить своих партнеров по переговорам, что планируемая союзным командованием высадка войск в Северной Африке (операция "Факел") может решающим образом сказаться на положении в Европе, а потому нет необходимости высаживаться во Франции. Взяв со стола лист бумаги, Черчилль нарисовал на нем контур Европы в виде крокодила, который грозил проглотить Британские острова. Показав рисунок Сталину, он объяснил:

—Я хотел бы нанести удар по мягкому подбрюшию, — и указал на район Средиземного моря...

Тут же Черчилль просил, чтобы план операции "Факел" сохранялся в тайне, на что Сталин, усмехнувшись, заметил:

—Будем надеяться, что об этом плане ничего не будет в английской прессе.

Тем не менее глава Советского правительства терпеливо и заинтересованно выслушал сообщение об операции в Северной Африке и задал ряд вопросов. Доброжелательность его шла настолько далеко, что, по воспоминаниям и Черчилля, и Гарримана, он промолвил:

—Ну что же, Бог в помощь!

Упоминание Бога весьма поразило англо-американских гостей, не знавших или забывших, что перед ними как-никак бывший семинарист.

Еще больше Черчилль поразился тому, с какой глубиной и точностью Сталин тут же охарактеризовал преимущества, достигаемые союзниками по завершении операции "Факел": "На меня эта замечательная формулировка произвела глубокое впечатление. Она показывала, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, до тех пор ему незнакомой. Очень немногие люди могли бы постичь в несколько минут аргументы, над которыми мы все ломали головы в течение месяцев. Он понял все в мгновенье ока".

На следующий день, в восемь вечера, в Екатерининском зале Кремлевского дворца был дан обед. Сталин принимал гостей, к их удивлению, в великолепном настроении, был любезен и даже дружелюбен. Черчилль поначалу не мог отделаться от вчерашних впечатлений, но гостеприимство хозяина и, не в последнюю очередь, хорошие напитки (в них английский премьер

331

знал толк) привели и его в чудесное настроение. Сталин же, как отметил Черчилль, пил очень мало.

Беседа в этот раз была просто дружеской и касалась самых разных сюжетов. Среди прочего Сталин вспомнил о визите в Москву в 30-х годах леди Астор. Сталин сказал, что леди Астор уверяла его, будто Черчилль никогда не сможет больше играть какую-либо роль в политике Англии.

—Я был иного мнения, — рассказывал Сталин, — и сказал леди Астор, что в случае военного кризиса Черчилль станет премьер-министром...

Черчилль поблагодарил и тут же добавил:

—Я должен признать, что далеко не всегда относился дружелюбно к Советскому Союзу и был очень активен во время интервенции.

Черчилль вспоминал, что Сталин "улыбнулся дружелюбно" и ответил:

Я это знаю. Уж в чем вам нельзя отказать, так это в последовательности вашей оппозиции к советскому строю.

Можете ли вы простить мне это? — Черчилль играл в открытую.

Сталин помолчал и, посмотрев пристально в глаза собеседника, сказал:

—Все это уже в прошлом. Да и не мое дело прощать — пусть вас Бог простит. А в конце концов нас должна рассудить история.

Зашла речь и о предупреждении, которое Черчилль сделал в апреле 1941 года. Когда Сталину тут же перевели телеграмму, он пожал плечами:

—Я помню ее. Меня не нужно было предупреждать. Я знал,что война будет, но думал, что сумею выиграть полгода или больше...

Перегруппировав и пополнив свои соединения и части, фашистские 6-я и 4-я танковая армии возобновили наступление на Сталинград. 23 августа фашистским танкам удалось прорваться севернее Сталинграда к Волге.

ГКО и Ставка все время направляли под Сталинград новые дивизии, технику, боеприпасы, горючее. 26 августа ГКО решил командировать в район Сталинграда Г. К. Жукова, только что назначенного на специально учрежденный пост заместителя Верховного Главнокомандующего.

27 августа Сталин вызвал Жукова в Москву, не сообщая ему о новом назначении: по телефону Верховный Главнокомандующий предпочитал говорить только о том, что абсолютно необходимо. От подчиненных он также требовал предельной осторожности в телефонных разговорах.

—Обстановка там крайне тяжелая, — говорил Сталин, — и Ставка приказала срочно перебросить в район Лозное 1-ю гвардейскую армию под командованием Москаленко, с тем чтобы с

332

утра 2 сентября она нанесла удар по прорвавшейся к Волге группировке немцев и соединилась с 62-й армией. В состав Сталинградского фронта мы передаем также 66-ю армию Малиновского и 24-ю Козлова. Вы должны организовать контрудар. Прибывающие войска вводите в бой немедленно, иначе есть угроза потери Сталинграда.

29 августа Жуков был уже в штабе Сталинградского фронта...

В августе 1942 года крайне напряженным было положение и на Северном Кавказе. Гитлеровцы рвались в Закавказье и, что скрывать, были очень недалеки от него. За три недели боев (с 25 июня по 17 августа) противник вынудил войска Северо-Кавказского фронта отойти от Дона к предгорьям северозападной части Главного Кавказского хребта. Отступление не всегда проходило организованно и с разрешения командования.

13 сентября гитлеровцы начали наступление на центральную часть Сталинграда. Они предвкушали близкую победу...

В этот же день в Кремле состоялся примечательный разговор, непосредственно отразившийся на итоге сражения под Сталинградом. Накануне, 12 сентября, генерал Жуков возвратился в Москву и был вместе с Василевским вызван в Кремль. Начальник Генштаба доложил о сражении в районе Новороссийска, о боях на Грозненском направлении. Сталин подвел итог:

—К нефти рвутся. А что скажет Жуков о Сталинграде?Жуков рассказал о боях к северу от города.

Сталин спросил:

Что нужно, чтобы Сталинградский фронт ликвидировал ,наконец коридор немцев и соединился с Юго-Восточным фронтом?

Не менее одной полнокровной общевойсковой армии,танковый корпус, три танковые бригады и как минимум четыреста стволов гаубичной артиллерии. Представляется необходимым также дополнительно привлечь авиационную армию...

Начальник Генштаба поддержал Жукова. Сталин вытащил имевшуюся у него специальную карту, где было обозначено расположение резервов Ставки, и занялся ее изучением. Жуков и Василевский отошли к окну и очень тихо продолжали обсуждать положение. Они сошлись на мнении, что под Сталинградом надо искать какое-то иное решение. Слух у Сталина оказался очень острым, внезапно он поднял голову от карты:

—Какое же "иное" решение? — И когда генералы подошли к столу, продолжал: — Подумайте хорошенько, прикиньте наши возможности и решите, что делать. Завтра в девять часов вечера приезжайте ко мне.

Весь день 13 сентября Жуков и Василевский работали в Генштабе. Перебрав возможные варианты, они решили предложить Верховному Главнокомандующему, во-первых, активной обороной продолжать изматывать противника и, во-вторых,

333

приступить немедленно к подготовке мощного контрнаступления, с тем чтобы нанести противнику под Сталинградом сокрушительный удар, резко меняющий обстановку на юге страны в пользу Красной Армии.

Как показали последующие события, это решение оказалось удачным, поскольку оно было глубоко продумано и основано на всесторонней оценке сложившейся обстановки, наличия сил и средств сражающихся сторон. Советское Верховное Главнокомандование понимало, что планы противника в летней кампании 1942 года, несмотря на достижение фашистскими войсками Сталинграда и прорыв на Северный Кавказ, остались невыполненными. Более того, в середине сентября становилось очевидным, что все свои основные ресурсы фашистское командование уже использовало и крупными резервами на юге не располагает.

В девять вечера 13 сентября Сталин был занят и принял генералов в двадцать два ноль-ноль.

Георгий Жуков рассказывал:

"Поздоровавшись, он возмущенно сказал:

—Десятки, сотни тысяч советских людей отдают свою жизнь в борьбе с фашизмом, а Черчилль торгуется из-за двух десятков"харикейнов". А их "харикейны" — дрянь, наши летчики не любят эту машину... — И затем совершенно спокойным тоном без всякого перехода продолжал: — Ну, что надумали? Кто будет

докладывать?

—Кому прикажете, — ответил Александр Михайлович, —мнение у нас одно.

Верховный подошел к нашей карте.

—Это что у вас?..

Я доложил, что, по нашим подсчетам, через 45 дней операцию можно обеспечить необходимыми силами и средствами и хорошо ее подготовить.

—А не лучше ли ограничиться ударом с севера на юг и с юга на север вдоль Дона? — спросил И.В. Сталин.

Я сказал, что в этом случае немцы могут быстро повернуть из-под Сталинграда свои бронетанковые дивизии и парировать наши удары. Удар же наших войск западнее Дона не даст возможности противнику из-за речной преграды быстро сманеврировать и своими резервами выйти навстречу нашим группировкам.

—А не далеко ли замахнулись ударными группировками?Мы с Александром Михайловичем объяснили, что операция

делится на два основных этапа: 1) прорыв обороны, окружение Сталинградской группировки немецких войск и создание прочного внешнего фронта, чтобы изолировать эту группировку от внешних сил; 2) уничтожение окруженного противника и пресечение попыток противника деблокироваться.

334

—Над планом надо еще подумать и подсчитать наши ресурсы, — сказал Верховный. — А сейчас главная задача — удержатьСталинград и не допустить продвижения противника в сторону Камышина..."

Две недели, с 13 по 26 сентября, беспрерывно, атаковали немецко-фашистские войска в Сталинграде, но цели своей не достигли. Все, чего они сумели добиться ценой тяжелых потерь — потеснить войска 62-й армии и ворваться в центр города, а на стыке 62-й и 64-йармий — выйти к Волге. Наши войска несли немалые потери, но стояли твердо.

В двадцатых числах сентября 1942 года Жуков и Василевский возвратились в Москву и вновь обсуждали со Сталиным положение под Сталинградом и первоначальный план контрнаступления. Верховный приказал:

—Вам, товарищи, следует возвратиться на фронт. Необходимо еще более измотать, обессилить противника. Еще раз, и очень внимательно, изучите районы сосредоточения резервов и исходные районы наступления фронтов...

Вновь генералы уехали на фронт, вновь, не открывая своих намерений, изучали обстановку. Возвратившись после этого в Москву, они составили карту-план контрнаступления, подписали ее: "Г. Жуков, А. Василевский". Верховный Главнокомандующий, тщательно рассмотрев ее, надписал: "Утверждаю. И. Сталин".

Лишь после этого детальная разработка плана была передана генштабистам. К делу были привлечены командующие родами войск, начальник Тыла Красной Армии, начальник Главного артиллерийского управления. Круг посвященных в тайну расширялся — в начале октября в работу включились командующие войсками и штабы фронтов. Но секретность строго соблюдалась: от командующих фронтами, к примеру, потребовали подготовить предложения по использованию сил фронта в совместной наступательной операции "Уран", не раскрывая всего замысла в целом.

Бои в Сталинграде не прекращались. В первые дни октября 62-я армия оборонялась на фронте протяженностью двадцать пять километров и глубиною от двух с половиной километров до двухсот метров. На этой узкой прибрежной полосе, насквозь просматриваемой и простреливаемой, держаться было невероятно, неописуемо трудно — и все же советские солдаты держались. И не только оборонялись — постоянно контратаковали врага!

Утром 13 ноября Жуков и Василевский на совместном заседании Политбюро, ГКО и Ставки докладывали о состоянии подготовки фронтов к предстоящему наступлению. Выводы их вкратце были таковы: группировка противника остается прежней, главные силы врага находятся под Сталинградом, а фланги защищают малоустойчивые и ненадежные румынские войска.

335

Силы сторон под Сталинградом примерно равны, но на направлениях главных ударов нам удалось сконцентрировать мощные группировки, что позволяет рассчитывать на крупный успех.

Жуков вспоминал, что Верховный слушал доклад в этот раз особо внимательно, не перебивал, расхаживал по кабинету очень спокойно, поглаживал усы и раскуривал трубку с довольным видом. Присутствовавшие задали несколько вопросов, и план наступления был утвержден. Юго-Западный и Донской фронты должны были начать его 19 ноября, а Сталинградский — 20 ноября.

В семь часов тридцать минут 19 ноября 1942 года на Юго-Западном и Донском фронтах началась мощная артиллерийская подготовка. В этот же день наши войска прорвали оборону противника и танковые соединения вышли на оперативный простор. Столь же успешно начали наступление 20 ноября войска Сталинградского фронта. Действуя решительно и искусно, советские войска 23 ноября сомкнули кольцо вокруг группировки гитлеровцев. Это было первое крупное окружение, в которое попали немецко-фашистские войска во второй мировой войне.

В начале декабря войска Донского и Сталинградского фронтов попытались еще раз уничтожить группировку Паулюса. Но противник оказал упорное, организованное и умелое сопротивление. Василевский позднее признавал, что при организации наступления им были допущены ошибки и Верховный Главнокомандующий не замедлил указать на них.

К 12 декабря гитлеровскому командованию наконец удалось создать ударную группировку для деблокады 6-й армии Паулюса. Рано утром из района Котельникова в общем направлении на северо-восток начали наступление танковые дивизии фельдмаршала фон Манштейна, и сразу же возникла реальная опасность прорыва внешнего фронта окружения.

Вечером в штабе Донского фронта Василевский, встревоженный событиями в районе Котельникова, долго не мог добиться связи со Ставкой. Рокоссовскому и Малиновскому он сообщил, что будет просить Верховного Главнокомандующего направить соединения 2-й гвардейской армии к югу от Сталинграда, чтобы встретить Манштейна достойно. Это предложение вызвало возражения командующего Донским фронтом. Наконец дали связь со Ставкой.

Василевский доложил о начавшемся наступлении врага и необходимости срочных мер по ликвидации опасности прорыва внешнего кольца.

— Прошу вашего разрешения немедленно начать переброску прибывающих частей 2-й гвардейской армии, с тем чтобы, развернув ее на реке Мышкова, остановить противника. Когда же мы его разгромим, можно подумать и о Паулюсе. Он от нас не

336

уйдет. Операцию по разгрому его группировки считаю необходимым отложить.

Это предложение поначалу вызвало возражение Верховного Главнокомандующего.

—Вы и так уж слишком возитесь с Паулюсом. Пора с ним кончать. И вообще вы постоянно просите резервы у Ставки, причем для тех направлений, за которые отвечаете. — Сталин явно сердился. — Рокоссовский рядом с вами? Передайте ему трубку.

Рокоссовский взял трубку.

Как вы относитесь к предложению Василевского? — услышал он характерный голос Верховного Главнокомандующего.

Отрицательно, товарищ Сталин.

Что же вы предлагаете?

Я думаю, следует сначала разделаться с окруженной группировкой и использовать для этого армию Малиновского.

А если немцы прорвутся?

—В этом случае можно будет повернуть против них 21-юармию.

Сталин немного помолчал.

—Да, ваш вариант смел... — возобновил он разговор, — но он рискован. Передайте трубку Василевскому.

Несколько минут Василевский слушал то, что ему говорил Сталин, а затем вновь стал доказывать необходимость передачи армии Малиновского в состав Сталинградского фронта.

Еременко сомневается в возможности отразить наступление врага теми силами, которые есть у него. — Мгновение Василевский молчал, затем промолвил: — Да, товарищ Сталин. —И вновь протянул трубку Рокоссовскому.

Товарищ Рокоссовский, ваше предложение действительно очень смело. Но риск чересчур велик. Мы здесь, в Государственном комитете обороны, сейчас все рассмотрим, все "за" и "против". Но, видимо, с армией Малиновского вам придется расстаться.

В таком случае, товарищ Сталин, войска Донского фронта не смогут наступать успешно против Паулюса. Я прошу вас тогда отложить операцию.

Сталин чуть подумал и произнес решительно:

—Хорошо. Временно приостановите операцию. Мы вас подкрепим людьми и техникой.

В то время как войска Юго-Западного фронта громили итальянские и румынские дивизии на Среднем Дону, на реке Мышкова была остановлена группировка Манштейна. Соединения 2-й гвардейской армии спешили на выручку войскам 51й армии, изнемогавшим под натиском вражеских танков. В сильный мороз и метель, двигаясь по ночам, гвардейцы в короткий срок прошли по степи сто семьдесят — двести километров, на рубеже реки Мышкова остановили врага, а с 24 декабря

337

развернули наступление на Котельниковский. Судьба армии Паулюса была решена.

При подготовке операции "Кольцо" Воронов и Рокоссовский пришли к выводу о возможности предъявления окруженной группировке врага ультиматума. В Ставке предложение понравилось, и 5 января текст ультиматума был отправлен для утверждения в Москву. Получив документ, Сталин сразу же позвонил Воронову, сообщил, что документ будет рассмотрен ГКО, и тут же задал вопрос:

—Почему не сказано, кому адресуется ультиматум?

Текст ультиматума в ГКО был существенно отредактирован. Не может быть сомнений, что рука Сталина поработала и здесь. 8 января парламентеры — майор А. М. Смыслов и капитан Н. Д. Дятленко сделали попытку вручить ультиматум, но командование окруженной вражеской группировки его отвергло. Когда Воронов доложил об этом в Ставку, его спросили:

Что вы собираетесь делать?

Сейчас все проверим, а завтра начнем работу.

Желаю успеха, — сказал Сталин.

Утром 10 января 1943 года войска Донского фронта начали мощную артиллерийскую подготовку — вражеская группировка была обречена.

Военные ордена, Названные именами великих русских полководцев — Суворова, Кутузова и Александра Невского, — были учреждены Президиумом Верховного Совета СССР 29 июля 1942 года для награждения командного состава Красной Армии за выдающиеся успехи в управлении войсками. Они наглядно показывали взаимосвязь и преемственность лучших традиций русской армии и Советских Вооруженных Сил. Ордена Суворова и Кутузова имеют три степени.

Верховный Главнокомандующий чрезвычайно серьезно, даже придирчиво, отнесся к разработке статутов да и самого внешнего вида полководческих орденов. Он помногу раз смотрел эскизы, представленные различными художниками, и отверг не один из них. Точно так же разборчив был он и при награждении этими орденами. Первое награждение полководческим орденом состоялось 5 ноября 1942 года — орденом Александра Невского был награжден командир батальона морских пехотинцев, сражавшихся под Сталинградом, старший лейтенант И. Н. Рубан.

17 января 1943 года был опубликован приказ о введении новой формы и, что самое главное, — погон. Эта мера являлась продолжением действий Советского правительства по укреплению авторитета командного состава армии. Верховный Главнокомандующий уже с осени 1942 года неоднократно советовался с командующими фронтами и другими военачальниками Красной Армии о введении погон. Мнения были различные. Буденный, к примеру, возражал:

338

—Погоны? Как это понять? Мы в свое время кричали"Долой золотопогонников", а теперь сами будем носить такие погоны?..

Но большинство военачальников высказывалось в пользу введения новых знаков различия, которые сразу же выделяли командиров, делали их заметными в общей массе.

В начале октября 1942 года Сталин советовался по этому поводу с Жуковым и Василевским, только что возвратившимися из-под Сталинграда. В соседней комнате члены Политбюро и военачальники смотрели образцы погон. Н. Н. Воронов вспоминал, что на итоговом заседании по этому вопросу "за" проголосовали все. Даже Е.А. Щаденко (начальник Главного управления по формированиям), до этого упорно сомневавшийся в целесообразности введения погон, вдруг громко объявил:

—Я за! — и под смех присутствующих поднял обе руки. Но Верховный Главнокомандующий не торопился, он несколько раз придирчиво рассматривал образцы погон и вносил поправки. Видимо, он не мог прийти к твердому решению.

Тем временем была проделана немалая и кропотливая подготовка ко введению новых знаков различия, и в первых числах января 1943 года генерал Хрулев, приехав по текущим делам в Кремль, стал просить наркома обороны разрешить вопрос о погонах. Сталин с оттенком упрека спросил:

— Почему вы на этом настаиваете?

— Мы начали это делать по вашему указанию, товарищ Сталин, — отвечал Хрулев, — и сейчас нам необходимо определенное решение, каким бы оно ни было. Важно, чтобы оно было окончательным.

Сталин решил еще раз посмотреть образцы. Через пятнадцать минут главный интендант генерал-полковник П.И. Драчев привез их и разложил в приемной. Сталин походил вокруг и, позвонив Калинину, попросил его к себе.

Калинин пришел минут через десять. Разговор начался своеобразной шуткой:

—Вот товарищ Хрулев предлагает нам восстановить старый режим, — сказал Сталин, — и просит осмотреть образцы погони формы.

Калинин очень внимательно, не торопясь, осмотрел образцы и так же не торопился с ответом.

—Видите ли, товарищ Сталин, — наконец начал он, — мы с вами помним старый режим, а молодежь его не знает, и золотые погоны, сами по себе, для нее ничего плохого не означают.Нам с вами эта форма напоминает о старом режиме, но она, думаю, понравится молодежи и потому может принести пользу в борьбе с фашистами. Думаю, что новую форму следует принять...

Председатель Президиума Верховного Совета был простым, но умным, самостоятельным в суждениях человеком — недаром

339

он возглавлял наше государство более четверти века. И в этот раз он говорил дельные вещи: не все старое стоит забывать и забрасывать, бывает — и нередко, — что это старое помогает строить новое. Видимо, Сталин думал так же.

6 января Президиум Верховного Совета принял указ о введении погон...

Внешний вид погон остался во многом таким же, как и двадцать пять лет назад: то же золотое шитье, просветы, звездочки... Боевые традиции — и Великая Отечественная война неопровержимо доказала это — надо сохранять даже и во внешних проявлениях.

Глава семнадцатая

Воронов и Рокоссовский прилетели в Москву 4 февраля и в тот же день были приняты Верховным Главнокомандующим.

Сталин, не ожидая, пока генералы по уставу доложат о прибытии, пошел им навстречу, протягивая руку:

— Поздравляю вас, поздравляю с успехом!

Видно было, что Сталин очень доволен. Выслушав сообщение о боях под Сталинградом, Верховный поделился своими соображениями о будущих сражениях. Расхаживая по кабинету, Сталин время от времени останавливался, приближался к собеседникам и пристально смотрел им в глаза. Рокоссовский писал позднее, что Сталин "в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним".

Теперь, после Сталинградской победы, перед Ставкой возникали новые проблемы. Обстановка на советско-германском фронте в корне изменилась. Красная Армия освобождала Северный Кавказ, громила врага на Верхнем Дону. На южном участке фронта в зимней кампании 1942/43 года немецко-фашистские войска были отброшены на 600—700 километров. Но враг, еще сильный, упорно сопротивлялся, был способен наносить мощные контрудары— как в конце февраля — начале марта под Харьковом. Предстояла нелегкая борьба.

К весне 1943 года на огромном фронте наступило затишье.

* * *

Несмотря на нелегкое общее положение нашего государства, военное производство в 1943 году в целом шло успешно. С этого года Советское государство превосходило противника в техническом оснащении армии. Превосходство это обеспечивалось тем, что советские политические и военные руководители учитывали и умело использовали неисчерпаемые возможности плановой советской экономики, умели предвидеть тенденцию

340

общего развития техники и отдельных ее видов, быстро и в необходимых масштабах реализовать достижения конструкторов. И, конечно, труд советских людей, недоедавших и недосыпавших. Этот труд и сделал возможным техническое превосходство над врагом.

Рабочим органом Ставки был Генеральный штаб. Верховный Главнокомандующий установил и здесь жесткий порядок круглосуточной работы и сам регламентировал часы работы руководящего состава Генштаба. Так, А. И. Антонов — заместитель начальника Генштаба — должен был находиться на месте по семнадцать-восемнадцать часов в сутки и отдыхал с пяти-шести часов утра до двенадцати дня. С.М. Штеменко, исполнявшему с мая 1943 года обязанности начальника Оперативного управления, отдыхать разрешалось с четырнадцати до восемнадцати — девятнадцати часов.

Сталин не щадил и себя. В годы войны он занимал пять постов: Генерального секретаря ЦК ВКП(б), Председателя СНК СССР, Председателя ГКО, Верховного Главнокомандующего и народного комиссара обороны. На счету у Сталина была каждая минута, работал он по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки, а надо не забывать, что в 1943 году ему шел шестьдесят четвертый год.

Исполнять такие обязанности можно было только при строжайшем режиме труда. Генеральный штаб делал доклады Верховному Главнокомандующему обычно три раза в сутки. Первый раз — в десять-одиннадцать часов утра, как правило — по телефону. Сталин звонил сам:

—Что нового?

Переходя от стола к столу, на которых заранее раскладывались карты, начальник Оперативного управления с трубкой в руках, докладывал. Если на фронте все шло хорошо, доклад не прерывался, лишь изредка слышалось покашливание да характерное причмокивание курильщика трубки. Но пропустить в докладе хотя бы одну армию было нельзя, сразу же следовал вопрос:

—А у Батова что?

Если в ходе доклада Верховный давал распоряжение, оно тут же записывалось дословно и оформлялось соответствующим образом.

Во второй половине дня, в шестнадцать-семнадцать часов, заместитель начальника Генштаба вновь делал доклад. А ночью генштабисты ехали в Кремль или на Кунцевскую дачу с итоговым докладом за день, на котором обычно присутствовали члены Политбюро и Ставки. На столе раскладывались карты, Сталин прохаживался вдоль него и слушал доклад.

Идти на доклад в Ставку следовало подготовленным всесторонне. Невозможно было прийти с картами, имевшими "белые

341

пятна", или сообщить ориентировочные, тем более — преувеличенные, данные. Ответов "наугад" Сталин не признавал.

"У Верховного было какое-то особое чутье на слабые места в докладах или документах, — писал Г. К. Жуков, — он их тут же находил и строго взыскивал за нечеткую информацию. Обладая цепкой памятью, а он хорошо помнил сказанное и не упускал случая довольно резко отчитать за забытое".

Летом 1943 года генерал С. М. Штеменко, докладывая в очередной раз в Ставке, каким-то образом забыл на столе две карты. Их сразу же хватились, начали искать — нет как нет. Штеменко чувствовал: они у Верховного. Молчать было нельзя, и на следующий день Штеменко на докладе сказал уверенно:

" — Товарищ Сталин, сутки назад мною оставлены у вас две карты с обстановкой. Прошу вернуть их мне.

Тот сделал удивленный вид:

— Почему вы думаете, что они у меня? Ничего у меня нет.

Не может этого быть, — настаивал я. — Мы нигде, кроме Ставки и Генштаба, не бываем. Деться картам некуда. У вас они. Сталин ничего на это не ответил. Вышел из кабинета в комнату отдыха и возвратился с картами. Он нес их, держа за угол, в вытянутой руке, и, встряхнув, бросил на стол.

— Нате, да впредь не оставляйте... Хорошо, что правду сказали..."

Даже малейшего вранья или попытки скрыть действительность Верховный Главнокомандующий никому не прощал. К примеру, в ноябре 1943 года начальник штаба 1-го Украинского фронта был снят с должности за то, что не донес о захвате противником крупного населенного пункта, рассчитывая, что в ближайшее время он будет возвращен нашими войсками. Поэтому в докладах Верховному Главнокомандующему формулировки звучали предельно строго.

* * *

Далеко не так гладко, как хотелось бы, складывались весной 1943 года отношения с союзниками, прежде всего из-за задержки с открытием второго фронта в Европе.

Переписка по этому поводу не прекращалась.

16 марта Сталин в "послании Рузвельту писал: "...Я считаю своим долгом заявить, что главным вопросом является ускорение открытия второго фронта во Франции. Как Вы помните, открытие второго фронта и Вами, и г. Черчиллем допускалось еще в 1942 году и, во всяком случае, не позже как весной этого года...

После того как советские войска провели всю зиму в напряженнейших боях и продолжают их еще сейчас, а Гитлер проводит новое крупное мероприятие по восстановлению и увеличению своей армии к весенним и летним операциям против

342

СССР, нам особенно важно, чтобы удар с Запада больше не откладывался, чтобы этот удар был нанесен весной или в начале лета".

Близилось третье военное лето, и вновь советскому народу, его армии, его правительству следовало полагаться только на свои собственные силы. Впрочем, когда разбираешь действия Ставки ВГК в весенние месяцы 1943 года, приходишь к выводу, что она не очень-то и рассчитывала на реальную помощь союзников и намеревалась использовать свои немалые и всевозрастающие силы и средства.

Фашистское командование не только не думало отступать, но и намеревалось, в очередной раз, изменить ход событий на Восточном фронте в свою пользу. 15 апреля 1943 года Гитлер отдал оперативный приказ № 6. Начинался он со свойственных фюреру напыщенных фраз: "Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление "Цитадель" — первое наступление в этом году".

Вечером 12 апреля в Ставке (присутствовали Сталин, Жуков, Василевский и Антонов) после тщательного анализа было принято решение о преднамеренной обороне. Основные резервы Ставка намеревалась развертывать в тылу Центрального и Воронежского фронтов, чтобы подготовить рубеж обороны на случай прорыва врага на Курской дуге.

Произошел существенный перевес в силах и средствах в пользу Красной Армии. В полосе Центрального, Воронежского и Степного фронтов это превосходство было особенно убедительным. Если бы Гитлер и его спесивые генералы могли представить, какое количество людей и техники сосредоточило советское командование на Курской дуге, они, возможно, задумались бы над реальностью своих планов наступления. Но, вероятнее всего, и в этом случае они не отказались бы от наступления: во-первых, гитлеровское командование было все еще уверено в своей силе, а во-вторых, не могло не наступать — этого требовали политические соображения, политическая самоуверенность гитлеровского руководства...

Минул май, прошел июнь, настали первые июльские дни — вермахт не начинал наступления. Ныне мы знаем: враг хотел подготовиться как можно лучше, Гитлер требовал отправить на Восток как можно больше "тигров" — с этими сверхтяжелыми танками он связывал главные свои надежды. Советское Верховное Главнокомандование ждало событий со дня на день. Дважды, 8 и 20 мая, Генштаб с разрешения Верховного посылал в войска предупреждения о возможной близости вражеского наступления. Когда же эти сроки прошли, у Верховного Главнокомандующего начали появляться сомнения: а не делает ли он ошибки, отдавая инициативу врагу, что, если, как это уже бывало, наши войска не выдержат массированного танкового удара? А вдруг противник и не думает наступать?

343

Словом, Верховный был неспокоен. Представители Ставки — Жуков и Василевский — все время находились в войсках, проверяли их готовность к отражению удара врага, устраняли недостатки. В ночь на 2 июля Генштаб получил новые, и достоверные, сведения о намерениях врага. В войска полетела директива за подписями Сталина и Василевского:

"По имеющимся сведениям, немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3 — 6 июля. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1.Усилить разведку и наблюдение за противником с целью своевременного вскрытия его намерений.

2.Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника..."

После этого ожидание стало непереносимым: начнут или нет? В ночь на 5 июля в штабе Центрального фронта стало известно от только что захваченного пленного, что в три часа утра — начало. Рокоссовский и Жуков решили в два часа тридцать минут предпринять запланированную артиллерийскую контр подготовку. Рокоссовский пошел отдавать распоряжения, а Жуков соединился с Москвой. Сталин сообщил, что только что разговаривал с Василевским (начальник Генштаба находился у Ватутина на Воронежском фронте), одобрил принятое решение и велел чаще информировать его.

—Я буду ждать ваших сообщений, — закончил он разговор. Жуков чувствовал, что Верховный так же напряжен, как и он сам.

В два часа двадцать минут гром орудий донесся до штаба Центрального фронта, находившегося в двадцати километрах от передовой, — это наша артиллерия открыла огонь. В два тридцать позвонил Верховный:

— Ну, как, начали?

— Так точно, — отвечал Жуков.

— Как они себя ведут?

— Пытались отвечать отдельными батареями, но вскоре перестали.

— Хорошо, я еще позвоню.

Он звонил еще и еще, — видимо, в эту ночь Верховный Главнокомандующий не спал.

Артиллерийская контрподготовка советских войск была своевременной, и враг открыл огонь только в половине пятого утра.

Несмотря на то что фашистские войска подготовили мощный удар, за день им удалось лишь на узком участке вклиниться в оборону войск Центрального фронта на глубину шесть — восемь километров — и только! В ночь на 6 июля Рокоссовский доложил в Ставку о положении и очень обрадовался, когда Сталин обещал передать ему из резерва 27-ю армию. Но утром

344

Рокоссовский получил другое распоряжение: 27-ю армию, не задерживая, направить на Воронежский фронт.

— Рассчитывайте только на свои силы, — услышал Рокоссовский. — Имейте в виду, что у вашего левого соседа положение нелегкое, враг может там прорвать фронт и выйти в тыл к вам. Тогда на вас возлагается оборона Курска...

Действительно, на Воронежском фронте противнику удалось в первый день и в последующие несколько дней вклиниться на глубину до тридцати пяти километров. Но и здесь советские войска стойко оборонялись. Враг атаковал день, другой, третий... К 12 июля наступление вермахта выдохлось. В этот день в районе Прохоровки, в тридцати километрах от Белгорода, произошло величайшее танковое сражение второй мировой войны: здесь, на узкой полосе всхолмленной, изрезанной оврагами равнины, зажатой с одной стороны рекой Псел, а с другой — железнодорожной насыпью, сошлись в титанической схватке 1200 танков и САУ 4-й немецкой и 5-й гвардейской танковых армий. Обе стороны понесли большие потери и отошли на исходные позиции. Далее враг не продвинулся. Операция "Цитадель" провалилась.

В конце июля 1943 года советские войска наступали на фронте протяженностью в четыреста километров. Лишь за счет предельного напряжения сил немецко-фашистскому командованию удавалось сохранять целостность фронта. Начало августа знаменовалось упорными боями за Орел. 3 августа Воронежский и Степной фронты согласно плану операции "Полководец Румянцев" начали наступление на южном фасе Курской дуги, в районе Белгорода. В то же время Ставка готовила наступление на Смоленском направлении — операцию "Суворов". 3 августа Верховный Главнокомандующий выехал на фронт.

Из Москвы выехали в поезде, состоявшем из нескольких товарных вагонов и платформ, и салон-вагона, закамуфлированного под основной состав. 3 августа в районе Юхнова на КП Западного фронта командующий фронтом В. Д. Соколовский доложил обстановку. Была рассмотрена подготовка к операции, особенно тщательно обсуждались задачи армий, артиллерии и танков.

Командующего Калининским фронтом А.И. Еременко Сталин принимал в селе Хорошево под Ржевом в небольшом домике. Выслушав доклад, Верховный Главнокомандующий стал расспрашивать о противнике, о снабжении войск продовольствием и боеприпасами. Зашла речь о предстоящем наступлении. Сталин сказал:

— Вот, товарищ Еременко, вы сдали врагу Смоленск, вам надо его и освобождать...

После этого Сталин и Еременко на машинах отправились на станцию Мелехово, где ждал поезд. За обедом Верховный Глав-

345

нокомандующий пил "Цинандали" и много шутил. Еременко впервые видел его таким.

Прощаясь, Еременко спросил, можно ли сообщить войскам о приезде Верховного Главнокомандующего на фронт.

—Да, конечно, — был ответ.

Это был единственный визит Сталина на фронт в годы Великой Отечественной войны...

Вечером того же дня Антонова и Штеменко вызвали к Сталину. Присутствовали и другие члены Ставки.

—Знаете ли вы военную историю? — обратился Верховный к генералам.

Вопрос был неожиданным, и генералы не успели ответить, — как Сталин продолжал:

—Если бы вы ее читали, то знали бы, что издавна, когда войска побеждали, в честь полководцев и войск били во все колокола. Надо и нам отмечать победы более ощутимо. Мы решили, — он кивнул на сидевших за столом членов Ставки, —давать в честь отличившихся войск и командиров артиллерийские салюты...

В тот вечер Москва салютовала освободителям Орла и Белгорода двенадцатью залпами из ста двадцати орудий. С той поры стало традицией — отмечать победы салютами. Они гремели все чаще и чаще — советские войска гнали захватчиков восвояси, на запад.

Поздравительные приказы готовились в Оперативном управлении, причем вступительная часть — "шапка" — в обязательном порядке докладывалась (обычно по телефону) Верховному Главнокомандующему. Правил он приказы редко, но тем более примечательны исключения. Так, в приказ от 27 января 1945 года, отданный по случаю прорыва обороны врага у Мазурских болот, Сталин добавил фразу: "считавшейся у немцев со времен первой мировой войны неприступной системой обороны".

Длительное время Советское правительство не получало информации от союзников о намерениях в отношении Италии. С конца июля такая информация стала поступать, и обнаружилось, что она неполна, неоперативна. 22 августа в послании Рузвельту и Черчиллю, указав на это обстоятельство, Сталин подчеркивал: "До сих пор дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результатах сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно".

То, что союзники не выполнили своего обещания открыть второй фронт в 1943 году, не могло не отразиться на взаимоотношениях СССР с западными державами. Не улучшила эти

346

взаимоотношения и приостановка до ноября арктических конвоев с грузами для СССР. Но сокрушительный разгром вермахта на Курской дуге заставил правящие круги Запада изменить свою политику.

Для согласования планов дальнейшего ведения войны в Москве с 19 по 30 октября 1943 года собралась конференция министров иностранных дел. Были рассмотрены очень важные вопросы. К примеру, первым пунктом повестки дня по предложению советской делегации было "Рассмотрение мероприятий по сокращению сроков войны против Германии и ее союзников в Европе".

Председатель СНК СССР принял по отдельности руководителей делегаций США и Англии — К. Хэлла и А. Идена. Корделл Хэлл беседовал со Сталиным днем 25 октября в его кабинете.

Государственный секретарь США, человек преклонного возраста, впервые в жизни летел на самолете, и встреча началась с рассказа Хэлла о своих впечатлениях. Поговорили на отвлеченные темы — о погоде, о видах на урожай — в СССР они были неважными. Зашла речь о способах посева пшеницы, и Хэлл рассказал, что на его родине, в штате Теннесси, пшеницу сеют на глубину шести вершков. Это удивило Сталина. Затем Хэлл вспомнил о вязке плотов на реках в Теннесси, и Сталин в свою очередь стал рассказывать, что в Грузии плоты в прошлом вязали с помощью виноградной лозы...

Когда перешли к деловой части, выяснилось, что американский дипломат в первую очередь хочет выполнить поручение президента — договориться с главой Советского правительства о личной встрече "большой тройки". Переписка по этому поводу велась уже не одну неделю, но предлагаемые места встречи не устраивали то Сталина, то Рузвельта (Черчилль готов был ехать или лететь куда угодно).

Сталин еще раз объяснил Хэллу, что он хорошо понимает необходимость такой встречи, но не может оставить Москву в момент, когда идут столь важные и кровопролитные сражения, и он — Верховный Главнокомандующий — должен ими руководить.

— Сейчас, — говорил Сталин, — представляется весьма редкая возможность, появившаяся, пожалуй, впервые за пятьдесят лет: нанести серьезное поражение германским армиям. Немцы располагают незначительными резервами, в то время как Красная Армия имеет достаточно резервов для операций на протяжении целого года. Понятно, что Советский Союз не может каждые десять лет вести войну с немцами. Поэтому чрезвычайно важно воспользоваться открывающимися сейчас возможностями и преимуществами и решить кардинально эту задачу — избавиться на длительное время от германской угрозы. Что ка-

347

сается встречи трех, то необходимо все как следует взвесить и переговорить с коллегами.

Атмосфера беседы была радушной, чего нельзя сказать о встрече Сталина с Иденом 27 октября: английское правительство всерьез подумывало об отсрочке высадки своих войск во Франции и в 1944 году. Иден передал главе Советского правительства мнение Черчилля: он, Черчилль, "не абсолютно уверен", что план вторжения во Францию "можно будет осуществить".

Сталин заметил, что, как видно, на Западе существует только "призрак вторжения", в то время как Советскому Союзу "выпало более трудное дело". Иден пытался уверять, что "премьер-министр хочет сделать все, что в его силах, для борьбы против немцев". На это Сталин ответил:

—Я в этом не сомневаюсь, однако премьер-министр Великобритании хочет, чтобы ему доставались более легкие дела, а нам, русским, более трудные. Это можно было сделать один раз, два раза, но нельзя этого делать все время...

Но тут же Сталин снисходительно добавил:

—Мы не буквоеды. Мы не будем требовать того, что наши союзники не в состоянии сделать...

В целом же Московская конференция была, несомненно, успешной, и на обеде вечером 30 октября в Екатерининском зале Кремля об этом говорилось с полным основанием.

Гостей собралось очень много: участники переговоров, члены Политбюро и ГКО, наркомы, военачальники. Было довольно шумно, но наступила абсолютная тишина, когда Сталин, держа рюмку в руке, поднялся с места. Молотов, призывая всех ко вниманию, постучал по бутылке ножом.

Поздравив присутствующих с успешным завершением конференции, Сталин сказал:

—Отныне сотрудничество трех великих держав будет еще более тесным, атмосфера доверия, в которой проходила работа конференции, будет сопутствовать дальнейшим совместным шагам антигитлеровской коалиции во имя победы над общим врагом. Что касается Советского Союза, то я могу заверить, что он честно выполнит свои обязательства. За нашу победу, друзья!

Во время обеда глава Советского правительства дал весьма убедительные доказательства готовности советской стороны к сотрудничеству.

К. Хэлл сидел по правую руку от Сталина. Государственный секретарь и за обедом пытался уговорить Сталина выехать далеко за пределы страны для встречи с Черчиллем и Рузвельтом. Когда это не удалось, Хэлл явно расстроился. В это время Сталин за спиной Хэлла наклонился к переводчику В.М. Бережкову, сидевшему справа от американца, и чуть слышно сказал:

— Слушайте меня внимательно. Переведите Хэллу дословно следующее: Советское правительство рассмотрело вопрос о положении на Дальнем Востоке и приняло решение сразу же по-

348

сле окончания войны в Европе, когда союзники нанесут поражение гитлеровской Германии, выступить против Японии. Пусть Хэлл передаст это президенту Рузвельту как нашу официальную позицию. Но пока мы хотим держать это в секрете. И вы сами говорите потише, чтобы никто не слышал. Поняли?

— Понял, товарищ Сталин, — прошептал Бережков.

Пока он переводил Хэллу слова Сталина, тот смотрел в упор на американца и время от времени утвердительно кивал головой. Меланхолию Хэлла как рукой сняло. И немудрено: для правительства США сообщение, сделанное Сталиным, было предельно важным. Это ныне американские историки и дипломаты могут позволить себе замалчивать роль Советского Союза в исходе войны на Дальнем Востоке, а тогда правительство США, учитывая упорство и ожесточенность сопротивления японских войск, всерьез предполагало, что война на Тихом океане может затянуться на долгие годы и стоить жизни немалому числу американцев.

Тем временем начались жестокие сражения за освобождение матери городов русских — Киева. Вел войска генерал армии Николай Федорович Ватутин, один из самых блистательных полководцев Великой Отечественной. Сильно мешал ему член Военного совета (а главное — член Политбюро, не шутка!) суетливый Никита Хрущев: мелкому карьеристу очень уж хотелось войти в Киев к ноябрьским торжествам — то-то сделает подарок Верховному! Хрущев торопил генералов, кричал, грозил, но его проходилось слушаться, а это приводило к большим потерям.

Командование 1-го Украинского фронта 4 — 5 ноября ввело в сражение новые силы, и в ноль часов тридцать минут 6 ноября над древним городом взвилось Красное знамя. Вечером этого дня Москва салютовала победителям двадцатью четырьмя залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Такое количество орудий в салюте участвовало впервые.

Продолжая стремительное наступление, наши войска 7 ноября освободили Фастов, 12 ноября — Житомир. Успешно наступали они и на южном участке фронта. На севере началось освобождение Белоруссии. Но враг еще был силен и способен наносить контрудары на отдельных участках. 15 ноября гитлеровское командование, сосредоточив пятнадцать дивизий, в том числе семь танковых и моторизованную, нанесло контрудар на житомирско-киевском направлении. 20 ноября врагу вновь удалось захватить Житомир, и он рвался (тщетно, впрочем) к Киеву. Во второй половине ноября фашисты предприняли наступление с никопольского плацдарма. И вот в такое время Верховный Главнокомандующий покинул Москву...

В ночь на 25 ноября от железнодорожной платформы в районе Кунцева отошел состав. О маршруте его знал очень ограниченный круг лиц, путь же был неблизким. Начальник охраны Сталина генерал-лейтенант Власик постарался сделать все, что-

349

бы пассажиры — Сталин, Молотов и Ворошилов — в пути могли продолжать повседневную работу. Как и всегда, три раза в день Верховный Главнокомандующий заслушивал доклады начальника Оперативного управления Генштаба С.М. Штеменко о положении на фронте.

Вечером 26 ноября прибыли в Баку.

В восемь утра Сталин приехал на аэродром. Здесь его ждали командующий ВВС Красной Армии А. А. Новиков и командующий авиацией дальнего действия А. Е. Голованов. Новиков доложил, что самолеты Си-7 поведут генерал-полковник Голованов и полковник Грачев; затем он пригласил Сталина, Молотова и Ворошилова в самолет, пилотируемый Головановым. Сталин сделал несколько шагов к этому самолету, но остановился, подумал и сказал:

Генерал-полковники редко водят самолеты, лучше мы полетим с полковником, — и пошел к другому самолету, Ворошилов и Молотов — за ним.

Штеменко пусть тоже летит с нами, в пути доложит обстановку, — вспомнил Сталин уже на трапе самолета.

Три девятки истребителей сопровождали самолеты. Спустя три часа показался Тегеран. Приехавших встречал заместитель наркома внутренних дел генерал-полковник Аполлонов. С аэродрома поехали в советское посольство.

Размещалось оно в парке, за надежной оградой и, разумеется, строго охранялось. Предосторожности были отнюдь не лишними: город кишел самыми подозрительными субъектами, и доподлинно было известно, что среди них имелись фашистские диверсанты, готовившие покушение на участников "большой тройки". Поэтому президент Рузвельт принял предложение поселиться в помещении советского посольства, так как американское находилось на значительном отдалении и президент мог подвергнуться опасности во время переездов.

Надо сказать, что согласие Рузвельта поселиться на территории советского посольства вызвало недовольство Черчилля: он, по собственному опыту, знал, как трудно кому бы то ни было противостоять логике Сталина и его обаянию, если он хотел кого-либо очаровать. А тут Сталину и Рузвельту представляется возможность беседовать без участия его, Черчилля! А вдруг из этого произойдет какое-либо неудобство или ущерб для Британской империи?

Первая беседа с Рузвельтом была исключительно дружелюбной. Собеседники, можно сказать, радостно приветствовали друг друга, обменялись любезностями. Сталин предложил президенту закурить "Герцеговину-Флор". Тот отказался и закурил сигарету:

— Привык к своим, — и, улыбаясь очень дружелюбно, спросил: — А где же ваша знаменитая трубка, маршал Сталин, та трубка, которой вы, как говорят, выкуриваете врагов?

350

Сталин был готов пошутить:

— Я, кажется, уже почти всех их выкурил. Но, говоря серьезно, врачи советуют мне поменьше пользоваться трубкой. Я все же ее захватил в Тегеран и, чтобы доставить вам удовольствие, раскурю ее в следующий раз.

— Надо слушаться врачей, — серьезно сказал Рузвельт, — мне тоже приходится это делать...

Через час в шестнадцать ноль-ноль началось первое заседание конференции. Председательствовал на нем Рузвельт. Каждый из участников сказал несколько приветственных слов.

— Сталин говорил:

—Приветствуя конференцию представителей трех правительств, я хотел бы сделать несколько замечаний. Я думаю, что история нас балует. Она дала нам в руки очень большие силы и очень большие возможности. Я надеюсь, что мы примем все меры к тому, чтобы на этом совещании в должной мере, в рамках сотрудничества, использовать ту силу и власть, которые нам вручили наши народы. А теперь давайте приступим к работе.

Первым и основным вопросом в работе конференции было, конечно, открытие второго фронта. От этого зависели сроки окончания войны в Европе, и на первом же заседании советская делегация со всей определенностью высказалась:

—Мы, русские, — говорил Сталин, — считаем, что наилучший результат дал бы удар по врагу в Северной или в Северо-западной Франции. Даже операции в Южной Франции были бы лучше, чем операции в Италии...

Позиции наших союзников были несколько противоречивы. Соединенные Штаты в принципе соглашались организовать высадку во Франции, и Рузвельт определенно высказал это в беседе со Сталиным. Черчилль же избрал для ведения дискуссии испытанный метод: не высказываясь прямо против высадки на территории Франции, он употребил все свое весьма недюжинное красноречие для того, чтобы поставить открытие второго фронта в зависимость от развития операций на Средиземном море. Дискуссия на первом заседании и последующем сконцентрировалась на этом вопросе. Методично, с железной логикой глава советской делегации заставлял своих оппонентов высказываться откровенно.

Дискуссия продолжалась без очевидного успеха. Рузвельт, понимая, что атмосфера накаляется, несколько раз пытался смягчить ее:

—Нам всем известно, — говорил он, — что разногласия между нами и англичанами небольшие. Я возражаю против отсрочки операции "Оверлорд", в то время как господин Черчилль больше подчеркивает важность операций в Средиземном море. Военная комиссия могла бы разобраться в этих вопросах.

— Мы можем решить эти вопросы сами, — возражал Сталину —ибо мы имеем больше прав, чем военная комиссия.

351

Тут Сталин решил действовать напрямую:

—Если можно задать неосторожный вопрос, то я хотел бы узнать у англичан, верят ли они в операцию "Оверлорд" или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских?

Черчилль отвечал:

—Если будут налицо условия, которые были указаны на Московской конференции, то я твердо убежден в том, что мы будем обязаны перебросить все наши возможные силы против немцев, когда начнется осуществление операции "Оверлорд".

Такой ответ означал, что при определенных условиях британское правительство может посчитать себя вправе отказаться от "Оверлорда".

Переговоры зашли в тупик. Так истолковал ответ и Сталин. Он резко поднялся из-за стола и сказал, обращаясь к Молотову и Ворошилову:

—Идемте, нам здесь делать нечего. У нас много дел на фронте...

Но вмешался Рузвельт:

—Мы очень голодны сейчас. Поэтому я предложил бы прервать наше заседание, чтобы присутствовать на том обеде, которым нас сегодня угощает маршал Сталин...

Надо сказать, что на конференции вопросы высокой политики обсуждались не только за столом заседания, но и в неофициальной обстановке. Так было и на обеде в советском посольстве. Застольная беседа началась с выяснения вкусов. Рузвельт, которому очень нравилось советское шампанское, рассказывал о развитии виноделия на тихоокеанском побережье США и высказал мысль о целесообразности выращивания кавказских сортов вин в Калифорнии. Сталин одобрил эту идею, стал приводить цифры производства по каждому сорту кавказского вина, рассказал об особенностях почв в отдельных районах Грузин и экспериментах с сортом "хванчкара", который не приживался в других районах. Черчилль заявил, что предпочитает армянский коньяк и даже имеет интересные соображения об импорте этого замечательного напитка в Англию. Сталин согласился поставлять и коньяк, и шампанское — но после войны. Далее речь зашла о кавказской кухне, и здесь, конечно, Сталин обнаружил тонкое понимание предмета. Он напомнил Рузвельту, что тому во время прошлого завтрака понравилась лососина: — Я распорядился, чтобы сюда доставили одну рыбку, — и дал знак внести подарок.

Дверь отворилась, и четверо дюжих парней в военной форме внесли "рыбку" длиной метра два и полметра в диаметре. Несколько минут президент США любовался "рыбкой". Зашла речь о Сталинграде, и Черчилль, высоко оценив мужество и стойкость советских солдат в битве за Сталинград, высказал предположение, что развалины города надо оставить нетронутыми, в назидание потомству. Рузвельт поддержал эту мысль. Но Сталин считал иначе:

352

—Не думаю, чтобы развалины Сталинграда следовало оставить в виде музея. Город будет снова отстроен. Может быть, мы сохраним нетронутой какую-то часть его: квартал или несколько зданий как памятник Великой Отечественной войны. Весь же город, подобно фениксу, возродится из пепла, и это уже само по себе будет памятником победы жизни над смертью...

Очевидцы, и в первую очередь Гопкинс, утверждают, что весь вечер Сталин поддразнивал Черчилля, а тот этого поначалу не понимал. Результатом был показательный инцидент. Уже к концу обеда Сталин завел разговор о нацистских преступниках:

—Я предлагаю поднять тост за то, чтобы над всеми германскими военными преступниками как можно скорее свершилось правосудие и чтобы они все были сурово наказаны... Думаю,что таких нацистских преступников наберется немало...

Согласно иностранным источникам, Сталин назвал и цифру— 50 тысяч — и высказал уверенность, что и для всего мира, и для Германии было бы благом, если бы этих преступников расстреляли. Те же очевидцы утверждают, что как только речь Сталина перевели, Черчилль вскочил и стал горячо возражать. Надо упомянуть, что британский премьер к тому времени успел отдать дань столь восхваляемому им армянскому коньяку. Этим, видимо, и была вызвана его горячность:

—Подобный взгляд коренным образом противоречит нашему английскому чувству справедливости! — почти выкрикивал он. —Англичане никогда не потерпят такого массового наказания...

Но на Сталина ни сами слова, ни тон Черчилля не произвели впечатления. Спокойно и со скрытой насмешкой он объяснил, что никто не собирается казнить нацистских преступников без суда и следствия, но наказания, при том размахе преступлений, который имеется на оккупированной территории, заслужили, несомненно, многие гитлеровцы. И Сталин обратился за подтверждением к Рузвельту. Тот оказался в сложном положении, ко не замедлил с ответом:

—Как обычно, мне придется выступить в качестве посредника в этом споре. Необходимо найти какой-то компромисс.Быть может, вместо казни пятидесяти тысяч военных преступников мы сойдемся на сорока девяти тысячах пятистах?

Черчилль успокоился, и остаток вечера прошел весьма благопристойно. Вскоре Рузвельт, ссылаясь на усталость, покинул вечер. Пили кофе, курили сигары, которыми угощал Черчилль, ~ он был знатоком и в этой области. Зашла речь о приблизительных сроках разгрома Германии. Премьер-министр был уверен в скорой победе:

—Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае, я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником.

Искры смеха заблестели в глазах Сталина.

353

—Ну, тогда наша победа обеспечена: ведь дьявол, разумеется, на моей стороне. Каждый знает, что дьявол — коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор...

Утром 30 ноября Черчилль имел личную беседу со Сталиным, и можно сказать, что тон ее до известной степени был извинительным. А во время совместного завтрака Рузвельт торжественно объявил:

—Я намерен сообщить маршалу Сталину приятную для него новость. Дело в том, что сегодня объединенные штабы с участием британского премьера и американского президента приняли следующее предложение:

"Операция "Оверлорд" намечается на май 1944 года и будет проведена при поддержке десанта в Южной Франции..."

Это была действительно приятная новость, но Сталин ничем не выдал радости.

—Я удовлетворен этим решением, — произнес он тихо, не поднимая головы.

Сталин, конечно, не заблуждался — решение это было принято в первую очередь потому, что союзники (и прежде всего Черчилль) понимали: вполне возможно, что Красная Армия и одна расправится с вермахтом и тогда политическое лицо Европы может измениться коренным образом.

Вечером состоялся прием в английском посольстве: премьер-министру исполнилось шестьдесят девять лет. Вокруг именинного пирога с горящими свечами собралась большая и блестящая компания. Преподносили подарки: Сталин — каракулевую шапку и большую фарфоровую скульптурную группу на сюжет русских народных сказок, Рузвельт — старинную персидскую чашу и исфаганский ковер. Виновник торжества, попыхивая сигарой, сиял от удовольствия.

Первый тост произнес Сталин:

—За моего боевого друга Черчилля! — Он подошел к английскому премьеру, обнял его за плечо и пожал руку.

Тост следовал за тостом. Черчиллю очень понравился русский обычай произносить тосты, и гости большую часть времени провели стоя. Глава британского правительства произнес ответный тост за Сталина. Маршал, заявил Черчилль, может быть поставлен в ряд с крупнейшими фигурами русской истории и заслуживает звания Сталин Великий.

Но Сталин с этим не согласился.

—Почести, которые воздают мне, — отвечал он, — в действительности принадлежат русскому народу. Очень легко быть героем и великим лидером, если приходится иметь дело с такими людьми, как русские... Красная Армия сражается героически,но русский народ и не потерпел бы иного поведения со стороны своих вооруженных сил. Даже люди не особенно храбрые,даже трусы становятся героями в России...

354

* * *

Участникам тегеранской встречи предстояло решить вопрос и о послевоенной организации и обеспечении прочного мира, о вступлении в войну Турции. Беспокоил и польский вопрос.

Об этом говорили на последнем пленарном заседании 1 декабря. Рузвельт выразил надежду, что Советское правительство восстановит отношения с польским эмигрантским правительством. Но Сталин тут же показал, почему Советское правительство этого не может сделать:

Агенты польского правительства, находящиеся в Польше, связаны с немцами. Они убивают партизан. Вы не можете представить, что они там делают.

Это больной вопрос, — вступил Черчилль и стал пространно объяснять, почему британское правительство заинтересовано в польских делах.

В ответ Сталин заявил:

—Я должен сказать, что Россия не меньше других, а больше других держав заинтересована в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом России. Мы — за восстановление, за усиление Польши. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне. Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому, что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз...

Пока переводились эти фразы, Сталин достал из лежавшей перед ним папки листовку. Это был кусок плотной, потрепанной бумаги, на котором изображалась голова с двумя лицами, как у древнеримского бога Януса. Голова имела два профиля: Гитлера и Сталина.

Сталин поднял листовку над столом, чтобы ее все видели.

—Вот что распространяют в Польше агенты эмигрантского правительства. Хотите взглянуть поближе?

Брезгливо, двумя пальцами, Черчилль подержал листовку и передал ее Рузвельту. А Сталин продолжал:

—Какие у нас могут быть гарантии в том, что эмигрантское польское правительство в Лондоне снова не сделает то же самое? Мы хотели бы иметь гарантию в том, что агенты польского правительства не будут убивать партизан, что эмигрантское польское правительство будет действительно призывать к борьбе против немцев, а не заниматься устройством каких-либо махинаций...

Когда Черчилль заявил, что союзники хотят сильной, независимой Польши, дружественной по отношению к России, и что польские границы надо пересмотреть, Сталин продолжал:

—Речь идет о том, что украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские — к Белоруссии, то есть между нами и

355

Польшей должна существовать граница 1939 года, установленная Советской Конституцией...

Последовала оживленная дискуссия, с той и другой стороны были предъявлены карты с обозначенной на них "линией Керзона", и наконец Черчилль (именно он, запомним это!) внес предложение: "...Очаг Польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линий Керзона и линией реки Одер..." Но конкретных решений по польскому вопросу конференция не приняла, и можно было предвидеть в будущем острые споры.

Хмурым утром 2 декабря Рузвельт и Черчилль улетели. В середине дня покинула Тегеран и советская делегация. Путь тот же: самолетом до Баку, оттуда поездом. Длительная остановка была только одна: в Сталинграде. На машине Сталин проехал по городу, где десять месяцев назад гремело сражение.

Утром 6 декабря прибыли в Москву.

Глава восемнадцатая

В принятой на Тегеранской конференции Декларации говорилось, что "никакая сила в мире не сможет помешать нам уничтожить германские армии на суше, их подводные лодки на море и разрушить их военные заводы с воздуха. Наше наступление будет беспощадным и нарастающим". Такое наступление на советско-германском фронте уже шло и на протяжении 1944 года нарастало из месяца в месяц.

Предпринятое фашистским командованием в середине ноября 1943 года контрнаступление в районе Житомира не достигло намеченных целей: сбросить советские войска с западного берега Днепра и захватить Киев не удалось, враг понес большие потери. Но и советские войска за время многомесячных наступательных боев ослабели, нуждались в пополнении людьми, вооружением, прежде всего — танками. Коммуникации растянулись, а железные дороги были разрушены противником, и это еще более затрудняло снабжение войск.

Ставка считала необходимым не давать противнику передышки и, организуя новое наступление немедленно, без паузы, по возможности полнее использовать достигнутый в 1943 году успех. Планы будущих операций обсуждались Верховным Главнокомандующим и членами Ставки с работниками Генерального штаба, командующими фронтами. В начале декабря 1943 года Генштаб разработал карту "План операций". Но окончательное решение было принято на совместном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), ГКО и Ставки в середине декабря.

На совещании с докладами об опыте и итогах борьбы на фронтах, о ее перспективах выступили А. М. Василевский и

356

А. И. Антонов. Доклад об экономике страны и работе военной промышленности сделал председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский. Наконец И.В. Сталин говорил о международных проблемах и возможности открытия второго фронта. Он был настроен оптимистически:

—Союзники дали твердое слово открыть действия во Франции в 1944 году. Думаю, что слово они сдержат. Ну, а если нет,— то у нас и самих сил хватает, чтобы разделаться с фашистами.

Совещание пришло к выводу: достигнутое на третьем году войны соотношение сил и средств позволяет готовить и проводить крупные операции не на одном-двух направлениях, а последовательно на всем стратегическом фронте. Поэтому в течение зимы было решено наступать на фронте от Ленинграда до Черного моря.

Обладая столь мощной армией и полностью сохраняя в своих руках стратегическую инициативу, Советское Верховное Главнокомандование деятельно готовилось к летней кампании 1944 года. Тщательный анализ сложившейся стратегической обстановки убеждал руководителей Красной Армии, что на решающий успех в 1944 году следует рассчитывать в Белоруссии и на Западной Украине, так как разгром врага в этом районе позволял наиболее коротким путем вывести советские армии в самое сердце гитлеровского государства. Уже в марте 1944 года начались предварительные обсуждения намечавшейся операции.

На протяжении апреля замысел кампании неоднократно обсуждался и уточнялся у Верховного Главнокомандующего. К середине мая разработка плана Белорусской операции была закончена. Название операции — "Багратион" — дал, как и всегда, Верховный Главнокомандующий — на этот раз в честь русского полководца Петра Ивановича Багратиона.

В Ставке план обсуждался 22 и 23 мая. В первый день Жуков, Василевский и Антонов в Генштабе разобрали его с командующими фронтами И. X. Баграмяном и К.К. Рокоссовским (В. Д. Черняховский из-за болезни прибыл 24 мая). На следующий день, 23 мая, Верховный Главнокомандующий принял всех упомянутых участников разработки плана и членов военных советов фронтов.

И. X. Баграмян вспоминал:

"Когда все уселись, Верховный закурил трубку, встал и, медленно прохаживаясь по кабинету, предложил А. И. Антонову доложить замысел и план операции. Изредка он подходил к разложенной на столе карте и пристально всматривался в конфигурацию линии фронта..."

Доклад командующего фронтом Рокоссовского прошел не совсем гладко. При обсуждении действий на Бобруйском направлении Рокоссовский предложил:

—Здесь оборону противника надо прорывать двумя ударными группировками, действующими по сходящимся направлени-

357

ям — с северо-востока — на Бобруйск — Осиповичи и с юга -на Осиповичи.

Такое решение вызвало у Верховного Главнокомандующего вопрос:

— Почему вы распыляете силы фронта? Не лучше ли объединить их в один мощный кулак, протаранить этим кулаком оборону противника? Прорывать оборону нужно в одном месте.

— Если мы будем прорывать оборону на двух участках, товарищ Сталин, мы достигнем существенных преимуществ.

— Каких же?

— Во-первых, нанося удар на двух участках, мы сразу вводим в дело большие силы, далее мы лишаем противника возможности маневрировать резервами, которых у него и так немного. И,наконец, если мы достигнем успеха хотя бы на одном участке,это поставит врага в тяжелое положение. Войскам фронта будет обеспечен успех.

— Мне кажется, - настаивал Сталин, - что удар надо наносить один, и с плацдарма на Днепре, на участке 3-й армии. Вот что подумайте, а потом доложите Ставке свои соображения.

В соседней комнате Рокоссовский еще раз обдумал предложение и утвердился в мысли: он будет настаивать на своем. Командующий Белорусским фронтом был принципиальным и твердым человеком; не раз в жизни эта твердость спасала его в критических ситуациях.

Входя в кабинет Сталина, Рокоссовский, как и всегда, сохранял спокойствие.

— Вы продумали решение, товарищ Рокоссовский?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Так что же, будем наносить один удар или два удара? -Сталин прищурился. В кабинете было тихо.

— Я считаю, товарищ Сталин, что два удара наносить целесообразней.

— Значит, вы не изменили своего мнения?

— Да, я настаиваю на осуществлении моего решения.

— Почему вас не устраивает удар с плацдарма за Днепром? Вы же распыляете силы!

— Распыление сил произойдет, товарищ Сталин, я с этим согласен. Но на это надо пойти, учитывая местность Белоруссии, болота и леса, а также расположение вражеских войск. Что же касается плацдарма 3-й армии за Днепром, то оперативная емкость этого направления мала, местность там крайне тяжелая и с севера нависает сильная вражеская группировка, чего нельзя не учитывать.

— Идите, подумайте еще, — приказал Верховный Главнокомандующий, — мне кажется, что вы напрасно упрямитесь.

Вновь Рокоссовский остается один, вновь сопоставляет все "за" и "против". Когда его пригласили в кабинет, он постарался как можно убедительнее изложить свои доводы в пользу нане-

358

сения двух ударов. Комфронта кончил говорить, и наступила пауза. Сталин, молча стоя у стола, раскуривал трубку, затем подошел к Рокоссовскому:

—Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это гарантия успеха. Ваше решение утверждается, товарищ Рокоссовский...

Летняя кампания Красной Армии началась 10 июня наступлением Ленинградского фронта на Карельском перешейке. Тем временем истекали последние дни подготовки к операции "Багратион". Командование фронтами и представители Ставки многократно отработали планы операций. Смущало одно: железные дороги не справлялись с подвозом необходимого фронту. Жуков и Василевский несколько раз сообщали об этом в Москву. Решено было перенести начало операции на 23 июня.

30 мая в Москву было вызвано командование Карельского фронта. В Генштабе Мерецков и его подчиненные предварительно рассмотрели и обговорили план Свирско-Петрозаводской операции и после этого были вызваны в Ставку. И здесь произошел некий конфуз.

К.А. Мерецков привез с собой искусно выполненный макет местности и панорамные аэрофотосъемки: он намеревался показать их Верховному, доказав, какая сложная задача стоит перед фронтом (это и впрямь было так), какой мощный укрепленный район противника придется сокрушить, и попросить в связи с этим дополнительные силы и средства.

Умудренные опытом генштабисты не советовали Мерецкову нести макет и снимки в Кремль: они знали, что Сталин не любит излишних атрибутов и терпеть не может прогнозов. В таких случаях он спрашивал:

—А вы откуда знаете? Вас противник персонально информирует?

Так вышло и на этот раз. Мерецков усугубил положение тем, что стал демонстрировать макет еще до изложения плана операции. Сталин прервал комфронта:

—Что это вы пугаете нас своими игрушками? Вы, видимо,загипнотизированы обороной противника. У меня появились сомнения: сможете ли вы справиться с задачей...

Мерецков подлил масла в огонь: он стал тут же просить артиллерию прорыва и тяжелые танковые полки. Сталин рассердился:

—Вы думаете, что напугали нас и мы сейчас же откроем кошель? А мы не из пугливых.

Прервав доклад, он велел работникам Генштаба еще раз рассмотреть план операции. Но при докладе на другой день Верховный почти не перебивал Мерецкова, не сделал серьезных замечаний и был щедр при выделении дополнительных средств. Прощаясь с Мерецковым, Сталин сказал:

359

— Желаю удачи! Испугайте противника сами и не поддавайтесь гипнозу его силы.

Третью годовщину начала войны Красная Армия отметила достойно. 21 июня войска Карельского фронта перешли в наступление на севере нашей страны, а через два дня удар невиданной силы обрушился на врага в Белоруссии: четыре наступавших здесь фронта имели в своем составе один миллион четыреста тысяч человек, тридцать одну тысячу орудий и минометов, пять тысяч двести танков и самоходных орудий и более пяти тысяч боевых самолетов.

Советские войска располагали немалым превосходством в силах и средствах; так обстояло дело в целом на фронте, к тому же фашистское командование не ожидало удара в Белоруссии. Оно полагало, что советские войска предпримут главное наступление на южном участке фронта.

Враг по-прежнему сопротивлялся ожесточенно, но остановить советских солдат был не в силах. И вот спустя три года с начала войны по дорогам Белоруссии бесславно, в панике отступали войска разгромленных оккупантов. Символично, что именно здесь, в Белоруссии, свершалось возмездие за поражения 1941 года. Враг бежал, бросая технику, но уйти от возмездия не мог. В нескольких местах наши войска окружили гитлеровцев, а восточнее Минска в кольце оказалась стопятитысячная группировка противника. Часть наших войск, с помощью белорусских партизан добивала немцев в лесах и болотах.

Вставал вопрос: как лучше использовать этот успех и превратить операцию в Белоруссии в победоносное наступление по всему фронту? Об этом и шла речь на совещании 8 июля 1944 года, подробности которого известны из воспоминаний Г.К. Жукова.

На совещании (оно происходило на даче Сталина) присутствовали члены Политбюро ЦК ВКП(б), ГКО и Ставки. После всестороннего обсуждения присутствующие сошлись во мнении: армия Германии истощена и не имеет значительных людских и материальных ресурсов. В то же время наша армия такими ресурсами располагала и могла рассчитывать к тому же на существенное пополнение людьми с освобожденных советских территорий. Открытие второго фронта неизбежно заставляло гитлеровское командование перебросить часть своих и без того ограниченных сил на запад. Ясно было, Германия потерпит поражение в войне, речь могла идти теперь только о сроках крушения "третьего рейха". На что же могли надеяться руководители Германии в такой безнадежной ситуации?

Жуков вспоминал:

"На этот вопрос Верховный ответил так:

— На то же, на что надеется азартный игрок, ставя на карту последнюю монету. Вся надежда гитлеровцев была на англичан и американцев. Гитлер, решаясь на войну с Советским Союзом,

360

считал империалистические круги Великобритании и США своими идейными единомышленниками. И не без основания: они сделали все, чтобы направить военные действия вермахта против Советского Союза.

— Гитлер, вероятно, сделает попытку пойти любой ценой на сепаратное соглашение с американскими и английскими правительственными кругами, — добавил Молотов.

— Это верно, - сказал И.В. Сталин, - но Рузвельт и Черчилль не пойдут на сделку с Гитлером. Свои политические интересы в Германии они будут стремиться обеспечить, не вступая на путь сговора с гитлеровцами, которые потеряли всякое доверие своего народа, а изыскивая возможности образования в Германии послушного им правительства.

Затем Верховный спросил меня:

Могут ли наши войска начать освобождение Польши и безостановочно дойти до Вислы, и на каком участке можно будет ввести в дело 1-ю Польскую армию, которая уже приобрела все необходимые качества?

Наши войска не только могут дойти до Вислы, — доложил я, — но и должны захватить хорошие плацдармы за ней, чтобы обеспечить дальнейшие наступательные операции на Берлинском стратегическом направлении. Что касается 1-й Польской армии, то ее надо нацеливать на Варшаву".

Сталин подвел итоги совещания:

—Немцы будут драться за Восточную Пруссию до конца, и мы можем там застрять. Надо скорее очистить от них Украину и восточную часть Польши. Это очень важно с политической точки зрения...

В Тегеране "большая тройка" в принципе договорилась, что советско-польская граница будет установлена по "линии Керзона". Но с этим ни в коей мере не желало соглашаться польское эмигрантское правительство С. Миколайчика: оно по-прежнему претендовало на украинские и белорусские земли и 5 января 1944 года опубликовало заявление, в котором выдвигалось наглое (иначе его и назвать трудно) требование об установлении польской администрации на этих территориях немедленно после освобождения их Красной Армией!

Естественно, что Советское правительство с обоснованным негодованием отвергло такие притязания. Правительства Великобритании и США попытались оказать давление в этом вопросе на своего союзника и, конечно, получили отпор.

За годы оккупации, длившейся почти пять лет, польский народ перенес многое. Миллионы граждан Польши были уничтожены захватчиками, миллионы — угнаны в Германию. Теперь с востока шло освобождение, и подавляющее большинство поляков приветствовали свою освободительницу — Красную Армию.

Вечером 8 июля Сталин в присутствии Жукова принял деятелей Крайовой рады народовой — центрального органа анти-

361

фашистского национального фронта в Польше — Б. Берута, Э. Осубко-Моравского и М. Роля-Жимерского. Они рассказали о положении в Польше. Советские руководители сообщили о предстоящих боевых действиях по освобождению братской страны.

18 июля пришли в движение войска 1-го Белорусского фронта, в состав которого входила и 1-я Польская армия. Уже через два дня войска Рокоссовского пересекли Западный Буг. Освобождение Польши началось.

Советское правительство сразу же и недвусмысленно определило свою позицию. 26 июля Наркоминдел СССР опубликовал заявление, в котором говорилось:

"Советские войска вступили в пределы Польши, преисполненные одной решимостью — разгромить вражеские германские армии и помочь польскому народу в деле его освобождения от ига немецких захватчиков и восстановления независимой, сильной и демократической Польши..."

На заседании в Ставке 27 — 29 июля была рассмотрена обстановка на советско-германском фронте в целом и на отдельных направлениях. Положение на фронте было благоприятным для советских армий — в этом сходились все участники совещания (Сталин, Жуков, Василевский, Антонов). Особенно детально обсудили положение на подступах к Восточной Пруссии и на западном направлении. Ворваться на землю врага в Восточную Пруссию — было бы очень заманчиво, но успех наступления с ходу здесь был маловероятен, требовалась тщательная подготовка прорыва мощной обороны. Напротив, на западном направлении крупных успехов можно было ожидать в ближайшие дни.

Поэтому было решено, что 1-й Белорусский фронт должен без остановки развивать наступление в общем направлении на Варшаву и не позже 5 — 8 августа овладеть ее предместьем на восточном берегу Вислы — Прагой, захватив также плацдармы за рекой. Даже в той, исключительно благоприятной обстановке советское командование не сочло возможным сразу же овладевать Варшавой. И это понятно: Ставка не имела крупных резервов для усиления войск 1-го Белорусского. Упорные и кровопролитные бои шли как на севере — в Прибалтике и на подступах к Восточной Пруссии, так и на юге — в полосе 1-го Украинского фронта.

Войска 1-го Белорусского фронта тем временем вышли к Висле. 1 августа 8-я гвардейская армия В.И. Чуйкова захватила плацдарм за Вислой, у Магнушева. Успешно продвигались на север, в направлении Варшавы, и корпуса 2-й танковой армии. 30 июля они появились на подступах к Праге. В столице Польши явственно слышалась канонада.

...Рокоссовский вспоминал: о восстании в городе ему стало известно утром 2 августа. С высокой заводской трубы наблюдал

362

он за горящей Варшавой — городом своей юности. Никакой связи с восставшими в ближайшие дни не удалось установить и, что гораздо хуже, Рокоссовский не мог помочь повстанцам: его фронт не располагал для того силами.

5 августа Сталин писал Черчиллю:

"Ваше послание о Варшаве получил. Думаю, что сообщенная Вам информация поляков сильно преувеличена и не внушает доверия. К такому выводу можно прийти хотя бы на том основании, что поляки-эмигранты уже приписали себе чуть ли не взятие Вильно какими-то частями Крайовой Армии1 и даже объявили об этом по радио. Но это, конечно, не соответствует действительности ни в какой мере. Крайова Армия поляков состоит из нескольких отрядов, которые неправильно называются дивизиями. У них нет ни артиллерии, ни авиации, ни танков. Я не представляю, как подобные отряды могут взять Варшаву, на оборону которой немцы выставили четыре танковые дивизии, в том числе дивизию "Герман Геринг".

Тем не менее советское командование намеревалось организовать новую наступательную операцию по освобождению Варшавы. Жуков и Рокоссовский представили в Генштаб свои соображения, и на их основе был выработан план фронтовой операции.

Предполагалось, что разгром варшавской группировки врага будет осуществлен путем двустороннего охвата ее силами обоих крыльев 1-го Белорусского фронта. Честь овладения Варшавой план предоставлял 1-й Польской армии. Начать наступательную операцию предполагалось не ранее 25 августа.

К сожалению, в этом наступлении 1-й Белорусский фронт мог рассчитывать только на свои силы. Ставка не имела в то время крупных резервов, а развернувшиеся в Прибалтике, на Западной Украине и в Прикарпатье наступательные операции поглощали все ресурсы.

Между тем на Западе буржуазная пресса, в особенности польская эмигрантская, развернула кампанию, обвиняя советское командование в нежелании помочь восставшим. При этом буржуазная пресса не стеснялась утверждать, что повстанцы находятся в контакте с советским командованием, просят о помощи и не получают ее.

ТАСС опубликовал заявление, в котором категорически утверждалось: польское эмигрантское правительство не предпринимало никаких попыток заблаговременно уведомить советское командование о восстании и не согласовало свои действия в столице Польши с командованием Красной Армии. Поэтому ответственность за тяжелое положение варшавских повстанцев должны нести польские эмигрантские лидеры, и только они.

1Армия Крайова- вооруженные силы польского эмигрантского правительства. - Ред

363

Не ограничившись этим, Сталин самым тщательным образом ознакомился с ситуацией в Варшаве. 16 августа он сообщал Черчиллю:

" После беседы с г. Миколайчиком1 я распорядился, чтобы командование Красной Армии интенсивно сбрасывало вооружение в район Варшавы. Был также сброшен парашютист-связной, который, как докладывает командование, не добился цели, так как был убит немцами.

В дальнейшем, ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали с последним контакт. При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию".

А в Варшаве шли бои, и повстанцам необходимо было помочь. Во время одного из разговоров с Рокоссовским Сталин приказал:

— Еще раз внимательно рассмотреть вопрос о варшавской операции. Следует, пока идет подготовка, организовать доставку вооружения повстанцам...

Но дело крайне осложнилось тем, что Бур-Коморовский1 не желал вступать в какие-либо отношения с руководством Красной Армии. Советский парашютист с рацией, сброшенный в Варшаве, не зная дислокации повстанцев, угодил к немцам. Точно так же грузы, которые советские самолеты стали сбрасывать на парашютах повстанцам, часто попадали не по назначению, так как точное расположение повстанцев не было известно.

Наши армии под Варшавой не могли продвинуться, а союзники требовали помощи во что бы то ни стало. Получив послание Сталина от 16 августа, Черчилль уговорил Рузвельта подписать послание Сталину от 20 августа, в котором утверждалось, что реакция мировой общественности будет неблагоприятной, "если антинацисты в Варшаве будут на самом деле покинуты".

В ответе от 22 августа Сталин писал: "Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна. Эти люди использовали доверчивость варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки и авиацию..."

Верховный Главнокомандующий особо остановился на военном значении событий в Варшаве: "С военной точки зрения, создавшееся положение, привлекающее усиленное внимание

1 Руководитель Армии Крайовой, генерал. — Ред

364

немцев к Варшаве, также весьма невыгодно как для Красной Армии, так и для поляков. Между тем советские войска, встретившиеся в последнее время с новыми значительными попытками немцев перейти в контратаки, делают все возможное, чтобы сломить эти контратаки гитлеровцев и перейти на новое широкое наступление под Варшавой. Не может быть сомнения, что Красная Армия не пожалеет усилий, чтобы разбить немцев под Варшавой и освободить Варшаву для поляков". И это не были пустые слова!

Установив контакты с восставшими, советское командование организовало помощь оружием и боеприпасами: каждую ночь По-2 с небольшой высоты точно сбрасывали их в районы, занятые повстанцами.

Трагическое восстание шло к концу. Фашистские войска к 23 сентября сумели уничтожить плацдармы Войска Польского за Вислой, 28 сентября гитлеровцы предприняли в Варшаве общее наступление, повстанцы оказались в крайне тяжелом положении и 30 сентября по приказу Бур-Коморовского капитулировали.

Советское командование не отказывалось от мысли разгромить варшавскую группировку, однако вскоре выяснилось, что продолжение наступательных действий на этом направлении бесперспективно. К такому выводу пришел Г.К. Жуков, побывавший в начале октября 1944 года на этом участке фронта. Вскоре его и К. К. Рокоссовского вызвали в Ставку. В кабинете Сталина находились В.М. Молотов, Г.М. Маленков и АИ. Антонов. Сталин поздоровался и велел докладывать.

"Я развернул карту и начал докладывать, — вспоминал Жуков.— Вижу, И.В. Сталин нервничает: то к карте подойдет, то отойдет, то опять подойдет, пристально поглядывая то на меня, то на карту, то на К.К. Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что бывало всегда, когда он начинал терять хладнокровие и был чем-нибудь недоволен.

Товарищ Жуков, — перебил меня В.М. Молотов, — вы предлагаете остановить наступление тогда, когда разбитый противник не в состоянии сдержать напор наших войск. Разумно ли ваше предложение?

Противник уже успел создать оборону и подтянуть необходимые резервы, — возразил я. — Он сейчас успешно отбивает атаки наших войск. А мы несем ничем не оправданные потери.

Вы поддерживаете мнение Жукова? — спросил И.В. Сталин, обращаясь к В. К. Рокоссовскому.

Да, я считаю, надо дать войскам передышку и привести их после длительного напряжения в порядок.

Думаю, что передышку противник не хуже вас использует,— сказал Верховный. — Ну, а если поддержать 47-ю армию авиацией и усилить ее танками и артиллерией, сумеет ли она выйти на Вислу между Модлином и Варшавой?

365

— Трудно сказать, товарищ Сталин, — ответил К.К. Рокоссовский. — Противник также может усилить это направление.

— А вы как думаете? — обращаясь ко мне, спросил Верховный.

— Считаю, что это наступление нам не даст ничего, кроме жертв, — снова повторил я. — А с оперативной точки зрения нам не особенно нужен район северо-западнее Варшавы. Городнадо брать обходом с юго-запада, одновременно нанося мощный рассекающий удар в общем направлении на Лодзь — Познань. Сил для этого сейчас на фронте нет, но их следует сосредоточить. Одновременно нужно основательно подготовить к совместным действиям и соседние фронты на Берлинском направлении.

Идите и еще раз проверьте ваши предложения, — остановил меня И.В. Сталин".

Когда спустя непродолжительное время Жукова и Рокоссовского вновь пригласили в кабинет, решение уже было принято.

—Мы решили согласиться на переход наших войск к обороне на этом участке, — сказал Сталин. — Дальнейшие планы будем обсуждать позже. Вы свободны.

* * *

Вступление советских войск на территорию Болгарии, Югославии и Венгрии окончательно опрокидывало англо-американские планы, связанные с Балканами. Наступление союзных войск в Италии развивалось крайне медленно, до Балкан было далековато. "Балканская стратегия" Черчилля терпела крах, и премьер-министр Великобритании поспешил в Москву, чтобы провести с Советским правительством консультации о политике в странах Восточной и Юго-Восточной Европы.

В Москве к визиту готовились тщательно. Как только в конце сентября стало известно о намерении Черчилля приехать, Сталин поручил работникам Генштаба подготовить расчеты по сосредоточению и обеспечению войск на Дальнем Востоке:

—Скоро, вероятно, они пригодятся...

А. И. Антонову велено было также подготовить доклад о положении на фронте. Накануне приезда англичан Штеменко повез доклад на "ближнюю дачу". Сталин был один. Взяв доклад, он сел за стол, набил трубку и стал читать, внося в текст кое-какие изменения. Никаких вопросов и замечаний не сделал, лишь в конце отметил:

—А вот здесь мы почетче скажем о наших планах: мол, мы будем стремиться побыстрее выйти к границам гитлеровской Германии и для этого предварительно разобьем Венгрию. Вам, товарищ Штеменко, как оператору надо знать — в Венгрии и будет наш главный интерес...

366

Но переговоры начались не с военных дел. Когда в десять вечера 9 октября Черчилль и Иден встретились со Сталиным и Молотовым, разговор сразу же зашел о Польше. По предложению Черчилля вновь решили пригласить в Москву представителей эмигрантского правительства и Польского комитета национального освобождения. Представители эти приехали, и 13 октября советские и английские руководители встретились с ними. 16 октября имела место встреча Миколайчика и Берута. Сталин принял Миколайчика и отдельно, очень долго и терпеливо с ним беседовал. Позднее он признался Черчиллю, что он, Сталин, и Молотов — единственные люди в Советском правительстве, которые считают необходимым "нянчиться" с эмигрантским польским правительством.

Переговоры ни к чему не привели: Миколайчик и его коллега отказывались от демократических преобразований в Польше, настаивали на предоставлении им в новом правительстве подавляющего большинства и, главное, не желали признавать "линию Керзона" в качестве советско-польской границы, требовали передачи под свою власть литовского Вильнюса и украинского Львова! В этих притязаниях Миколайчик получил, хоть и не открытую, поддержку Черчилля. Никакого соглашения по польскому вопросу достигнуто не было. Позднее, в ноябре, польское эмигрантское правительство категорически отвергло предложения, сделанные на переговорах в Москве, и Миколайчик ушел в отставку.

Вторым важным вопросом, который обсуждался на первом заседании, было положение на Балканах. Черчилль со свойственным ему цинизмом предложил разделить влияние на Балканах и тут же набросал таблицу, где в процентах изобразил предполагаемое влияние СССР и Великобритании в каждой балканской стране. Но Советское правительство, разумеется, не могло пойти на подобную сделку, хотя с готовностью обсуждало многие вопросы, касавшиеся Балканских государств.

На заседании 14 октября рассматривались военные дела. Союзники информировали Советское правительство о военных действиях в Европе и на Дальнем Востоке. Затем Антонов сделал доклад. По воспоминаниям Штеменко, Черчилль и Сталин сидели в креслах друг против друга и нещадно дымили: один сигарой, другой — трубкой. Доклад был кратким и, по утверждению самого Черчилля, откровенным. Время от времени Сталин вмешивался, подчеркивал то или иное обстоятельство. В конце доклада он заверил союзника, что немцам не удастся перебросить на запад ни одной дивизии.

Черчилль внимательно рассматривал разложенные на столе карты. Задал только один вопрос: сколько войск у немцев против Эйзенхауэра?

Окончив доклад, Антонов и Штеменко удалились и стали ждать в приемной, чтобы положить на подпись Верховному не-

367

отложные документы. Вскоре Черчилль ушел, генштабисты возвратились в кабинет. Когда дела были закончены, Сталин вызвал Поскребышева и распорядился:

— Виски и сигары, подаренные мне премьер-министром, передайте военным. — И добавил, обращаясь к Антонову и Штеменко: — Попробуйте, наверное, это неплохо...

14 октября английский премьер-министр отправился в Большой театр и был тепло встречен публикой. Овация стала бурной, когда в ложе появился Сталин, — впервые за годы войны. Черчиллю очень понравились выступления артистов балета и оперы, Ансамбля песни и пляски Красной Армии.

На следующий день, 15 октября, Черчилль в переговорах не участвовал: у него поднялась температура. Обсуждался вопрос о вступлении в войну на Дальнем Востоке Советского Союза. Сталин твердо обещал сделать это через три-четыре месяца после окончания войны в Европе, чем очень обрадовал союзников.

В целом атмосфера на переговорах оставалась дружеской. Даже в своих мемуарах, проникнутых духом "холодной войны", Черчилль писал: "Нет сомнения, что в нашем узком кругу мы разговаривали с простотой, свободой и сердечностью, никогда ранее не достигаемыми в отношениях между нашими странами". Сталин даже посетил обед в британском посольстве 11 октября, что было событием невиданным. Беседа продолжалась до рассвета.

Глава правительства Венгрии Хорти 15 октября выступил с заявлением, в котором сообщал, что готов обратиться к СССР, США и Англии с просьбой о заключении перемирия. Но немцы отстранили Хорти от власти и образовали послушное себе правительство Салаши, которое принудило венгерскую армию продолжать бессмысленную борьбу. Сообщение о событиях в Венгрии очень заинтересовало Черчилля, и он выразил надежду, что англо-американские войска вскоре продвинутся через Люблянский проход в Югославию.

Эта реплика была тщательно взвешена советскими руководителями. Она могла означать только одно: Черчилль отнюдь не отказался от своих балканских притязаний и надеялся, что союзные войска, обойдя неприступные Альпы, вмешаются в ход событий не только в Югославии, но и в Венгрии и Австрии, причем — ранее советских войск.

Командующий 1-м Украинским фронтом И.С. Конев вспоминал, как обстоятельно изучал план операции фронта в конце ноября 1944 года Верховный Главнокомандующий. Особо внимательно он рассматривал карту Силезского промышленного района: большое число промышленных предприятий, шахт, других построек создавали немалое препятствие для маневренных действий войск.

368

Верховный Главнокомандующий обвел пальцем территорию Силезского района и произнес:

— Золото!

Да, этот район был очень важен в экономическом отношении, и его предприятия следовало по возможности сохранить: они еще послужат новой народной Польше.

2 декабря 1944 года в Москву прибыл председатель временного правительства Французской республики генерал Шарль де Голль. На протяжении всей войны Советское правительство, в отличие от правительств США и Великобритании, очень благо склонно относилось к Французскому комитету национального освобождения, возглавляемому де Голлем, немало способствовало возрождению Франции как великой державы.

Как пишет один из биографов де Голля, генерал всегда во время ответственных переговоров предпочитал говорить как можно меньше, предоставляя эту привилегию партнеру. Запись его переговоров со Сталиным свидетельствует, что в тот раз генерал говорил несравненно больше, чем его собеседник. Вот отрывок из беседы 2 декабря:

"После небольшой паузы де Голль говорит, что Франция пережила немецкое вторжение в 1870 — 1871 годах, в 1914 — 1918 годах и в 1940 году. Отсюда проистекают почти все внешнеполитические и даже внутриполитические трудности во Франции. Французы теперь хорошо поняли, что единственным средством открыть себе путь в лучшее будущее является тесное сотрудничество с другими державами.

Сталин спрашивает, кто же мешает тому, чтобы Франция вновь стала великой страной.

Де Голль отвечает, что это прежде всего немцы, которых еще нужно победить. Французы знают, что сделала для них Советская Россия, и знают, что именно Советская Россия сыграла главную роль в их освобождении. Однако это не означает, что французы не хотят рассчитывать на свои силы и предпочитают рассчитывать на силы других, на силы своих друзей.

Де Голль говорит, что, в сущности, причиной несчастий, постигших Францию, было то, что Франция не была с Россией, не имела с ней соглашения, не имела эффективного договора. Во-вторых, Франция в таком географическом положении, которое дало бы ей хорошую позицию против Германии. Короче говоря, французы были отброшены на плохие границы.

Сталин говорит, что то обстоятельство, что Россия и Франция не были вместе, было несчастьем и для нас. Мы это очень почувствовали".

Разговор продолжался и далее в подобной манере.

Прежде всего де Голль был заинтересован в заключении франко-советского пакта. Советское правительство не возражало, но хотело посоветоваться с союзниками, в первую очередь— с Черчиллем. Когда Сталин уведомил о ситуации английского

369

премьер-министра, Черчилль предложил заключить тройственный договор о союзе. Теперь возражать стал де Голль...

Камнем преткновения и на этих переговорах оказался польский вопрос. Сталин предложил де Голлю признать ПКНО, чтобы тем способствовать возникновению дружественной Советскому Союзу Польши.

Однако де Голль не пожелал признать ПКНО, и это поставило под вопрос заключение советско-французского договора.

Вечером 9 декабря Сталин дал обед в честь де Голля. Де Голль был настроен мрачно: возвращение с пустыми руками во Францию означало для него крупное поражение. В полночь де Голль уехал во французское посольство, но переговоры продолжали другие французские официальные лица. Компромисс был достигнут, в четыре часа утра де Голль вернулся в Кремль, и договор о союзе и взаимной помощи был торжественно подписан. Сталин предложил отпраздновать это событие. Мгновенно были накрыты столы, и хозяин первым поднял бокал за великую и прекрасную Францию. Де Голль писал позднее, что Сталин сказал ему тогда: "Вы хорошо держались. В добрый час! Люблю иметь дело с человеком, который знает, чего хочет, даже если его взгляды не совпадают с моими".

Де Голль хотел пригласить его во Францию: "Приедете ли вы повидать нас в Париже?" Сталин ответил: "Как это сделать? Ведь я уже стар. Скоро я умру..."

Заключение этого договора укрепило авторитет де Голля во Франции и во всем мире. Он думал, что постиг Сталина: "Я понял суть его политики, грандиозной и скрытной. Коммунист, одетый в маршальский мундир... он пытался сбить меня с толку. Но так сильны были обуревавшие его чувства, что они нередко прорывались наружу, не без какого-то мрачного очарования".

Неизвестно, однако, что Сталин думал о де Голле. Во всяком случае на Ялтинской конференции он сказал Рузвельту, что де Голль показался ему человеком неглубоким...

В переписке Сталина и Черчилля есть немало любопытных документов, но и среди них выделяется письмо от 6 января 1945 года. Премьер-министр Великобритании писал "лично и строго секретно" маршалу Сталину: "На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Главнокомандования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях... Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь

370

в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть".

Что же произошло, почему так спешно потребовалось "крупное русское наступление"? Напрягая последние силы, фашистское командование нанесло 16 декабря 1944 года сильный контрудар в Арденнах. Несмотря на то что у союзников имелось значительное превосходство в силах и средствах, их войска, до сих пор не сталкивавшиеся с подобными контрударами, начали отступать, и по временам это отступление становилось паническим.

В критические для нашей Родины дни 1941 - 1942 годов Советское правительство добивалось от союзников открытия второго фронта, те уклонялись от оказания наиболее конкретной и действенной формы помощи союзникам. Но вот что ответил Сталин на следующий же день, 7 января: "Очень важно использовать наше превосходство против немцев в артиллерии и авиации и отсутствие низких туманов, мешающих артиллерии вести прицельный огонь. Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему Центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам".

1-й Украинский фронт под командованием И. С. Конева начал наступление с плацдарма на Висле у Сандомира 12 января, вместо 20-го, как предполагалось. 14 января из района Варшавы перешли в наступление войска 1-го Белорусского фронта (командующий Г.К. Жуков).

Хотя фашистское командование, как и прежде, держало на восточном фронте большую часть своих сил, соотношение их было далеко не в пользу немецких войск: наши действующие войска насчитывали к исходу 1944 года около шести миллионов человек, фашистские же — чуть более трех миллионов.

1-й Белорусский продолжал наступление. 29 января его войска пересекли германо-польскую границу и 31 января передовыми частями форсировали Одер у Кюстрина и Франкфурта. Появление советских войск в семидесяти километрах от Берлина ошеломило фашистское командование. Со 2 февраля враг обрушил на защитников плацдарма все имеющиеся у него силы, но тщетно: опыт тяжелейших кровопролитных боев на Волге и Дону, на Днепре и Висле, на Днестре и Дунае не прошел даром, мужество наших солдат, закаленных в тех боях, сказалось и здесь, на Одере. Плацдармы были удержаны, а когда подошли главные силы фронтов, то и расширены. Так в начале

371

февраля 1945 года завершилась Висло-Одерская операция, одна из крупнейших в Великой Отечественной войне. На фоне этой блестящей победы и состоялась Ялтинская конференция 4 — 11 февраля 1945 года.

Главы трех держав давно уже договаривались о встрече, и наконец в ночь на 3 февраля на аэродром Саки в Крыму с интервалом в двадцать минут стали приземляться транспортные самолеты, вылетевшие с Мальты. Всего прилетело до семисот политических и военных деятелей, советников и переводчиков. Советская сторона обеспечила максимум удобств, а это было нелегко в разрушенном войной Крыму. Рузвельт поселился в бывшем царском дворце в Ливадии, где и проходили встречи "большой тройки", Черчилль — в Воронцовском дворце (Алупка). Самый скромный и по размерам и по архитектуре Юсуповский дворец в Кореизе заняла советская делегация.

И.В. Сталин, В.М. Молотов, Н.Г. Кузнецов, А.И. Антонов,И.М. Майский, А.А. Громыко и другие прибыли в Ялту утром 4февраля. В шестнадцать часов тридцать пять минут открылось первое заседание, и опять Сталин предложил председательствовать на нем Рузвельту. Президент предложение принял.

Это заседание целиком было отведено военным делам. Сначала А.И. Антонов доложил о положении на советско-германском фронте; информацию о западноевропейском театре дал начальник штаба армии США Дж. Маршалл. Обсуждение военных вопросов и на этом заседании, и на последующих шло гладко и в дружественной атмосфере. Конференция стала высшей точкой военного сотрудничества в войне с гитлеровской Германией.

Естественно, что связанные с конференцией заботы отнимали у Сталина очень много времени. Тем не менее он, так же как и в Москве, заслушивал доклады о положении на фронте, встречался с военачальниками, подписывал директивы. Но, конечно, прежде всего — дела конференции. Участник ее, Н. Г. Кузнецов, вспоминал:

"За несколько часов до очередного заседания конференции Сталин собирал членов делегации, давал почти каждому определенное задание: изучить такой-то вопрос, то-то выяснить, с тем-то связаться. Чувствовалось, что он тщательно и всесторонне готовится к каждой встрече с главами союзных держав. Сталин обладал превосходной памятью и все же не полагался на нее. Еще и еще раз все проверял, просматривал документы, записи, выслушивал мнения членов делегации.

Он и других учил не полагаться на память. Я помню; он как-то спросил меня:

— А почему вы не записываете?

— Я запомню.

— Все запомнить невозможно. К тому же запись приучает к точности.

372

С тех пор я всегда имел при себе блокнот и карандаш.

Перед обсуждением вопроса о выделении американских кораблей по ленд-лизу для Тихоокеанского флота Сталин специально вызвал меня и спросил, готов ли я ответить на все вопросы, которые могут возникнуть по этому поводу за "круглым столом"...

Всех присутствующих поражало спокойствие Сталина, особенно тех, кто знал, что он может быть очень вспыльчивым. А споры на конференции бывали настолько жаркими, что по временам Черчилль не мог усидеть на месте. Сталин же говорил ровным голосом, четко выговаривая слова, и логика его сокрушала сопротивление оппонентов.

Вот на втором заседании 5 февраля Черчилль стал расписывать, в каком тяжелом положении окажется Великобритания после окончания войны. И вдруг:

— Кроме того, что будет с Германией? Призрак голодающей Германии, с ее 80 миллионами человек, встает перед глазами. Кто будет ее кормить? И кто будет за это платить? Не выйдет ли в конце концов так, что союзникам придется хотя бы частично покрывать репарации из своего кармана?"

В начале января 1945 года Советское правительство признало ПКНО в качестве временного правительства Польши. Это вызвало тревогу в Лондоне и Вашингтоне: стремление навязать польскому народу обанкротившихся эмигрантских деятелей становилось все менее реальным. Поэтому на Ялтинской конференции и разгорелись споры по определению как будущих границ Польши, так и состава ее правительства.

Сталин высказывался по этому поводу на конференции неоднократно и вопреки обыкновению довольно пространно. Поэтому процитируем только одно выступление, на заседании 6 февраля. В ответ на речь Черчилля, в которой британский премьер-министр утверждал, будто вопрос о Польше — вопрос чести для англичан, Сталин сказал: "...Для русских вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности. Вопросом чести потому, что у русских в прошлом было много грехов перед Польшей. Советское правительство стремится загладить эти грехи. Вопросом безопасности потому, что с Польшей связаны важнейшие стратегические проблемы Советского государства".

Столь же недвусмысленны и ярки были высказывания Сталина и о будущих границах Польши: союзники стали подвергать сомнению уже давно, казалось бы, согласованную границу по "линии Керзона". Он говорил: "Линия Керзона" придумана не русскими. Авторами линии являются Керзон, Клемансо и американцы, участвовавшие в Парижской конференции 1919 года. Русских не было на этой конференции. "Линия Керзона" была принята на базе этнографических данных вопреки воле русских. Ленин не был согласен с этой линией. Он не хотел отдавать

373

Польше Белосток и Белостокскую область, которые в соответствии с линией Керзона должны отойти к Польше.

Советское правительство уже отступило от позиции Ленина. Что же вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо? Этак вы доведете нас до позора. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо. С каким лицом он, Сталин, вернулся бы тогда в Москву? Нет, пусть уж лучше война с немцами продолжится еще немного дольше, но мы должны оказаться в состоянии компенсировать Польшу за счет Германии на западе".

По вопросу о составе польского правительства высказывания Сталина были не менее эмоциональными: "Черчилль предлагает создать польское правительство здесь, на конференции. Сталин думает, что Черчилль оговорился: как можно создать польское правительство без участия поляков? Многие называют его, Сталина, диктатором, считают его не демократом, однако у него достаточно демократического чувства для того, чтобы не пытаться создавать польское правительство без поляков. Польское правительство может быть создано только при участии поляков и с их согласия".

Все же компромиссное решение было найдено: Временное польское правительство должно было пополниться демократическими деятелями из эмигрантских польских кругов.

Много времени "большая тройка" уделила созданию международной организации безопасности. Здесь Сталин спорил также больше с Черчиллем, но по временам острые разногласия возникали у него и с американским президентом — зародыши будущих и уже достаточно близких конфликтов можно обнаружить почти по всем пунктам программы конференции. Разумеется, за исключением дальневосточных: правительство США по-прежнему было заинтересовано во вступлении Советского Союза в войну с Японией.

Кроме официальных встреч, конечно, происходили и неофициальные, давались завтраки и обеды, и на них, как правило, обсуждались серьезные дипломатические дела. Даже тосты, в обилии произносимые на этих обедах, с должной аккуратностью записывались и впоследствии анализировались. Упомянем об одном тосте — Сталин произнес его на обеде, который давала советская делегация. Говоря о знаменательном союзе трех держав, Сталин подчеркнул, что нетрудно было сохранять единство во время войны, поскольку существовала единая, ясная каждому, цель — сокрушить общего врага. Более трудная задача встанет после войны, когда различие интересов будет толкать союзников к разобщению. Сталин выразил уверенность, что при желании нынешний союз сможет выдержать и это испытание и что долг глав трех держав добиться того, чтобы

374

наши контакты в мирное время были столь же тесными, как и в военное.

Надо отдать должное политической проницательности, предвидению главы советской делегации.

* * *

К быстрейшему взятию Берлина Советское Верховное Главнокомандование побуждали кроме совершенно естественного желания побыстрее окончить войну и чисто политические мотивы: союзники явно нацелились на захват столицы Германии, хотя согласно ялтинским соглашениям Берлин относился к зоне оккупации советских войск. Особенно хотелось овладеть Берлином Черчиллю. 1 апреля 1945 года он живописал американскому президенту следующую "страшную" картину: "Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем?"

Г. К. Жуков вспоминал, что впервые о Берлинской операции он разговаривал с Верховным Главнокомандующим 7 или 8 марта 1945 года. Сталин был нездоров и принял командующего 1-м Белорусским фронтом на даче. Они гуляли по мартовскому подмосковному лесу, снег блестел на солнце, было тихо, война казалась далекой и нереальной. Сталин выглядел усталым, и, видимо, настроение у него было несколько необычным: он стал рассказывать Жукову о своем, теперь уже далеком, детстве. Жуков спросил, нет ли новых известий о судьбе Якова? Только через сотню шагов приглушенным голосом отец ответил:

—Не выбраться ему из плена...

С середины марта 1945 года 3-й Украинский фронт успешно продвигался к Вене. Однажды во время доклада обстановки Верховный Главнокомандующий, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес, размышляя вслух:

—Интересно, жив ли Карл Реннер, ученик Каутского, социал-демократ и последний председатель австрийского парламента?

Ответить на этот вопрос никто, конечно, не мог, да Сталин, видимо, и не ждал ответа, так как продолжал рассуждать:

—Мы не должны пренебрегать влиятельными антифашистскими силами. Может быть, фашизм научил кое-чему и германских социал-демократов...

Можно себе представить удивление работников Генштаба, когда 4 апреля Военный совет 3-го Украинского фронта сообщил в Москву, что Крал Реннер сам пришел в советскую комендатуру и предложил помощь в установлении демократиче-

375

ского режима в Австрии. Сталину доложили об этом, и на 3-й Украинский фронт полетела телеграмма за подписями Сталина и Антонова: "1) Карлу Реннеру оказать доверие; 2) Сообщить ему, что ради восстановления демократического режима в Австрии командование советских войск окажет ему поддержку; 3) Объяснить Реннеру, что советские войска вступили в пределы Австрии не для захвата ее территории, а для изгнания фашистских оккупантов.

13 апреля после семидневных ожесточенных боев наши войска полностью очистили Вену. 15 апреля Реннер направил Сталину письмо, в котором подчеркивал свою причастность к революционному движению и личные связи "со многими русскими передовыми революционными борцами". Связи были, конечно, специфическими: В.И. Ленина Реннер лишь однажды встречал на конференции, но долго и хорошо знал Троцкого и Рязанова. "Мне не удавалось, однако, — писал Реннер, — до сих пор познакомиться с Вами лично, дорогой товарищ". Слово "товарищ" подразумевало некую близость.

В пространном письме бросалась в глаза фраза: "Австрийские социал-демократы по-братски договорятся с коммунистической партией и будут совместно работать на равных правах при воссоздании Республики".

Сталин ответил Реннеру: "Благодарю Вас, многоуважаемый товарищ, за Ваше послание от 15 апреля. Можете не сомневаться, что Ваша забота о независимости, целостности и благополучии Австрии является также моей заботой". Сталин заверял, что Австрии будет, по мере сил и возможностей, оказана помощь.

В конце апреля было создано Временное правительство Австрии во главе с К. Реннером...

* * *

Продолжались боевые действия и на территории Восточной Пруссии. В первые дни были отдельные факты нарушения норм поведения. Необходимо было пресечь это.

19 января 1945 года народный комиссар обороны отдал приказ, в котором требовал не допускать случаев грубого отношения к немецкому населению. Красная Армия, говорилось в приказе, ведет войну не против немецкого народа, она взялась за оружие, чтобы разгромить агрессора и уничтожить в Германии фашизм и милитаризм, принесшие так много несчастья соседям Германии да и самому немецкому народу. В отличие от гитлеровских захватчиков, сеявших смерть и разрушения на оккупированной земле, воины Красной Армии должны вести себя с достоинством и честью. Приказ требовал от командиров и политработников довести эти положения до сознания каждого бойца, и это было сделано.

376

Приходилось поправлять и отдельных пропагандистов и журналистов, слишком рьяно проповедовавших ненависть к немцам и всему немецкому, а не только к фашизму и его носителям. Так, И. Эренбург на протяжении войны опубликовал немалое число статей о кровавых преступлениях фашизма. Но когда наши войска вступили на территорию Германии, в некоторых его статьях стали проскальзывать ошибочные утверждения, ориентировавшие советских воинов на безоговорочную ненависть ко всем немцам и всему немецкому. Центральный Комитет партии немедленно исправил эту ошибку журналиста: в "Правде" 14 апреля 1945 года была помещена статья "Тов. Эренбург упрощает", где предельно ясно, четко и обстоятельно были еще раз разъяснены основы политики Советского Союза в отношении Германии и немецкого народа. Ведь "гитлеры приходят и уходят, а народ германский остается".

В пятом часу утра 1 мая 1945 года на даче Сталина зазвонил телефон. Дежурный поднял трубку:

—Движения нет...

—Говорит маршал Жуков. Дело срочное, прошу разбудить товарища Сталина.

Дело и впрямь было срочное: на командный пункт 8-й гвардейской (в прошлом 62-й) армии явился начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал Кребс. Он принес письмо Геббельса, в котором сообщалось о самоубийстве Гитлера и предлагалось начать мирные переговоры.

Сталин подошел к телефону быстро. Выслушал доклад.

— Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живьем!Где труп Гитлера?

Генерал Кребс сообщил, что труп сожжен.

Передайте Соколовскому: никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с кем из гитлеровцев не вести.Мне до утра не звоните, хочу отдохнуть — у нас сегодня Первомайский парад...

2 мая Берлин капитулировал. Но боевые действия на других участках не прекращались, и Советское Верховное Главнокомандование стремилось уничтожить все сопротивлявшиеся группировки врага.

Беспокоила Ставку и неясность версии о смерти Гитлера -останков его пока не было найдено. В ночь на 4 мая в Ставке обсуждался этот вопрос. Телеграмма Жукова оставляла возможность для сомнений. Сталин сказал тогда работникам Генштаба:

—Жуков тоже сомневается в смерти Гитлера... От фашистов можно ждать всякого. Надо тщательно проверить!

Проверка длилась долго. Найденные обгоревшие трупы Гитлера и Евы Браун опознать было невозможно, пришлось орга-

377

низовать авторитетную экспертизу, которая опознала трупы. И все же у Сталина оставалось сомнение: он был убежден в коварстве Гитлера, к тому же самому ему была чужда мысль о самоубийстве...

Война завершалась. 7 мая в Реймсе союзники заключили одностороннее соглашение с правительством Деница. Это произвело очень неприятное впечатление на членов Советского правительства, и оно договорилось с союзниками считать процедуру в Реймсе предварительной капитуляцией. По свидетельству С.М. Штеменко, при обсуждении этого решения в Ставке Сталин говорил:

—Договор, подписанный союзниками в Реймсе, нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический факт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия: в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции. Пусть ее подпишет кто-то из главарей бывшего фашистского государства или целая группа нацистов...

Сталин связался с Жуковым и сообщил ему, что завтра, 8 мая, в Берлин прибудут представители Верховного командования союзных войск и представители немецкого главного командования.

—Представителем Верховного Главнокомандования советских войск назначаетесь вы, — сказал Сталин...

В ноль часов сорок три минуты 9 мая 1945 года в Карлхорсте немецкая делегация покинула зал после подписания акта о безоговорочной капитуляции...

Утром 9 мая И.В. Сталин обратился к советскому народу:

"Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! Наступил великий день победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армией и войсками наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию..."

С тех пор День Победы — один из величайших праздников нашего народа.

Советская страна с ликованием встретила окончание войны, она готова была чествовать и награждать своих героев, в четырехлетней кровавой схватке отстоявших свободу и независимость нашей Родины. В эти послевоенные недели получал заслуженные награды и Верховный Главнокомандующий. 26 июня Президиум Верховного Совета СССР наградил его вторым орденом "Победа" и присвоил ему звание Героя Советского Союза. 27 июня Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами СССР было присвоено высшее воинское звание — Генералиссимус Советского Союза.

Читателям, конечно, известно о Параде Победы 24 июня 1945 года, о торжественном марше фронтовых победителей, о вражеских знаменах, летевших к подножию Мавзолея. Но по-

378

чему-то вышло так, что гораздо менее известен прием в Кремле за месяц до этого, 24 мая, в честь командующих войсками Красной Армии. Завершая наш рассказ о Великой Отечественной войне, хочется вспомнить об этом приеме.

К 8 часам вечера Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца был заполнен. Здесь вместе с военными находились члены правительства и Центрального Комитета партии, деятели народного хозяйства, науки, культуры, литературы и искусства.

Первый тост (его, как и все остальные, произносил Молотов) был поднят за здоровье красноармейцев, моряков, офицеров, генералов и адмиралов. Второй — за партию и ее Центральный Комитет...

Прием длился долго, и тостов произнесено было немало. В перерывах между тостами перед гостями выступали прославленные артисты. Чем дальше, тем шумнее становилось в зале. И вдруг — мертвая тишина: с бокалом в руке поднялся Сталин.

—Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего, русского народа...

На эти слова зал ответил криками "ура!" и бурей оваций.

—Я пью, — продолжал Сталин, — прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение...

И тут Сталин заговорил о том, чего никто от него в тот момент не ожидал:

—У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941 — 1942 годах, когда наша армия отступала, покидая родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа!

379

* * *

Вспоминая войну, нельзя не сказать о событиях, последствия которых и по сию пору остро отзываются в жизни нашей страны. Речь идет о так называемой депортации ряда северокавказских народов.

Долго и неуместно рассказывать здесь о вхождении этих народов в состав России. Ограничимся упоминанием о том, что после длительных и ожесточенных войн с середины 60-х годов прошлого века в этом районе Российской империи наступило умиротворение, в результате чего горские народы на протяжении полувека благоденствовали под скипетром русских царей. Порой на Северном Кавказе случались волнения, но в общем и целом они не носили широкого и длительного характера. Положение резко осложнилось с лета 1917 года, когда государственная власть в стране рухнула и оживились центробежные силы, причем отнюдь не только на Северном Кавказе.

В ходе гражданской войны главными противниками большевиков на Дону и Северном Кавказе были казаки. Не в состоянии преодолеть сопротивление казачества, большевики не нашли ничего лучшего, как натравить на русских, проживавших на Северном Кавказе, горские племена. И племена эти занялись грабежом, поджогами, убийствами. Советская же власть, в том числе столь видные в будущем соратники Сталина, как Орджоникидзе и Киров, не видели ничего опасного в этом, поскольку страдали и гибли от бесчинств горцев "контрреволюционеры" — русские казаки. В результате в годы гражданской войны были убиты и выселены (то есть депортированы, употребим здесь такой термин) сотни тысяч русских; горцы же захватили огромные и богатые районы на Северном Кавказе, которые они тотчас объявили своими: прежде там проживали только русские. Захватили со всем имуществом, ибо сами никогда не имели ничего подобного.

Сталин, в ту пору нарком по делам национальностей, был полностью осведомлен о положении на Северном Кавказе и в том, что тогда там происходило, не видел ничего противоестественного.

Миновала гражданская война. Надо было восстанавливать государственную власть, в том числе и на Северном Кавказе. И Сталин, которому было суждено сыграть в этом столь важную роль, теперь отнюдь не был склонен прощать то, что ранее считал естественным и полезным для "дела пролетариата". Горцы же "разбаловались" (употребим здесь предельно мягкий термин) и крайне неохотно шли навстречу Советской власти, которой были так многим обязаны. В особенности усилилось противостояние с началом коллективизации: поступаться скотом и пастбищами (а это практически было единственное, чем они

380

располагали) горцы явно не желали. И с 1930 года на Северном Кавказе появились "абреки", а проще говоря — бандиты.

Впрочем, и во времена коллективизации, и позднее в гораздо большей степени на Северном Кавказе страдали казаки, то есть русские. К ним Ягода, Ежов и Берия были безжалостны. Горцы же пользовались привилегиями и благосклонностью властей. Их, к примеру, в армию не брали. А когда в 1940 году стали призывать в армию и горцев, они стремились уклониться от службы или дезертировать.

С началом Великой Отечественной войны дезертирство резко возросло. В горах и в плавнях Кубани появились устойчивые бандитские группы. Войск у правительства было мало, и бандиты укреплялись, пользуясь, конечно, поддержкой горского населения, у которого родовые и семейные связи всегда были очень сильны. Когда же в августе 1942 года немецкие войска появились на Северном Кавказе, то получили одобрение и поддержку большинства горских племен. Не имея возможности рассказывать об этом подробно, сообщим только, что карачаевцы еще до прихода немцев вырезали в Кисловодске раненых бойцов и командиров Красной Армии, которые лечились в тамошних санаториях, превращенных в госпитали, и занялись грабежом и убийством русского населения, особенно тех, кто пытался через горные перевалы уйти от наступавших немцев.

Немцы, получив поддержку, стали организовывать различные антисоветские органы, привлекать нерусские народы к вооруженной борьбе с Красной Армией, и во многих случаях преуспевали в этом. К примеру, они создали целую кавалерийскую дивизию из калмыков.

К счастью, немецкие войска пробыли на Северном Кавказе недолго, и к весне 1943 года у них оставался только плацдарм на Таманском полуострове. Но в горных районах после их ухода действовало немало бандитских формирований, а в Чечне, которая и не была оккупирована немцами, таких формирований было особенно много.

Так что же оставалось делать Советскому правительству?

Шла жестокая война. Враг оккупировал огромные территории нашего государства. На фронте гибли миллионы наших солдат, а в тылу горские бандиты стреляли в спину защитникам Родины, и местное население всемерно поддерживало и покрывало бандитов.

Сталин, хорошо знавший и условия жизни, и нравы горских племен, принял жестокое, но в условиях войны неизбежное решение: выселить с Кавказа те народы, представители которых наиболее "отличились" в этом отношении.

Решение, повторяем, жестокое, но такие решения в годы войны принимал отнюдь не один Сталин. Возможно, не всем нашим читателям известно, что в сентябре 1939 года, в самом начале второй мировой войны, польские власти пытались де-

381

портировать из западных районов Польши сотни тысяч немцев, проживавших там. Их пешком, с детьми на руках, гнали на восток, подальше от наступающего вермахта.

Но поляки, могут сказать западные читатели, так же, как и русские, — варвары. Но вот Франция, демократическая страна. С осени 1939 года все немцы, проживавшие в ней, были помещены в лагеря и содержались в них весьма строго. Или взять США, и вовсе "оплот демократии". Там после начала войны с Японией все японцы — жители западного побережья — более двухсот тысяч человек — были депортированы в пустыню и содержались там в лагерях, хотя до Японии далеко — она за Тихим океаном.

Так если это мог сделать президент Рузвельт, почему это невозможно и преступно со стороны Сталина? Повторяем, шла война... И такое решение было принято. Калмыки, карачаевцы, балкарцы, ингуши и чеченцы были выселены. Наиболее массовым было выселение ингушей и чеченцев.

По переписи 1939 года в Чечено- Ингушской республике проживало 737,7 тысячи жителей, в том числе 387,8 тысячи (52,8 процента) чеченцев, 75 тысяч (12 процентов) ингушей, 205,8 тысячи (27,8 процента) русских, представителей других народов — 57 тысяч человек. С рассветом 23 февраля 1944 года началась операция по выселению ингушей и чеченцев. И за эти три дня (обратите внимание — за три дня!) большинство их было выселено, за исключением жителей высокогорных населенных пунктов. "Операция прошла организованно и без серьезных сопротивлений и других инцидентов", - доносил 1 марта 1944 года Сталину Берия, выехавший специально в этот район. Он же докладывал в Государственный комитет обороны спустя неделю, что в операции участвовали 19 тысяч оперативных работников НКВД-НКГБ и СМЕРШа и до 100 тысяч офицеров и бойцов войск НКВД, стянутых из различных областей. Всего в результате операции по выселению чеченцев, ингушей, калмыков и карачаевцев в восточные районы СССР были выселены 650 тысяч человек. Банд на Северном Кавказе к осени 1944 года не стало...

Тремя месяцами позднее то же самое произошло и в Крыму. За пятьсот лет проживания в Крыму татарское население привыкло существовать за счет набегов на юг России и Украины, во время которых жгло, грабило, а потом угоняло и продавало на невольничьих рынках Турции сотни тысяч (а скорее, миллионы) русских и украинцев. Со времени вхождения Крыма в состав России татары были особой заботой русского правительства. Так было во времена Суворова и Кутузова, во время русско-турецкой войны 1828 - 1829 годов, Крымской войны, последней русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов и в период первой мировой войны. Во время гражданской войны события там очень напоминали происходившее тогда на Северном Кав-

382

казе — большевики натравливали татар на русских. Когда же в ноябре 1941 года немецкие войска появились в Крыму, татарское население в своем большинстве перешло на службу к оккупантам: оно рассчитывало на то, что Крым отойдет к Турции. И татарские националисты не бездействовали.

Считается, что в армию можно призывать не более 10 процентов всего населения. В Крыму в 1940 году проживало 218 тысяч татар при общей численности населения 1126800 человек (в подавляющем большинстве это были русские). Так вот, на военную службу к немцам перешло гораздо больше 10 процентов татар: гитлеровцы организовали несколько татарских вооруженных отрядов численностью не менее 20—25 тысяч. Только из 51-й армии в мае 1942 года при отступлении ее из Крыма дезертировало до 20 тысяч татар.

В период оккупации Крыма (ноябрь 1941 — апрель 1944 года) на полуострове действовали советские партизаны, и бороться им приходилось почти исключительно с татарскими охранными отрядами. Немцы во время карательных операций против партизан только командовали. Партизанская война в Крыму по своей ожесточенности и тяготам вряд ли имеет аналоги в истории партизанского движения, и обеспечивали оккупантам поддержку татарские националистические отряды.

Более того. В Крыму были уничтожены сотни тысяч советских граждан, прежде всего русских, украинцев, евреев, и этим отвратительным делом опять же занимались татарские охранные отряды. Правда они не знали, что их ожидает: у Гитлера был план устройства в этом райском уголке русской земли немецких курортов. Ведомство Гиммлера разрабатывало обширные и деятельные планы: выселить и уничтожить местное население, в том числе и татар, построить новые "немецкие" города и поместья для эсэсовских колонистов, проложить современные автомагистрали и т. д.. Планы тогда же начали осуществляться, завершению их мешала только продолжавшаяся война. Но, повторяем, татары этого не знали и старались вовсю.

Когда же в апреле 1944 года в Крым снова вошли войска Красной Армии, оккупанты вовсе не подумали эвакуировать своих помощников (им было не до того), а оставили их в Крыму, с тем чтобы они вели партизанскую войну в тылу Красной Армии. И националисты попытались развернуть такую войну, пользуясь немалой поддержкой татарского населения. На этот счет есть немало совершенно недвусмысленных немецких и советских документов. Повторим: что же оставалось делать Сталину в такой обстановке? И в мае 1944 года Государственный комитет обороны принимает решение о выселении крымских татар.

18 мая 1944 года операция эта началась, и к 20 мая (опять же за три дня) она была завершена: при проведении ее опять же

383

"никаких эксцессов не имело места". Всего было выселено 183 155 татар.

Рассказ о судьбе выселенных народов выходит за рамки настоящей книги.

Добавим только, что со второй половины 50-х годов Советское правительство немало сделало для того, чтобы загладить вину за допущенное в 1944 году. Русский народ вынужден был поступиться многим для себя необходимым. Высланные народы в целом жили последние сорок лет несравненно зажиточнее "оккупантов" — русских. Как же отплатили эти народы русским — мы имеем возможность наблюдать воочию.

* * *

На годы войны падают события, имевшие важнейшее значение не только в военном отношении: именно в те годы резко изменилось положение Русской Православной Церкви. С начала войны проявилась патриотическая настроенность Русской Православной Церкви, материальная и прежде всего моральная помощь фронту. Об огромном уважении к патриотическим веяниям Церкви писали в адрес правительства СССР бойцы и командиры действующей армии, работники тыла, общественные, религиозные деятели.

4 сентября 1943 года патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию позвонил полковник госбезопасности Г.Г, Карпов — начальник отдела НКГБ, осуществлявшего негласный надзор за Русской Церковью.

—Правительство, —сказал он, — имеет желание принять вас,а также митрополитов Алексия и Николая, выслушать ваши нужды и разрешить имеющиеся у вас вопросы.

Митрополит Сергий был заблаговременно предупрежден о возможной встрече и постарался не задержаться — в тот же вечер в Кунцеве состоялась встреча. На ней, помимо Сталина, присутствовали Молотов, Берия и Карпов. Протокол беседы, длившейся один час пятьдесят пять минут, раскрывает подробности ее содержания.

Сталин, как и подобает хозяину, был непринужденно любезен и доброжелателен. Он выразил благодарность Русской Православной Церкви за помощь фронту, после чего Сергий осмелился высказать заветную просьбу о созыве архиерейского собора для избрания Священного Синода и патриарха. Глава правительства одобрительно кивнул, но, услышав от митрополитов, что созвать собор можно не ранее чем через месяц, недовольно заметил:

—А нельзя ли проявить большевистские темпы? — И тут же распорядился через Карпова организовать доставку архиереев в Москву самолетами, отведя на это три-четыре дня. Тут же было

384

принято решение о немедленном созыве епископов — 8 сентября 1943 года.

Митрополиты разговорились, просьбы следовали одна за другой. Сергий захлопотал об открытии богословских курсов, но Сталин предложил сразу же открыть духовные академии и семинарии. Сергий возразил:

У молодежи не сформировано нужное мировоззрение для такого образования.

Ну, как хотите, это дело ваше, — последовал ответ, — если хотите богословские курсы, начинайте с них, но правительство не будет иметь возражений и против открытия семинарий и академий.

После того как Сергий спросил, можно ли возобновить издание журнала Московской патриархии, Сталин согласился:

Журнал можно и нужно выпускать.

А как быть с церквами? Их мало — много лет не открывались. Нельзя ли дать право епархиальным архиереям входить в переговоры об этом с гражданскими властями?

По этому вопросу со стороны правительства никаких препятствий не будет.

Митрополит Алексий рискнул высказать просьбу, которая, волновала всех церковнослужителей: возможно ли освобождение из ссылок, лагерей и тюрем архиереев.

—Представьте такой список, его рассмотрим.

В развитие этой просьбы Сергий попросил предоставить, священнослужителям право свободы проживать и передвигаться по стране. Сталин обернулся к Карпову:

—Изучите возможность решения и этого вопроса.

Затем Сталин приказал Карпову обеспечить право архиереям распоряжаться церковными денежными средствами. Не надо, подчеркнул он, препятствовать организации свечных заводов. И совершенно неожиданно для митрополитов добавил:

—Если нужно сейчас или если нужно будет в дальнейшем,государство может отпустить соответствующие субсидии церковному центру.

Здесь Сталин шел на компромисс с принципами предыдущей государственной политики: оказание финансовой помощи Церкви в корне противоречило известному ленинскому декрету от 26 января 1918 года. Тут же глава правительства заговорил на тему, которой митрополиты никак не ожидали: он стал интересоваться их бытом.

—На рынке продукты покупать вам неудобно и дорого, и сейчас на рынок продуктов колхозники выбрасывают мало. Поэтому государство может обеспечить вас продуктами по государственным ценам. Кроме того, мы завтра-послезавтра предоставим в ваше распоряжение две-три легковые автомашины с горючим.

385

Так как у патриархии не было своего служебного помещения, Сергий попросил разрешения занять бывший Игуменский корпус Новодевичьего монастыря, на что Сталин ответил:

—Там сыро и холодно, здание шестнадцатого века постройки. Вам завтра правительство предоставит благоустроенное и подготовленное помещение — трехэтажный особняк в Чистом переулке, который раньше занимал бывший немецкий посол Шуленбург. Имущество, мебель, здание — советские, сейчас покажем план здания.

Растроганные вниманием, митрополиты просить еще о чем-то постеснялись, и Сталин подвел итог встречи:

—Если нет вопросов, то, может быть, будут — потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат — Совет по делам Русской Православной Церкви.Карпов во главе. Как смотрите на это?

—Весьма благодарны, — ответили митрополиты.Завершая беседу, глава правительства сказал Карпову:

—Подберите себе двух-трех помощников, которые будут членами вашего Совета, образуйте аппарат, но только помните:во-первых, что вы не обер-прокурор, во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность Церкви.

Многое предстояло еще пережить Русской Православной Церкви, но за порогом сталинского кабинета для Сергия, Алексия и Николая уже брезжил новый рассвет духовной жизни Матери-Церкви.

Глава девятнадцатая

Окончание войны в Европе вызвало громадные перемены в политической жизни наций, населяющих ее. Перед Советским правительством вставала необходимость договориться с союзниками о будущем. Сделать это было не так-то легко, потому что еще до окончания военных действий начали проявляться симптомы, заставлявшие насторожиться и ожидать самого худшего. Правительство Великобритании теперь было настроено куда более агрессивно, нежели прежде, к нему по многим вопросам склонно было присоединяться правительство США. В Белом доме Рузвельта, дальновидного и трезвомыслящего политика, сменил Гарри Трумэн, деятель гораздо более мелкого ранга, к тому же настроенный антисоветски. И все же следовало попытаться найти общий язык и продолжить сотрудничество в изменившихся условиях.

Об этом и зашла в первую очередь речь, когда 26 мая 1945 года Сталин принял посланца президента США Гарри Гопкинса. Сталин ценил этого политика, проявившего реализм и желание помочь в грозном июле 1941 года, и в беседах (они про-

386

должались несколько дней) не раз вспоминал о встречах времен войны. Затрагивая взаимоотношения СССР и США, Сталин подчеркивал в беседе 27 мая, что "он не будет пытаться использовать советское общественное мнение в качестве ширмы, а скажет о тех настроениях, которые создались в советских правительственных кругах в результате недавних действий правительства Соединенных Штатов". Он сказал, что "в этих кругах испытывают определенную тревогу по поводу позиции, занятой правительством Соединенных Штатов. По мнению этих кругов, в отношениях Америки к Советскому Союзу наступило заметное охлаждение, как только стало ясно, что Германия потерпела поражение, и дело выглядит так, будто бы американцы теперь говорят, что русские им больше не нужны".

Без предупреждения и каких-либо объяснений США прекратили поставки в Советский Союз по ленд-лизу. На этот счет Сталин ясно заявил, что "полностью признает право Соединенных Штатов сократить поставки по ленд-лизу Советскому Союзу при нынешних условиях, поскольку обязательства в этом отношении были взяты (американцами) на себя добровольно. Соединенные Штаты вполне могли бы начать сокращать поставки еще два месяца тому назад...", - однако Сталин сказал, что, "несмотря на то что в конечном счете это было соглашение между двумя правительствами, действие его было прекращено оскорбительным и неожиданным образом".

Встречу "большой тройки" решили организовать в середине июля в Берлине, вернее, в его пригороде — Потсдаме, так как центр германской столицы был разрушен.

Во дворце Цецилиенхоф команды советских строителей спешно готовили помещение: ремонтировали, красили дворец и виллы, желая встретить гостей получше. Начальник тыла 1-го Белорусского фронта Н.А. Антипенко полагал, что виллу, где будет жить Сталин, надо отделать не менее роскошно, чем резиденции американской и английской делегаций, и уже кое-что предпринял в этом отношении. Но прибывший заранее Н. С. Власик разъяснил, что чем скромнее будет отделка и убранство —тем лучше. Поставили простую кровать и диваны, строгий письменный стол и кресло к нему.

Накануне приезда Сталин позвонил Жукову и сказал:

— Не устраивайте торжественной встречи, никаких оркестров и почетных караулов...

Во второй половине дня 16 июля на полуразрушенный потсдамский вокзал прибыл состав — несколько вагонов. Сталин, в очень хорошем настроении, приветствовал встречавших его Г. К. Жукова, А.Я. Вышинского. А.И. Антонова, Н.Г. Кузнецова, окинул взглядом привокзальную площадь, сел в машину, пригласив с собой Жукова, и уехал.

387

Обойдя отведенную ему виллу, поинтересовался, кому она принадлежала. Это была вилла генерала Людендорфа. Лишнюю мебель Сталин тут же велел убрать...

В семнадцать часов 17 июля 1945 года в конференц-зале три делегации сели за огромный круглый стол (диаметром в 6,8 метра), специально изготовленный на московской мебельной фабрике "Люкс".

Конференция началась. Как и на двух предыдущих, Сталин предложил председательствовать американскому президенту. Сразу же после кратких вступительных слов перешли к обсуждению повестки дня конференции. Нет возможности подробно рассказать о переговорах: только протокол официальных заседаний занимает сто восемьдесят страниц убористого текста. Ограничимся несколькими сюжетами.

Круг обсуждаемых вопросов был до удивления широк, и на первом же заседании произошло характерное столкновение. Еще до начала конференции возникал вопрос, что делать с германским военным флотом, большинство кораблей которого попало в руки союзников. Сталин спросил:

—Почему господин Черчилль отказывает русским в получении доли германского флота?

—Я не против, — отвечал Черчилль. — Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.

Сталин тут же уточнил:

—Вы за потопление или раздел?

—Все средства войны — ужасные вещи. — Черчилль, конечно, имел в виду те средства, которыми располагают другие государства, но отнюдь не Великобритания.

—Флот нужно разделить, — настаивал Сталин. — Если господин Черчилль предпочитает потопить флот, — он может потопить свою долю, я свою долю топить не намерен.

В настоящее время почти весь германский флот в наших руках.

В том-то и дело, в том-то и дело. — Сталину только этого и нужно было. — Поэтому и надо нам решить этот вопрос...

На следующий день вокруг флота возникла длительная дискуссия. Очевидец ее — адмирал Н.Г. Кузнецов утверждал, что никогда не видел Сталина таким сердитым. Немудрено: читатель, конечно, помнит, как мечтал Сталин о строительстве большого океанского флота, а тут союзники отвергали само право СССР на участие в разделе трофеев.

—Я бы хотел, — говорил Сталин, — чтобы была внесена ясность в вопрос о том, имеют ли русские право на одну третью часть военно-морского и торгового флота Германии. Мое мнение таково, что русские имеют на это право, и то, что они получат, они получат по праву. Я добиваюсь только ясности в этом вопросе. Если же мои коллеги думают иначе, то я хотел

388

бы знать их настоящее мнение. Если в принципе будет признано, что русские имеют право на получение трети военного и торгового флота Германии, то мы будем удовлетворены...

Но если Сталин и был выведен из себя, то внешне он сохранял спокойствие, говорил тихо, не жестикулировал. Черчилль же потерял самообладание: несколько раз он вскакивал, чуть не опрокинул кресло, лицо его побагровело. Вопрос о флоте передали на рассмотрение военно-морских экспертов. И здесь бушевали страсти. В конце концов трофеи разделили на три примерно равные части по жребию...

Напряженно обсуждалась на конференции германская проблема. Дискуссии велись начиная с Тегеранской конференции. И в Потсдаме союзники вновь выдвинули предложения о расчленении Германии и вновь встретили решительную оппозицию Советского правительства. Саму постановку этого вопроса Сталин отклонял:

— Это предложение мы отвергаем, оно противоестественно: надо не расчленять Германию, а сделать ее демократическим, миролюбивым государством.

В соответствии с этой принципиальной позицией, а также учитывая слова Сталина на заседании 31 июля о том, что "общую политику в отношении Германии трудно проводить, не имея какого-то центрального германского аппарата". Советский Союз предлагал создать центральную германскую администрацию. Но это предложение не встретило понимания союзников, они уже держались курса на раскол Германии.

На этом же заседании возник вопрос о четырехстороннем контроле над важнейшей, промышленной, Рурской областью. Э. Бевин1 предложил отложить решение этого вопроса. Последовал характерный диалог:

"Сталин: — Может быть, вопрос о контроле над Рурской областью сейчас отложить, а вот мысль, что Рурская область остается частью Германии, эту мысль следует отразить в нашем документе.

Трумэн: — Безусловно, это часть Германии. Сталин: — Может быть, сказать об этом в одном из наших документов?

Бевин: — Почему ставится этот вопрос?

Сталин: — Этот вопрос поднимается потому, что на одной из конференций, на Тегеранской конференции, ставился вопрос о том, чтобы Рур был выведен из состава Германии в отдельную область под контролем Совета. Спустя несколько месяцев после Тегеранской конференции, когда господин Черчилль приезжал

1 Во время конференции произошло изменение состава английской делегации: консервативная партия в Великобритании потерпела поражение на выборах. У. Черчилля и А. Идена в Потсдаме сменили лейбористы К. Эттли и Э. Бевин; но Черчилль продолжал присутствовать на конференции.

389

в Москву, этот вопрос также обсуждался при обмене мнениями между русскими и англичанами, и опять была высказана мысль, что хорошо было бы Рурскую область выделить в отдельную область. Мысль о выделении Рурской области вытекала из тезиса о расчленении Германии. После этого произошло изменение взглядов на этот вопрос. Германия остается единым государством. Советская делегация ставит вопрос: согласны ли вы, чтобы Рурская область была оставлена в составе Германии? Вот почему этот вопрос встал здесь..."

Принцип сохранения единства Германии восторжествовал в Потсдаме.

Важное место, конечно, занимал в работе конференции вопрос о послевоенных границах. Советская сторона потребовала окончательного согласования о границах Польши, и тут обнаружилось, что союзники отнюдь не считают этот вопрос решенным. Представителям Советского Союза пришлось приложить немало усилий, чтобы достигнуть определенного и недвусмысленного решения проблемы. На заседании 21 июля Сталин говорил:

— В решениях Крымской конференции было сказано, что главы трех правительств согласились, что восточная граница Польши должна пройти по “линии Керзона”: таким образом, восточная граница Польши на конференции была установлена. Что касается западной границы, то в решениях конференции отмечалось, что Польша должна получить существенные приращения своей территории на севере и на западе. Дальше сказано: они, то есть три правительства, считают, что по вопросу о размерах этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового польского правительства национального единства и что вслед за этим окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции...

Много раз конференция возвращалась к польскому вопросу, и неизменно советский представитель твердо и неуклонно, порой даже темпераментно, горячо, отстаивал интересы новой Польши.

Например, 25 июля Черчилль потребовал, чтобы Польша поставляла продовольствие в западные части Германии.

"Сталин: — Я думаю, что гораздо большее значение имеет вопрос о снабжении всей Германии углем и металлом. Рур дает до 90 процентов металла и 80 процентов каменного угля.

Черчилль: — Если уголь из Рура будет поставляться в русскую зону, но за эти поставки придется заплатить продовольствием из этой зоны.

Сталин: ~ Если Рур остается в составе Германии, то он должен снабжать всю Германию.

Черчилль: — А почему тогда нельзя брать продовольствие из вашей зоны?Сталин: — Потому, что эта территория отходит к Польше,

390

Черчилль: — Но как рабочие в Руре будут производить этот уголь, если нечего будет есть, и откуда они могут взять продовольствие?

Сталин: — Давно известно, что Германия всегда ввозила продовольствие, в частности хлеб. Если не хватает Германии хлеба и продовольствия, она будет его покупать.

Черчилль: — Тогда как сможет она заплатить репарации?

Сталин: — Сможет заплатить, у Германии еще много кое-чего осталось.

Черчилль: — Рурский уголь, правда, в нашей зоне, но я не могу взять на себя ответственность за какое-либо урегулирование, которое приведет к тому, что в британской зоне будет этой зимой голод, в то время как поляки будут иметь все продовольствие для себя.

Сталин. — Неверно, они недавно просили помочь им хлебом, хлеба у них не хватает, они просили дать хлеба до нового урожая..."

Так как Черчилль продолжал расписывать, какие трудности предстоят Великобритании, Сталин прибегнул к сарказму:

"— Я не привык жаловаться, но должен сказать, что наше положение еще хуже. Мы потеряли несколько миллионов убитыми, нам людей не хватает. Если бы я стал жаловаться, я боюсь, что вы тут прослезились бы, до того тяжелое положение в России. Но я не хочу причинять вам неприятности..."

Несомненно, Сталин был ведущей фигурой на конференции. Держался он уверенно, так что по временам заводил в тупик искушенных западных дипломатов. Гарриман с оттенком восхищения передает разговор, происшедший между ним и Сталиным.

—А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы, после того, что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине? — спросил Гарриман.

Ответ был неожиданным:

—Царь Александр до Парижа дошел...

Спорил на конференции Сталин чаще всего с Черчиллем и его лейбористскими преемниками. Президент Трумэн, в силу своего ограниченного дипломатического опыта, предпочитал сдерживаться, да и по своим качествам политического деятеля он значительно уступал такому зубру, как Черчилль, не говоря уж о Сталине. Советскому представителю по временам удавалось все же сыграть на противоречиях США и Великобритании. Так было на заседании 22 июля, когда зашла речь об установлении опеки над колониями Италии, захваченными в ходе войны британскими войсками. Черчилль категорически отклонял возможность обсуждения этого вопроса на конференции, Трумэн настаивал на его обсуждении. Сталин вмешался:

—Из печати, например, известно, что господин Идеи, выступая в английском парламенте, заявил, что Италия потеряла

391

навсегда свои колонии. Кто это решил? Если Италия потеряла, то кто их нашел? (Смех.) Это очень интересный вопрос. Черчилль взорвался:

—Я могу на это ответить. Постоянными усилиями, большими потерями и исключительными победами британская армия одна завоевала эти колонии!

Но Сталин сразу же успокоил высокопарного партнера по переговорам, дав понять, что такой подход недопустим:

—А Берлин взяла Красная Армия. (Смех.)

Черчиллю пришлось долго объяснять, что Великобритания не ищет новых колоний, что она в них не заинтересована.

В целом советской делегации на конференции противостоял блок капиталистических государств, и президент США играл в нем вовсе не пассивную роль. Его, в частности, с самого начала конференции мучила мысль о том, как бы поэффектнее и повыгоднее сообщить Советскому правительству о наличии у США нового вида оружия: в пять часов тридцать минут утра 16 июля 1945 года в пустыне Нью-Мексико была взорвана первая атомная бомба. Еще до начала конференции Трумэн знал об успешном испытании этого оружия, а 21 июля получил подробный отчет об испытании. Радость президента США была велика, он говорил: "Теперь мы обладаем оружием, которое не только революционизировало военное дело, но может изменить ход истории и цивилизации". Черчилль, когда ему под строжайшим секретом сообщили новость, пришел в восторг: теперь " есть в руках средство, которое восстановит соотношение сил с Россией". Несколько дней союзники обсуждали, как бы эффектнее использовать новоприобрстеннос оружие в переговорах с Советским Союзом, чтобы "сделать его уступчивее", другими словами, как бы успешнее шантажировать своего союзника, внесшего наибольший вклад в достижение общей победы.

Наконец 24 июля после пленарного заседания Трумэн сказал Сталину о новом оружии, не упомянув слов "атомное" или "ядерное". Стоявший радом Черчилль впился глазами в лицо Сталина, ожидая реакции. Но ему пришлось испытать разочарование: Сталин остался совершенно спокойным.

Ну, как сошло? — спросил Черчилль Трумэна.

Он не задал мне ни одного вопроса!

Черчилль поспешил заключить, что Сталин не понял значения события, о котором его проинформировали.

Но английский премьер-министр все же плохо знал своего "боевого друга". Г.К. Жуков свидетельствовал, что после заседания Сталин в его присутствии рассказал В.М. Молотову о разговоре с Трумэном. Молотов заметил:

—Цену себе набивают.Сталин усмехнулся:

—Пусть набивают. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым, чтобы они ускорили работу...

392

Советское правительство полностью осознавало важность происшедшего. Еще летом 1942 года в Государственном комитете обороны состоялось заседание с участием ведущих советских физиков, и было решено в интересах укрепления обороны возобновить работы над "урановой проблемой", прекращенные в связи с началом войны. Работы эти возглавил И.В. Курчатов. Летом 1943 года в Москве уже действовала специальная лаборатория АН СССР. У Советского правительства не было возможности выделить достаточно крупные средства для разрешения проблемы — все силы наш народ отдавал схватке с фашизмом. Но монополии США на ядерное оружие не суждено было продолжаться долго...

Атомное облако не отразилось на ходе и завершении Потсдамской конференции — ему не под силу было заслонить величие подвига советского народа, вынесшего основную тяжесть в борьбе с фашизмом. Конференция хоть и не дала ответа на все вопросы, но все же разрешила основные проблемы, вставшие перед антигитлеровской коалицией.

3 августа 1945 года Сталин покинул Потсдам. В последний раз он побывал за пределами нашей страны.

В восемь часов пятнадцать минут 6 августа на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Даже Черчилль писал: "Было бы ошибкой предполагать, что судьба Японии была решена атомной бомбой". Применение атомного оружия имело основной своей целью устрашение союзника — СССР. И все же этот союзник свято выполнял свои обязательства: 8 августа, ровно через три месяца после окончания войны в Европе, Советский Союз объявил войну Японии.

В несколько недель все было кончено: 2 сентября 1945 года Япония капитулировала. В этот день Сталин обратился к советскому народу. Он говорил о долгих и трудных годах борьбы с агрессорами. Особенно любопытен завершающий раздел обращения: "Но поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого" поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Сегодня Япония признала себя побежденной и подписала акт безоговорочной капитуляции...

Наш советский народ не жалел сил и труда во имя победы. Мы пережили тяжелые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили. Отныне мы можем считать нашу Отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на западе и японского нашествия на востоке. Наступил долгожданный мир для народов всего мира..."

Война причинила нашей стране огромный людской и материальный ущерб. От западной границы до Подмосковья и

393

Волги, от Кольского полуострова до предгорий Кавказа — всюду остались страшные следы войны: разрушенные города и сожженные села, взорванные предприятия, сгоревшие леса, изрытая окопами и рвами, пропитанная железом и кровью земля...

Наша страна на десятилетие, если не более, была отброшена назад. Перед советским народом вновь стояли сложные и многообразные проблемы. В первую очередь надо было перевести на мирные рельсы экономику, а этот процесс никогда и нигде не проходил безболезненно. Одновременно следовало демобилизовать армию — в ее рядах к концу войны насчитывалось более одиннадцати миллионов человек, их предстояло обеспечить работой, жильем. Новые условия требовали перестройки деятельности партийных, государственных, профсоюзных организаций. Необходимо было принять первоочередные меры к укреплению тех республик и областей, которые вошли в состав СССР незадолго до начала войны, упрочить общественный и государственный строй, вести огромную работу по культурному строительству. И при всем этом никак нельзя было забывать об укреплении обороноспособности страны: империалистические государства, наши вчерашние союзники, повели против СССР оголтелую кампанию, принявшую форму холодной войны.

В феврале 1946 года Черчилль произнес печально знаменитую речь в американском городе Фултоне. Еще не разобраны были развалины Дрездена и Хиросимы, а недавний союзник русских назвал Россию врагом Запада и призвал к глобальной борьбе с ней. Сталин не замедлил с ответом (публиковался он в "Правде" 14 марта):

"Вопрос: Можно ли считать, что речь господина Черчилля причиняет ущерб делу мира и безопасности?

Ответ: Безусловно, да. По сути дела, г. Черчилль стоит теперь на позиции поджигателя войны. И г. Черчилль здесь не одинок, — у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки...

По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и в США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, — в противном случае неизбежна война".

Холодная война ведет свое начало именно оттуда. Советский Союз должен был думать о самозащите, ибо война холодная могла обернуться войной настоящей, да еще с ядерным оружием.

* * *

19 августа 1945 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР поручили Госплану СССР составить новый пятилетний план. В постановлении говорилось, что "имеется в виду предусмотреть полное восстановление народного хозяйства районов СССР, под-

394

вергавшихся немецкой оккупации, послевоенную перестройку народного хозяйства и дальнейшее развитие всех районов СССР, в результате чего должен быть значительно превзойден довоенный уровень развития народного хозяйства СССР".

План разрабатывался обстоятельно. В феврале 1946 года Сталин в общей форме рассказал о нем на собрании перед выборами в Верховный Совет СССР. Большая часть речи была посвящена прошедшему, в основном — войне, ее ходу и итогам. Впервые Сталин привел ряд важнейших цифр по экономике страны в предвоенный период и в 1941 — 1945 годах. О новом плане Сталин говорил:

—Основные задачи нового пятилетнего плана состоят в том,чтобы восстановить довоенный уровень промышленности и сельского хозяйства и затем превзойти этот уровень в более или менее значительных размерах. Не говоря уже о том, что в ближайшее время будет отменена карточная система...

Эти слова присутствующие встретили бурными аплодисментами, а Сталин продолжал:

—Особое внимание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся путем последовательного снижения цен на все товары (бурные, продолжительные аплодисменты) и на широкое строительство “сякого рода научно-исследовательских институтов {аплодисменты), могущих дать возможность науке развернуть свои силы. (Бурные аплодисменты.)

О будущем Сталин сказал:

—Что касается планов на более длительный период, то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем. Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 миллионов тонн чугуна (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн стали (продолжительные аплодисменты), до 500 миллионов тонн угля (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн нефти (продолжительные аплодисменты). Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. (Бурные аплодисменты) На это уйдет,пожалуй, три новых пятилетки, если не больше. Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать...

В марте 1946 года четвертый пятилетний план был утвержден на сессии Верховного Совета СССР. До этого директивы плана обсуждались на Пленуме ЦК ВКП(б). Пленум рассмотрел и организационные вопросы. Состав Политбюро был пополнен, и в него вошли И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, М.И. Калинин, А.А. Жданов, Л.М. Каганович, А.А. Андреев, А.И. Микоян, Н.С. Хрущев, Л.П. Берия, Г.М. Маленков; кандидатами в члены Политбюро были Н.М. Шверник, НА. Бул-

395

ганин и А.Н. Косыгин. В1947 году членом Политбюро стал НА. Вознесенский. В 1948 году НА. Булганин и А.Н. Косыгин были переведены в члены Политбюро.

Переход к работе в мирных условиях требовал от ЦК партии соответствующей перестройки. Изменялась организационная структура и содержание работы всех партийных органов. В ЦК ВКП(б)были проведены совещания партийных работников. Центральный Комитет и Совет Министров СССР провели перегруппировку сил и привлекли к руководству кадры, проявившие большие организаторские способности в годы войны. К работе в руководящих органах были привлечены опытные партийные руководители, секретари крупнейших областных организаций: АА. Кузнецов (секретарь Ленинградского обкома), Н.С. Патоличев (секретарь Челябинского обкома), М.И. Родионов (секретарь Горьковского обкома), М.А. Суслов (секретарь Ставропольского обкома) и другие.

Н.С. Патоличева на мартовском (1946 года) Пленуме ЦК избрали в Оргбюро и утвердили заведующим Организационно-инструкторским отделом ЦК. Вечером 4 мая 1946 года А. Н. Поскребышев сообщил Патоличеву, что его Приглашают на квартиру Сталина в Кремль. Не раз до этого Патоличев видел Сталина и беседовал с ним. "И вот кремлевская квартира Сталина. В прихожей мы задержались. Поскребышев похлопал меня по плечу — не робей, мол, — и оставил меня одного. Оглядываюсь. Справа вешалка, и на ней одна-единственная шинель — Сталина. Невольно пришли строчки из книги Анри Барбюса: "В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка". Но одно дело — прочесть и совсем другое — увидеть. И вот я в этой прихожей. Что же дальше? Сказать, что я очень волновался, — значит почти ничего не сказать".

У Сталина находились два секретаря ЦК - АА. Жданов и АА. Кузнецов. Поздоровавшись, Сталин попросил заведующего отделом ЦК рассказать, как, на его взгляд, руководит Центральный Комитет местными партийными организациями, есть ли недостатки. Патоличев всего месяц занимал этот пост и сказал, что ему было бы легче говорить об этом с точки зрения секретаря обкома. Сталин одобрил такой подход, и Патоличев стал рассказывать. "Он задал мне много вопросов о работе партийных организаций. Не торопил с ответом".

Внезапно Сталин изменил тему беседы. Осведомившись у Патоличева, сколько ему лет и давно ли он в партии, Сталин без перехода спросил:

— Вы не возражаете, если мы утвердим вас секретарем ЦК? Патоличев не нашел, что сказать, — настолько это было неожиданно — и сослался в конце концов на партийную дисциплину. Тогда Сталин по телефону позвонил Поскребышеву:

396

— В проект решения ЦК вторым пунктом поставьте: утвердить секретарем ЦК товарища Патоличева.

Когда на следующий день решение ЦК было принято, Патоличев узнал, что первым пунктом в нем стояло: "...освободить Г.М. Маленкова от обязанностей секретаря ЦК..."

В том же 1946 году, как сообщает Н.С. Патоличев, произошел и следующий случай: "Вечером мы с Кузнецовым были в кабинете Жданова. Вдруг звонок. У телефона — Сталин. Узнав от Жданова, кто у него, в кабинете, он обращается к секретарям ЦК: "Назовите мне самого лучшего коммуниста". Вопрос был совершенно неожиданным и необычным. Все замялись. Сталин любил иногда задавать вопросы, которые ставили собеседников в трудное положение. Помню, Жданов смотрит на нас, а мы — на него. Потом догадались спросить Сталина, для каких же все-таки целей требуется "самый лучший коммунист". Сталин сказал, что надо подобрать работника для руководства торговлей в стране.

Помню, мы долго тогда перебирали руководящие кадры. И вот все единодушно остановились на В. Г. Жаворонкове".

Этот трудный участок работы В. Г. Жаворонков возглавлял долго...

Послевоенная перестройка промышленности в основном была завершена в 1946 году. Предполагалось, как это и говорил Сталин в речи 9 февраля, с осени 1946 года отменить карточки на хлеб, муку, крупу. Но в 1946 году сельское хозяйство страны поразила засуха, сравнимая только с несчастьем, постигшим Россию в 1921 году. Недостаток продовольствия стал еще ощутимее, и 1946 год был очень тяжелым для населения большинства районов страны. Тем не менее спустя год, 14 декабря 1947 года, Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) сочли возможным принять Постановление об отмене карточной системы на продовольственные и промышленные товары. Это был крупный успех, серьезно сказавшийся на повышении благосостояния нашего народа.

Одновременно с отменой карточной системы Советское правительство провело денежную реформу. Денег в стране за годы войны накопилось чрезмерно много: в 1945 году их в обращении было в четыре раза больше, чем до войны. Разумеется, такое положение не могло не беспокоить Советское правительство. А.Г. Зверев вспоминал, что еще в конце 1943 года, часов в пять утра, ему позвонил Сталин и сказал, что хотел бы посоветоваться о чрезвычайно важном деле. Нарком финансов никак не ожидал вопроса, который задал Сталин:

Что думает нарком финансов о послевоенной денежной реформе?

Товарищ Сталин, я об этом уже думал, но мыслями своими ни с кем не делился.

Ну, а со мной?

397

— Разумеется, товарищ Сталин...

Сорок минут они обсуждали столь сложную проблему, как денежная реформа, и Зверев понял, что Председатель СНК не впервые думает об этом.

На следующий день в Государственном комитете обороны состоялась длительная беседа, во время которой были подробно проанализированы перспективы перевода производства на мирный лад. После детального обсуждения Сталин дал наркомфину указания общего характера, которыми следовало руководствоваться. "Можно было отступить от них в деталях, — писал Зверев, — если того требовали особенности финансовой системы, но принципы должны были соблюдаться неукоснительно. Вот в чем состояли эти принципы: чтобы финансовая база СССР была не менее прочна, чем до войны; неизбежный рост общих расходов и ежегодное увеличение бюджета в целом потребуют от системы организации финансов способности на протяжении ряда лет приспосабливаться к меняющимся условиям; трудности восстановления народного хозяйства потребуют от граждан СССР дополнительных жертв, но они должны быть уверены, что эти жертвы — последние".

В 1944-1946 годах Политбюро неоднократно возвращалось к разработке мероприятий по осуществлению денежной реформы. В конце 1946 года детально обсуждались организационно-подготовительные мероприятия. Год ушел на их проведение. Наконец с 16 декабря 1947 года в обращение были введены новые деньги. Реформа восстановила полноценный советский рубль и чрезвычайно благотворно отразилась как на состоянии народного хозяйства страны, так и на повышении благосостояния советских трудящихся. Четвертая пятилетка была выполнена за четыре года и три месяца.

Медленнее, чем промышленность, развивалось сельское хозяйство. Здесь последствия войны сказывались тяжелее. Трудоспособного населения в деревне стало меньше, машинный парк резко сократился, поголовье лошадей уменьшилось.

Задачи и пути восстановления сельского хозяйства обсуждались на Пленуме ЦК ВКП(б) в феврале 1947 года. Пленум признал необходимым улучшить руководство сельским хозяйством со стороны партийных и советских органов, Министерства сельского хозяйства, устранить имевшиеся нарушения Устава сельскохозяйственной артели. Но на решениях пленума отразились общие недостатки, присущие руководству сельским хозяйством того времени. В частности, недостаточно учитывался принцип материальной заинтересованности колхозников в сельскохозяйственном производстве.

Представляется, что Сталин сознавал, по крайней мере, некоторые недостатки положения в сельском хозяйстве страны. А.Г. Зверев писал впоследствии: "Из встреч со Сталиным, из бесед с ним, из его высказываний я составил вполне опреде-

398

ленное представление, что он не был уверен в правильности всех применявшихся нами методов в руководстве сельским хозяйством; но тем не менее верную оценку сложившемуся положению Сталин не дал. Это проявилось и в его последней крупной работе "Экономические проблемы социализма в СССР". В ней, на мой взгляд, наряду с правильными мыслями и меткими наблюдениями содержатся и ошибочные положения. Одним из них был вывод о необходимости в ближайшее время перейти от использования на селе преимущественно колхозно-кооперативной формы собственности к опоре на государственную, то есть всенародную форму собственности. Между тем колхоз, как одна из форм социалистического хозяйства, пока что отвечает задачам дальнейшего развития сельскохозяйственного производства".

Как бы там ни было, но народное хозяйство страны в послевоенные годы развивалось успешно, сделало крупный шаг вперед — и это после тяжелейшей войны!

* * *

6 сентября 1947 года граждане Москвы и всего Союза отмечали 800-летие со дня основания столицы государства. Была выпущена почетная наградная медаль. В связи с юбилеем Сталин писал в "Правде":

"Заслуги Москвы состоят не только в том, что она на протяжении истории нашей Родины трижды освобождала ее от иноземного гнета — от монгольского ига, польско-литовского нашествия, от французского вторжения. Заслуга Москвы состоит, прежде всего, в том, что она стала основой объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, с единым руководством...

Но этим не исчерпываются заслуги Москвы перед Родиной. После того как по воле великого Ленина Москва вновь была объявлена столицей нашей Родины, она стала знаменосцем нашей советской эпохи".

Так Сталин вновь соединил старую эпоху с новой, советской, подчеркивая преемственность народно-государственных традиций. Само празднование было тому выражением. В старой России часто праздновались годовщины основания городов, в коминтерновские времена это было вычеркнуто из народной жизни. При Сталине эта историческая традиция воскресла.

* * *

Успехи нашей страны, вероятно, были бы большими, если бы на жизни страны в послевоенный период не сказывалось явление, о котором мы уже писали, — культ личности Сталина.

399

Победа, достигнутая в Великой Отечественной войне, еще более подняла авторитет Сталина и в то же время еще более возвысила его в глазах окружающих, да, видимо, и в его собственных.

Правда, и в последние полтора десятилетия жизни Сталин время от времени отмечал, что не следует, мол, возвеличивать его персону, что это неправильно, вредно, не по-марксистски. Так, в широко известном в ту пору ответе Сталина на письмо советского военного историка полковника Е. Разина была фраза: "Режут слух дифирамбы в честь Сталина, — просто неловко читать".

А вот что писал Сталин в "Детиздат" 16 февраля 1938 года по поводу готовившейся к изданию книги "Рассказы о детстве Сталина":

"Я решительно против издания "Рассказов о детстве Сталина".

Книжка изобилует массой фантастических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, "добросовестные" брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.

Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личности вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория "героев" и "толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров, б у д е т в р е д и т ь нашему общему большевистскому делу.

Советую сжечь книжку".

Небезынтересен эпизод, свидетелем которого был С.М. Штеменко.

Прибыв с докладом в Кремль вместе с А.И. Антоновым, ой застал в приемной главного интенданта Советской Армии генерал-полковника П.И. Драчева, наряженного в военную форму необычного покроя: мундир был сшит по модели времен Кутузова, с высоким стоячим воротником, а брюки — современные, но украшенные широченными золотыми лампасами.

В кабинете, в присутствии членов Политбюро, начальник Тыла А.В Хрулев делал доклад. Закончив его, Хрулев попросил разрешения показать новую военную форму. Сталин не возражал.

Драчев вошел в кабинет. Увидев его, Сталин помрачнел.

Кого вы собрались так одеть? — спросил он.

Это форма генералиссимуса, товарищ Сталин.

Для кого?

Для вас, товарищ Сталин...

400

Велев Драчеву покинуть кабинет, Сталин, не стесняясь присутствующих, начал сурово распекать начальника Тыла. Он резко возражал против возвеличивания своей личности, говорил, что никак не ожидал этого от Хрулева.

Можно привести и другие подобные свидетельства. Тем не менее факт остается фактом: в послевоенные годы личность Сталина непомерно возвеличивалась. Видимо, он постепенно привык к этому, уверовал до известной степени в свою непогрешимость и не пресекал такие тенденции.

В жизни страны в связи с культом личности Сталина наблюдались крупные недостатки. Принцип коллективности руководства не соблюдался. Тринадцать с лишним лет не собирался очередной партийный съезд. Деятельность ЦК как коллективного органа руководства партией была нарушена. Пленумы созывались редко и нерегулярно. Политбюро собиралось от случая к случаю. Многие решения по сложным и важным вопросам принимались Сталиным без обсуждения в партийных и правительственных органах.

Поскольку органы госбезопасности продолжали находиться вне контроля партии, участились случаи нарушения законности. Руководители этих органов, прежде всего Берия, насаждали в практике органов госбезопасности порочные методы, поощряли пробравшихся в их ряды авантюристов.

Конец 40-х — начало 50-х годов отмечены процессами, в результате которых были репрессированы многие честные работники партии и государства. Прежде всего следует упомянуть так называемое "Ленинградское дело".

До тех пор пока жив был А.А. Жданов, пользовавшийся доверием Сталина, видимых причин для угрозы ленинградским руководителям вроде бы не существовало. Более того, поговаривали, что Жданов — наиболее реальный преемник Сталина на высшие посты партии и государства. Но именно в этом выдающемся положении Жданова и таилась угроза для ленинградских работников, которых после войны Жданов стал "продвигать" вверх, забирал из Ленинграда, разумеется, с согласия и одобрения Сталина. Ожесточенная борьба, тайно существовавшая в верхних эшелонах власти, побуждала соперников, прежде всего Берию и Маленкова, относиться к ставленникам Жданова с ревнивым вниманием и настороженностью. Повторяем, пока жив был Жданов, его ставленникам ничто не угрожало, тем более что они были опытными аппаратчиками, ни в коей мере не склонными проявлять своеволие и непослушание Сталину.

В конце августа 1948 года Жданова не стало, причем причина его смерти по сию пору отнюдь не ясна. Не прошло и полугода, как в начале 1949 года против ленинградских работников и выходцев из этого города ведомством Берии было сфабриковано "дело", многие сюжеты которого до сих пор либо остались невыясненными, либо вообще не раскрыты. Почему Сталин, к

401

примеру, решил расправиться с ленинградцами, которые в 1941-1944 годах, казалось бы, неоспоримо доказали свою преданность, руководя обороной осажденного города? Надо сказать, что к концу жизни у Сталина, и всегда очень подозрительного, это качество предельно обострилось, он подозревал и проверял всех и все. В такой обстановке Берии, видимо, удалось убедить Сталина, что в Ленинграде оживилось то стремление, которое ставилось в вину многим ленинградцам в 30-е годы, — противопоставить бывшую столицу Москве, стремление, безусловно, далекое от реальности, а Маленков сумел сыграть на подозрительности Сталина.

Во всяком случае, и это стремление ставилось ленинградцам в вину.

В обвинении, предъявленном подсудимым в сентябре 1950 года на процессе в Ленинграде, говорилось, что Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко и другие признаны виновными в том, что, "объединившись в 1938 году (!) в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и се ЦК".

Не исключено, что в отношении к самому видному выходцу из Ленинграда, Н.А. Вознесенскому, сыграло роль и то, что этот человек, имевший немалые заслуги перед страной (кандидат в члены Политбюро с февраля 1941 года и член Политбюро с 1947 года), не только активно руководил экономикой страны, но и писал об этом книга. Что позволялось только одному человеку — самому Сталину.

Андрей Андреева Жданов, несомненно, был самым одаренным среди сталинского окружения с середины 30-х годов. Вырос в интеллигентной семье, получил недурное образование, служил в русской армии. В партии с 1915 года, в двадцать с лишним лет стал главным редактором газеты "Тверская правда". С 1924 по 1934 годы — во главе Нижегородского крайкома (гораздо более нынешней области). Был предан Сталину, боролся с его противниками в партии. Сталин это оценил, а так как среди его сподвижников не имелось идеологов, то он выдвинул Жданова в 1934 году в секретари ЦК. Вскоре, не оставляя этого поста, Жданов возглавил Ленинградскую партийную организацию (было ему только тридцать четыре года). Всю блокаду провел в осажденном городе.

Именно при Жданове в 1944 году центральным улицам Ленинграда вернули их исторические названия (при Зиновьеве Дворцовая площадь именовалась- площадью Урицкого, Литейный проспект — проспектом Володарского, возникли улица Нахимсона, набережная Рошаля и т. п.). Постановление Ленинградского облсовета было опубликовано и произвело большое впечатление. Есть сведения (пока документально не подтвер-

402

жденные), что Жданов и его соратники, в особенности председатель Совмина РСФСР Родионов, обращались к Сталину с просьбой создать в Российской Федерации собственную компартию (по примеру остальных союзных республик).

Жданову "борцы с культом" пеняют грубость в отношении к Ахматовой и Зощенко. Это верно, грубость и запреты публикаций были, что никак нельзя обелить задним числом. Но почему вдруг возникли эти имена? В последние годы кое-что прояснилось.

Министерство пропаганды Геббельса распространяло среди вермахта переводы Зощенко, где русский народ изображался в карикатурном виде: вот, мол, что они сами о себе пишут... Зощенко был ленинградец и находился в чести у местных властей

—рассказы о Ленине печатал. Берия собрал немецкие материалы и доложил Сталину: вот-де кому покровительствует секретарь Ленинградского обкома... Жданов узнал об этом и решил нанести "упреждающий удар". Сделал это неудачно и к тому же грубо задел большого русского поэта Анну Ахматову...

Ленинградская партийная организация в очередной раз подверглась разгрому: двадцать шесть человек были приговорены к смертной казни, а всего репрессировано около двух тысяч работников. В целом же, оценивая "Ленинградское дело", надо признать это расправой в борьбе за власть одной группировки с другой, уже потерявшей своего лидера и защитника. Необходимо добавить, что в ждановской группе не было евреев, а сам он вполне отрицательно относился к сионизму (в отличие от Берии, где все было наоборот).

На 1951 год падает столь же надуманное и жестокое "Мингрельское дело", где Берия применил другое обвинение — в национализме партийных работников Мингрелки. Министр госбезопасности Грузии Рухадзе при прямой поддержке заместителя госбезопасности СССР Рюмина выдвинул версию о наличии в Грузии группы, связанной с Парижским центром грузинской эмиграции (Жордания, Гегечкори и другие) и ведущей шпионскую деятельность против Советского государства. Были сняты со своих должностей и арестованы многие ответственные партийные и государственные работники — мингрелы. Одновременно из Грузии в отдаленные районы СССР было выселено несколько тысяч ни в чем не повинных людей.

Примерно в то же время, что и "Ленинградское дело", разыгралось и "дело Еврейского антифашистского комитета" (ЕАК). Но тут надо сделать небольшое отступление. Ранее уже говорилось, что вульгарным антисемитом Сталина считать нельзя. Более того, быть революционером в России и одновременно антисемитом — вещь невозможная, ибо все революционные партии в России, с анархистов и до кадет, возглавлялись и руководимы были евреями. Не исключением была и РСДРП(б) — РКП(б) — ВКП(б).

403

Правда, во время чисток середины 30-х годов еврейская прослойка в ЦК партии в целом существенно поредела и к концу 30-х годов в Политбюро остался только Каганович. Но обратите внимание: большинство членов Политбюро и тогда имело родственные связи с евреями: у Молотова, Ворошилова, Калинина, Андреева, Шкирятова, Щербакова, Кирова жены были еврейками. А надо знать: по иудейским законам, по законам государства Израиль, если мать - еврейка, то и дети - евреи. Счет ведется по матери и по сию пору, и неуклонно. Евреев было очень много в партийном аппарате, особенно в пропаганде, среди хозяйственников, среди видных интеллигентов и, отметим особо — в карательных органах: Ягода - еврей, Ежов женат на еврейке, Берия - еврей... Продолжать этот счет можно до бесконечности. Так как же мог быть Сталин антисемитом, когда евреи окружали его везде, к какой бы сфере деятельности он ни обратился? И он уживался с евреями, если они хорошо работали, выполняли его волю. Но вот если плохо работали, да еще и своевольничали, — тут он мог стать безжалостным, но так же жесток он был с людьми другой национальности.

ЕАК был сформирован весной 1942 года наряду с другими антифашистскими комитетами — Всеславянским, Молодежным, Женским. Поскольку Сталин хорошо понимал, что создание ЕАК приведет к усилению еврейского национализма в стране, то ЕАК был ориентирован исключительно на заграницу, имея своей задачей, во-первых, средствами пропаганды просоветски настраивать мировую общественность, установив контакты с еврейскими международными организациями, и, во-вторых, привлекать в СССР западную помощь. Денег, конечно, много собрать у евреев не удалось (хотя в США уже тогда проживало два миллиона евреев), а вот контактов установили достаточно.

В июне 1943 года глава ЕАК С. М. Михоэлс и И. С. Фефер ("видный еврейский писатель" и одновременно постоянный секретный сотрудник МГБ) отправились в США, где встречались с А. Эйнштейном, Т. Манном, Л. Фейхтвангером, Т. Драйзером, Ч. Чаплиным, М. Шагалом и другими, но главное -с лидерами сионизма - президентом Всемирной сионистской организации X. Вайцманом (впоследствии первым президентом Израиля), руководителем Всемирного еврейского конгресса Н. Гольдманом, с раввином С. Вайзом, являвшимся лидером масонской ложи "Сыны Сиона". Это было очень опасное дело, и, видимо, руководители ЕАК опасности не учли, за что и поплатились жестоко.

Во время встречи с американским миллионером Д. Розенбергом, одним из руководителей еврейской "благотворительной" организации "Джойнт", зашла речь о проекте, который сионисты вынашивали давно, с начала 20-х годов. Тогда известный большевик (и сионист) Ю. Ларин (М.А. Лурье) разработал проект переселения в Крым двухсот восьмидесяти тысяч евреев для

404

создания еврейской автономии, а Троцкий, Каменев, Бухарин, Цюрупа одобрили этот план. Выполнен он не был, но переселение все же шло, и в 1936 году в Крыму и на юге Украины существовало пять еврейских национальных районов (11035 хозяйств). В 1943 году, сионисты (и с ними советские евреи) задумали план этот осуществить. Шла страшная война, на Курской дуге, в величайшей битве гибли миллионы людей, в том числе и евреи, в оккупированной Европе в чудовищных лагерях горели кремационные печи. И в них — сотни тысяч тех же евреев, а сионисты уже делили советскую территорию, ибо Д. Розенберг, по признанию Фефера, говорил во время беседы: "Крым интересует нас не только как евреев, но и как американцев, поскольку Крым — это Черное море, Балканы и Турция".

Это только один факт из приведенных на процессе в 1952 году, осведомителем МГБ Фефером, но его достаточно, чтобы возбудить у советского государственного деятеля Иосифа Сталина справедливый гнев: ведь тогда и мысли нельзя было допустить, что Крым можно отделить от России и передать куда-то. Сионисты из ЕАК (только так и можно их называть) не просто беседовали на столь "животрепещущую" тему, но и составляли план, в разработке которого участвовал Михоэлс, глава Советского информбюро С.А. Лозовский (Дридзо). План этот в середине февраля 1944 года лег на стол Сталина. 21 февраля они добились приема у Молотова.

В плане сказано: "1. Создать Еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма. 2. Заблаговременно, до освобождения Крыма, назначить правительственную комиссию с целью разработки этого вопроса..." ("Заблаговременно", ибо за Крым придется драться...) Но Молотов, опытный и осторожный человек, советует "проектантам" бросить это опасное дело. Сталин же ответа не давал. Сионисты из ЕАК стали уже распределять места в будущем правительстве Крыма, и Михоэлс фигурировал у них как "наш президент"! В 1944 году эта наглость сошла деятелям ЕАК с рук...

По окончании войны Советское правительство, надеясь противопоставить Израиль США, поддержало создание Израиля, но, убедившись, что новое государство будет верно служить интересам американцев, изменило свою позицию. Можно было бы очень долго (и очень интересно, ибо подавляющее большинство наших сограждан и представления не имеют о затронутой здесь теме) рассказывать о ЕАК, скажем лишь о том, что контакты с "Сынами Сиона" были установлены очень прочные, а за масонами стояла американская разведка, и это не подлежит никакому сомнению.

В конце 1947 — начале 1948 года МГБ представило Сталину материалы о том, что деятели ЕАК стали проявлять интерес к семейным делам Сталина (в частности, Михоэлс пытался уста-

405

новить контакты с евреем Г.И. Морозом, первым мужем дочери Сталина Светланы). Подозрительность Сталина усилилась, и 20 ноября 1948 года Политбюро приняло решение распустить ЕАК. У нас нет возможности здесь детально излагать дальнейшее, скажем только, что в июле 1952 года тринадцать членов ЕАК были приговорены к расстрелу. Всего же по этому делу, по документальным материалам, подверглось репрессиям сто десять человек, то есть дело это ни в какое сравнение не идет по своему размаху с "Ленинградским" и "Мингрельским".

Ни в коей мере не стремясь обелить Сталина и организаторов "дела" ЕАК, должны все же сказать, что тема эта требует самого тщательного и беспристрастного расследования.

Подобные факты наносили серьезный ущерб стране. В адрес ЦК партии и Советского правительства, часто и самого Сталина, поступали многочисленные жалобы на произвол и беззаконие, и еще при жизни Сталина ЦК партии начал принимать меры к установлению контроля над органами госбезопасности.

В декабре 1952 года ЦК дал директиву партийным организациям, в которой говорилось: "Считать важнейшей и неотложной задачей партии, руководящих партийных органов, партийных организаций осуществление контроля за работой Министерства госбезопасности. Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов госбезопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии, ее руководящих партийных организаций". Но покончено с нарушениями законности было лишь после смерти Сталина, когда были разоблачены и обезврежены политический авантюрист и проходимец Берия и его сообщники.

21 декабря 1949 года в Москве отмечали день рождения Сталина, которому исполнилось семьдесят лет. Отмечал этот юбилей и весь мир, хотя и с полярными знаками.

Это понятно: Сталин не только был политическим деятелем мирового масштаба, но и являлся как бы "патриархом" среди всех тогдашних государственных деятелей. Такие виднейшие политики, как де Голль, Мао Цзедун и Неру, были много младше его и никак не могли сравниться успехами. Один лишь Черчилль был несколько старше, но он уже находился в отставке.

В Кремле провели торжественное собрание. Во многочисленных выступлениях переплелись искреннее уважение и непомерная лесть. Все обратили внимание, что ответного слова на поздравления юбиляр не произнес, хотя этого требовал обычай.

После юбилея в союзных газетах последовал и в течение нескольких месяцев не прекращался пресловутый "поток приветствий". Сообщалось о телеграммах с заводов, из колхозов,

406

институтов и школ, воинских частей и творческих организаций, и так до бесконечности.

Почему такой обвал грубой лести разразился, сказать сложно. После войны Сталин сделался необычайно скрытным и замкнутым. Эти черты были отчасти присущи ему и прежде, теперь они приняли явно болезненный характер. С Октября и до Потсдамской конференции осталось множество мемуарных свидетельств о Сталине, часто очень тонких и ярких. А вот о его последнем десятилетии — почти ничего.

Несомненно, что в ту пору Сталин оказался совершенно одиноким. Дочерью и сыном Василием он был очень недоволен — и как отец, и как государственный человек. Он очень долго был близок с Ворошиловым и Молотовым, в последние же годы с ними почти не поддерживал отношений, сторонился обоих.

В последние годы жизни в Сталине наметился явный отрыв от знания и понимания народной жизни, чем он всегда отличался, в особенности от своих соперников, сплошь фанатиков разного рода умозрительных и утопических идей. Подводило и здоровье. Притупился всегда острый ум. Усилилась подозрительность, превратившись в мнительность.

Сложившейся обстановкой умело пользовался коварный Берия. Ненавидя все русское, он подсунул Сталину липовые "материалы" о Жданове и его сторонниках. Именно Берия почувствовал некую ревность Сталина к прославленным маршалам Жукову и Рокоссовскому, а вскоре после Победы подкинул против них нечистый "компромат".

Теперь уже опубликованы документы, как из адмирала Кузнецова, министра авиации Шахурина и других "выбивали" показания против прославленных полководцев. Увы, Сталин поддался давлению: обоих маршалов выслали подальше от Москвы: Жукова — в Одесский округ, Рокоссовского — в Варшаву, командовать Войском Польским.

Подобные примеры можно приводить долго...

В дни сталинского юбилея вовсю расцвело то, что потом надолго набило оскомину многонациональному советскому народу, а именно: безмерное славословие вождя. Со стороны это выглядело как нечто, сделанное нарочито, ибо никакими политическими обстоятельствами, очевидно, не вызывалось. Характерно, что более всего усердствовали в этом деле именно те люди, которые Сталина в душе ненавидели. Назвать придется прежде всего популярного тогда беллетриста Илью Эренбурга, чьи восхваления вождя были настолько преувеличенны, что носили порой характер какой-то пародии. А после смерти Сталина он сразу же начал говорить о нем нечто совсем иное.

Точно такой же всплеск искусственного восторга вызвало появление летом 1950 года статьи Сталина "Марксизм и вопросы языкознания". В этой работе справедливо осуждался пресловутый "классовый подход" в лингвистике, было много иных ин-

407

тересных суждений. Но эту статью стали привязывать к любым видам интеллектуальной деятельности. И не только интеллектуальной...

Разумеется, Сталин, всегда очень много читавший, постоянно и внимательно следивший за периодической печатью, не мог всего этого не замечать. Всевластный, он, однако, этого не пресекал. Неужели он не видел, что это несет ему лично, а главное — делу его жизни один лишь вред? Трудно в это поверить. Однако не пресекал. Видимо, с ответом надо обождать, ибо далеко еще не все документы доступны.

Вопрос о безмерном славословии Сталина важен еще и потому, что именно в эту, второстепеннейшую, сторону его наследия прежде всего вцепляются запоздалые врага. Не станем сними спорить. Посмотрим лучше, что писали его подлинные противники, причем именно современники. Теперь появилась возможность процитировать типичные высказывания западной печати конца 1949 года. Тоже, так сказать, "юбилейные мате риалы"...

Западногерманская "Ди Вельт" (21 декабря 1949): "Сталину удалось за сравнительно короткие сроки выдвинуть СССР в число великих держав. И не важно, какими средствами это было достигнуто. Как бы сегодня ни осуждали деспотизм и всевластие Сталина, остается фактом то, что именно он олицетворяет собой мощное государство, победившее едва ли не всех своих врагов..."

Английская "Обсервер" (21 декабря 1949): "70-летие Сталина отмечается в зените величия Советского Союза, распространившего свое влияние на многие страны Европы и Азии... Многие обозреватели сходятся во мнении, что Сталин с конца 1930-х проводит великодержавную, а не большевистскую политику, что он отказался от идеологии мировой революции и пытается совершить то, чего не могла или не успела сделать династия Романовых".

Турецкая "Джумхурриет" (21 декабря 1949): "Еще никому не удавалось подчинить огромное многонациональное государство своей воле так, как это сделал Сталин. Его имя и достижения СССР — одно неразрывное целое..."

Установка — "только шедевры" — была характерна для отношения Сталина к послевоенным созданиям советских ученых, писателей, деятелей искусства. Субъективные вкусы Сталина господствовали и в кинематографе. Слово Сталина было решающим и ни обжалованию, ни тем более опровержению не подлежало.

Г.В. Александров вспоминает, что его фильм "Встреча на Эльбе" оказался под угрозой: художественный совет Мини-

408

стерства культуры решил приостановить его выпуск. Но Сталин просмотрел фильм и ограничился оценкой:

— Фильм снят с большим знанием дела.

Этого было достаточно. Фильм "Встреча на Эльбе", конечно, хороший, он и до сих пор смотрится с интересом. Но далеко не у всех кинофильмов того времени такая завидная судьба, нередко отрицательное мнение Сталина закрывало им путь к зрителю.

То же можно сказать и о других видах искусства. В решении ЦК КПСС от 28 мая 1958 года отмечалось, к примеру, что в постановлении об опере Мурадели "Великая дружба", принятом в 1948 году, содержались отдельные несправедливые и неоправданно резкие оценки творчества ряда талантливых работников советского искусства.

События, о которых мы ведем речь, прискорбные для нашей страны и омрачающие память о Сталине, как государственном деятеле и человеке, несомненно, имели в своей основе и личные свойства характера Сталина. Думается, что о последних годах его жизни вполне можно говорить как и о личной трагедии.

Повторяем: он был очень одинок, и это, в совокупности с отрицательными качествами его характера — замкнутостью, отчужденностью — усугубляло и без того непомерную, неоправданную подозрительность к окружающим.

О том, каким тяжелым ударом для Сталина было самоубийство Н.С. Аллилуевой, мы уже писали. Часто в таких случаях человек ищет утешения в детях, во внуках, в них он видит продолжение себя, своего дела. Но и тут Сталину трагически не повезло.

Старший сын, Яков, не был, вероятно, близок отцу, чересчур далек от интересов и дела, которому служил Сталин. Пленение Якова и его смерть в фашистском лагере навсегда разделили судьбы отца и сына.

Второго сына, Василия, Сталин по-своему любил, но не мог не видеть, что сын не достоин его, и прежде всего потому, что Василий страдал пороком, к которому отец всегда относился с отвращением и презрением: был пьяницей.

Военный летчик Василий Джугашвили начал войну капитаном, а закончил ее двадцатичетырехлетним генерал-лейтенантом: находились люди (Берия, в первую очередь), которые, продвигая по службе сына, надеялись угодить отцу. Сын же признавал авторитет только одного человека — отца, иные авторитеты для него не существовали, и позволял себе поступки, которые иначе как безобразиями и назвать нельзя. Сталин беспощадно бранил Василия, распекал принародно, но поделать с ним ничего не мог. Несколько раз Василия наказывали достаточно сурово, сажали под арест — по приказу отца, наркома обороны. В последний раз это случилось летом 1952 года, когда

409

Сталин велел снять Василия с командования авиацией Московского военного округа за грубейшее нарушение приказа вышестоящих начальников.

Сталин хотел, чтобы сын учился, поступил в Академию Генштаба:

— Мне семьдесят лет, — говорил он, указывая на стол, заваленный книгами, — а я все еще учусь.

Василий был зачислен в Академию, но учиться не смог — пьянствовал. После смерти отца он быстро пошел под уклон, попал под суд, и поделом: вскрылись злоупотребления по службе, рукоприкладство, участие в интригах, завершившихся трагически для других людей. В 1962 году, на сорок втором году жизни, Василий Джугашвили скончался.

Разумеется, у такого человека, как Сталин, не могло быть единства мыслей и чувств с таким сыном. Но еще более разителен разлад Сталина с дочерью.

Книга, написанные Светланой Аллилуевой за рубежом (или изданные от ее имени), потрясают: настолько чуждой, враждебной она оказалась своей Родине, своему государству, своему отцу, для которого смыслом жизни и было служение Российскому государству.

Сталин, несомненно, любил дочь, и тем более обидным и странным должны были показаться ему признаки разногласий, предвещавшие как личные, так и мировоззренческие расхождения. Началось это зимой 1942/43 года, когда дочери исполнилось семнадцать лет и она, как это и положено в таком возрасте, впервые влюбилась. Но уже сам избранник не мог не вызвать недоверия почти у каждого любящего свое чадо родителя: по возрасту он годился в отцы Светлане, хотя в свои сорок лет позволял именовать себя Люсей. Сценарист, кинорежиссер, приятный и ловкий в общении, знакомый в Москве со всеми, в том числе и с многочисленными иностранными корреспондентами, Люся Каплер сумел поразить воображение семнадцатилетней девчонки, жившей до того замкнуто и скромно. Лица, осуществлявшие надзор за безопасностью семьи Сталина, неоднократно предупреждали Люсю, что добром дело не кончится, но он не внял предупреждениям и вел себя с поразительной для тех обстоятельств настойчивостью. В результате -Люся был вынужден поехать в Воркуту на пять лет, где и работал в театре.

Отец крупно поговорил с дочерью. Воспоминания С. Аллилуевой часто недостоверны, но эта сцена заслуживает внимания:

"3 марта утром, когда я собиралась в школу, неожиданно домой приехал отец, что было совершенно необычно. Он прошел своим быстрым шагом прямо в мою комнату, где от одного его взгляда окаменела моя няня да так и приросла к полу в углу комнаты... Я никогда еще не видела отца таким. Обычно сдер-

410

жанный и на слова, и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить: "Где, где это все? — выговорил он. — Где все эти письма твоего писателя?" Нельзя передать, с каким презрением выговорил он слово "писатель"... "Мне все известно! Все твои телефонные разговоры — вот они, здесь! — Он похлопал себя рукой по карману. — Ну! Давай сюда! Твой К... — английский шпион, он арестован!"

Я достала из стола все Люсины записи и фотографии с его надписями...

"А я люблю его! " —сказала наконец я, обретя дар речи.

"Любишь! — выкрикнул отец с невыразимой злостью к самому этому слову — и я получила две пощечины — впервые в своей жизни. — Подумайте, няня, до чего она дошла! — Он не мог больше сдерживаться. — Идет такая война, а она занята!.." — И он произнес грубые мужицкие слова — других слов он не находил...

"Нет, нет, нет, — повторяла моя няня, стоя в углу и отмахиваясь от чего-то страшного пухлой своей рукой. — Нет, нет, нет!"

"Как так — нет?! — не унимался отец, хотя после пощечин он уже выдохся и стал говорить спокойнее. — Как так нет, я все знаю! — И, взглянув на меня, произнес то, что сразило меня наповал: — Ты бы посмотрела на себя — кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!" И ушел к себе в столовую, забрав все, чтобы прочитать своими глазами...

Как во сне я вернулась из школы. "Зайди в столовую к папе",— сказали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. "Писатель! — бормотал он. — Не умеет толком писать по-русски. Уж не могла себе русского найти!.."

Несколько месяцев отец не разговаривал со Светланой. Потом она снова стала посещать дачу в Кунцеве, но прежней близости не было...

Примерно в то же время отец стал замечать, что дочь мыслит далеко не так, как подобало бы.

- У тебя бывают антисоветские высказывания! — говорил он еще в 1944-1945 годах.

Если бы отец мог предположить, что напишет дочь после его смерти...

От первого брака (в 1944 году она вышла замуж за однокурсника) у Светланы родился сын. С зятем — Г. Морозом — Сталин не пожелал даже познакомиться. Зато он хорошо знал второго мужа Светланы — Юрия Андреевича Жданова. Его отца Сталин очень ценил и был рад породниться с этой семьей.

Во втором браке у Светланы родилась дочь. Но вскоре Светлана разошлась и с Ю.А. Ждановым. Уже после смерти отца Светлана в третий раз вышла замуж, за иностранного подданного,. Когда он умер, С. Аллилуева обманным путем покину-

411

ла СССР. За рубежом, выйдя в четвертый раз замуж, дочь Сталина написала книги, в которых не только облила грязью свою бывшую родину, но и, по выражению древней книги, "обнажила наготу отца своего", то есть совершила грех, именуемый хамством.

Да, дети не принесли Сталину счастья... В последние годы жизни здоровье Сталина резко ухудшилось: сказалось чрезмерное напряжение военных лет. Он постарел, выглядел усталым. Пришли хвори и связанные с ними ограничения. Курить Сталин, правда, бросил только в последний год жизни и очень гордился, что избавился от полувековой привычки.

В 1946 году, впервые после 1937 года, он позволил себе отпуск: поехал на автомобиле в Крым. Автомагистрали Москва-Симферополь тогда еще не было, кортеж машин ехал долго. Ночевали в городах, у секретарей обкомов и райкомов. Вокруг — послевоенная разруха, и Сталин нервничал, видя развалины и то, что люди вынуждены жить в землянках.

В 1947-1951 годах он отдыхал на родине, в Грузии.

Но большую часть времени Сталин оставался в Кунцеве: возился в саду, ухаживая за розами, выращивал арбузы (в Подмосковье!), подкармливал белок и птиц...

Нигде, кроме праздничных концертов, устраиваемых после торжественных собраний, в эти годы Сталин не бывал. На даче постоянно слушал музыкальные радиопередачи и грамзаписи. На пластинках делал надписи: "хор.", "снос", "плох.", "дрянь". Любил, как и ранее, играть в городки с гостями.

Но по-прежнему основным смыслом его жизни была работа, и по-прежнему, даже на склоне лет, она продолжалась до трех-четырех часов утра. Работы, разумеется, хватало.

Советские люди строили Череповецкий, Орско-Халиловский, Закавказский металлургические заводы, сотни индустриальных гигантов. На Волге, Ангаре, Каме и Днепре сооружались крупнейшие гидроэлектростанции. Успешно завершалось строительство Волго-Донского судоходного канала: 31 мая 1952 года по каналу началось регулярное движение речных судов. Полным ходом велись работы по созданию первой в мире атомной электростанции.

Недавно опубликованы документы из "особой папки" ЦК КПСС последнего периода жизни Сталина. Они позволяют узнать подлинную правду о деятельности Сталина как вождя мирового социалистического лагеря в самую последнюю пору, когда он уже разменял восьмой десяток лет. Подобных свидетельств ничтожно мало.

...5 марта 1949 года Сталин приказал Поскребышеву:

412

— Передайте Вышинскому — нужно ответить в Пхеньян: я согласен на приезд Ким Ир Сена. Надо поближе посмотреть на него...

Печально знаменитый А. Вышинский был тогда министром иностранных дел — отличный был оратор, представителен, образован, языками владел, вот и посылал его Сталин участвовать во всякого рода дипломатических парадах, где много и красно говорят, но ничего не решают. И вот что любопытно, так называемая "демократическая общественность" Запада и пальцем не пошевелила, чтобы протестовать против появления на международной арене недавнего прокурора, проливавшего кровь "невинных жертв". Как видно, Сталин мог позволять себе все, что угодно, с этой самой "общественностью"...

Вскоре Ким Ир Сен приехал и был принят Сталиным вместе с советским послом генералом Т.Штыковым. Вот запись их беседы:

"Сталин: — Сколько американских войск в Южной Корее? "

Ким Ир Сен: — Около 20 тысяч человек.

Штыков уточняет: — Примерно 15-20 тысяч человек.

Сталин: — Имеется ли на юге национальная корейская армия?

Ким Ир Сен: — Имеется, численностью около 60 тысяч человек.

Сталин (шутя): — И вы боитесь их?

Ким Ир Сен: — Нет, не боимся, но хотели бы иметь морские боевые единицы...

Сталин: — Во всех военных вопросах окажем помощь. Корее нужно иметь военные самолеты.

Затем Сталин спрашивает, проникают ли они в южнокорейскую армию, имеют ли там своих людей.

Ким Ир Сен: — Наши люди проникают туда, но пока себя там не проявляют.

Сталин: — Правильно, что не проявляют. Сейчас проявлять себя не нужно. Но южане тоже, видимо, засылают на север своих людей, и нужна осторожность и бдительность".

Северная Корея получила от СССР огромную военную помощь — не только техникой, но и военными специалистами. Боевая мощь северокорейской армии резко возросла. Возникла возможность объединения страны военным путем. Штыков, человек опытный и решительный, торопил события. На границе начались "разведки боем". Сталин отчитал генерала в шифрованной телеграмме от 27 октября 1949 года: "Вам было запрещено без разрешения центра рекомендовать правительству Северной Кореи проводить активные действия против южных корейцев... Обязываем дать объяснения..."

Сталин знал больше и смотрел куда шире, чем боевой генерал Штыков. Он понимал, что война в Корее сразу же выйдет за пределы небольшого азиатского полуострова. Значит, надо

413

предусмотреть многое, а главное — заблаговременно добиться поддержки соседнего Китая. Да, там к власти с его помощью пришли друзья, но... Китай — великая страна, а Сталин отлично знал, что былая поддержка забывается быстро.

В то время Мао Цзэдун находился с долговременным визитом в СССР, это была его первая поездка за рубеж после победы китайской революции. Поводом был торжественный юбилей Сталина, а по сути, между двумя вождями, старшим и младшим, шло согласование совместных политических планов и программ. В январе 1950-го Мао согласился с планом объединить Корею военным путем.

Подготовка шла в полной секретности, Сталин снова, как в годы Отечественной войны, подписывал шифровки вымышленным именем, на сей раз — "Филиппов".

15 мая 1950-го в Пекин полетела шифровка: "В беседе с корейскими товарищами Филиппов и его друзья высказали мнение, что в силу изменившейся международной обстановки они согласны с предложением корейских товарищей приступить к объединению. При этом было оговорено, что вопрос должен быть решен окончательно китайскими и корейскими товарищами совместно, а в случае несогласия китайских товарищей решение вопроса должно быть отложено до будущего обсуждения".

Истинно сталинская четкость в постановке вопроса, но и сталинская всегдашняя осмотрительность! Уже здесь вырисовывается стратегия Сталина в противоборстве двух сверхдержав, а также его тактика в конкретном случае этого противоборства.

Конечно, война в Корее вызвала много жертв, это ясно. Погибло и несколько десятков наших летчиков и зенитчиков, хотя эти потери были прямо-таки ничтожны в войне такого масштаба (кстати, Сталин за этим следил с особой строгостью!). Все так, но ведь не Сталин произнес печально знаменитую речь в Фултоне. Нет, это в далекой Америке создавали все более и более мощные атомные бомбы, а у нас их было еще так мало! Это в Америке готовили эскадрильи "летающих крепостей", готовых нести тяжеленные ядерные бомбы, а у нас такие самолеты (и ракеты!) только-только создавались. И еще: до американских баз с наших аэродромов надо лететь и лететь (а главное — долететь, ибо тамошнее ПВО было опять-таки сильнее нашего тогдашнего). Наконец, американцы располагали множеством военных баз по периметру наших границ, а у нас было только две базы — в Порт-Артуре и под Хельсинки, но оттуда до Американского континента еще дальше, чем от Камчатки или Восточного Берлина.

Сталин с молодых лет четко оценивал окружающую обстановку. Да, за долгую жизнь у него набралось тут некоторое число ошибок, да. Удивительно не то, что они случались (у Чер-

414

чилля их не случалось или у де Голля?), а именно то, что их в итоге оказалось так мало. К великому счастью для нашей страны и для нас всех.

Так и тут. Главные противники находятся в Западной Европе и Северной Атлантике. Восточные рубежи нашей державы блокируются тем же противником пока слабо, они нас, как обычно, недооценивают. Держат в Японии слабые оккупационные силы, а славная японская армия уничтожена, память о ней предана анафеме, молодежь воинскому призыву не подлежит. Пацифизм...

Значит, удар по вражескому лагерю во фланг! На Дальнем Востоке, чтобы выйти к Цусимскому проливу, что в двух шагах от американского "непотопляемого авианосца" — Японии! И самое, пожалуй, тут главное: воевать не русскими руками, не русской кровью, достаточно уже мы пролили ее, борясь с самураями за освобождение народов Китая и Кореи. Пусть они теперь возвратят нам часть своих долгов страшных, нанеся удар по нашему и своему общему врагу.

Идея эта оказалась замечательной, почти полвека она была основой стратегии всего социалистического лагеря в его противостоянии царству золотого тельца, власти космополитических Шейлоков. Избегая генерального сражения, крайне опасного для всего мира, бить противника по флангам, используя слабые места. Через пару десятилетий верный последователь Сталина Мао Цзэдун выразит эту идею с присущим ему лаконизмом и образностью: "Надо создать тысячу Вьетнамов, чтобы американский империализм распылил силы". Практическое начало сталинской стратегии осуществилось на корейской земле...

25 июня 1950 года рано утром радио Пхеньяна объявило, что "войска марионеточного правительства Южной Кореи начали внезапное наступление на территорию Северной Кореи... Противник вторгся на глубину от одного до двух километров". Объяснение это, как нынче говорят, "для дураков". Слов нет, в Южной Корее, в Сеуле, действительно были посажены американские марионетки, но военные возможности их были весьма невелики по сравнению с северянами, о чем все прекрасно знали. Кстати, с точно такой же пропагандистской грубоватостью поступил и сам Сталин десять лет назад, осуществляя вторжение в Финляндию. Но он умел учиться на ошибках, а некоторые его воспитанники не очень...

Однако в военном отношении наши советники во главе с генералом Штыковым подготовились неизмеримо лучше, чем Ворошилов в декабре 1939 года на Карельском перешейке, — научились за это время, ничего не скажешь! Южнокорейские заслоны были сметены, северяне быстро и организованно покатились к Цусимскому проливу. Американцы отвечали пока только мощными авианалетами да начали переброску своих дивизий из Японии на юг Корейского полуострова.

415

Сталин загодя строго предупредил, чтобы советские граждане в военных действиях не участвовали. Однако Ким Ир Сен хотел быстрее развить успех, поэтому обратился к Штыкову с просьбой все-таки послать наших офицеров непосредственно в наступающие корейские части. Тот сгоряча пообещал и обратился с просьбой в Центр.

Сталин ответил ему немедленно и в характерном для него стиле:

"Пхеньян, Совпосол.

Как видно, вы ведете себя неправильно, так как пообещали корейцам дать советников, а нас не спросили. Вам нужно помнить, что Вы являетесь представителем СССР, а не Кореи.

Пусть наши советники пойдут в штаб фронта и в армейские группы в гражданской форме в качестве корреспондентов "Правды" в требуемом количестве. Вы будете лично отвечать за то, чтобы они не попали в плен.

Фын Си".

Как известно, Сталин не раз подписывал секретнейшие депеши (как правило, военного содержания) различными псевдонимами, но таким пользовался впервые. Известный китаист, профессор МГУ В.И. Семанов пояснил авторам, что данное выражение может переводиться как "ветер" или "ветер с запада". Однако почему Сталин выбрал это, пока не известно.

Впрочем, куда важнее предусмотрительность его по поводу возможного попадания наших советников в плен. В пору таких-то потрясающих успехов? Перестраховался он, проявлял, как ему часто пеняют, чрезмерную подозрительность? Нет, просто огромный — и суровый! — жизненный опыт научил его мудрой осмотрительности. Сегодня наступают, а завтра...

Как в воду глядел Иосиф Виссарионович! Американское командование быстро и деловито перебросило через океаны сильнейший экспедиционный корпус, усиленный флотом и авиацией. По масштабам задействованных сил он немного уступал армии, высадившейся в Нормандии в июне 1944 года. Сила солому ломит, американские войска, поддержанные мощными ударами с моря и с воздуха, где у них было подавляющее превосходство, разгромили северокорейцев, вступили на их территорию и стремительно двинулись на север.

Война приближалась к границам Китая и СССР. Что делать? Решать приходилось Сталину, причем не только за свою страну. Мао и его соратники испытывали искреннюю признательность к нашей стране, искренне и глубоко чтили Сталина. Однако они никак уж не походили на южнокорейских "марионеток", свою линию они вели, и упорно. Сталин понимал, что разгром северян будет означать не только политическое поражение советского блока, но и коренное изменение военной обстановки на всем Дальнем Востоке. И не в пользу интересов Советского Союза.

416

Вводить в Корею наши войска? Это мировая война. Значит, решил Сталин, надо добиться от Китая введения в Корею их армии. Принципиальное согласие было достигнуто почти год назад, но теперь обстановка изменилась... Сталин настаивал, а его авторитет в мире был непререкаем. И вот 13 октября он диктует:

"Пхеньян. Штыкову для товарища Ким Ир Сена.

Только что получил телеграмму от Мао Цзэдуна, где он сообщает, что ЦК КПК вновь обсудил положение и решил все же оказать военную помощь корейским товарищам.

Фын Си".

Хорошо, да не конкретно. Сталин настаивал. И вот через день:

"Передать Ким Ир Сену следующее. После колебаний и ряда временных решений китайские товарищи наконец приняли окончательное решение об оказании Корее помощи войсками. Я рад, что принято наконец окончательное и благоприятное для Кореи решение...

Желаю Вам успехов.

Фын Си".

Китайцы вторглись на территорию Кореи огромными массами сухопутных войск, но технически плохо оснащенных, а боевой авиации и флота у них не было совсем. Однако они отбросили, американцев примерно до границы между Севером и Югом, затем началась затяжная позиционная война с переменным успехом, но без существенных изменений линии фронта.

Сталин внимательно следил за войной на Корейском полуострове. Мощная американская авиация беспощадно уничтожала все живое в Северной Корее, полностью были разрушены, обращены в щебень после многократных бомбардировок с моря и с воздуха все корейские города, даже самые маленькие. "Гуманизм" был тут точно таким же, как и при решении судьбы Дрездена и Хиросимы.

Тогда Сталин принял важное решение: на китайской территории близ корейской границы были развернуты аэродромы, на которых разместилось несколько наших авиационных дивизий. На летчиках была китайская форма, на самолетах — китайские опознавательные знаки. Сталин строжайше приказал следить за тем, чтобы наши самолеты ни в коем случае не перелетали линию фронта, чтобы исключить возможность попадания наших пилотов в плен. Так и произошло: в воздушных боях над Северной Кореей наши летчики сбили несколько сот американских машин, однако мы потеряли триста девятнадцать самолетов. Но ни одного нашего пилота не попало в плен!

Так "жестокий" Сталин заботился о судьбе защитников Родины.

Война зашла в тупик, уже при жизни Сталина были начаты переговоры о перемирии, а вскоре после его кончины огонь

417

был прекращен. Казалось бы, ничья? Нет. Пожалуй, впервые за всю свою тысячелетнюю историю, омраченную множеством войн, Россия наносила жестокие удары противнику чужой кровью, сберегая свою.

...Как-то в августе 1952 года Сталин беседовал с Чжоу Энь-лаем:

" — Америка не способна вести большую войну. Вся их сила— в налетах, атомной бомбе... Американцы — купцы. Немцы в20 дней завоевали Францию: США уже два года не могут справиться с маленькой Кореей. Какая же это сила? Атомной бомбой войну не выиграть..."

* * *

Руководя практической работой Центрального Комитета и Советского правительства, Сталин не упускал из виду и теоретические проблемы. В 1951-1952 годах в связи с подготовкой учебника политической экономии состоялась дискуссия по экономическим проблемам. Сталин внимательно следил за ней, знакомился с материалами и несколько раз с февраля по сентябрь 1952 года выступал в печати по этому поводу. Некоторые из высказанных им мыслей и соображений по экономическим проблемам в настоящее время отвергаются экономической наукой, но в целом работа Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР" содержит немало обоснованных положений, и сегодня не утративших значения.

Сложнее обстоит дело с другой крупной теоретической работой Сталина послевоенного периода — "Марксизм и вопросы языкознания". Читатель, возможно, помнит, как ученики Тифлисской семинарии в конце прошлого века с жаром обсуждали теорию Н.Я. Марра о происхождении и развитии языков, в частности — грузинского. Минуло полстолетия, и один из этих семинаристов вновь высказался об этой теории. То ли познания Сталина в данной области были менее значительны, чем в истории и политэкономии, то ли давало себя знать юношеское раздражение против Марра, но только в этой работе Сталин был гораздо более резок и многие его оценки проблем языкознания ныне отвергаются учеными. Тем не менее и в этой работе имеются блестящие сгустки мысли, в особенности в тех разделах, где речь идет о формировании современных наций.

* * *

Итоги развития СССР и послевоенный период подвел XIX съезд КПСС, состоявшийся в октябре 1952 года. На съезде были определены задачи партии и советского народа в политическом, хозяйственном и культурном строительстве на предстоящий период. Съезд внес изменения в Устав партии. Было ре-

418

шено переименовать ВКП(б) в Коммунистическую партию Советского Союза — КПСС. Политбюро ЦК партии было преобразовано в Президиум ЦК, избранный в расширенном составе: из двадцати пяти членов (среди них был и М.А. Суслов) и одиннадцати кандидатов, среди последних были Л.И. Брежнев и А.Н. Косыгин.

Как делегатам съезда, так и всей стране бросилось в глаза, что впервые за четверть века Отчетный доклад делал не И.В. Сталин. Все гадали — выступит или нет? Сталин произнес небольшую речь лишь в день закрытия съезда, 14 октября 1952 года. То было его последнее публичное выступление.

Сталин начал речь с благодарности представителям коммунистических и рабочих партий, присутствовавших на съезде, за их дружеские приветствия, за пожелания успехов, за доверие. Коммунистическая партия Советского Союза, в свою очередь, всегда оказывала и будет оказывать поддержку братским партиям.

—После взятия власти нашей партией в 1917 году и после того, как партия предприняла реальные меры по ликвидации капиталистического и помещичьего гнета, представители братских партий, восхищаясь отвагой и успехами нашей партии, присвоили ей звание "Ударной бригады" мирового революционного и рабочего движения. Этим они выражали надежду, что успехи "Ударной бригады" облегчат положение народам, томящимся под гнетом капитализма. Я думаю, что наша партия оправдала эти надежды, особенно в период второй мировой войны, когда Советский Союз, разгромив немецкую и японскую фашистскую тиранию, избавил народы Европы и Азии от угрозы фашистского рабства...

Зал бурными аплодисментами приветствовал эти слова, а (Сталин продолжал:

—Конечно, очень трудно было выполнять эту почетную роль, пока "Ударная бригада" была одна-единственная и пока приходилось ей выполнять эту передовую роль почти в одиночестве. Но это было. Теперь — совсем другое дело...

Далее Сталин говорил об изменении ситуации в мире и, следовательно, об изменении задач коммунистических и рабочих партий в капиталистических странах.

—Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт, — продолжал Сталин, имея ввиду буржуазию Запада. — Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять...

Речь, повторяем, была краткой. Видимо, Сталину не под силу уже было произносить, как прежде, продолжительные речи. Есть сведения, что после XIX съезда Сталин дважды ставил пе-

419

ред ЦК КПСС вопрос об освобождении его от обязанностей Генерального секретаря по состоянию здоровья. Но государственными делами он занимался по-прежнему. Одно из последних свидетельств этого находим в воспоминаниях А.Г. Зверева.

В начале марта 1953 года специальная комиссия рассматривала подготовленную Министерством финансов справку о размерах подоходного налога с колхозов, налога на граждан, занимавшихся сельским хозяйством, и некоторых других налогов. Возникли разногласия с министром финансов, справку показали Сталину, и тот позвонил Звереву. Разговор сразу же принял аналитический характер:

— Как вы истолковываете природу налога с оборота? — спросил Сталин.

— Налог родствен прибыли, товарищ Сталин, это одна из форм проявления прибавочного продукта.

— Верно. А помните, еще до войны на заседании ЦК высказывалось мнение, что налог с оборота — это акциз?

Зверев помнил этот случай и отвечал:

— У акциза иная экономическая природа.

— А чем вы объясняете столь высокий процент налога с оборота по основным видам сельскохозяйственной продукции?

Когда министр финансов объяснил свою позицию, Сталин продолжал задавать вопросы, и в итоге были затронуты основные проблемы деятельности финансового ведомства. В завершение беседы Сталин сказал: "До свидания", что было редчайшим исключением. Обыкновенно он просто клал трубку.

Но свидания больше не было.

Сталин стал болеть к концу жизни, но врачам не доверял, и только один из них, профессор В.Н. Виноградов, имел возможность постоянно наблюдать за его здоровьем. Но в конце 1952 года и этот врач вышел из доверия у пациента. Связано это было с событием, уже достаточно отдаленным во времени, — со смертью А.А. Жданова.

Говорят (но только говорят, документальных доказательств не обнародовано), что Виноградов, обследовав в очередной раз Сталина, посоветовал пациенту уйти на покой, так как здоровье его сильно якобы пошатнулось. Если это так, то у такого человека, как Сталин, могло появиться ощущение - от него хотят избавиться под благовидным предлогом. И Сталин отказался от услуг профессора. Но, верный своему правилу проверять все и вся, если возникают сомнения, Сталин вспомнил о смерти Жданова и о связанных с этим неясных обстоятельствах.

У Жданова было больное сердце. В июле 1948 года болезнь обострилась. Он пользовался услугами Кремлевской больницы, где, казалось, были собраны лучшие силы, светила медицины. 27 августа Жданов почувствовал себя очень плохо, но консилиум врачей, куда входил и Виноградов, ничего существенного не нашел и предложил продолжить прежнее лечение. "Светила

420

проигнорировали диагноз простого врача, опытного кардиолога Л.Ф. Тимошук, определившей по кардиограмме инфаркт миокарда. Мало того, что проигнорировали, они заставили Тимошук переписать свое заключение, резко расходившееся с диагнозом профессоров. Курс лечения оставили без изменения, в том числе и массаж конечностей. 31 августа Жданов скончался.

Вскрытие тела показало, что у Жданова были неоднократно инфаркты, не зафиксированные в истории болезни. Более того, в заключении о смерти, которое составлял и Виноградов, инфаркт даже не упоминался. Но Тимошук оказалась "крепким орешком", теперь она стала обвинять профессоров в неправильных диагнозах в лечении, не скрывая того, что врачи действуют злонамеренно. Тогда 7 сентября опасного кардиолога уволили из "кремлевки"...

Все только что вышеизложенное заимствовано нами из неприкрыто тенденциозной книги Г.В. Костырченко (В плену у красного фараона. - М., 1994). Там же (с. 45) находим и следующее заявление Виноградова, сделанное 27 марта 1953 года в записке для Берии, то есть уже после смерти Сталина: "Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпей, было с нашей стороны ошибкой". Но зачем же эту ошибку скрыли в 1948 году?

В конце 1952 года МГБ вновь занялось этим делом. Оно обвинило кремлевских врачей в гибели не только Жданова. Вспомнили и Щербакова, и Димитрова, и многих других. Вспомнили и смерть Горького в 1936 году и т. д.. Поскольку методы следствия у МГБ были жестокими и арестованных били и пытали до тех пор, пока они не давали "необходимых" показаний, ныне очень трудно определить, где в них правда, а где ложь. Но то, что Сталин получил какое-то основание утвердиться в своих подозрениях, — бесспорно. В книге Я.Л. Рапопорта ("На рубеже двух эпох". - М., 1988. С.210), тоже посвященной "Делу врачей", можно прочесть следующее:

"Во все исторические времена медик использовался политическими деятелями различных рангов для активного осуществления их планов, нередко преступных, или для прикрытия их". Но если это было возможно "во все времена", почему это было невозможно в 1936, 1948 или 1953 годах? Только потому, что "этого не может быть, потому что не может быть никогда"? И "Дело врачей" приобретало все больший размах.

Неизвестно, как бы оно завершилось, если бы не одно обстоятельство. Приведем цитату из книги все того же Костырченко (с. 340). Он подвергает сомнению "циркулирующий и до сих пор в определенной среде" слух о подготовке насильственной депортации евреев на Восток. "Насколько все это соответствовало действительности, сейчас трудно сказать", — завершает фразу Костырченко. Думается, что это трудно будет

421

сказать и в будущем, потому что таких намерений у Сталина не было.

13 января 1953 года в "Правде" появилось сообщение, в котором МГБ объявляло, что им раскрыт заговор врачей, и при- водились фамилии врачей, замешанных в заговоре. Большинство этих фамилий еврейские, да иначе и быть не могло, так как в "кремлевке" представители этой этнической группы составляли подавляющее большинство, занимали самые высокие посты. Теперь у Сталина имелись основания (справедливые или нет — это для данного сюжета все равно) быть недовольным работой МГБ, ибо оно просмотрело заговор. А кто главный специалист в СССР по делам госбезопасности? Берия! И Сталин стал подозревать Берию! (*)

Есть сведения, что Сталин запросил материалы о Берии, его личное дело: а в деле этом ( это ныне уже документально доказано) есть очень сомнительные места, да к тому же Берия еврей... Начальник охраны Сталина Н.С. Власик в письме, написанном в мае 1955 года на имя Ворошилова, тогда председателя Верховного Совета СССР, сообщил: "Глава правительства (то есть Сталин), находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое возмущение против Берии, говоря о том, что органы государственной безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения. Сказал, что дал указание отстранить Берию от руководства МГБ... И вот я потом убедился, что этот разговор между мною и главой правительства стал им доподлинно известен. Я был поражен этим".

Поражаться Власику не следовало. Он должен был бы знать, что МГБ подслушивает все разговоры, которые его интересуют.

Итак, Берия в курсе опасных для него настроений Сталина. Но не в правилах Берии знать и медлить. Он начинает действовать.

Власик, на которого Сталин мог положиться всецело, вдруг попадает под арест, все к тому же Берии (**).

(*)(**) Берия был Наркомом внутренних дел СССР с декабря 1938г. по декабрь 1946г. и с марта по июнь 1953г, т.е. к "делу врачей" и аресту Власика (1952) отношения не имел. См. http://www.patriotica.ru/history/kozhinov_cult.html Прим. БДР)

Затем следует арест А. Н. Поскребышева, секретаря Сталина, которому Сталин тоже полностью доверял. Теперь, когда наиболее близкие и верные Сталину люди удалены от него, Берия может нанести упреждающий удар. И в ночь на 2 марта 1953 года у Иосифа Виссарионовича Сталина случается инсульт. Поражение правой стороны мозга: речи нет...

Что в точности произошло, мы, очевидно, никогда не узнаем. Версий высказывается очень много. Но то, что опытная рука Берии была здесь замешана — весьма вероятно. Берия вновь становится во главе МГБ. "Дело врачей" прекращено. Их выпускают на свободу. Но Берию ждет арест. Потом — следствие, расстрел...

Три дня страна с замиранием сердца выслушивала бюллетени о состоянии здоровья больного. Утром 5 марта 1953 года Иосиф Виссарионович Сталин скончался.

422

* * *

Смерть Сталина вызвала великую скорбь советского народа, и, как бы ни изгалялись много лет спустя его запоздалые не доброжелатели, печаль эту испытывало подавляющее большинство. Даже многие из тех, кто находился в неправовом заключении и стеснении.

Похороны Сталина привели к трагедии в столице. Документы, увы, не опубликованы и поныне. Но и без того ясно, что советские органы правопорядка не имели тогда никакого навыка в управлении большими массами людей, охваченных паникой или иными бурными проявлениями чувств. К тому же свирепый глава этих органов Берия думал в те дни только о захвате власти, на все прочее ему было наплевать. В итоге похороны Сталина омрачились жертвами.

Подводить итоги деятельности Сталина, несомненно, рано: надо не только осмыслить опубликованные и неопубликованные материалы, надо спокойно обсудить их вселюдно. Но предварительные заключения может сделать каждый. Приведем здесь высказывания тех, кто имел все основания не любить Сталина или опасаться его, а сделаны они все именно тогда, когда в Москве происходили его похороны.

"Нью-Йорк таймс" (6 марта 1953): "Со Сталиным завершилась целая эпоха в мировой истории. Он заставил Запад уважать мощь новой России и постарался вывести ее в число великих держав..."

"Фигаро" (Париж, 6 марта 1953): "Пирамида великой, тотальной империи лишилась своего вдохновителя и руководителя... Но сохранится ли СССР в будущем, без Сталина?"

"Борба" (Белград, 6 марта 1953): "Мало кому удавалось противостоять диктату и авторитету Сталина. Сталин похоронил ленинизм в 1930-х годах, марксизм — еще раньше. Но тем не менее Югославия, выстояв в полемике и конфронтации со Сталиным, считает его великой исторической личностью, оказавшей существенное влияние на политическое развитие не только СССР , но и всего мира".

Из интервью генералиссимуса Чан Кайши (Тайвань, 7 марта 1953): "Сталин был первым среди равных в союзнической коалиции. Послевоенная внутренняя и внешняя политика сталинского государства обусловлена прежде всего стремлением Сталина укрепить державный статус России, обеспечить ее глобальные интересы..."

Из интервью Шарля де Голля по французскому радио (6 марта 1953): "Сталин имел колоссальный авторитет, и не только в России. Он умел "приручать" своих врагов, не паниковать при проигрыше и не наслаждаться победами. А побед у него было больше, чем поражений.

423

Сталинская Россия — это не прежняя Россия, погибшая вместе с монархией. Но сталинское государство без достойных Сталину преемников обречено".

"Нойе Цюрихер цайтунг" (Швейцария, 8 марта 1953): "Неожиданная смерть Сталина всколыхнула весь мир... Германский советолог Франц Боркенау в "Рейнише меркур" 23 января 1953 года отмечал, что "арест личных врачей Сталина означает заговор против него соратников во главе с Маленковым и Берией — они хотят приставить к Сталину своих врачей, чтобы решить его судьбу". Есть основания, что прогноз Боркенау сбывается...

После устранения Сталина борьба за власть в стране и в партии усилится, и со временем обитатели Кремля будут стремиться лишь к устранению друг друга, а не к укреплению сталинского государства. Взаимная грызня коммунистов-соперников никогда не прекратится, поскольку в их среде нет и не предвидится такой личности, как Сталин".

Сегодня гражданам разваленного Советского Союза особенно важно узнать о таких оценках сорокалетней давности. Здесь приведена малая толика их, но там не удалось бы отыскать ни одного уничижительного. Таков был мировой авторитет Сталина в дни его кончины.

До 1961 года набальзамированное тело Сталина находилось в Мавзолее, рядом с телом В. И. Ленина. По решению XXII съезда КПСС останки И.В. Сталина захоронены рядом с Мавзолеем у Кремлевской стены. Позднее на могиле был установлен бюст.

* * *

Когда не слишком высоко летишь на самолете над Южной Россией по временам внизу видишь зеленые квадраты. Это лесозащитные полосы, заложенные в начале 50-х годов. Они состоят в основном из таких пород деревьев как дубы, вязы. Уже и сейчас об этих полосах говорят: "Они посажены при Сталине". Дубы растут медленно, но живут столетиями.

424

ИОСИФ СТАЛИН. ДОКУМЕНТЫ

ПИСЬМА И.В. СТАЛИНА МАТЕРИ -Е.Г. ДЖУГАШВИЛИ

16/VI 22

Мама — моя!

Здравствуй!

Будь здорова, не допускай к сердцу печаль.

Ведь сказано: "Пока жив — радовать буду свою фиалку, умру— порадуются черви могильные".

Эта женщина — моя жена. Постарайся не дать ее в обиду.

Твой Coco

Архив Президента Российской Федерации (далее - АП РФ) ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 1 — 2. Заверенная копия перевода. Автограф на грузинском языке.

25/1 - 1925

Здравствуй, мама — моя!

Знаю, ты обижена на меня, но что поделаешь, уж очень занят и часто писать тебе не могу.

День и ночь занят по горло делами и поэтому не радую тебя письмами.

Живи тысячу лет.

Твой Coco.

АП РФ, ф. 45, оп.1, д. 1549, л. 21, 22. Заверенная копияперевода. Автограф на грузинском языке.

427

15/VI - 25 г.

Привет маме — моей!

Как живешь и здравствуешь? Тысячу лет тебе жизни, бодрости и здоровья.

Я пока чувствую себя хорошо.

До свидания.

Твой Coco.

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 23, 24. Заверенная копия перевода. Автограф на грузинском языке.

25 апреля 1929 г.

Здравствуй, мама — моя!

Как живешь, как твое самочувствие? Давно от тебя нет писем, — видимо, ты обижена на меня, но что делать, ей-Богу очень занят.

Присылаю тебе сто пятьдесят рублей, — больше не сумел. Если нужны будут деньги, сообщи мне, сколько сумею — вышлю. Привет знакомым.

Живи много лет.

Надя шлет привет.

Твой Coco.

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 36 — 37. Заверенная копия перевода. Автограф на грузинском языке.

16 сентября 1930 г.

Здравствуй, мама — моя!

Как живешь, как твое здоровье?

Недавно я болел. Теперь чувствую себя хорошо.

Надя уехала в Москву. И я в ближайшее время уеду в Москву.

Живи тысячу лет.

Твой Coco.

16/IX-30

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 28-39. Завереннаякопия перевода. Автограф на грузинском языке. .

22 декабря 1931 г.

Здравствуй, мама — моя!

Письмо получил. Хорошо, что не забываешь нас. Я, конечно, виноват перед тобой, что последнее время не писал тебе. Но — что поделаешь. Много работы свалилось мне на голову и не сумел выкроить время для письма.

428

Береги себя. Если в чем-либо нуждаешься, напиши. Лекарство пришлет Надя. Будь здорова, бодра. Я чувствую себя хорошо. Живи тысячу лет.

Твой Coco.

22/ХП - 31

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 41, 42. Заверенная копия перевода. Автограф на грузинском языке.

24 марта 1934 г.

Здравствуй, мама — моя!

Письмо твое получил. Получил также варенье, чурчхели, инжир. Дети очень обрадовались и шлют тебе благодарность и привет.

Приятно, что чувствуешь себя хорошо, бодро.

Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю выдержу. Не знаю, нужны ли тебе деньги или нет.

На всякий случай присылаю тебе пятьсот рублей. Присылаю также фотокарточки — свою и детей.

Будь здорова, мама — моя!

Не теряй бодрости духа!

Целую.

Твой сын Coco.

24/Ш - 34 года

Дети кланяются тебе. После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным.

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 45, 46.

Заверенная копия перевода. Автограф на грузинском языке.

6/Х - 34

Маме — моей привет!

Как твое житье-бытье, мама — моя?

Письмо твое получил. Хорошо, не забываешь меня. Здоровье мое хорошее. Если что нужно тебе — сообщи. Живи тысячу лет.

Целую.

Твой сын Coco.

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 51, 52. Заверенная копия перевода. Автограф на грузинском языке.

429

19/11 - 35

Маме — моей — привет!

Как жизнь, как здоровье твое, мама — моя? Нездоровится тебе или чувствуешь лучше? Давно от тебя нет писем. Не сердишься ли ты на меня, мама — моя?

Я пока чувствую себя хорошо. Обо мне не беспокойся. Живи тысячу лет.

Целую!

Твой сын Coco.

АП РФ. ф. 45, оп. 1, д. 1549, л. 53, 54. Заверенная копия перевода. Автограф на грузинском языке.

11 июня 1935 г.

Здравствуй, мама — моя!

Знаю, что тебе нездоровится... Не следует бояться болезни, крепись, все проходит.

Направляю к тебе своих детей. Приветствуй их и расцелуй. Хорошие ребята. Если сумею, и я как-нибудь заеду к тебе повидаться.

Я чувствую себя хорошо.

Будь здорова. Целую.

Твой Coco.

11/VI. 35 г.

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 1549, Л. 55, 56. Заверенная копияперевода. Автографна грузинском языке.

Привет знакомым.

430

ПЕРЕПИСКА И.В. СТАЛИНА И М.А.ШОЛОХОВА О РАСКУЛАЧИВАНИИ

М. А. Шолохов — И.В. Сталину 4 апреля 1933 г.

Станица Вешенская

т. Сталин!

Вешенский район, наряду со многими другими районами Северо-Кавказского края, не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян. В этом районе, как и в других районах, сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями. Словом, район, как будто ничем не отличается от остальных районов нашего края. Но причины, по которым 99% трудящегося населения терпят такое страшное бедствие, несколько иные, нежели, скажем, на Кубани.

Прошлые годы Вешенский район был в числе передовых по краю. В труднейших условиях 1930 - 31 гг. успешно справлялся и с севом и с хлебозаготовками. О том, как парторганизация боролась за хлеб, красноречиво свидетельствуют цифры роста посевных площадей. Посевная площадь по колхозно-единоличному сектору: 1930 г. — 87 571 гек., 1931 г. — 136 947 гек., 1932 г. - 163 603 гек.

Как видите, с момента проведения сплошной коллективизации посевная площадь выросла почти вдвое. Как работали на полудохлом скоте, как ломали хвосты падающим от истощения и устали волам, сколько трудов положили и коммунисты и колхозники, увеличивая посев, борясь за укрепление колхозного строя, — я постараюсь — в меру моих сил и способностей — отобразить во второй книге "Поднятой целины". Сделано было много, но сейчас все пошло насмарку, и район стремительно приближается к катастрофе, предотвратить которую без Вашей помощи невозможно.

Вешенский район не выполнил плана хлебозаготовок и не засыпал семян не потому, что одолел кулацкий саботаж и парторганизация не сумела с ним справиться, а потому, что плохо руководит краевое руководство. На примере Вешенского района я постараюсь это доказать.

...Но т. к. падающая кривая поступлений хлеба не обеспечивала выполнения плана к сроку, крайком направил в Вешенский район особого уполномоченного т. Овчинникова (того самого, который некогда приезжал устанавливать "дополнительную" урожайность)... Овчинников громит районное руководство и, постукивая по кобуре нагана, дает следующую установку:

431

"Хлеб надо взять любой ценой! Будем давить так, что кровь брызнет! Дров наломать, но хлеб взять!"

Отсюда начинается и "ломание дров"...

Установка Овчинникова — "Дров наломать, но хлеб взять!" — подхватывается районной газетой "Большевистский Дон". В одном из номеров газета дает "шапку": "ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ, ЛЮБЫМИ СРЕДСТВАМИ ВЫПОЛНИТЬ ПЛАН ХЛЕБОЗАГОТОВОК И ЗАСЫПАТЬ СЕМЕНА!" И начали по району с великим усердием "ломать дрова" и брать хлеб "любой ценой".

К приезду вновь назначенного секретаря РК Кузнецова и председателя РИК'а Королева по району уже имелись плоды овчинниковского внушения:

В Плешаковском колхозе два уполномоченных РК, Белов и другой товарищ, фамилия которого мне неизвестна, допытываясь у колхозников, где зарыт хлеб, впервые применили впоследствии распространившийся по району метод "допроса с пристрастием". В полночь вызывали в комсод, по одному, колхозников, сначала допрашивали, угрожая пытками, а потом применяли пытки: между пальцев клали карандаш и ломали суставы, а затем надевали на шею веревочную петлю и вели к проруби в Дону топить.

В Грачевском колхозе уполномоченный РК при допросе подвешивал колхозниц за шею к потолку, продолжал допрашивать полузадушенных, потом на ремне вел к реке, избивалпо дороге ногами, ставил на льду на колени и продолжал допрос.

В Лиховидовском колхозе уполномоченный РК на бригадном собрании приказал колхозникам встать, поставил в дверях вооруженного сельского, которому вменил в обязанность следить за тем, чтобы никто не садился, а сам ушел обедать. Пообедал, выспался, пришел через 4 часа. Собрание под охраной сельского стояло... И уполномоченный продолжал собрание.

На первом же бюро РК новый секретарь РК поставил вопрос об этих перегибах. Было записано в решении бюро о том, что такие "методы" хлебозаготовок искажают линию партии. Об этом на другой день узнал Овчинников, приехавший из Верхне-Донского района (он работал особоуполномоченным по двум районам: Вешенскому и Верхне-Донскому), и тотчас же предложил секретарю РК: "О перегибах в решении не записывай! Нам нужен хлеб, а не разговорчики о перегибах. А вот ты с первых же дней приезда начинаешь разговоры о перегибах и тем самым ослабляешь накал борьбы за хлеб, расхолаживаешь парторганизацию, демобилизуешь ее!"

И рассказал исключительно интересный случай из собственной практики; случай, по-моему, проливающий яркий свет на фигуру Овчинникова. Передаю со слов секретаря РК Кузнецова и ряда других членов бюро РК, которым Овчинников этот же случай рассказывал в другое время.

432

"В 1928 г. я был секретарем Вольского ОК Нижневолжского края. Во время хлебозаготовок, когда применяли чрезвычайные мероприятия, мы не стеснялись в применении жесточайших репрессий и о перегибах не разговаривали! Слух о том, что мы перегнули, докатился до Москвы... Но зато целиком выполнили план, в крае не на плохом счету! На 16 Всесоюзной партконференции во время перерыва стоим мы с т. Шеболдаевым, к нам подходит Крыленко и спрашивает у Шеболдаева: "А кто у тебя секретарем Вольского ОК? Наделал во время хлебозаготовок таких художеств, что придется его, как видно, судить". — "А вот он, секретарь Вольского ОК", — отвечает Шеболдаев, указывая на меня. "Ах, вот как! — говорит Крыленко. — В таком случае, товарищ, зайдите после конференции ко мне". Я подумал, что быть неприятности, дал телеграмму в Вольск, чтобы подготовили реабилитирующие материалы, но после конференции на совещании с секретарями крайкомов Молотов заявил: "Мы не дадим в обиду тех, которых обвиняют сейчас в перегибах. Вопрос стоял так: или взять, даже поссорившись с крестьянином, или оставить голодным рабочего. Ясно, что мы предпочли первое". После этого Крыленко видел меня, но даже и словом не обмолвился о том, чтобы я к нему зашел!"

Естественно, что после истории с решением о перегибах РК закрыл глаза на все безобразия, которые творились в районе, а если в особо исключительных случаях и говорили по поводу перегибов, то так глухо, как из воды. Решения выносились больше для очистки совести, не для проработки на ячейках, а для особой папки, на всякий случай.

После отъезда Овчинникова в Верхне-Донской район работой стал руководить Шарапов.

...О работе уполномоченного или секретаря ячейки Шарапов судил не только по количеству найденного хлеба, но и по числу семей, выкинутых из домов, по числу раскрытых при обысках крыш и разваленных печей. "Детишек ему стало жалко выкидывать на мороз! Расслюнявился! Кулацкая жалость его одолела! Пусть, как щенки, пищат и дохнут, но саботаж мы сломим!", — распекал на бюро РК Шарапов секретаря ячейки Малаховского колхоза за то, что тот проявил некоторое колебание при массовом выселении семей колхозников на улицу. На бюро РК, в ячейке, в правлении колхоза, громя работавших по хлебозаготовкам, Шарапов не знал иного обращения, кроме как "сволочь", "подлец", "кусок слюнтяя", "предатель", "сукин сын". Вот лексикон, при помощи которого уполномоченный крайкома объяснялся с районными и сельскими коммунистами.

До чистки партии за полтора месяца (с 20 декабря по 1 января) из 1500 коммунистов было исключено более 300 человек. Исключали, тотчас же арестовывали и снимали со снабжения как самого арестованного, так и его семью. Не получая хлеба,

433

жены и дети арестованных коммунистов начинали пухнуть от голода и ходить по хуторам в поисках "подаяния"...

Исключение из партии, арест и голод грозили всякому коммунисту, который не проявлял достаточной "активности" по части применения репрессий, т.к. в понимании Овчинникова и Шарапова только эти методы должны были давать хлеб. И большинство терроризированных коммунистов потеряли чувство меры в применении репрессий. По колхозам широкой волной покатились перегибы. Собственно то, что применялось при допросах и обысках, никак нельзя было назвать перегибами; людей пытали, как во времена средневековья, и не только пытали в комсодах, превращенных буквально в застенки, но и издевались над теми, кого пытали. Ниже я приведу краткий перечень тех "способов", при помощи которых работали агитколонны и уполномоченные РК, а сейчас в цифрах, полученных мною в РК, покажу количество подвергавшихся репрессиям и количество хлеба, взятого с момента применения репрессий.

По Вешенскому району. 1. Хозяйств — 13 813; 2. Всего населения— 52 069; 3. Число содержавшихся под стражей, арестованных органами ОГПУ, милицией, сельсоветами и пр. — 3 128; 4. Из них приговорено к расстрелу — 52; 5. Осуждено по приговорам нарсуда и по постановлениям коллегии ОГПУ — 2300; 6. Исключено из колхоза хозяйств — 1947; 7. Оштрафовано (изъято продовольствие и скот) — 3 350 хозяйств; 8. Выселено из домов — 1090 хозяйств.

Мне казалось, что это — один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вешенскую приехал секретарь крайкома Зимин. По пути в Вешенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК выступил по поводу хода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки: — "Сколько у тебя выселенных из домов?" — "Сорок восемь хозяйств". - "Где они ночуют?" Секретарь ячейки засмеялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придется. Зимин ему на это сказал: "А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!"

После этого по району взяли линию еще круче. И выселенные стали замерзать. В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери. Сама мать обморозилась. Женщину эту выселял кандидат партии — работник Базковского колхоза. Его, после того как ребенок замерз, тихонько посадили в тюрьму. Посадили за "перегиб". За что же посадили? И если посадили правильно, то почему остается на свободе т. Зимин?

Число замерзших не установлено, т. к. этой статистикой никто не интересовался и не интересуется; точно так же, как никто не интересуется количеством умерших от голода. Бесспорно

434

одно: огромное количество взрослых и "цветов жизни" после двухмесячной зимовки на улице, после ночевок на снегу уйдут из этой жизни вместе с последним снегом. А те, которые останутся в живых, будут полукалеками.

Но выселение — это еще не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 тонны хлеба:

Массовые избиения колхозников и единоличников.

Сажание "в холодную". "Есть яма?" — "Нет". — "Ступай, садись в амбар!" Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия — январь, февраль. Часто в амбары сажались целыми бригадами.

В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: "Скажешь,где яма? Опять подожгу!" В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос.

В Наполовском колхозе уполномоченный РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом"прохладиться" выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (ПЛОТКИН)заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: "Стреляйся, а нет — сам застрелю!" Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный) и, когда щелкнул боек, упал в обмороке.

В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перца (горчицы) и не приказал выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.

В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.

Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.

В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь,раздели на снегу догола и пустили, приказав бежать к хутору рысью.

В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 человек демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику — подозреваемому в краже — во двор(ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал "огонь" по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь,

435

били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.

(Нумерация нарушена Шолоховым. — Ред.) В Кружилинском колхозе уполномоченный РК КОВТУН на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: "Где хлеб зарыл?" — "Не зарывал, товарищ!" — "Не зарывал? А ну, высовывай язык! Стой так!" Шестьдесят взрослых людей, советских граждан по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял еще становиться на колени.

В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.

В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.

В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивалии выводили, босых же, на мороз.

В Колундаевском колхозе разутых добоса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезлив Базковскую больницу.

Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.

В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.

Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели"прохладную" комнату, куда выводили с собрания для "индивидуальной обработки". Проводившие собрание сменялись, их было 5 человек, но колхозники были одни и те же... Собрание длилось без перерыва более суток.

Примеры эти можно бесконечно умножить. Это — не отдельные случаи загибов, это — узаконенный в районном масштабе — "метод" проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти "методы" на себе и после приходили ко мне с просьбами "прописать про это в газету".

Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко "В успокоенной деревне"? Так вот этакое "исчезание" было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака кресть-

436

янами, а над десятками тысяч колхозников. Причем, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.

Продовольственная помощь, оказываемая государством, явно недостаточна. Из 50 000 населения голодают никак не меньше 49 000. На эти 49 000 получено 22 000 пудов. Это на три месяца. Истощенные, опухшие колхозники, давшие стране 2 300 000 пудов хлеба, питающиеся в настоящее время черт знает чем, уж наверное не будут вырабатывать того, что вырабатывали в прошлом году. Не менее истощен и скот, два месяца, изо дня в день, в распутицу возивший с места на место хлеб, по милости Шарапова и РК. Все это, вместе взятое, приводит к заключению, что план сева колхозы района к сроку безусловно не выполнят. Но платить-то хлебный налог придется не с фактически засеянной площади, а с контрольной цифры присланного краем плана. Следовательно, история с хлебозаготовками 1932 г. повторится и в 1933 г. Вот перспективы, уже сейчас грозно встающие перед вышедшими на сев колхозниками.

Если все описанное мною заслуживает внимания ЦК, — пошлите в Вешенский район доподлинных коммунистов, у которых хватило бы смелости, невзирая на лица, разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное хозяйство района, которые по-настоящему бы расследовали и открыли не только всех тех, кто применял к колхозникам омерзительные "методы" пыток, избиений и надругательств, но и тех, кто вдохновлял на это.

Обойти молчанием то, что в течение трех месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда.

Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу "Поднятой целины".

С приветом М. Шолохов

Ст. Вешенская СКК 4 апреля 1933 г.

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 827, л. 7 - 22. Подлинник

437

И.В. Сталин — М. А. Шолохову 16 апреля 1933 г. Молния

Станица Вешенская Вешенского района Северо-Кавказского края Михаилу Шолохову

Ваше письмо получил пятнадцатого. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Назовите цифру.

Сталин. 16.IV.33 г.

АП РФ, ф. 45, оп. 1, д. 827, л. 23. Копия

И.В. Сталин — М. А. Шолохову

22 апреля 1933 г.

Молния

Станица Вешенская Вешенского района Северо-Кавказского края Михаилу Шолохову

Ваше второе письмо только что получил. Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи отпускаем дополнительно для вешенцев восемьдесят тысяч пудов. Всего сто двадцать тысяч пудов. Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов. Надо было прислать ответ не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени.

Сталин.

22.IV.33 г.

АП РФ, ф.45, оп. 1, д. 827, л.ЗО. Копия

И.В. Сталин — М. А. Шолохову

6 мая 1933 г.

Дорогой тов. Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже.

Для разбора дела прибудет к вам, в Вешенский район, т.Шкирятов, которому — очень прошу Вас — оказать помощь.

Это так. Но не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я

438

во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района ( и не только вашего района) проводили "итальянку" (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию— без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели "тихую" войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов...

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.

Ваш И.Сталин.

6.V.33 г.

АП РФ, ф.З, оп.61, д.549, л. 194. Копия

439

БЕСЕДА Т. СТАЛИНА С РОМЕНОМ РОЛЛАНОМ

(Окончательный текст)1

28.VI. с. г. <1935 г.> ровно в 16 часов в сопровождении своей жены и т. Аросева —Ромэн Роллан был принят т. Сталиным 2

Секретно. Не для печати.

Дружески поздоровались. Тов. Сталин пригласил присутствующих сесть. Ромэн Роллан поблагодарил т. Сталина за то, что он доставил ему возможность говорить с ним, а в особенности выразил благодарность за гостеприимство.

СТАЛИН. Я рад побеседовать с величайшим мировым писателем.

РОМЭН РОЛЛАН. Я очень сожалею, что мое здоровье не позволяло мне раньше посетить этот великий новый мир, который является гордостью для всех нас и с которым мы связываем наши надежды. Если вы позволите, я буду говорить с вами в своей двойной роли старого друга и спутника СССР и свидетеля с Запада, наблюдателя и доверенного лица молодежи и сочувствующих во Франции.

Вы должны знать, чем является СССР в глазах тысяч людей Запада. Они имеют о нем весьма смутное представление, но они видят в нем воплощение своих надежд, своих идеалов, часто различных, иногда противоречивых. В условиях нынешнего тяжелого кризиса экономического и морального они ждут от СССР руководства, лозунга, разъяснения своих сомнений.

Конечно, удовлетворить их трудно. СССР имеет свою собственную гигантскую задачу, свою работу строительства и обороны, и этому он должен отдать себя целиком: лучший лозунг, который он может дать, это его пример. Он указывает путь и, идя этим путем, его утверждает.

Но все же СССР не может отклонить от себя великую ответственность, которую возлагает на него положение современного мира, в некотором роде "верховную" ответственность — нести заботу об этих массах из других стран, уверовавших в него. Не достаточно повторить знаменитое слово Бетховена: "О человек, помогай себе сам!", нужно им помочь и дать им совет.

Но для того, чтобы делать это с пользой, следует считаться с особым темпераментом и идеологией каждой страны — здесь я буду говорить только о Франции. Незнание этой природной идеологии может вызвать и фактически вызывает серьезные недоразумения.

1 Написание имени Роллана по первоисточнику.— Ред.

440

Нельзя ожидать от французской публики, даже сочувствующей, той диалектики мышления, которая стала в СССР второй натурой. Французский темперамент привык к абстрактно-логическому мышлению, рассудочному и прямолинейному, в меньшей степени экспериментальному, чем дедуктивному. Нужно хорошо знать эту логику, чтобы ее преодолеть. Это народ, это общественное мнение, которые привыкли резонировать. Им всегда нужно приводить мотивы действия.

На мой взгляд, политика СССР недостаточно заботится о том, чтобы приводить своим иностранным друзьям мотивы некоторых своих действий. Между тем у него достаточно этих мотивов, справедливых и убедительных. Но он как будто мало этим интересуется; и это, по-моему, серьезная ошибка: ибо это может вызвать и вызывает ложные и намеренно извращенные толкования некоторых фактов, порождающие тревогу у тысяч сочувствующих. Так как я наблюдал в последнее время эту тревогу у многих из честных людей Франции, я должен вам об этом сигнализировать.

Вы скажете нам, что наша роль — интеллигентов и спутников,— в этом и заключается, чтобы разъяснять. Мы не справляемся с этой задачей, прежде всего потому, что мы сами плохо информированы: нас не снабжают необходимыми материалами, чтобы сделать понятным и разъяснить.

Мне кажется, что на Западе должно было бы существовать учреждение для интеллектуального общения, нечто вроде ВОКСа, но более политического характера. Но так как подобного учреждения нет, то недоразумения накапливаются и никакое официальное учреждение СССР не занимается их разъяснением. Считают, по-видимому, что достаточно предоставить им с течением времени испариться. Они не испаряются, они сгущаются. Нужно действовать с самого начала и рассеивать их по мере возникновения.

Вот несколько примеров:

Правительство СССР принимает решения, что является его верховным правом, либо в форме судебных постановлений и приговоров, либо в форме законов, изменяющих обычные карательные меры. В некоторых случаях вопросы или лица, которых это касается, представляют или приобретают всеобщий интерес и значение; и в силу той или иной причины иностранное общественное мнение приходит в возбуждение. Было бы легко избежать недоразумений. Почему этого не делают?

Вы были правы, энергично подавляя сообщников заговора, жертвой которого явился Киров. Но, покарав заговорщиков, сообщите европейской публике и миру об убийственной вине осужденных. Вы сослали Виктора Сержа на 3 года в Оренбург; и это было гораздо менее серьезное дело, но почему допускали, чтобы оно так раздувалось в течение двух лет в общественном мнении Европы. Это писатель, пишущий на французском язы-

441

ке, которого я лично не знаю; но я являюсь другом некоторых из его друзей. Они забрасывают меня вопросами о его ссылке в Оренбург и о том, как с ним обращаются. Я убежден, что вы действовали, имея серьезные мотивы. Но почему бы с самого начала не огласить их перед французской публикой, которая настаивает на его невиновности? Вообще очень опасно в стране дела Дрейфуса и Каласа допускать, чтобы осужденный стал центром всеобщего движения 3 .

Другой случай, совершенно иного характера: недавно был опубликован закон о наказании малолетних преступников старше 12 лет4. Текст этого закона недостаточно известен; и даже если он известен, он вызывает серьезные сомнения. Получается впечатление, что над этими детьми нависла смертная казнь. Я хорошо понимаю мотивы, делающие необходимым внушить страх безответственным и тем, кто хочет использовать эту безответственность. Но публика не понимает. Ей представляется, что эта угроза осуществляется или что судьи по своему усмотрению могут ее осуществить. Это может быть источником очень большого движения протеста. Это нужно немедленно предотвратить.

Товарищи, вы меня извините, может быть, я слишком долго говорил и, может быть, возбуждаю вопросы, какие я не должен был бы возбуждать.

СТАЛИН. Нет, нет, пожалуйста. Я очень рад вас слушать, я целиком в вашем распоряжении.

РОМЭН РОЛЛАН. Наконец, я перехожу к очень большому актуальному недоразумению, вызванному вопросом о войне и отношению к ней. Этот вопрос давно уже обсуждался во Франции. Несколько лет тому назад я обсуждал с Барбюсом и с моими друзьями-коммунистами опасность необусловленной кампании против войны. Мне представляется необходимым изучить различные случаи войны, которые могут представиться, и выработать различные положения, которые могут быть приняты в отношении каждого случая. Если я правильно понимаю, СССР нуждается в мире, он хочет мира, но его позиция не совпадает с интегральным пацифизмом. Последний в известных случаях может быть отречением в пользу фашизма, которое, в свою очередь, может вызвать войну. В этом отношении я не вполне доволен некоторыми резолюциями Амстердамского конгресса против войны и фашизма в 1932 году5, так как его резолюции внушают некоторое сомнение в вопросе о тактике против войны.

В настоящий момент взгляды не только пацифистов, но и многих друзей СССР в этом вопросе дезориентированы: социалистическое и коммунистическое сознание смущено военным союзом СССР с правительством империалистической французской демократии6 — это сеет тревогу в умах. Тут много серьезных вопросов революционной диалектики, которые требуют

442

выяснения. Следует это сделать с максимально возможной искренностью и гласностью.

Вот, мне кажется, все, что я хотел сказать7.

СТАЛИН. Если я должен ответить, то позвольте мне ответить по всем пунктам.

Прежде всего о войне. При каких условиях было заключено наше соглашение с Францией о взаимной помощи? При условиях, когда в Европе, во всем капиталистическом мире возникли две системы государств: система государств фашистских, в которых механическими средствами подавляется все живое, где механическими средствами душится рабочий класс и его мысль, где рабочему классу не дают дышать, и другая система государств, сохранившихся от старых времен, — это система государств буржуазно-демократических. Эти последние государства также готовы были бы задушить рабочее движение, но они действуют другими средствами у них остается еще парламент, кое-какая свободная пресса, легальные партии и т. д.. Здесь есть разница. Правда, ограничения существуют и здесь, но все же известная свобода остается и дышать более или менее можно. Между этими двумя системами государств в интернациональном масштабе происходит борьба. При этом эта борьба, как мы видим, с течением времени делается все более и более напряженной. Спрашивается: при таких обстоятельствах должно ли правительство рабочего государства оставаться нейтральным и не вмешиваться? Нет, не должно, ибо оставаться нейтральным значит облегчить возможность для фашистов одержать победу, а победа фашистов является угрозой для дела мира, угрозой для СССР, а следовательно, угрозой и для мирового рабочего класса.

Но если правительство СССР должно вмешаться в эту борьбу, то на чьей стороне оно должно вмешаться? Естественно, на стороне правительств буржуазно-демократических, не добивающихся к тому же нарушения мира. СССР заинтересован поэтому, чтобы Франция была хорошо вооружена против возможных нападений фашистских государств, против агрессоров. Вмешиваясь, таким образом, мы как бы кидаем на чашку весов борьбы между фашизмом и антифашизмом, между агрессией и неагрессией, добавочную гирьку, которая перевешивает чашку весов в пользу антифашизма и неагрессии. Вот на чем основано наше соглашение с Францией.

Это я говорю с точки зрения СССР как государства. Но должна ли такую же позицию в вопросе о войне занять коммунистическая партия во Франции? По-моему, нет. Она там не находится у власти, у власти во Франции находятся капиталисты, империалисты, а коммунистическая партия Франции представляет небольшую оппозиционную группу. Есть ли гарантия, что французская буржуазия не использует армию против французского рабочего класса? Конечно, нет. У СССР есть до-

443

говор с Францией о взаимной помощи против агрессора, против нападения извне. Но у него нет и не может быть договора насчет того, чтобы Франция не использовала своей армии против рабочего класса Франции. Как видите, положение компартии в СССР не одинаково с положением компартии во Франции. Понятно, что позиция компартии во Франции также не будет совпадать с позицией СССР, где коммунистическая партия стоит у власти. Я вполне понимаю поэтому французских товарищей, которые говорят, что позиция французской коммунистической партии в основе своей должна остаться той, какой она была до соглашения СССР с Францией. Из этого, однако, не следует, что если война, вопреки усилиям коммунистов, все же будет навязана, то коммунисты должны будто бы бойкотировать войну, саботировать работу на заводах и т. д. Мы, большевики, хотя мы были против войны и за поражение царского правительства 8 , никогда от оружия не отказывались. Мы никогда не являлись сторонниками саботажа работы на заводах или бойкота войны, наоборот, когда война становилась неотвратимой, мы шли в армию, обучались стрелять, управлять оружием и затем направляли свое оружие против наших классовых врагов.

Что касается допустимости для СССР заключать политические соглашения с некоторыми буржуазными государствами против других буржуазных государств, то этот вопрос решен в положительном смысле еще при Ленине и по его инициативе. Троцкий был большим сторонником такого решения вопроса, но он теперь, видимо, забыл об этом...1

Вы говорили, что мы должны вести за собой наших друзей в Западной Европе. Должен сказать, что мы опасаемся ставить себе такую задачу. Мы не беремся их вести, потому что трудно давать направление людям, живущим в совершенно другой среде, в совершенно иной обстановке. Каждая страна имеет свою конкретную обстановку, свои конкретные условия, и руководить из Москвы этими людьми было бы с нашей стороны слишком смело. Мы ограничиваемся поэтому самыми общими советами. В противном случае мы взяли бы на себя ответственность, с которой не могли бы справиться. Мы на себе испытали, что значит, когда руководят иностранцы, да еще издали. До войны, вернее — в начале девятисотых годов, германская социал-демократия была ядром социал-демократического Интернационала9 , а мы, русские, — их учениками. Она пыталась тогда нами руководить. И если бы мы дали ей возможность направлять нас, то наверняка мы не имели бы ни большевистской партии, ни революции 1905 года, а значит, не имели бы и революции 1917 года. Нужно, чтобы рабочий класс каждой страны

1 Многоточие документа.

444

имел своих собственных коммунистических руководителей. Без этого руководство невозможно.

Конечно, если наши друзья на Западе мало осведомлены о мотивах действий Советского правительства и их нередко ставят в тупик наши враги, то это говорит не только о том, что наши друзья не умеют также хорошо 10 вооружаться, как наши враги. Это говорит еще о том, что мы недостаточно осведомляем и вооружаем наших друзей. Мы постараемся заполнить этот пробел.

Вы говорите, что на советских людей возводится врагами много клеветы и небылиц, что мы мало опровергаем их. Это верно. Нет такой фантазии и такой клеветы, которых не выдумали бы враги про СССР. Опровергать их иногда даже неловко, так как они слишком фантастичны и явно абсурдны. Пишут, например, что я пошел с армией против Ворошилова, убил его, а через 6 месяцев, забыв о сказанном, в той же газете пишут, что Ворошилов пошел с армией против меня и убил меня, очевидно, после своей собственной смерти, а затем добавляют ко всему этому, что мы с Ворошиловым договорились, и т. д. Что же тут опровергать?

РОМЭН РОЛЛАН. Но ведь именно отсутствие опровержений и разъяснений как раз и плодит клевету.

СТАЛИН. Может быть. Возможно, что вы правы. Конечно, можно было бы реагировать энергичнее на эти нелепые слухи.

Теперь позвольте мне ответить на ваши замечания по поводу закона о наказаниях для детей с 12-летнего возраста. Этот декрет имеет чисто педагогическое значение. Мы хотели устрашить им не столько хулиганствующих детей, сколько организаторов хулиганства среди детей. Надо иметь в виду, что в наших школах обнаружены отдельные группы в 10 — 15 человек хулиганствующих мальчиков и девочек, которые ставят своей целью убивать или развращать наиболее хороших учеников и учениц, ударников и ударниц. Были случаи, когда такие хулиганские группы заманивали девочек к взрослым, там их спаивали и затем делали из них проституток. Были случаи, когда мальчиков, которые хорошо учатся в школе и являются ударниками, такая группа хулиганов топила в колодце, наносила им раны и всячески терроризировала их. При этом было обнаружено, что такие хулиганские детские шайки организуются и направляются бандитскими элементами из взрослых. Понятно, что Советское правительство не могло пройти мимо таких безобразий. Декрет издан для того, чтобы устрашить и дезорганизовать взрослых бандитов и уберечь наших детей от хулиганов.

Обращаю ваше внимание, что одновременно с этим декретом, наряду с ним, мы издали постановление о том, что запрещается продавать и покупать и иметь у себя финские ножи и кинжалы.

445

РОМЭН РОЛЛАН. Но почему бы вам вот эти самые факты и не опубликовать? Тогда было бы ясно — почему этот декрет издан.

СТАЛИН. Это не такое простое дело. В СССР имеется еще немало выбившихся из колеи бывших людей, жандармов, полицейских, царских чиновников, их детей, их родных. Эти люди не привыкли к труду, они озлоблены и представляют готовую почву для преступлений. Мы опасаемся, что публикация о хулиганских похождениях и преступлениях указанного типа может подействовать на подобные выбитые из колеи элементы — заразительно и может толкнуть их на преступления.

РОМЭН РОЛЛАН. Это верно, это верно.

СТАЛИН. А могли ли мы дать разъяснение в том смысле, что этот декрет мы издали в педагогических целях, для предупреждения преступлений, для устрашения преступных элементов? Конечно, не могли, так как в таком случае закон потерял бы всякую силу в глазах преступников.

РОМЭН РОЛЛАН. Нет, конечно, не могли.

СТАЛИН. К вашему сведению, должен сказать, что до сих пор не было ни одного случая применения наиболее острых статей этого декрета к преступникам-детям и надеемся — не будет.

Вы спрашиваете — почему мы не делаем публичного судопроизводства над преступниками-террористами. Возьмем, например, дело убийства Кирова. Может быть, мы тут действительно руководились чувством вспыхнувшей в нас ненависти к террористам-преступникам. Киров был прекрасный человек. Убийцы Кирова совершили величайшее преступление. Это обстоятельство не могло не повлиять на нас. Сто человек, которых мы расстреляли, не имели с точки зрения юридической непосредственной связи с убийцами Кирова. Но они были присланы из Польши, Германии, Финляндии нашими врагами, все они были вооружены и им было дано задание совершать террористические акты против руководителей СССР, в том числе и против т. Кирова. Эти сто человек — белогвардейцев и не думали отрицать на военном суде своих террористических намерений. "Да, — говорили многие из них, — мы хотели и хотим уничтожить советских лидеров, и нечего вам с нами разговаривать, расстреливайте нас, если вы не хотите, чтобы мы уничтожили вас". Нам казалось, что было бы слишком много чести для этих господ разбирать их преступные дела на открытом суде с участием защитников. Нам было известно, что после злодейского убийства Кирова преступники-террористы намеревались осуществить свои злодейские планы и в отношении других лидеров. Чтобы предупредить это злодеяние, мы взяли на себя неприятную обязанность расстрелять этих господ. Такова уж логика власти. Власть в подобных условиях должна быть сильной, крепкой и бесстрашной. В противном случае она — не

446

власть и не может быть признана властью. Французские коммунары, видимо, не понимали этого, они были слишком мягки и нерешительны, за что их порицал Карл Маркс. Поэтому они и проиграли, а французские буржуа не пощадили их. Это — урок для нас.

Применив высшую меру наказания в связи с убийством т. Кирова, мы бы хотели впредь не применять к преступникам такую меру, но, к сожалению, не все здесь зависит от нас. Следует, кроме того, иметь в виду, что у нас есть друзья не только в Западной Европе, но и в СССР, и в то время, как друзья в Западной Европе рекомендуют нам максимум мягкости к врагам, наши друзья в СССР требуют твердости, требуют, например, расстрела Зиновьева и Каменева, вдохновителей убийства т. Кирова. Этого тоже нельзя не учитывать.

Я хотел бы, чтобы вы обратили внимание на следующее обстоятельство. Рабочие на Западе работают 8, 10 и 12 часов в день. У них семья, жены, дети, забота о них. У них нет времени читать книги и оттуда черпать для себя руководящие правила. Да они не очень верят книгам, так как они знают, что буржуазные писаки часто обманывают их в своих писаниях. Поэтому они верят только фактам, только таким фактам, которые видят сами и могут пальцами осязать. И вот эти самые рабочие видят, что на востоке Европы появилось новое, рабоче-крестьянское государство, где капиталистам и помещикам нет больше места, где царит труд и где трудящиеся люди пользуются невиданным почетом. Отсюда рабочие заключают: значит, можно жить без эксплуататоров, значит, победа социализма вполне возможна. Этот факт, факт существования СССР имеет величайшее значение в деле революционизирования рабочих во всех странах мира. Буржуа всех стран знают это и ненавидят СССР животной ненавистью. Именно поэтому буржуа на Западе хотели бы, чтобы мы, советские лидеры, подохли как можно скорее. Вот где основа того, что они организуют террористов и посылают их в СССР через Германию, Польшу, Финляндию, не щадя на это ни денег, ни других средств. Вот, например, недавно у нас в Кремле мы обнаружили террористические элементы. У нас есть правительственная библиотека и там имеются женщины-библиотекарши, которые ходят на квартиры наших ответственных товарищей в Кремле, чтобы держать в порядке их библиотеки. Оказывается, что кой-кого из этих библиотекарш завербовали наши враги для совершения террора. Надо сказать, что эти библиотекарши по большей части представляют из себя остатки когда-то господствующих, ныне разгромленных классов — буржуазии и помещиков. И что же? Мы обнаружили, что эти женщины ходили с ядом, имея намерение отравить некоторых наших ответственных товарищей. Конечно, мы их арестовали, расстреливать их не собираемся, мы их изолируем. Но вот вам

447

еще один факт, говорящий о зверстве наших врагов и о необходимости для советских людей быть бдительными.

Как видите, буржуазия довольно жестоко борется с Советами, а затем в своей прессе сама же кричит о жестокости советских людей. Одной рукой посылает нам террористов, убийц, хулиганов, отравителей, а другой рукой пишет статьи о бесчеловечности большевиков.

Что касается Виктора Сержа, я его не знаю и не имею возможности дать вам сейчас справку.

РОМЭН РОЛЛАН. Я тоже его лично не знаю11, лично я слышал, что его преследуют за троцкизм.

СТАЛИН. Да, вспомнил. Это не просто троцкист, а обманщик. Это нечестный человек, он строил подкопы под Советскую власть. Он пытался обмануть Советское правительство, но это у него не вышло. По поводу него троцкисты поднимали вопрос на Конгрессе защиты культуры в Париже12. Им отвечали поэт Тихонов и писатель Илья Эренбург. Виктор Серж живет сейчас в Оренбурге на свободе и, кажется, работает там. Никаким мучениям, истязаниям и проч., конечно, не подвергался. Все это чушь. Он нам не нужен, и мы его можем отпустить в Европу в любой момент.

РОМЭН РОЛЛАН (улыбаясь). Мне говорили, что Оренбург — это какая-то пустыня.

СТАЛИН. Не пустыня, а хороший город. Я вот жил действительно в пустынной ссылке в Туруханском крае 4 года, там морозы 50 — 60 градусов. И ничего, прожил13.

РОМЭН РОЛЛАН. Я хочу еще поговорить на тему, которая для нас, интеллигенции Западной Европы, и для меня лично является особо значительной: о новом гуманизме, провозвестником которого вы, товарищ Сталин, являетесь, когда вы заявили в своей прекрасной недавней речи, что "наиболее ценным и наиболее решающим капиталом из всех существующих ценностей мира являются люди"14. Новый человек и новая культура, от него исходящая. Нет ничего более способного привлечь к целям революции весь мир, как это предложение новых великих путей пролетарского гуманизма, этот синтез сил человеческого духа. Наследство Маркса и Энгельса, интеллектуальная партия, обогащение духа открытий и созидания, наверное, наименее известная область на Западе. И тем не менее этому суждено оказать наибольшее воздействие на народы высокой культуры, как наши. Я счастлив констатировать, что в самое последнее время наша молодая интеллигенция начинает воистину обретать марксизм. Профессора и историки до последнего времени старались держать в тени доктрины Маркса и Энгельса или пытались их дискредитировать. Но сейчас новое течение вырисовывается даже в высших университетских сферах. Появился чрезвычайно интересный сборник речей и докладов под заглавием "При свете марксизма", редактированный проф. Вал-

448

лон из Сорбонны: основная тема этой книги — это роль марксизма в научной мысли сегодняшнего дня. Если движение это разовьется, — как я надеюсь, — и если мы сумеем таким путем распространить и популяризировать идеи Маркса и Энгельса, это вызовет глубочайшие отклики в идеологии нашей интеллигенции15.

СТАЛИН. Наша конечная цель, цель марксистов — освободить людей от эксплуатации и угнетения и тем сделать индивидуальность свободной. Капитализм, который опутывает человека эксплуатацией, лишает личность этой свободы. При капитализме более или менее свободными могут стать лишь отдельные, наиболее богатые лица. Большинство людей при капитализме не может пользоваться личной свободой.

РОМЭН РОЛЛАН. Правда, правда.

СТАЛИН. Раз мы снимаем путы эксплуатации, мы тем самым освобождаем личность. Об этом хорошо сказано в книге Энгельса "Анти-Дюринг".

РОМЭН РОЛЛАН. Она, кажется, не переведена на французский язык.

СТАЛИН. Не может быть. Там у Энгельса есть прекрасное выражение. Там сказано, что коммунисты, разбив цепи эксплуатации, должны сделать скачок из царства необходимости в царство свободы16.

Наша задача освободить индивидуальность, развить ее способности и развить в ней любовь и уважение к труду. Сейчас у нас складывается совершенно новая обстановка, появляется совершенно новый тип человека, тип человека, который уважает и любит труд. У нас лентяев и бездельников ненавидят, на заводах их заворачивают в рогожи и вывозят таким образом. Уважение к труду, трудолюбие, творческая работа, ударничество

вот преобладающий тон нашей жизни. Ударники и ударницы

это те, кого любят и уважают, это те, вокруг кого концентрируется сейчас наша новая жизнь, наша новая культура.

РОМЭН РОЛЛАН. Правильно, очень хорошо.

Мне очень стыдно, что я так долго задержал вас своим присутствием и отнял много времени.

СТАЛИН. Что вы, что вы!

РОМЭН РОЛЛАН. Я благодарю вас за то, что вы дали мне возможность с вами поговорить.

СТАЛИН. Ваша благодарность несколько смущает меня. Благодарят обычно тех, от кого не ждут чего-либо хорошего. Неужели вы думали, что я не способен встретить вас достаточно хорошо.

РОМЭН РОЛЛАН (встав со стула). Я по правде вам скажу,что для меня это совершенно необычно. Я никогда нигде не был так хорошо принят, как здесь.

СТАЛИН. Вы думаете быть у Горького завтра — 29.VI?

449

РОМЭН РОЛЛАН. Завтра условлено, что Горький приедет в Москву17. Мы с ним уедем на его дачу, а позже, может быть, я бы воспользовался вашим предложением побыть тоже на вашей даче.

СТАЛИН (улыбаясь). У меня нет никакой дачи. У нас, у советских лидеров, собственных дач нет вообще. Это просто одна из многих резервных дач, составляюших собственность государства. Это не я вам предлагаю дачу, а предлагает Советское правительство, это предлагают вам: Молотов, Ворошилов, Каганович,я.

Там вам было бы очень спокойно, там нет ни трамваев, ни железных дорог. Вы могли бы там хорошо отдохнуть. Эта дача всегда в вашем распоряжении. И если вы этого желаете, можете пользоваться дачей без опасений, что кого-либо стесняете. Вы будете на физкультурном параде 30.VI?

РОМЭН РОЛЛАН. Да, да, очень хотел бы. Я просил бы предоставить мне эту возможность.

Может быть, вы разрешите надеяться на то, что когда я буду на даче у Горького или на даче, которую вы мне любезно предложили, может быть, я там еще раз увижу вас и смогу побеседовать с вами.

СТАЛИН. Пожалуйста, когда угодно. Я в полном вашем распоряжении и с удовольствием приеду к вам на дачу. А возможность побывать на параде вам будет обеспечена 18.

Переводил разговор т. А. Аросев.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Заголовок документа. Слова "Секретно. Не для печати" и "(Окончательный текст)" написаны И.В. Сталиным красным карандашом.

2По данным журнала регистрации лиц, принятых И.В. Сталиным, беседа продолжалась 2 часа. На следующий день в газете "Правда" было помещено сообщение:

"28 июня днем состоялась в служебном кабинете т. Сталина беседа т. Сталина с Ромэн Ролланом. Беседа продолжалась 1 час 40 минут и носила исключительно дружеский характер". Набранные курсивом слова вписаны рукой И.В. Сталина. Р. Роллан 28 июня 1935 г. записал в дневнике: "Беседа начинается в десять минут пятого и кончается без десяти шесть".

3Дело Каласа, несправедливо осужденного на смерть в 1762 г., вызвавшее публичные протесты Ф. Вольтера, и дело Дрейфуса, незаконно приговоренного к пожизненному заключению в 1894 г., всколыхнувшее прогрессивную интеллигенцию Франции во главе с Э. Золя и А. Франсом, приводятся Р. Ролланом как примеры действенности общественного мнения.

4Имеется в виду принятое в апреле 1935 г. постановление ЦИК СССР о распространении уголовных наказаний для взрослых на детей старше 12 лет.

450

5Международный антивоенный конгресс в Амстердаме состоялся 27 - 29 августа 1932 г. Советская делегация (А. М. Горький, Е. Д. Стасова, Н. М. Шверник - глава делегации и др.) на конгресс не попала из-за того, что некоторым делегатам было отказано во въездных визах в Голландию.

6В ноябре 1932 г. заключен советско-французский пакт о ненападении; в мае1935 г. в Париже подписано соглашение между Францией и Советским Союзом о взаимопомощи и обязательствах консультироваться при угрозе нападения третьего государства на одну из сторон.

7Ниже приводится первоначальный вариант данной части записи беседы:СТАЛИН. Я рад побеседовать с величайшим мировым писателем.

РОМЭН РОЛЛАН. Мое здоровье не позволило мне раньше осуществить давнишнюю мечту посетить вашу страну, в которой создается поистине большой, совершенно новый мир. То, что вы здесь делаете, имеет грандиозное значение для всего человечества и уже сейчас оказывает влияние на умы народов и интеллигенции. Для нас, для интеллектуальных работников, вы показываете пример — какой надо создавать жизнь, но ваше строительство и все то, что вы делаете, накладывает на вас большую ответственность и обязательства, в особенности перед молодежью.

Вас, СССР, наша интеллигенция, в особенности наша молодежь, знает очень мало и имеет смутное представление о том, что здесь делается. Между тем наши лучшие люди возлагают на вашу страну свои надежды и упования, и мне кажется, что обязанность СССР дать понять себя более отчетливо, более полно, давать друзьям Советского Союза в Европе советы и вести их за собой.

Это, во-первых, и вместе с тем необходимо считаться с особенностями западноевропейской психологии. Я возьму психологию наших французских интеллигентов, которая мне больше всего известна, и нашу французскую молодежь.

Их мышление по преимуществу абстрактно-логическое и слишком рационалистическое. Поэтому многие шаги в политике СССР остаются для них непонятными. Даже ваши посольства и послы никогда не выступают с объяснениями тех или иных шагов Советского правительства. Я возьму несколько примеров, где я считаю, что Советское правительство имело право и все основания действовать так, как оно действовало, но его действия остались недостаточно понятыми в Западной Европе.

Вот, например, такой факт, как осуждение и высылка некоторых очень видных людей, которая производилась недостаточно публично и для наказания которых не были достаточно широко освещены мотивы. К такому типу фактов относится также и факт издания декрета о наказании малолетних, начиная с 12 лет. Этот закон является совершенно непонятным. Тем более что его текст нигде в иностранной прессе не публиковался полностью, а лишь излагался, да и то очень кратко, и была такая тенденция, чтобы его опорочить. По поводу этого декрета я получал со всех сторон массу писем и запросов.

В серии этих фактов я могу также назвать факт меньшего значения, факт второстепенный, например, о высылке Виктора Сержа. Это довольно известный писатель, между мной и им имеется много знакомых, и они все расспрашивают меня - почему он выслан в Оренбург, что он там делает, в каком положении находится и проч. и проч. Я совершенно уверен, что он был достоин этого наказания и твердо убежден, что в данном случае вы действовали совершенно правильно, но нужно было дать объяснение этому факту для массы друзей СССР.

451

Теперь позвольте мне перейти к вопросу более значительному, а именно к тому положению, которое заняло Советское правительство по вопросу о войне, в особенности заключив союз с Францией. Это внесло большое смятение в умы самых лучших друзей СССР во Франции и в других странах Европы. Положение коммунистической партии в особенности, стало как будто двойственным, и так как все это произошло очень быстро, то даже лучшие друзья СССР оказались дезориентированными. Я лично вполне уверен, что это нужно было сделать и что шаг Советского правительства совершенно правильный, но я опять скажу, что и здесь недостаточно было дано разъяснений. Даже самые искренние друзья СССР и близкие ему люди, например, я сам не имею никаких информации по этому вопросу, а между тем я получаю массу писем и недоуменных обращений ко мне.

Я полагаю, что правительство СССР должно было бы создать около себя какую-нибудь группу товарищей или учреждение, которое специально занималось бы тем, что давало бы разъяснения и толкования политики Советского правительства в самых различных областях. Таким учреждением мог бы быть, например, ВОКС, если придать ему большую политическую заостренность.

СТАЛИН (к АРОСЕВУ). Это вы уж от себя добавили?

АРОСЕВ. Нисколько, нисколько. Я сейчас попрошу Ромэн Роллана подтвердить.

РОМЭН РОЛЛАН. Нет, это действительно так я думаю.

Вы меня извините, может быть, я слишком долго говорил и, может быть, возбуждаю вопросы, какие я не должен был бы возбуждать.

СТАЛИН. Нет, нет, пожалуйста. Я очень рад вас слушать, я целиком в вашем распоряжении.

РОМЭН РОЛЛАН. Союз с Францией, я понимаю, в настоящих условиях является совершенно необходимым, но думаю, что такие шаги Советского правительства требуют широкой разъяснительной кампании.

Я должен сказать, что еще 3-4 года тому назад в разговоре с Анри Барбюсом я говорил, что мы, симпатизирующие СССР, должны возражать против войны не безусловно. Мы не должны и не можем быть сторонниками интегрального пацифизма. Могут быть такие условия, когда нам придется быть за войну. В этом отношении я не совсем доволен теми решениями, которые были приняты на антифашистском конгрессе в Амстердаме, ибо резолюция слишком в общих чертах и слишком неясно говорит о войне. Это производит впечатление именно такого интегрального пацифизма.

Отсутствие достаточно широкой разъяснительной кампании дает возможность сочинять против СССР всевозможные сказки и сплетни. Во Франции, например, совершенно не понимают того, - почему ни Советское правительство, ни его посольства не выступают с опровержениями всевозможных ложных слухов, возводимых на СССР. Я думаю, что на каждый ложный слух нужно немедленно писать опровержение".

(Там же. Л. 1 - 4).

8В октябре 1914 г. В. И. Ленин опубликовал манифест "Война и российская социал-демократия", в котором выдвигались лозунги превращения империалистической войны в гражданскую и поражения царского правительства в империалистической войне.

9Имеется в виду II Интернационал, основанный в Париже социалистическими партиями в 1889 г. Распался после Октябрьской революции 1917 г. в России.

452

10Здесь и ниже подчеркнуты слова, вписанные Сталиным в первоначальный текст записи беседы.

11Далее в первоначальном варианте следует текст: "М. П. Роллан. Это французский писатель, внук Кибальчича, троцкист".

(Там же. Л. 13)

12Международный конгресс писателей в защиту культуры, организованный А. Барбюсом и И. Г. Эренбургом, состоялся в Париже 21 - 25 июня.

13В туруханской ссылке Сталин находился с июля 1913 г. по март 1917 г.

14Приведена цитата из речи Сталина, произнесенной 4 мая 1935 г. в Большом Кремлевском дворце перед выпускниками военных академий Красной Армии: "Из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры". В этой речи "вождь" выдвинул лозунг: "Кадры решают все".

15В первоначальном варианте беседы последний абзац выглядел так:"РОМЭН РОЛЛАН (явно глубоко переживший то, что сейчас услышал).

Я еще хотел сказать об одном обстоятельстве, которое для нас, для интеллигенции Западной Европы, а в особенности лично для меня является особо важным, это именно начало того гуманизма, нового гуманизма, первым глашатаем которого являетесь вы, т.Сталин. В вашей недавней речи об отношении к человеку вы как раз сказали то самое слово, которое так необходимо было для западноевропейской интеллигенции, для всех тех, кто вам сочувствует. Надо сказать, к сожалению, что наша интеллигенция очень мало уделяет места в своей идейной работе восприятию идей Маркса и Энгельса. Между тем, идеи Маркса и Энгельса заключают в себе понятие именно того гуманизма, о котором вы говорите. Я очень счастлив констатировать, что именно теперь только наша молодая интеллигенция начинает знакомиться с марксизмом. Ученые люди Западной Европы сознательно держали учение Маркса и Энгельса в тени, сознательно это учение оттирали, всякими способами затирали и даже дискредитировали. В настоящее же время в Париже, например, появляется сборник докладов о научном мышлении и марксизме. Этот сборник издается под руководством проф. Валлона и называется "В свете марксизма". Главной темой этих докладов является именно роль марксизма в научном мышлении. Если дело пойдет так дальше и если мы сумеем, таким образом, идеи Маркса и Энгельса распространить и популяризировать, то это очень глубоко скажется на идеологии нашей интеллигенции".

(Там же. Л. 13—14).

16Рассуждения Ф. Энгельса о "скачке человечества из царства необходимости в царство свободы" см.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 284 - 285.

17А. М. Горький в это время находился в Москве; с Р. Ролланом он встретился 29 июня, а на следующий день они переехали в Горки. 3 июля Горки посетили И.В. Сталин, К. Е. Ворошилов, другие советские руководители.

18Вместе с А. М. Горьким Р. Роллан присутствовал на Всесоюзном физкультурном параде на Красной площади.

453

Указатель имен

А р о с е в А. Я. (1890 - 1938) - писатель, с 1934 г. председатель правления Всесоюзного общества культурных связей с заграницей.

Барбюс Анри (1873-1935) - французский писатель и общественный деятель.

Бетховен Людвиг ван (1770-1827) - немецкий композитор, пианист и дирижер.

Валлон Анри (1879-1962) - французский ученый и общественный деятель, профессор Сорбонны.

Ворошилов К. Е. (1881 - 1969) - нарком обороны СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б).

Горький (Пешков) А. М. (1868-1936) - писатель.

Дрейфус Альфред (1859-1935) - французский офицер, еврей, приговоренный в 1894 г. по ложному обвинению в шпионаже к пожизненному заключению. В 1899 г. помилован, в 1906 г. реабилитирован.

Зиновьев (Радомысльский)Г. Е. (1883-1936) - партийный и государственный деятель, в январе 1935 г. приговорен к 10 годам тюремного заключения, в августе 1936 г. - к расстрелу.

Каганович Л. М. (1893-1991) - нарком путей сообщения СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б).

КаласЖан (1698-1762) - негоциант из Тулузы, протестант; ложно обвинен в убийстве своего сына якобы с целью предотвратить его переход в католичество и казнен по приговору парижского парламента. Трехлетняя борьба Вольтера за его посмертную реабилитацию увенчалась успехом.

Каменев (Розенфельд) Л. Б. (1883-1936) - партийный и государственный деятель, в январе 1935 г. приговорен к 5 годам тюремного заключения, в июле — к 10 годам, в августе 1936 г. — к расстрелу.

Киров (К о с т р и к о в) С. М. (1886-1934) - с 1926 г. первый секретарь Ленинградского губкома (обкома) партии, одновременно с 1930 г. член Политбюро, в 1934 г. секретарь ЦК ВКП(б).

Ленин (Ульянов) В. И. (1870—1924) - основатель большевистской партии, с 1917 г. Председатель Совнаркома РСФСР.

Маркс Карл (1818-1883) - основоположник коммунистической идеологии.

Молотов (С к р я б и н) В. М. (1890-1986) - Председатель Совнаркома СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б).

Роллан (К у д а ш е в а) М. П. (1895-1985) — поэтесса, переводчица, жена Р. Роллана.

РолланРомен (1866—1944) — французский писатель.

Серж (Кибальчич) В.Л. (1890-1947) - французский писатель, сотрудник Коминтерна, был близок к Г. Е. Зиновьеву и Л. Д. Троцкому. Арестован в 1933 г. После обращения Р. Роллана к Сталину освобожден в 1936 г. и выслан за границу.

Сталин (Джугашвили) И.В. (1878—1953) - Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).

ТихоновН.С. (1896-1979) - поэт и писатель.

Троцкий (Бронштейн) Л. Д. (1879-1940) - партийный и государственный деятель, в 1932 г. лишен советского гражданства.

Энгельс Фридрих (1820—1895) - один из основателей коммунистической идеологии.

Эренбург И.Г. (1891-1967) - писатель и общественный деятель.

454

И.В. Сталин. НАШИ ЦЕЛИ

Кто читает "Звезду" и знает ее сотрудников, являющихся также сотрудниками "Правды", тому не трудно понять, в каком направлении будет работать "Правда". Освещать путь русского рабочего движения светом международной социал-демократии, сеять правду среди рабочих о друзьях и врагах рабочего класса, стоять на страже интересов рабочего дела — вот какие цели будет преследовать "Правда".

Ставя такие цели, мы отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий, — только на кладбище осуществимо "полное тождество взглядов!" Но это еще не значит, что пунктов расхождения больше, чем пунктов схождения. Далеко нет! Как бы ни расходились передовые рабочие, они не могут забыть, что все они, без различия фракций, — одинаково эксплуатируемы, что все они, без различия фракций, одинаково бесправны. Поэтому "Правда" будет призывать, прежде всего и главным образом, к единству классовой борьбы пролетариата, к единству во что бы то ни стало. Поскольку мы должны быть

455

непримиримы по отношению к врагам, поскольку же требуется от нас уступчивость по отношению друг к другу. Война врагам рабочего движения, мир и дружная работа внутри движения — вот чем будет руководствоваться "Правда" в своей повседневной работе.

Это особенно необходимо подчеркнуть теперь, когда Ленские события и наступающие выборы в IV Думу с исключительной настойчивостью ставят перед рабочими вопрос о необходимости сплотиться в единую классовую организацию...

Вступая в работу, мы знаем, что путь наш усеян терниями. Достаточно вспомнить "Звезду", переносящую кучу конфискаций и "привлечений". Но тернии не страшны, если сочувствие рабочих, окружающее теперь "Правду", будет продолжаться и впредь. В этом сочувствии будет она черпать энергию для борьбы! Мы бы желали, чтобы сочувствие это росло. Мы бы желали, кроме того, чтобы рабочие не ограничивались одним сочувствием, а принимали активное участие в деле ведения нашей газеты. Пусть не говорят рабочие, что писательство для них "непривычная" работа: рабочие-литераторы не падают готовыми с неба, они вырабатываются лишь исподволь, в ходе литературной работы. Нужно только смелее браться за дело: раза два споткнешься, а там и научишься писать...

Итак, дружнее за работу!

Газета "Правда" № 1,

22 апреля 1912 г. Печатается по тексту газеты

Статья без подписи.

456

И.В. Сталин. "ОКРУЖИЛИ МЯ ТЕЛЬЦЫ МНОЗИ ТУЧНЫ"

Большевики дали клич — быть готовым! Вызван он обострением положения и мобилизацией сил контрреволюции, которая хочет напасть на революцию, которая пытается обезглавить революцию, сдав столицу Вильгельму, которая намерена обескровить столицу, выводя из нее революционную армию.

Но революционный клич, данный нашей партией, понят не всеми одинаково.

Рабочие поняли его "по-своему" и стали вооружаться. Они, рабочие, много прозорливее очень многих "умных" и "просвещенных" интеллигентов.

Солдаты от рабочих не отстали. Вчера еще на собрании полковых и ротных комитетов гарнизона громадным большинством постановили они грудью отстаивать революцию и ее вождя, Петроградский Совет, по первому зову которого обязуются они стать под ружье.

Так обстоит дело с рабочими и солдатами. Не то с другими слоями.

457

Буржуазия знает, где раки зимуют. Она взяла да "без лишних слов" выставила пушки у Зимнего дворца, ибо у нее есть свои "прапорщики" и "юнкера", которых, надеемся, история не забудет.

Агенты буржуазии из "Дня" и "Воли народа" открыли против нашей партии поход, "смешивая" большевиков с черными, усиленно допрашивая их о "сроках восстания".

Их подголоски, денщики Керенского, Бинасики и Даны, разразились воззванием, подписанным "ЦИК", призывая не выступать, допрашивая, подобно "Дню" и "Воле народа", о "сроке восстания", приглашая рабочих и солдат пасть ниц перед Кишкиным и Коноваловым.

А перепуганным неврастеникам из "Новой жизни" невмоготу стало, ибо они "не могут больше молчать" и умоляют нас сказать наконец: когда же выступят большевики.

Словом, если не считать рабочих и солдат, то поистине: "окружили мя тельцы мнози тучны", клевеща и донося, угрожая и умоляя, вопрошая и допрашивая.

Наш ответ.

О буржуазии и ее "аппарате": с ними у нас разговор будет особый.

Об агентах и наймитах буржуазии: мы их посылаем к контрразведке, — там они могут "осведомиться", в свою очередь "осведомляя" кого следует: о "дне" и "часе" "выступления", маршрут которого составлен уже провокаторами из "Дня".

О Бинасиках, Данах и прочих денщиках Керенского из Центрального Комитета: "героям", ставшим на сторону правительства Кишкина — Керенского против рабочих, солдат и крестьян, — мы отчета не даем. Но мы постараемся, чтобы они, эти герои штрейкбрехерства, ответили перед съездом Советов, который вчера еще пытались они сорвать, но который сегодня вынуждены они созвать, отступая перед напором Советов.

Что касается неврастеников из "Новой жизни", то мы плохо разбираемся, чего, собственно, хотят они от нас.

Если они хотят узнать о "дне" восстания для того, чтобы заранее мобилизовать силы перепуганных интеллигентов, для своевременного... бегства, скажем, в Финляндию, — то мы можем их только... похвалить, ибо мы "вообще" за мобилизацию сил.

Если они спрашивают о "дне" восстания для того, чтобы успокоить свои "стальные" нервы, то уверяем их, что если бы даже был назначен "день" восстания и если бы большевики сообщили им об этом "на, ухо", то от

458

этого ни на гран не стало бы "легче" нашим неврастеникам: пошли бы новые "вопросы", истерика и пр.

Если же они хотят просто произвести демонстрацию против нас, желая отмежеваться от нашей партии, то мы их можем опять же только похвалить: ибо, во-первых, этот разумный шаг, несомненно, будет зачтен им кем следует после возможных "осложнений" и "неудач"; во-вторых, он внесет ясность в сознание рабочих и солдат, которые поймут наконец, что "Новая жизнь" второй раз (июльские дни!) дезертирует из рядов революции в черную рать Бурцевых — Сувориных. Ну а всякому известно, что мы вообще за ясность.

Но, может быть, они не могут "молчать" потому, что теперь вообще все загоготали в отечественном болоте интеллигентской растерянности? Не этим ли объясняется "нельзя молчать" Горького? Невероятно, но факт. Они сидели и молчали, когда помещики и их прислужники доводили крестьян до отчаяния и голодных "бунтов". Они сидели и молчали, когда капиталисты и их прихвостни готовили рабочим всероссийский локаут и безработицу. Они умели молчать, когда контрреволюция пыталась сдать столицу и вывести оттуда армию. Но эти люди, оказывается, "не могут молчать", когда авангард революции, Петроградский Совет, стал на защиту обманутых рабочих и крестьян! И первое слово, что сказали они, — слово упрека не по адресу контрреволюции, — нет, а по адресу той самой революции, о которой они с увлечением говорят за чашкой чая, но от которой они бегут, как от чумы, в самые ответственные минуты! Разве это не "странно"?

Русская революция ниспровергла немало авторитетов. Ее мощь выражается, между прочим, в том, что она не склонялась перед "громкими именами", брала их на службу либо отбрасывала их в небытие, если они не хотели учиться у нее. Их, этих "громких имен", отвергнутых потом революцией, — целая вереница. Плеханов, Кропоткин, Брешковская, Засулич и вообще все те старые революционеры, которые тем только и замечательны, что они старые. Мы боимся, что лавры этих "столпов" не дают спать Горькому. Мы боимся, что Горького "смертельно" потянуло к ним, в архив.

Что же, вольному воля... Революция не умеет ни жалеть, ни хоронить своих мертвецов...

"Рабочий путь" № 41

20 октября 1917 г.

Статья без подписи

459

И.В. Сталин

ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА РУССКИХ КОММУНИСТОВ

Сила Октябрьской революции состоит, между прочим, в том, что она, в отличие от революций Запада, сплотила вокруг русского пролетариата многомиллионную русскую буржуазию, и прежде всего наиболее мощные и многочисленные ее слои — крестьянство. Тем самым русская буржуазия была изолирована, оставлена без армии, а русский пролетариат превращен в вершителя судеб страны. Без этого русские рабочие не удержали бы власти.

Мир, аграрный переворот и свобода национальностей — таковы три основных момента, собравшие вокруг красного знамени русского пролетариата более чем двадцати национальностей необъятной России.

Говорить здесь о двух первых моментах нет необходимости, о них сказано уже в литературе достаточно, да они к тому же сами говорят за себя, Что касается третьего момента — национальной политики русских коммунистов

460

— то важность его, видимо, не вполне еще осознана. Нелишне будет поэтому сказать здесь о нем несколько слов.

Начать с того, что из 140 миллионов населения РСФСР (исключаются Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша) великороссы составляют не более 75 миллионов, остальные же 65 миллионов представляют невеликорусские нации.

Далее, нации эти населяют, главным образом, окраины, пункты, наиболее уязвимые в военном отношении, причем окраины эти изобилуют сырьем, топливом, продовольственными продуктами.

Наконец, окраины эти менее развиты (или вовсе не развиты) в промышленном и военном отношении, чем Центральная Россия, ввиду чего отстоять свое самостоятельное существование без военно-хозяйственной помощи Центральной России они не в силах, так же как Центральная Россия не в состоянии сохранить свою военно-хозяйственную мощь без топливно-сырьевой и продовольственной помощи окраин.

Эти обстоятельства плюс известные положения национальной программы коммунизма определили характер национальной политики русских коммунистов.

Существо этой политики можно выразить в нескольких словах: отказ от всех и всяких "притязаний" и "прав" на области, населенные нерусскими нациями; признание (не на словах, а на деле) за этими нациями права на самостоятельное государственное существование; добровольный военно-хозяйственный союз этих наций с Центральной Россией; помощь отсталым нациям в деле их культурного и хозяйственного развития, без чего так называемое "национальное равноправие" превращается в звук пустой; все это на основе полного раскрепощения крестьян и сосредоточения всей власти в руках трудовых элементов окраинных наций — такова национальная политика русских коммунистов.

Нечего и говорить, что ставшие у власти русские рабочие не завоевали бы себе сочувствия и доверия своих инонациональных товарищей, и прежде всего, угнетенных масс неполноправных наций, если бы они не доказали на деле свою готовность проводить в жизнь такую национальную политику, если бы они не отказались от "права" на Финляндию, если бы они не вывели войска из Северной Персии, если бы они не ликвидировали притязаний русских империалистов на известные районы Монголии и Китая, если бы они не помогали отсталым нациям бывшей

461

Российской империи развить культуру и государственность на родном языке.

Только на основе этого доверия и мог возникнуть тот нерушимый союз народов РСФСР, против которого оказались бессильными все и всякие "дипломатические" ухищрения и тщательно проводившиеся "блокады".

Более того. Русские рабочие не смогли бы победить Колчака, Деникина, Врангеля без такого сочувствия и доверия к себе со стороны угнетенных масс окраин бывшей России.

Не следует забывать, что район действий этих мятежных генералов ограничивался районом окраин, населенных по преимуществу нерусскими нациями, а последние не могли не ненавидеть Колчака, Деникина, Врангеля за их империалистскую и русификаторскую политику. Антанта, вмешавшаяся в дело и поддерживавшая этих генералов, могла опереться лишь на русификаторские элементы окраин. Этим она лишь разожгла ненависть населения окраин к мятежным генералам и углубила его сочувствие к Советской власти.

Это обстоятельство определило внутреннюю слабость тылов Колчака, Деникина, Врангеля, а значит, и слабость их фронтов, т. е., в конце концов, их поражение. Но благие результаты национальной политики русских коммунистов не ограничиваются пределами РСФСР и связанных с ней советских республик. Они, правда косвенно, оказываются также в отношениях соседних стран к РСФСР. Коренное улучшение отношений Турции, Персии, Афганистана, Индии и прочих восточных стран к России, считавшееся раньше страшилищем этих стран, представляет из себя факт, против которого не решается теперь спорить даже такой храбрый политик, как лорд Керзон. Едва ли нужно доказывать, что без систематического проведения внутри РСФСР очерченной выше национальной политики на протяжении четырех лет существования Советской власти упомянутая коренная перемена в отношениях соседних стран к России была бы немыслима.

Таковы, в общем, итоги национальной политики русских коммунистов. Они, эти итоги становятся особенно ясными именно теперь, в четвертую годовщину Советской власти, когда тяжелая война окончена, широкая строительная работа начата и невольно оглядываешься на пройденный путь для того, чтобы охватить его одним взглядом.

"Правда" № 251

6-7 ноября 1921 г.

Подпись: И. Сталин

462

ВЫСТУПЛЕНИЕ И.В. СТАЛИНА ПО РАДИО 3 ИЮЛЯ 1941 ГОДА

Товарищи! Граждане!

Братья и сестры!

Бойцы нашей армии и флота!

К вам обращаюсь я, друзья мои!

Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, - продолжается. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые сил. Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины. Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей Родиной нависла серьезная опасность.

Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Неужели немецко-фашистские войска в самом деле являются непобедимыми войсками, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты?

Конечно, нет! История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, но

463

она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англофранцузских войск и наконец была разбита англофранцузскими войсками. То же самое нужно сказать о нынешней немецко-фашистской армии Гитлера. Эта армия не встречала еще серьезного сопротивления на континенте Европы. Только на нашей территории встретила она серьезное сопротивление. И если в результате этого сопротивления лучшие дивизии немецко-фашистской армии оказались разбитыми нашей Красной Армией, то это значит, что гитлеровская фашистская армия так же может быть разбита и будет разбита, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма.

Что касается того, что часть нашей территории оказалась все же захваченной немецко-фашистскими войсками, то это объясняется главным образом тем, что война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных для советских войск. Дело в том, что войска Германии, как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила акт о ненападении, заключенный в 1939 году между ней и СССР, не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей. Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства.

Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп?Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии - если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

464

Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира, как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией.

Вот почему вся наша доблестная армия, весь наш доблестный военно-морской флот, все наши летчики-соколы, все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии — клеймят вероломные действия германских фашистов и сочувственно относятся к Советскому правительству, одобряют поведение Советского правительства и видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить.

В силу навязанной нам войны наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом — германским фашизмом. Наши войска героически сражаются с врагом, вооруженным до зубов танками и авиацией. Красная Армия и Красный Флот, преодолевая многочисленные трудности, самоотверженно бьются за каждую пядь советской земли. В бой вступают главные силы Красной Армии, вооруженные тысячами танков и самолетов. Храбрость воинов Красной Армии — беспримерна. Наш отпор врагу крепнет и растет. Вместе с Красной Армией на защиту Родины подымается весь советский народ.

Что требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной, и какие меры нужно принять для того, чтобы разгромить врага?

Прежде всего необходимо, чтобы наши люди, советские люди поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, вос-

465

становление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу.

Необходимо, далее, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам и дезертирам, чтобы наши люди не знали страха в борьбе и самоотверженно шли на нашу Отечественную освободительную войну против фашистских поработителей. Великий Ленин, создавший наше государство, говорил, что основным качеством советских людей должны быть храбрость, отвага, незнание страха в борьбе, готовность биться вместе с народом против врагов нашей Родины. Необходимо, чтобы это великолепное качество большевика стало достоянием миллионов и миллионов Красной Армии, нашего Красного Флота и всех народов Советского Союза.

Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, все подчинив интересам фронта и задачам организации разгрома врага. Народы Советского Союза видят теперь, что германский фашизм неукротим в своей бешеной злобе и ненависти к нашей Родине, обеспечившей всем трудящимся свободный труд и благосостояние. Народы Советского Союза должны подняться на защиту своих прав, своей земли против врага.

Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу.

Мы должны организовать всестороннюю помощь Красной Армии, обеспечить усиленное наполнение ее рядов, обеспечить ее снабжение всем необходимым, организовать быстрое продвижение транспортов с войсками и военными грузами, широкую помощь раненым.

Мы должны укрепить тыл Красной Армии, подчинив интересам этого дела всю свою работу, обеспечить усиленную работу всех предприятий, производить больше винтовок, пулеметов, орудий, патронов, снарядов, самолетов, организовать охрану заводов, электростанций, телефонной и телеграфной связи, наладить местную противовоздушную оборону.

Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распростра-

466

нителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие нашим истребительным батальонам. Нужно иметь в виду, что враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов. Нужно учитывать все это и не поддаваться на провокации. Нужно немедленно предавать суду Военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица.

При вынужденном отходе частей Красной Армии нужно угонять весь подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять весь скот. Хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Все ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться.

В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия.

Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма. В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки, в том числе в лице германского народа, порабощенного гитлеровскими заправилами. Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы. Это будет единый фронт народов, стоящих за свободу против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера. В этой связи историческое выступление премьера Великобритании г. Черчилля о помощи Советскому Союзу и декларация правительства США о готовности оказать помощь нашей стране, которые могут вызвать лишь чувство благодарности в сердцах народов Советского Союза, — являются вполне понятными и показательными.

467

Товарищи! Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом. Вместе с Красной Армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом. Поднимутся миллионные массы нашего народа. Трудящиеся Москвы и Ленинграда уже приступили к созданию многотысячного народного ополчения на поддержку Красной Армии. В каждом городе, которому угрожает опасность нашествия врага, мы должны создать такое народное ополчение, поднять на борьбу всех трудящихся, чтобы своей грудью защищать свою свободу, свою честь, свою Родину — в нашей Отечественной войне с германским фашизмом.

В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, — создан Государственный комитет обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве. Государственный комитет обороны приступил к своей работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина — Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы.

Все наши силы — на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота!

Все силы народа — на разгром врага!

Вперед, за нашу победу!

468

РЕЧЬ И.В. СТАЛИНАНА ПАРАДЕ КРАСНОЙ АРМИИ 7 НОЯБРЯ 1941 ГОДА НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ В МОСКВЕ

Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентного труда, братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны, разрушающие тылы немецких захватчиков!

От имени Советского правительства и нашей большевистской партии приветствую вас и поздравляю с 24-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции.

Товарищи! В тяжелых условиях приходится праздновать сегодня 24-ю годовщину Октябрьской революции. Вероломное нападение немецких разбойников и навязанная нам война создали угрозу для нашей страны. Мы потеряли временно ряд областей, враг очутился у ворот Ленинграда и Москвы.

Враг рассчитывал на то, что после первого же удара наша армия будет рассеяна, наша страна будет поставлена на колени. Но враг жестоко просчитался. Несмотря на временные неуспехи, наша армия и наш флот геройски отбивают атаки врага на протяжении всего фронта, нанося ему тяжелый урон, а наша страна — вся наша страна, — организовалась в боевой лагерь, чтобы вместе с нашей армией и нашим флотом осуществить разгром немецких захватчиков.

Бывали дни, когда наша страна находилась в еще более тяжелом положении. Вспомните 1918 год, когда мы праздновали

469

первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти нашей страны находились в руках иностранных интервентов. Украина, Кавказ, Средняя Азия, Урал, Сибирь, Дальний Восток были временно потеряны нами. У нас не было союзников, у нас не было Красной Армии, — мы ее только начали создавать, — не хватало хлеба, не хватало вооружения, не хватало обмундирования. 14 государств наседали тогда на нашу страну.

Но мы не унывали, не падали духом. В огне войны организовали тогда мы Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь. Дух великого Ленина вдохновлял нас тогда на войну против интервентов. И что же? Мы разбили интервентов, вернули все потерянные территории и добились победы.

Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием, и сырьем, чем 23 года назад. У нас есть теперь союзники, держащие вместе с нами фронт против немецких захватчиков.

Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании. Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот, грудью отстаивающие свободу и независимость нашей Родины. У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании.

Вся наша страна, все народы нашей страны подпирают нашу армию, наш флот, помогая им разбить захватнические орды немецких фашистов.

Наши людские резервы неисчерпаемы. Дух великого Ленина и его победоносное знамя вдохновляют нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад.

Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков?

Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики. Не так страшен черт, как его малюют.

Кто может отрицать, что наша Красная Армия не раз обращала в паническое бегство хваленые немецкие войска?

Если судить не по хвастливым заявлениям немецких пропагандистов, а по действительному положению Германии, нетрудно будет понять, что немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой. В Германии теперь царят голод и обнищание, за 4 месяца войны Германия потеряла 4 с половиной миллиона своих солдат, Германия истекает кровью, ее людские резервы иссякают, дух возмущения овладевает не только народами Европы, подпавшими под иго немецких захватчиков, но и самим германским народом, который не видит конца войны.

Немецкие захватчики напрягают последние силы. Нет сомнения, что Германия не может выдержать долго такого напряжения. Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть,

470

годик, — и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений.

Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки!

На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков.

На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей.

Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая.

Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!

Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!

За полный разгром немецких захватчиков!

Смерть немецким оккупантам!

Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость!

Под знаменем Ленина — вперед к победе!

471

ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР № 227 28 ИЮЛЯ 1942 ГОДА, г. Москва

Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором. Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.

Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения, и что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позор-

472

ное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.

Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского государства, — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, — это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемирно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.

Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.

Из этого следует, что пора кончить отступление.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев — это значит обеспечить за нами победу.

Можем ли выдержать удар, а потом и отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно и наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов.

Чего же у нас не хватает?

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в армии стро-

473

жайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину.

Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу.

Паникеры и трусы должны истребляться на месте.

Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования.

Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины.

Таков призыв нашей Родины.

Выполнить этот призыв — значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага.

После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меру, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали более 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей Родины, а есть лишь одна грабительская цель — покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель зашиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.

Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу?

Я думаю, что следует.

1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:

474

а)безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;

б)безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный уход войск с занимаемой позиции без приказа командования фронта;

в)сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их наболее трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.

2.Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:

а)безусловно снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в военный совет фронта для предания военному суду;

б)сформировать в пределах армии 3 — 5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;

в)сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.

3.Командирам и комиссарам корпусов и дивизий:

а)безусловно снимать с постов командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа командира корпуса или дивизии, отбирать у них ордена и медали и направлять их в военные советы фронта для предания военному суду;

б)оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.

Народный комиссар обороны И. Сталин.

475

ОБРАЩЕНИЕ И.В. СТАЛИНА К НАРОДУ 9 МАЯ 1945 ГОДА

Товарищи! Соотечественники и соотечественницы!

Наступил великий день победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армией и войсками наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.

5 мая был подписан в городе Реймсе предварительный протокол капитуляции. 8 мая представители немецкого главнокомандования в присутствии представителей Верховного Командования союзных войск и Верховного Главнокомандования советских войск подписали в Берлине окончательный акт капитуляции, исполнение которого началось с 24 часов 8 мая.

Зная волчью повадку немецких заправил, считающих договора и соглашения пустой бумажкой, мы не имеем основания верить им на слово. Однако сегодня с утра немецкие войска во исполнение акта капитуляции стали в массовом порядке складывать оружие и сдаваться в плен нашим войскам. Это уже не пустая бумажка. Это действительная капитуляция вооруженных сил Германии. Правда, одна группа немецких войск в районе Чехословакии все еще уклоняется от капитуляции. Но я надеюсь, что Красной Армии удастся привести ее в чувство.

Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии,

476

день великой победы нашего народа над германским империализмом.

Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь отечества, — не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией.

Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами.

Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: "Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться". Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться, — ход войны развеял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чем бредили гитлеровцы. Германия разбита наголову. Германские войска капитулируют. Советский Союз торжествует победу, хотя он и не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию.

Товарищи! Великая Отечественная война завершилась нашей полной победой. Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития.

С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!

Слава нашей героической Красной Армии, отстоявшей независимость нашей Родины и завоевавшей победу над врагом!

Слава нашему великому народу, народу-победителю!

Вечная слава героям, павшим в боях с врагом и отдавшим свою жизнь за свободу и счастье нашего народа!

477

ВЫСТУПЛЕНИЕ ТОВ. И.В. СТАЛИНА НА ПРИЕМЕ В КРЕМЛЕ В ЧЕСТЬ КОМАНДУЮЩИХ ВОЙСКАМИ КРАСНОЙ АРМИИ 24 МАЯ 1945 ГОДА

Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики "ура".)

Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю этот тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941 — 1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы уже сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы

478

поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верит в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, — над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.)

479

ОБРАЩЕНИЕ И.В.СТАЛИНА К НАРОДУ 2 сентября 1945 года

Товарищи!

Соотечественники и соотечественницы!

Сегодня, 2 сентября, государственные и военные представители Японии подписали акт безоговорочной капитуляции. Разбитая наголову на морях и на суше и окруженная со всех сторон вооруженными силами Объединенных наций, Япония признала себя побежденной и сложила оружие.

Два очага мирового фашизма и мировой агрессии образовались накануне нынешней мировой войны: Германия — на западе и Япония — на востоке. Это они развязали вторую мировую войну. Это они поставили человечество и его цивилизацию на край гибели.

Очаг мировой агрессии на западе был ликвидирован четыре месяца назад, в результате чего Германия оказалась вынужденной капитулировать.

Через четыре месяца после этого был ликвидирован очаг мировой агрессии на востоке, в результате чего Япония, главная союзница Германии, также оказалась вынужденной подписать акт капитуляции.

Это означает, что наступил конец второй мировой войны. Теперь мы можем сказать, что условия, необходимые для мира во всем мире, уже завоеваны.

Следует отметить, что японские захватчики нанесли ущерб не только нашим союзникам — Китаю, Соединенным Штатам

480

Америки, Великобритании. Они нанесли серьезнейший ущерб также и нашей стране. Поэтому у нас есть еще свой особый счет к Японии.

Свою агрессию против нашей страны Япония начала еще в 1904 году во время русско-японской войны. Как известно, в феврале 1904 года, когда переговоры между Японией и Россией еще продолжались, Япония, воспользовавшись слабостью царского правительства, неожиданно и вероломно, без объявления войны, — напала на нашу страну и атаковала русскую эскадру в районе Порт-Артура, чтобы вывести из строя несколько русских военных кораблей и создать тем самым выгодное положение для своего флота. И она действительно вывела из строя три первоклассных военных корабля России.

Характерно, что через 37 лет после этого Япония в точности повторила этот вероломный прием в отношении Соединенных Штатов Америки, когда она в 1941 году напала на военно-морскую базу Соединенных Штатов Америки в Пирл-Харборе и вывела из строя ряд линейных кораблей этого государства. Как известно, в войне с Японией Россия потерпела тогда поражение. Япония же воспользовалась поражением царской России для того, чтобы отхватить от России Южный Сахалин, утвердиться на Курильских островах и таким образом закрыть на замок для нашей страны на востоке все выходы в океан — следовательно, также все выходы к портам советской Камчатки, советской Чукотки. Было ясно, что Япония ставит себе задачу отторгнуть от России весь ее Дальний Восток.

Но этим не исчерпываются захватнические действия Японии против нашей страны. В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединенных Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток.

Но и это не все. В 1936 году Япония вновь напала на нашу страну в районе озера Хасан, около Владивостока, с целью окружить Владивосток, а в следующий год Япония повторила свое нападение уже в другом месте, в районе Монгольской Народной Республики, около Халхин-Гола, с целью прорваться на советскую территорию, перерезать нашу Сибирскую железнодорожную магистраль и отрезать Дальний Восток от России.

Правда, атаки Японии в районе Хасана и Халхин-Гола были ликвидированы советскими войсками с большим позором для японцев. Равным образом была успешно ликвидирована японская военная интервенция 1918 — 1922 годов, и японские оккупанты были выброшены из районов нашего Дальнего Востока. Но поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспо-

481

минания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано.

Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Сегодня Япония признала себя побежденной и подписала акт безоговорочной капитуляции.

Это означает, что Южный Сахалин и Курильские острова отойдут к Советскому Союзу и отныне они будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны от японской агрессии.

Наш советский народ не жалел сил и труда во имя победы. Мы пережили тяжелые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили.

Отныне мы можем считать нашу Отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на западе и японского нашествия на востоке. Наступил долгожданный мир для народов всего мира.

Поздравляю вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы, с великой победой, с успешным окончанием войны, с наступлением мира во всем мире!

Слава вооруженным силам Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Китая и Великобритании, одержавшим победу над Японией!

Слава нашим дальневосточным войскам и Тихоокеанскому военно-морскому флоту, отстоявшим честь и достоинство нашей Родины!

Слава нашему великому народу, народу-победителю! Вечная слава героям, павшим в боях за честь и победу нашей Родины!

Пусть здравствует и процветает наша Родина!

482

РЕЧЬ И.В. СТАЛИНА НА ПРЕДВЫБОРНОМ СОБРАНИИ ИЗБИРАТЕЛЕЙ СТАЛИНСКОГО ИЗБИРАТЕЛЬНОГО ОКРУГА Г. МОСКВЫ 9 февраля 1946 г.

Товарищи!

Со времени последних выборов в Верховный Совет прошло восемь лет. Это был период, богатый событиями решающего характера. Первые четыре года прошли в напряженной работе советских людей по осуществлению третьей пятилетки. Вторые четыре года обнимают события войны с немецкими и японскими агрессорами, — события второй мировой войны. Несомненно, что война является главным моментом истекшего периода.

Было бы неправильно думать, что вторая мировая война возникла случайно или в результате ошибок тех или иных государственных деятелей, хотя ошибки, безусловно, имели место. На самом деле война возникла как неизбежный результат развития мировых экономических и политических сил на базе современного монополистического капитализма. Марксисты не раз заявляли, что капиталистическая система мирового хозяйства таит в себе элементы общего кризиса и военных столкновений, что ввиду этого развитие мирового капитализма в наше время происходит не в виде плавного и равномерного продвижения вперед, а через кризисы и военные катастрофы. Дело в том, что неравномерность развития капиталистических стран обычно приводит с течением времени к резкому нарушению равновесия внутри мировой системы капитализма, причем та

483

группа капиталистических стран, которая считает себя менее обеспеченной сырьем и рынками сбыта, обычно делает попытки изменить положение и переделить "сферы влияния" в свою пользу — путем применения вооруженной силы. В результате этого возникает раскол капиталистического мира на два враждебных лагеря и война между ними.

Пожалуй, можно было бы избегнуть военные катастрофы, если бы была возможность периодически перераспределять сырье и рынки сбыта между странами сообразно с их экономическим весом — в порядке принятия согласованных и мирных решений. Но это невозможно осуществить при нынешних капиталистических условиях развития мирового хозяйства.

Таким образом, в результате первого кризиса капиталистической системы мирового хозяйства возникла первая мировая война, в результате же второго кризиса возникла вторая мировая война.

Это не значит, конечно, что вторая мировая война является копией первой. Наоборот, вторая мировая война существенно отличается от первой по своему характеру. Следует иметь в виду, что главные фашистские государства — Германия, Япония, Италия — раньше чем напасть на союзные страны, уничтожили у себя последние остатки буржуазно-демократических свобод, установили у себя жестокий террористический режим, растоптали принцип суверенитета и свободного развития малых стран, объявили политику захвата чужих земель своей собственной политикой и заявили во всеуслышание, что они добиваются мирового господства и распространения фашистского режима во всем мире, причем захватом Чехословакии и центральных районов Китая государства оси показали, что они готовы осуществить свою угрозу насчет порабощения всех свободолюбивых народов. Ввиду этого вторая мировая война против государств оси, в отличие от первой мировой войны, приняла с самого начала характер войны антифашистской, освободительной, одной из задач которой являлось также восстановление демократических свобод. Вступление Советского Союза в войну против государств оси могло лишь усилить, — и действительно усилило, — антифашистский и освободительный характер второй мировой войны.

На этой почве и сложилась антифашистская коалиция Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Великобритании и других свободолюбивых государств, сыгравшая потом решающую роль в деле разгрома вооруженных сил государств оси.

Так обстоит дело с вопросом о происхождении и характере второй мировой войны.

Теперь, пожалуй, все признают, что война действительно не была и не могла быть случайностью в жизни народов, что она превратилась на деле в войну народов за их существование, что

484

именно поэтому она не могла быть скоротечной, молниеносной.

Что касается нашей страны, то эта война была для нее самой жестокой и тяжелой из всех войн, когда-либо пережитых в истории нашей Родины.

Но война была не только проклятьем. Она была вместе с тем великой школой испытания и проверки всех сил народа. Война обнажила все факты и события в тылу и на фронте, она безжалостно сорвала все покровы и прикрытия, скрывавшие действительное лицо государств, правительств, партий, и выставила их на сцену, без маски, без прикрас, со всеми их недостатками и достоинствами. Война устроила нечто вроде экзамена нашему советскому строю, нашему государству, нашему правительству, нашей коммунистической партии и подвела итоги их работы, как бы говоря нам: вот они, ваши люди и организации, их дела и дни, — разглядите их внимательно и воздайте им по их делам.

В этом одна из положительных сторон войны.

Для нас, избирателей, это обстоятельство имеет большое значение, ибо оно помогает нам быстро и объективно оценить деятельность партии и ее людей и сделать правильные выводы. В другое время пришлось бы изучать выступления и доклады представителей партии, анализировать их, сопоставлять их слова с их делами, подвести итоги и тому подобное. Это требует сложной и трудной работы, причем нет гарантии, что не будут допущены ошибки. Другое дело теперь, когда война окончена, когда война сама проверила работу наших организаций и руководителей и подвела ей итоги. Теперь нам гораздо легче разобраться и прийти к правильным выводам.

Итак, каковы итоги войны?

Существует один главный итог, на основе которого возникли все другие итоги. Этот итог состоит в том, что к исходу войны враги потерпели поражение, а мы вместе с нашими союзниками оказались победителями. Мы окончили войну полной победой над врагами, — в этом главный итог войны. Но это слишком общий итог, и мы не можем поставить здесь точку. Конечно, разбить врагов в такой войне, как вторая мировая война, какой не было еще в истории человечества, это значит добиться всемирно-исторической победы. Все это верно. Но это все же общий итог и мы не можем успокаиваться на этом. Чтобы понять великое историческое значение нашей победы, необходимо разобраться в этом деле более конкретно.

Итак, как нужно понимать нашу победу над врагами, что может означать эта победа с точки зрения состояния и развития, внутренних сил нашей страны?

Наша победа означает прежде всего, что победил наш советский общественный строй, что советский общественный строй с успехом выдержал испытание в огне войны и доказал свою полную жизнеспособность. Как известно, в иностранной печати

485

не раз высказывались утверждения, что советский общественный строй является "рискованным экспериментом, обреченным на провал, что советский строй представляет "карточный домик", не имеющий корней жизни и навязанный народу органами Чека, что достаточно небольшого толчка извне, чтобы этот "карточный домик" разлетелся в прах.

Теперь мы можем сказать, что война опрокинула все эти утверждения иностранной печати, как беспочвенные. Война показала, что советский общественный строй является подлинно народным строем, выросшим из недр народа и пользующимся его могучей поддержкой, что советский общественный строй является вполне жизнеспособной и устойчивой формой организации общества.

Более того. Теперь речь идет уже не о том, жизнеспособен или нет советский общественный строй, ибо после наглядных уроков войны никто из скептиков не решается больше выступать с сомнениями насчет жизнеспособности советского общественного строя. Теперь речь идет о том, что советский общественный строй оказался более жизнеспособным и устойчивым, чем несоветский общественный строй, что советский общественный строй является лучшей формой организации общества, чем любой несоветский общественный строй.

Наша победа означает, во-вторых, что победил наш советский государственный строй, что наше многонациональное советское государство выдержало все испытания войны и доказало свою жизнеспособность.

Как известно, видные деятели иностранной печати не раз высказывались в том духе, что советское многонациональное государство представляет "искусственное и нежизненное сооружение", что в случае каких-либо осложнений развал Советского Союза является неотвратимым, что Советский Союз ждет судьба Австро-Венгрии.

Теперь мы можем сказать, что война опровергла эти заявления иностранной печати, как лишенные всякого основания. Война показала, что советский многонациональный государственный строй с успехом выдержал испытания, еще больше окреп за время войны и оказался вполне жизнеспособным государственным строем. Эти господа не поняли, что аналогия с Австро-Венгрией несостоятельна, ибо наше многонациональное государство выросло не на буржуазной основе, стимулирующей чувства национального недоверия и национальной вражды, а на советской основе, которая, наоборот, культивирует чувства дружбы и братского сотрудничества между народами нашего государства.

Впрочем, после уроков войны эти господа не решаются больше выступать с отрицанием жизнеспособности советского государственного строя. Теперь речь идет уже не о жизнеспособности советского государственного строя, ибо его жизнеспо-

486

собность не подлежит сомнению. Теперь речь идет о том, что советский государственный строй оказался образцом многонационального государства, что советский государственный строй представляет такую систему государственной организации, где национальный вопрос и проблемы сотрудничества наций разрешены лучше, чем в любом другом многонациональном государстве.

Наша победа означает, в-третьих, что победили Советские Вооруженные Силы, победила наша Красная Армия, что Красная Армия геройски выдержала все невзгоды войны, наголову разбила армии наших врагов и вышла из войны победительницей. (Возглас с места: "Под руководством товарища Сталина!" Все встают, бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию.)

Теперь все признают, как друзья, так и враги, что Красная Армия оказалась на высоте своих великих задач. Но не так обстояло дело шесть лет тому назад, в период перед войной. Как известно, видные деятели иностранной прессы и многие признанные авторитеты военного дела за границей неоднократно заявляли, что состояние Красной Армии внушает большие сомнения, что Красная Армия плохо вооружена и не имеет настоящего командного состава, что ее моральное состояние — ниже всякой критики, что она может быть и пригодна для обороны, но для наступления непригодна, что в случае удара со стороны немецких войск Красная Армия должна развалиться, как "колосс на глиняных ногах". Такие заявления делались не только в Германии, но и во Франции, Англии, Америке.

Теперь мы можем сказать, что война опрокинула все эти заявления, как беспочвенные и смехотворные. Война показала, что Красная Армия является не "колоссом на глиняных ногах", а первоклассной армией нашего времени, имеющей вполне со временное вооружение, опытнейший командный состав и высокие морально-боевые качества. Не нужно забывать, что Красная Армия является той самой армией, которая наголову разбила германскую армию, вчера еще наводившую ужас на армии европейских государств.

Следует заметить, что "критиков" Красной Армии становится все меньше и меньше. Более того, в заграничной прессе все чаще и чаще появляются заметки; отмечающие высокие качества Красной Армии, мастерство ее бойцов и командиров, безупречность ее стратегии и тактики. Это и понятно. После блестящих побед Красной Армии под Москвой и Сталинградом, под Курском и Белгородом, под Киевом и Кировоградом, под Минском и Бобруйском, под Ленинградом и Таллином, под Яссами и Львовом, на Висле и Немане, на Дунае и Одере, под Веной и Берлином, — после всего этого нельзя не признать, что Красная Армия является первоклассной армией, у которой можно было бы поучиться многому. (Бурные аплодисменты.)

487

Так понимаем мы конкретно победу нашей страны над ее врагами.

Таковы в основном итоги войны.

Было бы ошибочно думать, что можно добиться такой исторической победы без предварительной подготовки всей страны к активной обороне. Не менее ошибочно было бы полагать, что такую подготовку можно провести в короткий срок, в течение каких-либо трех-четырех лет. Еще более ошибочно было бы утверждать, что мы добились победы благодаря лишь храбрости наших войск. Без храбрости, конечно, невозможно добиться победы. Но одной лишь храбрости недостаточно для того, чтобы одолеть врага, имеющего многочисленную армию, первоклассное вооружение, хорошо обученные офицерские кадры и неплохо поставленное снабжение. Чтобы принять удар такого врага, дать ему отпор, а потом нанести ему полное поражение, для этого необходимо было иметь, кроме беспримерной храбрости наших войск, вполне современное вооружение, и притом в достаточном количестве, и хорошо поставленное снабжение — тоже в достаточных размерах. Но для этого необходимо было иметь, и притом в достаточном количестве, такие элементарные вещи, как: металл — для производства вооружения, снаряжения, оборудования для предприятий; топливо для поддержания работы предприятий и транспорта; хлопок — для производства обмундирования; хлеб - для снабжения армии.

Можно ли утверждать, что перед вступлением во вторую мировую войну наша страна уже располагала минимально необходимыми материальными возможностями, потребными для того, чтобы удовлетворить в основном эти нужды? Я думаю, что можно утверждать. На подготовку этого грандиозного дела понадобилось осуществление трех пятилетних планов развития народного хозяйства. Именно эти три пятилетки помогли нам создать эти материальные возможности. Во всяком случае положение нашей страны в этом отношении перед второй мировой войной, в 1940 году, было в несколько раз лучше, чем перед первой мировой войной, в 1913 году.

Какими материальными возможностями располагала наша страна перед второй мировой войной? Чтобы помочь вам разобраться в этом деле, мне придется изложить здесь краткий отчет о деятельности коммунистической партии в области подготовки нашей страны к активной обороне.

Если взять данные за 1940 год, — канун второй мировой войны, — и сравнить их с данными за 1913 год, — канун первой мировой войны, — то мы получим такую картину.

В течение 1913 года в нашей стране было произведено 4 миллиона 220 тысяч тонн чугуна, 4 миллиона 230 тысяч тонн стали, 29 миллионов тонн угля, 9 миллионов тонн нефти, 21 миллион 600 тысяч тонн товарного зерна, 740 тысяч тонн хлопка-сырца.

488

Таковы были материальные возможности нашей страны, с которыми она вступила в первую мировую войну. Это была экономическая база старой России, которая могла быть использована для ведения войны.

Что касается 1940 года, то в течение этого года в нашей стране было произведено 15 миллионов тонн угля, т. е. почти в 4 раза больше, чем в 1913 году; 18 миллионов 300 тысяч тонн стали, т. е. в 4 с половиной раза больше, чем в 1913 году; 166 миллионов тонн угля, т. е. в 6 с половиной раз больше, чем в 1913 году; 31 миллион тонн нефти, т. е. в 3 с половиной раза больше, чем в 1913 году; 38 миллионов 300 тысяч тонн товарного зерна, т. е. на 17 миллионов тонн больше, чем в 1913 году; 2 миллиона 700 тысяч тонн хлопка-сырца, т. е. в 3 с половиной раза больше, чем в 1913 году.

Таковы были материальные возможности нашей страны, с которыми она вступила во вторую мировую войну. Это была экономическая база Советского Союза, которая могла быть использована для ведения войны.

Разница, как видите, колоссальная.

Такой небывалый рост производства нельзя считать простым и обычным развитием страны от отсталости к прогрессу. Это был скачок, при помощи которого наша Родина превратилась из отсталой страны в передовую, из аграрной — в индустриальную.

Это историческое превращение было проделано в течение трех пятилеток, начиная с 1928 года, — с первого года первой пятилетки. До этого времени нам пришлось заниматься восстановлением разрушенной промышленности и залечиванием ран, полученных в результате первой мировой войны и гражданской войны. Если при этом принять во внимание то обстоятельство, что первая пятилетка была выполнена в течение 4 лет, а осуществление третьей пятилетки было прервано войной на четвертом году ее исполнения, то выходит, что на превращение нашей страны из аграрной в индустриальную понадобилось всего около 13 лет.

Нельзя не признать, что тринадцатилетний срок является невероятно коротким сроком для осуществления такого грандиозного дела.

Этим, собственно, и объясняется, что опубликование этих цифр вызвало в свое время в иностранной печати бурю разноголосицы. Друзья решили, что произошло "чудо". Недоброжелатели же объявили, что пятилетки являются "большевистской пропагандой" и "фокусами Чека". Но так как чудес на свете не бывает, а Чека не так сильна, чтобы отменить законы общественного развития, то "общественному мнению" за границей пришлось примириться с фактами.

489

При помощи какой политики удалось коммунистической партии обеспечить эти материальные возможности в стране в такой короткий срок?

Прежде всего при помощи советской политики индустриализации страны.

Советский метод индустриализации страны коренным образом отличается от капиталистического метода индустриализации. В капиталистических странах индустриализация обычно начинается с легкой промышленности. Так как в легкой промышленности требуется меньше вложений и капитал оборачивается быстрее, причем получение прибыли является более легким делом, чем в тяжелой промышленности, то легкая промышленность становится там первым объектом индустриализации. Только по истечении длительного срока, в течение которого легкая промышленность накопляет прибыли и сосредоточивает их в банках, только после этого наступает очередь тяжелой промышленности и начинается постепенная перекачка накоплений в тяжелую индустрию для того, чтобы создать условия для ее развертывания. Но это - процесс длительный, требующий большого срока в несколько десятилетий, в течение которого приходится ждать развития легкой промышленности и прозябать без тяжелой промышленности. Понятно, что коммунистическая партия не могла стать на этот путь. Партия знала, что война надвигается, что оборонять страну без тяжелой индустрии невозможно, что нужно поскорее взяться за развитие тяжелой индустрии, что опоздать в этом деле — значит проиграть. Партия помнила слова Ленина о том, что без тяжелой индустрии невозможно отстоять независимость страны, что без нее может погибнуть советский строй. Поэтому коммунистическая партия нашей страны отвергла "обычный" путь индустриализации и начала дело индустриализации страны с развертывания тяжелой индустрии. Это было очень трудно, но преодолимо. Большую помощь оказала в этом деле национализация промышленности и банков, давшая возможность быстрого сбора и перекачки средств в тяжелую индустрию.

Не может быть сомнений, что без этого невозможно было бы добиться превращения нашей страны в индустриальную страну в такой короткий срок.

Во-вторых, при помощи политики коллективизации сельского хозяйства.

Чтобы покончить с нашей отсталостью в области сельского хозяйства и дать стране побольше товарного хлеба, побольше хлопка и т. д., необходимо было перейти от мелкого крестьянского хозяйства к крупному хозяйству, ибо только крупное хозяйство имеет возможность применить новую технику, использовать все агрономические достижения и дать побольше товарной продукции. Но крупное хозяйство бывает двоякое, капиталистическое и коллективное. Коммунистическая партия

490

не могла стать на капиталистический путь развития сельского хозяйства не только в силу принципиальных соображений, но и потому, что он предполагает слишком длительный путь развития и требует предварительного разорения крестьян, превращения их в батраков. Поэтому коммунистическая партия стала на путь коллективизации сельского хозяйства, на путь укрупнения сельского хозяйства путем объединения крестьянских хозяйств в колхозы. Метод коллективизации оказался в высшей степени прогрессивным методом не только потому, что он не требовал разорения крестьян, но и особенно потому, что он дал возможность в течение нескольких лет покрыть всю страну крупными коллективными хозяйствами, имеющими возможность применить новую технику, использовать все агрономические достижения и дать стране побольше товарной продукции. Нет сомнения, что без политики коллективизации мы не смогли бы покончить в такой короткий срок с вековой отсталостью нашего сельского хозяйства.

Нельзя сказать, чтобы политика партии не встречала противодействия. Не только отсталые люди, всегда отмахивающиеся от всего нового, но и многие видные члены партии систематически тянули партию назад и старались всяческими способами стащить ее на "обычный" капиталистический путь развития. Все антипартийные махинации троцкистов и правых, вся их "работа" по части саботажа мероприятий нашего правительства преследовали одну цель: сорвать политику партии и затормозить дело индустриализации и коллективизации. Но партия не поддавалась ни угрозам одних, ни воплям других и уверенно шла вперед, несмотря ни на что. Заслуга партии состоит в том, что она не приспосабливалась к отсталым, не боялась идти против течения и все время сохраняла за собой позицию ведущей силы. Не может быть сомнения, что без такой стойкости и выдержки коммунистическая партия не смогла бы отстоять политику индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства.

Сумела ли коммунистическая партия правильно использовать созданные таким образом материальные возможности для того, чтобы развернуть военное производство и снабжать Красную Армию необходимым вооружением?

Я думаю, что она сумела это сделать, и притом сумела с наибольшим успехом.

Если не считать первого года войны, когда эвакуация промышленности на восток затормозила дело разворота военного производства, то в течение остальных трех лет войны партия сумела добиться таких успехов, которые дали ей возможность не только снабжать фронт в достаточном количестве артиллерией, пулеметами, винтовками, самолетами, танками, боеприпасами, но и накоплять резервы. При этом известно, что наше

491

вооружение по качеству не только не уступало немецкому, но в общем даже превосходило его.

Известно, что наша танковая промышленность в течение последних трех лет войны производила ежегодно в среднем более 30 тысяч танков, самоходок, бронемашин. (Бурные аплодисменты.)

Известно далее, что наша авиационная промышленность производила за тот же период ежегодно до 40 тысяч самолетов. (Бурные аплодисменты.)

Известно также, что наша артиллерийская промышленность производила за тот же период ежегодно до 120 тысяч орудий всех калибров (бурные аплодисменты), до 450 тысяч ручных и станковых пулеметов (бурные аплодисменты), свыше 3 миллионов винтовок (аплодисменты) и около 2 миллионов автоматов (аплодисменты).

Известно, наконец, что наша минометная промышленность за период 1942 - 1944 годов производила ежегодно в среднем до 100 тысяч минометов. (Бурные аплодисменты.)

Понятно, что одновременно с этим производилось соответствующее количество артиллерийских снарядов, разного рода мин, авиационных бомб, винтовочных и пулеметных патронов.

Известно, например, что в одном только 1944 году было произведено свыше 240 миллионов снарядов, бомб и мин (аплодисменты) и 7 миллиардов 400 миллионов патронов. (Бурные аплодисменты.)

Такова в общем картина снабжения Красной Армии вооружением и боеприпасами.

Как видите, она не похожа на ту картину, которую представляло снабжение нашей армии в период первой мировой войны, когда фронт испытывал хронический недостаток в артиллерии и снарядах, когда армия воевала без танков и авиации, когда на каждую тройку солдат выдавалась одна винтовка. Что касается снабжения Красной Армии продовольствием и обмундированием, то всем известно, что фронт не только не испытывал в этом отношении какого-либо недостатка, но имел даже при себе необходимые резервы.

Так обстоит дело с работой коммунистической партии нашей страны в период до начала войны и в течение самой войны.

Теперь несколько слов насчет планов работы коммунистической партии на ближайшее будущее. Как известно, эти планы изложены в новом пятилетнем плане, который должен быть утвержден в ближайшее время. Основные задачи нового пятилетнего плана состоят в том, чтобы восстановить пострадавшие районы страны, восстановить довоенный уровень промышленности и сельского хозяйства и затем превзойти этот уровень в более или менее значительных размерах. Не говоря уже о том, что в ближайшее время будет отменена карточная система (бурные, продолжительные аплодисменты), особое вни-

492

мание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся путем последовательного снижения цен на все товары (бурные, продолжительные аплодисменты) и на широкое строительство всякого рода научно-исследовательских институтов (аплодисменты), могущих дать возможность науке развернуть свои силы. (Бурные аплодисменты.)

Я не сомневаюсь, что если окажем должную помощь нашим ученым, они сумеют не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны. (Продолжительные аплодисменты.)

Что касается планов на более длительный период, то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем. Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 миллионов тонн чугуна (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн стали (продолжительные аплодисменты), до 500 миллионов тонн угля (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн нефти (продолжительные аплодисменты). Только при этом уровне можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. (Бурные аплодисменты.) На это уйдет, пожалуй, три новые пятилетки, если не больше. Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать. (Бурные аплодисменты.)

Таков мой краткий отчет о деятельности коммунистической партии в недавнем прошлом и о планах ее работы на будущее время. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Ваше дело судить, насколько правильно работала и работает партия (аплодисменты) и не могла ли она работать лучше. (Смех, аплодисменты.)

Говорят, что победителей не судят (смех, аплодисменты), что их не следует критиковать, не следует проверять. Это неверно. Победителей можно и нужно судить (смех, аплодисменты). Можно и нужно критиковать и проверять. Это полезно не только для дела, но и для самих победителей (смех, аплодисменты): меньше будет зазнайства, больше будет скромности. (Смех, аплодисменты.) Я считаю, что избирательная кампания есть суд избирателей над коммунистической партией, как над партией правящей. Результаты же выборов будут означать приговор избирателей. (Смех, аплодисменты.) Не много стоила бы коммунистическая партия нашей страны, если бы она боялась критики, проверки. Коммунистическая партия готова принять приговор избирателей. (Бурные аплодисменты.)

В избирательной борьбе коммунистическая партия выступает не одна. Она идет на выборы в блоке с беспартийными. В былые времена коммунисты относились к беспартийным и к бес-

493

партийности с некоторым недоверием. Объясняется это тем, что флагом беспартийности нередко прикрывались различные буржуазные группы, которым невыгодно было выступать перед избирателями без маски. Так было в прошлом. Но теперь у нас другие времена. Беспартийных отделяет теперь от буржуазии барьер, называемый советским общественным строем. Этот же барьер объединяет беспартийных с коммунистами в один общий коллектив советских людей. Живя в общем коллективе, они вместе боролись за укрепление могущества нашей страны, вместе воевали и проливали кровь на фронтах во имя свободы и величия нашей Родины, вместе ковали и выковывали победу над врагами нашей страны. Разница между ними лишь в том, что одни состоят в партии, а другие нет. Но эта разница формальная. Важно то, что и те и другие творят одно общее дело. Поэтому блок коммунистов и беспартийных является естественным и жизненным делом. {Бурные, продолжительные аплодисменты.)

В заключение позвольте выразить вам благодарность за доверие, которое вы оказали мне (продолжительные, долго не смолкающие аплодисменты. Возглас с места: "Великому полководцу всех побед, товарищу Сталину, ура!'), выдвинув мою кандидатуру в депутаты Верховного Совета. Можете не сомневаться, что я постараюсь оправдать ваше доверие. (Все встают. Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Из разных концов зала раздаются возгласы: "Да здравствует великий Сталин, ура!", "Великому вождю народов, ура!", "Слава великому Сталину!", "Да здравствует товарищ Сталин всенародный кандидат!", "Творцу всех наших побед товарищу Сталину — слава!).

494

РЕЧЬ И.В. СТАЛИНА НА XIX СЪЕЗДЕ ПАРТИИ

14 октября 1952 года

(Появление на трибуне товарища Сталина делегаты встреча ют бурными, долго не смолкающими аплодисментами, переходящими в овацию. Возгласы: "Товарищу Сталину — ура", "Да здравствует товарищ Сталин!", "Слава великому Сталину!".)

Товарищи!

Разрешите выразить благодарность от имени нашего съезда всем братским партиям и группам, представители которых почтили наш съезд своим присутствием или которые прислали съезду приветственные обращения, — за дружеские приветствия, за пожелания успехов, за доверие. (Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию.)

Для нас особенно ценно это доверие, которое означает готовность поддержать нашу партию в ее борьбе за светлое будущее народов, в ее борьбе против войны, в ее борьбе за сохранение мира. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Было бы ошибочно думать, что каша партия, ставшая могущественной силой, не нуждается больше в поддержке. Это неверно. Наша партия и наша страна всегда нуждались и будут нуждаться в доверии, в сочувствии и в поддержке братских народов за рубежом.

Особенность этой поддержки состоит в том, что всякая поддержка миролюбивых стремлений нашей партии со стороны любой братской партии означает вместе с тем поддержку своего

495

собственного народа в его борьбе за сохранение мира. Когда английские рабочие в 1918 — 1919 годах, во время вооруженного нападения английской буржуазии на Советский Союз организовали борьбу против войны под лозунгом "Руки прочь от России", то это была поддержка, поддержка прежде всего борьбы своего народа за мир, а потом и поддержка Советского Союза. Когда товарищ Торез или товарищ Тольятти заявляют, что их народы не будут воевать против народов Советского Союза (бурные аплодисменты), то это есть поддержка, прежде всего поддержка рабочих и крестьян Франции и Италии, борющихся за мир, а потом и поддержка миролюбивых стремлений Советского Союза. Эта особенность взаимной поддержки объясняется тем, что интересы нашей партии не только не противоречат, а, наоборот, сливаются с интересами миролюбивых народов. (Бурные аплодисменты.) Что же касается Советского Союза, то его интересы вообще неотделимы от дела мира во всем мире.

Понятно, что наша партия не может оставаться в долгу у братских партий и она сама должна в свою очередь оказывать им поддержку, а также их народам в их борьбе за освобождение, в их борьбе за сохранение мира. Как известно, она именно так и поступает. (Бурные аплодисменты.) После взятия власти нашей партией в 1917 году и после того, как партия предприняла реальные меры по ликвидации капиталистического и помещичьего гнета, представители братских партий, восхищаясь отвагой и успехами нашей партии, присвоили ей звание "Ударной бригады" мирового революционного и рабочего движения. Этим они выражали надежду, что успехи "Ударной бригады" облегчат положение народам, томящимся под гнетом капитализма. Я думаю, что наша партия оправдала эти надежды, особенно в период второй мировой войны, когда Советский Союз, разгромив немецкую и японскую фашистскую тиранию, избавил народы Европы и Азии от угрозы фашистского рабства. (Бурные аплодисменты.)

Конечно, очень трудно было выполнять эту почетную роль, пока "Ударная бригада" была одна-единственная и пока приходилось ей выполнять эту передовую роль почти в одиночестве. Но это было. Теперь — другое дело. Теперь, когда от Китая и Кореи до Чехословакии и Венгрии появились новые "Ударные бригады" в лице народно-демократических стран, — теперь нашей партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)

Особого внимания заслуживают те коммунистические, демократические или рабоче-крестьянские партии, которые еще не пришли к власти и которые продолжают работать под пятой буржуазных драконовских законов. Им, конечно, труднее работать. Однако им не столь трудно работать, как было трудно нам, русским коммунистам, в период царизма, когда малейшее движение вперед объявлялось тягчайшим преступлением. Одна-

496

ко русские коммунисты выстояли, не испугались трудностей и добились победы. То же самое будет с этими партиями.

Почему все же не столь трудно будет работать этим партиям в сравнении с русскими коммунистами царского периода?

Потому, во-первых, что они имеют перед глазами такие примеры борьбы и успехов, какие имеются в Советском Союзе и народно-демократических странах. Следовательно, они могут учиться на ошибках и успехах этих стран и тем облегчить свою работу.

Потому, во-вторых, что сама буржуазия, — главный враг освободительного движения, — стала другой, изменилась серьезным образом, стала более реакционной, потеряла связи с народом и тем ослабила себя. Понятно, что это обстоятельство должно также облегчить работу революционных и демократических партий. (Бурные аплодисменты.)

Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно-демократические свободы и тем создавала себе популярность в народе. Теперь от либерализма не осталось и следа. Нет больше так называемой "свободы личности", права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт. Я думаю, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести вперед, если хотите собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять. (Бурные аплодисменты.)

Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их "превыше всего". Теперь не осталось и следа от "национального принципа". Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять. (Бурные аплодисменты.)

Так обстоит дело в настоящее время.

Понятно, что все эти обстоятельства должны облегчить работу коммунистических и демократических партий, не пришедших еще к власти.

Следовательно, есть все основания рассчитывать на успехи и победу братских партий в странах господства капитала. (Бурные аплодисменты.)

497

Да здравствуют наши братские партии! (Продолжительные аплодисменты.)

Пусть живут и здравствуют руководители братских партий! (Продолжительные аплодисменты.)

Да здравствует мир между народами! (Продолжительные аплодисменты.)

Долой поджигателей войны! (Все встают. Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Возгласы: "Да здравствует товарищ Сталин!", "Товарищу Сталину — ура!", "Да здравствует великий вождь трудящихся мира товарищ Сталин!","Великому Сталину — ура!", Да здравствует мир между народами!". Возгласы: "Ура".)

498

Юрий Смирнов. СТАЛИН И АТОМНАЯ БОМБА

Весной 1942 г., основываясь на агентурной информации, Л.П.Берия впервые сообщил Сталину о развернувшихся на западе работах по созданию атомной бомбы.

За несколько месяцев до этого, с конца 1941 г., 28-летний курсант Военно-воздушной академии, уже тогда известный физик и будущий академик Г.Н. Флеров обратился с письмами сначала к И.В. Курчатову, а затем к уполномоченному Государственного комитета обороны (ГКО) по науке СВ. Кафтанову, убеждая их в необходимости развернуть в стране работы по делению урана. Более того, уже находясь в армии, он в апреле 1942 г. пишет непосредственно И.В. Сталину. Примечательно, с какой страстью Флеров отстаивал свою позицию: "Во всех иностранных журналах полное отсутствие каких-либо работ по этому вопросу. Это молчание не есть результат отсутствия работы... Словом, наложена печать молчания, и это-то является наилучшим показателем того, какая кипучая работа идет сейчас за границей... Нам всем необходимо продолжить работу над ураном".

В письме Сталину Флеров подчеркивал: "Единственное, что делает урановые проекты фантастическими — это слишком большая перспективность в случае удачного решения задачи... В военной технике произойдет самая настоящая революция... Если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-где даже их опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку, добровольно сдавая завоеванные позиции"

499

Письма Г.Н. Флерова сыграли свою роль. Как и информация, почерпнутая из записной книжки убитого партизанами немецкого офицера, в которой содержались схемы ядерных превращений урана и записи, наводившие на мысль о работах в Германии по созданию сверхоружия. В результате весной 1942г. за подписью С.В. Кафтанова и академика А.Ф. Иоффе в ГКО страны было направлено предложение о необходимости создания научного центра по проблеме ядерного оружия.

Много лет спустя Кафтанов вспоминал: "Докладывая вопрос на ГКО, я отстаивал наше предложение. Я говорил: конечно, риск есть. Мы рискуем десятком или даже сотней миллионов рублей... Если мы не пойдем на этот риск, мы рискуем гораздо большим: мы можем оказаться безоружными перед лицом врага, овладевшего атомным оружием. Сталин походил, походил и сказал: "Надо делать". Флеров оказался инициатором принятого теперь решения".

11 февраля 1943 г. ГКО принял специальное решение об организации научно-исследовательских работ по использованию атомной энергии. Их руководителем был назначен И.В. Курчатов. Вначале общее руководство советским атомным проектом осуществлял В.М. Молотов. Затем с августа 1945 г. его сменил Л.П. Берия...

Хотя работы по советскому атомному проекту начались, их организация на первом этапе, в годы войны, не удовлетворяла Курчатова. Не случайно 29 сентября 1944 г. он писал Берии: "В письме т. М.Г. Первухина и моем на Ваше имя мы сообщали о состоянии работ по проблеме урана и их колоссальном развитии за границей. ...Вокруг этой проблемы за границей создана невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов.

У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943 — 1944 гг., положение дел остается совершенно неудовлетворительным ...

Зная Вашу исключительно большую занятость, я все же, ввиду исторического значения проблемы урана, решился побеспокоить Вас и просить Вас дать указания о такой организации работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре".

Следующее по времени упоминание о Сталине в связи с атомным проектом принадлежит Г.К. Жукову. В своей книге "Воспоминания и размышления", рассказывая о работе Потсдамской конференции летом 1945 г., он отметил: в ходе конференции глава американской делегации президент США Г. Трумэн, очевидно, с целью политического шантажа однажды пытался произвести на И.В. Сталина психологическую атаку.

"Не помню точно какого числа, после заседания глав правительств Г. Трумэн сообщил И.В. Сталину о наличии у США

500

бомбы необычайно большой силы, не назвав ее атомным оружием.

В момент этой информации, как потом писали за рубежом, У. Черчилль впился глазами в лицо И.В. Сталина, наблюдая за его реакцией. Но тот ничем не выдал своих чувств, сделав вид, будто ничего не нашел в словах Г. Трумэна. Как Черчилль, так и многие другие англо-американские авторы считали впоследствии, что, вероятно, И.В. Сталин действительно не понял значения сделанного ему сообщения.

На самом деле, вернувшись с заседания, И.В. Сталин в моем присутствии рассказал В.М. Молотову о состоявшемся разговоре с Г. Трумэном. В. М. Молотов тут же сказал:

—Цену себе набивают.И.В. Сталин рассмеялся:

—Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.

Я понял, что речь шла об атомной бомбе".

Без сомнения, поворотный момент в истории советского

атомного проекта наступил, когда 6 августа 1945 г. американцы сбросили над Хиросимой свою первую атомную бомбу. Для советского руководства пришло время решительных действий.

Интересный факт отметила Светлана Аллилуева — дочь Сталина: "... Отца я увидела снова лишь в августе, — когда он возвратился с Потсдамской конференции. Я помню, что в тот день, когда я была у него, — пришли обычные его посетители и сказали, что американцы сбросили в Японии первую атомную бомбу... Все были заняты этим сообщением и отец не особенно внимательно разговаривал со мной. А у меня были такие важные— для меня — новости. Родился сын! Ему уже три месяца и назвали его Иосиф... Какое значение могли иметь подобные мелочи в ряду мировых событий, — это было просто никому не интересно..."

Уже через несколько дней после американских атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки последовали крупные организационные решения в интересах советского атомного проекта. А пять месяцев спустя, 25 января 1946 г., Сталин лично встречается с Курчатовым и, демонстрируя свое полное доверие, предоставляет ему своеобразный карт-бланш.

Из приводимой ниже записи об этой встрече 43-летнего Игоря Васильевича видно, что от него не ускользнуло, как выглядит кабинет Сталина. Он обратил внимание на "печи изразцовые, прекрасный портрет Ильича и портреты полководцев". Поэтому с определенной степенью достоверности можно говорить о свежести впечатлений и что, всего скорей, Курчатов вкабинете Сталина был впервые.

Записи Игоря Васильевича с большим трудом поддаются расшифровке. По этой причине в публикуемом тексте сделаны отдельные небольшие пропуски, а сомнительные, неодно-

501

значные варианты конкретных слов отмечены вопросительными знаками. Обращает на себя внимание и форма записи: строгая, деловая, без каких-либо оценок, фактически официальная, констатирующая. Да Игорь Васильевич и не мог себе позволить что-либо иное. Он знал, под каким контролем каждый его шаг и не мог подвергать даже малейшему риску огромное дело, которое он возглавлял.

Прежде чем привести запись, необходимо остановиться на ряде важных обстоятельств.

Решением Государственного комитета обороны СССР от 20 августа 1945 г. при ГКО был создан Специальный (Особый) комитет под председательством Берии. На Комитет возлагалась задача создания атомной промышленности в стране и создания атомного оружия. Накануне Сталин вызвал к себе наркома боеприпасов — одного из будущих руководителей атомной промышленности СССР Б.Л. Ванникова. Вспоминая об этом разговоре, Ванников отметил: "Сталин вкратце остановился на атомной политике США и затем повел разговор об организации работ по использованию атомной энергии и созданию атомной бомбы у нас в СССР". Сталин упомянул о предложении Берии возложить все руководство на НКВД и сказал: "Такое предложение заслуживает внимания. В НКВД имеются крупные строительные и монтажные организации, которые располагают значительной армией строительных рабочих, хорошими квалифицированными специалистами, руководителями. НКВД также располагает разветвленной сетью местных органов, а также сетью организаций на железной дороге и на водном транспорте".

Однако затем, видимо, учитывая и соображения Ванникова, Сталин посчитал, что наилучший вариант — выйти за рамки НКВД и создать Специальный комитет, который "должен находиться под контролем ЦК и работа его должна быть строго засекречена... Комитет должен быть наделен особыми полномочиями".

Заместителем председателя Специального комитета был назначен Ванников, а его членами стали Г.М. Маленков (секретарь ЦК ВКП(б)), Н.А. Вознесенский (председатель Госплана), А.П. Завенягин, М.Г. Первухин, А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, И.В. Курчатов. Секретарем и членом комитета стал В. А. Махнев.

Настаивая на включении в комитет Маленкова, Сталин подчеркнул: "Это дело должна поднять вся партия, Маленков — секретарь ЦК, он подключит местные партийные организации".

Одновременно с организацией Специального комитета был сформирован Ученый (Технический) совет по атомной энергии, в который по предложению Берии вошли А.Ф. Иоффе, П.Л.Капица, И.В. Курчатов, А.И. Алиханов, И.К. Кикоин, Ю.Б. Харитон, Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин и В.А. Махнев. При этом Сталин рассуждал так: "Давайте назначим председателем Учено-

502

го совета тов. Ванникова, у него получится хорошо, его будут слушаться и Иоффе и Капица, а если не будут — у него рука крепкая; к тому же он известен в нашей стране, его знают специалисты промышленности и военые".

Наконец, на основании постановления ГКО от 20 августа 1945 г. вскоре было образовано и Первое главное управление при Совете Народных Комиссаров СССР, которое также возглавил Б. Л. Ванников.

Смысл некоторых замечаний в записи И.В. Курчатова о встрече со Сталиным 25 января 1946 г. и указаний Сталина становится особенно понятным, если вспомнить, какие события развернулись с участием академика П. Л. Капицы после первых заседаний Специального комитета и Ученого совета, членом которых он состоял.

Петр Леонидович Капица — человек независимых взглядов, не боявшийся войти в острый конфликт даже с Берией, 3 октября 1945 г., то есть уже через полтора месяца после создания Специального комитета и Ученого совета, обратился с личным письмом к Сталину. В нем он, в частности, написал, что "товарища Берия мало заботит репутация наших ученых (твое, дескать, дело изобретать, исследовать, а зачем тебе репутация). Теперь, столкнувшись с тов. Берия по Особому комитету, я особенно ясно почувствовал недопустимость его отношения к ученым". И далее:

"...уже пора товарищам типа тов. Берия начинать учиться уважению к ученым. Все это заставляет меня ясно почувствовать, что пока еще не настало время в нашей стране для тесного и плодотворного сотрудничества политических сил с учеными".

25 ноября 1945 г. ПЛ. Капица написал Сталину о своей настоятельной просьбе освободить его "от участия в Особом комитете и Техническом Совете". В своем пространном письме он мотивировал просьбу тем, что "товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Особом Комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия... У тов. Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берия слабо... Товарищ Ванников и другие из Техсовета мне напоминают того гражданина из анекдота, который, не веря врачам, пил в Ессентуках все минеральные воды подряд в надежде, что одна из них поможет". Капица в этом письме утверждал: "В организации работы по атомной бомбе, мне кажется, есть много ненормального. Во всяком случае, то, что делается сейчас, не есть кратчайший и наиболее дешевый путь к ее созданию... Но если стремиться к быстрому успеху, то всегда путь к победе будет связан с риском и с концентрацией удара главных сил по весьма ограниченному и хорошо выбранному направлению. По этим вопросам у меня нет согласия с товарищами... Единственный путь тут — единолич

503

ное решение, как у главнокомандующего, и более узкий военный совет".

Вопросы, поставленные Капицей в названных письмах, как мы увидим из записи Курчатова, в той или иной степени и, видимо, не случайно, затрагивались Сталиным во время встречи 25 января 1946 г. Поэтому интересно проследить, какие именно указания дал Сталин Игорю Васильевичу. И обратим внимание, что Сталин в разговоре с Курчатовым сам заговорил о Капице, а 4 апреля 1946 г. сообщил Петру Леонидовичу: "Тов. Капица! Все Ваши письма получил. В письмах много поучительного — думаю как-нибудь встретиться с Вами и побеседовать о них..."

Однако Сталин и Капица так никогда и не встретились. Уже 21 декабря 1945 г. Капица был освобожден от работы в Спецкомитете и Техническом совете, а осенью 1946 г. он был снят со всех занимаемых должностей, попав в опалу.

Игорь Васильевич в своих записях ничего не говорит о том, как выглядел Сталин во время их встречи. Но его дочь Светлана свидетельствует: "Когда война кончилась, он (отец) заболел. У него сразу был такой спад. Ему было уже 66 лет. Он очень болел в 46 году... И болел долго и трудно. Сказались напряжение и усталость военных лет и возраст... Летом 1946 года он уехал на юг — впервые после 1937 года".

Никаких свидетельств не оставил Игорь Васильевич и о мотивах состоявшейся встречи со Сталиным. Хотя, как видим, действия и позиция П. Л. Капицы, как и его разыгравшийся конфликт с Берией, по меньшей мере пусть косвенно, но могли способствовать осуществлению такой встречи.

Игорь Васильевич не упоминает, как проходила сама встреча. Но мы можем представить себе, благодаря, например, рассказу Константина Симонова, который вместе с А. Фадеевым и Б. Горбатовым 13 мая 1947 года впервые оказался в кабинете Сталина. Вряд ли за год с небольшим в чем-то существенном изменился общий рисунок подобных встреч. Встреча, которую описал Симонов, проходила с участием Молотова и Жданова и началась в седьмом часу вечера: "...В приемную вошел Поскребышев и пригласил нас. Мы прошли еще через одну комнату и открыли дверь в третью. Это был большой кабинет, отделанный светлым деревом, с двумя дверями — той, в которую мы вошли, и второй дверью в самой глубине кабинета слева. Справа, тоже в глубине, вдали от двери стоял письменный стол, а слева вдоль стены еще один стол — довольно длинный, человек на двадцать — для заседаний.

Во главе этого стола, на дальнем конце его, сидел Сталин, рядом с ним Молотов, рядом с Молотовым Жданов. Они поднялись навстречу. Лицо у Сталина было серьезное, без улыбки. Он деловито протянул каждому из нас руку и пошел обратно к столу, Молотов приветливо поздоровался...

504

После этого мы все трое — Фадеев, Горбатов и я — сели рядом по одну сторону стола, Молотов и Жданов сели напротив нас, но не совсем напротив, а чуть поодаль, ближе к сидевшему во главе стола Сталину...

Сталин...в начале беседы больше стоял, чем сидел, или делал несколько шагов взад и вперед позади его же стула или кресла... Сталин, как всегда, говорил очень неторопливо, иногда повторял сказанное, останавливался, думал, прохаживался". Он был одет "в серого цвета китель, в серые брюки навыпуск. Курил кривую трубку. Впрочем, курил мало. Зажигал ее, затягивался один раз, потом через несколько минут опять зажигал, опять затягивался, и она снова гасла, но он почти все время держал ее в руке. Иногда он, подойдя к своему стулу, заложив за спинку большие пальцы, легонько барабанил по стулу остальными. Во время беседы он часто улыбался".

Обратимся теперь к тексту записи беседы, сделанной И.В.Курчатовым, по-видимому, сразу после встречи со Сталиным, под свежим впечатлением. Этот листок с быстрым, почти стенографическим почерком Игорь Васильевич до конца дней хранил в своем личном сейфе.

"25 января 1946 года.

Беседа продолжалась приблизительно один час с 7.30 до 8.30 вечера. Присутствовали т. Сталин, т. Молотов, т. Берия.

Основные впечатления от беседы. Большая любовь т. Сталина к России и В.ИЛенину, о котором он говорил в связи с его большой надеждой на развитие науки в нашей стране. [...]

Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь.

Т. Сталин сказал, что не нужно искать более дешевых путей, что не нужно [?] работу, что нужно вести работу быстро и в грубых основных формах. [...]

По отношению к ученым т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши ученые очень скромны, и они никогда не замечают, что живут плохо — это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы (несколько? тысяч?) человек жило на славу, [?] свои дачи, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина.

В работе т. Сталин говорил — что надо идти решительно со вложением решительно всех средств, но по основным направлениям.

Надо также всемерно использовать Германию, в которой есть и люди, и оборудование, и опыт, и заводы. Т. Сталин ин-

505

тересовался работой немецких ученых и той пользой, которую они нам принесли 1 .

Из беседы с т. Сталиным было ясно, что ему отчетливо

представляются трудности, связанные с получением (наших?)

первых агрегатов, хотя бы с малой производительностью, т.к.

(сказал?) увеличения производительности можно достигнуть

увеличением числа агрегатов. Труден лишь первый шаг, и он

является основным достижением.

(Затем?) были заданы вопросы об Иоффе, Алиханове, Капице и Вавилове и целесообразности работы Капицы.

Было выражено (мнение?) на кого (они?) работают и на что направлена их деятельность — на благо Родине или нет.

Было предложено написать о мероприятиях, которые были бы необходимы, чтобы ускорить работу, все, что нужно. Кого, бы из ученых следовало еще привлечь к работе.

Систему премий.

Обстановка кабинета указывает на (оригинальность?) и (?) ее хозяина. Печи изразцовые, прекрасный портрет Ильича и портреты полководцев.

Космические лучи и циклотрон..."

Заключительные слова записи Игоря Васильевича, к сожалению, не поддаются однозначной расшифровке.

...Со дня встречи Сталина с Курчатовым 25 января 1946 г. до пуска первого советского опытного уран-графитового реактора 25 декабря 1946 г. оставалось ровно 11 месяцев. До взрыва первой советской атомной бомбы 29 августа 1949 г. оставалось еще долгих и очень трудных 3 года и 7 месяцев.

По существу, в ходе беседы Сталин наделил И.В. Курчатова особыми полномочиями.

Вне всякого сомнения, Сталин понимал (это хорошо видно из записи беседы), что создание собственной атомной бомбы становится важнейшим делом для государства. Поэтому были развернуты такие мобилизационные мероприятия, которые только и были под силу мощной партийно-государственной системе, подчиненной единой воле и жесткому контролю. Той централизованной диктаторской машине управления, которая господствовала в СССР.

Для решения беспрецедентной задачи были привлечены лучшие силы промышленности, конструкторских бюро, иссле-

1 Один из наиболее видных немецких специалистов, работавших в СССР, Макс Штеенбек так суммировал вклад своих соотечественников в советский атомныйпроект: "Западная пропаганда... при каждом удобном случае утверждала, что советскую атомную бомбу создали якобы немецкие ученые. Абсолютная чепуха! Конечно, мы сыграли определенную роль в разработке ядерной темы, но наша задача никогда не выходила за те границы, где освоение энергии четко переходит от мирного применения к использованию в военных целях".

506

довательских институтов, все звенья партийных органов и управления, лучшие руководители и специалисты.

С другой стороны, создание атомной бомбы в СССР пришлось на период обострившегося с лета 1946 г. опаснейшего противостояния между СССР и США, когда война между бывшими союзниками могла начаться в любой момент.

Это было время, когда наша страна только что вышла из опустошительной кровавой войны с фашизмом. Сталин знал о жертвах и лишениях своих соотечественников не только по сводкам. Его дочь Светлана вспоминала, что летом 1946 г. он поехал на юг на машине: "Огромная процессия протянулась по плохим тогда еще дорогам... Останавливались в городах, ночевали у секретарей обкомов, райкомов. Отцу хотелось посмотреть своими глазами, как живут люди, — а кругом была послевоенная разруха...Он нервничал, видя, что люди живут еще в землянках, что кругом еще одни развалины".

В те же годы, еще до взрыва первой советской атомной бомбы (как, впрочем, и позднее), Сталин продолжил свое безжалостное давление на общество, не щадя ни своих партийных единомышленников, ни ученых, ни еще совсем недавних национальных кумиров. Заподозрив в подготовке заговора, он в июне 1946 г. высылает Г.К. Жукова в Одессу. По нелепому навету лично лишает воинского звания генерал-лейтенанта легендарного папанинца Е.К. Федорова и в августе 1947 г., разжаловав в рядовые, снимает его с должности. К началу 1949 г. раскручивается сфабрикованное "ленинградское дело", завершившееся трагической развязкой.

Гнетущую атмосферу в стране усиливали печально знаменитые репрессивные постановления Центрального Комитета ВКП(б) в области литературы, театра, кино (1946 г.) и даже музыки (1948 г.). Были проведены разгромные "дискуссии" по вопросам философии (1947 г.) и по так называемому космополитизму в науке (1948 - 1949 гг.). Общеизвестна трагическая участь советской генетики, судьба которой была решена в августе 1948 г...

В этих условиях быстрое создание атомной бомбы в нашей стране, завершившееся успешным испытанием 29 августа 1949 г., было не только триумфом, но и подвигом. При этом роль Игоря Васильевича Курчатова, его ближайших сподвижников была одной из самых решающих

507

ОБ АВТОРАХ ЭТОЙ КНИГИ

Владиславом Ивановичем КАРДАШОВЫМ и Сергеем Николаевичем СЕМАНОВЫМ ранее созданы историко-биографические произведения об известных деятелях России: канцлере Горчакове, Александре Ульянове, Несторе Махно, Клименте Ворошилове, маршале Рокоссовском, Юрии Андропове. Все эти работы вышли несколькими изданиями, переведены на иностранные языки.