Съезд народных депутатов отказался ратифицировать Беловежские соглашения - Энциклопедия безопасности (original) (raw)

Согласно Конституции России, съезд народных депу­татов как высший орган власти в России обладает суверен­ным правом на внешнюю политику. Чтобы стать законом, Соглашения, подписанные от имени России ее президентом и ратифицированные Верховным Советом, подлежали ут­верждению съездом народных депутатов. Зная хорошо на­строения большинства депутатов, прибывших на декабрь­ский съезд с «глубинки» (а провинция абсолютно не одобря­ла «роспуск» СССР), я не хотел выносить на утверждение съезда этот вопрос. Парламент принял нужное решение, это­го было вполне достаточно, поскольку позволяло формиро­вать новые международные государственно-правовые отно­шения России как самостоятельного государства. Пройдет время, люди свыкнутся с ситуацией, тогда, возможно, пона­добится и соответствующее решение съезда.

Но почему-то Ельцин требовал поставить этот вопрос на съезде, этого же добивался мой первый заместитель Сергей Филатов, охотно играющий на стороне любой неразумной идеи Ельцина. Я объяснял рискованность этого замысла — допустим, если съезд не одобрит Соглашения, это будет оз­начать, что юридически СССР существует, а лица, подписав­шие акты о его «роспуске», могут быть признаны виновны­ми в совершении государственных преступлений. В то же время ратификация этих соглашений Верховным Советом не вызывает сомнений, она создала необходимую правовую базу… Спрашивается — зачем рисковать, вынося вопрос на съезд?.. Ельцин настаивал. Я согласился, но поручил сделать Доклад по этому вопросу Сергею Филатову.

События на съезде развернулись с поразительной точно­стью по обрисованному мной сценарию. Уже в процессе докла­да Филатова я видел реакцию подавляющей части депута­тов — их глухое недовольство быстро перерастало в непри­ятие всего того, что говорил докладчик. Эмоции пересилива­ли разум, Филатов с трудом скороговоркой дочитал доклад и поспешно покинул трибуну, он был просто раздавлен.

Началась дискуссия. Она стала превращаться в обвини­тельные выступления. Все чаще стали говорить о «заговоре» Ельцина и его «команды». Сильное впечатление произвело выступление одного депутата, который заявил, что, когда подписывались Беловежские соглашения, Хасбулатова спе­циально отправили в Сеул… Как оказалось, большинство де­путатов, как ни странно, не обладало этой информацией… Обстановка накалялась, выступающие депутаты уже стави­ли вопросы в конкретной плоскости — о виновниках развала СССР, необходимости отрешения Ельцина и даже его (вме­сте с Горбачевым) привлечении к ответственности за тяжкие государственные преступления.

Филатов, сидящий рядом со мной, бледный и растерян­ный, что-то пытался мне сказать. Я же должен был контро­лировать этот огромный зал, мне было невозможно отвле­каться даже на секунду — промах мог стоить дорогой цены… А выступления становились все резче… Сидящий позади ме­ня в президентском кресле Ельцин стал издавать какие-то зву­ки. Я, покинув свое председательское место, подошел к не­му… Полная растерянность, на лице выступил пот, говорит:

— Руслан Имранович, сделайте что-нибудь! Они хотят вышвырнуть меня. Я на вас надеюсь… Филатов сделал плохой доклад, провалил все дело.

Я: Борис Николаевич, Филатов сделал нормальный док­лад. Дело не в нем. Дело в обстановке, в общественном мнении.

Ельцин: Вы хотите сказать, что съезд снимет меня с ра­боты?

Я: Нет, Борис Николаевич, пока я могу председательство­вать, вам это не угрожает….

Эта наша беседа заняла минуты две-три. Но что интерес­но с точки зрения политической психологии, в эти короткие минуты очередной оратор завершил выступление, сошел с трибуны, а Филатов, который должен был заменить меня в качестве председательствующего (как это мы обычно прак­тиковали) и предоставить слово очередному оратору-депу­тату, сидел как парализованный рядом с моим пустым крес­лом. А огромный Кремлевский зал, с более чем 1000 депутатов, молчаливо-удивленно наблюдал и за раздавленным Фила­товым, и немым для них диалогом председателя с президен­том. Они, конечно, понимали приблизительно, о чем идет между нами разговор, но они видели и другое — кто истин­ный лидер, хотя внутренне не хотели признаться в этом даже себе.