Колыма и мы / Ветеран амурского УКГБ вспоминает детство в ГУЛаге (original) (raw)

Колыма и мы

Ветеран амурского УКГБ вспоминает детство в ГУЛаге

23.10.2010, 05:10

Как известно, освоение одной из самых отдаленных окраин Союза , Колымы, развернулось в начале 30-х годов. С 1931 года оно было возложено на Дальстрой — Государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы. Трест создавался, прежде всего, для освоения золотых недр северо-востока России, «чудной планеты», как поется в песне, «где двенадцать месяцев зима, остальное — лето». Эта гигантская стройка была одним из важнейших звеньев зарождающегося в те годы печально известного «архипелага ГУЛага».

Текст

Инспекция лагеря на Колыме, 1937 год.Инспекция лагеря на Колыме, 1937 год.

Инспекция лагеря на Колыме, 1937 год.Инспекция лагеря на Колыме, 1937 год.

Расстрел вместо выговора

Первым начальником Дальстроя в 1931 году по рекомендации Сталина Совет труда и обороны утвердил Эдуарда Петровича Берзина (Берзиньш по-латышски). Это был сын плотника, участник Первой мировой и Гражданской войн, чекист и вместе с тем одаренный художник.

Вся рабочая сила в порту почти полностью состояла из заключенных, основной контингент которых в первые годы представлял собой уголовников, рецидивистов, ссыльных. Репрессированные политические жертвы ягодо-ежевского режима, среди которых было много специалистов, командиров производств, интеллигенции, пошли потоком несколько позднее, начиная с 1937 года.

В тяжелейших условиях, ценою тысяч жертв был построен порт в бухте Нагаево, в кратчайшие сроки проложена знаменитая колымская автомобильная трасса, что позволило быстро ввести в действие новые горнорудные предприятия, поселки. На Колыме создан крупный речной флот. Добыча россыпного золота достигла таких объемов, что Дальстрой выдвинулся на первое место среди золотопромышленных районов Союза.

Между тем многие действия высокопорядочного и человечного начальника Дальстроя Берзина стали расценивать в Москве как гнилой либерализм, а на эту ось накручивалась густая сеть обвинений в политическом противостоянии генеральной линии партии. Он был необоснованно обвинен в измене Родине, вредительстве. 1 августа 1938 года Берзин был расстрелян. После него Дальстрой многие годы возглавлял всемогущий ставленник НКВД генерал Никишов.

Проигрыш в карты

Вот в такой трудный, сложный период наш отец начинал свою трудовую деятельность на Колыме, в поселке Ола. Как человек волевой, энергичный и, несомненно, хороший хозяйственник, отец мог достаточно быстро проявить свои деловые качества. И вот уже в 1939 году его назначили начальником портопункта Нагаево.

В поселке портовиков мы жили в просторной квартире на первом этаже. Мама работала машинисткой в конторе порта. В семье был домработник из заключенных, добрейший, порядочный пожилой человек. Однажды ему стало известно, что зэки проиграли в карты нашу квартиру, о чем он сообщил моим родителям. Вскоре мама ночью случайно услышала и в последний момент предотвратила попытку вскрытия наших двойных дверей. После этого в квартире на ночь оставался милиционер.

При повторном покушении ночью уголовники пытались вырезать оконное стекло, а рядом с домом стояла бортовая машина с работающим двигателем. Для нашей семьи этот проигрыш в карты вполне мог закончиться трагично. Колымские рецидивисты — народ крутой, жестокий.

Летом 1941 года отца неожиданно арестовали. Все попытки мамы узнать что-либо о его судьбе длительное время были безуспешны. Он вернулся примерно полгода спустя так же неожиданно, как был арестован. Как рассказывала позже мама, следствие предъявило отцу обвинение во вредительстве. Он якобы имел прямое отношение к случаю, когда в один из дней штормом оторвало и унесло в открытое море баржу с грузом. На мой взгляд, отца спасло то, что к 1940 году волна незаконных репрессий заметно спала.

Сын за отца

Интересно, что во Владивостоке, когда я был заместителем начальника управления и мне приходилось подписывать заключения по делам с материалами на незаконно репрессированных лиц, мне однажды пришлось держать в руках пожелтевшие листки дела на моего отца, и я подписывал заключение на его реабилитацию. Вот так судьба напомнила о себе. К тому времени отец уже умер.

А тогда, после своего возвращения в дом, он остался в системе Дальстроя, начались переезды по Колыме (п. Спорный, Лабуя, Среднеколымск, Певек). В семье было уже четверо детей, которым требовались свежие овощи и фрукты, полноценная школа, наблюдение врачей, и родители решили выехать на материк. В июле 1945 года на пароходе имени первого чекиста республики «Феликс Дзержинский» мы приплыли в Находку — исключительно удобную, закрытую бухту залива Америка.

Для Колымы это была важная перевалочная база на материке. Сюда была подведена Транссибирская железнодорожная магистраль. Здесь находились склады, транспортные площадки Дальстроя, база для накапливания и хранения взрывчатых материалов, причалы Дальстроя на мысе Астафьева, несколько пересылочных лагерей заключенных. Отец начал работать начальником порта Находка. Здесь и произошли события, которые десятки лет замалчивались, не предавались огласке и очевидцами которых была наша семья.

Взрыв на «Дальстрое»

Солнечным днем 24 июля 1946 года у причала порта на мысе Астафьева стоял пароход «Дальстрой». Грузили взрывчатку. Весь этот смертоносный груз предназначался для магаданских золотых рудников. Внезапно кто-то закричал: «Пожар в первом трюме!». Капитан «Дальстроя» Банкович, не задумываясь, отдал команду затопить носовой трюм и приступить к тушению пожара. Пламени было тесно в трюме, и оно с грохотом и ревом взметнулось в самое небо. Банкович приказал покинуть судно и, как это принято, сошел с мостика последним. Торопиться не было смысла: когда огонь доберется до четырехсот тонн тротила, а это маленькая атомная бомба, взрыв не только разнесет порт, но и уничтожит все живое в округе...

Тело капитана Банковича нашли на другой день под кучей свай, его затылок был пробит осколком, от нескольких замешкавшихся матросов не нашли даже останков, а сотни зэков и охрана, толпившиеся неподалеку от судна, превратились в кровавое месиво. Отдельный дом начальника порта, в котором 2—3 месяца назад проживала семья Клецкиных, был разрушен до фундамента. (Отец уволился из Дальстроя в апреле 1946 года.) Над территорией Находки пронесся нефтяной дождь.

Через несколько дней в сопках за поселком строителей Падь Ободная были взорваны склады спецматериалов Дальстроя, где хранились большие запасы взрывчатки для Колымы. Помнится, мама и моя младшая сестра Валя находились на улице, взрывной волной мама была сбита с ног, прикрыла собой дочь, а детская кроватка в комнате была вся иссечена осколками стекла. Непосредственно после взрыва на «Дальстрое» на одном из судов, также вышедших из Находки, было обнаружено взрывное устройство, которое должно было сработать в пути.

Началось следствие. Случайно в уборной управления Дальстроя один из оперативников обнаружил кусок фанеры с надписью «Скоро Дальстрой должен провалиться». В кулуарах НКВД зазвучало слово «диверсия». После трагедии в Находке руководители Дальневосточного пароходства постановили, что перевозкой взрывоопасного груза будут заниматься команды пароходов «Генерал Ватутин» и «Выборг».

19 декабря 1947 года пароход «Генерал Ватутин» был взорван во время погрузки. Через считанные минуты мощный взрыв потряс стоящий неподалеку «Выборг». Порта Нагаево больше не было. От здания управления порта не осталось даже руин. Погиб почти весь экипаж «Ватутина» (полсотни человек), на «Выборге» — капитан и двенадцать моряков. Среди архивных документов нет только сведений о том, сколько во время катастрофы погибло заключенных. Окровавленные, в изодранной одежде люди ползали по снегу в сорокаградусный мороз, и некому им было помочь.

Отголосков этой трагедии в архивных документах сохранилось очень мало. Судя по всему, следователи пришли к выводу, что все эти взрывы действительно являлись следствием продуманной диверсии. Это подтверждает приморский журналист Михаил Избенко, который ходил на пароходе «Генерал Ватутин» практикантом и списался с судна буквально за неделю до той трагедии. Журналист писал следующее: «После взрыва в Нагаево зэки в Ванинском порту бахвалились перед моряками, мол, отправили с «Генералом Ватутиным» свой подарочек колымским чекистам к их празднику 20 декабря. «Мы хотели вообще всю Колыму взорвать», — говаривали они».

Версия о продуманных диверсиях имеет право на существование. Не забываем, что это был 1947 год. Воины-освободители, солдаты и офицеры, получившие в награду от Родины вместо медалей и почета десятки лет каторги, вполне могли затаить злобу. И гремели взрывы по всей Колыме, гибли люди, виновные и невиновные...

Досье АП

Владимир Клецкин родился 24 января 1935 года в Иркутске. Образование: Дальневосточный государственный университет по специальности история и обществоведение (1964 г.). По окончании в 1972 году Высшей командной школы КГБ при СМ СССР проходил службу в должности заместителя начальника отдела, начальника отдела, заместителя начальника УКГБ СССР по Приморскому краю. 1983 — 1990 гг. — начальник Управления КГБ СССР по Амурской области.

Возрастная категория материалов: 18+