польская литература (original) (raw)
ПО́ЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУ́РА
Содержание:
Влияние Библии
Стилистика Библии, библейские сюжеты и образы, ставшие неотъемлемой частью культурной традиции христианской Европы, сыграли большую роль в развитии польской литературы и литературного языка, оказали огромное влияние на польскую культуру в целом. Начиная с 14 в. в Польше появляются первые переводы Ветхого завета, особенно часто переводчики обращаются к Псалмам. Среди старых переводов библейских книг на польский язык наиболее известны: «Флорианская псалтырь» (14 в.), «Псалтырь королевы Ядвиги» (приблизительно 1400 г.), «Библия королевы Зофии» (1454). В 16 в. в связи с Реформацией появляются полные переводы Библии на польский язык: кальвинистская «Брестская Библия» или «Библия Радзивилла» (1562), арианская «Несвижская Библия» или «Библия Шимона Будного» (1570–72) и классическая католическая «Библия Якова Вуйка» (1593–99). Работа по переводу Библии продолжалась и в последующие века; в 20 в. свой вклад в нее внесли и писатели-евреи: издаются «Ветхий завет» и «Песнь Песней» в переводе Ю. Фестхорна (1904–43; погиб от рук нацистов), полные тексты Библии в переводе Ф. Ашкенази (1927–30), С. Шпитцера (1937); а также книги Экклесиаст, Иов, Плач Иеремии и Песнь Песней (1973) в переводе принявшего католичество Р. Брандштеттера (см. М. Д. Брандштедтер).
Влияние Библии особенно ощутимо в польской литературе эпохи Возрождения, когда М. Рей создал прозаическую версию Псалтыри (1546), П. Скарга написал «Сеймовые проповеди» (1597). Оно отразилось в творчестве крупнейшего польского поэта Возрождения Я. Кохановского, чье стихотворное переложение «Псалмы Давида» (1578), признанное одним из выдающихся поэтических произведений этого периода, послужило образцом для поэтов-романтиков 19 в. Я. Кохановский написал также эпическую поэму «Ламентации», навеянную Плачем Иеремии. Историк и поэт В. Коховский воспел победу короля Яна III Собеского над турками в поэме «Польские псалмодии» (1693), в которой заметно влияние библейского стиля. Начиная с 16–17 вв. и позднее в репертуаре польских придворных театров постоянно присутствуют драматические произведения, интермедии на библейские, в том числе ветхозаветные, сюжеты.
Новое увлечение Библией проявилось в период расцвета литературы романтизма (первая половина 19 в.). Библейскими мотивами изобилуют «Книга польского народа и польского пилигримства» А. Мицкевича (1832), поэма «Ангелли» Ю. Словацкого (1838), «Псалмы будущего» З. Красиньского (1845), стихотворный цикл «Жалобы Иеремии» К. Уейского. В поэме «Польские евреи» (1861) Ц. К. Норвид излагает историю еврейского народа от Моисея до современной борьбы поляков и евреев против общих угнетателей.
Многие польские писатели 19–20 вв. (К. Бродзиньский, С. Витвицкий, М. Конопницкая, В. Белза, К. Пшерва-Тетмайер, Я. Каспрович, Л. Стафф, Я. Добрачиньский и другие) обращались к образам Библии, таким, как Каин и Авель, Моисей, Самсон, Саул, Давид, Юдифь. Библейские мотивы присутствуют в творчестве Б. Лесьмяна. В драматических произведениях С. Выспяньского («Даниэль», 1907, и других), К. Х. Ростворовского библейские и исторические еврейские персонажи изображены в аллегорической и мифологизированной форме.
В годы коммунистической диктатуры обращение литератора к библейской тематике и даже к библейской стилистике стало символом политической неблагонадежности; сама Библия была зачастую недоступна. В этих условиях появление непритязательной книги З. Косидовского «Библейские сказания» (1963), в которой сюжеты Библии пересказаны в живой беллетристической форме и прокомментированы в духе Ю. Вельхаузена, стало событием общественной жизни. Книга многократно переиздавалась, переводилась на иностранные языки; русский перевод был очень популярен в Советском Союзе.
Еврейская тема в польской литературе
Проблема отношения к современным евреям, которая впервые в польской литературе была поставлена в 16 в., решалась по-разному, в зависимости от процессов, происходивших в религии, политике, культуре, общественных отношениях. Значительное число произведений, тематически связанных с еврейством, создавалось в периоды, когда свобода публичных дискуссий по еврейскому вопросу была по разным причинам ограничена, поэтому их роль в общественной жизни была велика. В старопольской литературе еврейские сюжеты редки, они получили более широкое распространение в эпоху разделов, особенно после 1795 г., когда литература приняла на себя функции не существовавших в покоренной стране институтов национальной жизни. Наиболее популярной еврейская тема стала на рубеже 19–20 вв., когда в результате изменений, происходивших и в польском, и в еврейском обществе, обострились социальные отношения. После восстановления независимости Польши обсуждение «еврейского вопроса» перешло из сферы чисто литературной в общественно-политическую. В условиях коммунистического режима литераторы, затрагивавшие еврейскую проблематику, нередко вынуждены были прибегать к аллегорически-условной форме выражения.
Для польской литературы 16 и 17 вв., как и для всей католической полемической литературы эпохи Реформации и Контрреформации, характерно враждебное отношение к евреям. Литература давала стереотипный, лишенный индивидуальных черт отрицательный образ еврея, окрашенный обычно комически. Старопольская литература не видела связи между евреями Библии и современным еврейством: идеализированные герои Библии, которые должны были служить образцом для христиан, не сочетались с расхожими представлениями о современных евреях, ростовщиках и жуликах, враждебных христианству с его высокими нравственными установлениями. Сатирические образы евреев варьируются в польских и польско-латинских стихотворных трактатах дидактического и политического характера: «Еврейские мелодии» Я. Дантишека (первая половина 16 в.); «Роксолания» (1584) и «Victoria deorum» («Победа богов», 1595?) С. Клёновича; «Одержимость польской короны» П. Горчына (начало 17 в.). Презрением к евреям проникнут сборник антикатолических проповедей «Постилла» (1557) кальвиниста М. Рея. В памфлете анонимного автора «Выступление евреев в поход» (1606) подчеркивается трусость евреев, на которых нападают ученики иезуитских школ. Злую сатиру на евреев, их религию и обычаи представляют памфлеты «Об изумительных заблуждениях евреев» (аноним; середина 16 в.), «Талмуд, или Еврейская вера», «Письмо польских евреев к Мессии», «Новый Иерихон» Я. А. Кмиты (первая половина 17 в.), «Зеркало польской короны» С. Мичиньского (1618), «Беседа теолога с раввином» М. Короны (1641), «Своеволие евреев» (1648) и «Проявления своеволия евреев» (1638) В. Базыли, «О святости убиенных евреями» Е. Катовича (первая половина 18 в.), «Три священные гостии, изрезанные ножами евреев» Т. Третера (1772) и другие. Все они содержат обычный для антиеврейской литературы (см. Антисемитизм) набор обвинений в ритуальных убийствах, в употреблении христианской крови, в гостии осквернении. В духе этих обвинений выдержаны эпиграммы В. Потоцкого и В. Коховского (вторая половина 17 в.), интермедии «Из мужиков в короли» П. Барыки (первая половина 17 в.), «Dialogus de nativitate domini nostri Jesu Christi» («Диалог о рождении господа нашего Иисуса Христа», 1707) анонимного автора.
В конце 18 в. политическая ситуация изменилась. В период так называемого Четырехлетнего сейма (1788–1792) и в начале 19 в., когда особо остро встала проблема социальных реформ, стало меняться и отношение к евреям. Писатели-радикалы выступали за веротерпимость; в этом духе выдержаны записка М. Бутрымовича «Еврейская реформа» (1790), трактат Т. Чацкого «Рассуждения о евреях и караимах» (1807). Однако крупнейший писатель 18 в. И. Красицкий в дидактическом романе «Пан Подстолий» (1778–1803) высказывает остро критическое отношение к евреям. Антиеврейские традиции польской литературы 16–17 вв. продолжены и в сатирических произведениях А. Нарушевича (сборники «Убогий литератор», 1772; «Маскарады», 1778). С. К. Потоцкий в романе-памфлете «Путешествие в Темноград» (1820) повторяет утверждения о вреде, который евреи причиняют Польше. Во многих произведениях встречаются комические шаржированные персонажи, подобные героям романа А. Клодзиньского «Польский еврей, или У каждого свои причуды» (начало 19 в.).
Сентиментализм, сложившийся в конце 18 в., породил новое явление — «эмоциональное уравнение в правах» персонажей-евреев, которые приобрели уже индивидуальные черты и изображались в серьезном духе. Наиболее значительный сентиментальный роман на еврейскую тему — «Лейбе и Сиора, или Письма двух влюбленных» (1821) Ю. У. Немцевича. Герой романа, тянущийся к европейской культуре, жаждущий реформ еврейского общества, отказывающийся от Талмуда как источника «еврейских пороков», стал прототипом еврейских персонажей — «поборников прогресса», получивших широкое распространение в польской литературе второй половины 19 в. Популярный сюжет сентиментального романа — мелодраматическая история любви еврейки и христианина — перешел в прозу романтического направления (рассказы Паулины Кракововой «Еврейка, или Саси на Кемпе», Й. Головиньского «Рахель», «Повесть без названия» Ю. И. Крашевского, 1855). Легенда об Эстерке, возлюбленной короля Казимира III, использована в исторических романах Ф. Бернатовича «Наленч» (1828), А. Брониковского «Казимир Великий и Эстерка», Ю. И. Крашевского «Король крестьян», драме С. Козловского «Эстерка» (1886).
Романтизм в польской литературе 19 в. совершил подлинную революцию в изображении еврейства. Новый подход предполагал отношение к еврейской истории как к «исторической тайне», к процессу, который от величия библейских времен привел к современному упадку (что вызывало ассоциации с историческими судьбами Польши); мессианскую концепцию метафизического и исторического братства обоих избранных Богом народов, наделенных особой миссией («Старшему брату Израилю — уважение, братство, помощь» — А. Мицкевич); идею гармонического сосуществования поляков и евреев «на одной земле» как составную часть национальной мифологии; интерес к еврейской мысли, прежде всего к каббале (каббалистические мотивы присутствуют в творчестве А. Товяньского, А. Мицкевича, Ю. Словацкого). Романтизм привнес в изображаемый еврейский мир метафизическую и историческую глубину, сделал героев живыми и значительными. Романтики идеализировали образ жизни евреев, сложившийся в шляхетской Польше, традиционный еврей стилизовался под библейского патриарха (например, в рассказе И. Ходжко «Пустынник в Пронюнах»). С другой стороны, писатели-романтики не одобряли тягу евреев к эмансипации и ассимиляции; ассимиляторские тенденции трактовались как измена миссии Израиля (Мицкевич). Со всем этим, однако, сочеталась неоднозначность оценок персонажей одновременно идеализированных и демонических. Такова Юдифь в драме Ю. Словацкого «Ксендз Марек» (1843). Словацкий изобразил евреев униженными, ненавидимыми, осужденными на презрение и смерть, но создал и титанический образ еврейки-мстительницы, воплотивший романтический идеал поэта. В драме «Небожественная комедия» (1835), наиболее значительном произведении З. Красиньского, евреи представлены как враги польского народа и христианства, как злая сила истории. Ненавидя грядущую социальную революцию, Красиньский подчеркивает роль выкрестов в революционном движении. Однако для романтической литературы в целом такое однозначно негативное восприятие евреев нехарактерно.
В период романтизма еврейская тематика присутствовала не только в драме (Ю. Коженевский, «Евреи», 1843), в художественной прозе (Ю. И. Крашевский, «Волшебный фонарь», 1843–44), описаниях путешествий (Ю. И. Крашевский «Воспоминание о Полесье, Волыни и Литве»), но также и в поэзии. Еврейские образы представлены в стихотворениях и поэмах Т. Ленартовича, В. Сырокомли и, в большей мере, Ц. К. Норвида, творчество которого представляет переходный этап от романтизма к позитивизму. Особо следует отметить шедевр польской литературы — эпическую поэму о времени нашествия Наполеона на Россию «Пан Тадеуш» А. Мицкевича (1834). В образе корчмаря-цимбалиста Янкеля воплощены представления о еврействе, хранящем национальные традиции и преданном польской патриотической идее. Влияние этого образа проявляется в творчестве многих писателей (например, В. Лозиньский «Заколдованная усадьба», 1859 и другие), его значение вышло далеко за рамки литературы, и в общественном сознании герой Мицкевича стал воплощением мифа о польско-еврейской гармонии.
После восстания 1863 г., в котором принимали участие и евреи, в общественной мысли Польши господствующие позиции завоевывает позитивизм, что отразилось в усилении реалистических тенденций в польской литературе. На первый план выдвигается проза — повесть, роман, в том числе исторический, а также драма и бытовая комедия. Заимствованная из творчества романтиков идея близости национальных судеб поляков и евреев и стереотипный образ еврея — польского патриота — несли большую идеологическую нагрузку. В этом ключе еврейская тема освещается в прозе — в повестях Ю. И. Крашевского «Еврей» (1866), В. Кощица «В огне свободы», К. Юноши «Фроим», частично в романе «Кукла» Б. Пруса (1887–89), а также в поэзии М. Романовского, В. Вольского, А. Урбаньского. Еврейский вопрос был одним из важнейших в позитивистской социальной программе, и еврейская тематика занимала в творчестве писателей этого направления значительное место. В отличие от романтиков, реалисты были сторонниками ассимиляции. Это основывалось на представлении об обществе как организме и на убеждении, что евреи как часть организма Польши могут быть полезны стране. В повестях В. Пшиборовского «Хинда» (1869) и М. Балуцкого «Еврейка» (1870) в рамках любовного сюжета пропагандируются эмансипация и ассимиляция. Позитивистская литература впервые представила евреев как социальную группу, не ограничиваясь, как это было прежде, созданием героев, лишенных своей социальной среды. Требуя реформы еврейской жизни, писатели резко критиковали отношения в традиционном еврейском обществе, и, изображая героев из социальных низов, представляли их как жертв гетто. В повестях А. Свентоховского «Хава Рубин» (1879), Марии Конопницкой «Яктон», в рассказе Элизы Ожешко «Дай цветочек» (1872) четко проявилось отрицательное отношение к культуре местечек, в которых писатели этого направления видели бастионы невежества и косности, что соответствовало взглядам представителей _Х_аскалы. Программу реформ писатели-позитивисты формулировали с национальной точки зрения, выступая за полонизацию и вовлечение евреев в польскую жизнь. Выдающимся произведением, осветившим тему еврейства с этих позиций, был роман Ожешко «Меир Эзофович» (1878). Главному герою, молодому еврейскому реформатору, в конце романа выносят херем, его изгоняют из местечка; в финале звучит призыв к солидарности и братской помощи человеку, вырвавшемуся из мрака. Еврейские сюжеты используются и в драматургии, и в поэзии (драма «Еврей» Э. Любовского, 1868; комедия под тем же названием А. Асныка, 1875; стихи В. Гомулицкого).
Однако надежды на полонизацию и интеграцию еврейства в польском обществе, на возможность создания гармоничных польско-еврейских отношений оказались непрочными. Переломным стал 1881 г. — год Варшавского погрома (см. Погромы). В реалистической прозе 1880-х гг. снова появляются антиеврейские мотивы, это заметно в творчестве таких крупных писателей, как Б. Прус и М. Конопницкая. В романе Пруса «Кукла» выведены два героя-еврея: благородный Шуман, обрисованный в традициях романтической прозы, и Шлангбаум — скупец, безжалостный хищник, высокомерный с бедняками и приниженный с богатыми. В историческом романе «Фараон» (1895–96) Прус намекает на положение евреев в Польше и их роль трактует негативно. М. Конопницкая в рассказе «Мендель Гданьский» (1893), с ужасом изображая погром как катастрофу и для евреев, и для христиан, не может удержаться от антиеврейских выпадов. Многие писатели в это время сменили филосемитскую позицию на антисемитскую, что было очевидным признаком крушения идеологии позитивизма. А. Свентоховский, некогда человек широких взглядов, примкнул к писателям-антисемитам; с реакционными националистическими кругами сблизился бывший революционер-демократ А. Немоевский; М. Балуцкий написал проникнутую юдофобией повесть «В еврейских руках» (1885); скептицизмом и неверием в возможность сближения евреев и поляков проникнут роман М. Гавалевича «Мехесы» (1893). Однако в эти же годы появилась повесть С. Жеромского «Бездомные» (1900), в которой сочувственно изображен врач-еврей, социальный новатор, борющийся за реформы в застойном польском обществе.
В конце 19 в. появляются тенденции, связанные со становлением нового литературного направления — натурализма. Писатели-натуралисты рассматривали польско-еврейские отношения как неизбежную конфронтацию различных племенных организмов. Эти веяния и идеология усиливавшегося национализма отразились в ряде антисемитских романов конца 19 в. Развивалась прежняя идея о разрушительной роли евреев в социальной, экономической и политической жизни Польши, стал популярен собирательный образ еврейского буржуа, в обрисовке которого критика капиталистического мира сочеталась с антисемитизмом. Эти установки отразились в романах А. Грушевского «Жулики» (1899), К. Пшервы-Тетмайера «Панна Мери» (1901), а также в творчестве наиболее талантливого представителя натурализма В. Реймонта. В романе «Земля обетованная» (1899) В. Реймонт описывает социальный конфликт в промышленном городе Лодзи: еврейские и немецкие капиталисты эксплуатируют польский рабочий класс. Нередко в это время создавались эклектические произведения, сочетавшие давние позитивистские и филосемитские установки с натуралистическим методом, например, повести И. Мачеёвского «Зызма» (1896), Габриэли Запольской «Малка Шварценкопф» (1897) и «Йойне Фируклес» (1899). С возродившимися в последнее десятилетие 19 в. неоромантическими тенденциями пробудился интерес к мистико-религиозным аспектам еврейской мысли, что отразилось, например, в произведении Е. Жулавского «Конец Мессии» (1911). Евреи — герои драм С. Выспяньского «Свадьба» (первая постановка в 1901 г.), «Судьи» (1907) — окружены мистической аурой.
Среди писателей, симпатизировавших евреям, выделяется К. Юноша (Шанявский). «Наше общество знает посредника, купца, ремесленника, но не знает еврея, — писал Юноша. — Оно не знает его таким, каким он бывает дома, в школе, в обществе своих собратьев, в молельне». Свое творчество писатель посвятил идее сближения двух народов. К. Юноша написал этнографический очерк «Наши евреи в местечках и селах» (1899), повесть «Пять книг жития и деяний почтенного Симхи Боруха Кальткугеля» (1895), рассказы в сборниках «С мазурской земли» (1884) и «Монологи» (1894–98), где с теплотой изображены еврейские бедняки. К. Юноша перевел с идиш на польский язык роман Менделе Мохер Сфарима «Путешествие Вениамина Третьего» (издан под названием «Еврейский Дон-Кихот», 1885) и его повесть «Кляча» (1886).
В период между двумя мировыми войнами еврейские мотивы в польской литературе стали звучать значительно реже, чем прежде. Отчасти это связано с тем, что еврейская тематика широко освещалась в публицистике. В начале 1920-х гг. в левых кругах евреев считали согражданами, разделяющими идеалы передовых представителей польского общества. Поэт-коммунист В. Броневский в стихотворении «На смерть революционера» (1925) рассказал о еврее, боровшемся за дело польского рабочего класса, в стихотворении «Луна с Павьей улицы» изобразил жизнь еврейской бедноты, а в стихотворении «Памяти Шмуля Зигельбойма» рассказал о польском еврее, совершившем в Лондоне самоубийство, чтобы привлечь внимание мира к уничтожению евреев нацистами. (В годы Второй мировой войны В. Броневский служил в рядах польской армии Андерса в Эрец-Исраэль и сборники его стихотворений «Штык к винтовке» /1943/ и «Избранные стихи 1925–1944» /1944/ были изданы в Иерусалиме.) К. И. Галчиньский в поэмах «Лунная соната семейства Кон», «Баллада об Арончике», «Вильно, улица Немецкая» пишет о евреях с симпатией, но порой и с иронией. Против антисемитизма, как польского, так и всемирного, выступали многие польские писатели, в том числе неевреи А. М. Свинарский, Э. Шиманьский и другие.
В произведениях писателей националистического направления отношение к евреям было иным. Так, А. Новачиньский (1876–1944; сын католика-аристократа и еврейки; писал под псевдонимом Нойверт; погиб во время антинацистского восстания в Варшаве) был автором многочисленных антиеврейских публицистических статей (сборник «Памфлеты», 1930) и сатирических рассказов (сборники «Песчаные холмы», 1922, и «Слова, слова, слова...», 1938).
В послевоенный период польская литература часто обращалась к теме прошедшей войны, ввергшей страну в тяжкие бедствия и уничтожившей дотла польское еврейство. О гитлеровских лагерях смерти писали З. Налковска (сборник рассказов «Медальоны», 1946), бывшие узницы С. Шмаглевска (воспоминания «Дым над Биркенау», 1945, и «Нас душит гнев», 1955), К. Живульска («Я пережила Освенцим», 1946). После войны вышли в свет сборники рассказов испытавшего ужасы гитлеровского лагеря Т. Боровского «Прощание с Марией» и «Каменный мир» (оба в 1948 г.). Со Второй мировой войны, когда Е. Анджеевский написал повесть «Великая неделя» (1945), и до 1980-х гг., когда появился роман Я. М. Рымкевича «Умшлагплатц», в польской литературе присутствует тема Катастрофы, к ней обращаются писатели-поляки и евреи. Катастрофе посвящены прозаические произведения (повесть Иды Финк /родилась в 1921 г./ «Отрезок времени»), стихи (поэзия А. Слуцкого /1920–72/, С. Выгодского, поэма Е. Фицовского /1924–2006/ «Прочтение пепла»), пьесы (С. Загорска «Смоча, 13»).
В литературе коммунистической Польши характер освещения еврейской темы менялся в зависимости от колебаний официального курса культурной политики, политической обстановки и требований цензуры. Так, в начале 1950-х гг. цензура требовала приглушения темы страданий; антиеврейская истерия 1968 г. также отразилась на цензурной политике. Тем не менее, громадный общественный интерес к теме преодолевал цензурные преграды. Из ранней литературы о Катастрофе особое место принадлежит сборникам рассказов А. Рудницкого (1912–90; участник еврейского Сопротивления и Варшавского восстания 1944 г.) «Шекспир» (1948), «Бегство из Ясной Поляны» (1949), «Живое и мертвое море» (1952; сборник удостоен Государственной премии Польши 1955), в которых преобладают тема сопротивления и персонажи героического плана. Трагедия гибели миллионов выражена в повести Л. Бучковского «Черный поток» (1954), где страшная картина Катастрофы составляется из разрозненных сцен, рождающихся в больном воображении героя. Разные лики Катастрофы изображены в рассказах узника Освенцима С. Выгодского, например, в сборнике «Концерт по заявкам» (1961). Впоследствии писатели-евреи, которые пережили эти события в детстве, внесли новые мотивы в тему войны и гибели еврейства (Х. Гринберг /родился в 1936 г./, роман «Отряд Антигона», 1963; Б. Войдовский /родился в 1930 г./, повесть «Хлеб, брошенный мертвым», 1971; Ханна Краль /родилась в 1937 г./, «Успеть раньше Господа Бога» и другие). Новый поворот в послевоенной литературе еврейская тема получает с появлением так называемой «галицийской прозы» (Ю. Стрыйковский /1905–96/, повесть «Голоса во тьме», 1956, рассказы «Заезжий двор», «Эхо» и «На ивах... наши арфы», 1974; А. Кушневич, повести «Зоны» и «Возвращение»), где еврейский мир изображен как неотъемлемая часть ностальгически милой довоенной Польши. Преследования и изгнание евреев в 1968 г. вызвали в среде изгнанников стремление к сведению счетов с польским антисемитизмом (что отразилось, например, в сборнике стихотворений С. Выгодского «Древо тьмы», 1971). Антисемитская вакханалия 1968 г. аллегорически отображена в повести А. Щипёрского «Месса за город Аррас» (1971). В 1980-х гг. возродился интерес как к событиям Второй мировой войны, так и ко всему комплексу польско-еврейских отношений; большой отклик вызвал роман А. Щипёрского «Начало». Еврейская тема в эти годы интересует и писателей нового поколения, для которых еврейская жизнь — не более чем историческое прошлое, и они отображают ее только на основании литературных источников (такова повесть В. Пажневского «Короткие дни»).
Писатели-евреи в польской литературе
Первые дошедшие до нас польские тексты, авторами которых были евреи, — анонимные стихи конца 18 в. — начала 19 в. В польскую литературу евреи вошли поздно, что было обусловлено специфической языковой и социальной ситуацией. Польские евреи говорили на идиш до начала 20 в., писали по-польски очень редко. Поляки и евреи жили обособленно друг от друга; не слишком частые случаи вхождения евреев в польскую среду были связаны с отступничеством. Знание разговорного польского языка, необходимое для экономических контактов, было, как правило, ограниченным, овладению латинским алфавитом мешал религиозный барьер — латынь по еврейским представлениям была связана с католицизмом, поэтому владение польским языком и умение писать по-польски были в среде евреев редкостью даже в начале 19 в. Первый польский писатель еврейского происхождения Я. Чиньски (1801–67) вышел из среды франкистов (см. Я. Франк), как и А. Мицкевич. В середине 19 в. в литературе и публицистике демократического направления появляются писатели — выходцы из гетто, которые, порвав с ортодоксальной средой и войдя в польское общество, не связывали этот шаг, по крайней мере, в начале своей литературной карьеры, с обращением в иную веру.
Мицкевич приветствовал историка литературы, эссеиста и поэта Ю. Клячко (1825–1906) как первого еврея, писавшего по-польски, затем по-польски писали поэт, журналист и драматург В. Ордон (Шанцер, 1848–1914), поэт и историк Алкар (А. Краусхар, 1843–1931), который перевел на польский язык ряд произведений Г. Гейне, и другие. В 1890-е гг. много евреев пришло в польскую литературу, а в начале 20 в. они занимали в ней уже заметное место. Появилась группа польскоязычной еврейской интеллигенции, начала развиваться еврейская журналистика на польском языке. С 1868 г. по 1916 г. издавался журнал «Израэлит», на страницах которого велась пропаганда ассимиляции и эмансипации евреев. В это время публиковали свои произведения выдающийся историк литературы и прозаик В. Фельдман (1868–1919), литературный критик и переводчик Ц. Еллента (Хиршбанд, 1861–1935), поэт, прозаик и переводчик А. Ланге (1861–1929), литературный критик и переводчик Ст. Лак (1876–1909), писатель и педагог Я. Корчак, литературный критик Остап Ортвин (О. Катценелленбоген, 1877–1942), критик, поэт и переводчик Л. Бельмонт (Блюменталь, 1865–1940). Польские писатели-евреи придерживались различных общественно-литературных позиций — от характерной для эпохи _Х_аскалы пропаганды модернизации еврейской культуры до призывов к тотальной ассимиляции и полному принятию польской культуры. Многие писатели принимали христианство, иногда в конце жизни (Клячко) или на смертном одре (Фельдман). Некоторые литераторы писали в основном на еврейские сюжеты (Фельдман, «Прекрасная еврейка», «Еврей», оба произведения — 1888; «Чудотворец», 1901); иногда, не избегая еврейской тематики, писатели отстранялись от изображаемой среды (Д. Зглиньски /Фройденсон, 1847–1931/, «За общим столом», 1877, «Якуб Варка», 1893); часть писателей-евреев избегала еврейской проблематики. В начале 20 в., когда национализм усилился, В. Фельдман стал мишенью антисемитских нападок.
В период между войнами проявления антисемитизма переросли в систему «самообороны» от вторжения «чужаков» в польскую культуру, и шовинизм стал важным фактором литературной жизни Польши. Тем не менее, и в 1918–1939 гг. писатели-евреи (в том числе выкресты) играли в литературном процессе значительную роль. Это было заметно прежде всего в поэзии: евреи в этот период представляют все направления польской лирики — от продолжателей традиций литературных течений 1890–1917 гг. «Молодой Польши» (Б. Лесьмян) и умеренных новаторов групп «Скамандр» (Ю. Тувим; А. Слонимский; поэт и переводчик Ю. Виттлин, 1896–1976, Зузанна Гинчанка, 1917–44), «Квадрига» (Л. Шенвальд, 1909–44), экспрессионистов (Я. Стур / _Х_ерш Фейнгольд/, 1895–1923) до крайне авангардистских течений — футуризма (Б. Ясенский; А. Ват /1900–67/; А. Стерн /1899–1968/) и группы «краковских авангардистов» (поэт и литературовед Т. Пейпер /1881–1969/, поэт, прозаик и критик А. Важик /Вагман; 1905–82/). Среди писателей-прозаиков еврейского происхождения — Халина Гурска (1898–1942), Ирена Кшивицка (1904–94), сатирик и детский писатель Я. Бжехва (см. Б. Лесьмян), авангардисты Б. Шульц, А. Рудницкий, А. Ват (см. выше), драматург Б. Винавер (1883–1944). Как и в прошлом столетии, много евреев было среди литературных критиков: С. Адальберг (1868–1939), Л. Фриде (1912–42), Х. Бегелейзен (1855–1934), Р. Блют (1891–1939), Э. Бройтре (1886–1943), Л. Помировский (Помпер, 1891–1943). Значительное место в литературной жизни занимал еженедельник «Вядомосци литерацке» (1924–39; редактор М. Грыдзевский, 1894–1970). Писатели этого периода придерживались разной идеологии — от либерализма (М. Грыдзевский) до коммунизма (Б. Ясенский). Продолжало расти влияние польского языка, в то же время развивалось еврейское самосознание; все это послужило причиной возникновения еврейской культуры на польском языке: журналистики, театра, системы образования, где польский язык был при обучении третьим после иврита и идиш.
Новым явлением стала еврейская литература на польском языке, идейно связанная с антиассимиляторским еврейским национальным движением. В произведениях польско-еврейской литературы, публиковавшихся в сионистской прессе, наибольшее значение имела поэзия (М. Шимель, 1903–42; первый период творчества поэта и драматурга Р. Брандштеттера). Менее широко были представлены проза (Я. Аппеншляк, 1894–1950) и драматургия. Польско-еврейские авторы сосредоточили свое внимание на проблеме еврейства как такового, на наследии местечек и строительстве новой Палестины. Во время Катастрофы европейского еврейства погибли Я. Корчак, О. Ортвин, Л. Бельмонт, Х. Гурска, З. Гинчанка, Л. Фриде, М. Шимель и многие другие; после войны в Польше из-за эмиграции оставалось все меньше писателей-евреев. Тем не менее, и в 1960–70-х гг. еврейские авторы занимали заметное место в польской прозе (А. Рудницкий; Ю. Стрыйковский; П. Старк /1905–96/, С. Выгодский; К. Брандыс /1916–2000/; Ида Финк; Ю. Хен /родился в 1923 г./; Б. Войдовски; Ханна Краль; Х. Гринберг); в поэзии (М. Яструн, 1903–83; С. Е. Лец; Л. Пастернак, 1910–69; А. Слуцкий), в критике (А. Сандауэр, 1913–89). Гибель миллионов евреев стала событием, сформировавшим политические позиции писателей: солидарность со своим народом ощутили и те, кто прежде был далек от еврейства (Тувим — «Мы, польские евреи», 1944; Лец; Яструн). Возникли эмигрантские группы писателей в Англии (вокруг журнала «Вядомости» Грыдзевского; М. Хемар, 1901–72), в Израиле (Финк, Выгодский и другие), в США (Гринберг и другие). Малочисленность еврейского населения в Польше заставляет предполагать, что писатели, родившиеся в годы войны (например, А. Розенфельд, родился в 1941 г.), — последнее поколение писателей-евреев в польской литературе.