Чужое счастье (original) (raw)

Поличчя сия выполнена в жанре "он бачь, яка кака намалевана!". Стилевое единство выдержано на протяжении всего фильма - от первых кадров, где чье-то мертвое тело закатывают в цемент, до последних, когда главный герой хватается за "ствол" и начинает палить. От реплики на второй минуте: "Зае...ли, б...!" до художественного диалога в финале:

- Я майор, б...!

- Майор, б...?!

- Майор, б...!!

- Ща мы посмотрим, какой ты майор, б...!!!

Бесчинства милиции; малолетние проститутки на трассе; дальнобойщики, всегда готовые воспользоваться сопливой девчонкой; лес в презервативах, поросшие бурьяном кладбища, мерное покачивание удавленников, простые славянские лица, они же хари, морды, рожи, рыла... И пьянство, пьянство, пьянство.

Дороги, ведущие в никуда, "тупики нечистой силы", разбой, душегубство, ночные тати; бабы-насильницы, карабкающиеся на полумертвое мужское тело; разноплеменные бедняги, которых носит по холодной и неласковой русской земле; припадочные в предвариловке; полоумный дед-ветеран, чьи взорванные мозги продолжают угадывать повсюду врагов... И мат-перемат без конца.

Раскормленные наглые гаишники - уже по второму кругу, потому что "Счастье..." у Лозницы длинное, а размер в кино имеет значение. Как ни странно, пакостей в нашем отечестве на два часа муторного экранного времени не хватило. С поста ДПС действие начиналось, на другом посту закольцевалось: филиал Лубянки, беспредел и кровавая развязка.

Главный герой "Счастья..." - дальнобойщик Георгий - пытался вести себя как человек. Но будучи искалеченным, ограбленным, изнасилованным, со всех сторон обманутым и ни разу никем не любимым, он раненой душой своей прочувствовал, что ответ на эту страшную сказку возможен только один - пуля. А уж в себя или в другого - по настроению.

Кстати, текущее настроение: как страшно жить! В наушниках: голос Ренаты Литвиновой, само собой...

Надо отдать Лознице должное - он объективен и не винит в тотальном озверении народа текущую российскую власть. Не лучше, по его мнению, обстояли дела и в 1945-м, когда воины-победители рвали друг другу глотки из-за трофейного немецкого барахла. А в 42-м вообще ужас что творилось. Забрели солдаты Красной Армии в дом к близорукому учителю (учитель весь в белом), обогрелись у него, а на рассвете хозяина - тюк по башке и за сараем в расход пустили. А он просто ляпнул в застольной беседе: "Вот успокоится все, придет власть, откроют школы... Немцы - культурная нация". Красное зверье отгрызло руку кормящую, осиротило ангелоподобного мальчика (опять-таки в белом с головы до пят), выиграло войну, которую и вести-то не следовало. В результате имеем то, что имеем: на дереве - висельник, под деревом - использованный протектор (полный список достижений народного хозяйства см. выше).

Учитывая, что фильм снят преимущественно на германские деньги, история ошеломляюще гармонична. Для полноты и завершенности Лозницу следовало бы привезти на премьеру в Москву в опломбированном вагоне. Жаль, премьеры не намечается.

Счастье свое он нашел в дружбе с немецкими продюсерами, и на здоровье. Есть ведь альтернативное предвоенное танго "Я возвращаю Ваш портрет". В смысле - мифологическую поличчю. Заберите и распишитесь. Неча на рожу пенять, если зеркало кривое.

Я не буду спорить с Лозницей о том, что уродство - наравне с красотой - в глазах смотрящего, и у нас не ужас, ужас, ужас, а просто кошмар, да и то не везде. А предатель-пацифист не перестает быть предателем. Вообще утверждать, будто параличный пацифизм лучше оголтелой агрессии, - все равно что декларировать преимущества импотента перед сексуальным маньяком. Импотент безопасен, но бесперспективен.

Лозница - посторонний человек, живущий в чужой стране, дискуссии с ним не актуальны. Интереснее другое. "Счастье мое" получило прекрасную прессу в Канне. Его хвалили французы, британцы и журналисты с российским гражданством. На последовавшем за Канном "Кинотавре" фильм наградили призом за лучшую режиссуру и премией Гильдии киноведов и кинокритиков. Завтра, напоминаю, он появится в нашем прокате - пусть и оскопленном, малым экраном. Ладно, Москва и Питер - города прожженные, пробы ставить негде, всего повидали. Но Ростову-на-Дону зачем такое счастье? Для сгущения криминального фона?

Мы живем в поразительное время в удивительном месте. "Счастье мое" не кажется здесь преступлением против национальной гордости, нравственности, да просто - человеческой брезгливости. Оскорблением считают совершенно другие вещи. Например, если произнести вслух, что Россия - это вам не "рашка", а страна, хранимая Богом. Само упоминание об этом - как точечный укол в нерв.

Похоже, водораздел в сознании общества проходит через молитву "о Богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея". Кто слышит эти слова на литургии, относится к России одним образом. Кого от них даже на газетной полосе с души воротит, - несколько иным. Счастье тем, кого пока больше. Не наше счастье, к сожалению.