Интервью с акад. Д. С. Лихачевым | Независимый альманах ЛЕБЕДЬ (original) (raw)

N 130 от 1 августа 1999 г. Интервьюировал Рене Герра, Париж

Роль А. С. Пушкина в Вашей жизни?

Определить роль творчества Пушкина в моей жизни мне очень трудно. Это почти так же, как определить в чьей-либо жизни роль того или иного органа тела. Скажем, какова роль правого уха, левой руки и прочее. Пушкин — одна из важнейших моих привязанностей, привязанностей души.

Помните ли Вы свою первую встречу с творчеством Пушкина?

Моя первая встреча с Пушкиным произошла очень рано — тогда, когда я слушал взрослых, читавших мне сказки Пушкина, прежде всего "Сказку о царе Салтане".

Случались ли в Вашей жизни какие-то особые моменты, когда Вам необходимо было читать Пушкина?

Особый момент был у меня, когда я оказался на грани ненависти к Пушкину. Я учился в пору различных педагогических экспериментов в советской школе. Одно время обязательным было участие в "хоровых чтениях". Учитель словесности собирал группу учеников (человек 15-20) и заставлял их громко читать какие-либо "воспитательные" стихи под дирижерскую палочку. Считалось, что это воспитывает коллективизм, коллективное самосознание, "чувство плеча". Это было что-то вроде обучения маршировке новобранцев. Особенно "удобны" были для такого хорового исполнения стихи Пушкина и Маяковского. Десятки раз наш класс во всю мощь своих молодых легких читал "Медного всадника". Стоявшие в последних рядах веселили себя тем, что приплясывали или мимировали. Долгое время я не мог после этого слышать не только "Медного всадника", но и все остальное у Пушкина и до сих пор не люблю Маяковского. Но результат был не только в этом. У меня отшибло желание работать в коллективе. Я стал ярым противником всякого рода молодежных объединений и коллективных акций, "дружных голосований" и пр. Спасибо за это Пушкину! Только через несколько лет у меня восстановилось нормальное отношение к поэзии Пушкина. Подозреваю, что отрицательное отношение Синявского к Пушкину также выросло на хоровых декламациях, которые практиковались и в концентрационных лагерях, — на Соловках и на строительстве Беломорканала. Это хоровое чтение практиковалось там в виде "живых газет". Группы заключенных читали хором газетные тексты. Такой коллектив назывался "живгазетой". Не робели "живгазетчики" перед Пушкиным.

Одинаково ли Ваше отношение к поэзии Пушкина и его прозе?

Нет, не одинаково. Дело в том, что в прозе у Пушкина больше слабых произведений, чем в поэзии. В поэзии сама поэтическая форма была контролером вкуса. В поэзии бедность содержания могла компенсироваться блестящей формой — компенсироваться и контролироваться (например, в стихах "Клеветникам России"), а в прозе бедность содержания ничем не компенсировалась (например, в "Дубровском").

Вы долгие годы были во главе Пушкинского Дома. Могли бы Вы рассказать об этом периоде Вашей жизни? Или, может быть, вспомнить некоторые интересные эпизоды, оставшиеся неизвестными читателям по тем или иным причинам?

Тут какое-то недоразумение. Я никогда не был во главе Пушкинского Дома или в составе его дирекции. Бог уберег! Для занятия "руководящей должности" нужно было стать членом партии (разумеется, КПСС). Я же никогда не был членом партии, членом комсомола или даже пионером. Я был и остаюсь до сих пор заведующим Отделом древнерусской литературы. Конечно, я знаю много такого, что не проникало в печать. Скоро выйдут вторым изданием мои "Воспоминания", где я вставил главу о "проработках" в Пушкинском Доме, Союзе писателей и в университете. Я мог бы эту главу сильно расширить, главным образом за счет различных отрицательных явлений в этих "коллективах", но я ставил себе целью показать, что и при советской власти было у нас Сопротивление. Поэтому зло я показывал только как фон для paccкaза о добрых людях. Я не рассказал о многих отрицательных поступках, так как в этом случае должна быть очень строгая проверка, которую мне в моем возрасте сейчас осуществить уже трудно. А затем даже у очень дурных людей часто бывают прекрасные, глубоко порядочные дети и внуки, которых не хочется огорчать.

В Вашем представлении Пушкин все же поэт Петербурга или Москвы?

Ни то, ни другое. Зачем сужать значение Пушкина, объявляя его поэтом одного города? Обычно петербуржцы заявляют свои "права" на Пушкина, а москвичи свои, но и те и другие умаляют Пушкина. Пушкин — поэт всей России. В поле зрения, вернее, в поле поэтического ощущения Пушкина, находились и Москва, и Петербург, и Гурзуф, и Бахчисарай, и Молдавия, и Кавказ... Разве только нет Сибири и Беломорья. И это поэтическое ощущение своей страны каждый раз связано со своим особым поворотом "исходных позиций", не допускающих количественных оценок. Так, например, Петербург воспринимается Пушкиным, как город одного "чудотворного строителя" — Петра Великого ("люблю тебя, Петра творенье"), Москва же воспринимается в ее истории и в связи со спецификой ее русского быта. Но немаловажную роль в поэзии Пушкина играют Царское Село — город его юношеской любви и проказ, усадебный быт Тригорского и Михайловского. Если бы Пушкину разрешили выезд за границу, о чем он постоянно мечтал, то он был бы поэтом всей Европы. Вспомним, что его произведения в той или иной мере охватывают Францию, Шотландию, Англию, Испанию, Грецию, южных славян, Германию... Пушкин постоянно расширял свой кругозор во всех отношениях, осваивал различные культуры, осваивал все литературные жанры, "менял перо"... Трудно сказать, где и на чем он бы остановился.

Охватывая мысленным взором эту "расширяющуюся вселенную" Пушкина, радуешься и хочется воскликнуть вместе с ним: "Ай да Пушкин!"

И все-таки не могу оторваться от темы заданного мне вопроса. Хочется писать об этом "чуде" пушкинского понимания "чужих стран" и других культур. Приведу один пример пушкинского понимания "чужих стран", уже обращавший на себя внимание исследователей. В "Каменном госте" Лаура говорит Дону Карлосу:

Приди — открой балкон. Как небо тихо;
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и темной,

И сторожа кричат протяжно: "Ясно!.."
А далеко на севере — в Париже —
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует...
Пушкин как бы переселился в Мадрид и судит о Париже как житель Мадрида: "далеко на севере", холодный дождь, ветер. Это ли не "переселение души"?

Думаете ли Вы, что изучение творчества Пушкина, особенно зрелых произведений ("Борис Годунов", "Капитанская дочка", то есть тема самозванной власти), может быть полезно племени младому незнакомому? Чем отличаются те, которые любят Пушкина от прочих смертных?

Изучение исторических взглядов Пушкина может быть чрезвычайно полезным, ибо Пушкин был умен, независим и умел рассматривать проблемы во всей их сложности. Вопрос о самозванстве сливался у него с разрешением множества сопутствующих нравственных проблем. Это хорошо видно в его "Капитанской дочке". Мне кажется, что различие проходит не между любящими Пушкина и "всеми прочими", а внутри любящих. Самое большое различие — между искренне любящими и "любящими лицемерно, по долгу профессии (учителя, экскурсоводы и т. д.)". Последние легко достигают "обратных результатов"...

В какой мере творчество Пушкина может способствовать возрождению национальной культуры, стать объединяющим началом, основой культуры будущей России?

Творчество Пушкина, объединяющее многие народы России, могло бы стать и в будущем основой для нравственного объединения при правдивости его интерпретации. Необходимо сказать об ошибочности позиции Пушкина, занятой им в стихотворении "Клеветникам России". Интерпретировать и по-настоящему понимать Пушкина нельзя, стоя перед ним на коленях. Мы любим Пушкина таким, каким он был, иначе он вообще "не состоялся бы". Ведь человек не может быть без недостатков, без следов своей эпохи в своих высказываниях, в своем творчестве в целом.