Агния Дитковските: Праздники Любви | Известные и популярные звезды кино, театра, телевидения и спорта (original) (raw)

Со временем отношения меняются, становятся более спокойными. Все реже в жизни находится место празднику. Все больше заедают будни. Я задала себе вопрос: готова ли я с этим смириться? И честно ответила: нет. Мне хочется, чтобы любимый смотрел на меня так, будто мы повстречались вчера. Чтобы от объятий перехватывало дыхание...

Агния Дитковските: Праздники ЛюбвиНу что ты мне предлагаешь очередного солдатика! Я играл это сотню раз, они у меня уже вот где! - парень провел ребром ладони по горлу. Он эмоционально жестикулировал, стоя перед Резо Гигинеишвили. Тот устало махнул рукой, видимо, исчерпав все доводы, отвернулся и тут заметил меня, стоящую у двери:

- Агния, наконец-то! Знакомься - это Алексей Чадов. Леша, это Агния, она сыграет любовь твоего солдатика. Ну что, теперь согласен сниматься?

Чадов бросил в мою сторону внимательный и несколько смущенный взгляд:

- Ну, если это будет не солдат, а кто-нибудь другой, тогда можно попробовать...

На съемки «Жары» я попала случайно. Мы с мамой сидели на «Мосфильме» в кафе «Кадр», попивали кофе и что-то обсуждали. Молодой человек возник у нашего столика как из-под земли. Обращаясь ко мне, сказал:

- Вы должны у меня сниматься.

- Простите, а вы кто?

- Резо Гигинеишвили. Приходите завтра на кастинг моего фильма «Жара».

Через какое-то время мне позвонил ассистент и сказал, где будут проходить пробы.

- А о чем фильм?

- О любви, о молодых парнях и девушках, таких, как вы.

Идея мне понравилась, и я решила пойти. В то время я училась во ВГИКе и у меня за плечами было уже несколько киноролей. В институте это, как ни странно, не приветствовалось. Хотя, казалось бы, преподаватели должны только радоваться, что их студентка уже проходит практику на съемочной площадке. Почему-то нескольким моим сокурсникам, будущим киноактерам, тоже не нравилось, что я начала сниматься. Особенно одной девушке, которая, если я отсутствовала на занятиях, тут же направлялась в деканат: «Что это еще за звезда объявилась у нас в мастерской?!» Так и хотелось ей сказать: «Уж извините, что я работаю. И вам желаю не сидеть и кусать локти, а сниматься».

Обстановка накалилась до такой степени, что на занятиях я кожей чувствовала негатив окружающих, их предвзятость и недоброжелательность. Никак не могла взять в толк: за что?

Начались проблемы со здоровьем. Мне было всего семнадцать лет, а давление иногда падало так низко, что я не могла встать с постели. Силы уходили неизвестно куда. Вроде ничего особенного не сделала, а уже устала. Видя это, кто-то из маминых подруг посоветовал обратиться к знахарке. Едва бросив на меня взгляд, она сказала:

- Все ясно: черная зависть.

- И что с ней делать?

Это моя забота. Но от людей этих злых ты подальше держись. И еще. Тебе тут предложение по работе сделают, не отказывайся. Важная встреча будет. Ну, ступай себе с богом.

После такого предсказания, посоветовавшись с мамой, я решила, что образование получить еще успею, и бросила институт. А когда Резо позвал на кастинг «Жары», я, конечно, тут же пришла.

Лешу в тот день я увидела впервые. И не знала, что Чадов - звезда. Не смотрела ни «Дозоры», ни «9 роту». Я вообще плохо знала российское кино, поскольку выросла за границей - в Литве.

Моя мама - актриса Татьяна Лютаева. Она сыграла Анастасию Ягужинскую в знаменитом фильме «Гардемарины, вперед!» Ей прочили блестящее актерское будущее в России, но в институте кинематографии она полюбила моего папу Олегаса Дитковскиса, актера и режиссера, и уехала за ним. Двадцать один год назад в Вильнюсе родилась я - по паспорту не Агния, а Агне. Ради папы мама не только согласилась дать мне литовское имя, но и выучила его родной язык. С самого рождения со мной общались на литовском. А на русском я полноценно заговорила всего лишь пять лет назад.

Сценарий «Жары» ради Чадова слегка переписали, солдатика сделали матросом. И начались съемки. Я играла девушку, которую его герой случайно встречает на улице и по уши влюбляется.

Все эпизоды этой истории об одном дне старинных друзей снимались последовательно. Как и отношения наших героев: от первых взглядов к первым поцелуям. То же самое происходило и с нами. Когда съемочный день заканчивался, мы собирались актерской компанией и ехали куда-нибудь ужинать. Своей машины у меня тогда еще не было, и Леша всегда вызывался меня подвезти.

Мне исполнилось семнадцать, Чадов был на семь лет старше. Меня поражало, насколько он искренен, гармоничен и всем доволен. Это то, чего сегодня крайне не хватает людям. От Леши исходило удивительное внутреннее спокойствие. Никогда не видела, чтобы он распсиховался из-за проколов съемочной группы. Или требовал для себя каких-то особых условий. Это только усиливало его обаяние. Я и не заметила, как влюбилась.

Леша начал за мной ухаживать, заботился, старался как-то помочь. Однажды я купила домой тяжеленный арбуз и дыню, и Чадов взялся их дотащить. Мы в прекрасном настроении входим в квартиру, и тут...Маме что-то срочно понадобилось найти в Интернете, но не получалось. Она ждала меня, а я все не шла - гуляла с Лешей. Едва мы появились на пороге, как мама, дошедшая до точки кипения, закричала: «Где тебя носит?!»

Леша еще не был с ней знаком и даже немного испугался. Положил арбуз и ретировался к двери. Через секунду его уже не было. Так состоялась первая встреча Чадова с моей мамой.

Я очень смеялась: испугаться мамы! Да она мухи не обидит. Лешино первое впечатление оказалось обманчивым, мама лояльный и очень добрый человек. Не скандалила, даже когда я лет в одиннадцать стащила у нее первую сигарету. Сказала: «Давно известно, что запретный плод сладок. Все равно найдешь возможность закурить, лучше уж бери у меня хорошие сигареты». В пятнадцать я покуривала с одноклассниками на переменках. Зато сейчас совсем не курю. Теперь мне нравится быть здоровой, люблю здоровую пищу, соки, свежий воздух, активный отдых, пассивный, впрочем, тоже, если это шезлонг у моря, а не кровать в квартире в пыльном городе.

Мама никогда со мной не сюсюкала. Она вышла на работу в Вильнюсский русский драматический театр, когда я была еще в пеленках. Во время спектакля меня оставляли в гримерке, где была включена внутренняя трансляция. Я слышала ее голос со сцены, чувствовала, что она рядом, и спокойно дожидалась антракта. Мама прибегала, перепеленывала меня и снова исчезала, а я снова ждала ее возвращения и никогда, на удивление окружающим, не плакала.

Когда мне исполнилось пять, родители решили расстаться. Мы шли в театр, и мама меня, как взрослую, спросила:

- Как ты отнесешься к тому, что мы с папой разведемся и будем жить врозь?

В то время я мало понимала, что такое развод, и сказала беспечно:

- Нормально.

Мама собрала вещи и перевезла их на квартиру, которую сняла вместе с Рокасом. Рокас Раманаускас - философ и режиссер, сын знаменитого литовского актера Ромуальдаса Раманаускаса, сыгравшего главную роль в знаменитом сериале «Долгая дорога в дюнах».

Папа так больше официально и не женился, хотя жил с женщиной, которая любила меня и старалась найти контакт. Но дети в такой ситуации не всегда понимают, как себя вести. Я ревновала папу, ревновала маму. Особенно доставалось от меня бедному Рокасу. Грубила, все не могла простить, что из-за него мама ушла от папы. Рокас долго бился, чтобы наладить со мной отношения, но в конце концов это ему надоело. Он понял, что друзьями мы никогда не станем, и больше не старался мне понравиться. Иногда даже вредничал. По просьбе мамы он провожал меня в школу и встречал после уроков. У него была шапка-ушанка, которая мне страшно не нравилась. И я просила не надевать ее, когда он со мной, но Рокас упорно надевал. Выхожу после уроков, а он стоит в своей чудовищной ушанке и хитро так улыбается. Я хмуро плелась за ним метров на двадцать позади: он остановится - я остановлюсь. Так и брели, словно связанные невидимой цепью, до самого дома. Он, конечно, таким образом подшучивал надо мной, но я шуток тогда не понимала. Второй брак у мамы тоже не сложился, и она решила переехать в Москву. Здесь, конечно, больше возможностей. Но мне в столице не понравилось. В новой школе пришлось засесть за учебники. Русский язык зубрила по три часа в день. Каждый день плакала: так хотелось назад в Вильнюс, к папе, друзьям. Но потом наступил момент, когда мы с мамой сблизились так, как никто и никогда из моих сверстников не сближался со своими родителями.