Валерий Кульченко. Конюх повесился. Острова памяти. Часть 35 (original) (raw)
Валерий Кульченко. «Дон у Набатово». Х.,М. 50х70, 2005 г.
Но как только сначала исчезал с нашего поля зрения один берег Цимлы, а затем растворялся в дымке и другой, вместе с силуэтом строящейся атомной станции, отстали и чайки.
Мы вышли в открытое море. Наш фрегат легко преодолевал небольшую волну, привычно тряслась палуба под мощными моторами и большинство пассажиров засыпали.
Мерную работу машины иногда прерывали остановки: встречи с рыболовецкими шхунами. Шёл обмен — команда забирала улов, а рыбаки отоваривались вином и пивом.
И дальше — вперёд, на запад!
Рабочие катера в Калачевском затоне. Калач-на-Дону. Фото 1978 г.
К вечеру диск солнца повисал над высоким правым берегом, силуэты бугров приближались и становились всё рельефней и отчётливей. Мощные меловые выходы, склоны балок, поросшие кустами шиповника и тёрна, тёмные кроны дубков на сизо-пепельном фоне знакомых с детства холмов, напоминали средневековые пейзажи Мантеньи.
Среди пирамидальных тополей обозначилась белая башня маяков у входа в канал 13 шлюза, напротив станицы Пятиизбянской.
И вот наш транспорт, грузно осев на воду, тихим ходом вплывает в затон порта пяти морей — Калача-на-Дону.
Валерий Кульченко. «Утро рыбака». Из серии «Голубинские пески». Х.,М. 60х70, 2002 г.
Лето. Калач-на-Дону. Продуктовый магазин на углу Волгоградской и Октябрьской улиц, возле стадиона «Водник», куда мы зашли купить хлеба и были встречены приветливой и весьма разговорчивой продавщицей: «Здравствуйте! Меня зовут Люба. Что будете брать?».
И уже лично ко мне: «Приехали в родные края! Будете зарисовывать донскую природу? Я знаю, вы выезжаете на Дон вместе с писателем Екимовым. Вы рисуете красивые картины красками, а писатель в это время пишет свои рассказы!».
Высказав всё это на одном дыхании, Люба вдруг замолчала. Мне пришлось только молча удивляться неожиданным откровениям местных жителей. Хотя доля правды в этих фантазиях присутствовала.
Калач мы считали своеобразной перевалочной базой: по приезду останавливались у моей мамы Марии Петровны, на Пионерской 17 на несколько гостеприимных дней.
Таня любила блинчики с каймаком, особенно вкусно мама готовила икру из баклажанов.
Но расслабляться мы себе не позволяли, запасались провиантом к главному выезду — на Голубинские пески. Ассортимент продуктов весьма аскетичен. Главная надежда на рыбалку и пойманная рыба — основа нашей кухни. Поэтому рыболовные снасти готовились с особой тщательностью, тут нам с Петей, племянником Екимова не было равных.
Несмотря на засушливую погоду, находили возле речки Гусихи места, где с остервенением копали червей. Зная, что на Голубинских песках эта наживка — на вес золота.
Валерий Кульченко. «Голубинские пески». Х.,М. 60х80, 1980 г.
Выезжали из Калача в первой половине дня по «холодку» — за рулём Борис Екимов. Подтянутый, ладно скроенный, в спортивном костюме. Скрытая энергия во внимательном, изучающем собеседника, взгляде. Говорит тихо, всегда с чувством юмора. За острым словцом в карман не полезет. Общение с окружающими лёгкое и простое, но незримый барьер всегда ощущался.
Из посёлка Кошачий, где мы загружались, прямым ходом на окружную дорогу. Пересекали по мосту ручей Берёзовый, дальше сосновые посадки, хутор Камыши. Здесь кончался асфальт и колёса »Нивы» мягко приняли объятья грунтовой дороги.
По левобережью на запад, минуя остатки фундаментов, входящих в зону затопления Цимлянской ГЭС, брошенных хуторов. Кусты, Песковатка, Сокоревка, оставляли в стороне крыши хат Рюмино — всё вперёд, к манящему голубому окаёму донской излучины.
Через час-полтора белая дорога, петляя приводила нас в зелёную урёму займища. Выбрав место, разбивали лагерь. Ставили палатку, обустраивали очаг. Заготовкой дров занималась молодёжь: Максим Лифанов и Пётр Харитоненко.
На следующее утро я быстро собирался на этюды. Сняв обувь, облачившись в шорты, располагался в тени давно облюбованной вербы, вцепившейся узловатыми корнями в глинистую отмель.
Скорее за работу пока не изменилось освещение. Утренний ветерок освежал. Песок, начинающий прогреваться под солнечными лучами, приятно щекотал подошвы ног. По мере работы над холстом тень от вербы укорачивалась, воздух постепенно становился вязким и тягучим. Увлечённый работой, я этого не особенно замечал.
Вот уже на холсте вырисовывался знакомый абрис пейзажа. На первом плане фиолетовый, вылизанный речной волной зигзаг берега, на мокром песке отражается синь неба. На подмытом весенним паводком обрыва «опечке» рощица корявых дубков. Дубовые резные листья веток с редкими желудями четко смотрятся на утреннем небосклоне. Дальше простор степной реки искрится серебристым крылом до самого горизонта. И венец всей композиции — правый холмистый берег. Меловые откосы бугров ослепительно сияют под лучами солнца, верхушки прикрыты золотистыми пятнами выгоревшей степи. Отара овец жмётся в тени под редкими деревьями на узкой каменистой кромке вдоль подножья бугров.
Набатовские высоты! Над всем этим земным и близким огромный полог синего небосвода с предгрозовыми башнями розовых облаков над горизонте.
Время золотых холмов!
