Институт Всеобщей Истории Российской Академии Наук (original) (raw)

О ТАТЬЯНЕ ПАВЛОВОЙ

Пьер Чезаре Бори

Предлагаемые мною сведения относятся только к периоду жизни Татьяны Павловой 1993-1995 гг. Они не касаются ее отношения к Друзьям (квакерам — Прим. пер.) в целом, затрагивая только ее связи с итальянскими Друзьями. Миновало уже несколько лет с тех пор, но я все же сумел использовать свой дневник, где весьма подробно описано то время. И я позаботился о сохранении этих записей. То были годы, когда я все более сближался с Обществом Друзей, с которым я раньше встретился в США, и в эти же годы я изучал жизнь и деятельность Толстого, особенно в последний период, работая в его Яснополянской библиотеке.

С Татьяной я встретился впервые на собрании квакеров во Франции под городом Лион, в дни Пасхи 1993 г. У нас там был ряд интересных собраний, и я подружился с Франко Перна, покидавшим тогда пост секретаря, с Брайаном и Розалией Бридж, и с Татьяной. Сразу же по возвращении в Италию я подумал, что следует пригласить к нам Татьяну. 18 апреля 1993 г. я написал ей, что был счастлив познакомиться с ней, и что у нас есть очень хорошая возможность встретиться в Италии. Меня как раз попросили организовать форум для обсуждения моей новой книги «Другой Толстой (1880-1910)», появление которой было одним из многих событии в рамках большой книжной выставки на национальном празднике «Итальянский фестиваль», важном мероприятии, проходившем в Болонье 18 сентября 1993 г. Кроме меня, на форуме должны были выступить Чезаре Де Микелис — специалист по русской религиозной литературе, а также Игорь Сибальди — переводчик произведений Толстого.

Но прежде, чем Татьяна прибыла в Болонью, мне предстояло выехать в Ясную Поляну, в Дом Толстого, ныне музей его имени, чтобы поработать в тамошней библиотеке (я тогда изучал Толстовское евангелие и другие источники). В воскресенье 22 августа 1993 г. мы (со мною ездила и моя жена Елена) вернулись из Ясной Поляны в Москву. Самое лучшее, что я могу теперь сделать, это процитировать свои тогдашние записи.

«Воскресенье, 22 августа. Из Ясной Поляну в Тулу. Затем четырехчасовой переезд на поезде, прибывающем с огромной толпой пассажиров на Курский вокзал Москвы. Мы подъехали к месту встречи — в крипте Храма Всех Святых, рялом со Славянской площадью, в самом центре. Встреча была интересной, присутствовали 12 человек — очень разных и немного странных: поэт-музыкант, очень переживающий из-за того, что его не понимают, один очень приветливый и скромный энтузиаст, член Армии Спасения; один пятидесятник, еще женщина и еврейский мальчик. Присутствовал также Иннеке, Друг из Голландии, путешествующий по свету для встреч с Друзьями и плавающий на байдарке по российским рекам, с милыми чертами лица. Были и другие люди, в том числе один учитель, с которым у меня завязался интересный разговор. И, конечно же, присутствовала Татьяна Павлова (она сообщила мне, что на сходках иногда бывал один старообрядец, и даже приходили буддисты со своими барабанами).

Затем дома у Татьяны состоялся наш интересный разговор с ней. Квартира у нее невелика, но дом отличается редким гостеприимством — мне известны лишь немного подобных. В доме Татьяны живет красивая кошка Бетти. Наряду с прочим. Татьяна рассказала, что происходит из старинного русского дворянского рода. Она занимается историей и опубликовала много трудов. Ей известно все, касающееся квакерства, и мы с нею разделяем очень похожие взгляды на квакерство, далекие от догматизма и совершенно свободные от сектантства (Татьяна посещает и православную церковь, когда ощущает в этом потребность). По словам Татьяны, жизнь в России очень тяжела, и ей самой, как она нам сказала, пришлось испытать очень многое. Величайшая ее потребность состоит в том, чтобы молиться. Это облегчает жизнь в России. «Я тоже, сказала она, — испытала как личность тягу к изменению жизни, к встрече с Богом, поскольку все окружающее кажется нацеленным на отрицание тебя как личности. Это — горькие вещи, обусловленные здешней жизнью, распадом коммунизма, переросшим в самое жалкое потребительство, насилием на улицах, непристойностями, зловонием и мраком переулков, толчеей на вокзалах и в метро, где, кажется, каждый пассажир мечется из стороны в сторону, каждый в одиночку против всего мира».

Через несколько дней, уже вернувшись в Италию, я записал: «Встреча с Татьяной Павловой имела важное значение, в частности благодаря открытости ее жизни как квакера. Я получил

импульс к изучению русской религиозной культуры, что обогащает мои прежние знания в области русского православия и формирует более зрелые общие представления. Тем не менее я не могу согласиться с последней фразой Татьяны из ее краткой статьи в одном небольшом издании русских квакеров, где цитируется Достоевский: "Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лично хотелось бы остаться со Христом, нежели с истиной", то есть "оставаться с Христом, даже если он не прав". А я бы, наоборот, как Толстой и Вейль, поставил истину или скорее, идею добра, в самый центр, и если бы Христос был не прав, я бы остался на стороне истины. Это вовсе не приводит к крайним заключениям, поскольку Христос допускал явные ошибки, например мысль о надвигающемся конце света. Но я отлично понимаю смысл высказывания Достоевского, которыми так восхищалась Татьяна: от друга можно принять все, что угодно (Римское "fides", греческое "pistis" в Новом Завете)».

Татьяна приехала в Италию, в Болонью 16 сентября 1993 г. Мы прошлись по городу, пообедали в Порто Гарибальди, а затем поработали над переводом текста ее выступления, чтобы она могла его прочесть по-итальянски. Круглый стол на тему «Другой Толстой» состоялся в субботний вечер 19 сентября, во время праздника газеты «Унита».

Татьяна подготовила весьма сурово написанное выступление о том, сколь далеко Россия отстоит от идеалов Толстого (первые примеры касались крестьян из имения самого Толстого). Речь шла о Толстовских общинах и проблемах их выживания в России (думаю, что Татьяна использовала сочинение «Русские мужики рассказывают»). В тот вечер на собрании царила напряженная атмосфера. Организаторы посчитали отведенное нам время завышенным, и к тому же шум и разговоры окружающих нас людей воспринимались как нечто совершенно чуждое тому, о чем мы стремились вести речь. (Праздник газеты «Унита» был и остается событием политическим). Но на следующий день, 20 сентября, состоялась удивительная встреча молчания среди холмов вокруг Болоньи, в сельском доме, где часто собирались Друзья и симпатизирующие им люди. По установившемуся у Друзей обычаю, во время «часа молчания» некая дама по имени Чечилия заговорила об ожидании Царства Божия. Я отозвался о сегодняшнем молчании, придавшем определенное значение недоразумениям и хаосу предшествующего вечера. Я говорил в общем-то о необходимости для

нас знать, как надлежит поступать в любом случае, не теряя веры в свет, «искру Божию в каждом человеке». Один из присутствующих выразил желание, чтобы смягчилась всякая жестокость в наших сердцах. Татьяна заявила, что все счастье заложено в общении с окружающими, с природой, с Богом (или Кем-то или чем-то). Чем-то, что все мы ощущаем. Вечером в воскресенье и утром 21-го, когда она уезжала из Болоньи, мы по-прежнему много разговаривали друг с другом. Через день я уехал в Лондон для интервью, готовый вступить в квакерское Общество Друзей.

В 1994 г., с 31 марта по 1 апреля, мы проводили собрание квакеров Европы, на этот раз в Праге. Там присутствовало много гостей из России. Но Татьяны не было, она перенесла серьезную операцию, хотя, впрочем, через несколько дней мне уже удалось поговорить с ней по телефону, и она чувствовала себя нормально.

В августе я провел несколько дней в Ясной Поляне с научными целями. Возвратившись в Москву, я зашел к Татьяне. Привожу мои записи тех дней. «Воскресение, 21 августа 1994 г. Вчера в 19.00 в доме Татьяны я был встречен с такой же любезностью и неподдельной радостью, которые мне уже так хорошо известны. Ее сын Саша и его совсем юная жена Ирина пришли меня поприветствовать. День прошел спокойно, мы отдыхали до 10 часов, а потом я пошел с Татьяной на службу в соседнюю церковь (лишь недавно восстановленную верующими). Меня тронуло хором певшееся всеми "Верую" (и в то же время я ощущал полную отчужденность от певшихся слов, ту отчужденность, которую вызывает православный вариант христианства, "Единосущий" omousious и т. п.; все очень красиво, но ни единого слова, которое я мог бы полностью принять — такие мысли приходили в голову). Татьяна в платке, как русская баба, обошла церковь и поставила две свечи. Мы покинули церковь во время причастия. В шесть пришел Миша Рощин, старообрядец и член московской группы Друзей, с которым я встречался в Праге. Он был со своим маленьким сыном по имени Крис. Мы вместе пообедали и поболтали, вот и все.

Миша поедет во Францию, на ежегодную встречу французских квакеров, а потом в Швейцарию, где состоится конференция горских народов (Миша специализируется по Кавказу, владеет также арабским языком). Самым важным моментом встречи было получасовое молчание вместе с Мишей, его ребенком и Татьяной. После этого я кратко затронул вопрос о святости мира как единственной достойной в мире цели, и Татьяна в том же духе высказалась

о возможности предчувствовать истину и реальности потустороннего мира, о свете, цвете и бесконечной жизни».

Вечером следующего дня, в понедельник, я записал: «К вечеру приехала Патрисия. Она работает в Москве для квакерской организации "Мир и служение", прошлой осенью у них была встреча в Гилдфорде (ее разговорный русский великолепен). Пришла и английская пара, друзья Татьяны, приехавшие в отпуск в Москву. Мы все вместе провели 40 минут в молчании. Потом был обед. Вечер прошел в сугубо английском духе. Татьяна говорила о прошлогодней поездке в Италию, рассказывала о ней с большой фантазией, так что при этом ощущалось воображение, захватывавшее ее в те очень трудные для нее месяцы (она болела, и ей пришлось перенести операцию)». Во вторник я записал: «Покидая этим утром дом Татьяны, я вписал несколько строк в ее книгу посетителей: гостеприимство Татьяны побуждает любить эту страну — несмотря на ее суровость (уезжая, я снова удивлялся: здесь все так жестко, так трудно, многие вещи вообще ужасны и ненавистны, почему же эта страна может быть кому-то так дорога?). Я вышел на улицу с сумкой на плече, воспрянув духом».

В 1995-м я пригласил Татьяну Павлову в Болонью, чтобы принять участие в семинаре по истории современного толкования Библии. Семинар состоялся в Бертиноро (Форли) близ Болоньи на тему толкования места о «поклонении в духе и истине» (Иоанн 4:23). Татьяна подготовила сообщение о «поклонении в духе и истине» по ранним проповедям и сочинениям Друзей. Я усердно работал, готовя чтение ее текста по-итальянски, переводя его с русского, после чего Татьяна блестяще его прочла.

К сожалению, у меня не сохранился текст русского оригинала. Итальянская же версия озаглавлена «Il culto in spirito e verita nella predicazione dei primi amici» («Поклонение в духе и истине в проповедях первых Друзей»), ее можно найти в сборнике под моей редакцией «In spirito e verita. Letture di Giovanni4, 23-24» («В духе и истине. От Иоанна 4, 23-24»), Bologna, EDB 1996, pp. 177-193.

Это солидное, основанное на источниках произведение (в примечаниях мы сохранили английский язык в многочисленных цитатах из источников Т. Павловой). На следующий год, комментируя этот текст, я во введении к работе отметил, что понятие поклонения в духе и истине толковалось в квакерских источниках в двух традициях, одной строго духовной, другой — научно-философской. И процитировал две выдержки из работы Татьяны Павловой.

Первая цитата — из Барклая: «Священное писание поистине велит нам сходиться вместе, а при встречах Писание запрещает молитвы и проповеди кроме как Дух движет нами. Отсюда надлежит заключить, что нам следует молчать, когда Дух не побуждает нас к упомянутым действиям». Автором второй выдержки является У. Пенн: «Этот мир есть форма: наши тела суть формы; и никакие видимые действия или проявления набожности не могут оставаться вне форм. По все же: чем меньше в религии форм, тем лучше поскольку Бог есть Дух; ведь чем более духовным является наше поклонение, тем более отвечает оно природе Бога; чем больше в нем молчания, тем более соответствия языку Духа».

Стремясь примирить два способа выражения, один более рационалистический и философский, другой — скорее ориентированный на текст Библии, я находил и сейчас еще нахожу привлекательным подход квакеров, хотя он часто слишком возвышен для того, чтобы применяться в реальности. Это, как мне кажется, было свойственно и Татьяне. Как и автор настоящей статьи, она остро ощущала разрыв менаду идеалом и реальностью. Она писала мне в последний раз 29 июня 1998 г.: «Я рада, что Ваша группа еще устраивает встречи. А наша становится все меньше и меньше. Наша жизнь слишком сложна. Я ощущаю себя все ближе к Православной церкви». Может показаться странным, что в квакерстве, рожденном как крайнее выражение пуританизма, сохраняется сильное тяготение к традиции больших церквей. Но это зависит от осознания того мистического опыта, к которому протестантизм стремится в определенной степени приобщиться. Однако это — другая тема.

Мне хочется закончить очерк еще цитатой из моего дневника в мае 1995 г. Татьяна сказала мне: «Любите каждого и всегда говорите правду», а я заметил: «Это глубже и труднее, чем может казаться».

На этом мои воспоминания завершаются. Это лишь фрагмент, но, может быть, и фрагмент может дать перспективу целого.

Изд: «Из истории миротворчества и интеллигенции». Сборник памяти Т.А.Павловой, М., ИВИ РАН, 2005.