Институт Всеобщей Истории Российской Академии Наук (original) (raw)

ЧЕЛОВЕК И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА В СССР 1939-1945 гг.

Н.С. Лебедева

Человек, его самосознание, менталитет являются одним из главных объектов исследования и историков, и психологов. Особый интерес представляет влияние войны на историческую психологию, на взаимодействие личности и властных структур.

К 1939 г. социальная структура российского общества претерпела существенные изменения. Доля сельского населения за два десятилетия сократилась почти в полтора раза. И все же около двух третей граждан СССР жили в деревнях. 96% крестьянских хозяйств были загнаны в колхозы. Обязательные поставки государству, фактически принудительный труд, полуголодное существование, выселение в Сибирь и на Север крепких хозяев — так называемых кулаков и подкулачников — до неузнаваемости изменили лицо российской деревни.

Тем, кому удалось сменить крестьянский патриархальный быт на городскую жизнь, также пришлось не сладко. Они ютились в общежитиях, коммуналках, постоянно испытывая материальные затруднения. Но сталинская пропаганда усердно внедряла в умы людей мифы и штампы о счастливой социалистической жизни в Стране Советов. И многие искренне верили словам популярной песни: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Разрыв с прошлым, с историческим наследием, культурными и социальными традициями был необходим для полной победы большевизма. Создание «нового социума общей судьбы», «социалистического социума» стало одной из важнейших стратегических задач сталинского режима. Следовало безжалостно подавить любой сепаратизм, найти компромисс между планами всеобщего единения и национальными чувствами людей, внедрить и развивать новую культуру, по определению Сталина, «пролетарскую по содержанию, национальную по форме».

Политическая неграмотность, как следствие всеобщей неграмотности, заменялась идеологизацией сознания людей. Многоукладность и социальная разношерстность в ходе индустриализации

118

и коллективизации преодолевались. Тем самым закладывались предпосылки для создания монолитного общества. Жесткий контроль над всеми сторонами духовной жизни людей, преследование церкви привели к ликвидации свободомыслия и инакомыслия, к неспособности критически оценивать действия власти, к застою в обществе, его фанатизации.

Таким образом, к началу войны задача «социалистического» единения нации в главном была решена. Лишь после этого, в преддверии войны, сталинское руководство начало осторожно обращаться к героическим традициям народов СССР, чтобы усилить патриотическое воспитание, морально подготовить людей к приближавшейся войне.

Начавшаяся вторая мировая война добавила кое-что новое в ментальность россиян: тревогу в связи с бушевавшей в Европе войной; чувство облегчения, что пока она обошла стороной их дом; надежду на революции в «империалистических» странах в результате тягот войны; определенную растерянность из-за сотрудничества СССР с Германией и прекращения идеологической борьбы с фашизмом; осознание неизбежности схватки Советского Союза с нацистской Германией через два-три года. В то же время у большинства граждан непоколебимой оставалась вера в «мудрого и непогрешимого вождя, полубога» — Сталина, в непобедимость социализма, в его преимущества перед любым другим социальным строем.

Безработный инженер-москвич писал в своем дневнике в июне 1940 г.: «Немцы одерживают победу за победой. Горит Париж, горит Франция, а с нею горит вся Западная Европа... Что будем делать мы — загадка, никто не знает и никто авторитетно не заявляет. Побеждает фашизм, а это значит, что предстоит борьба коммунизма и фашизма... Рушится то, что создавалось веками, цвет человеческой цивилизации». Весной 1941 г. он же отметит в дневнике: «Я не думаю, что мы выступим в текущем году, ибо страна еще не подготовлена, ... но я не сомневаюсь, что в 42 году мы будем вместе с Америкой пожарной командой и мировой пожар будет потушен»1.

После инкорпорации в СССР в соответствии с секретным протоколом к советско-германскому договору от 23 августа 1939 г.

119

западных областей Украины и Белоруссии, Латвии, Литвы, Эстонии, Бессарабии, ряда районов, входивших в Финляндию, советское государство присоединило к себе почти все территории бывшей Российской империи. К 1941 г. в его составе были 16 республик с населением почти в 200 млн. человек.

Сталин, партийный, советский и государственный аппарат представляли собой единый монолит власти. Число членов ВКП(б) достигло 4 млн. человек. Декабрьские выборы 1939 г. показали почти стопроцентную явку избирателей к урнам и 99% голосование за блок «коммунистов и беспартийных». То был результат не столько подтасовки итогов выборов, сколько страха граждан перед властью и одновременно вера в нее.

Несколько изменилась репрессивная политика сталинского режима. Расстрелы ведущих политических деятелей, военных и хозяйственных руководителей пошли на спад. В то же время возросло число арестованных «работяг». Если в 1937 г. войска НКВД отконвоировали 2 млн. 200 тыс. заключенных, то в 1940 3 млн. 100 тыс., за первую половину 1941 г. — еще 2 млн. чел. Тем не менее численность заключенных ГУЛАГа по данным НКВД колебалась от 1,3 млн. в апреле 1940 г. до 1,6 млн. зэков июне 1941 г.2 Это значит, что большая часть из все прибывавших в лагеря людей вскоре погибала от непосильной работы, голода, ужасающих бытовых условий, сурового климата. Изгоями общества становились и семьи «врагов народа» — жены, дети, родители, сестры и братья. Их увольняли с работы, выселяли из квартир, выгоняли из высших учебных заведений. Они постоянно испытывали страх за судьбу близкого им человека, безуспешно пытались помочь ему. И таких россиян насчитывалось несколько десятков миллионов человек.

Все репрессии проводились не только с ведома, но и по прямому предписанию Сталина и Политбюро ЦК ВКП(б), полностью поддерживавшего его политику. Так, 17 января 1940 г. Политбюро постановило передать дела 457 якобы участников «правотроцкистской заговорщической организации» на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда. В отношении 346 из них Политбюро

120

решило применить высшую меру наказания, остальным были уготованы 15 лет и более заключения в лагерях ГУЛАГа3.

5 марта 1940 г. Политбюро приняло решение о расстреле без суда 14,5 тысяч польских военнопленных — офицеров и полицейских и 11 тысяч заключенных в тюрьмах западных областей УССР и БССР, поляков по национальности. Их семьи одновременно с расстрелом указанных выше категорий лиц подлежали депортации на 10 лет в безводные степи Казахстана. Оба решения были претворены в жизнь. О массовых расстрелах поляков свидетельствуют и многие тысячи документов, найденные в архивах, и эксгумация могил, проведенная военной прокуратурой России неподалеку от селения Медное в месте, которое никогда не занималось немецкими войсками. Поскольку операция по расстрелу военнопленных из трех лагерей — Козельского, Осташковского и Старобельского — приходила одновременно, а расстрельные списки имели единую нумерацию, не вызывает никакого сомнения факт, что и в других захоронениях —- в Катыни и Харькове покоятся польские офицеры, расстрелянные работниками НКВД СССР4.

22 июня 1941 г. Германия и ее союзники обрушили на СССР удар невиданной дотоле в истории армии вторжения — почти 3,6 млн. военнослужащих, около 600 тыс. единиц автотранспорта, 3600 танков, свыше 2700 самолетов. Началась Великая Отечественная война, которая длилась 1418 дней и ночей. В первый день войны страна еще не ощутила всей серьезности положения. Сталин продиктовал директиву военным советам 4-х фронтов: «Окружить и уничтожить противника» и к 24 июня «овладеть районами Сувалки — Люблина», т. е. территорией на 200-300 км западнее наших границ5.

Многие россияне верили в скорый разгром противника и перенесение войны на его территорию. Они полагали, что германские грудящиеся не захотят воевать против Страны Советов; отдельные лица даже предрекали революцию в Германии. Возлагались и надежды на союз с западными странами. Упоминавшийся уже мос-

121

ковский инженер писал в дневнике 22 июня: «Гитлер решил попробовать нашу силу. Тем хуже для него. Врасплох, по-моему, нас не застали... Мы не воюем с немецким народом. Война будет между фашизмом и коммунизмом. Война будет не на жизнь, а на смерть. Я горд за свою страну... Сталин, друг, я верю в тебя! Верю, что народ, имеющий такого вождя, выйдет из этой войны победителем». Однако спустя 3 дня тональность записей более тревожная: «Нависла угроза для нашей страны. Немцы идут. Черчилль произнес исключительно сильную речь»6.

Многие иностранные дипломаты в своих донесениях отмечали, что население Москвы в эти дни оставалось совершенно спокойным, хотя у магазинов и сберкасс и выстроились длинные очереди. Люди запасались продуктами питания, солью, спичками, керосином. Регулярно составлявшиеся сводки НКВД свидетельствуют о том, что подавляющее большинство граждан верило в победу, было преисполнено решимости сделать все от них зависевшее для этого7. Но были и россияне не уверенные в прочности тыла. Они считали, что люди озлоблены и внутри страны будут столкновения. Московский врач Гребенщиков, например, сказал кому-то из своих знакомых: «Многие люди сидят в тюрьмах, а у крестьян плохое настроение, так что воевать будет трудно. Народ будет против нашего правительства». Некоторые вспоминали про М. М. Литвинова и его курс на союз с Англией и Францией и мрачно шутили: «Вскормили быка на свои бока»8.

Тем не менее голоса скептиков тонули в хоре тех, у кого германское нападение заострило, усилило патриотические чувства, наполнило их глубинным содержанием. Миллионы людей обратили помыслы к судьбе Отечества, со спасением которого они связывали спасение своего города или села, своего дома и близких. Как никогда раньше, почувствовали они кровную связь с великим народом. Народом, который гитлеризм вознамерился не просто поработить, но уничтожить. В этих условиях национальная идентичность ощущалась острее, отчетливее. Она заставляла идти на жертвы, отдавать свои жизни, имущество, отпускать не ропща на фронт сынов, дочерей и мужей, заботиться о сохранении национальной культуры, обращаться к истокам народной жизни.

122

Патриотизм отнюдь не всегда был окрашен в социалистические тона. Этот цвет ему стали придавать позже, на заключительном этапе войны. Более того, любовь к родине отодвинула и размыла в сознании россиян негативные последствия деспотического, репрессивного правления большевистского режима. Идеи пролетарской солидарности, социалистической общности вскоре отошли на задний план. На первое место выдвинулось осознание себя россиянами, ответственными за судьбу Отечества. «Ты не представляешь, как могут быть спаяны люди общей опасностью», — писал своей жене красноармеец А. Губанов9. В то же время война заставила россиян ощутить себя неотъемлемой частью антифашистского лагеря, частью демократического сообщества наций.

В первые 8 дней войны в Красную Армию были призваны 5,3 млн. человек от 23 до 36 лет. В связи с потерей 1 млн. красноармейцев в боях в июне-июле 1941 г., в августе была проведена дополнительная мобилизация ряда возрастов. На фронт уходили юноши 18 лет и 50-летние мужчины. После речи Сталина от 3 июня в народное ополчение записалось 4 млн. добровольцев, многие из которых были студентами и представителями интеллигенции10. Почти не обученные, зачастую без вооружения, эти люди закрывали собой зияющие бреши в обороне под Москвой в сентябре — октябре 1941 г. Чаще всего их судьба была трагичной. Всего же в годы войны в Красную Армию были мобилизованы 34 млн. человек, из них погибли в бою по данным Министерства обороны 8 млн. 668 тыс. В целом же страна потеряла 27 млн. человек, то есть каждого седьмого гражданина. Более 2,6 млн. красноармейцев остались калеками и, лишенные адекватной поддержки государства, бедствовали на протяжение всей оставшейся жизни. Наибольшие потери понесло поколение родившихся в 1922-1925 гг. — из выжило лишь 3%. На Украине и в Белоруссии было немало деревень, где не осталось в живых ни одного взрослого мужчины. Лишь через 10 лет удалось выйти на предвоенный уровень населения11.

123

Огромные потери в значительной мере были обусловлены неподготовленностью к войне и отсутствием опытных командных кадров, истребленных в 1938 г. С первых дней войны было потеряно управление войсками. Запоздалые директивы предписывали передислокацию частей и соединений Красной Армии в уже занятые врагом районы, поскольку у Ставки Верховного командования не было четкого представления, где находится враг. Грозные окрики и расстрелы командиров отходивших частей не только сковывали инициативу, но и заставляли следовать невыполнимым и ставшим бессмысленными приказам. Германские таранные танковые удары, глубинные охваты и обходы приводили к многочисленным прорывам фронта, окружению и уничтожению крупных советских группировок. С июня по декабрь были убиты и пленены более 3 млн. красноармейцев, более 1 млн. были ранены или контужены.

Майор — писатель Юрий Крымов 19 сентября 1941 г. писал жене: «Сейчас глубокая ночь. Сижу в большой хате. Вокруг меня на лавках, на лежанках, на полу спят мои дорогие товарищи... Как случилось, что мы попали в окружение? Об этом долго рассказывать, да и нет охоты, так как до сих пор не все ясно. Одно бесспорно, что всюду, куда ни ткнись, немецкие танки, автоматчики и огневые точки. Четвертый день наше соединение ведет круговую оборону в этом огневом кольце... Больше двигаться некуда. В ближайшие часы надо ожидать решительного боя. Нет никакого сомнения в том, что соединение прорвется из окружения. Но как это будет? Какой ценой?»12

На случай своей гибели красноармейцы держали в кармане заранее написанное письмо семье. Старший лейтенант Мирон Солецкий сообщал в нем: «Получение этого письма говорит о том что меня нет в живых... Страдания, которые приносит людям война, неимоверны... На войне я нахожусь только по убеждению, что если мои силы и жизнь необходимы Родине, то я в этот грозным час должен отдать ей их без остатка»13.

Беззаветное мужество защитников Бреста, Лиепаи, Таллинна, Могилева, Ленинграда, Киева, Одессы, Севастополя, Смоленска, всех тех, кто сражался в окружении до последнего снаряда, до последнего патрона, сорвало гитлеровские планы «блицкрига». Рас-

124

четы германского руководства на то, что Россия окажется «колоссом на глиняных ногах», не оправдались, и в конечном итоге это предрешило поражение «третьего рейха».

Тем не менее к октябрю 1941 г. сложилась критическая ситуация для СССР, и прежде всего Москвы. В начале октября фронт был прорван противником на главном стратегическом направлении. 15 октября было принято постановление Государственного комитета обороны (ГКО) об эвакуации Москвы. В случае появления противника на подступах столицы НКВД поручалось произвести взрыв предприятий, учреждений, складов, которые не удастся вывезти14. Вечером этого дня в райкомах партии руководителям предприятий предложили рассчитать рабочих и побудить их пешком покинуть столицу. Население охватила паника.

В письме одного из офицеров — защитников Москвы В. И. Васильева к жене от 17 ноября 1941 г. так описывались эти события: «Пройдут века, а наша священная война против фашистских орд будет воспеваться в стихах и прозе, о ней будут слагаться сказки и былины. Народ забудет про два ужасных трусливо-позорных московских дня, но некоторые про них не забудут. А было так. С начала октября мы начали дежурить по Ленинградскому шоссе... Однажды утром, то было, кажется, 14 октября, бросился в глаза бесчисленный поток эмок и зисов, пикапов и автобусов, груженных домашним барахлом и дамочками в шляпках... Я задержал одну машину и расспросил ее седоков. Впрочем, они сами затараторили: «Сегодня немец высадился в Калинине. Что делалось!!! Все наши побежали, кто куда. Войска нашего там нет... Теперь все пропало. Завтра ждите здесь...» Это был поток беглецов, подхваченных паникой... Через два дня в Москве он многосильно увеличился, как снежный ком, и бросился теперь уже из Москвы. На что это было похоже? Бегство, позорное, трусливое, предательское бегство. Закрывали заводы, учреждения, захватывали транспорт, сбили охрану и контрольные посты и ринулись бежать из Москвы. На ЗИЛе 16 октября вечером объявили, чтоб ночью приходили во Дворец культуры получить расчет. Пришли десять тысяч рабочих. Смятение и давка. Завод брошен. Идите на все четыре стороны. Спасайтесь, кто может — так говорили рабочим многие директора и начальники, усаживаясь в государственные машины и захватывая с

125

собой советские тысячи и добро... Самим москвичам стыдно за эти дни, но это было...»15.

Сообщения органов госбезопасности и партийных функционеров также свидетельствуют о том, что рабочие, не получив обещанную им за 2 месяца зарплату, узнав о намерении властей взорвать предприятия и тем самым обречь их на безработицу, наблюдая за бегством начальства, пришли в неистовство. Они начали захватывать готовую продукцию, громить склады, магазины, разливать запасы спирта. Рабочие останавливали ехавших в машинах из Москвы по Шоссе энтузиастов, выбрасывали их вещи из транспортных средств, избивали хозяев, сбрасывали в кюветы автомобили. В ряде случаев раздавались призывы: «Бей коммунистов!» «Бей евреев!». Захватывали и резали скот колхозники. «Истерика наверху передалась массе», — констатировал в своем дневнике журналист Н. К. Вержбицкий16.

Силами истребительных батальонов и войск НКВД все эксцессы были подавлены. В городе ввели осадное положение. Патрули получили право расстреливать любого возмутителя порядка тут же на месте, без суда и следствия.

И все же несмотря на всю сложность положения Москву удалось отстоять, отстоять благодаря беспримерному мужеству рядовых защитников, благодаря таланту таких военачальников, как Г. К. Жуков и А. А. Власов.

В начале декабря 1941 г. Красная Армия перешла в стратегическое контрнаступление под Москвой. И хотя соотношение сил все еще было в пользу противника, группе «Центр» был нанесен сильнейший удар. Потери вермахта, по германским данным, на Московском направлении составили 796 тыс. человек.

После Московской битвы в жизни красноармейцев было еще очень много горького и трагичного: потеря Крыма, вражеское наступление под Сталинградом и на Северном Кавказе, оборона Ленинграда и др. И все же уже не было того чувства безысходности и растерянности, что в первые дни войны. Лейтенант Олег Лапшин в своем дневнике писал: «В сизой дымке Крым.., развалины, взрытая земля, разрушенная Керчь. Там немцы. Те самые немцы, которые нас оттуда выбили... Сколько позади осталось тяжелых дней и ночей, и сколько их еще будет впереди... Сколько дум тяжелых на

126

сердце и все-таки кажется, что это скоро, очень скоро должно переломиться... Потому тяжесть в мыслях какая-то не безысходная, темная, а бурная, со скрежетом зубовным»17.

Бойцы буквально вгрызались в землю, отстаивая каждую ее пядь под ливнем вражеского огня. Они отражали одну за другой волны наступавших танков и пехоты противника. Участник Сталинградской битвы А. Анурин 15 октября 1942 г. писал в дневнике: «С утра началась подготовка врага, такой был открыт огонь, что я описать не могу, с участием 150 самолетов и это продолжалось весь день... Вечером танки и пехота СС перешли в наступление. Мы сожгли 3 танка и 52 фрица, но вынуждены были отступить. Вернулись только 16 человек»18.

18 ноября 1942 г. началось советское контрнаступление под Сталинградом, закончившееся пленением армии Ф. Паулюса. Затем были освобождены Северный Кавказ, Кубань, выиграна битва под Курском с ее крупнейшим в истории танковым сражением, очищены от оккупантов Крым, Украина, Белоруссия. И везде, где проходили с боями наши солдаты, они видели сожженные и обезлюженные врагом города и села, развороченные мосты, иссеченные воронками поля. 18 июня 1944 г. лейтенант Лапшин записал в дневнике: «Белоруссия. Серые пепелища, места бывших сел... Только по дощечкам можно узнать, что здесь люди жили»19.

Сопротивление вермахта было отчаянным. К тому же в течение трех лет Красная Армия сражалась против основной массы германских войск. Английский историк Д. Рейнолдс писал: «Англичане и американцы вели свои собственные войны где-то в других местах. Между июнем 1941 г. и июнем 1944 г., то есть за период от нападения Гитлера на Россию до англо-американского вторжения во Францию 93% от общих военных потерь немцы понесли в боях с советскими войсками»20.

Наконец, преследуя врага, Красная Армия вступила на его территорию. Чувства, владевшие воинами, были не однозначными. Селения, фольварки, города и городишки, опрятные, добротные, похожие друг на друга. Повалившиеся от стремительного бега войны деревья, и повсюду окутанные колючей проволокой концлагеря — в лесах, в поле, в городах, селах. Подполковник Миссю-

127

pa писал другу: «Мне хочется поделиться с тобой впечатлением о берлоге врага. Первое, что бросается в глаза, — это длинными вереницами тянутся беженцы вдоль военных дорог... Мокрые, облепленные грязью, заросшие, затравленные страхом, гонимые бурей возмездия, ползут они, как в тифозном бреду, худые, чернолицые, страшные. Мутные глаза широко раскрыты, но они не видят мира. Они идут молча, не плачут. Они не смеют плакать при нас. Мы знаем цвет и вкус истинного, первородного горя... На что они надеются? Они обречены... на извечную зависть к нашей цветущей и праведной радости»21.

Украинец Михаил Дебров писал близкому ему человеку: «Они весь мир хотели превратить в пекло. Мы стали на их пути. Мы их побороли. Мы добрались до их дома. Горят их дома, как горели три года наши; плачут и стонут их матери и «фрау», как три года плакали наши. Я знаю, мало радости приносит месть... Мне тоже мало радости приносит чужое горе, даже иногда возьмет жалость за их горе... Да, Гитлер наказал все европейские народы, но больше всех наказал свой народ»22.

Май сорок пятого... Победа! В дневнике Лапшина читаем: «Какие это дни... Все звенит... Впервые за столько лет, нет, впервые за всю жизнь ощущаем так эту самую жизнь...Теперь конец и окопной жизни, и бесконечным смертям. Мир и жизнь завоеваны!»23

Помогли завоевать мир и жизнь и те миллионы женщин, подростков, стариков, которые находились вдали от фронта. Нередко от них требовался героизм не меньший, чем от бойцов. Их жизнь была подчинена требованиям войны: рабочий день был увеличен до 10-14 часов, выходные и отпуска отменены. Мужчины от 16 до 55 лет и женщины от 16 до 45 считались мобилизованными и закреплены за предприятиями. Малейшее нарушение трудовой дисциплины каралось трибуналом. В городах вводилось военное положение, объявлялся комендантский час, действовала карточная система. Люди дежурили ночи на пролет на чердаках домов и учреждений — тушили зажигалки. Летом и осенью 1941 г. сотни тысяч граждан были отправлены сооружать оборонительные укрепления. Противотанковые рвы копали 600 тыс. москвичей, почти треть жителей Ленинграда. 70-75% из них были женщины. Многие

128

при этом гибли от бомб и пулеметных очередей, выпущенных из вражеских самолетов.

Подвигом тружеников тыла стала эвакуация тысяч предприятий на Восток. Демонтаж и погрузка оборудования, как правило, проводились в кратчайшие сроки, переезд занимал от двух недель до двух месяцев. По прибытии на место оборудование монтировались иногда на открытых площадках и уже затем над ними возводились стены.

Вот как описывал эвакуацию 16 октября 1941 г. из Москвы Сергей Эйзенштейн: «Как сон исход из Москвы с Казанского вокзала... Все оттенки человеческих эмоций... Фронт не только там на Западе. Фронт в каждом из нас... Все дальше и дальше от Москвы... Одна мысль — Москва. И чем дальше, тем настойчивее, острее. Понять и ощутить себя и страну в эти тревожные, непонятные дни. Война дело трудное. Не только в бою. Не только в тылу. Но еще на одном участке — самом трудном. Это участок равно уязвимый на фронте и в тылу. Это участок — сознание. Участок, который должен быть неприступен, как дот»24. И россияне одолели своего внутреннего врага — сомнение, неуверенность, растерянность.

Именно твердость духа и вера в победу помогла выстоять ленинградцам. 8 сентября 1941 г. с городом было прервано всякое сообщение и начались трагические 900 дней блокады. Фронт проходил по его окраинам, у Кировского завода. От прямого попадания бомб сгорели Бадаевские склады продовольствия, начался жуткий голод. Из строя вышли водопровод, канализация, не подавалось электричество, не работала отопительная система. Люди умирали от голода и холода, гибли под снарядами и бомбами. В ноябре 1941 г. артиллерия обстреливала город около 9 часов в сутки. В период блокады погибли почти 800 тысяч человек. Тонкой ниткой, связывавшей город с Большой землей, стала ледовая «дорога жизни», проложенная по замерзшему Ладожскому озеру. Под обстрелами и бомбежками водители доставили в Ленинград свыше 360 тысяч тонн грузов, эвакуировали 539 тысяч человек. В конце марта 1942 г. чуть живые люди провели очистку города, предотвратив эпидемию.

О силе духа, который не сломили все муки ада, поведала миру седьмая симфония Д. Шостаковича, исполненная под аккомпане-

129

мент канонады 9 августа 1942 г. Физики и техники в Институте А. Ф. Иоффе ни на один день не прекращали работы по созданию самого крупного циклотрона в стране. Он был необходим для расщепления ядра атома и исследования внутриатомной энергии. Рабочие оборонных заводов продолжали снабжать красноармейцев боеприпасами и вооружением. Город, несмотря ни на что, жил. В феврале 1943 г. в Ленинград пошли первые поезда с продовольствием. К этому времени из трех миллионного предвоенного населения в нем остались лишь 800 тысяч жителей25.

Военные беды усугублялись бесчеловечным отношением сталинского режима к своим гражданам. Поэтесса Ольга Берггольц, всю блокаду поддерживавшая дух ленинградцев оптимистическими выступлениями по радио, незадолго до ареста отца записала в своем дневнике: «В мертвом городе вертится мертвящая машина и казнит полумертвых людей. О, подлецы, подлецы... Неужели мы не заслужили пощады? Изменится ли что-либо после войны? Я думаю, что не изменится. Ценою наших смертей и то мы не можем добиться правды. Они делают с нами все, что хотят»26.

Сломленная арестом мужа, одиночеством, тяжелой и грязной работой, страхом за сына и дочь, повесилась в Елабуге 31 августа 1941 г. гениальная поэтесса Марина Цветаева. Через месяц был расстрелян в НКВД ее муж, в годы войны погиб ее сын, на архипелаге ГУЛАГ оставалась дочь...

Особое совещание НКВД СССР продолжало сотнями и тысячами приговаривать к расстрелу и длительным срокам заключения ни в чем не повинных людей. От голода и непосильного труда и лагерях в годы войны погибли по данным НКВД 587 тыс. человек, 1 млн. зэков в составе штрафных батальонов был направлен на самые опасные участки фронта27. Гибель среди них была намного выше, чем в других частях. Но даже эти люди, в отношении которых политический режим проявил чудовищную несправедливость, не задумываясь, отдавали свои жизни за Родину. Бывший зэк Александр Матросов в 1943 г. закрыл своим телом амбразуру дота и посмертно стал Героем Советского Союза.

130

А тем временем лагеря и тюрьмы продолжали пополняться людьми, побывавшими в окружении, вырвавшимися из плена, арестованными после освобождения захваченных врагом территорий, теми, кто высказывал малейшую критику в адрес властей, и др.

Не многим лучше зэковского оказалось положение крестьян. В отличие от рабочих промышленных предприятий им не предоставлялась бронь, и все трудоспособные мужчины оказались на фронте, составив большую часть Красной Армии. Колхозникам, включая подростков 12-16 лет, были увеличены нормы выработки. Лица, не справлявшиеся с нормами, лишались приусадебного участка — клочка земли, кормившего всю семью. Практически бесплатно крестьян заставляли сдавать не только колхозный, но и личный скот государству. В результате значительная часть дворов, даже в исконно животноводческих районах Средней Азии, осталась без скота. Женщины и подростки зачастую сами впрягались в плуг, в лучшем случае пахали на коровах. Тракторы, лошади — все было сдано государству для нужд фронта.

С населения, кроме обычного подоходного и сельхозналога, взимался специальный военный налог. Власти в полупринудительном порядке распространили облигации четырех госзаймов, составлявших каждый от одного до двух месячных окладов в год. Многие россияне в добровольном порядке отдавали свои сбережения, золотые и серебряные вещи, червонцы в Фонд обороны. Подавляющая часть населения жила на грани голода, простаивая иногда целые ночи в очередях в ожидании продуктов, мыла, спичек, керосина и т. д. Ленд-лизовская тушенка, или как ее в шутку называли «второй фронт», не могла существенно изменить ситуацию в тылу, поскольку большая ее часть отдавалась армии.

Перлюстрация миллионов писем, донесения агентуры органов госбезопасности, отчеты партийных функционеров свидетельствовали о том, что «абсолютное большинство населения готово терпеть всякие лишения, лишь бы разгромили и прогнали немцев»28. Почти в каждой семье на фронте был муж, сын, брат, и от труженика тыла зависело, будет ли боец сыт, одет, снабжен надлежащим вооружением и боеприпасами.

«Тотальная война приучает огромные массы людей к постоянной мысли о смерти, то есть делает их возвышеннее, скромнее, добрее, менее стяжательными, более самокритичными, гуманны-

131

ми», — писал журналист Н. К.Вержбицкий в своем дневнике 16 ноября 1941 г.29

Самые страшные испытания выпали на долю тех 60 миллионов россиян, которые оказались на занятой врагом территории. 7 миллионов мирных граждан были истреблены оккупантами. Погибли от голода, холода, расстрелов, истязаний 3,3 млн. советских военнопленных. Всему миру известна страшная участь поселков Лидице, Лежаки, Орадур-сюр-Глан, Телавог. Однако на Западе мало кто знает, что лишь в Белоруссии подобная участь была уготована 5 295 деревням, стертым с лица земли со всем или большей частью их населения30. Расстрел ста тысяч киевлян в Бабьем Яру явился прологом к поголовному истреблению еврейского населения на оккупированных советских землях.

Массовые расстрелы, уничтожение людей в душегубках; вывоз большей части продовольствия в Германию и вызванный этим голод; отправка 5 миллионов советских граждан на принудительные работы в третий рейх; разрушение 6 млн. зданий, в результате которого 25 млн. людей остались без крова; разрушение церквей, больниц, школ, библиотек, надругательство над национальными святынями; тотальное ограбление — все это составляющие политики геноцида в отношении нашего народа. «Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Дело заключается скорее в том, чтобы уничтожить русских как народ», — говорилось в гитлеровском «плане Ост»31.

Подавляющее большинство населения на занятых территориях ненавидело оккупантов, но, испытывая естественный страх перед все подавляющей силой, стремилось прежде всего выжить и сохранить жизнь своим близким. Правдами и неправдами добывали они хоть какую еду, пытались уклониться от отправки в Германию, волновались за тех, кто сражался в Красной Армии, жадно ловили слухи о положении на фронте.

Наиболее мужественные из них прятали раненых, евреев, снабжали продовольствием партизан, сами уходили в леса для вооруженной борьбы с нацистами. За годы войны были созданы и действовали 6 тыс. партизанских отрядов, в которых сражались 1 млн. россиян.

132

Большинство людей предпочитали смерть предательству. Тем не менее около 1 млн. человек согласились сотрудничать с врагом. Часть поддалась на пропаганду противника, некоторые соблазнились выгодами быть на стороне, как им казалось, сильнейшего. После освобождения Курской области секретарь обкома партии Легасов писал в ЦК ВКП(б): «Нельзя пройти мимо того факта, что значительное количество советских граждан перешло на службу немцам старостами, переводчиками, полицейскими и т. д. Из числа посланных на работу в Германии часть людей поехала добровольно. Сейчас на территории Курской области сражается вместе с немцами против Красной Армии более 1000 человек молодежи из нашей области, организованной в так называемые русско-немецкие батальоны»32.

Большую часть людей, завербованных оккупационными властями, составляли военнопленные, для которых это было единственной возможностью выжить. В феврале 1942 г. министр по делам восточных оккупированных территорий А. Розенберг писал начальнику верховного командования вермахта В. Кейтелю; «Судьба советских военнопленных в Германии является трагедией огромного масштаба. Из 3,6 миллионов военнопленных, в настоящее время только несколько сотен тысяч являются трудоспособными. Большая часть их умерла от голода или погибла в результате суровых климатических условий, тысячи также умерли от сыпного тифа... В большинстве случаев начальство лагерей запрещали гражданскому населению передавать заключенным пищу и предпочитали обрекать их на голодную смерть... Во многих лагерях пленным вообще не предоставлялось никакого жилища. Они лежали под открытым небом во время дождя и снегопада. Им даже не давали инструментов, чтобы вырыть ямы и пещеры»33.

Сталинское руководство, в значительной мере виновное в том, что в плен к противнику попало 5,7 млн. красноармейцев, бросило их на произвол судьбы. Более того, оно официально заявило Международному Красному Кресту: «Россия не имеет своих военнопленных во вражеских странах. Русские, попавшие в руки врага, не выполнили своего долга погибнуть в бою». Аналогичные заявления сделали послы СССР в Анкаре и Стокгольме. Когда это заявление было зачитано в лагерях для военнопленных, советские лю-

133

ди, попавшие в плен, не могли не почувствовать себя преданны своим правительством34.

Часть соглашавшихся служить во власовской армии и друг. соединениях рассчитывала перейти на сторону Красной Армии или партизан при первой же возможности. В ряде случаев к ним переходили с оружием в руках целые «восточные подразделения». К осени 1943 г. это приняло такие размеры, что вражеское командование вынуждено было передислоцировать большую часть «восточных подразделений» в Западную Европу и на Балканы. Многие бежавшие из плена составляли костяк партизанских отрядов35.

О том, какие сомнения терзали оказавшегося в плену человека, свидетельствуют дневниковые записи медсестры:

29 ноября 1941 г. «Да что и говорить, много было и ошибок со стороны нашего командования: послать батальон на передовую без боеприпасов, без оружия, когда все части отступили. Это просто какая-то насмешка. На смерть людей посылают... А сколько я пережила, когда на моих глазах умирали наши бойцы. И за что они умирали, за что они шли на смерть — для того, чтобы у русского человека была свобода, только за свободу, родину. Многое хотелось бы сказать тем, кто сидит там вместе со Сталиным, кто только следит за ходом боевых действий, а вот сами посмотрели бы, какова армия, какой беспорядок творится. Эх, да что писать!».

13 декабря 1941 г.: «Как ни хвалят немцы свою власть, все-таки меня неудержимой силой тянет к своим, ведь там мои родные, мать, дочь, братишки и сестры, а я здесь, работаю у немцев, против них, против своих родных, меня мучает совесть, что я здесь. Но что же делать, ведь каждому хочется жить... Но я решаюсь ни риск: расстрел, так расстрел, я честно умру за свою родину. За своих родных, за дорогую, любимую дочь»36.

Среди тех, кто перешел на сторону врага, имелись и убежденные противники советского режима. Крестьяне не забыли принудительную коллективизацию и раскулачивание, обязательные поставки государству сельскохозяйственной продукции, многие офицеры побывали в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа. Опасаясь рас-

134

стрела, некоторые командиры соединений, попавших в окружение, предпочитали сдаться врагу. Именно так поступил А. А. Власов, оказавшийся в безвыходном положении под Лугой. Оправдывая свои действия, он заявлял: «Я хочу одолеть Сталина»37. Но те, с кем он пошел на сотрудничество, были злейшими врагами и его народа, и цивилизации в целом.

Свою собственную игру пытались вести на оккупированных территориях и националистические круги, возглавляемые, в частности, С. А. Бандерой и А. А. Мельником. Сталинская великодержавная политика, массовые депортации на присоединенных к СССР в 1939-1940 гг. территориях не могли не вызвать протеста среди многочисленных народностей, не породить сепаратистских настроений. Этим воспользовались немецкие власти. В Прибалтике коренное население имело определенные привилегии, включая создание марионеточных правительств. На Кавказе, богатом нефтью, они пытались заручиться поддержкой горских народов. Немецкая армия признала права местных комитетов, которые получили религиозную, политическую и экономическую автономию. В конце 1941 — начале 1942 г. гитлеровцы приступили к формированию национальных батальонов и легионов из уроженцев Грузии, Армении, Туркестана, Татарии; Балтийской и Галицийской дивизий СС. Однако и здесь при первых же соприкосновениях с Красной Армией многие переходили на ее сторону38.

За предательство ничтожно малого процента бывших советских бойцов — представителей национальных меньшинств — Сталин подверг принудительной депортации целые народы. 7 марта 1944 г. Берия телеграфировал Сталину: «В проведении операции принимали участие 19 тысяч офицеров и бойцов войск НКВД... В результате проведения трех операций выселены в восточные районы СССР 650 тыс. чеченцев, ингушей, калмыков и карачаровцев»39. Вскоре были депортированы балкары, татары, некоторые другие народности, в общей сложности более 1 млн. человек.

Наряду с репрессиями сталинский режим все шире использовал пропаганду в интересах консолидации общества и его мобилизации на разгром врага. В период ожесточенных оборонительных

135

боев власть отказалась от классовой, коммунистической и национальной пропаганды и во главу угла поставила идеи патриотизма, защиты Отечества, славянской общности. В армии отменен институт политических комиссаров, введены погоны, традиционная форма. Чтобы нейтрализовать адресованную национальным меньшинствам нацистскую пропаганду, подчеркивались исторические связи всех народов, объединенных Российской империей, прославлялись такие деятели, как Богдан Хмельницкий. «Взываем к чувству русского патриотизма, когда стало очень тяжело. О нем совсем было забыто в годы относительного благополучия», — отмечал Вержбицкий40.

В то же время Кремль совершенно сознательно дал мощный импульс великорусскому национализму. Впервые за годы советской власти появились антисемитские тенденции. Естественно, это не могло не вызывать протестов. В мае 1943 г. музыкант из Большого театра Я. Гринберг писал Сталину: «Дорогой вождь и учитель И. В. Сталин! Чем можно объяснить, что в нашей стране в столь суровое время мутная волна отвратительного антисемитизма возродилась и проникла в отдельные советские аппараты и даже партийные организации?.. Существуют собственные измышления и догадки о том, что возможно сверху было дано какое-то указание о развитии русской национальной культуры, может быть даже о проведении национального регулирования выдвигаемых кадров. В органах, ведающих искусством, об этом говорят с таинственным видом, шепотком на ушко. Знаю, что с большой тревогой об этом говорят народный артист СССР тов. Михоэлс, народный артист А. Я. Таиров и очень много рядовых работников. Наше поколение еврейского народа испытало очень многое, от времени «Союза русского народа» до наступления кровавого фашизма, и поэтому разжигание низменных страстей вызывает категорический протест. Ваше личное вмешательство может коренным образом изменить положение вещей, в связи с чем я и решил обратиться к Вам непосредственно»41.

Личное вмешательство Сталина действительно изменило положение дел — в сторону дальнейшего роста великодержавного русского шовинизма и антисемитизма. Апогей этого процесса пришелся уже на послевоенный период — кампания борьбы с кос-

136

мополитизмом, убийство в январе 1948 г. выдающегося артиста и режиссера С. Михоэлса, закрытие Еврейского театра, арест членов Еврейского антифашистского комитета, суд над ними и расстрел, наконец, дело врачей в январе 1953 г.

Для сплочения нации сталинский режим использовал и религиозные чувства граждан. 22 июня 1941 г. по приказу властей был взорван очередной храм в Москве — в Путинках. К 1943 г. планировали снести последние церкви и уничтожить еще уцелевших священнослужителей. Война остановила этот процесс и повернула его вспять. По распоряжению Сталина был распущен «Союз воинствующих безбожников», приостановлена антирелигиозная пропаганда, закрыты музеи атеизма. В городах и селах с разрешения властей были открыты 20 тыс. храмов, монастырей, лавр. Церковные иерархи — православные, мусульмане и др. призывали верующих встать на защиту родины, организовывали сбор средств в Фонд обороны. Сотни тысяч людей, потерявших в войну близких, страшившихся за судьбу тех, кто сражался на фронте, обращали свои помыслы к богу, находили утешение в вере. Органы госбезопасности и партийные инстанции тем не менее бдительно следили за любой не санкционированной ими церковной деятельностью, препятствовали открытию новых храмов, арестовывали наиболее активных церковников42.

По мере приближения победы сталинское руководство стало ужесточать несколько ослабленный в 1941 — первой половине 1943 г. контроль за всеми сферами духовной жизни общества. Через Управление пропаганды и агитации (УПА) ЦК ВКП(б), идеологические органы обкомов и райкомов, цензуру оно старалось вновь обуздать литературу, искусство и даже науку. Особое беспокойство у него вызывали просоюзнические настроения россиян, которые могли трансформироваться в позитивную оценку капиталистической системы и подорвать веру в социализм как самый передовой строй. Запрещались книги, в которых рассказывалось об английском парламенте, о республиканском строе в США, о технике и культуре этих стран. Даже в безобидном обзоре о методах санитарного просвещения в Америке, подготовленном для журнала «Советское здравоохранение» начальник УПА Г. Ф. Александров усмотрел «идеализацию в духе буржуазной пропаганды соци-

137

ального строя Америки»43. Вся вина автора состояла в том, что он допускал возможность ликвидации в США туберкулеза и сифилиса путем санитарного просвещения.

На завершающем этапе войны и особенно после ее окончания сталинское руководство вновь развернуло интенсивную пропаганду социализма и советского строя. Великую победу оно поспешило использовать в целях укрепления своей политической системы, приписывая фактически себе заслугу разгрома врага. Усиленно культивировался миф об источниках победы — социалистическом строе, индустриализации, коллективизации, руководящей роли партии, об «архитекторе победы» — Сталине. В конце войны генеральный секретарь ЦК ВКП(б) был произведен в маршалы, вскоре после ее окончания — в генералиссимусы. Его авторитет, пошатнувшийся было в первые месяцы войны, удалось не только восстановить, но и значительно укрепить. Сталин стал воплощением вновь обретенной национальной гордости. Его личность отождествлялась с высшей ценностью — родиной.

Те авторы, которые в своих произведениях продолжали воспевать Россию, а не социалистический Советский Союз, стали подвергаться шельмованию. В письме к секретарю ЦК ВКП(б) А. С. Щербакову заместитель начальника УПА Федосеев писал о поэме А. Прокофьева «Россия»: «Автор по существу обошел то новое, социалистическое, что есть в нынешней России и что обеспечивает ей победу»44.

Как политически вредные квалифицировались произведении М. Зощенко, А. Ахматовой, Б. Пастернака, К. Чуковского и др. С тревогой отмечали писатели, что литература «отдана во власть литературных чиновников, людей невежественных и неквалифицированных, которые требуют показывать Отечественную войну как «победоносное» шествие» нашей Красной Армии, да еще под «уря», да еще с песенками, да еще с приплясом... Они против показа в литературе каких-либо трудностей, лишений, рекомендуют писателям при изображении событий Отечественной войны забыть о том, что на первом этапе войны Красная Армия отступала»45. Этот процесс продолжался и интенсифицировался и в послевоенные годы. Его кульминационным пунктом стало постановление

138

ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 г. и выступление в связи с ним этим секретаря ЦК партии А. А. Жданова.

Ужесточать идеологический контроль над обществом заставляли и изменения в ментальности советских людей. Война заставила людей ощутить себя участниками великих событий, творцами истории своей страны, а не ничего не значившими винтиками. Россияне открыли миру силу своего духа, не пожелав смириться с нацистским игом. Они были преисполнены национальной гордости, упоены чувством единения с родиной. В то же время они на протяжении всей войны ощущали чувство локтя с другими народами, боровшимися против держав оси. Многолетние усилия большевистской пропаганды представить Англию, как страну жаждущую нашей погибели, а США как алчущие сверхприбыли и мирового влияния, были серьезно подорваны. Идеи пролетарской солидарности не выдержали проверки войной и сменились в сознании россиян надеждами на содружество наций, разгромивших фашизм. Советские люди стремились занять достойное место в сообществе демократических наций, на равных участвовать вместе с ними в решении послевоенных проблем, искоренить возможность новой глобальной войны.

Фронтовики, оставшиеся в живых, чувствовали свою ответственность перед погибшими, верили в свои силы изменить жизнь к лучшему. Пройдя с боями через пол Европы, увидев благоустроенные фермы, высокий уровень жизни в городах, они смогли познакомиться с культурой и образом жизни народов иной политической системы, надеялись и стремились к либерализации политического режима, мечтали о новом устройстве жизни после войны. Доказав свою преданность родине, лояльность власти, люди ждали от нее ответного доброго отношения. Даже такой официозный писатель как Всеволод Вишневский на съезде Союза советских писателей в начале 1945 г. заявил: «Мы воевали, мы боролись, дайте нам свободу слова»46.

Те, кто находился в условиях оккупации и боролся с врагом, также настаивали на большей свободе. Так, бывший ректор Харьковского политехнического института проф. Терещенко полагал: «После всего пережитого правительство должно изменить свою политику. В политической жизни страны должны произойти, да

139

собственно и происходят, серьезные изменения... Происходящие изменения должны будут пойти дальше, в частности, в сторону большей демократизации жизни страны»47.

Сталинский режим почувствовал и осознал опасность новых умонастроений задолго до того, как они смогли четко оформиться в обществе и предпринял против них контрмеры, как во внутриполитической, так и внешнеполитической сферах.

Прежде всего, надо было не допустить возвращения в деревни и города тех, кто долгое время прожил в Германии — остарбайтеров и военнопленных. Во второй половине 1945 г. на родину были репатриированы свыше 5 млн. человек, из них 1 836 тыс. военнопленных. Почти во всех странах антигитлеровской коалиции насильственно угнанные нацистами люди были приняты с почестями, им компенсировали материальные потери, облегчили вхождение в мирную жизнь. В СССР же только для военнопленных было создано свыше 100 фильтрационных лагерей на 10 тыс. человек каждый. Значительная часть из 5,2 млн. репатриированных получила по 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Обессиленные в плену и в нацистском рабстве, они очень быстро погибали в сталинских лагерях и ссылке. Первыми советскими военнопленными, направленными в сталинские лагеря, были пленники «зимней войны», репатриированные из Финляндии в апреле 1940 г. По указанию сталинского руководства в августе того же года более 700 человек из них были расстреляны в Ивановской тюрьме, 2 300 отправлены в лагерь в Норильск, 1 942 человека — в Воркуту. Лишь около 500 тяжело раненых были освобождены.

В период войны в целях единения общества были приняты некоторые меры, поощрившие мелкотоварное производство, смягчившие экономическое принуждение. В условиях победы они представлялись уже излишними и лишь оживлявшими либеральные тенденции в обществе. Неурожай 1946 г. стал предлогом для ужесточения контроля над крестьянством, к изъятию почти 10 млн. гектаров земли, находившейся в индивидуальном пользовании в составе приусадебных участков. Денежная реформа 1947 г. лишила крестьян сбережений от продажи на свободном рынке продуктов питания.

В результате конверсии военной промышленности спад производства составил 17%. Предпринимались попытки принудительно-

140

го закрепления рабочих за предприятиями, были увеличены нормы выработки, снижены расценки. Возврат к модели экономического развития 30-х гг. усилил социальную напряженность и даже вызвал забастовки на ряде предприятий.

Стремление помешать дальнейшему проникновению западного влияния на советскую интеллигенцию и население в целом явилось одним из главных мотивов отказа сталинского режима от дальнейшего сотрудничества со своими союзниками по антигитлеровской коалиции. 9 февраля 1946 г. Сталин заявил в Большом театре о неизбежности войны с Западом и необходимости подготовки к ней. Вновь стал насаждаться образ врага; «холодная война» начала набирать обороты.

Победа СССР в войне не только укрепила власть сталинского руководства, способствовала насаждению идей русского великодержавного шовинизма, национальной исключительности, но и привела к распространению влияния сталинизма на страны Восточной и Юго-Восточной Европы.

Для рядовых советских граждан война была связана с глубокой скорбью по погибшим, потерей здоровья, имущества, зачастую домов. Она привела к снижению рождаемости, демографическим сдвигам, тяжелыми послевоенными условиями жизни, крахом надежд на благоприятные перемены, страхом перед новой еще более страшной войной. Тем не менее все это никогда не заслоняло их радости от одержанной победы, не умаляло их гордость за свой народ.

В 1948 г. был достигнут довоенный уровень производства, восстановление хозяйства в основном завершилось. К 1953 г. в СССР уже было в 2 раза больше станков, чем до войны (1,3 млн.). Лишь у США имелось их больше, чем в СССР (1,6 млн.). Тем не менее развитие прежде всего тяжелой промышленности и «оборонки» приводило к нехватке товаров народного потребления, их низкому качеству и дороговизне. Крайне плохо обстояло с жильем, фонд которого оставался на уровне 1913 г. при возросшем в несколько раз городском населении. Рост недовольства среди советских граждан побудил правительство снижать в 1947 — 1954 гг. цены, но уровень жизни в целом оставался крайне низким. В то же время набирали вес бюрократические элиты — аппаратные, военные, региональные, отраслевые. Усилилась борьба между ними. Режим отвечал на это попытками ужесточить централизованное управление, усилить террор. Одновременно террор имел своей задачей

141

пресечь в зародыше недовольство населения, снабдить бесплатной рабочей силой модернизирующуюся промышленность. Имелись планы депортации нескольких миллионов евреев и других лиц для полной индустриализации Сибири.

Нестабильность в кадровой сфере вызвала недовольство ближайшего окружения Сталина, которое чувствовало, что тучи сгущаются и над ним (на XIX съезде партии было ликвидировано Политбюро и создан значительно более широкий по составу орган — Президиум ЦК ВКП(б)). Не исключено, что именно ближайшие соратники «вождя» помогли Сталину уйти из жизни. Даже его похороны унесли несколько сот жизней людей, пожелавших проститься со своим кумиром. Лишь через три года на XX съезде партии руководство КПСС решилось рассказать делегатам часть правды о «культе личности» Сталина. Закрытое письмо ЦК КПСС по этому вопросу доводилось и до сведения наиболее высокопоставленной части партии. Но и усилия Хрущева модернизировать режим натолкнулись на сопротивление партийной верхушки и привели в 1964 г. к его устранению и домашнему аресту до конца жизни.

142

1 Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 1204. Оп. 2. Д. 3437. Л. 105.119.

2 Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 40. Оп. 1. Д. 182. Л. 22; Д. 183. Л. I; Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9414. Оп. 1. Д. 155. Л. 1-28; Д. 64. Л. 3-4.

3 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) Ф. 17. Оп.162. Д. 26. Л. 150.

4 См. подробнее: Лебедева Н.С. Катынь: преступление против человечества. М., 1994; Катынь 1940-2000. Документы. Отв. составитель Н.С.Лебедева. М., 2001.

5 Ларионов В. Поляки и стратегия в войне // Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1999). М., 1995. С. 135.

6 РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Д. 3437. Л. 120-121,122.

7 РГВА. Ф. 198. Оп. 2. Д. 482. Л. 126.

8 Москва военная. Мемуары и архивные документы. М., 1995. С. 50-52.

9 Последние письма с фронта. Т. 2. М, 1991. С. 51.

10 Наринский М. М. Советский союз: Великая Отечественная война // Союзники в войне 1941-1945. М., 1995. С. 280-281.

11 Пронько В. Цена победы. Вторая мировая война. Актуальные проблемы. М., 1995. С. 313-323; Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР в войнах. М., 1993.

12 РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Д. 3439. Л. 1-4.

13 Там же. Д. 3554. Л. 1

14 Наринский М. М. Цит. соч. С. 285.

15 Народный архив. Фонд Васильева.

16 Москва военная. С. 116-119; РГАЛИ. Ф. 2560. Оп. 3. Л. 15. 126

17 РГАЛИ. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 335. Л. 5.

18 Там же. Ф. 1710. Оп. 1. Д. 134. Л. 13.

19 Там же. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 335. Л. 12.

20 Reynolds D. Introduction to Allies in the War. P. 28.

21 РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Д. 3454. Л. 6.

22 Там же. Д. 3459. Л. 17.

23 Там же. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 335. Л. 17.

24 Москва военная. С. 156-157.

25 Наринский М. М. Цит. соч. С. 287.

26 Цит. по выступлению директора РГАЛИ Н. Д. Волковой на конференции «Вторая мировая война. Великая Отечественная война в архивных документах» 2 марта 1995 г. в Москве. Дневники О. Берггольц пока не доступны для читателей по воле ее наследников.

27 Наринский М. М. Цит. соч. С. 292.

28 Москва военная. С. 116-118, 126, 160, 218-219.

29 РГАЛИ. Ф. 2560. Оп. 3. Д. 15.

30 Нюрнбергский процесс. Сб. материалов в 8 т. Т. 4. М., 1990. С. 77.

31 Там же. С. 76.

32 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 136. Л. 50.

33 Нюрнбергский процесс. Т. 4. С. 214-216.

34 Страйт Ч. Советские военнопленные в Германии // Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995). С. 305.

35 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 165. Л. 10-56; Страйт Ч. Цит. соч. С. 306-307.

36 РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Д. 3449. Л. 23-25. Скорее всего, медсестре удался побег, иначе ее записи вряд ли оказались бы в фонде И. Эренбурга.

37 Романичев Н. В. Власов и другие // Вторая мировая война. Актуальные проблемы. С. 309-310.

38 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 165. Л. 10-55.

39 Бугай Н. Ф. Правда о депортации чеченского и ингушского народов // Вопросы истории. № 7. 1990. С. 40-41.

40 РГАЛИ. Ф. 2560. Оп. №. Д. 15.; Москва военная. С. 490.

41 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 136. Л. 123-125.

42 Там же. Д. 181. Л. 10-13.

41 Там же. Д. 271. Л. 31-34.

44 Литературный фронт. История политической цензуры. 1932-1946. М, 1994. С. 124.

45 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 461. Л. 4-5.

46 Там же. Д. 366. Л. 217.

47 Там же. Д. 181. Л. 52.

Изд: «Из истории миротворчества и интеллигенции». Сборник памяти Т.А.Павловой, М., ИВИ РАН, 2005.