П А Сорокин — Дальняя дорога, часть 2 (original) (raw)

_Апрель 20, 1928 года_

Профессору Э. У. Берджесу

Дорогой профессор Берджес!

Не помню, чтобы я часто выполнял какие-либо функции советника-консультанта журнала, каковым являюсь, но, возможно, таким исполнением своих обязанностей явится выражение моих чувств в настоящее время: рецензия на книгу Сорокина "Социальная мобильность" в мартовском номере достойна сожаления. Вероятно, Вы считаете так же, и, вероятно, просто не смогли получить мнение более компетентного или менее предвзятого рецензента. Так как я сам постоянно отказывался от рецензирования, то, возможно, мне и не пристало выражать свое неудовольствие. Но есть и другие люди, пишущие рецензии, а уж если рецензировать, то с умом и честно. Не лучше ли было вовсе не давать отклика на эту книгу, чем посвящать ей такую поверхностную, а следовательно, презрительную заметку. Без сомнения, эта книга, будучи солидным и умным научным трудом, выполненным в фундаментальной области социальной теории, сравнима с лучшими работами по социологии в мире. Как должен чувствовать себя автор, если такая книга получает _такую_рецензию в ведущем журнале?

Я бы сам написал что-нибудь корректное по поводу этой книги, но весной болел и только сейчас готовлюсь первый раз выйти из дома.

Искренне Ваш

Ч. X. Кули

Одним из последствий данного письма стало опубликование другой рецензии на мою книгу. Ее написал профессор Рудольф Хеберле, и она появилась в июньском номере "Американского социологического журнала" за 1928 год. В ней содержалось уже больше шести страниц, и она стояла первой в разделе рецензий. Компетентность, с которой она была написана, и положительная оценка моей книги весьма отличались от рецензии Линда. Редакторы журнала предпослали ей следующее примечание: "Отклик на книгу Сорокина "Социальная мобильность" опубликован в нашем журнале в марте 1928 года. Никаких претензий в адрес редакции от профессора Сорокина или лиц, представляющих его интересы, не последовало, однако недавнее письмо от заслуженного члена Американского социологического общества говорит, что эта рецензия была совершенно неадекватной. Редакторы журнала согласны с таким мнением. Как оказалось, доктор Р. Хеберле готовит книгу по этой же тематике. По предложению редакции доктор Геберле написал собственный, более адекватный комментарий к книге профессора Сорокина в дополнение к предыдущей рецензии, а также, частично, для исправления допущенных в ней ошибок".

Письмо Кули для меня было особенно значимым, поскольку ранее я встречался с этим выдающимся социологом только один раз, и протест редакции был заявлен им исключительно по собственной инициативе, без каких-либо просьб или жалоб с моей стороны. Этот случай и престиж, быстро завоеванный моими книгами у американских и иностранных ученых, вернули мне спокойствие и самоуважение. Разыгравшиеся события также заставили оппонентов несколько смягчить грубость своих нападок. Конечно, справедливая критика моих книг и теорий продолжалась. Фактически, большинство рецензий в "Американском социологическом журнале", "Социальных силах" и "Американском социологическом обозрении" содержали критику моих работ. Но поскольку критика эта была честной - иногда компетентной, иногда нет, - я не принимал ее близко к сердцу. Напротив, мне нравились такие рецензии намного больше, чем чисто хвалебные. Если критика оказывалась глупой, как, впрочем, чаще всего и было, это лишний раз убеждало в правоте моих теорий. Если же критика отличалась компетентностью, я извлекал выгоду тем, что исправлял свои ошибки. Вот почему я и сегодня редко читаю хвалебные комментарии к моим трудам с той тщательностью, с которой изучаю острокритические нагоняи. Я получал удовольствие от критики, опубликованной в вышеупомянутых журналах еще по некоторым причинам, указанным в моем письме к редактору "Американского социологического журнала" (март 1957 г., с. 515):

"Весьма пренебрежительный тон Ваших рецензий является добрым предзнаменованием для моих книг, потому что существует тесная взаимосвязь между ругательствами со стороны ваших рецензентов в адрес моих книг и их дальнейшей судьбой. Чем сильнее их ругают (а практически все мои труды были изруганы в пух и прах вашими рецензентами), тем более значимыми они оказываются, тем больший успех им сопутствует, тем больше их переводят на другие языки и тем обширнее научная литература о них. Последняя появляется в виде солидных статей, докторских диссертаций и книг о моих работах. Чем больше меня ругают, тем большее место отводят моим трудам различные философские энциклопедии и словари социологической лексики, и тем обширнее главы в учебниках и монографиях, посвященные моим теориям и "эмоциональным извержениям". Наконец, чем сильнее меня ругают, тем чаще "ругатели" по прошествии нескольких лет становятся на мою точку зрения..."

В общем-то, я приветствовал такую резко поляризованную реакцию. По моим наблюдениям, подобная реакция была типичной для подавляющего большинства крупных работ в науке, философии, изящных искусствах или религии, и, вообще, во всех областях творчества. Только работы, в которых нет ничего нового и важного, которые не бросают вызов господствующим идеям, стилям или стандартам, только такие работы, если им вообще суждено быть замеченными, встречают несколько поощрительных откликов и быстро уходят в забвение, не удостаиваясь даже краткого надгробного слова. "Если я не могу повторить великие достижения социальных мыслителей, то, по крайней мере, удовлетворюсь сходством с ними в малом", - таково было мое отношение к критике.

После публикации "Социальной мобильности" и "Современных социологических теорий" мое имя отчетливо вписалось в "социологическую карту мира". Прежние волнения относительно научного положения во многом отошли на второй план. Ободренный благоприятной реакцией на эти книги, я спокойно продолжал научную деятельность и начал исследования в области сельской социологии.

Рассказ об интенсивном умственном труде в годы, о которых идет речь, не должен создавать впечатления, что мое здоровье подвергалось опасности, или что я был на грани нервного срыва, или что мы с женой не могли наслаждаться полнотой жизни. Ничего подобного. Хотя научная и педагогическая работа забирала большую часть нашего времени и сил, мы успевали встречаться с друзьями, заниматься философическими и художественными развлечениями, культурно проводить досуг и просто получать удовольствие от такой физической активности, как выезды на природу, рыбная ловля, плавание, прогулки в горах, игра в гандбол и прочее.

Летом вместе с семействами Чэйпинов, Циммерманов и Андерсонов мы частенько в выходные отправлялись на красивые берега реки Сент-Крукс поплавать, позагорать и провести ночь под звездами у костра. Зимой я регулярно играл в гандбол с аспирантами и преподавателями. Много вечеров проводил в компании студентов, за разговорами обо всем, что тогда нас интересовало. Если выходных дней было больше обычного, мы предпринимали отдаленные путешествия, порыбачить на уединенных озерах Миннесоты: Сюпериоре, Майлэксе, Вумэн Лэйке, ездили также в Ландшафтный парк (*10) штата и другие места.

Один раз на летние каникулы вместе с Циммерманами мы пропутешествовали через Блэк Хилз и Бэд Лэндз в Дакоте до самого Йеллоустоунского парка в Вайоминге, где жили в палатках больше недели, от души насладившись живописным ландшафтом, компанией медведей, пешими прогулками по разным достопримечательностям парка, купанием и рыбной ловлей.

Два других лета вместе с профессором Мак-Клинтоком и его семьей мы ездили на машине в горы Колорадо и проводили там около месяца на высоте двух с половиной тысяч метров. Мы жили в палатках и ни разу не ночевали в мотеле или гостинице. Там мы осуществили восхождения на многие вершины, включая Маунт Элберт, высочайший пик Колорадо (*11).

Эти длительные путешествия незабываемы! После месяцев изнурительного умственного труда, каким счастьем было забраться в наш подержанный "Форд-Т" (*12) и, забыв о всех проблемах, радуясь чувству свободы, ехать на природу. Солнце светит в небе, мимо пролетают все новые и новые пейзажи, неизведанные места ждут нас впереди.

Тогда все они были более "дикими", менее коммерциализированными и "цивилизованными", чем сейчас. Хотя наш "Фордик" часто барахлил, а многие дороги, особенно в горах Колорадо, были просто грязными проселками с крутыми поворотами впритирку к тысячеметровым пропастям, хотя мы не раз опасно скользили к обрывам, застревали на несколько дней из-за непроезжих дорог, а однажды были застигнуты в пути страшной бурей и ливнем, что из того? Все эти опасности и приключения только добавляли elan vital (*13) и позволяли сильнее ощутить радость жизни. Мы ездили, куда хотели и насколько хотели, останавливаясь в приглянувшихся местах. Рыбачили, купались, катались на лодке, лазали по горам. Совершали пешие прогулки. Готовили еду на газовой плитке, когда были голодны, спали в палатках и просыпались, когда хотели. Весь наш образ жизни в этих путешествиях был свободен от тирании расписанных по минутам занятий, встреч, домашних обязанностей, тирании, необходимой нам в нормальные рабочие периоды жизни. Кроме этого, в путешествиях мы сбрасывали с себя цепи многих "цивилизованных", но раздражающих своей бессмысленностью условностей comme il faut (*14), включая утонченные манеры поведения, форму одежды и тому подобное. Эта истинная свобода, красота великолепного пейзажа, неистощимая новизна нашей физической активности, вид суровых, сияющих горных вершин или уединенных, дремотных или искрящихся озер, поэтическое журчание горных речек и водопадов - все это и было настоящей жизнью в полной ее красе. Только счастливые минуты творческого озарения в умственном труде могут соперничать и, пожалуй, превзойти в радостных ощущениях эту жизнь на природе. Не удивительно, что несколько дней или недель такого путешествия полностью освежали нас и физически и умственно. Их исцеляющий и взбадривающий эффект препятствовал усталости мозга и нервному истощению и делал ненужными услуги психиатров и иных "целителей".

За шесть лет в Миннесоте я ни одного дня не провел в больнице и посещал врачей всего несколько раз. И мое тело, и мое сознание "хорошо вели себя" в той кипучей и полной работы жизни, которую мы тогда вели. Ощущений и впечатлений хватало и в культурной сфере деятельности: наши запросы простирались далеко за пределы профессиональных интересов. Я продолжал следить за развитием современных мне направлений в литературе, философии, психологии, теоретической и практической экономике, политике, этике, праве и искусстве. Что касается последнего, то кроме знакомства с литературой мы часто посещали выставки картин и скульптур, ходили в театр и кино, на выступления симфонических оркестров и сольные концерты.

На одном из таких концертов началась моя длившаяся всю жизнь дружба с великим дирижером Бостонского симфонического оркестра доктором Сергеем Кусевицким (*15). Еще в бытность бедным студентом Санкт-Петербургского университета я часто ходил на волшебные концерты оркестра Кусевицкого. Во время правления Керенского мы раз или два встречались как сотрудники правительства. Кусевицкий отвечал за развитие музыкального искусства в России, а я работал секретарем министра-председателя. После бегства в 1920 году Кусевицкого из Советской России мы не встречались до 1929 года, когда он давал концерт в зале Университета Миннесоты. После окончания выступления я направился прямиком в комнату маэстро поздравить его с чудным исполнением. Наша встреча была сердечной и радостной: пустились в воспоминания о пережитом в России, рассказывали друг другу о жизни в эмиграции и делились своим пониманием происходящего в настоящий момент. Это была запоминающаяся встреча! После моего переезда в Гарвард мы дружили семьями много лет до самой смерти наших выдающихся друзей.

Упомяну еще об одной незабываемой встрече в Миннеаполисе, с моим ближайшим другом профессором Н. Д. Кондратьевым. Как выдающемуся экономисту-аграрию и эксперту по циклам деловой активности, Советское правительство разрешило ему посетить американские университеты и исследовательские институты, занимающиеся этими проблемами. Цель поездки привела Кондратьева и в Университет Миннесоты, где он прожил у нас несколько дней. Какая это была радость для нас видеть друга живым, в добром здравии и говорить с ним о наших русских знакомых, об экономическом и политическом положении России и основных мировых проблемах в целом. К несчастью, эта встреча была последней. Несколько лет спустя после возвращения в Россию он был обвинен Сталиным в 1931 году как ведущий идеолог и разработчик плана антикоммунистической реконструкции сельского хозяйства России. Его "вычистили", и он исчез. До нас доходили слухи, что Кондратьева выслали, и он погиб не то в Туркестане, не то в Монголии. Но точно мы так и не знаем до сего дня, где, как и при каких обстоятельствах он погиб (*16). Вечная тебе память, дорогой друг!

Рассказывая о встрече с Кондратьевым, я вспомнил, как в шутку предложил президенту Коффману пригласить Льва Троцкого выступить на общеуниверситетском собрании. Примерно два года спустя после моей высылки из страны Сталин "вышиб" из России и Троцкого (*17). В то время изгнанник сидел под арестом на турецком острове Принципо возле Константинополя. "Хотя Троцкий и выслал меня, мы теперь оба товарищи по несчастью, так что я был бы рад представить его университетской аудитории", - примерно так формулировалось мое ироническое предложение, которое, по понятным причинам, было отвергнуто.

Итак, мы жили и работали в Миннесоте. Закончив написание "Современных социологических теорий", я приступил в сотрудничестве с К. К. Циммерманом к изучению основных проблем сельской социологии. За один год нам удалось закончить исследования и опубликовать их в 1929 году в книге "Основы сельской и городской социологии". Ее приняли очень благосклонно. Кроме прочего, от Министерства сельского хозяйства США поступило предложение провести подготовку систематизированного руководства и хрестоматии по сельской социологии. Оно исходило от известного социолога-агрария Чарльза Дж. Гэлпина, в то время руководителя отдела фермерского населения и сельской жизни в министерстве. Еще до публикации "Основ" (*18) он писал мне письма, в которых выражал глубокое удовлетворение моими предыдущими книгами ("Мобильность" и "Теории"). Поскольку предложение это давало нам возможность расширить, развернуть и более полно разработать главные идеи и основные выводы, содержащиеся в "Основах", и сам Гэлпин выразил желание сотрудничать с нами, мы приняли его предложение и углубились в работу. При помощи Т. Лынна Смита, Ч. Таубера и других аспирантов мы закончили работу над объемной рукописью "Систематизированная хрестоматия (*19) по сельской социологии" в течение 16 месяцев. Издательство Университета Миннесоты быстро опубликовало первый том в 1930 году, второй и третий тома, соответственно, в 1931 и 1932 годах.

В нашем коллективном предисловии к первому тому говорится, что "большая часть подготовительных работ, отбора и систематизации материала и в целом по самой рукописи "Хрестоматии" была выполнена профессором Сорокиным. Без его энциклопедических знаний литературы по аграрным вопросам и социологической теории и неослабного внимания к деталям композиции и интерпретации "Хрестоматия" не была бы подготовлена в столь короткий срок".

И действительно, подготовка этих трех томов потребовала от меня самой напряженной работы. Когда уже виден был конец нашего труда, я чувствовал себя уставшим, раздраженным и хотел только одного - закончить работу как можно скорее. С глубоким вздохом облегчения я отослал законченную рукопись в издательство и на радостях, что вновь свободен, сделал многое из того, о чем только мечтал в процессе работы.

Завершение рукописи позволило мне задуматься над тем, куда направить свою мысль и какой проблемой заниматься далее. Так или иначе, эта новая проблематика ранее уже смутно брезжила в моем сознании. Теперь она начала все больше занимать мое внимание и воображение, и тщательно обдумывая ее, я осознавал те огромные трудности, которые требуется преодолеть в целой серии необходимых исследований. Мне становилось ясно, какой гигантский труд потребуется для этого и как скромны мои возможности для того, чтобы адекватно справиться с такой задачей. Несмотря на эти сомнения, тема дразнила и манила, так что после некоторых колебаний я сделал выбор и взялся за нее.

"Как бы там ни было, лучше потерпеть неудачу в достижении великой цели, чем добиться успеха в скучном и мелком деле", - такими безрассудными мотивациями укреплял я свое решение. Принявшись за дело, я неторопливо начал предварительные paзработки выбранной темы. Примерно десять лет спустя в 1937-1941 годах появились на свет четыре тома "Социальной и культурной динамики" как результат моего "опрометчивого" выбора направления исследований.

После публикации "Основ" и первого тома "Хрестоматии" мой престиж в науке значительно возрос. Книги были встречены с энтузиазмом: в статьях, рецензиях и личных ко мне письмах их называли "вехами", "великими", "основополагающими" и тому подобными вкладами в сельскую и городскую социологию. Среди прочих знаков высокой оценки моих книг упомяну два предложения постоянного профессорства от двух больших национальных университетов. Однако поскольку Университет Миннесоты с готовностью предоставил мне те условия, о которых шла речь в этих предложениях, и мы с женой привыкли к Миннесоте, я отклонил их. Вполне довольные нашим положением, мы думали, что проживем здесь до старости.

ПРИГЛАШЕНИЕ ИЗ ГАРВАРДА

Вскоре, однако, непредсказуемый поворот судьбы все резко изменил. Весной 1929 года я получил приглашение от факультета экономики Гарвардского университета и Комитета по социологии и социальной этике приехать в Гарвард, чтобы провести несколько лекций и семинаров на тему по моему усмотрению. Приглашение в какой-то мере удивило меня, потому что я никогда прежде не был в Гарвардском университете и едва ли знал кого-либо из его знаменитых ученых лично. До последнего времени контакты с Гарвардом ограничивались получением писем с одобрением моих книг от профессоров Ф. Тауссига, Т. Карвера, Дж. Д. Блэка и знакомством с благосклонными рецензиями в "Гарвардском ежеквартальном экономическом журнале". Я, естественно, принял приглашение и в марте 1929 года приехал в этот университет с лекциями. Профессора X. Бёрбэнк, Ф. Тауссиг, Э. Гэй, Т. Карвер, Дж. Д. Блэк, Р. Б. Перри, Ч. Буллок, У. Хоккинг, Р. Кэбот, А. Уайтхэд и многие другие отнеслись ко мне самым сердечным и любезным образом. Они почтили меня присутствием на лекциях, обсуждали со мной общие проблемы, организовали специальный банкет, чтоб представить меня преподавателям университета. Я также был приглашен на ланч президентом Гарварда Л. Лоуэллом и у него дома познакомился с некоторыми членами Гарвардской корпорации (*20). Кроме этих старейших членов университетского сообщества состоялось и знакомство с рядом более молодых ученых - инструкторов, преподавателей, ассоциированных профессоров и аспирантов (*21), среди них с Ч. Джослином и Т. Парсонсом.

Мои лекции и семинарские занятия, кажется, прошли хорошо. По крайней мере, многие ученые тепло поблагодарили меня за выступление. Я тоже получил удовольствие от визита. Ученые и студенты Гарварда, университетские атмосфера и нравы оставили вполне благоприятное впечатление. К концу моего визита у меня возникло смутное ощущение, что пригласили меня не просто как приезжего лектора, а как возможного "жениха", у которого хотят внимательно рассмотреть внешность, манеры, ценностные ориентации, черты характера и научные способности. Если эта догадка была верной, то гарвардцы, конечно, успели хорошо рассмотреть, что я из себя представляю. Однако никаких предложений в ходе визита мне сделано не было. Закончив программу, я поблагодарил хозяев и попрощался с новыми друзьями. В Миннесоту вернулся вполне довольный как путешествием, так и щедрым чеком в кармане.

После возвращения я сделал несколько последних уточнений в "Хрестоматии" и занялся написанием двух статей. Наступившие летние каникулы мы провели в горах Колорадо. Четыре недели отдыха восстановили мою энергичность и душевное равновесие. Время от времени даже на отдыхе, в промежутках между физической активностью, я снова и снова задумывался о проблемах запланированной мною работы. Хорошо отдохнув, мы вернулись в Миннеаполис. Там с новой энергией я принялся разрабатывать тему будущей "Динамики". Предварительные исследования прояснили одну вещь: если делать работу как следует, то одному мне с ней не справиться, нужна значительная помощь ряда хороших специалистов по истории и психосоциальным наукам.

В конце сентября 1929 года, когда я ломал голову, где достать такую помощь (ведь у меня не было денежных фондов, чтобы просто оплатить ее), пришло письмо от президента Лоуэлла из Гарварда. В любезном стиле он информировал, что университет впервые в своей истории решил учредить кафедру социологии и по единодушному решению кафедра предлагается мне. Далее в письме детализировались финансовые и прочие условия, включая привилегию самому выбрать факультет, где будет организована моя кафедра.

В ответе президенту Лоуэллу я написал, что условия предложения щедры и подходят мне. Однако я позволил себе заметить, что они были бы еще лучше, если кафедру социологии в скором времени преобразовать в полный отдельный факультет социологии. Это встречное предложение было быстро одобрено, и 28 октября 1929 года президент и сотрудники Гарварда избрали меня профессором социологии, с началом преподавания с 1 сентября 1930 года. Выборы были утверждены Советом попечителей 13 января 1930 года. Было также решено, что в декабре 1929 года я должен буду приехать в Гарвард на несколько дней, чтобы определить некоторые детали моей будущей деятельности.

Так в течение одного месяца в моей жизни произошла крутая перемена. Не считая догадок по поводу "смотрин", я никогда и не думал, а тем более не добивался приглашения из этого великого университета. "Если вы ошиблись в выборе, вина целиком ваша", - полушутя сказал я президенту Лоуэллу и декану Муру во время нашей встречи в декабре 1929 года.

Помимо прочего Лоуэлл сообщил, что Гарвардский университет решил создать кафедру социологии еще 25 лет назад. Это не было сделано, поскольку не находилось социолога, достойного занять место заведующего кафедрой. Сейчас, по их мнению, такой ученый найден, и они поэтому быстро приняли решение. Я, естественно, был окрылен таким поворотом судьбы. В конце концов гарвардское назначение было впечатляющим признанием моих достижений, что подтверждалось как откликами в прессе, так и потоком поздравительных писем от друзей, коллег и критиков.

Администрация и регентский совет Университета Миннесоты, которых с самого начала я держал в курсе моих переговоров с Гарвардом, предложили мне самые выгодные условия найма, дозволенные законодательством штата. Но поскольку они все равно значительно уступали тем, что предлагал Гарвард, руководство университета с сожалением приняло мою отставку, вступающую в силу в конце учебного года, и выразило признательность за мою службу университету. Президент Л. Д. Коффман в своем официальном письме от 16 ноября 1929 года желал мне также "всего наилучшего и больших успехов на новом поприще". Неофициально Коффман с юмором заметил: "Вот так мы выращиваем здесь из молодых телят отличных быков, а потом большой плохой волк из Гарварда является и крадет их. Нужен закон против таких грабительских действий гарвардцев".

Это шутливое замечание на самом деле было абсолютно верным: за три предыдущие года Гарвард "утащил" из Университета Миннесоты профессоров Дж. Д. Блэка, Н. С. Д. Грэса, а за несколько лет после моего ухода - профессоров К. К. Циммермана, А. Хэнсэна и Дж. Н. Д. Буша. Однако вины Гарварда тут нет, поскольку так поступали все хорошие университеты и колледжи страны, включая и сам Университет Миннесоты. В последующем мои наблюдения показали, что профессиональные ряды наших вузов примерно на 40 % заполнялись за счет "утечки мозгов" или, иными словами, переманиванием профессоров из других университетов и колледжей. И только около 60 % вакансий заполнялись "инбридингом" (*22) - т. е. за счет собственных инструкторов и ассоциированных профессоров.

Множество мелких проблем и неизбежные хлопоты во время перевода в Гарвард сильно помешали работе над "Динамикой" в октябре-декабре 1929 года. К началу следующего года эти вопросы утряслись, возбуждение улеглось, и ничто более не мешало работе. В январе я возобновил исследования и упорно продолжал их до начала августа. В этом месяце, попрощавшись с друзьями из Миннесоты, мы поехали на машине на Лесное озеро в Канаде, надеясь половить там щук. Несколько дней мы провели на одном из островов, но, потерпев неудачу в рыбалке, вернулись на берег, где оставили свою машину.

Во время переправы мы едва не утонули. Вскоре после отплытия (от берега до острова было около 15 миль) разразилась жестокая буря. В течение нескольких минут тихие воды озера превратились в яростные и грозные штормовые волны, грозившие опрокинуть лодку. Два часа мы были в таком опасном положении. Если бы наш маленький подвесной мотор захлебнулся даже на короткое время, мы бы исчезли во взбесившейся стихии. К счастью, старый моторчик справился и вывез нас - мокрых, но спасенных, - на берег.

От Лесного озера мы неспеша отправились в Кэмбридж (*23), останавливаясь на день-два то в одном, то в другом месте с красивой природой и хорошей рыбалкой. Так мы проехали северную часть Миннесоты, Висконсин и Мичиган. Хорошо отдохнувшие и бодрые, мы, наконец, добрались до Кэмбриджа в конце августа 1930 года. Приезд в Гарвард подытожил важный период в нашей жизни и открыл в ней новую страницу.

Вспоминая годы в Миннесоте, я нахожу, что они в самом деле были временем осмысленным и творческим. Мы с Леной были сравнительно молоды и полны энергии, жили, работали и наслаждались этой жизнью во всей ее красоте.

Глава тринадцатая. ПЕРВЫЕ ГОДЫ В ГАРВАРДЕ

ОСНОВАНИЕ ФАКУЛЬТЕТА СОЦИОЛОГИИ ГАРВАРДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

В первые несколько месяцев нашей жизни в Кэмбридже у меня не было времени работать над "Динамикой". Во-первых, нам следовало найти жилье, что мы и сделали, сняв половину комфортабельного дома на две семьи на Вашингтон-авеню. Затем нам пришлось в буквальном смысле "проесть себе путь через весь Кэмбридж и Бостон" на бесчисленных ланчах и обедах, которые устраивали как гарвардские профессоры, так и коренные бостонцы, а также сановники обоих городов, Кэмбриджа и Бостона. Я никогда особенно не любил "жизнь общества", состоящую из бесконечных званых обедов и вечеринок, тем не менее, подобно всем новичкам Гарварда, мне пришлось пройти через этот ритуал, чтобы не нарушать обычаи. Кроме того, у нас было множество мелких забот, неизбежных при устройстве на новом месте, которыми следовало заняться, дабы приспособиться к окружающему нас обществу. Эта "внеучебная", так сказать, деятельность занимала значительную часть моего времени.

И все же основным моим занятием тогда было выполнение академических обязанностей - подготовка к лекциям, изучение местных правил и установлений, присутствие на заседаниях различных комитетов и, в частности, председательство в комитете по организации нового социологического факультета.

До его создания я включил свою кафедру в состав экономического факультета, выбрав этот факультет потому, что его выдающиеся ученые - Тауссиг, Гэй, Карвер, Бёрбэнк, Буллок Блэк, Крамм и другие - играли важную роль в деле основания факультета социологии и выборе меня первым профессором социологии Гарварда. Я уважал их как больших ученых, любил как друзей и единомышленников. Мне никогда не пришлось пожалеть о сделанном выборе: за год в составе экономического факультета я многому научился от его заслуженных преподавателей и в полной мере оценил их помощь, дружбу и сотрудничество.

В самом начале 1930-1931 учебного года президент Лоуэлл назначил специальный комитет для организации нового факультета со мной во главе. Членами комитета стали Р. Кэбот, Т. Карвер, Р. Б. Перри, X. Бёрбэнк, А. Шлезингер, А. М. Тоззер, Э. Б. Вильсон, Дж. Блэк, Дж. Форд, Г. Оллпорт, представлявшие факультеты экономики, истории, психологии, антропологии, философии и социальной этики.

Разнообразие мнений членов комитета по поводу того, какого рода курсы лекций и практические занятия должен предлагать студентам новый факультет, делало задачу комитета трудновыполнимой за короткое время. Эти внутренние трудности усугублялись двумя условиями, поставленными перед комитетом администрацией. Во-первых, высказывалось желание, чтобы факультет был первоклассным и по составу преподавателей, и по учебным программам, и по своему исследовательскому потенциалу, но предписывалось набирать сотрудников исключитель-но из числа гарвардского преподавательского состава, не приглашая никого из социологов со стороны. Поскольку в Гарварде почти не было людей, получивших социологическую подготовку или работавших ранее преподавателями социологии, можете вообразить, как трудно было создавать первоклассный факультет без социологов в узком смысле этого слова. Второе условие гласило, что новый факультет должен вобрать в себя факультет социальной этики. Это, естественно, вызывало сопротивление людей, работавших там, противоречило их интересам. Эти известные интересы могли бы серьезно навредить работе комитета, если бы президент факультета социальной этики доктор Р. Кэбот не сотрудничал с нами искренне и с желанием. Его справедливое отношение и чистосердечное участие в создании социологического факультета устранили многие трудности, создававшиеся людьми, чьи интересы оказались под угрозой.

Широкое разнообразие взглядов членов комитета на то, каким быть новому факультету, и эти два условия грозили затянуть работу на очень долгое время. К счастью, искреннее стремление членов комитета решить стоящую перед ними задачу как можно быстрее, дух согласия и взаимных уступок, значимость для членов комитета моих взглядов и предложений, а также моя позиция новичка, не вовлеченного пока в склоки различных гарвардских групп, позволили нам закончить работу за шесть или семь недель. Я не добился всего задуманного в отношении структуры нового факультета, но все же, в создавшихся обстоятельствах, и то, что было сделано, оказалось немалым успехом. Может быть, самой большой уступкой, на которую мне пришлось пойти, являлся отказ от идеи создать социологический факультет как чисто аспирантское подразделение, открытое только для лучших выпускников (*1). Я считал и считаю социологию самой сложной из всех психосоциальных наук. По финансовым и прочим практическим соображениям даже Гарвард не мог позволить себе столь "избранный" факультет. Посему мы пришли к соглашению, что новое подразделение будет обучать как студентов первых четырех курсов, так и аспирантов, но оба отделения станут принимать только самых лучших учащихся. Помимо меня, как президента факультета, в качестве постоянных сотрудников были рекомендованы: Р. Кэбот (полный профессор), Дж. Форд (ассоциированный профессор), Ч. Джослин и Т. Парсонс (факультетские инструкторы), П. Пигорз и У. Л. Уорнер (туторы). Мы также договорились, что для наших студентов будут доступны многие курсы и семинары других факультетов по таким предметам, как криминология (курс С. Глюека в Школе Права), курсы Тауссига, Карвера, Блэка и Крамма на экономическом факультете, курс социальной психологии Г. Оллпорта на психологическом факультете, статистика на экономическом и математическом факультетах, курсы лекций по философии, истории, включая историю религий, политическим наукам, антропологий, лингвистике, литературе и искусству. Таким вот путем базовые социологические предметы дополнялись многими дисциплинами, преподававшимися известными учеными на других факультетах.

В декабре 1930 года я представил выработанный комитетом план создания социологического факультета президенту Лоуэллу. Он и его администрация одобрили проект за исключением одного момента: они отказали в назначении Талкотта Парсонса факультетским инструктором. Несколько удивленный этим, я спросил профессора Бёрбэнка, президента факультета экономики, где Парсонс был инструктором, какие причины стоят за этим отказом. Суть сказанного Бёрбэнком заключалась в том, что Парсонса экономика интересует меньше, чем социология, и по этой причине, видимо, качество работы на факультете оставляло желать лучшего, и что, может быть, Парсонсу лучше заняться социологией, так что экономический факультет будет только рад отдать его нам. Мои личные впечатления от Парсонса, сформированные несколькими встречами с ним, были довольно благоприятны. В наших беседах он показал хороший аналитический ум и знакомство с теориями Дюркгейма, Парето, Вебера и других социологов. Весьма впечатленный его знаниями, я уверенно рекомендовал назначение Парсонса членам комитета и получил их одобрение моей рекомендации.

Учитывая это, я сказал профессору Бёрбэнку, что мы настаиваем на кандидатуре Парсонса, и попросил его, а также Тауссига, Гэя, Карвера и Перри поддержать рекомендацию комитета перед президентом Лоуэллом и администрацией. Членов комитета я тоже попросил употребить все свое влияние на администрацию в этом вопросе. Заручившись их поддержкой, я приложил все силы, чтобы убедить мистера Лоуэлла изменить решение. После двух бесед с ним я в конце концов получил его согласие на назначение Парсонса (*2). После конструктивного решения данной проблемы администрация представила план создания факультета профессорско-преподавательскому составу Гарварда и получила его одобрение. Факультет был официально создан в начале 1931 года и с сентября приступил к обучению студентов.

Вот так, совершенно неожиданно мне случилось дважды играть важную роль в образовании двух факультетов социологии: одного - в Петроградском университете в 1919-1920 годах (*3), а второго - в Гарварде в 1930-1931 годах. В более поздние годы меня приглашали организовывать факультеты социологии в университеты Индонезии, Индии и Латинской Америки. Однако занятый своими исследованиями и не любя административную работу, я отклонял подобные приглашения.

ВОЗОБНОВЛЕНИЕ РАБОТЫ НАД "ДИНАМИКОЙ"

В конце первого моего семестра в Гарварде работа по организации нового факультета была в основном закончена. Требующие времени ритуальные обеды в Кэмбридже по большей части также окончились. Это давало мне возможность больше работать над "Динамикой" и заняться чем-то еще, кроме преподавания.

Работа над "Динамикой" в конце концов была поддержана финансами от Гарвардского комитета по исследованиям в социальных науках. Субсидия, данная на четыре года, составляла около 10 тысяч долларов на все четыре тома моей книги. Эти деньги позволили получить столь необходимое сотрудничество известных специалистов по истории живописи, скульптуры, зодчества, музыки, литературы, естественных наук, философии, экономики, религии, этики, права, войн, революций и прочих важных социокультурных процессов. За очень скромное вознаграждение эти специалисты (в основном русские эмигранты) любезно согласились выполнить для меня огромное количество черновой работы по заданиям, которые я написал каждому из них. (Имена моих помощников приведены в начале соответствующих глав "Динамики".)

Никому из этих экспертов не сообщалось, для чего понадобились статистические таблицы и прочие материалы, которые они согласились подготовить. Никто не знал и какого рода гипотезы или теория будут проверяться теми систематизированными и в основном количественными данными, что они собирали согласно моим указаниям. Я держал их в неведении относительно моих пробных гипотез совершенно сознательно: нужно было получить от них компетентно подобранные и полные выкладки фактов, относящихся к той или иной проблеме, чтобы при этом на их подбор не влияли любые предварительные теоретические построения, сложившиеся в моей голове. Этим объясняется крайнее возбуждение, возникавшее каждый раз, когда я получал от своих помощников таблицы и другие выжимки эмпирических данных. Подтвердят ли временные ряды и другая информация гипотезы или вступят с ними в противоречие, а может быть, окажутся просто нерелевантными (*4)? Такой вопрос настойчиво возникал в моей голове всякий раз, когда я начинал изучать полученный материал. К счастью, почти все многочисленные результаты "раскопок" моих помощников подтверждали предварительные гипотезы даже более убедительно, чем ожидалось.

Эмпирические материалы продолжали поступать примерно четыре года, и все это время я сильно волновался. Общее количество вспомогательной информации, переданной мне моими выдающимися помощниками, было невероятно огромным. В "Динамике" использовано только самое важное из этого, но даже эта часть, представленная сотнями таблиц, каждая из которых обещала длинные временные ряды данных по многим основным социокультурным процессам, была столь объемной и систематизированной, что вряд ли какая-нибудь другая социологическая работа в области социальных и культурных систем, их колебаний и изменений, может сравниться с моей, которая, уверен, останется непревзойденной.

Все сказанное показывает совершенную беспочвенность той критики в адрес "Динамики", которая утверждает, что главные теории, содержащиеся в книге, были выдуманы заранее, а их эмпирические подтверждения - не что иное, как тенденциозно подобранное "оформление". Конечно, никто из этих критиков не представлял, да и не мог представить каких-либо доказательств своих совершенно оторванных от реальности вымыслов. Со своей стороны скажу, что эти глупые предположения немало позабавили меня. В книге Ф. Оллена "Обозрение Питирима А. Сорокина" один из моих знаменитых помощников профессор Н. С. Тимашев (*5), подтверждает, что он, как и прочие сотрудники, ничего не знал о целях, ради которых я просил его количественно описать все значительные внутренние неурядицы, перевороты, сдвиги в общественной жизни Древней Греции, Рима, Византии и основных европейских стран (1613 случаев), а также все изменения в уровне преступности и суровости наказаний в основных уголовных кодексах Европы, начиная с законов у варваров и кончая современными советскими, фашистскими и нацистскими кодексами.

Хочу воспользоваться случаем, чтобы выразить мою глубокую благодарность всем моим уважаемым помощникам в процессе создания "Динамики": они выполнили свой задания добросовестно и со знанием дела. Без той гигантской подготовительной работы, что проделали они, эмпирическая часть "Динамики" была бы много меньше, небрежнее и фрагментарнее.

Начиная со второго семестра первого года в Гарварде и следующие пять лет я посвящал практически все свободное время этому труду. В длительном процессе создания книги, конечно, бывали разные моменты: и чувство провала замыслов и блуждание в потемках, и тупики, и сомнения в необходимости работы, и желание все бросить. Иногда эти мрачные моменты переходили в депрессию, раздражение, полную неудовлетворенность собой и своими способностями сделать работу как следует. К счастью, эти моменты с лихвой компенсировались нечастыми периодами творческого озарения и осуществления замыслов, разгонявшими мрак в страждущей душе. Все это, вместе взятое, углубляло и обогатило мой жизненный опыт. В конце концов, некоторая доля трагического совершенно необходима, чтобы оградить нашу жизнь от просвещенного, но бессмысленного филистерства. Короче, я хорошо прожил годы, потраченные на "Динамику".

ИСТОРИЯ ФАКУЛЬТЕТА

1931/1932 учебный год был отмечен открытием факультета социологии. Хотя к занятиям допускались только самые лучшие студенты и аспиранты, их число уже в первый год работы факультета намного превзошло самые смелые наши ожидания. Благодаря тщательному отбору процентная доля студентов, выпущенных факультетом с оценками summa, magna cum laude (*6), первые годы оказалась очень высокой. В результате другие факультеты стали протестовать против нашей привилегии "снимать сливки" и оставлять им менее способных студентов. Поскольку эти протесты были по сути справедливы, особенно с точки зрения "уравнительной демократии", данная привилегия в конечном счете была отменена, и в последующие годы факультет был вынужден принимать не только лучших, но и посредственных студентов. По отношению к аспирантам мы продолжали практиковать суровый отбор, по крайней мере до конца моего руководства факультетом в 1942 году. Такая селекция вкупе с притоком способных аспирантов из других университетов, привлеченных славой Гарварда и в какой-то мере моей собственной репутацией (что подтверждают письма некоторых моих блестящих учеников), позволили Гарвардскому факультету социологии, за годы моего руководства, выпустить очень большое число молодых лидеров американской социологической науки. И это даже несмотря на то, что состав постоянных сотрудников факультета был одним из самых небольших в стране: один полный профессор социологии - я сам (кроме того, полным профессором был Р. Кэбот, но он продолжал читать лекции по социальной этике, а не социологии), два ассоциированных профессора, два факультетских инструктора и четыре - шесть ассистентов преподавателей.

Когда в январе 1962 года была опубликована книга Чарльза и Зоны Лумисов "Современные социальные теории", в письме к ним я заметил, что практически все социологи, чьи теории разбираются в книге (Кингсли Дэвис, Дж. Хоманс, Р. К. Mepтон, Т. Парсонс, Р. Вильямс и другие, включая самого профессора Лумиса и У. Э. Мура, ответственного редактора социологической серии издательства "Ван Нострэнд"), были аспирантами, или инструкторами (как Дж. Хоманс), или (как X. Беккер) временно читали лекции на нашем факультете в бытность мою его руководителем. К этим именам ведущих социологов Америки я могу добавить еще несколько, например: профессора Ч. А. Андерсон, Р. Ф. Бэйлз, Б. Барбер, У. Баш, Р. Бауэр, К. Бергер, Р. Биерштедт, Дж. Блэкуэл, Р. Чемблис, А. Дэвис, Н. Демерат, Н. Денуд, Дж. Донован, Р. Дювоз, Дж. Б. Форд, Р. Хэнсон, Д. Хэтч, X. Хитт, Л. Хаак, Дж. Фихтер, У. Файри, X. Джонстон, Ф. Клукхон, Дж. Б. Кнокс, М. Леви, В. Парентон, А. Пирс, Б. Рид, Дж. и М. Райли, Э. Шулер, Т. Лынн Смит, Ч. Тилли, Э. А. Тириакиан Н. Веттен, Логан Вильсон и другие, кто был аспирантом на нашем факультете во время моего руководства. Если я и не внес большого вклада в их научный рост, кроме, пожалуй, нескольких подаренных им идей на семинарах, то, по крайней мере, не подавлял развитие их творческого потенциала. Как основатель и президент факультетов социологии в Ленинградском (*7) и Гарвардском университетах, я никогда не заставлял студентов некритично принимать на веру мои личные теории, а, наоборот, неоднократно советовал им идти по пути независимого исследования и выработки собственных взглядов, безотносительно к тому, согласуются они или нет с моими или любыми другими концептуальными схемами, методами и выводами. Правильность моего отношения и проводимой мною политики подтверждена последующим превращением этих студентов, научных сотрудников и инструкторов в крупных лидеров сегодняшней американской социологии, психосоциальных наук, образования и культуры.

Маленький преподавательский состав факультета и ограниченное число курсов, которые этот состав мог вести, после первого же года заставили меня исправлять этот недостаток приглашением нескольких ведущих гарвардских ученых организовать и прочитать на факультете специальные курсы лекций в областях, где они были авторитетами. Таким путем, на второй и последующие годы работы факультета количество предлагаемых студентам курсов заметно возросло за счет лекций и семинаров по социологии семьи, села и социальных изменений, которые читал и вел К. К. Циммерман после своего назначения на должность ассоциированного профессора в Гарварде; по социологии религии (этот курс организовал профессор А. Д. Нокк, а читали его несколько гарвардских ученых-религиоведов); по социологии животных (курс организовал профессор У. М. Вилер, а читали несколько специалистов в области социальной жизни живых существ); по социологии права (курс следовательно читали профессор Н. С. Тимашев, декан Роску Паунд, доктор Г. Келсен и доктор Г. Д. Гурвич (*8) ); по социальной психологии (профессор Дж. Оллпорт) и т. д. К этим регулярным курсам лекций и семинарам впоследствии добавлялись предметы, которые вели профессора из других университетов, приглашенные нами на семестр, учебный год или летнюю сессию. За годы моего руководства нас посетили такие заслуженные ученые, как Кларенс Кэйз, Ч. А. Эллвуд, Р. Парк, Э. Бёрджес, У. И. Томас, Ф. С. Чейпин, А. Кребер, X. Беккер из американских университетов; Ганс Келсен, Л. фон Визе и Р. Турнвальд из австрийских и немецких университетов; Г. Д. Гурвич из Сорбонны. Курсы и семинары ведущих мировых ученых в своих областях знания весьма обогатили программу факультета и сделали ее в высшей степени качественной и сбалансированной. Руководимые в своей подготовке постоянными и временными преподавателями, студенты и аспиранты социологического факультета могли успешно изучать специальность и максимально развивать свои способности и пытливые умы.

Короче говоря, за первые три года существования факультета Гарвардский университет прочно обосновался на карте мировой социологии и стал столь же значимым центром социологической подготовки, как и любой другой университет.

Организация факультета закончилась, и его нормальное функционирование было обеспечено, поэтому на четвертом году моего председательства я попросил администрацию освободить меня от поста и обязанностей главы факультета. Я никогда не любил рутинную административную работу и не придавал большого значения должностным креслам. Когда мое руководство было необходимым для создания нового факультета, будь то в Ленинградском (*9) или Гарвардском университете, я относился к этому как к моему долгу в социологии и старался справиться с обязанностями как можно лучше в существующих условиях. Но едва только моя задача была выполнена, я снова хотел вернуть себе свободу, сбросив надоедающие административные обязанности, чтобы заняться более интересной и плодотворной работой ученого. К сожалению, моя первая просьба об отставке с поста главы факультета была отвергнута. Президент Лоуэлл просто сказал мне, что еще не найден подходящий ученый, способный заменить меня на этом посту и еще несколько лет мне придется оставаться главой факультета.

Четыре или пять лет спустя я снова попросил освободить меня от должности, и мне снова отказали. Наконец, в 1942 году я пришел к президенту Конанту и в третий раз попросил о том же, однако теперь я принес с собой копию протокола с результатами последнего голосования преподавателей по этому вопросу. Согласно их решению, обязательному для всех, любой председатель факультета в Гарварде должен назначаться только на три года, в крайнем случае на пять лет, и ни при каких обстоятельствах на больший срок. Показав копию резолюции президенту Конанту, я сказал, что уже выполняю обязанности руководителя более 12 лет и морально, и по закону, меня необходимо освободить от них, тем более что я сам не хочу оставаться во главе факультета, а в то же время есть другие ученые, весьма желающие занять этот пост. К великому моему облегчению, на сей раз моя просьба была удовлетворена. Nunc dimmittis. Fed guod polui faciant meliora potentes (*10) - с легким сердцем сказал я себе, после ухода с должности руководителя.

Таким образом я не несу ответственности за все, что случилось с факультетом с тех пор. Ни за крен в сторону психопатологии, социальной психологии и культурной антропологии, когда он был преобразован в факультет общественных отношений, ни за утерю социологии как таковой в эклектичных кучах хлама, которыми являются эти дисциплины, ни за любые другие перемены, случившиеся после 1942 года на бывшем социологическом факультете (*11). Преобразованный факультет (общественных отношений), конечно, увеличил число преподавателей, бюджет, исследовательские фонды и саморекламу. Но он едва ли воспитал столько выдающихся социологов, сколько выпустил факультет социологии с 1931 по 1942 год под моим руководством. Каждый волен, естественно, считать сказанное брюзжанием старого человека, однако если кто-нибудь проверит мои ворчливые наблюдения, то убедится в их полном соответствии истине.

Глава четырнадцатая. ПОСЛЕДУЮЩИЕ ГОДЫ В ГАРВАРДЕ

ДВА БОЛЬШИХ СОБЫТИЯ В НАШЕЙ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ

На каминной доске в моем домашнем кабинете стоят фотографии наших сыновей и самых дорогих друзей. Я хотел бы представить их читателям.

В Гарварде наша супружеская жизнь была осчастливлена рождением двух сыновей: Петра в 1931-м и Сергея в 1933 году. Эти радостные события дали нам ощущение полноты жизни. Воспитание и образование детей принесли нам новые заботы и волнения, особенно доставалось их матери, но все неприятности были ничто в сравнении с той радостью, что дарили нам мальчики. Жена, чтобы нянчить их, вынуждена была на время прекратить научную работу, сделав это с радостью, без сожалений и сомнений.

Формирование личностей наших сыновей в физическом, умственном, нравственном и творческом отношении представлялось нам главной задачей, в тот период жизни. Хотя мы давали им свободу в проявлении своих творческих возможностей, в то же время мы без колебаний отчитывали их за любые проступки, которые они, как все дети, иногда совершали. Вот в такой атмосфере они росли подобно цветам, естественно, без особых кризисов и потрясений. При рождении мы попросили наших дорогих друзей доктора Сергея Кусевицкого и профессора Михаила Ростовцева с женами стать сыновьям крестными. Имя Петр было дано старшему сыну в память отца моей жены. Когда пришло время назвать младшего, мы с Кусевицкими и Ростовцевыми решили, что его имя будет либо Сергей, либо Михаил в честь одного из крестных отцов. Кусевицкий и Ростовцев тянули жребий, и первый выиграл. Поэтому нашего младшего сына зовут Сергей. (Посвящение моей "Динамики" гласит: Петру, Сергею и их крестным родителям Сергею и Наталье Кусевицким, Михаилу и Софье Ростовцевым).

Впоследствии мои сыновья учились в публичных школах Винчестера и закончили Гарвардский университет. Оба они хорошо успевали, оба сделали диссертации в Гарварде: Петр на факультете прикладной физики, а Сергей - в Гарвардской Медицинской школе, получив докторские степени. Оба выбрали научные и академические карьеры: Петр - как физик-исследователь в "Ай-Би-Эм" (*2), Сергей - как инструктор и научный сотрудник Медицинской школы Гарварда. Оба уже напечатали ряд работ, имеющих определенную ценность, и оба делают свое дело хорошо. Я не удивлюсь, если они со временем станут видными специалистами в избранных областях. Как большинство родителей, мы с женой гордимся нашими сыновьями. Маленькая деталь: когда кто-нибудь просит к телефону доктора Сорокина, приходится переспрашивать, которого из четырех. Некоторые наши приятели говорят, что семья Сорокиных - университет в миниатюре, со своим математиком-физиком, биологом-ботаником, медицинским биологом и самозваным социологом-психологом-философом.

Когда сыновья выросли и разъехались из дома, миссис Сорокина вернулась к занятиям наукой и продолжает работать до сих пор. Вот так, помимо прочих подарков судьбы, я получил Божьей милостью еще и двух сыновей.

МЫ ПОСЕЛИЛИСЬ В ВИНЧЕСТЕРЕ

Среди множества перемен в нашей жизни, которые принесло рождение Петра, был и переезд из Кэмбриджа в Винчестер. Мне никогда не нравились большие города, и, в частности, по этой причине меня не устраивал Кэмбридж, который разросся до размеров очень большого города. Рождение сына заставило нас подумать о покупке собственного дома. Во время прогулок по Мидлсекскому заповеднику мы посетили Винчестер, и этот маленький "спальный" городок, произвел на нас приятное впечатление. Позднее мы нашли в городе дом, построенный для себя архитектором, чей отец был лесопромышленником. Хотя дом был основательно запущен, построил его архитектор очень хорошо, и, что важнее, он прилегал к огромному Мидлсекскому заповеднику - около 40 000 акров прекрасных лесов и озер, где часами можно гулять без помех со стороны автомобилей и людских толп. К дому вел короткий переулок, заканчивавшийся у его ворот.

Эти обстоятельства подвигли нас на покупку дома и переезд туда в феврале 1932 года. Мы заново отделали его и живем в нем вот уже тридцать лет (*3). Холмы и скалы вокруг дома навели меня на мысль самому разбить сад с азалиями, рододендроном, лилиями, розами и глициниями. К моему удивлению, осуществление этого замысла принесло мне золотую медаль Массачусетского садоводческого общества, а мой сад был показан на цветных фото во всю страницу в национальных журналах "Садоводство", "Дом и сад" и др.

Работа в саду заменяла мне все необходимые физические упражнения, снимала надобность в психиатре, так как сохраняла спокойствие и целостность моей души, давала мне время поразмышлять, когда в голове рождались свежие идеи. Так что я очень рекомендую всем разбивать собственные сады и работать в них как можно больше.

ХОРОШИЕ ДРУЗЬЯ И ДОСТОПОЧТЕННЫЕ ОППОНЕНТЫ

Кроме портретов сыновей на камине стоят фото моих великих учителей Леона Петражицкого, М. Ковалевского и Е. Де Роберти, о которых я уже писал, и наших дорогих друзей - Кусевицких и Ростовцевых. С самого приезда в Гарвард и до кончины обеих семейных пар они были нашими ближайшими и лучшими друзьями. С Сергеем и Натальей Кусевицкими мы встречались довольно часто либо у нас, либо у них дома и проводили немало счастливых часов в задушевных разговорах за завтраком или обедом. Они обычно приглашали нас на открытые прослушивания новых симфоний или концертов, и маэстро использовал мои впечатления как пробный камень для определения реакции интеллигентной публики на новые музыкальные произведения, исполняемые оркестром.

Со времени нашей встречи в Миннеаполисе между нами возникло глубокое чувство взаимопонимания, которое с годами только росло. Оба Кусевицкие были замечательными людьми. Сергей не только виртуозно играл на контрабасе и являлся одним из великих дирижеров славного оркестра, но он также был человеком высочайшей культуры. Выходец из российских евреев, но в своей блестящей карьере прошел "огонь, воду и медные трубы", со всеми присущими этому радостями и печалями. Его гений и огромный личный опыт развили ум, энергию, укрепили волю и превратили его самого не только в великого музыканта, но и в одного из самых примечательных людей своего времени. Он интуитивно разбирался в современной политической ситуации лучше политиков и хорошо понимал нынешнюю трагедию человечества. Будучи сам творческой личностью, он всегда с энтузиазмом приветствовал и поощрял творчество других людей во всех его формах, безотносительно к соображениям веры, расы, политических привязанностей.

Наталья Кусевицкая по-своему тоже была выдающейся личностью. Талантливый скульптор и одна из самых богатых дам дореволюционной России, она финансировала оркестр мужа, один из самых лучших тогда. Во времена, когда я был студентом, в любой приезд этого оркестра в Санкт-Петербург я покупал дешевый билет на его знаменитые выступления. Мы провели много радостных дней в замечательной компании с Сергеем и Натальей. И до сих пор храним их фотографии, где они сняты со своими крестниками или со всеми нами.

Мы с женой навещали маэстро в больнице, когда он заболел лейкемией. Вместе с Ольгой Кусевицкой, второй женой Сергея, на которой он женился после смерти Натальи, мы наблюдали, как расстается с телом бессмертная душа маэстро. С его смертью в нашей жизни возникла пустота. Примерно раз в год мы ездим на могилу наших дорогих друзей в Леноксе, неподалеку от созданного Сергеем Кусевицким Тэнглвудского музыкального центра (*4). Мы до сих пор с удовольствием поддерживаем дружеские отношения с Ольгой Кусевицкой. Помимо прочего, маэстро вверил ее попечению Фонд Кусевицкого и ряд других фондов для финансовой поддержки талантливых молодых композиторов. Ольга выполняет эти обязанности добросовестно и мудро. Этой цели она посвятила всю свою нынешнюю жизнь.

Через Кусевицкого я познакомился со многими выдающимися композиторами и исполнителями нашего времени (*5). Сближение с ними дало мне знания о современной музыке и ее ведущих исполнителях. Вечная спешка в нашем мире заставляет ограничить мои воспоминания и изъявления благодарности друзьям вышесказанным.

Я могу посвятить другим нашим друзьям - Ростовцевым - также лишь несколько строк моей торопливой автобиографии. Ранее уже говорилось, что студентом мне довелось посещать некоторые лекции этого великого ученого-историка в университете Санкт-Петербурга. Позднее, в годы первой мировой войны и в начале русской революции я лично встречался с господином Ростовцевым и его женой по работе в различных политических, научных и благотворительных организациях. Я также упомянул уже, что вскоре после приезда в Америку нашел их в Висконсинском университете, где Ростовцевы помогали советами и опекали меня. Впоследствии они перебрались в Йельский университет, а несколько лет спустя и мы переехали в Гарвард. Обосновавшись в Кэмбридже, мы навещали их в Нью-Хэйвене, а они приезжали к нам в Кэмбридж и Винчестер.

Невозможно в нескольких строках описать глубокие эмоциональные связи и многообразие общих интересов в науке, культуре и политике, что питали и усиливали нашу дружбу. Достаточно сказать, что время, проведенное с Ростовцевыми, всегда было самым счастливым, полезным и познавательным для нас. Оба они интеллектуально, нравственно и в культурном отношении вобрали в себя все лучшее, благороднейшее, что есть в современной цивилизации. Горизонты их умов были широки, знания человеческой истории поразительно глубокими и фундаментальными, их ценностные системы - безукоризненными, а суждения о прошлых и современных событиях почти всегда попадали в точку. Теплота и эмоциональная притягательность их характеров, свободных от пустой манерности, их доброта и гостеприимство еще больше оттеняли очарование и величие этих людей. Дружба с ними была настоящим подарком судьбы.

Кроме Кусевицких и Ростовцевых мы прекрасно дружили со многими гарвардскими учеными: Тауссигом, Карвером, Гэем, Блэком, Хансеном, Уайтхедом, Шумпетером, Леонтьевым, Елисеевым, Нокком, Оллпортом, Вотмау, Хоккингом и Сартоном, и также с несколькими выдающимися представителями естественных наук, среди них с Биркхоффом, Хантингтоном, Шэпли, Вилером, Хендерсоном, Терзаги и другими. Собравшись за обеденным столом, на коктейле, на регулярных заседаниях дискуссионного клуба или специальных конференциях по обсуждению различных важных для нас проблем, мы в неформальной обстановке обменивались мнениями, проявляя чувства взаимной симпатии и интереса к творчеству друг друга. На этих неформальных встречах я узнал многое из того, что, не будь их, осталось бы мне неизвестным. Особенно это относится к таким отраслям науки, которые весьма далеки от социологии и смежных с ней дисциплин.

Постепенно, с укреплением дружеских связей между мной и частью гарвардских преподавателей, росла и оппозиция моим теориям и мне самому как человеку из другого лагеря. В Гарварде, подобно многим университетам, профессоры, студенты и представители администрации имели разные взгляды на идеологию, политику, философию, религию, художественное творчество, этику и социальные проблемы, что и определяло их разделение на соперничающие группировки. Каждая из них, организованная как клуб, ассоциация или клика (*6), стремилась, естественно, поддерживать всех тех, кто разделял ее кредо, и критиковать тех, кто придерживался противоположных взглядов. Если подобные знаки одобрения или неодобрения ограничиваются чисто интеллектуальной поддержкой близких по духу идей, убеждений и ценностей и чисто интеллектуальной критикой противоречащих чьей-либо позиции взглядов, то от этого все только выигрывают. Меня не удивляло противодействие моим теориям. Будучи социологом-психологом, я прекрасно понимал, что многие мои теоретические построения весьма отличались от идейных представлений некоторой части гарвардских профессоров и студентов. Я бы даже сказал, не просто отличались, а прямо противоречили им. С политической точки зрения, по определению Генри Адамса, я подпадал под категорию "консервативный христианский анархист". Не присоединяясь ни к одной из существующих партий (к политическим анархистам, естественно, тоже), я резко критиковал республиканцев, равно как и демократов, коммунистов и социалистов. Студентами социологического факультета были, например, Франклин Д. Рузвельт-младший и Джон Рузвельт. Уж они-то наслушались от меня немало критики в адрес политики их отца, не говоря уже о прочих политических лидерах. Сам человек верующий, но на свой особый манер, я не принадлежал к какой-либо институционализированной религии. Не разделял я и восторгов различных спортивных болельщиков и энтузиазма приверженцев быстро меняющихся социальных причуд и модных поветрий. В отношении ко всему этому я скорее был независимым нон-конформистом со своими собственными теориями, убеждениями, стандартами поведения и ценностными ориентациями, которые считал более истинными, универсальными и прочными, чем преходящие, мелкие и быстро устаревающие ценности и идеологические привязанности многих моих коллег и студентов.

Поскольку мне удавалось излагать свои взгляды ясно и убедительно, было вполне естественным, что в оппозицию мне стали те, для чьей философии мои идеи представляли опасность. До тех пор, пока столкновение мировоззрений оставалось на чисто идеологическом уровне, не переходя на личности, как, к счастью, оно и было, я всей душой приветствовал борьбу мнений и получал от нее удовольствие. Как правило, все нон-конформистские и пионерные идеи вызывают поначалу определенное сопротивление и критику, поэтому, когда видные ученые именно так оценивали мои взгляды, умеренное или жесткое сопротивление им было неизбежным, и я ждал его. Это в общем-то не мешало мне. Если критика глупа, она только подтверждает правильность моих идей. Если критикующие указывают на ошибки, это убеждает меня отказываться от ошибочных положений в теории. В любом случае я выигрываю от критики, поэтому редко пренебрегаю ею.

ЗАВЕРШЕНИЕ "ДИНАМИКИ"

В гарвардские годы, достаточно долго, моя жизнь протекала безоблачно и бескризисно. Кроме выполнения обязанностей профессора, помимо счастливых часов в кругу семьи, времени, отданного дружеским встречам с коллегами, студентами и знакомыми, событиям в стране и мире, отдыху за работой в саду, музыке, рыбалке, лодочным прогулкам и борьбе с "джунглями" вокруг летней дачи на озере Мемфремагог в Квебеке, почти все остальное время я уделял работе над "Динамикой".

Обыкновенно я садился за нее в ранние утренние часы до ухода в университет и вечерами, если они не были заняты походами в гости или вечеринками у нас дома. Упорно работая, я печатал черновики каждой главы, а затем после многочисленных исправлений перепечатывал текст по два-три раза, пока не оставался доволен результатом. Когда глава была готова, то вместе с выверенными таблицами и тщательно нарисованными диаграммами полная рукопись главы передавалась профессиональной машинистке, которая и делала окончательный экземпляр для издательства. К концу 1935 года вся рукопись с таблицами и диаграммами заполнила несколько картонных ящиков в моем кабинете. Глядя на эти коробки, я время от времени с беспокойством раздумывал, найду ли издателя для такой кучи "макулатуры", которая не обещала ни особенных прибылей, ни тиражей. "Ну, кто сейчас, когда большинство людей читает только газеты и иллюстрированные журналы, захочет купить и прочесть несколько томов, изложенных сухим языком цифр и фактов", - сомневался я. Хотя временами такое беспокойство и овладевало мной, работа над "Динамикой" не прекращалась. В глубине души я был твердо уверен, что так или иначе опубликую свой труд. Уверенность не обманула меня. Еще до того, как я закончил рукопись, ко мне домой явился представитель издательской компании "Американская книга" и предложил контракт на публикацию "Динамики", которая нужна была фирме не столько для прибыли, сколько ради престижа. Вот так, без малейших усилий с моей стороны, появился издатель, мы подписали контракт, и вопрос публикации книги был решен.

Чем дальше продвигалась работа над "Динамикой", тем старательнее и с большей энергией я занимался ею, намереваясь закончить все как можно быстрее. Наконец, в начале 1936 года рукопись первых трех томов была готова. Поскольку они имели внутреннее единство, в отличие от четвертого тома, стоящего несколько особняком, мы с издателем приняли решение печатать три тома, не дожидаясь завершения последнего, четвертого. В 1937 году они были опубликованы, что на некоторое время освободило меня от бремени трудов, забот, депрессий и раздражения, сопутствующих их подготовке к печати. Я сделал что мог. Теперь только от самой книги зависело, заметят ли ее и будет ли ей суждена долгая жизнь (*7).

К счастью, появление трех томов "Динамики" заметили - и еще как! - во многих странах мира. Передовицы и редакционные статьи в американских и зарубежных газетах и журналах, специальные брошюры, статьи в научных изданиях, груды писем от читателей. В одних утверждалось, что "Динамика" - величайший социологический труд XX века, в других говорилось, что книга оказалась очень неудачной. Хвала и хула имели нечто общее: отсутствие чувства меры и излишнюю эмоциональность. Каковы бы ни были достоинства и недостатки "Динамики", она, похоже, чем-то "зацепила" и сторонников, и оппонентов. Собственно, этого "чем-то" мне было достаточно для удовлетворенности работой. Прием, оказанный книге, не оказался неожиданным. На мои предыдущие труды реагировали сходным образом. Это удел всех выдающихся сочинений по истории социальной мысли: одни чрезмерно хвалят, а другие безудержно ругают их. Если "Динамика" и не превосходит прочие работы в данной области науки, то, по крайней мере, выгодно отличается от них своей скрупулезностью и детализированностью. Широкое паблисити создало большой спрос на книгу, и количество проданных экземпляров значительно превысило наши ожидания.

Чтобы расслабиться после напряженного труда, я принял приглашение Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе приехать к ним с лекциями во время летней сессии 1937 года. Нам всем очень хотелось увидеть Запад Соединенных Штатов, его великолепные горы, национальные парки, пустыни и каньоны. Мы отправили наш автомобиль заранее в Солт Лейк Сити, куда позже сами приехали на поезде, и уже оттуда без спешки поехали через пустыню, провели несколько дней на Большом Каньоне, на Брайс Каньоне и в Зайонском парке (*8), от души насладившись чудными пейзажами и беззаботной кочевой жизнью. В Калифорнии при содействии нашего друга, профессора К. Панунцио, мы сняли комфортабельный дом в местечке Пасифик Палисаде с прекрасным видом на океан. Оттуда я пять раз в неделю добирался до Лос-Анджелеса на лекции и семинары в университете и встречи с должностными лицами города. На мою популярность работала широкая известность "Динамики", так что со мной носились как с писаной торбой и в академических, и в иных элитных кругах этого большого города. В общем, тем летом мы сумели соединить приятное с полезным и даже словно помолодели на несколько лет. Когда летняя сессия закончилась, мы съездили в Сан-Франциско, побывали в заповедных калифорнийских лесах и Йосемитском парке (*9). Затем снова пересекли пустыню и, оставив автомобиль в Солт Лейк Сити, чтобы его отправили малой скоростью в Винчестер, мы сели в поезд и уехали домой. Все путешествие послужило нам с женой и детям отличным отдыхом.

Через неделю или около того после приезда я должен был лететь в Париж, председательствовать на Международном конгрессе по социологии. На прошлом конгрессе в Брюсселе в 1935 году я присутствовал в качестве вице-президента Международного института социологии. На парижский форум я отправился уже как президент института, выехав на две недели раньше, чтобы освежить подзабытый французский язык, который мог понадобиться в процессе работы конгресса. За время, проведенное в Париже, я обошел все известные музеи и достопримечательности города, познакомился со многими выдающимися учеными и общественными деятелями Франции. После окончания конгресса я возвращался домой через Германию, остановившись на несколько дней в Берлине. Там я наблюдал довоенный нацизм, встретился с несколькими немецкими учеными-антифашистами и, наконец, отбыл в Америку на германском пароходе "Европа". Поездка оказалась полезной и поучительной во многих отношениях. Она дала мне возможность увидеть множество проявлений декадентской, бездуховной европейской культуры, что подтверждало прогноз, высказанный в "Динамике" и предрекавший культурный кризис Старого Света. Упадочный характер европейской цивилизации, истощение ее творческих сил были заметны везде, куда ни кинь взгляд.

Поездки в Калифорнию и Европу подзарядили меня энергией и сняли усталость, накопившуюся за время работы над "Динамикой". Перед тем как приступить к четвертому тому, было решено закончить совместное с Кларенсом К. Бергером (сейчас он - вице-президент Университета Брандис) исследование того, каким образом, на какую деятельность и по каким мотивам безработные служащие используют двадцать четыре часа каждых суток. В качестве объекта исследования мы взяли около сотни безработных. Полезная и энергичная помощь мистера Бергера позволила выполнить работу за год. В 1939 году наша монография была издана Гарвардским университетом под названием "Бюджеты времени суточной активности человека". Книга эта имела определенное значение для специалистов психосоциальных наук, но для широкого читателя была, пожалуй, самым тоскливым из всех моих скучных сочинений. Несмотря на данное обстоятельство, она получила хорошую рекламу в газетах и журналах. Помню статью в воскресном выпуске одной бостонской газеты, озаглавленную "Девять минут на супружеские ласки". Журналист кратко перечислял, сколько минут в среднем за сутки исследуемые люди тратили на различные виды деятельности, а затем закручивал свою статью вокруг обнаруженного нами факта, что на "супружеские ласки и ухаживание" уходит только девять минут. Внимание мое привлекла, правда, не сама статья, а вступление к ней. Первые же строки представляли меня как "профессора Сорокина, который имеет завидную репутацию человека с самым богатым винным погребом Гарварда..." Меня здорово потряс этот комплимент, хотя он сильно преувеличивал мои винные запасы.

Завершив эту монографию, я возобновил работу над четвертым томом "Динамики". В 1940 году он был закончен и в следующем издан. Таким образом, большой исследовательский проект, задуманный вчерне еще в 1931 году в Миннесоте, оказался выполненным. Сбросив с себя ярмо, я снова мог бездельничать в свое удовольствие и свободно строить новые прожекты.

С момента опубликования "Динамики" прошло около четверти века. В нашей вечно спешащей цивилизации немногие научные труды живут так долго. Большинство из написанного в социальных науках забывается в течение нескольких месяцев, в крайнем случае - лет. Даже бестселлеры в большинстве своем тонут в забвении за полгода-год, от силы два. К моему большому удовлетворению, "Динамика", в разных изданиях и переводах, все еще живет и здравствует и, может быть, даже более "жива", чем в начале своего существования.

Будучи приглашен в 1941 году прочитать Лоуэлловские лекции в одноименном институте на тему "Сумерки бездуховной культуры" (*10), я должен был подготовить их в виде сжатой и упрощенной версии основных теорий, содержащихся в "Динамике". В том же году текст лекций, собравших, по свидетельству А. Лоуренса Лоуэлла и У. X. Лоуренса (соответственно, попечитель и куратор Института Лоуэлла), небывалую аудиторию, был опубликован отдельным изданием под заглавием "Кризис нашего века". С момента первой публикации книгу много раз переиздавали в Америке, Англии, Новой Зеландии, перевели на португальский, немецкий, голландский, чешский, норвежский, финский, испанский и японский языки, продолжают готовить новые переводы и сейчас. Основные положения "Динамики" благодаря этим лекциям широко разошлись и стали известны во всем мире. Ученые в Америке и за рубежом до сих пор читают, цитируют и обсуждают "Кризис нашего века".

В 1956 году, когда четырехтомное издание "Динамики" было распродано, меня попросили подготовить ее сокращенный вариант, что я и сделал. В 1957-м американское издание этой однотомной версии увидело свет. В 1962-м вышел сокращенный вариант в двух томах на испанском языке. В том же году все четыре тома были красиво переизданы в Соединенных Штатах. На испанском и итальянском языках они должны полностью выйти в 1963-1964 годах.

С первой публикации и до настоящего времени "Динамике" посвящается обширная литература как научного, так и научно-популярного содержания, включая сотни солидных статей, тысячи популяризаторских заметок, десятки докторских диссертаций и даже восемь основательных монографий, написанных учеными Соединенных Штатов, Англии, Бельгии, Норвегии и Китая. Более того, почти все последние сколь-нибудь полные учебники по истории социальных учений, теории культуры, философии истории и социальной философии, общей социологии, а также учебники и трактаты по искусствоведению, психологии, политическим наукам и философии (по крайней мере, некоторые из них) посвящают специальную главу теориям, содержащимся в моей "Динамике". Во многих странах она входит в программы обучения студентов.

Короче говоря, мой труд пустил глубокие корни в области психосоциальных наук, в современной культуре и современном мышлении. И что, возможно, еще более важно - его значение не уменьшается с течением времени, а, наоборот, растет. Среди прочих "дивидендов" он принес мне несколько почетных наград, например: членство в Бельгийской и Румынской королевских академиях наук и искусств, посты президента Международного института социологии и Международного конгресса по социологии, Международного общества и соответствующего конгресса сравнительных исследований цивилизаций, Американской социологической ассоциации, почетное членство в нескольких американских и зарубежных научных обществах, почетную докторскую степень в Мексиканском национальном университете и прочее. Во всяком случае, у меня нет никаких оснований сетовать на то, что мир не оценил мой труд, наоборот, ему уделено больше внимания, чем я рассчитывал.

ДАЛЬНЕЙШАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И ПУБЛИКАЦИИ

Поскольку, по моему же шуточному определению, профессор - "это механизм, испускающий звуковые волны и статьи", я продолжал добросовестно выполнять эти профессиональные обязанности и после публикации "Динамики". Темы моих следующих книг частью были связаны с катастрофой мировой войны и прочими бедствиями, свалившимися на человечество в 1940-е годы, а частью - с намерением завершить шлифовку интегральной системы философии, социологии и психологии, т. е. собственного интегрального мировоззрения и системы ценностей. Движимый этими интересами, я подготовил и опубликовал за десять лет, не говоря о многочисленных статьях, следующие книги: "Человек и общество в эпоху бедствий" (1942); "Социокультурная причинность, пространство, время" (1943); "Россия и Соединенные Штаты" (1944); "Общество, культура и личность. Их структура и динамика: система общей социологии" (1947); "S.O.S. Смысл нашего кризиса" (1951).

Пожар второй мировой войны и другие катастрофические события не удивили меня. С конца 1920-х годов в своих лекциях в "Социологии революции", "Социальной мобильности" и особенно в "Динамике" я предсказывал их в общих чертах и неоднократно предостерегал беспечно веселящееся, оптимистичное и декадентствующее бездуховное общество Запада о неминуемых войнах, кровавых революциях, разрушениях, обнищании и пробуждении в человеке зверя. Мой диагноз и предупреждения были в то время "гласом вопиющего в пустыне". Многие коллеги, студенты и критики называли эти предсказания "бредом сумасшедшего" и "полной чушью". Когда разразилась вторая мировая война, кое-кто из них говорил мне: "Черт возьми! Вы оказались правы!"

Точность предсказаний не обрадовала меня, наоборот, эти катастрофы повергли меня в уныние и заставили острее ощутить трагичность человеческой жизни, в чем я уже имел возможность убедиться ранее на собственном опыте. Понимая, что потребуется определенное время и известные усилия для облегчения страданий и преодоления "мерзости запустения", вызванного войной, я сознательно продолжал свои исследования и писал научные работы, полагая это лучшим противоядием от моего депрессивного состояния. Война и другие катастрофические события подвигли меня на изучение схожего влияния голода, эпидемий, кровавых революций и войн на ментальность и поведение людей, охваченных этими бедствиями, на экономику, политику и институт семьи, на социальную мобильность людей, их нравственность, веру, эстетические интересы и творческие способности. Результаты исследования были опубликованы в книге "Человек и общество в эпоху бедствий". Сформулировав общие закономерности во всех исследованных областях общественной жизни, в том числе "закон религиозной и нравственной поляризации" и "общее правило усиления военизации социальной жизни правительством при возникновении катастрофических ситуаций", я хотел показать, какие изменения ждут нас впереди.

К несчастью, слишком мало простых людей услышали эти предупреждения. Большинство, ведомое невежественными политиками и эгоистичной властной элитой, едва ли обратило внимание на них. Действия их по-прежнему безнадежно глупы: вместо предотвращения катастроф они увеличивают вероятность возникновения бедствий. Не считаясь с миллионами человеческих жизней, потерянных напрасно в мировых войнах и прочих военных конфликтах и революциях, умерших от голода и эпидемий; несмотря на гигантскую растрату природных ресурсов и национального богатства, эти слепые пастыри слепого человеческого стада не дали людям ни прочного мира, ни реальной безопасности, ни истинной свободы. Не создали они и справедливого, гармоничного и благородного общественного устройства. Вместо этого они высвободили гибельные силы - ненависть, массовые убийства, всеобщее помешательство, тиранию, - и поставили человечество на грань апокалиптического самоуничтожения.

Мировая война и ее последствия послужили толчком к написанию также и книги "Россия и Соединенные Штаты". В этой весьма интересной книге я выделил сходство и различия между людьми, социальными институтами и культурами двух наций, кратко проследил их дружественные взаимоотношения на протяжении всей истории Соединенных Штатов, кратко обрисовал взаимно дополняющий характер двух этих стран и показал отсутствие серьезных столкновений их жизненных интересов. Моей практической целью при создании книги было побудить обе страны и их лидеров продолжить взаимовыгодное сотрудничество и предостеречь об ужасных последствиях замены такого сотрудничества политикой конфронтации, "холодной" или "горячей" войной. Хотя книга привлекла к себе большое внимание и была опубликована также в Англии, Японии и Португалии, мои советы и предупреждения оказались в основном проигнорированы, и в первую очередь политиками и властной элитой обеих стран. Движимые своими узкогрупповыми интересами, которые едва ли осознаются, политики и элита развязали фатальный конфликт (*11) сразу же после заключения хрупкого перемирия. После начала этого, словно нарочно подстроенного нечистой силой конфликта самоубийственная политика обоих государств, а позднее обоих военных блоков становилась все более гибельной, разрушительной и катастрофичной по своим последствиям, пока не поставила под вопрос само выживание всего человечества. Всеобщая гибель в огне угрожает теперь каждому из нас, и огонь этот может вспыхнуть в любой момент.

Во всей человеческой истории едва ли найдется другой столь же критический период с точки зрения сохранения жизни на земле, столь же пораженный безумием людских масс и особенно элит, столь же отмеченный превращением человека в худшего из зверей исторический момент, как нынешний. Человек-убийца, человек-разрушитель принес смерть своим телу, духу, культуре и прекрасной мечте. Agnus Dei gui tollis peccata mundi miserere nobis! Dona nobis pacem! (*12)

Так, отдав дань катастрофам нашего времени, в более спокойном состоянии души я продолжил работу над моей интегральной системой социологии и ее основными понятиями. Результаты работы опубликованы в книгах: "Социокультурная причинность, пространство, время" и "Общество, культура и личность: их структура и динамика. Система общей социологии". Обе работы задумывались не как учебные пособия для студентов, а как монографии, предназначенные ученым. Они оказали значительное влияние на психосоциальную мысль своего времени, да и сегодня эти книги далеко не забыты. "Общество, культура и личность" уже опубликована в переводах на испанский, португальский, японский и язык хинди. Американское издание обеих книг было распродано за несколько лет и переиздано в 1962 году. Сейчас они, вероятно, стали много доступнее социологам, чем раньше.

Я рад, что смог все-таки увидеть эти свои работы опубликованными. Даже когда писал "Общество, культуру и личность", уже после окончания войны, постоянно возникающие новые бедствия и весьма критическая ситуация, в которой оказалось человечество в целом, расстраивали меня и серьезно мешали завершению книги.

Беспокойство мое было столь велико, что в 1945 году я решил - после окончания работы над этим трактатом - все свое время посвятить изучению средств и способов предотвращения неминуемого уничтожения человека как вида в ходе современного гибельного кризиса. Старая пословица "Primo vivere, deinde philosophare" (*13), применительно к человечеству, вероятно, объяснит причины такого решения.

Приняв его, я ускорил завершение написания книги "Общество, культура и личность", а затем начал ориентироваться в новой для себя и еще мало изученной области. Эти предварительные исследования в конце концов привели меня к учреждению Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму и к новому этапу в моих занятиях наукой, описанным в следующей главе автобиографии.

Часть V

Глава пятнадцатая.

ГАРВАРДСКИЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР ПО СОЗИДАЮЩЕМУ АЛЬТРУИЗМУ

УЧРЕЖДЕНИЕ ЦЕНТРА

Здесь не место объяснять в деталях, как и почему в процессе моих предварительных исследований я сосредоточился на феномене способов проявления и возможностей бескорыстной, созидающей любви. Собственно говоря, мое внимание к этой проблеме явилось логическим результатом теоретических положений, выдвинутых в моей "Динамике" и касающихся характера современного кризиса - его причин, последствий и путей преодоления. Может быть, нижеследующий отрывок из доклада о работе Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму и выдержка из моего приветственного обращения (*1) на открытии XVIII Международного социологического конгресса в 1958 году, могут частично объяснить, почему я занялся этой проблемой и какова ее связь с анализом и прогнозами, содержащимися в "Динамике".

"В основу создания центра были положены два основных предположения, очевидные сами по себе и не требующие поэтому специального подтверждения. Первое заключается в том, что ни один из существующих рецептов, как избежать международных военных конфликтов и гражданских войн или других форм кровавых межчеловеческих усобиц, не может не только уничтожить, но даже заметно уменьшить эти конфликты. Под такими популярными рецептами я подразумеваю прежде всего уничтожение войн и конфликтов политическими средствами, особенно вследствие демократических политических преобразований. Даже если завтра весь мир станет демократическим, все равно войны и кровавые стычки не исчезнут, поскольку демократии оказываются не менее воинственными и неуживчивыми с соседями, чем автократические режимы. Ни Организации Объединенных Наций, ни мировое правительство не способны дать длительного мира, международного и внутри отдельных стран, если только образование этих органов не будет подкреплено значительным увеличением альтруизма отдельных личностей, групп, институтов и культур.

То же самое относится и к образованию в его современном виде. Завтра все взрослые в мире могут стать докторами наук, и все равно войны будут продолжаться. С десятого столетия до двадцатого образование претерпело огромные изменения: число учебных заведений всех типов, процент грамотных, количество научных открытий и изобретений росли систематически и очень быстро, и все-таки войны, кровавые революции и мрачные преступления не исчезли. Напротив, в наиболее развитом с научной точки зрения и самом образованном XX веке они достигли самого высокого уровня и превратили это столетие в самое кровавое из всех предшествующих двадцати пяти веков греко-римской и европейской истории.

То же можно сказать и о религиозных средствах, если под религией понимать чисто идеологическую веру в Бога или символ веры любой другой мировой религии. Одно из доказательств этого дало наше исследование 73 бостонцев, обращенных в веру двумя известными евангелистами-проповедниками. Из этих семидесяти трех человек после обращения только один изменил свое фиксируемое визуально поведение в сторону большей альтруистичности. Тридцать семь новообращенных слегка изменили свои речевые реакции, стали чаще повторять слова: "Прости, Господи", "Во славу Господа, Иисуса Христа" и тому подобные выражения, но их поведение не претерпело изменений. У остальных новообращенных ни речь, ни внешнее поведение не изменились. Если под религиозным возрождением и "нравственным разоружением" понимать такую трансформацию идеологических убеждений и речевых реакций, то это не принесет людям мир и не уменьшит вражду между ними, поскольку изменение объекта веры или речевых реакций представляет собой в основном дешевое самоудовлетворение для психоневротиков и псевдорелигиозных ханжей.

То же относится и к коммунистическим, социалистическим и капиталистическим экономическим мерам, к научным, художественным, критическим и другим способам установления и поддержания прочного мира в человеческой вселенной, если эти средства не подкреплены растущей альтруистичностью отдельных людей и целых групп. В моей книге "Восстановление гуманности" (1948) я привел минимальное число доказательств для подтверждения этих положений.

Итак, первое наше предположение до определенной степени подтверждается существующими индуктивными доказательствами: без значительного увеличения бескорыстной, созидательной любви (*) во внешне проявляемом поведении, межличностных и межгрупповых взаимоотношениях, в общественных институтах и культуре в целом, прочный мир и гармония между людьми невозможны.

(* Так, как это идеально сформулировано в "Нагорной проповеди". *)

Второе предположение заключается в том, что эта бескорыстная, созидательная любовь, о которой мы знаем все еще очень мало, потенциально является огромной энергией - настоящей misterium tremendum et fascinosum (*2) - при условии, что мы знаем как производить ее в изобилии, как аккумулировать и как использовать. Другими словами, если мы знаем, как сделать людей и группы людей более альтруистичными и созидающими, чтобы они ощущали себя, вели себя и мыслили, как настоящие члены человечества, объединенного в одну крепкую и дружную семью. С этой точки зрения любовь оказывается одной из самых высоких энергий, заключающей в себе необычайные созидательные и терапевтические возможности.

Исходя из таких двух гипотез центр и начал научное изучение этой неизвестной или малоизвестной энергии. С самого начала мы представляли себе гигантское несоответствие между нашими ограниченными возможностями и скудными материальными ресурсами, с одной стороны, и колоссальной сложностью этой проблемы, с другой. Мы понимали и понимаем, что наш вклад в изучение этой проблемы не больше, чем капля в море. Но поскольку правительства, крупные фонды, фирмы и организации, а также лучшие мозги увлечены в основном изобретением все более разрушительных средств уничтожения человека человеком, то кто-нибудь, когда-нибудь и как-нибудь должен в противовес этому заняться изучением феномена бескорыстной любви, неважно, насколько не соответствуют его возможности такой задаче или насколько низко оценивают коллеги его участие в этом "глупом проекте" (*3).

В последние десятилетия наука открыла несколько новых областей, подлежащих разработке и использованию человеком. Зондаж субатомного мира и использование ядерной энергии - только два примера таких новых открытий. Может быть, последняя область, подлежащая разработке, - таинственная сфера альтруистской любви. И хотя сейчас ее изучение находится в самом начале, оно, похоже, станет самой важной областью будущих исследований: тема бескорыстной любви уже поставлена на повестку дня истории.

Перед первой мировой войной и последующими катастрофами XX века наука в основном избегала этой темы. Считалось, что феномен альтруистской любви относится к религии и этике более, чем к науке. Любовь к ближнему была прекрасной темой для проповеди, но не для исследования или лекций в университете.

Все последовавшие после 1914 года бедствия и сохраняющаяся угроза новой самоубийственной войны радикально изменили ситуацию к сегодняшнему дню. Они дали импульс научному изучению бескорыстной любви. Те же бедствия привели к полному пересмотру многих теорий, считавшихся научными, и особенно тех, которые объясняли причины и предлагали средства предотвращения войн, революций и преступлений".

Эти выдержки, надеюсь, помогут читателям составить представление, почему моя ориентация на подобные проблемы привела меня к изучению "таинственной энергии бескорыстной, созидательной любви" и, вслед за этим, созданию Гарвардского исследовательского центра по созидательному альтруизму.

ОСОБАЯ РОЛЬ ЭЛИ ЛИЛЛИ

Когда я начинал исследования, то предполагал, что буду проводить их в одиночку, без привлечения ассистентов и финансовой помощи со стороны. Так я выполнял практически все мои исследования в университетах Миннесоты и Гарвардском, за исключением тех, что выполнялись в рамках проекта по социокультурной динамике. Мне не хотелось просить финансирования моих исследований у каких бы то ни было фондов, правительства и даже у университета. Наверное, я принадлежу к той разновидности ученых, которую называют "волками-одиночками". Такие люди при необходимости могут сами без помощи персонала и научных сотрудников, а также без финансирования делать свою работу. В какой-то мере, пусть и с небольшими оговорками, я могу повторить слова Альберта Эйнштейна о нем самом: "Я - лошадь, везущая воз в одиночку; не приспособленная ни для работы в тандеме, ни для совместного группового труда, поскольку я слишком хорошо знаю: чтобы достичь определенной цели, думать и командовать должен непременно только один человек". Конечно, если мне предлагали финансирование или помощь ассистентов и сотрудников, я был рад получить их, как это было, например, при работе над "Динамикой". Зная, однако, существующую политику больших фондов, предоставляющих финансовую поддержку в основном, а зачастую и только коллективным исследовательским проектам, вписывающимся в рамки интересов этих фондов, правительства или университетов; зная также, кто в этих организациях реально решает вопрос финансовой помощи, я был уверен, что, обратись я за финансовой поддержкой для изучения "созидательной, бескорыстной любви", мне бы отказали, оценив проект как совершенно нелепый. Имея представление о том, какого типа исследования предпочитают финансирующие организации, я часто предупреждал молодых ученых, собиравшихся подать заявку на субсидию для своих действительно важных исследовательских проектов, не ждать со стороны фондов благосклонного отношения. "Если бы Платон сегодня написал свою "Республику", вернее какую-то часть ее, и подал заявку на финансирование для завершения работы, уверен: ему бы отказали под предлогом того, что его "Республика" совершенно ненаучная спекуляция", - говорил им я. Вдобавок, будучи по природе упрям, я ценил независимость и свободу мыслить слишком высоко, чтобы приспосабливать мои научные интересы к интересам менеджеров этих фондирующих институтов. Более того, я доказал себе и другим, что могу создавать кое-что значительное, и уж, конечно, более важное, чем куча исследований, щедро поддерживаемых фондами, создавать практически без помощи деньгами или людьми. Я доказал это на своем личном опыте, но могу сослаться на подобный опыт многих великих творцов - ученых, философов, писателей, художников, основателей новых религий и этических систем, чьи достижения также не были поддержаны деньгами или людскими ресурсами. Об этом я неустанно напоминал моим коллегам, которые беспокоились о получении такой помощи. "Корреляция, - говорил я, - между количеством денег, затраченных на исследовательский проект, и значимостью результатов очень низка, часто даже отрицательна. Многие миллионы долларов, выделенные в поддержку излюбленных фондами коллективных проектов, особенно в области психосоциальных наук, в основном растрачены впустую, т. е. эти проекты дали слишком мало действительно значимых результатов".

В таком настроении я решил заняться своим "глупым проектом", как только завершу книгу "Общество, культура и личность". Однако еще до окончания работы над книгой, в один зимний день 1946 года, я получил письмо, в котором, безо всяких на то ходатайств с моей стороны, предлагались значительная сумма для оплаты работы ассистентов в рамках исследований по моему "глупому проекту", а также, через посредничество фонда, сотрудничество целого ряда известных и молодых ученых. Автор письма писал мне, что, прочитав мои труды, он считает меня одним из немногих ученых, способных плодотворно исследовать проблемы нравственного и интеллектуального обновления растерянного и деморализованного сегодня человечества. Он, со своей стороны, будет рад оказать такому исследованию финансовую помощь, причем первый чек на 20 тысяч долларов он вышлет, как только я приму его предложение. В своем письме он не употреблял слова "альтруизм", "бескорыстная и созидающая любовь", но проблемы, на исследование которых он желал меня подвигнуть, по своему смыслу были идентичны тем, которыми я уже решил ранее заняться. Письмо заканчивалось подписью: "Эли Лилли".

Тогда я не знал, кто такой Эли Лилли, и поэтому спросил секретаря:

- Кто этот необычный человек, который, и в глаза не видел меня, а предлагает довольно большую сумму на мое исследование?

- О! Эли Лилли - глава крупнейшей фармацевтической корпорации (*4), президент "Лилли Эндоумент" (*5) и один из филантропов и известнейших лидеров бизнеса США.

Это сообщение убедило меня, что удивительное предложение не было розыгрышем. Сделанное известным человеком, оно требовало от меня тщательного размышления. Будучи супершотландцем (*6) и крайне щепетильным в отношении чужих денег, я посоветовался с президентом Гарвардского университета Джеймсом Конантом и некоторыми коллегами, прежде чем ответить на предложение. Президент Конант предложил мне посоветовать мистеру Лилли перевести деньги (20 тыс. долларов) Гарварду, а не на мой личный счет. В этом случае не надо было платить налоги с данной суммы. Хотя формально деньги были бы направлены Гарварду, в действительности же они полностью поступали бы в мое распоряжение для использования на нужды исследования. Я последовал совету и сообщил мистеру Лилли, что с благодарностью принимаю его щедрое предложение и прошу формально переадресовать его Гарвардскому университету.

Несколько дней спустя я получил чек от мистера Лилли на оговоренную сумму, который я тут же передал казначею университета для открытия специального счета оплаты моих ассистентов.

Вот так в мои руки попали значительные средства для поддержки исследований по альтруизму, попали без каких-либо просьб и потраченных на бюрократов нервов. В этой помощи, появившейся в самый нужный момент, было что-то от знака провидения. Всю жизнь я частенько испытывал такие удачи, получая подарки судьбы из непредвиденных источников в самые необходимые моменты. В этом смысле могу сказать вслед за Ганди: "Когда исчезает всякая надежда, я вдруг обнаруживаю, что помощь приходит, откуда не ждешь".

Закончив книгу "Общество, культура и личность", я начал ориентироваться на обширную и почти совсем неразработанную область исследований феномена альтруистской, созидающей любви. "Инвентаризация" имеющегося в этой области знания показала, что сия гигантская проблема оказалась, в основном, вне поля зрения современной науки. Хотя многие современные социологи и психологи рассматривают явления ненависти, преступлений, войн и умственных расстройств в качестве законных объектов научного изучения, они в то же время совершенно нелогично вешают ярлык теологической проповеди или ненаучной спекуляции на любое исследование феноменов любви, дружбы, героических поступков и творческого гения. Такая явно ненаучная позиция многих моих коллег есть просто выражение сосредоточенности на отрицательных, патологических и негуманных явлениях, типичных для дезинтегрированной фазы нашей сенсативной (бездуховной) культуры.

Несмотря на мою "идиосинкразию" к бездуховности, я упорно разрабатывал данную область между 1946 и 1947 годами. Результатом этого явилась моя книга "Восстановление гуманности", опубликованная в марте 1948 года. Уже вышли ее переводы с немецкого, норвежского, японского, испанского и хинди, кроме того, появились специальные (английское и индийское) издания. В этом труде я изучал и систематизировал основные имеющиеся способы предотвращения войн и кровавой вражды между людьми; показал неадекватность этих рецептов; выделил основные дефекты существующих социальных институтов, главных типов личности, культур и ценностей; описал исчерпывающий план, как и что необходимо перестроить, чтобы установить новый, более благородный и мирный порядок в человеческом сообществе; и в особенности выделил наиважнейшую роль в такой перестройке бескорыстной, созидающей любви.

В апреле 1948 года мне позвонил Эли Лилли, который приехал в Бостон. Он выразил желание встретиться со мной лично и пригласил пообедать с ним. Я с радостью согласился, так как очень хотел познакомиться со своим известным благодетелем. Так мы встретились. Его искренность, мудрость, здравый смысл и доброта произвели на меня самое благоприятное впечатление. За обедом я рассказал ему, что из выделенных денег потратил на подготовку книги "Восстановление гуманности" всего лишь 248 долларов. При таких темпах мне понадобятся годы, чтобы истратить его 20 тысяч. "Разве вы не можете расширить и ускорить дело?" - спросил он в ответ. Я сказал, что могу, но в таком случае мне потребуются миллионы долларов, чтобы собрать вместе лучшие ученые головы и нравственных лидеров - совесть нации, полностью загрузив их работой над этой главной современной проблемой. Если бы правительства, частные фонды и руководители стран действительно осознали, в какой критической ситуации находится человечество, они бы давно уже занялись ею. Вместо же этого недальновидные правительства и власть имущие элиты лихорадочно заняты подготовкой новой мировой катастрофы, выбрасывая миллионы долларов на деструктивные цели, впустую тратя национальные ресурсы и ежедневно бездушно принося в жертву жизни людей. Мистер Лилли сказал, что он не может дать мне миллионы, но "Лилли Эндоумент" и он лично могут предложить дополнительно 100 тысяч долларов на мои пилотажные (*7) исследования - по 20 тысяч в год на пять лет. Откровенно говоря, я был поражен щедростью данного предложения.

- Это такая необычно большая сумма, что прежде, чем дать вам какой-либо ответ, я должен обсудить вопрос с администрацией университета и коллегами. Через пару дней я отвечу вам. Сейчас я просто боюсь взять на себя ответственность за продуктивное использование такой уймы денег.

Мистер Лилли, прекрасно понимая мои сомнения, согласился подождать. Президент Конант и друзья определенно посоветовали мне принять щедрое предложение. Кроме того, президент Конант выдвинул идею создания Гарвардского исследовательского центра в данной области.

- Я знаю, что эти деньги даны для поддержки вашего исследования. Но вообразите, что я ушел с поста президента и избран новый руководитель. Он может и не знать о предназначении данной суммы, и у вас могут быть трудности с их использованием. Посему, что нам мешает основать специальный исследовательский центр при Гарвардском университете? Мы назначим вас его директором с правом полного распоряжения выделенным денежным фондом. Только ваша подпись будет действительна для казначея и финансового контролера университета. Вы сможете использовать фонд, как сочтете нужным.

Мне понравилось это предложение, и я сообщил мистеру Лилли о нем, а вскоре получил чек на 100 тысяч долларов и передал его казначею Гарварда. В феврале 1949 года Гарвардский исследовательский центр по созидающему альтруизму был официально открыт, я стал его директором, и мое время теперь было поделено между работой в центре и прямыми преподавательскими обязанностями.

Вот таким образом Эли Лилли и "Лилли Эндоумент" оказались движущей силой создания центра и его последующих исследований. Они никогда не вмешивались в деятельность центра, за исключением разве сердечного одобрения нашей работы да перевода дополнительно 25 тысяч долларов спустя что-то около десяти лет, когда полученные ранее деньги кончились. Эта новая сумма пошла на продолжение работы центра; публикацию материалов I международного конгресса по сравнительным исследованиям цивилизаций в Зальцбурге в 1961 году, президентом которого довелось быть мне; и на оплату приходящего на несколько часов в неделю секретаря для помощи в моей писательской деятельности и ведения корреспонденции, которая шла ко мне со всего мира.

В течение этих лет через письма и личное общение я узнал Эли Лилли гораздо лучше, чем при нашей первой встрече. Я узнал, что он является известнейшим лидером делового мира Америки, щедрым меценатом религиозных, научных организаций, различных учреждений искусства и культуры, других общественных институтов. Он получил немало почетных степеней от известных университетов, был президентом Исторического общества штата Индианы, крупным ученым и автором нескольких важных трудов, например: "Доисторические древности Индианы", "Шлиман в Индианаполисе" и др. Он также был организатором экспериментальной фермы для селекции и выращивания лучшей породы рогатого скота и сельскохозяйственных культур, хранителем и куратором старых, имеющих историческое значение зданий в Индиане, художником и искусным столяром-краснодеревщиком. Причем это только некоторые стороны его разнообразной деятельности и лишь малая часть его талантов.

Еще более замечательным в этом человеке была его теплая искренность. Несмотря на весьма важное положение и сильную занятость, он нашел время, чтобы, например, лично встретить меня в аэропорту Индианаполиса и затем в течение двух дней, проведенных в его великолепном особняке, посвятить много часов общению со мной. Его и миссис Лилли гостеприимство было действительно превосходно. Я упоминаю об этом, чтобы полнее показать образ моего спонсора и его жены. В конце концов, в Америке немного найдется руководителей такого ранга, готовых потратить столько драгоценного времени и энергии на простого, обычного профессора, которому помогли в его исследованиях. Я считаю, что мне по-настоящему повезло, когда я получил возможность наслаждаться привилегией дружбы с ними, их доверия и великодушного ко мне отношения. Встреча с этими людьми стала одним из наиболее значительных событий моей жизни. Если бы в так называемом капиталистическом обществе было больше таких капиталистов, как Эли Лилли, возможно, не понадобились бы и мощные антикапиталистические движения! Приношу благодарность Эли Лилли, его жене, а также мистеру и миссис Джошиа Кирби Лилли и Джошиа Кирби Лилли III за ту судьбоносную роль, которую они сыграли в деле основания исследовательского центра и его работе.

РАБОТА ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ЦЕНТРА

Что касается исследований центра, то я просто приведу выдержки из моего доклада о работе Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму, которые дают представление о характере нашей научной работы.

"За время существования центра наши исследования прошли два этапа или, можно сказать, велись в двух основных направлениях. Первый наш шаг состоял в описании и формулировании рабочего определения бескорыстной созидающей любви и выяснении, каково положение с изучением данной проблемы в современной науке. Эти труды были опубликованы в книге "Разработки в области альтруистской любви и альтруистского поведения: сборник статей" (1950), а также в моих работах "Восстановление гуманности" и "Альтруистская любовь" (1950). В сборнике статей делается попытка описать основные аспекты, формы и наблюдаемые проявления любви и показать место данной проблемы в современной науке и философии. Он открывается моим исследованием многомерного пространства любви в его физическом, религиозно-онтологическом, биологическом, этическом, психологическом и социологическом аспектах, с подразделением каждого аспекта на два, соответственно двум формам: любви плотской и любви платонической. Уделив основное внимание эмпирической, психосоциальной любви, исследование свело наблюдаемые и частично измеряемые аспекты эмпирической любви к пяти "измерениям": ее интенсивности, экстенсивности, продолжительности, чистоте и адекватности, и затем автор рассматривает взаимоотношения, ковариации и корреляции этих "измерений" друг с другом. В работе также ставится проблема производства, накопления и распределения энергии любви.

Последующие главы сборника содержат математическую теорию эгоизма и альтруизма. (Н. Рашевский); рассказывают о биологических основах и факторах, управляющих сотрудничеством, конфликтами, творчеством (М. Эшли Монтэгю, Тригант Бёроу, Тереза Броссе); о психологическом подходе к изучению любви и ненависти (Г. У. Оллпорт); о научных, философских и социальных основах альтруизма (Ф. С. Нортроп, Л. Дечесн); об альтруизме в психотерапевтических отношениях и интеракции в психбольницах (М. Гринблатт, X. Хичборн, Р. У. Хайд); об альтруизме среди студентов колледжей и детей в детском саду (П. Сорокин, Д. Коув); о парапсихологическом, экстрасенсорном восприятии и дружеских отношениях (Дж. Б. Раин, С. Д. Кан); о хороших взаимоотношениях на основе исследования электроэнцефалограмм отдельных обычных людей, убийц и людей, дружащих между собой (М. Гринблатт, Б. Ситтингер); знакомят с техникой эмоциональной интеграции (Свами Акилананда) и проблемами трудовой гармонии (Г. К. Зипф).

Моя книга "Альтруистская любовь" - это скромное предпредварительное исследование некоторых известных характеристик всех христианских святых (около 4600 персоналий, о ком удалось получить сведения) и пятисот современных американцев, которых люди считают хорошими соседями. Это, кстати, была первая "перепись населения" христианских святцев. Святые учитывались по таким характеристикам, как возрастной и половой состав, семейное положение, состав родительских семей, профессиональный, экономический, социальный статус, уровень образования и успеваемость, продолжительность жизни и состояние здоровья, путь, которым они пришли к святости, распределение по сельским и городским регионам, национальная принадлежность, распределение по странам, их политические взгляды и социально-групповая принадлежность и т. д. Вместе с этой переписью в исследовании изучались изменения всех этих характеристик, которые произошли со святыми как социальной группой за двадцать веков христианской эры.

Здесь можно упомянуть о двух-трех результатах, полученных на основе данной переписи. Во-первых, замечательна необычная продолжительность жизни и кипучее здоровье святых. Несмотря на аскетический образ жизни, которому следовало большинство из них, антисанитарные условия и частые физические самоистязания, средняя продолжительность жизни святых, включая и 37 процентов тех, кто умер мученически, не своей смертью оказывается намного большей, чем у их современников, и даже большей, чем у сегодняшних европейцев и американцев. Во-вторых, доля женщин-святых стабильно возрастает с первого по двадцатое столетие. Доля святых - выходцев из королевских и аристократических семейств, а позже и из буржуазии устойчиво снижается, а доля выходцев из низких и беднейших сословий росла на протяжении нескольких последних веков. Эти изменения отражают соответствующие перемены в социальной организации христианских обществ: растущее выравнивание положения женщин в сравнении с мужчинами, падение значения королевских фамилий и аристократии, затем снижение социальной значимости класса буржуазии и богатых слоев общества. Наконец, перепись показала, что после XVII столетия "воспроизводство" святых резко упало и достигло почти нулевой отметки в конце XIX - начале XX веков.

Подобным образом изучались и пятьсот живущих сегодня американцев-альтруистов. В конечном счете исследование дало некоторый конкретный материал о биологических особенностях, складе ума и характере святых и светских альтруистов в сравнении с таковыми у преступников, агрессивных эгоистов и подобных личностей.

На первом ориентировочном этапе нам также пришлось выполнить некоторые исследования по проблеме энергии любви. Если мы предполагаем, что это - энергия, то данная гипотеза нуждается в проверке. Исследования мы вели по разным направлениям и разными методами, начав с простого сбора известных исторических и личных свидетельств о фактах, говорящих за эту гипотезу, и кончая полуэкспериментальными и экспериментальными проверками гипотезы на студентах Гарварда, Рэдклифф Колледжа, пациентах Бостонской психопатической больницы, нескольких группах взаимно антагонистичных людей. Результаты этих исследований, опубликованные в моей книге "Виды любви и ее сила: типы, факторы и технические приемы нравственного перевоплощения" (1954), ввели в обиход достаточное количество доказательств того, что бескорыстная, созидающая любовь - это сила, которая, если пользоваться с умом: 1) может остановить агрессивные межличностные и межгрупповые стычки; 2) способна превратить отношения из враждебных в дружеские. Мы также доказали, что любовь вызывает любовь, а ненависть рождает ненависть; что любовь может реально влиять на международную политику и успокаивать межнациональные конфликты. Вдобавок к этому: бескорыстная и мудрая (адекватная) любовь является жизненной силой, необходимой для физического, умственного и нравственного здоровья; альтруисты в целом живут дольше эгоистов; дети, лишенные любви, вырастают нравственно и социально ущербными; любовь - это мощное противоядие от преступных деяний, болезней и самоубийств, ненависти, страхов и психоневрозов; любовь выполняет важные познавательные и эстетические функции; она - самое лучшее и эффективное средство обучения в деле просвещения и облагораживания человечества; любовь - душа и сердце свободы и всех основных нравственных и религиозных ценностей; это тот абсолютно необходимый для существования любого общества минимум; она особенно нужна для гармоничного общественного устройства и созидательного прогресса; наконец, в настоящий, катастрофический момент человеческой истории увеличение "производства, накопления и циркуляции энергии любви", или значительный рост альтруизма отдельных личностей, групп, институтов и культур, особенно всеобщее распространение бескорыстной любви среди людей, есть необходимое условие предотвращения новых войн и снижения необычайно высокой межчеловеческой и межгрупповой вражды.

Вместе с ростом наших знаний о любви ее возможности на службе человечеству будут возрастать в геометрической прогрессии.

Доказав в известной мере гипотезы первого этапа наших исследований, мы перешли ко второму этапу. Теперь мы сконцентрировались на изучении эффективных приемов и условий формирования альтруизма. Мы проанализировали и, где возможно, проверили экспериментально эффективность различных методов воспитания альтруизма, начиная с древних приемов йоги, буддизма, дзен-буддизма, суфизма, православной соматофизики (*8) (исследования таких ученых, как Р. Годел, Дж. X. Мацуи, А. Мигот, П. Массон-Орсель, М. Элиад, Г. Е. Монод-Херзен, А. Блум, Э. Дерменхем, Р. Кита, К. Нагая, X. Бено, П. Мариньер, опубликованные в книге "Формы и методы альтруистского и духовного роста: сборник статей", 1954). Далее мы обратились к приемам, изобретенным отцами великих религий и основателями монашеских орденов, как западных, так и восточных (например, приемы св. Василия Великого, св. Бенедикта, св. Франциска Ассизского, св. Бернарда, св. Джона Климакуса, Джона Кассиана, св. Франциск Сальский, Игнация Лойолы (*9) и других, описанные в моей книге "Виды любви и ее сила"); затем к приемам выдающихся светских педагогов, таких, как Коменский, Песталоцци, Монтесорри, Фробель (*10) и прочие, и закончили приемами, известными в современной педагогике, психологии, психиатрии, социологии, в религиозном, нравственном и гражданском воспитании детей, и приемами, используемыми в таких современных христианских альтруистских общинах, как Общество братьев в Парагвае, меннониты, гуттериты и квакеры в Соединенных Штатах (исследования таких ученых, как К. X. Арнольд, К. Кран, Дж. У. Фрец, Р. Клайдер, опубликованные в сборнике 1954 года, и мои исследования из книги "Виды любви и ее сила").

Тщательный анализ древних приемов воспитания альтруизма из йоги, буддизма, из арсенала монашеских орденов был выполнен постольку, поскольку эти методы остались непревзойденными по своей изобретательности, тонкости и эффективности. Известные и неизвестные нам изобретатели этих приемов, по-видимому, знали больше о действенных методах нравственного перевоплощения человека, чем мы сегодня. И уж, во всяком случае, в деле нравственного воспитания человечества они добились больших успехов.

Как уже говорилось, мы не ограничивались в изучении этих приемов теоретическим анализом, но старались, где и когда только возможно, проверять их эмпирически и экспериментально. Работают ли эти приемы? В каких социальных и культурных условиях они эффективны? Нижеследующие примеры дают представление об этих экспериментальных проверках. Одна из ступеней Раджа-йоги называется "Пранаяма", или обучение произвольному управлению дыханием. Оно дополняется обучением произвольной "приостановке" сердечной деятельности. Это хорошо известный факт, что настоящие йоги могут по своему желанию останавливать или сокращать биение сердца и дыхание на почти невероятное количество часов, дней и даже недель. Выдающиеся специалисты, в сотрудничестве с центром, проверяли с помощью современной науки подлинность, механизм действия и терапевтические последствия произвольной регуляции дыхания. Другие не менее заслуженные специалисты-кардиологи центра проводили объективные инструментальные (кардиография, энцефалография, гирография и т. п.) исследования остановок сердечной деятельности йогов, в также записывали приборами все значимые изменения в работе жизненно важных органов человеческого организма, которые происходят, когда человек мысленно концентрируется и когда выходит из состояния концентрации, когда он испытывает чувства ненависти или любви, когда йог достигает состояния "самадхи" и так далее (исследования таких ученых, как У. Бишлер, Ф. П. Джонс, Тереза Броссе, Дж. С. Боковен, М. Гринблатт, опубликованные в "Сборнике" в 1954 г.).

Кроме того, чтобы проверить эффективность "метода добрых дел", мы выбрали пять пар студентов. Партнеры в каждой паре ненавидели друг друга. Мы поставили себе задачу изменить (за три месяца) эти неприязненные отношения на дружественные с помощью метода "добрых дел". Убедив одного из партнеров в каждой паре попытаться продемонстрировать дружественные действия по отношению к другому партнеру, мы затем наблюдали, что получится. Дружественные жесты включали приглашения пообедать вместе, сходить в кино, потанцевать и так далее. Нас интересовало, какие изменения возникают в поведении обоих партнеров, и возникают ли вообще, на основе раз за разом повторяемых "добрых поступков". Опуская подробности, скажу, что мы сделали четыре пары друзьями, а партнеры пятой пары стали относиться друг к другу нейтрально. Подобное экспериментальное превращение отношений между медсестрами и пациентами Бостонской психопатической больницы из враждебных в дружественные также было осуществлено данным методом с примерно таким же результатом (Дж. М. Томпсон, Р. У. Хайд и X. М. Кандлер описывают это в "Сборнике" 1954 г). Приведенные примеры дают представление о наших экспериментальных проверках изучаемых методов и приемов альтруистического воспитания. Такой же анализ и подобные эксперименты были проведены центром для сравнительного изучения различных методов смягчения групповых предубеждений, техники групповой терапии, направленной на алтруизацию закоренелых преступников из числа отбывающих наказание в тюрьмах штата Айова, а также групповой терапии, рассчитанной на то, чтобы подружить между собой группы студентов (участники экспериментов учились в Гарварде и Рэдклиффе) и, наконец, метода "психодраматических постановок". Эти исследования проводили Г. У. Олпорт, П. Сорокин, Дж. Л. Морено, У. А. Ланден, Б. Дэвис, А. Миллер (они опубликованы в "Сборнике" в 1954 году). Ф. С. Нортроп и М. Энгельсон вдобавок к перечисленному изучали, какого рода международное право и какая новая Декларация прав человека и гражданина необходимы человечеству для реализации альтруистских ценностей.

В общей сложности было проанализировано более тридцати различных методов альтруистского перевоспитания человека и целых групп людей. Некоторые из них были экспериментально проверены.

Пытаясь выяснить загадку, как и почему происходит альтруистическое перевоплощение личности, мы провели также детальный анализ этого процесса в жизни великих апостолов бескорыстной любви - Будды, Иисуса, св. Франциска Ассизского, Ганди (*11) и многих других. Поскольку им удалось стать живыми воплощениями любви, постольку совершенно очевидно, что они разгадали тайну альтруистской трансформации. Как это у них получилось? Какие приемы использовались, какие факторы действовали при этом и в каких социо-культурных условиях? Такие биографические исследования составляли существенную часть нашей работы. В них мы опять-таки старались оставаться эмпириками, экспериментаторами и учеными, насколько было возможно. Детальные исследования принесли несколько результатов. Прежде всего, оказалось что, судя по всему, существует три типа альтруистов: а) прирожденные альтруисты, с детства обладающие целостной системой личных качеств, ценностей и социальных привязанностей, в центре которой приоритет любви и их "супер-эго". Такие люди, подобно траве, тихо и естественно наращивают свой альтруистский потенциал, без влияния каких-либо катастрофических событий или резких перемен. Альберт Швейцер (*12), Джон Вулман, Бенджамин Франклин, доктор Т. Хаас (*13) и многие другие представляют этот тип; б) обращенные (поздно проявившиеся) альтруисты, чья жизнь резко делится на два периода: доальтруистский, предшествующий их перевоплощению, и альтруистский, после полной перестройки их личности. Эта перестройка подготавливается дезинтеграции системы ценностей, групповых связей и компонентов их личности и случается непосредственно после потрясших их событий, например: болезней, смерти близких и любимых людей и т. п. Процесс перестройки личности у таких людей обычно идет очень болезненно и трудно и длится от нескольких месяцев до нескольких лет. В этот период им приходится пройти все этапы трудного изменения собственных "эго", ценностей и групповых связей. Когда данная операция закончена, и человек сжился со своей новой системой ценностей, возникает новая альтруистичная личность. Будда, св. Франциск Ассизский, брат Джозеф, Игнаций Лойола, св. Августин, св. Павел, Симон Вайл (*14) и другие представляют этот тип; с) наконец, промежуточный тип, несет в себе черты как прирожденных, так и обращенных альтруистов. Св. Феодосий, св. Василий Великий, Ганди, св. Терезия, Шри Рамакришна (*15) и другие являются примерами представителей данного типа.

Во-вторых, наши исследования подтвердили существование закона поляризации, до этого сформулированного в моей книге "Человек и общество в эпоху бедствий" (1941). В противовес фрейдовскому предположению, что бедствия и фрустрация (*16) непременно рождают агрессивность, и в противовес старому убеждению, недавно оживленному Тойнби (*17), что "мы учимся страданиями" и что фрустрация и бедствия непременно ведут к нравственному и духовному облагораживанию людей, закон поляризации гласит: люди реагируют и преодолевают фрустрацию и невзгоды в зависимости от типа личности. Либо, с одной стороны, ростом творческих усилий (как у Бетховена после наступления глухоты или у слепого Милтона (*18) и т. п.), а также альтруистическим перевоплощением (св. Франциск Ассизский, Игнаций Лойола и другие) - это называется позитивной поляризацией. Либо, с другой стороны, люди реагируют самоубийствами, умственными расстройствами, ожесточением, ростом эгоизма, тупой покорностью судьбе, циническим восприятием окружающего (это - негативная поляризация). Такое же расслоение в массовых масштабах происходит, если катастрофы и фрустрация настигают большие общности людей. Некоторые их члены становятся более агрессивными, жестокими, склонными к прожиганию жизни, умственно и нравственно дезинтегрированными, а другие в это же время становятся более религиозными, нравственными, альтруистичными, даже святыми, как показывает опыт исследованных нами обращенных альтруистов. Этот закон также объясняет, почему периоды бедствий отмечены разрушением целостных систем ценностей отдельных обществ, с одной стороны, и созданием новых ценностных систем, с другой, причем особенно это касается религиозных и этических ценностей. Как правило, все великие религиозные и нравственные системы возникли и укрепились в катастрофические для какого-либо общества эпохи, будь то древний Египет, Китай, Индия, Израиль, греко-римские или западные общества. Огромное количество фактов свидетельствуют о верности этого закона поляризации. (Эти свидетельства более тщательно проанализированы в моей книге "Виды любви и ее сила".)

Третьим результатом наших исследований был пересмотр господствовавших ранее теорий структуры личности и личностной интеграции. Изучение стоявших перед нами проблем выявило несостоятельность современных теорий. Первая их ошибка обнаруживается в объединении двух совершенно противоположных присущих человеку "энергий" в одну категорию "бессознательного" или "подсознательного" (Э. фон Хартман, П. Жане (*19), 3. Фрейд и другие). Эти две энергии - биологически бессознательное, лежащее вне и ниже сознания, и сверхсознание ("гениальность", "творческий elan" (*20), nous (*21) у греков, pneuma (*22) у отцов церкви и т. д.), которое лежит выше уровня любого сознания или рационального мышления. "Глубинная психология" господствовавших ранее теорий на самом деле довольно-таки мелковата. Они либо сводят ментальные структуры человека к бессознательному (или подсознательному) "ид", являющемуся чем-то эпифеноменально неопределенным, неэффективному "эго" и "суперэго" (*23) (3. Фрейд), либо просто изображают ментальную структуру как двухэтажное здание - бессознательное (подсознательное) и сознательное (рациональное). Вместо этих совершенно неадекватных теорий мы были вынуждены на основе логики и фактов сконструировать такую структурную схему личности, которая напоминает кошелек с четырьмя отделениями: 1) биологически бессознательное (подсознание); 2) биологическое сознание; 3) социокультурное сознание и 4) сверхсознание. На бессознательном и сверхсознательном ментальных уровнях отсутствует какое-либо понятие "эго", тогда как на уровне социально-культурного сознания существует столько разных "эго", сколько есть социокультурных групп, в которых ассоциирован индивид ("эго" его семьи, "эго" его профессиональной группы, "эго" его политической партии, религиозной группы, национальности, государства, экономического слоя и всевозможных организаций, где он состоит членом). Если группы, с которыми связан индивид, находятся в гармоничных отношениях друг с другом и "диктуют" индивиду гармоничные идеи, убеждения, вкусы, ценности и императивы поведения, вес "эго" и ценности человека также будут в гармонии друг с другом, образуя одно интегрированное "эго" и одну главную систему ценностей. В результате такой человек будет иметь душевное равновесие, твердые убеждения, ясное сознание и последовательность в поступках. Если же группы, с которыми связан индивид, взаимно противоположны по своим ценностям и требованиям, предъявляемым к нему, все "эго" и ценности, отражающие его связь с этими группами, также будут противоречить друг другу. Человек становится "домом, разделившимся сам в себе" (*24), исчезают душевное равновесие, последовательность мыслей и поступков, он начинает страдать от непреходящего внутреннего разлада, будучи неудовлетворен и превращаясь в психоневротика. Действительно, большая часть неврозов возникает в результате такого внутреннего напряжения и конфликта между разными "эго" как результат неудачного сочетания взаимопротиворечащих групп, членом которых является индивид. Последняя гипотеза была проверена различными способами и нами, и сторонними психиатрами, и сейчас ее все больше признают верной в научном мире. Эта плюралистическая теория "эго" как микрокосма, отражающего макрокосм групповых связей и привязанностей индивида, объясняет, почему прирожденные альтруисты, с раннего детства помещенные в среду гармоничных и альтруистичных групповых связей (начиная с хорошей семьи), обладают и гармоничным веером "эго", ценностей, поведенческих реакций и, таким образом, не должны в процессе развития своего альтруизма проходить сквозь болезненные кризисы, сопровождающие перестройку их ценностных систем, "эго" и групповых связей. И наоборот, альтруист обращенный, который одновременно является членом нескольких взаимно антагонистичных групп и поэтому имеет противоречивые ценности и групповые привязанности, вынужден проходить сквозь болезненный процесс дезинтеграции своей личности и позднее - реинтеграции, т. е. восстановления ее целостности, если только не покончит жизнь самоубийством, не получат умственных расстройств или регрессирует до состояния зверства, пассивности или декадентски чувственного хищничества.

Наконец, о том, что касается сверхсознательного в человеке. Мы собрали и проанализировали значительное количество эмпирических свидетельств реальности его существования и его творческого функционирования у людей, отмеченных гениальностью, а также некоторые характеристики сверхсознания. Хотя свидетельств могло бы быть и больше, их вполне хватает, чтобы установить реальность этой высшей формы творческой энергии человека. Она, похоже, служит основным источником (вместе с рациональным мышлением) всех величайших достижений во всех отраслях культуры, от науки и изящных искусств до религии и этики. Она также является необходимым условием для того, чтобы стать гением альтруистской любви.

Среди прочих проверок данной гипотезы по поводу сверхсознания Т. Броссе провела ряд экспериментально-инструментальных тестов (кардиографических, энцелографических, гирографических и т. д.). Ее пионерное исследование подтвердило с помощью объективных данных реальность влияния сверхсознания на деятельность сердца, легких и других органов у 213 человек, подвергавшихся опытам. (Ее работа опубликована в "Сборнике" в 1954 г., а о сверхсознании в рамках нашей теории структуры личности можно прочитать в моей книге "Виды любви и ее сила".)

Заканчивая, отметим, что процесс настоящего альтруистического перевоплощения проходит для человека, не бывшего альтруистом ранее, очень трудно и болезненно, занимая долгое время и практически никогда не совершается внезапно. Вот почему почти все скороспелые религиозные обращения или нравственные изменения поверхностны, и сегодняшнее "религиозное возрождение", о котором столь широко рассуждают в Соединенных Штатах и везде в мире, есть всего лишь сотрясение воздуха, поскольку редко затрагивает самые основы общественной жизни и мораль отдельных наций и всего человечества".

Глубокое понимание природы и механики бескорыстной созидающей любви невозможно без адекватных знаний об обществе, культуре, системе ценностей, в которых люди живут и действуют. Это объясняет, почему, наряду с изучением основных проблем альтруизма, мы были вынуждены изучать структуру и историческую динамику социокультурных и ценностных систем. Помимо того, что большое внимание было уделено этим вопросам в моих ранее вышедших книгах: "Социальная и культурная динамика", "Общество, культура и личность", "Социальная мобильность", "Кризис нашего века", мне пришлось вернуться к исследованию отдельных аспектов этих проблем при работе в центре. Результаты моих трудов напечатаны в книгах: "Социальная философия в век кризиса" (1950), "Причуды и недостатки современной социологии" (1956), "Американская сексуальная революция" (1956), "Власть и нравственность" (1959).

Ниже я привожу список основных публикаций центра и их переводов на иностранные языки.

П. А. Сорокин "Восстановление гуманности" (1948), немецкое, норвежское, японское, индийское, испанское и индостанское издания (соответственно 1952, 1953, 1951, 1958, 1959 гг.); "Разработки в области альтруистской любви и альтруистичного поведения"; сборник статей под редакцией П. А. Сорокина (1950); П. А. Сорокин "Альтруистская любовь: исследование американских добрых соседей и христианских святых" (1950); П. А. Сорокин "Социальная философия в век кризиса" (1950), издания английское, испанское, немецкое и на языке хинди (соответственно 1953, 1954, 1964 гг.); П. А. Сорокин "S.O.S.: смысл нашего кризиса" (1951); "Формы и методы альтруистского и духовного роста": сборник статей под редакцией П. А. Сорокина (1954); П. А. Сорокин "Виды любви и ее сила: типы, факторы и технические приемы нравственного перевоплощения" (1954); П. Сорокин "Причуды и недостатки современной социологии и смежных наук" (1956), испанское, английское, французское и итальянское издание (соответственно 1958, 1959, 1963 гг.); П. Сорокин "Американская сексуальная революция: проявления и последствия" (1956), японское, испанское, португальское и индийское издания (соответственно 1957, 1958, 1959 гг.); сокращенное однотомное издание моей "Социальной и культурной динамики" (1957), двухтомный испанский перевод этой же книги (1962); моя же книга "Власть и нравственность" (1959), японское, индийское и сокращенное французское издания (1960, 1962, 1963 гг.).

Этот краткий перечень дает представление об исследованиях нашего центра. Данные публикации привлекли общемировое внимание, уже переведены на двадцать иностранных языков, вызвали к жизни значительное количество критической и обзорной литературы (статей, докторских диссертаций, книг), способствовали созданию в чем-то похожих на наш исследовательских центров в разных странах и Исследовательского общества по созидательному альтруизму в США. Учреждение этого, отдельного от центра общества было предпринято инициативной группой на собрании 29 октября 1955 года. В число учредителей мной были приглашены: Свами Акилананда, М. Арнольд, декан Э. Ф. Баудич, декан У. Кларк, сенатор Р. Э. Флэндерс, Р. Д. Хаулет, доктор Ф. Л. Кунц, доктор X. Моргенау, президент английского университета Д. Марш, доктор А. X. Маслоу, доктор Ф. С. Нортроп, доктор И. И. Сикорский, доктор Дж. X. Шрэдер и доктор Р. Улих. После моего вступительного заявления присутство-вавшие на встрече учредители единодушно проголосовали за учреждение Исследовательского общества по созидающему альтруизму. Что и было сделано. После множества заседаний общество провело конференцию по новым знаниям о человеческих ценностях 4 и 5 октября 1957 в одной из аудиторий Массачусеттского технологического института. На конференции присутствовало несколько сот ученых. Материалы ее были опубликованы в сборнике статей "Новое знание о человеческих ценностях" под редакцией А. X. Маслоу (1959). Сборник содержит доклады, прочитанные на конференции Г. У. Олпортом, Л. фон Берталанфи, Дж. Броновским, Т.Добжанским, Э. Фроммом, К. Голдстайном, Р. С. Хартманом, Г. Кенесом, Д. Ли, X. Моргенау, П. Сорокиным, Д. Т. Судзуки, П. Т. Тиллихом и В. А. Вайскопфом. По существу, эти ученые дали краткий обзор всего накопленного в области человеческих ценностей знания.

Несмотря на блестящий успех конференции и отличные планы дальнейших исследований и образовательной деятельности общества, по нескольким причинам (в основном из-за недостатка необходимых средств) оно не смогло реализовать свои замыслы и после нескольких лет тихого существования так же тихо скончались. Господствующий во всем мире климат нетерпимости и вражды между людьми из-за их личного или группового эгоизма оказался совершенно непригодным для возделывания прекрасного сада бескорыстной, созидающей любви.

Что касается исследовательского центра то он продолжал существовать в усеченном виде. Мой выход в отставку (с присвоением почетного профессорства в Гарварде) в конце 1959 года и почти полное истощение фондов на исследования заставили меня ограничиться только собственными трудами, ибо я продолжал работать без всякого вознаграждения, и, во-вторых, перевести центр из Гарвардского университета в Американскую Академию наук и искусств. Остающиеся скромные средства позволяли только нанять на неполную рабочую неделю секретаря (восемьдесят долларов в месяц) и оплачивать почтовые расходы на переписку центра, поэтому мы не могли привлечь к его работе никого другого из ученых (*4), предложить им даже символического вознаграждения. Вот почему работы центра были в значительной степени свернуты.

В последние два года мне удавалось посвящать задуманному труду "Социология нравственных явлений и ценностей" только часть своего времени. Я надеюсь завершить его в качестве моей последней работы в этой области до того, как наступит старческая немощь или смерть. Остальное время я сейчас трачу на изучение социологических проблем, лишь косвенно связанных с бескорыстной, созидательной любовью. "Таинственной энергии любви" я посвятил около десяти лет своей жизни. И надо сказать, кое-что добавил к существующим знаниям об этом предмете. И если результаты более скромные, чем мне бы хотелось, в мое оправдание можно произнести древнее выражение: Feci guod potui faciant meliora potentes, что значит: "Я сделал, что смог, пусть другие сделают лучше".

Глава шестнадцатая.

МОЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В КАЧЕСТВЕ ПОЧЕТНОГО ПРОФЕССОРА

СВОБОДА НАЧИНАЕТСЯ С УХОДОМ В ОТСТАВКУ

Сосредоточение моих занятий на работе исследовательского центра в 1949-1959 годах не препятствовало мне заниматься помимо этого другой деятельностью. С 1949 по 1955 год я продолжал отдавать половину моих сил чтению лекций и семинарам в Гарварде, изредка присутствовал на международных научных встречах. Из всех приглашений выступить с лекциями, полученных от американских и иностранных университетов, от правительств Индии, Индонезии и Западной Германии, я принял только несколько. О двух таких предложениях стоит упомянуть.

В апреле 1950 года я прочитал в Вандербильт Университете лекцию о современном состоянии философии истории по случаю семьдесят пятой годовщины этого учебного заведения. В расширенном виде данные лекции были опубликованы в 1950 году под названием "Социальная философия в век кризиса". В 1955 году я прочитал курс лекций и провел ряд семинаров во время летней сессии в университете штата Орегон. Приглашение в Орегон дало нам случай пересечь на автомобиле весь континент туда и обратно и увидеть прекрасные пейзажи северной части Соединенных Штатов, Канады, а также познакомиться со штатами Орегон и Вашингтон. Моя жена, Сергей и я (Петр был занят подготовкой к докторской защите и не мог присоединиться к нам) от всей души насладились путешествием через континент, посещением многих красивых уголков этих штатов, рыбалкой в лежавших на пути озерах, не говоря уже о дружеской компании профессоров, студентов и других орегонцев и вашингтонцев. Поездка в целом, как обычно, очень освежила всех нас. На обратном пути мы пересекли север штата Миннесота, где мы с женой часто отдыхали и ловили рыбу в бытность мою профессором университета Миннесоты. С чувством утраченных иллюзий мы наблюдали, каким коммерциализированным стал этот регион и как много из его природной красоты исчезло за двадцать пять лет, прошедших с момента нашего последнего посещения тех мест. Моя "сельская пасторальная душа" была столь больно уязвлена таким "прогрессом цивилизации", что мы торопливо проехали Миннесоту, не имея никакого желания возвращаться туда в будущем.

В течение того же периода (1949-1955 гг.) я продолжал внимательно следить за разверты-вающейся драмой человеческой истории и, в зависимости от смены сцен, делать необходимые поправки к своей оценке событий. Касалось это, однако, в большей мере не моей полностью сформировавшейся интегральной философии и не моей интерпретации основных тенденций современности, а лишь некоторых второстепенных частностей в мировоззрении.

В январе 1955-го мне исполнилось шестьдесят шесть лет. В этом возрасте гарвардские профессора обычно выходят на пенсию. Примерно в это время в мой оффис зашел президент Пьюси и вежливо поинтересовался моими дальнейшими планами и пожеланиями: желаю ли я уйти в отставку в шестьдесят шесть лет или буду продолжать преподавание до семидесяти - такую привилегию Гарвард предоставлял некоторым наиболее заслуженным профессорам. Я поблагодарил за предложение и попросил освободить меня от преподавания уже сейчас, но оставить директором Гарвардского исследовательского центра по созидающему альтруизму до семидесяти лет. Я объяснил, что, преподавая около сорока лет в разных университетах, устал от рутины своей профессии и предпочитаю освободиться от нее, дабы посвятить оставшиеся мне годы активной жизни изучению интересных проблем, и вообще хочу пожить для себя. Все мои просьбы были одобрены советом Гарварда, включая оставление меня директором центра.

Вот так, в возрасте 66 лет, я в основном освободился от гнета расписанных по минутам лекций, конференций и заседаний комитетов, от многих правил и предписаний, существующих в университетах и регламентирующих жизнь и труд профессоров. Хотя теоретически я и отдавал половину своего времени центру, фактически же я обрел свободу использовать это время по своему усмотрению. В этом статусе я оставался до 31 декабря 1959 года, когда в возрасте семидесяти с лишним лет ушел со всех постов в Гарварде, превратившись в почетного профессора в отставке.

Моя реакция на это событие была в целом положительной, тем не менее отставка заставила меня задуматься, напомнив, что молодость, зрелость и пожилой возраст закончены, что я вступил в старость, которая со временем перейдет в мрак смерти. Поскольку еще со смертного приговора 1918 года мысли о смерти стали привычными и не пугали, постольку мое тогдашнее настроение не было ни подавленным, ни болезненным. Наоборот, оно было довольно легким, приятным, утешающим, словно элегическая музыка в несколько минорном ключе. В конце концов, тридцать лет моего сотрудничества с великим университетом были плодотворны и принесли удовлетворение; в это время я служил университету и человечеству, как умел, и в ответ университет дал мне возможность раскрыть мои скромные творческие способности. Конечно, за тридцать лет работы случалось всякое, но расстройства и неприятности терялись в море приятных воспоминаний.

Моя отставка никоим образом не означала прекращения или ограничения моей научной и культурной деятельности или какого бы то ни было сокращения свободы выбора направлений моих исследований, способов отдыха и вариантов поведения. Напротив, по всем этим аспектам я ныне был свободнее, чем когда-либо. Физически я сохранял хорошую форму, и мое сознание пока еще не подверглось заметным старческим изменениям. Отставка в Гарварде не слишком серьезно помешала мне, так как я всю жизнь был перекати-полем и никогда не вкладывал всего себя во что-то одно, мог делать разную работу, в разных условиях, в разных организациях, учреждениях, институтах. Мне довелось видеть многих профессоров, для которых отставка действительно означала конец научной и педагогической деятельности, конец творческой жизни. В моем случае, к счастью, это печальное правило не сработало. Я и сегодня чувствую себя в силах продолжать работу, как и прежде. И когда миазмы старческой немощи и смерть положат конец моему существованию, я предпочитаю умереть не в постели, а бодрым и активным до последнего.

МОЙ "ОТДЫХ" НА ПЕНСИИ - НОВЫЕ КНИГИ

В описанном выше настроении, после частичной отставки в шестьдесят шесть лет, я упорно продолжал свою научную, педагогическую, культурную деятельность и, конечно, успевал отдыхать. Единственное, что изменилось в моей жизни, - я решил больше не предпринимать обширных исследований, вроде "Динамики", которые потребовали бы многих лет и больших средств для их завершения. Хотя я был в хорошей физической и умственной форме для своего возраста, все же нельзя было ждать, что такое состояние здоровья сохранится на долгие годы и неизбежные старческие немощи не овладеют в конце концов моим телом и душой.

В соответствии со своим решением я провел несколько исследований в 1956-1959 годах и опубликовал их в виде нескольких статей и книг. Как уже указывалось выше, это - "Причуды и недостатки современной социологии" (1956), "Американская сексуальная революция" (1956), "Власть и нравственность" (1959). В "Причудах и недостатках" содержится серьезная критика некоторых модных тенденций течения мысли и исследований в современной американской социологии, психологии и психиатрии: таких, как ничем не оправданные претензии на открытие новых законов, фактов, явлений, связей, которые на самом деле были открыты давным-давно; бессмысленный жаргон и псевдонаучный слэнг; псевдооперационализм (*1) и "тестомания" (пристрастие к тестам на интеллект, прожективным и другим механическим тестам); "квантофрения" (*2) и культ "социальной физики с умственной механикой" (*3); псевдоэкспериментальные исследования "малых групп", устаревшие философия и теория познания самих этих модных поветрий. Моя критика была, естественно, нелицеприятна, но я не мог избежать ее, если хотел выполнить основную обязанность ученого - говорить правду, как он ее видит, независимо от того, горькая эта правда или нет. Имея много пороков, я все же очень редко не выполнял свой долг, даже под угрозой ареста или жестокого наказания я всегда говорил правду. Вместо того чтобы приспосабливаться во взглядах к чьим-то интересам, я упорно старался следовать древней мудрости, выраженной во фразе: Платон мне друг, но истина дороже. Неудивительно поэтому, что такая приверженность истине временами рождала неприязненные чувства ко мне у части тех, кого я критиковал. Несмотря на это, критика моя не пропала даром. Похоже, что она ощутимо повлияла на целый ряд американских и зарубежных социологов, психологов и психиаторов. Несколько лет спустя большую часть всей критики повторил Райт Миллз (*4) в своей книге "Социологическое воображение". В личном письме, написанном вскоре после выхода моих "Причуд", он дал ей высокую оценку и выразил полное согласие с моими выводами. (По той или другой причине он не упомянул мою книгу в своем труде вовсе, что было замечено и резко прокомментировано одним из рецензентов книги Миллза в литературном приложении к "Лондон Таймс".) После своей оригинальной публикации "Причуды и недостатки" уже вышли на французском, испанском, итальянском языках и еще пара переводов в процессе подготовки.

Что касается "Американской сексуальной революции" и "Власти и нравственности", обе эти книги были намеренно написаны в научно-популярной форме, доступной обычному читателю. В первой работе я попытался показать опасные последствия сексуальной распущенности и анархии, зацикленности на вопросах секса, которые повлияли на американский образ жизни, культуру и ценности в последние два-три десятилетия.

В соответствии с этой целью в книге сделан обзор всех основных проявлений сексуальной зацикленности и анархии и их деструктивного влияния на физическое, умственное, нравственное и социальное здоровье отдельных людей и целых наций, зараженных этими сексуальными болезнями. Книгу читали в широком кругу, обсуждали, одобряли и критиковали как в США, так и в других странах (Швеции, Испании, Португалии, Японии и Индии, где выходили ее переводы).

Основные цели написания и выводы "Власти и нравственности", созданной в соавторстве с профессором У. Ланденом, видны из следующего отрывка из вступления к книге:

"Процветание и выживание человека сегодня во многом определяет лишь горстка верховных правителей великих ядерных держав. В своих руках они безраздельно сосредоточили контроль над беспрецедентно мощными, несущими смерть вооружениями. От их мудрости или глупости во многом зависит судьба человечества - прочный мир или самоубийственная война. Никогда прежде в истории не было, чтобы жизнь или смерть такого огромного количества людей зависела бы от такой малой кучки правителей!..

Опасная ситуация, естественно, рождает вопросы, на которые надо отвечать именно сегодня: можем ли мы доверить судьбоносные решения о войне и мире, а через это и о жизни, свободе и счастье сотен миллионов, нескольким магнатам, стоящим у власти? Есть ли у них мудрость змеи и кротость голубя, необходимые, чтобы привести нас к прочному миру и прекрасному будущему?

Что до меня, то я склонен ответить на эти вопросы словами псалма: "Не надейтесь на князей (и правителей), нет в них спасения вам" (*5). ...Гигантская задача мирного решения колоссальных трудностей нашего времени не может быть доверена существующим правительствам, по-прежнему являющимся, в основном "кастовыми", т. е. состоящими из политиков, которых выбирают политики, и служат они тоже не народам, а самим политикам. ...Будучи особой "кастой", сегодняшние правящие социальные группы не проявляют даже минимума интеллектуальной, нравственной и социальной квалификации, необходимой для успешного решения стоящих перед нами грандиозных задач.

Во-первых, на протяжении всей истории у сильных правительств было (да и сейчас) мало нравственности, а их преступные деяния слишком тяжелы, чтобы вверять им жизнь и благосостояние человека. Во-вторых, созидательных возможностей современных правительств далеко не хватает для плодотворного решения этих проблем. В-третьих, конструктивная реализация человеческих стремлений требует: а) замены существующих "правительств политиков" на правительства ученых, святых и мудрецов; б) создания определенных условий, таких, как полное и всеобщее разоружение, которые могут автоматически предотвратить использование силы во зло любым правительством; в) замены во многом устаревших политических идеологий и обветшалых ценностей новыми; и, наконец, г) добровольной мобилизации и сотрудничества всех созидательных сил человечества - его лучших умов, чистейших сердец и наивысшей сознательности, - для построения более праведного и лучшего общественного порядка на планете людей".

Последующие главы книги развивают и подкрепляют эти положения, особенно в том, что касается ментального уровня и преступности правителей. Обобщенно основные моменты можно кратко изложить следующим образом:

1. Когда нравственность и ментальность правителей и тех, кем управляют, измеряются одной мерой (а не с помощью двойного стандарта), тогда оказывается, что нравственность и умственные способности правителей несут больше признаков ментальной и моральной шизофрении, чем таковые у населения, которым управляют, в целом.

2. Правящие группы содержат большие доли как умственно одаренных, так и умственно отсталых или ненормальных в ментальном отношении людей, чем рядовые представители населения. Правящий слой в большей мере состоит из личностей, склонных к доминированию, агрессивности, высокоэгоистичных, смелых и авантюрных натур, людей жестоких и лишенных чувствительности, лицемеров, лжецов и циничных махинаторов, чем управляемое им население.

3. Поведение правящих групп более преступно и безнравственно, чем поведение других слоев общества.

4. Чем больше, абсолютное и жестче власть правителей, политических лидеров и высших чиновников бизнеса, профсоюзов и прочих организаций, тем более коррумпированными и преступными оказываются эти группы людей.

5. Чем более ограничивается власть политиков и чиновников, тем менее преступными становятся их деяния: качественно (уменьшается количество тяжких преступлений) и количественно (снижается сам уровень преступности среди них).

Эти положения касаются не только правителей автократического типа, но и демократов, хотя между первыми и вторыми существуют различия, выраженные в п. п. 4 и 5. Каждое из приведенных, в общем-то абстрактных обобщений становится по-настоящему значимым, только если подкреплено соответствующими конкретными примерами. Например, третье положение приобретает особое значение, если знаешь, что от 20 до 90 процентов королей (царей, шахов, султанов, императоров) Англии, Франции, Австрии, России, Ирана, Византии, Турции, Германии, Италии, Римской империи, Японии, Арабских династий и империи Инков повинны в тягчайших убийствах своих отцов, матерей, братьев и жен, сестер и мужей и т. д. В то же время количество убийц среди управляемого ими населения колеблется между 8 и 2000 на 100 тысяч жителей. Другими словами, уровень преступности среди автократических правителей во много, много раз выше, чем у их подданных.

С этой книгой связан интересный, прямо анекдотический случай. Я послал ее экземпляры с дарственными надписями президенту Эйзенхауэру, госсекретарю Хетеру, премьеру Хрущеву и нескольким сенаторам и конгрессменам Соединенных Штатов. Каково же было мое удивление, когда я получил благодарственные письма от всех них. Ясно, что их секретари не читали книгу и отреагировали на ее получение с автоматической вежливостью, не осознавая и не представляя ее, весьма "подрывной", эпатирующий их чувства характер. Как и многие мои книги, "Власть и нравственность" появилась в Индии в дешевом издании, а также в сокращенном переводе в Японии и Франции.

Со времени издания "Власти и нравственности" моя продуктивность по части написания книг несколько снизилась. За 1959-1963 годы я опубликовал только два "тонких" тома. Первый - это вышедшая на испанском языке в Мексике книга "Конвергенция Соединенных Штатов и СССР" (1961). Она состояла из двух моих работ. Название первой было вынесено в заглавие книги, а вторая называлась "В поисках интегральной системы социологии" и являлась адресом, с которым я обратился к делегатам на пленарном заседании XIX Международного социологического конгресса, состоявшегося в Мехико в 1960 году. Второй "тонкой" книгой стала автобиография, написанная в основном ради собственного удовольствия и развлечения.

Снизившаяся писательская продуктивность часто была связана с тем, что на восьмом десятке лет я стал работать медленнее, а частью с тем, что все активнее занимался иной деятельностью.

УЧАСТИЕ В НАУЧНЫХ КОНФЕРЕНЦИЯХ

После отставки мне приходилось писать гораздо больше вспомогательных статей и докладов для различных национальных и международных научных конференций, чем раньше. За редким исключением, меня по-прежнему не тянуло присутствовать на этих конгрессах и совещаниях, но по той или другой причине после отставки целый ряд научных организаций стал так настойчиво предлагать мне участие в своих мероприятиях, что несколько раз я просто не смог отклонить их настойчивые приглашения. Так, например, я принял решение не ездить на XVIII Международный социологический конгресс в Нюрнберге в 1958 году, о чем и проинформировал комитет конгресса. Ответом были несколько писем и телеграмм от президента конгресса, Нюрнбергского оргкомитета, многих европейских, азиатских и американских социологов, которые в один голос настаивали на крайней необходимости моего участия в работе конгресса. Кроме того, оргкомитет конгресса сообщил мне, что все мои путевые и прочие расходы будут полностью оплачены. Наконец, где-то за четыре дня до его начала я пытался мотивировать свой отказ тем, что просто не успею в столь короткий срок оформить паспорт, сделать прививку от оспы и купить авиабилет. Тогда профессор Циммерман по просьбе комитета взял на себя устройство всех формальностей и преуспел в этом. Мне ничего не оставалось, как согласиться участвовать в конгрессе. В результате за день до открытия я оказался на борту самолета компании "Пан-Америкэн", летящего в Нюрнберг; со мной вместе летели К. Циммерман и известный ученый, доктор А. Дж. Тойнби, неформальная беседа с которым здорово скрасила скуку многочасового полета из Бостона в Лондон, где он покинул самолет. В Нюрнбергском аэропорту нас встретили члены местного оргкомитета и отвезли в отель, где нас ожидали забронированные номера. Вот так неожиданно и без проволочек я оказался в послевоенной Европе, где мне еще не довелось побывать.

Не стоит и говорить, что семь дней работы конгресса были в высшей степени увлекательными, захватывающе интересными и плодотворными. Гостеприимство известных немецких ученых, членов Нюрнбергского оргкомитета: профессоров Ганса Фрэйера, К. В. Мюллера, X. Г. Раша; ректора Нюрнбергской высшей школы хозяйственных и социальных наук доктора Ф. В. Шуберта; муниципальных властей города, Баварского и федерального правительств было ошеломляющим. Внимание, уделенное мне делегатами конгресса, оказалось неожиданным для меня, я даже заметил в шутку коллегам, что теперь зазнаюсь и буду придерживаться о себе гораздо более высокого мнения, чем до конгресса. В Нюрнберге я встретился с многими социологами из разных стран и имел возможность познакомиться с молодым поколением ученых Европы, Азии и Латинской Америки.

Кроме активного участия в дискуссиях на конгрессе меня дважды просили открыть своими докладами пленарные заседания. Поскольку я не собирался ехать на конгресс вовсе, то и не имел никаких материалов для выступления там. К счастью для меня, еще дома, до отъезда, я написал черновики двух статей, которые собирался опубликовать. Эти наброски я включил в свои выступления. Позже, вернувшись домой, я завершил работу над статьями, и в своем законченном варианте они были напечатаны в первом томе "Материалов XVIII Международного социологического конгресса" под названиями "Таинственная энергия любви" и "Три основных тенденции нашего времени". Позже эти эссе неоднократно печатались в нескольких американских и зарубежных научных журналах и научно-популярных изданиях.

После официального закрытия конгресса, накануне моего отъезда домой, я провел восхитительный вечер в замечательной компании членов Нюрнбергского оргкомитета, ректора Высшей школы, известных делегатов конгресса и их жен. На прощание в знак гостеприимства они подарили мне бутылку коллекционного вина "Хайлиг Гайст Шпитал No 5". С этим сувениром я вернулся домой, прекрасно отдохнувший и взбодренный богатыми и полезными впечатлениями от конгресса.

Похожая история произошла и с моим участием в работе XIX Международного социологического конгресса в Мехико в сентябре 1960 года и годичной сессии Американской социологической ассоциации в Нью-Йорке, непосредственно перед конгрессом. Я не собирался участвовать ни в одном из мероприятий, но в конце концов уступил нажиму и той, и другой стороны. Президент ассоциации профессор Говард Беккер и председатель секции социологической теории профессор Р. Чэмблисс настойчиво просили меня выступить с главным адресом собранию по поводу столетия со дня рождения Герберта Спенсера. Они даже сдвинули день чествования с 30 на 23 августа, чтобы я смог прилететь в Мехико к открытию конгресса, который планировался с 1 по 8 сентября 1960 года. В конце концов я сдался на их настойчивые уговоры и 29 августа зачитал свое выступление на годичной сессии ассоциации: "Вариации на спенсеровскую тему военного и промышленного типов общества". Моя известность или, возможно, дурная слава приобрела уже такую широту, что послушать меня собралась самая большая аудитория в истории ассоциации, проводившая мою речь аплодисментами и поздравлениями.

Следующим же утром я вылетел вместе с женой в Мехико. Одно интересное происшествие, связанное с речью на сессии, заслуживает упоминания. Поскольку мое выступление было своего рода "выполнением приказа" президента ассоциации и оно было восторженно принято аудиторией, я чувствовал себя обязанным представить текст для опубликования в журнале "Американское социологическое обозрение", официальном органе ассоциации. Я так и сделал, но без всякого желания и энтузиазма, по причине несложившихся, я бы даже сказал довольно недружественных отношений с редакторами "Обозрения" (*6). Несколько недель спустя я получил письмо от редактора, доктора Гарри Альперта, датированное 31 октября 1960 года, в котором он писал: "...Мне выпала неприятная обязанность сообщить вам, что мы не можем принять вашу статью к публикации в "Американском социологическом обозрении"... Возвращаем рукопись отдельным вложением.

Я не был ни раздражен, ни удивлен таким письмом. Когда я поведал о нем с юмором кому-то из моих друзей-ученых, они спросили: "А кто такой, собственно, этот Альперт?"

- Чиновник, неплохой администратор, сейчас он - декан аспирантуры в Орегонском университете. Как ученый, он всего лишь третьесортный социолог, написавший, насколько я знаю, только одну, да и то посредственную книгу о Дюркгейме.

- Тогда как он посмел отклонить твою статью?

- По тем же причинам, по которым редакторская серость отклоняла статьи много более известных и лучших ученых, чем я. Помните: слуги Лейбница никак не могли понять, почему столько важных персон, включая членов августейших фамилий, оказывали столько уважения их простому с виду господину. Ну и, кроме того, разве вы не знаете, что пути канцелярские неисповедимы? - добавил я в шутку.

Конечно, моя статья не имела особенного уж значения, но была, по крайней мере, не хуже любой среднего уровня статьи, публикуемой в "Обозрении". Поскольку несколько других журналов уже предложили мне отдать им статью, я послал ее в журнал "Социальная наука", где она появилась в первом же номере, а затем не раз была переведена и напечатана иностранными журналами. Вот и все об этом юмористическом инциденте.

Мы с женой от всей души наслаждались присутствием на конгрессе в Мексике. Гостеприимность местных ученых, правительства и простых людей, оказанная делегатам и нам лично, поразила нас еще больше, чем в Нюрнберге. Внимание ко мне на конгрессе снова было чрезвычайно пристальным, много большим, чем я тогда заслуживал и на что рассчитывал. Два моих выступления (адреса), о которых уже шла речь ранее, собрали огромную аудиторию и были тепло приняты.

Когда я закончил речь по поводу "Взаимной конвергенции Соединенных Штатов и СССР на пути к обществу смешанного социокультурного типа", среди тех, кто поздравил меня с блестящим выступлением, был доктор Адольф Грабовски, редактор влиятельного немецкого журнала по политическим наукам "Цайтшрифт фюр политик". Он попросил у меня машинописную копию речи для перевода на немецкий язык и публикации в очередном, декабрьском выпуске журнала. Затем редакторы "Памятных записок" конгресса и мексиканский оргкомитет уведомили меня, что речь будет напечатана не только по-английски, но и на испанском, в переводе председателя оргкомитета доктора Карлоса А. Эчанова. Он также устроил публикацию на испанском обеих моих речей на конгрессе в виде упомянутой ранее книги "Конвергенция". Впоследствии "Взаимная конвергенция" была напечатана не только в материалах конгресса, на немецком и испанском языках, но ее также перепечатали по-английски в "Международном журнале по сравнительной социологии" и в русском журнале "Независимая Россия", выходящем в Нью-Йорке.

На конгрессе я встретился со многими социологами из Латинской Америки и других зарубежных стран. Особенно мне было приятно лично познакомиться с доктором Лючио Мендиета Нуньесом, директором Мексиканского института социальных исследований, редактором "Мексиканского социологического обозрения" и самым выдающимся из латиноамериканских ученых-социологов. Я переписывался с ним много лет до личной встречи и был у него в долгу за испанский перевод моей книги "Социальная мобильность" и за начатый им перевод всех четырех томов "Социальной и культурной динамики". Кроме того, он принял от моего лица присужденную мне степень почетного доктора Мексиканского национального университета по случаю 400-летия этого учебного заведения в 1952 году. (Я не смог лично присутствовать на торжественной церемонии вручения диплома.)

Восемь дней, проведенных в Мехико, позволили нам увидеть несколько исторических достопримечательностей в самом городе и его окрестностях, прочитать лекции в Национальном университете и насладиться гостеприимством, которое нам оказали в посольствах нескольких зарубежных стран. Другими словами, я снова был рад, что удалось побывать на конгрессе, несмотря на первоначальное нежелание ехать в Мексику.

Несколько иными были обстоятельства моего участия в работе первого съезда Международного общества сравнительных исследований цивилизаций в Зальцбурге в октябре 1961 года. Группа крупных европейских ученых собралась и организовала это общество в 1960 году. Меня даже не пригласили на собрание. О создании общества я узнал из письма его ответственного секретаря, доктора Отмара Андерле. Он сообщил, что группа учредителей единодушно избрала меня первым президентом общества, и выражал надежду, что я приму их предложение. В письме также говорилось, что пост президента не налагает на меня никаких обязанностей, ограничивающих мою свободу и время. Я принял почетное предложение, дав ясно понять, чтобы от меня не ждали какой-либо работы или присутствия на заседаниях общества. Однако, когда было объявлено о созыве съезда и я уведомил оргкомитет, что не смогу присутствовать на нем, как обычно, последовал поток писем и телеграмм, убеждающих изменить решение. Как водится, я поломался и затем сдался, и 7 октября 1961 года меня встретил в Мюнхенском аэропорту доктор Андерле, отвез на машине в Зальцбург и устроил в комфортабельном гостиничном номере, зарезервированном заранее.

В отличие от других научных конференций мы отказались от зачитывания длинных докладов и на всех сессионных заседаниях вели непосредственные дискуссии между учеными - делегатами съезда. В течение семи дней работы, на утренних и дневных заседаниях мы всесторонне обсуждали среди историков, социологов, философов истории, археологов, антропологов, биологов, психологов, обществоведов, религиоведов, правоведов и искусствоведов основные вопросы по теме съезда - "Проблемы цивилизации". Дискуссии велись на немецком, английском и французском языках с синхронным переводом. Все выступления и реплики фиксировались магнитозаписью, с тем чтобы позже расшифровать, отредактировать и издать как рабочие материалы съезда. Сейчас, когда я пишу эти строки, том с рабочими материалами уже подготовлен и должен выйти в 1963 году. Большую помощь в этом деле оказал Эли Лилли, щедро отваливший на цели издания пять тысяч долларов.

Мы не раскаялись в том, что заменили длинные доклады дискуссиями. Такой порядок работы весьма оживил каждую сессию, разогнал скуку у слушателей, дал возможность всем делегатам активно участвовать в обсуждении и принес больше пользы, нежели традиционная практика заслушивания докладов. Неудивительно, что интерес к съезду был высок, и о нем писали европейские средства массовой информации. "Нью-Йорк Таймс" также опубликовала отчет о нашей с Тойнби "схватке" по проблеме взгляда на русскую и немецкую цивилизации, в которой нам оппонировали некоторые немецкие историки.

Гостеприимность горожан Зальцбурга и австрийского правительства была выше всех похвал. Красота Зальцбурга и его окрестностей, исторические места, включая музей Моцарта и городскую крепость, отличная еда, пиво и вино в зальцбургских ресторанах и мирная атмосфера нейтральной Австрии усилили приятное впечатление делегатов от съезда.

В качестве президента съезда я снова привлек больше внимания, чем того заслуживаю. Среди других "звезд" на съезде следует упомянуть доктора Тойнби и его жену. Случайно наши гостиничные номера оказались рядом. Ежедневно мы завтракали, обедали и ужинали вместе. В дискуссиях на съезде взгляды Тойнби были схожи с моими практически по всем обсуждаемым вопросам. Время, проведенное с ним и его супругой, укрепило мое и без того высокое уважение к ним. Я буквально восхищался этой четой. Их искренность, цельность характеров и доброта, их простота в общении и отсутствие фальши и претенциозности, не говоря уже об из ряда вон выходящей творческой энергии доктора Тойнби, произвели на меня огромное впечатление. Эти люди были для меня примером - они исповедовали вечные и универсальные ценности, в них сосредоточилось все лучшее, накопленное человеческой культурой.

В Винчестер я вернулся 16 октября немного уставший физически, но хорошо отдохнувший душой, с посвежевшими мозгами.

Наконец, мне довелось участвовать сразу в трех научных конференциях - V Всемирном конгрессе социологических ассоциаций, годичной сессии Американской социологической ассоциации и ежегодной встрече членов Католического социологического общества. Все они должны были состояться в Вашингтоне. Решение об этом я принял самостоятельно, без какого-либо давления на меня, не считая, разумеется, собственно приглашений участвовать в мероприятиях и подготовить свои выступления.

Несколькими месяцами ранее я также получил приглашение от австрийского правительства выступить с лекцией на Международном дипломатическом семинаре в Зальцбурге (в период с 31 июля по 10 августа 1962 г.) на тему: "Чему современная социология может научить современных дипломатов?" Затем пришли приглашения на три упомянутых мероприятия в Вашингтоне (планируемые с 29 августа по 8 сентября 1962 г.). С 12 по 18 сентября должен был состояться XX Международный конгресс по социологии в аргентинском городе Кордоба, где мне, как ожидалось, предстояло быть избранным в качестве президента следующего конгресса. С 24 по 30 сентября я обязан был присутствовать на давно назначенном на этот срок втором съезде Международного общества сравнительных исследований цивилизаций в Зальцбурге. Ведь я являлся президентом этого общества.

Если бы мне пришлось принять участие во всех мероприятиях, то к концу сентября, если не раньше, меня бы, уверен, уже не было в живых. Так что я решил присутствовать только на встречах социологов в Вашингтоне. Однако заманчивым было участие и в Международном дипломатическом семинаре, где обычно выступали лишь главы правительств, министры иностранных дел и видные дипломаты, и в XX Международном конгрессе в Кордобе, и во втором съезде в Зальцбурге, просто я физически не мог быть одновременно сразу в нескольких местах. Поэтому с сожалениями и извинениями мне пришлось сообщить в австрийское посольство в Вашингтоне о невозможности принять приглашение выступить на семинаре. Затем я попросил оргкомитет XX конгресса в Кордобе снять мою кандидатуру с выборов президента, а через две недели и отменил свое участие в работе конгресса. Ясно, что, оставаясь кандидатом в следующие президенты, я должен был присутствовать на аргентинской встрече, а после снятия кандидатуры оказался волен не делать этого. Что касается участия во Втором съезде в Зальцбурге, то я предложил оргкомитету перенести его на сентябрь 1964 года. Предложение было принято, а позже из-за нестабильной политической обстановки в Аргентине XX конгресс по социологии также был отложен на год.

В соответствии со своим решением за весну и лето 1962 года я подготовил выступления для трех собраний ученых в Вашингтоне. Основательный доклад для V Всемирного конгресса - "Тезисы о роли исторического метода в социальных науках" - был опубликован в первом томе "Трудов конгресса" еще до его начала. Доклад для Американской социологической ассоциации "Практическое влияние "непрактичных" обобщающих социологических теорий" был направлен для опубликования в журнале "Социология и социальные исследования" и вышел в его октябрьском 1962 года номере. Точно так же и доклад для Американского католического социологического общества "Заметки по поводу книги П. Т. де Шардена "Феномен человека" был напечатан зимой 1962 года в журнале "Американское католическое социологическое обозрение".

По пути в Вашингтон мы с женой остановились на ночь у нашего сына Петра, физика, в Оссининге, что рядом с главными лабораториями "Ай-Би-Эм". Мы прекрасно провели вечер с ним и его соседом по дому доктором Б. Данхэмом. На следующее утро мы снова сели в машину и после полудня уже въезжали в Вашингтон.

В "Шоохэм Отеле", месте проведения конференций, я встретил многих своих бывших студентов, которые стали теперь заслуженными учеными, профессорами, лидерами бизнеса или крупными правительственными чиновниками. Познакомился я и со многими социологами, с кем ранее мне встретиться не довелось. С утра до вечера каждый день они желали говорить со мной по разным вопросам, приглашали нас на коктейли, завтраки или обеды. Делегации китайских, японских, индийских и латиноамериканских социологов хотели проконсультироваться со мной по различным научным и иным проблемам. Впервые среди зарубежных делегаций мы встретили советских, польских и чешских социологов. Они с волнением ждали случая познакомиться с нами, а мы в не меньшей степени были заинтересованы во встрече с ними. Поэтому мы несколько раз собирались вместе, пока шел конгресс, и позже пятеро из них обедали у нас дома в Винчестере. Наши встречи проходили дружески, а беседы носили весьма откровенный характер.

"Хотя ваши взгляды отличаются от наших по многим вопросам, мы, тем не менее, считаем вас великим социологом. Многие из нас внимательно изучали ваши работы и высоко ценим их. Мы даже гордимся вашими достижениями, поскольку считаем вас русским социологом. Вам надо посетить Россию. Можете быть уверены: вас там примут тепло и сердечно". Таково, примерно, было их мнение и отношение ко мне (*7).

Сходную реакцию на знакомство со мной я видел и у других русских ученых, с кем встречался в Гарварде и у себя дома в последние два года. Какая перемена! До последних лет мои работы были запрещены в России. Сейчас, как говорили мне, главные мои труды можно найти в университетских и национальных библиотеках России, хотя они все еще доступны только коммунистам, профессорам и аспирантам. Когда, шутя, я упомянул, что ни одна из моих книг, которые переведены на все европейские и многие азиатские языки, к сожалению, не издана по-русски, они посоветовали мне не удивляться, если в ближайшем будущем одна или несколько моих книг выйдут в Советском Союзе (*8). Во взаимной надежде на более тесное сотрудничество в будущем мы и завершили нашу дружескую встречу.

Что касается моих выступлений на всех трех мероприятиях, то они, как обычно, прошли с успехом, собрав большие аудитории, оказались благосклонно приняты, вызвав многочисленные обсуждения (некоторые из которых вместе с моими ответами были позднее опубликованы) и поздравления от социологов. Мне было особенно приятно выступить с докладом на собрании Американской социологической ассоциации по секции, где председательствовал мой бывший ученик и сотрудник - профессор Р. Мертон из Колумбийского университета. В прениях по докладу выступили, что тоже очень приятно, еще один ученик, профессор У. Мур из Принстона, и мой старый друг, профессор Т. Абель из Хантер-колледжа. Замечательно было видеть, что мои бывшие ученики выросли в выдающихся ученых, лидеров молодого поколения американских социологов.

Те же чувства по тому же поводу я испытал, завтракая вместе с доктором Логан Вильсон, председателем Американского совета по вопросам образования, а также встречаясь и беседуя со своими студентами, ныне заслуженными профессорами и экспертами правительства, например: Дж. Б. Фордом, Ч. Лумисом, Э. Шулером, Б. Барбером, Р. Биерштедтом, Дж. Фишером, доктором Портером и многими другими. Не менее радостной была и наша встреча на конгрессе с профессором Цеттербергом из Колумбийского университета. Он, будучи руководителем издательства "Бедминстер Пресс", стал инициатором переиздания четырех томов моей "Динамики". Порадовала меня и встреча со старыми друзьями, профессорами Мендиетой и Рикасенс-Сичесом из Мехико.

На конгрессе меня ждали еще три сюрприза. Доктор С. дель Кампо Урбано из Испании привез первые оттиски испанского издания моей "Динамики", спешно переплетенные для меня по заказу старого друга, известного профессора Мануэля Фрага Ирибарна из Мадридского университета, директора Испанского института политических исследований, недавно назначенного министром культуры в испанском правительстве. Второй сюрприз - письмо от Портера Саджента, издателя моей книги "Власть и нравственность" с копией только что подписанного контракта на издание моей книги в Японии. Третьим сюрпризом оказался экземпляр нового тайваньского издания книги "Современные социологические теории", привезенный мне делегацией тайваньских социологов.

В общем, мы прекрасно провели пять дней в Вашингтоне и вернулись домой с новыми силами и идеями.

Эти примеры участия в различных научных конференциях после ухода на пенсию говорят, что активность моя осталась по крайней мере, прежней (*). Поскольку участие в конференциях означало подготовку достаточно внушительных докладов, число моих научных работ такого рода после отставки даже возросло.

(* 7 апреля 1963 года я присутствовал на годичном собрании Восточного социологического общества в Нью-Йорке, где мне вручали почетную награду общества; и, уже читая верстку этой книги, я узнал, что меня выдвинули кандидатом на пост президента Американской социологической ассоциации (*9). *)

Коротко говоря, будучи почетным профессором, я был занят участием в научных конференциях даже больше, чем до ухода на пенсию. Именно такая деятельность требовалась мне в конце жизни, при условии, что мои занятия не уподоблялись "занятиям" из знаменитого изречения Лао-Цзы: "Бездействовать - лучше, чем быть занятым ничего не делая". Надеюсь, мне удавалось избегать такого "ничегонеделания".

СТРАНСТВУЮЩИЙ ЛЕКТОР

Другим направлением деятельности, которая несколько возросла после выхода на пенсию, были мои поездки по университетам и научным институтам с лекциями. И до отставки я получал значительное количество подобных предложений не только от американских и зарубежных университетов, но даже от правительств Индии и Западной Германии. За очень редким исключением, я обычно отклонял почти все такие приглашения. Основная причина такого поведения была проста: работая тихо и спокойно дома, своими публикациями и их переводами я общался с более широкой и более избранной аудиторией, чем та, на которую я мог бы рассчитывать, переезжая с места на место и читая одни и те же лекции в разных университетах.

После моего ухода на пенсию, по некоторым причинам число предложений постоянного профессорства, годичных или семестровых циклов лекций или небольших турне с одной или несколькими лекциями значительно возросло. Одно из первых предложений пришло от индонезийского правительства и Джакартского университета. Меня звали на два года в качестве профессора и организатора факультетов социологии в местных университетах. С благодарностью и извинениями я отклонил как это, так и многие последующие приглашения, продолжавшие приходить во всевозрастающих количествах. Принял я только несколько из них, предлагавшие короткие лекционные поездки на срок от одного дня до месяца. В отличие от длительных ангажементов, небольшие серии лекций, читаемые время от времени, вносили перемены, отрывая меня от длительных периодов занятий дома, давали возможность посетить массу университетов, повидаться с профессорами и студентами, за счет принимающей стороны отдохнуть в мягком климате Флориды, Калифорнии или Техасе, насладиться вниманием аудитории, встретиться со старыми друзьями и, наконец, не в последнюю очередь для того, чтобы пополнить средства к существованию отставного профессора, которых вечно не хватало, хотя они и давали возможность мне жить не бедствуя, но и не шикуя. Вот по таким резонам после отставки я прочитал множество лекций в самых разных учебных заведениях, включая практически все вузы в Новой Англии, 12 колледжей и университетов в Калифорнии (за три недели), 10 в Джорджии, 8 в Вирджинии, курсы из шести лекций в Сент-Луисском, Буффальском и Пёдэ университетах, серии лекций на протяжении трех сезонов в университете Флориды, а также по одной или две лекции в университетах Принстонском, Пенсильванском, Корнелльском, штата Мичиган, Вэйнском государственном, Сиракузском, Джорджа Вашингтона и других, не говоря уже о лекциях, прочитанных в религиозных и культурных организациях.

Благодаря отличной организации моих лекций и переездов из колледжа в колледж усилиями межуниверситетских центров и администрации тех учебных заведений, где мне предстояло выступить, я смог прочитать десять лекций - по одной в каждом из десяти университетов Джорджии, - за пять дней; восемь лекций в колледжах Вирджинии за четыре дня и так далее. При таких компактных контрактах лекционные турне не отнимали много времени и сил. Я соглашался на трех или четырехнедельные турне только по университетам и колледжам штатов Флорида, Калифорния и Техас, что служило мне своего рода отпуском. Обычно я проводил в таких турне один из мерзких зимних месяцев штата Массачусетс.

В общем, подобные лекционные турне были в полном смысле наслаждением, отдыхом и источником впечатлений. Меня и жену принимали самым сердечным образом; лекции собирали большие аудитории и становились заметными событиями в повседневной жизни университетов и колледжей, которые мы посещали. И администрация, и профессора со студентами прилагали все силы, чтобы сделать наши поездки удобными и нескучными.

В Университете Флориды его президент Дж. У. Рейтц с супругой пригласили нас остановиться в их красивом особняке, а позже в замечательном коттедже для почетных гостей университета. Мой бывший ученик, а теперь ведущий специалист в сельской социологии и эксперт по Латинской Америке Т. Лынн Смит и его жена постарались, чтобы наше пребывание в Университете Флориды не было утомительным или бедным впечатлениями. Помимо прочего, Т. Лынн несколько раз возил нас на рыбалку на тропические речки, на Атлантическое побережье и к Мексиканскому заливу. Мы посетили многие исторические места и живописные уголки Флориды. Теплое гостеприимство оказывали нам также и другие профессора, студенты и знатные жители Гэйнсвилля.

Точно так же нас встречали в государственном колледже Сан-Фернандо Вэлли (*10), организаторы моих лекций в Калифорнии, а также в других университетах этого штата. Профессор Дж. Б. Форд, тоже мой бывший ученик, и госпожа Форд заполнили промежутки между лекциями и конференциями дружескими вечеринками. Президент колледжа Сан-Фернандо Вэлли господин Р. Прэйтор, деканы Д. Т. Овиатт и Л. Вольфсон, профессора и студенты были столь необычно гостеприимны, что присвоили мне почетное звание члена клуба выпускников этого колледжа. Такое же гостеприимство ждало нас в Университете Калифорнии в Санта-Барбаре, Университете Рэдлэндса, Калифорнийском технологическом институте, Государственном колледже города Лос-Анджелеса и других учебных заведениях.

Кроме вузов нас приглашали на званые обеды различные организации, связанные с искусством, религией и культурной деятельностью. Среди множества выдающихся личностей, кого я встретил там и кто особенно запомнился, были Олдос Хаксли и профессор Чарльз Макинтош с супругой, которые щедро помогли Центру созидающего альтруизма ощутимыми дотациями и советами. Наряду с интервью газетам, радио и телевидению лекции и встречи заполняли все дни нашего пребывания в Калифорнии.

До отставки я дважды читал лекции в Йельской школе богословия и Социологическом Клубе. В 1959 году меня пригласили посетить Йельский университет (приглашение пришло от совета преподавателей и сотрудников Пирсон Колледжа). Хозяин колледжа, профессор и выдающийся композитор Квинси Портер писал мне: "Ежегодно мы приглашаем человека, заслуженного в той или иной области, приехать и пожить у нас в колледже три дня. Идея состоит в том, чтобы наш гость мог неформально пообщаться с молодыми людьми и поучаствовать в одном или двух семинарах. Ранее к нам уже приезжали такие люди, как Арчибальд Мак-Лейш, Джеймс Рестон и профессор И. А. Ричардс из Гарварда".

Три дня, проведенные в Пирсон-колледже, оказались не только восхитительны сами по себе, но и заполнены лихорадочной деятельностью с раннего утра до позднего вечера. От меня требовалось столько неформальных бесед, выступлений экспромтом на семинарах и различных занятиях в университете, застольных разговоров за обедом, стаканом пива или на коктейлях, что к концу моего прибывания в Йеле я был совершенно вымотан физически. Несмотря на усталость, эти три дня запомнились мне как чрезвычайно интересные и плодотворные. Гостеприимство профессора Портера и преподавателей Пирсон Колледжа, особенно профессора Уэллса, поражало воображение.

Из Нью-Хэйвена мы поехали в Вашингтон, будучи приглашены министром труда Дж. Митчеллом на ланч для обсуждения с ним и его помощниками по министерству ряда вопросов, а также для лекции после ланча перед сотней высших чиновников этого департамента.

В полдень следующего дня меня встречал в министерстве секретарь-помощник Митчелла Джордж Кэбот Лодж. Он приветствовал меня и сказал, что в годы учебы в Гарварде прослушал два моих курса. Я посочувствовал ему за зря потраченное время на моих лекциях.

- Что вы, эти лекции оказались самым значительным событием моей жизни в Гарварде.

Я не удержался и подковырнул его:

- Вижу, что, несмотря на молодость, вы уже овладели искусством дипломатии.

- Вовсе нет, я сказал то, что думаю.

Пока мы были заняты такого рода беседой, вошел министр Митчелл и пригласил нас в комнату с накрытым к ланчу столом. К несчастью, мне почти не удалось составить представление о качестве блюд: министр и его команда забросали меня таким количеством трудных вопросов, что и поесть было некогда. После обсуждения за столом все перешли в лекционный зал министерства, где я прочел лекцию и ответил на вопросы избранной аудитории, выступление перед которой само по себе для меня было наградой. Господин Митчелл, его ассистенты, да и аудитория в целом, произвели на меня большое впечатление. Они проявили приверженность выполнению стоящих перед ними задач, пытливый ум и компетентность.

Из Вашингтона мы поехали в Принстон, где я должен был выступить с лекцией для принстонских социологов, ученых-обществоведов и аспирантов. Ночевали мы в комфортабельном доме профессора Уилберта Мура, одного из моих бывших студентов, а ныне президента факультета социологии в Принстоне. Он и его супруга окружили нас теплой заботой и радушием. Во время коктейля в их доме меня приветствовали также мои студенты, профессора М. Леви и Э. Тириакиан и еще целый ряд ученых и аспирантов Принстона. После лекции началась оживленная дискуссия, затянувшаяся до позднего вечера. Утром мы сели в машину и поехали домой. Уставшие от лекционного тура, мы с радостью вернулись к своим трудам и привычному образу жизни.

Из других лекционных гастролей стоит упомянуть два эпизода. Мое выступление в университете Пенсильвании происходило в большом лекционном зале нового здания физического факультета. Внизу перед амфитеатром, где я читал лекцию, стоял длинный лабораторный стол с несколькими подведенными к нему водопроводными кранами. Аудитория была набита битком - явление обычное для моих выездных лекций. Перед лекцией мы с компанией ученых весело пообедали в доме нашего старого друга профессора Дороти Томас. В послеобеденном настроении я начал и читал лекцию, пока не приступил к критике теорий Зигмунда Фрейда. Как раз в этот момент из одного крана раздалось громкое шипение. "Замолчи, Зигмунд! Держи в руках свое либидо!" - немедленно отреагировал я. Аудитория долго смеялась над моим замечанием "Фрейдову" призраку: по-видимому, будучи несколько возбужден, я случайно задел один из кранов, который и выпустил сжатый в системе труб воздух, что немало позабавило и меня, и моих слушателей.

Другой эпизод имел место на обеде перед лекцией в Колледже Мэри Вашингтон во Фредериксбурге, штат Вирджиния. За столом я сидел рядом с профессором Филиппом Дж. Олленом, с которым раньше не встречался. Во время разговоров о том о сем, среди прочего он упомянул о замысле начать серию книг об известных ныне здравствующих социологах и спросил, что я думаю об этом. Просто из вежливости я, естественно, одобрил идею, при условии, что она выполнима. На этом вопрос был исчерпан и вылетел из головы. Представьте себе мое удивление, когда я получил письмо от Оллена несколькими месяцами позднее! В нем профессор Оллен сообщал, что приступил к выполнению своего замысла и решил посвятить первый том серии Сорокину, что уже получил несколько статей от известных ученых и ожидает в скором времени поступления новых материалов для книги.

Короче говоря, книга Оллена, состоящая из эссе, посвященных анализу, оценке и критике моих теорий (более двадцати ученых Америки, Европы и Азии написали их), а также обстоятельных ответов, данных мною, была опубликована в феврале 1963 года издательством Университета Дюк под названием "Ревю Питирима А. Сорокина". Вот так из нескольких, незначительных, казалось бы, слов за обедом и родился, благодаря инициативе и труду профессора Оллена, этот солидный том. Подобные "сюрпризы" жизнь преподносила мне несколько раз.

Такой вкратце была моя "гастрольно"-лекционная деятельность после отставки. Хотя я соглашался лишь на малую часть предложений, все же видно, что мне не удалось, уйдя на пенсию, прекратить выступления. И что примечательно, предложения о лекциях шли все нарастающим потоком. Только в 1962 году я отклонил около тридцати приглашений от американских и зарубежных университетов. Такое внимание к моей персоне сердечно трогает меня, как, впрочем, и любого другого старика на восьмом десятке лет.

Мои сегодняшние разъезды напоминают об отрочестве, когда я несколько лет был странствующим ремесленником, переходя из села в село, малевал иконы, серебрил культовую утварь, белил и красил церкви, школы и крестьянские избы.

Мне нравились скитания моей юности и не меньше удовольствия я получаю от своих поездок теперь, на старости лет. В конце концов, судьба перекати-поля тоже имеет свои стороны.

"КАК ВОДИТСЯ, ПРОДОЛЖАЮ БУМАГОМАРАНИЕ"

Эта фраза - мой привычный ответ на вопросы, чем я занимаюсь в последние годы. Хотя с 1959 года мне довелось опубликовать только две сравнительно небольшие для меня книги, все же общий объем печатной продукции за 1960-1961 годы весьма внушителен. Если мои статьи опубликовать в виде книги, как, я надеюсь, и будет, они легко составят солидный том под условным названием "Эссе по интегральной социологии, психологии и философии". Если же к ним добавить различные ответы на критику, предисловия к книгам других авторов, введения, обзоры и особенно переиздания и переводы моих книг, то общий объем печатных трудов удовлетворил бы любого действующего ученого психосоциальных наук. По грубым прикидкам, четырнадцать солидных статей опубликованы с момента моего ухода на пенсию. Большинство из них уже переведены на один-два и больше иностранных языка. Выпущены новые издания книг "Социальная и культурная динамика", "Общество, культура и личность", "Социальная философия в век кризиса" и одиннадцать дополнительных переводов ранее опубликованных трудов, при этом общее число переводов достигло сорока двух, и еще несколько готовятся.

Учитывая, что все эти переводы выполнены исключительно иностранными учеными, издателями и научными организациями, без какой бы то ни было помощи со стороны американского правительства, фондов, университетов и т. п., мой, прямо скажем, рекорд представляется значительным и вселяет в меня уверенность в собственных силах. Более того, многие мои лекции также были записаны и используются в университетах, а две из них выпущены для образовательных и коммерческих целей библиотекой "Кэмпас лайбрэри".

В общем, "бумагомарание" продолжается.

Как водится, продолжается и "бумагомарание по поводу моего бумагомарательства". Обо мне пишут ученые, издатели и научные институты во многих странах. Кроме сотен научно-популярных материалов в газетах и журналах это - десятки научных статей, докторских диссертаций и книг о моих книгах.

Так что у меня нет причин жаловаться. Я - не забытый всеми человек и не "бывший" ученый. Если уж на то пошло, мир, похоже, уделяет моей "болтовне" много больше внимания, чем она того заслуживает. Что касается меня, то "бумагомарательство" вкупе с упомянутыми уже научными конференциями и лекционными турне позволяют мне сохранять творческую энергию и бодрость.

ПЕРЕПИСКА С ЗАГРАНИЦЕЙ И ВИЗИТЫ ЗАРУБЕЖНЫХ ГОСТЕЙ

Три или четыре дня в неделю я провожу утренние часы, отвечая на письма, что идут ко мне со всех уголков земного шара от самых разных людей. Обычно я диктую ответы моему секретарю - мисс Лейдон. Она стенографирует, а затем перепечатывает их. Если бы мне самому приходилось писать письма, то это занятие отняло бы все мое время. Письма (и вопросы в них) самые разные: от глупых и безумных до очень важных, написанных известными мыслителями, изобретателями, писателями, художниками, государственными мужами, бизнесменами, религиозными и культурными деятелями. Я не отвечаю на глупые или пустые письма. Из остальной почты стараюсь ответить всем, насколько хватает сил. Однако количество корреспонденции растет, отнимая все больше моего времени. Затраты времени оказались бы еще значительнее, читай я многочисленные статьи, брошюры и книги, которые шлют их авторы или издатели с просьбой дать оценку или рецензию. Слегка ухудшившееся зрение и усталость глаз дают достаточно оснований, чтобы отклонять эти просьбы, делая исключение для немногих, действительно важных работ.

Несмотря на отрицательные моменты, переписка помогает находиться в курсе всех основных течений современной мысли и "потайных пружин" исторического процесса. Обмен мнениями посредством писем часто превращается в плодотворный диалог с моими многочисленными корреспондентами. "Быть в курсе" помогают также дискуссии со многими выдающимися личностями, и американцами, и иностранцами, посещающими мой дом. Время, проведенное в продуктивном интеллектуальном общении, приносит больше удовольствия и просвещает лучше, чем присутствие на многих публичных дискуссиях посредственных, часто сомнительных "экспертов" в ходе различных научных форумов или прослушивание и просмотр радиотелевизионных образовательных программ.

БЕЗДЕЛЬНИЧАНИЕ

Активная деятельность, описанная мной, не должна создавать ложного впечатления, что я слишком загружен для "ничегонеделания" и рекреационных утех. На самом же деле, всю свою жизнь я был хроническим бездельником и энтузиастом dolce far niente. Это другая сторона даосского изречения: "Бездействовать лучше, чем быть занятым ничего не делая" (*11). Почти ежедневно я провожу пару часов после полудня за своими излюбленными занятиями, отдыхая от умственного труда: работаю в саду, стригу траву на лужайке, сражаюсь с зарослями вокруг летнего домика, гуляю, плаваю, ловлю рыбу и лазаю по горам. К ужасу моей жены, я все еще забираюсь на высокие деревья, если нужно обрезать ветви, все еще сам копаю ямы, сажаю и пересаживаю тяжелые кусты, валю большие стволы, разгребаю снег зимой и делаю много другой работы, требующей физических усилий.

Довольно часто я также бездельничаю, созерцая красивые закаты и восходы солнца, море во время штормов или штилей, грозовые сполохи или тихие звездные ночи. На нашей даче каждое лето я забавляюсь дружбой с различными зверушками, обитающими в лесу по соседству: дикобразами, енотами, оленями и другими животными. Один дикобраз жил под полом нашей летней кухни несколько лет. Другой зверек, енот, ежедневно приходил за угощением, а после нежился на веранде коттеджа. Бедняга! Прошлой зимой он, похоже, попал в капкан и остался без лапы. Когда мы весной приехали на дачу, он приковылял к нам, облезший и истощенный. Но, однако, к концу лета на хороших харчах снова стал прекрасно выглядеть и чувствовал себя уверенно даже на трех лапах.

Что касается моих домашних развлечений, то помимо хороших романов главное хобби - это музыка. У меня отличная фонотека грамзаписей. В ней есть практически все значительные произведения великих музыкантов, которых я люблю, начиная с грегорианских песнопений и кончая шедеврами нынешнего столетия.

Несколько лет назад на Рождество сыновья подарили мне прекрасную радиолу. Я слушаю ее не только в минуты отдыха, но и достаточно регулярно во время занятий творчеством. Начиная работу, я обычно ставлю на проигрыватель несколько пластинок с записями струнных дуэтов, трио, квартетов и квинтетов или фортепианной музыки. Звук делаю не очень громким, а записи подбираю так, чтобы они не слишком диссонировали друг с другом, а затем, не напрягая внимания и слуха, погружаюсь в работу. Ложась спать, включаю радиоприемник у изголовья и слушаю классику, передаваемую по "хи-фи" (*12) программам. Еще при жизни Кусевицких, когда мы были моложе, регулярно ходили на концерты Бостонского симфонического оркестра. Сейчас, когда Кусевицкие умерли, а мы состарились, потребность в музыке приходится удовлетворять, не выходя из дому и не тратя времени на поездку в Бостон или Кэмбридж. Но зато дома мы можем составлять программы прослушиваемых записей в соответствии с собственным настроением в данный момент.

В музыке, как и в других изящных искусствах, мои пристрастия широки, но консервативны. Мне нравится великая музыка XIV - начала XX столетий, но меня не слишком привлекают современные симфонические произведения. За некоторыми исключениями, я считаю их в большей мере какофонией, чем музыкой. Они ничего не говорят моему сердцу, ничего не будят в душе. Как социолог, я вынужден время от времени слушать их. Ведь они - зеркало нынешнего смятения умов, анархии стандартов, социальных антагонизмов и "культурных атональностей" (*13). Что до так называемой популярной музыки - джаза, спиричуэлс (*14) и т. п. - я просто не выношу ее вульгарности, монотонии и отталкивающего звучания. Опять-таки, как социологу, мне время от времени приходится знакомиться с ней, но, как бы там ни было, мне глубоко жаль изобретателей разных музыкальных инструментов, детища которых так извращенно используют современные исполнители (*15).

Сочувствую, кстати, и изобретателям радио и телевидения. Менее всего они предполагали, что дело их рук будет служить распространению пустых мыслей, безобразных жестокостей и вульгарности. Я пользуюсь этими замечательными изобретениями лишь для того, чтобы послушать новости, посмотреть хорошую телепостановку или документальные кадры о текущих событиях, о жизни животных, о путешествиях и дальних странах.

По тем же причинам я мало читаю популярные журналы или книги-"бестселлеры". Мой мозг не позволяет мне наслаждаться "интеллектуальной жевательной резинкой". Вместо того чтобы забивать голову миазмами бездуховной цивилизации, предпочитаю вечные ценности человеческой культуры. Откровенно говоря, я пресыщен господствующим культом безобразного и упором на негативное в современном искусстве. В не меньшей степени я устал и от нашей изобретательной занятости "ничегонеделанием". Культурная жизнь, похоже, состоит в основном из эффектных переливаний из пустого в порожнее и обратно. На здоровье, если кому-то нравятся такие манипуляции. Я же - слишком стар для подобных "культурных забав" и "цивилизованного досуга". Не посягая на право каждого сходить с ума по-своему, сам я решительно предпочитаю собственные старомодные способы отдыха и развлечений, которые заряжают меня энергией, дают интерес к жизни и чувство прекрасного.

ТУЧИ НАД МОЕЙ ЖИЗНЬЮ

Глава, которую я сейчас заканчиваю, описывает мою жизнь в почетной отставке. В целом она имеет свои приятные стороны. Конечно, как и в любой человеческой жизни, в ней есть печали, сомнения, разочарования. Я полной мерой испытал эти чувства в молодые годы, но и на старости лет они вернулись ко мне. Описывая свою жизнь на пенсии, я обошел их молчанием по причине, хорошо выраженной поговоркой "Держи свои беды при себе" (*16). К этому могу добавить философское утешение: как и облака в небе, тучи над нашей жизнью сгущаются и рассеиваются, приходят и уходят. Если трагические обстоятельства не разрушают цельность физического, умственного и нравственного облика человека, то они скорее обогащают его, чем наоборот. Изящная и гладкая жизнь, которой не коснулись трагедии, - мелка. Вот таким утешением себе я и завершу эту главу.

Глава семнадцатая.

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРОЙДЕННОМ ПУТИ

Путешествие по "Дальней дороге" я заключаю несколькими замечаниями. Рад, что имел возможность пройти по ней вместе с читателями, и глубоко благодарен всем, помогавшим мне в пути.

Я высоко ценю прошедшую жизнь, так что, повторяя слова Бенджамина Франклина, был бы не против прожить ее снова точно так же, а, если возможно, с небольшими поправками и уточнениями...

В то время как я пишу эти строки, в мире вокруг нас вот-вот разразится страшная гибельная буря. Сама судьба человечества балансирует на грани жизни и смерти. Силы уходящего в прошлое жестокого и неправедного социального порядка яростно сметают все, что противостоит ему. Во имя Бога, во имя ценностей прогресса и цивилизации, капитализма и коммунизма, демократии и свободы, во имя человеческого достоинства и под другими лозунгами они разрушают до основания сами эти ценности, убивая миллионы людей, угрожая выживанию человека как вида и ведя дело к превращению нашей планеты в "мерзость запустения" (*1).

Лично я, с чисто эгоистической позиции, совершенно не напуган и не удивлен надвигающейся бурей. Худшее, что может произойти, - у меня отнимут или испортят последние годы жизни. Более ничем серьезно навредить мне невозможно. Для человека моего возраста не такая уж значительная разница, проживет ли он несколькими годами дольше в окружении множащихся болячек своего бренного тела или завтра его разнесет на куски какая-нибудь "цивилизованная и передовая в научном отношении" бомба. Разнесет в доказательство славы Имени Господа нашего либо за идею поголовного и полного счастья, которое столь бессовестно сулят и коммунизм, и капитализм, и демократия, и тоталитаризм, и все остальные бессмысленные культы и культики наших дней. И даже эта угроза компенсируется для меня тем, что, по крайней мере, последняя часть жизни будет волнующа и свободна от скуки монотонного доживания.

Я не только не напуган надвигающейся гибельной бурей, но и не удивлен ею: еще тридцать лет назад я правильно определил ее характер и предсказал неожиданный взрывной вариант развития подобной ситуации. С тех пор я постоянно предупреждал знакомых и друзей о подступающей опасности, настаивал на подготовке к ней, когда и где только было возможно, пытался предотвратить и смягчить возможные последствия катастрофы. Подобные же меры я принял и с целью защитить целостность моей личности и душевное равновесие.

Во-первых, дабы не быть вместе с теми, кто заваривает эту кашу, я отверг пустые ценности, ложные истины и напыщенные претензии существующих социальных порядков, умышленно противопоставив себя их мишуре, жажде быстрого, но непрочного успеха, их лицемерию, стремлению к власти и цивилизованному зверству.

Во-вторых, чтобы пройти сквозь хаос вакханалии бездуховности и не изменить себе, я создал собственное интегральное мировоззрение - целостную систему знаний и убеждений из естественных наук, религии, философии, социологии, психологии, этики, политики, экономики и изящных искусств. Это мировоззрение заменило мне остатки устаревшей и растерзанной эпохой философии эмпиризма и позитивизма.

Соединяющая в одно гармоничное целое универсальные и вечные ценности, имеющиеся как в материалистическом, так и в идеалистическом мировоззрении, и освобожденная от ложных ценностей каждого из них, интегральная точка зрения была для меня лучше любой другой. Воссоединивший в одном summum bonum (*2) Верховную Троицу - Правду, Добро и Красоту, - интегрализм дал мне твердую основу для сохранения собственной цельности и мудро направлял меня в дебрях разлагающейся бездуховной цивилизации. Я не страдаю миссионерским зудом, чтобы обращать кого бы то ни было в "интегральную" веру, но не удивлюсь, если она сможет помочь многим, кто потерял себя в царящей в умах и нравственных принципах сумятице нашего времени.

В-третьих, желая смягчить последствия гибельной бури и предотвратить ее повторение в будущем, я начал исследования созидающей бескорыстной Любви. Вместе с созидающими Правдой и Красотой эти три ипостаси - единственные реальные силы, способные помочь в смягчении и предотвращении катастрофы.

Вот так, в трех направлениях, готовил я себя к встрече с той бурей, что вот-вот разразится в мире людей. Предпринятые мной шаги добавили мне сил, чтобы выстоять под ударами гибельной бури и спокойно встретить смерть.

К несчастью, я не могу сказать того же о бездуховной части человечества и ее лидерах. Они, похоже, не вполне еще осознали, ни в каком критическом положении мы находимся, ни того, что человек стоит перед бескомпромиссным выбором, предложенным ему то ли таинственным Провидением, то ли капризным случаем: погибнуть от своей собственной руки, от глупости и жестокости или подняться на более высокий уровень умственного, нравственного и социального развития при помощи конструктивной, созидающей и бескорыстной Любви.

Бездуховная элита Востока и Запада и большая часть всего человечества еще не сделали правильный выбор. Рожденные и воспитанные в декадентской атмосфере бездуховности, они все еще верят, живут и действуют согласно отжившим нормам этого распадающегося социально-культурного устройства. Вместо конструктивного созидания они продолжают бесплодные попытки решать проблемы бомбами и ракетами. Вместо того чтобы устранять конфликты, следуя наставлениям Нагорной проповеди, по-прежнему используются демонстрация силы, взаимное запугивание и истребление. Придерживаясь политики силы, эти могильщики человека и цивилизации растоптали все божеские и людские законы. Сейчас без зазрения совести они соперничают в подготовке "первого удара" (*3) в междоусобной войне, которая унесет миллионы и миллионы жизней. Неудивительно, поэтому, что вместо создания счастливой среды обитания "вожди слепые" (*4) и их недалекие последователи ведут человечество от одной катастрофы к другой, пока не поставят его на край бесславной гибели. И если их не остановить, они положат конец жизни и созидающей миссии человека на этой планете.

Не уверен, но все же надеюсь, что конструктивный гений человека в последний гибельный час сумеет предотвратить dies irae (*5) своего Страшного Суда. Если это удастся, я желаю удачи будущим поколениям, чтобы они выросли благороднее, мудрее и более способными к созиданию, чем мы. Если им удастся преодолеть главные слабости человеческой натуры и полностью реализовать все потенциальные возможности, они, без сомнения, установят на земле лучший межличностный, культурный и социальный порядок, чем смогли прошлые и нынешнее поколения людей. В этом смысле они выполнят предначертание Ницше (*6): "Современный человек - это стыд и позор, человек должен быть преодолен и превзойден" (*7). Я издали приветствую эти грядущие поколения, сверхчеловеков, отдаленных потомков нашей человеческой расы.

С болью за будущее и надеждой на человека я закончу мое повествование о дальней дороге, повторив здесь заключительные строки книги "Листки из русского дневника":

Что бы ни случилось в будущем, я знаю теперь три вещи, которые сохраню в голове и сердце навсегда. Жизнь, даже самая тяжелая, - это лучшее сокровище в мире. Следование долгу - другое сокровище, делающее жизнь счастливой и дающее душе силы не изменять своим идеалам. Третья вещь, которую я познал, заключается в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не могут и никогда не сумеют создать ничего вечного ни в интеллектуальном, ни в нравственном, ни в материальном отношении.

Комментарии и примечания

В основу настоящего издания положена единственная американская публикация на английском языке: Pitirim A. Sorokin. A Long Journey. New Haven, 1963. Текст автобиографии переведен полностью и без каких-либо изменений и сокращений. В книге сохранены также все авторские неточности, ошибки или небрежности, последнее особенно касается написания имен собственных: в одних случаях Сорокин приводит инициалы, в других только имя и фамилию, в третьих - одну фамилию. Не изменяя авторского текста, мы в необходимых случаях снабжаем его примечаниями и комментариями. Определенные коррективы внесены лишь в использование кавычек, поскольку Сорокин часто употреблял их, чтобы выделить чужеродные для американского языка слова, описывающие русские реалии. Что касается фактических ошибок и неточностей, то надо учитывать: Сорокин писал историю своей жизни на восьмом десятке лет, кое-что он мог просто запамятовать. Однако в ряде случаев можно предположить и авторский умысел, что также оговорено в комментариях. Наконец, мы посчитали необходимым снабдить примечаниями некоторые сугубо научные термины, которые Сорокин употреблял как социолог, и факты или события, малоизвестные современному читателю. Примечания и комментарии даны в сквозной нумерации по главам.

ПРОЛОГ

1* "...яко земля еси и в землю отъидеши" - слова из "Последования по исходе души от тела", читаемого над телом умершего по обычаю Православной Церкви.

2* Тогда мне было около трех лет. - Сорокину ко времени смерти матери (весной 1894 г.) было пять лет.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1* ...в Яренском уезде Вологодской губернии... - Ныне Княжпогостский район Коми АССР.

2* Коми - народность северо-восточной части европейской территории РСФСР, около 300 тыс. человек. Различаются зыряне или собственно коми (коми-зыряне) и коми-пермяки. Этноним зыряне не является самоназванием коми-зырян, как то утверждают современные справочные издания. Впервые он упоминается в летописи под 1396 годом в связи с описанием кончины епископа Стефана Пермского В форме "сырьяне" (серьяне). Последние версии происхождения названия кладут в его основу лексику коми языка. Предполагают, что этноним произошел либо от гидронимов, таких, как Сурья, Зарья, Серья (реки Прикамья), либо от имени тотема племени - "сир" (щука), либо от общепермского слова "саран", означавшего "мужчину", "человека своего рода, племени", очень хорошо согласующегося с названиями окружающих этносов - мари, мордва, удмурт, которые означают то же самое, но на своих языках. Еще одна распространенная версия гласит, что этноним "зырянин" прибалтийско-финского происхождения и означал для народов Балтики "житель края земли, границы" (совр. финское слово syrja - граница). Предками зырян, по-видимому, следует считать племена чуди заволоцкой и перми вычегодской, обитавшие в бассейнах Северной Двины, Вычегды, Выми.

3* Турья (или Турьинское) - село в верховьях реки Вымь (от зырянского "Емва" - чистая вода). Волостной центр Турья в конце XIX века - довольно большое село с населением около тысячи человек, расположенное на крутом берегу реки. Через него проходил знаменитый "Березовский тракт", торговый путь за Урал. Все лето шумела ярмарка, самая большая в районе. За турьинским приходом числились две церкви, каменная и деревянная. Имелись школа грамоты, церковноприходская школа, библиотека и земское училище. Тогдашняя Турья фактически превосходила по числу жителей уездный центр г. Яренск (около 900 человек населения) и уступала ему, пожалуй, только в количестве церквей - там их было пять. Впрочем, приход села Жешарт с близлежащими деревнями был еще больше - около 5 тыс. человек, - и вообще в Яренском уезде насчитывалось немало относительно крупных сел.

Родителей Питирима привела в Турью профессия отца, А. П. Сорокина, который был странствующим ремесленником, переезжавшим из села в село в поисках работы. В Турье Сорокины остановились на зиму в доме учителя Турьинского земского училища Ивана Алексеевича Панова.

4* ...я родился 21 января 1889 года. - На самом деле Питирим Сорокин родился 23 января 1889 г. (4 февраля по н. ст.), что подтверждается метрической записью турьинской Воскресенской церкви. О путанице с местом и датой его рождения см. мое предисловие к этой книге.

5* ...умерла моя мать, вероятно, в 1892 или 1893 году. - Мать Сорокина, Пелагея Васильевна (в девичестве предположительно - Ячменева) скончалась 7 марта 1894 г. в селе Коквицы (Метрическая книга Коквицкой Христорождественской церкви, хранящаяся в бюро ЗАГС Усть-Вымского района), где семья застряла с весны 1893 г. после рождения третьего сына - Прокопия.

6* ...я прожил первые 10 лет своей жизни. - Питирим Сорокин прожил в Коми крае не первые 10, а 15 с половиной лет, когда впервые выехал за его пределы на учебу в Костромскую губернию. Кстати, в другом автобиографическом очерке он пишет, что провел среди коми народа первые 12 лет своей жизни (Sociology of my mental life / P. I. Allen ed. P. Sorokin in Review: Duke Univ. Press, 1963. P. 7.). На самом же деле он жил в Коми крае постоянно с января 1889 по август 1904 г.

7* Усть-Сысольск с 1930 г. переименован в Сыктывкар, столица Коми АССР.

8* Коми были православными... - Православие пришло на земли зырян вместе с русскими; север Руси издавна манил к себе переселенцев. Форпостом православия и очагом христианизации северных народностей стал основанный в XII веке под Великим Устюгом Троицко-Гледенский мужской монастырь. В XIII столетии к нему добавился еще один великоустюжский монастырь - Михаило-Архангельский. Окончательное крещение этого края связано с именем Стефана Пермского и относится ко II половине XIII века. Однако первые русичи проторили дорогу в зырянские земли еще раньше, в XII столетии. Недавно, например, возле села Турья археологи открыли славянское поселение этого возраста. Городище, названное "Жигановским" (*), своего рода факторию, основали выходцы Новгорода, которые мирно уживались с угорскими племенами языческой культуры Позднейшая христианизация поэтому протекала относительно спокойно, постепенно, естественным путем перемешивая и интегрируя культуры пришлого русского и автохтонного (коренного) зырянского населения. В результате места обитании зырян - бассейны рек Вычегды и Выми - превратились в уникальный бикультурный оазис Коми края, а Яренский уезд стал своеобразной "контактной зоной" для русских и нерусских жителей Севера. (* Жиган - баржа-волокуша; на таких посудинах везли до Турьи и далее, за Урал, хлеб, который обменивался на товары, составлявшие исконный промысел северян.)

9* Золотой век - в представлениях многих древних народов означал самую раннюю эпоху жизни человечества, в которой еще не было социальной несправедливости, неравенства, вражды, болезней, а люди жили долго и счастливо.

10* Десять заповедей содержатся в Пятикнижии Моисея (Ветхий Завет, Исход, 20). Они представляют собой культовые и нравственные заповеди, которые Бог, по преданию, сообщил Моисею на горе Синай. Шесть из них - нравственные императивы, считающиеся универсальными и общечеловеческими. (Почитание родителей, запрещение убийства, прелюбодеяния, кражи, лжесвидетельства и осуждение зависти и связанных с нею посягательств на чужое достояние.)

11* ...народ коми никогда не знал рабства или крепостного права. - Несмотря на раннюю феодализацию зырян (уже в 1465 г. "Архангелогородская летопись" упоминает некоего зырянского князя Василия Вымского Ермолаевича, участвовавшего в походах при Иване III Васильевиче), крестьянское население Коми края оставалось некрепостным и именовалось государственными крестьянами.

12* "Гемайншафт" (Gemeinschaft) - термин, введенный в 1887 г. немецким социологом Фердинандом Теннисом. Этому термину в дихотомии противоположен термин "Гезельшафт" (Gesellschaft). Первое, как понятие, применимо к крестьянской деревенской общине, а второе - к индустриально-городскому обществу. Черты "Гемайншафт" заключаются в том, что люди живут в соответствии с общинными принципами и мирскими обязанностями, право основывается на традициях и обычаях, специализация профессиональных ролей ограничена и не развита, религиозные ценности имеют основное значение, а ячейкой общества является семья. "Гезельшафт" базируется на стремлении к личной выгоде, формальных законах, светских ценностях, развитой системе разделения труда. Соответственно этому основой такого общества являются крупные корпоративные и ассоциативные формы объединения людей (индивидуумов).

13* ...коми в то время имели лишь зачатки письменной литературы. - Коми фактически не имели своего буквенного алфавита и письменности до начала XIX века, когда стали делаться первые попытки приспособить к звучанию коми-зырянского языка русский алфавит. Первый словарь (русско-зырянский, в 4 томах, 70 тыс. слов) создан к 1863 г., работа над ним продолжалась более 30 лет. Литература на современном коми языке появилась лишь в 1840-х гг.

14* ...мама была... дочерью коми крестьянина. - Пелагея Васильевна Сорокина была родом из села Жешарт Яренского уезда Вологодской губернии (ныне Усть-Вымский р-н Коми АССР).

...малочисленность ремесленников с таким дипломом и поэтому меньшая конкуренция здесь обусловили его переезд. - Основное население Яренского уезда составляли государственные крестьяне и мещане. Ремесленников среди последних было очень мало. В административном центре уезда - Яренске - проживало в 1836 г. всего 13 ремесленников, а к 1909 г. их число возросло лишь в 4 раза и составило 48 человек (гос. архив Вологодской области, ф. 17, оп. 1, д. 529, л. 849). Возможно также, что Сорокин-старший уехал в Коми край по наказу Стефано-Прокопьевского братства в Великом Устюге, задачей которого было распространение христианства и влияния церкви среди северных народов. Ремесленный цех, где учился А. П. Сорокин, опекался братством.

16* ...я жил с отцом до 11 лет. - Точнее, до 10 с половиной лет.

17* ...медицинская помощь была нам малодоступна... - На весь уезд, а это в конце XIX века около 30 тыс. человек, приходился один земский врач (с 1895 г. - два) и шесть фельдшерских участков в селах Лена, Айкино, Часово, Серегово, Кослан и Важгорт.

18* "...а отец в это время странствовал в другом. - После ухода сыновей в 1899 г. Сорокин ходил по своему привычному маршруту: по Вычегде до устья Выми и далее вверх к ее истокам. Василий и Питирим отправились в противоположную сторону, дойдя до села Палевицы, где, кстати, за время работы Питирим окончил школу грамоты.

19* ...он умер в селе, довольно далеко от нас. - Александр Прокопьевич Сорокин умер в 1900 г.

20* ...отец не имел ничего общего с фрейдовским типом "отца-тирана". - Один из вариантов поведения родителя по отношению к ребенку, подавляющий его личность и способствующий развитию скрытой агрессивности, нервозов, комплекса неполноценности. Описан Зигмундом Фрейдом (1856-1939), австрийским психиатром, основоположником психоанализа.

21* Брат Василий был старше меня примерно на четыре года - Василий Сорокин родился в 1885 г.

22* ...освобожден правительством Керенского. - Председателем Временного правительства в то время был князь Львов. Керенский занимал пост министра юстиции.

23* Они жили в маленькой деревушке Римья... - Деревня Римья расположена примерно в пяти верстах от села Жешарт.

24* ...мы неизменно находили сердечную заботу в этом крестьянском доме. - Римские жили в небольшой избе, на краю деревни, поэтому местные жители называли тетку Сорокина - "Лав-Анисья", т. е. Анисья с окраины. После ее смерти изба некоторое время использовалась деревенскими жителями как сарай, затем разрушилась. Остался лишь остов - несколько нижних обгоревших венцов, заросших крапивой. Тип строения выпадает из архитектурного стиля этой местности: по сравнению с солидными избами-пятистенками жилище Лав-Анисьи больше похоже на хижину. Очевидно, ее строили на скорую руку, "миром", а это значит, что В. И. Римских не был уроженцем деревни Римья. Видимо, по каким-то причинам Василий и Анисья были вынуждены переехать из Жешарта, где жили ее родители, в соседнюю деревушку. Созвучие фамилии и названия деревни ни о чем, в принципе, не говорит, поскольку первые упоминания фамилии Римских относятся еще к XVII веку, а в конце XIX столетия потомки первых Римских уже широко расселились по всему Коми краю.

25* Любопытно, что после высылки Сорокина за рубеж, как вспоминают жители Римьи, местное начальство, будучи недовольно по тому или иному поводу, называло деревенских "сорокинцами", как бы попрекая тем, что Питирим жил вместе с ними.

26* ..мужественно несла свой крест до самой смерти... - Анисья Васильевна Римских (в девичестве Ячменева) скончалась в 1944(?) г. в селе Гам в доме престарелых, где жила после того, как потеряла зрение и подвижность.

27* ...мог оказывать ей скромную финансовую помощь... - Питирим Сорокин продолжал писать Анисье и после высылки из страны. Односельчане помнят, как она показывала его письма и подарки. Ответы под ее диктовку записывал П. И. Климушев. Каким образом осуществлялась переписка, пока не ясно. Тем не менее даже в годы сталинского террора Сорокин несколько раз ухитрялся присылать ей муку и деньги. Многие помнят, как Анисья горевала, не зная, куда девать доллары.

28* Там он жил с другой теткой, Анной, сестрой нашего отца... - У Питирима были и другие тети, как по линии отца, так и по линии матери, однако достоверных данных о них у нас нет. Более или менее известно только, что младшая сестра его матери Анна(?) вышла замуж за Б. С. Малафеева из дер. Вездино; по непроверенным, но единодушным рассказам односельчан, была еще одна сестра - Елена.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1* Аномия (от греч. а и nomos - отсутствие закона) - термин, введенный Э. Дюркгеймом (французский социолог) в начале XX века. Под аномией он понимал такое состояние общества, когда существующая система общественных норм разрушается и распадается. Психологически она выражается в потере людьми ориентации в жизни, поскольку те ценности и идеалы, в которые человек верил и к которым стремился, теряют значение, притягательность, смысл. На смену им идут новые ценности, идеалы, нормы, противоречащие старым, и индивид попадает в ситуацию выбора между ними. Такой выбор, как показывал Дюркгейм, в ряде случаев заканчивается для человека душевными кризисами и даже самоубийством. Аномию считают одним из основных вариантов культурного конфликта. Термин часто употребляется не по отношению к обществу в целом, а по отношению к отдельному человеку, попадающему в ситуацию резкой смены жизненных обстоятельств и социально-групповых норм.

2* Живица - сосновая смола.

3* Практически все церкви и часовни, в которых мог работать Питирим Сорокин, сегодня разрушены. Часть деревянных строений сгорела, часть каменных взорвана, в прочих устроены самые разные непотребства, начиная от складов тары расположенных рядом магазинов до радиолокационных станций и пунктов космической связи. Я воочию убедился в этом, проехав по сорокинским маршрутам в 1989-1990 гг.

4* Построенный в 1820 г. собор Всех скорбящих разрушен в годы советской власти. Работали Сорокины также в Спасо-Преображенском соборе.

5* ...не было ни "одиноких толп"... - Дэвид Рисмен, американский социолог, назвал "одинокой толпой" современных ему американцев. Его книга, написанная в соавторстве с Натаном Глэйзером и Руэллом Денни, была так и озаглавлена - "Одинокая толпа" (1950 г., издана Йельским университетом). Потребительское общество формировало особый тип личности - "извне управляемого" человека, обезличенного, стандартизированного, отчужденного индивида, остро ощущающего свое одиночество в "толпе" таких же стандартизированных людей-потребителей. Обеспокоенные этим Рисмен и его коллеги считали идеалом "автономную личность" и показывали ее преимущества перед всеми другими типами социальных характеров.

6* ...учился в школе второй ступени в селе Гам. - Согласно "Правилам о церковноприходских школах", изданным 13 июня 1884 г., школы делились на одноклассные с двухлетним сроком обучения и второклассные - с четырехлетним. В ведении церкви находились также школы грамоты, где срок обучения составлял несколько месяцев. Второклассные школы были призваны готовить из "богобоязненных" крестьян и мещан учителей в школы грамоты. Дети обучались молитвам, священной истории, краткому катехизису, церковному пению, чтению и письму, арифметике, истории церкви и страны. Преподавание вели священники или церковнослужители, а также утвержденные епархиальным архиереем светские учителя. Право на поступление в гимназию окончившие второклассную школу не имели.

7* ...мне удалось...поступить в школу второй ступени, открытую в селе Гам. - Первая церковноприходская школа в селе Гам была открыта в 1867 г. при церкви Михаила Архангела (закрыта в 1878 г.). Второклассная школа открыта в 1889 г. Своего здания не имела, преподавание велось в доме священника. Второклассные школы созданы также в Сизябске, Пыелдине и Деревянске (территория Коми края). Здание школы построено в 1901 г. по проекту инженера Дружинина. Занятия в новом двухэтажном деревянном здании начались 28 октября 1901 г. В число предметов входили закон божий, церковнославянский язык, чистописание, арифметика, природоведение, русский язык и церковное пение. В качестве трудового обучения преподавали столярное и переплетное дело. В 1918 г. Гамская второклассная школа преобразована в начальную. В 1901-1904 гг. во время учебы Сорокина школой руководил священник Гамской церкви И. С. Покровский, а старшим учителем был А. Н. Образцов, оба люди замечательно образованные и талантливые. Александр Николаевич Образцов провел в Гамской школе 15 лет, в народе так и говорили про нее - "Образцова школа".

8* Пять учителей в школе, возглавляемые священником... - Иван Степанович Покровский служил священником сначала в селе Пезмог, а позже и в селе Гам. Умер в 1904 г. Дальний родственник Сорокина по отцу. Именно он помог Питириму поступить в школу. В свое время он же помогал Сорокину-старшему освоиться в Коми крае, обеспечивал его работой. По-видимому, Покровский пригласил на работу в Гам и братьев Сорокиных. С семьей Покровских у Питирима сложились самые теплые отношения, которые поддерживались до 1918 г., когда Сорокин-эсер оказался по одну сторону баррикад, а сыновья Покровского Павел и Степан, ярые большевики, - по другую.

9* Большинство учащихся были способными мальчиками... - Первый выпуск новой Гамской школы состоял из пяти человек. Вот их имена в алфавитном порядке, так, как они записаны на первых страницах книги учета выданных свидетельств об окончании учебного заведения: Балин Яков, солдатский сын; Захаров Иван, солдатский сын; Коковкин Федор, крестьянский сын; Матвеев Стефан, крестьянский сын; и Сорокин Питирим, сын мещанина. Примечательна судьба Федора Степановича Коковкина. Он родился 27 января (по ст. ст.) 1889 г. в Селе Жешарт. Другими словами, он был всего на четыре дня моложе Питирима и жил всего в пяти верстах от деревни Римья, где много месяцев в году проводил Сорокин. И, по воспоминаниям односельчан и родственников Коковкина, они сызмальства дружили. И, опять-таки в 1918 г., оказались по разные стороны баррикад: Ф. С. Коковкин назначен уездным военным комиссаром и в течение всей гражданской войны руководил красными отрядами, защищая советскую власть, против которой боролся Питирим Сорокин.

10* ...стипендия представлялась мне все три года учебы. - В отдельных случаях, если позволяла подготовка учащихся, четырехлетнее обучение во второклассных школах заменялось на трехлетнее, поэтому Питирим, поступив в 1901 г., закончил школу в 1904 г. 2 июня.

11* Нагорная проповедь - наставление, с которым Иисус Христос обратился к народу, взойдя на гору (Евангелие от Матфея, гл. 5, 1-7, 29; Евангелие от Луки, гл. 6.).

12* Блаженства Евангельские - девять поучений, начинающихся словом "блаженны...": "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное" и т. д. (Евангелие от Матфея, гл. 5, 3-12.)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1* В 1903 году в 14 лет я окончил Гамскую второклассную школу. - Питирим Сорокин окончил Гамскую второклассную школу 2 июня 1904 г. в 15 с половиной лет. По-видимому, отнеся время окончания школы к 1903 г., он просто ошибся.

2* ...выделили для меня скромную стипендию в Хреновской учительской семинарии Костромской губернии. - Протекцию для поступления в Хреновскую церковно-учительскую духовную семинарию Сорокину составил Александр Николаевич Образцов, известный просветитель коми народа и руководитель Гамской школы после смерти И. С. Покровского. По воспоминаниям родственников. Образцов и его жена Елизавета Николаевна, учительница церковно-приходской школы, считали самым способным учеником в школе за весь период ее существования. Питирим Александрович переписывался с ними и после высылки из страны, но письма были уничтожены, когда умерла Елизавета Николаевна. Семинария, куда пошел учиться Сорокин, давала возможность продолжения светского образования после ее окончания. Другое, часто употребляемое название семинарии - церковно-учительская школа.

3* ...в августе 1903 года отправился в дальнюю дорогу... - в августе 1904, а не 1903 г. (см. примеч. выше).

4* Там началась... моя неразрывная дружба со студентом на год младше меня... - Николай Кондратьев поступил в семинарию в 1905 г. в 13 лет.

5* В конце концов он сгинул в ссылке при сталинском режиме. - Н. Д. Кондратьев осужден в 1931 г. на восемь лет лишения свободы по фальсифицированному обвинению в принадлежности к мифической "Трудовой крестьянской партии". Срок отбывал в Суздальском политизоляторе. Расстрелян в 1938 г. после пересмотра дела. В ссылке, как пишет Сорокин, не был.

6* ...не имел ничего общего с марксизмом. - Сорокин действительно никогда не симпатизировал марксизму. Однако, по иронии судьбы, уже после своей смерти Сорокин был поднят на щит леворадикальным движением социологов-неомарксистов. Они даже носили значки "Сорокин жив". Вероятно, основной причиной их обращения к имени великого ученого была его бескомпромиссная борьба с Талкоттом Парсонсом и созданными им теориями. Однако Сорокин критиковал Парсонса, певца истеблишмента, совсем с иных позиций, нежели неомарксисты, чего те в пылу борьбы просто не замечали.

7* Вечером первого дня рождественских каникул 1906 года... - К этому времени (декабрь 1906 г.) Сорокин проучился в семинарии два с половиной года.

8* Михайловский Николай Константинович (1842-1904) - русский социолог XIX века, сторонник "крестьянского социализма", близкий по своим взглядам к народовольцам.

9* Лавров Петр Лаврович (1823-1900) - русский философ и социолог XIX века, один из идеологов революционного народничества.

10* Бакунин Михаил Александрович (1814-1876) и кн. Кропоткин Петр Алексеевич (1842-1921) - теоретики разных направлений анархизма.

11* Толстой Л. Н. попал в компанию революционных классиков за свои анархические, хотя и своеобразные взгляды на право, государство и собственность. Сам Толстой не называл свое учение анархизмом. Основные сочинения, где изложены его взгляды: "Исповедь" (1879), "Краткое изложение евангелия" (1880), "В чем моя вера?" (1884), "Что делать" (1885), "О жизни" (1887), "Царство Божие внутри вас, или христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание" (1893). В число главных теоретиков анархизма Толстого включил П. Эльцбахер, написавший капитальный труд "Анархизм", в 1906 г. переведенный с немецкого языка на русский. Именно эту книгу с изложением основ анархических учений Годвина, Прудона, Кропоткина, Бакунина, Толстого и других мыслителей читал в Кинешемской тюрьме Питирим Сорокин, ибо по странной прихоти царских властей сочинение Эльцбахера обязательно имелось в каждой тюремной библиотеке, в то время как все перечисленные книги графа Толстого там отсутствовали.

12* Чернов Виктор Михайлович (1873-1952) - основатель и теоретик партии социалистов-революционеров. В 1917 г. член Временного правительства, министр земледелия, председатель Учредительного собрания. Умер в эмиграции.

13* Спенсер Герберт (1820-1903) - английский философ и социолог, основоположник органической школы в социологии.

14* Девиантное поведение - отклоняющееся поведение, т. е. противоречащее существующим социальным нормам.

15* На титульном листе книги значится: С.-Петербург. Издательство Я. Г. Долбышева. 1914.

16* Пенология - наука о наказаниях и карательных системах.

17* Проведя четыре месяца за решеткой... - На самом деле около трех с половиной месяцев.

18* ...ни даже тесно спаянной организации. - Имеются в виду социалисты-революционеры.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1* ...Павел Коковкин, один из моих друзей по Римье... - На самом деле его звали не Павел, а Федор - Федор Николаевич Коковкин. Его брат, Василий Николаевич одно время бродил по деревням вместе с Василием Сорокиным, когда Питирим начал учебу в селе Гам. Федор же в 1905 г. перебрался в столицу, и именно у него останавливался Питирим, приехав в Санкт-Петербург. Кстати, Коковкины были в дальнем родстве с ним по линии матери (*). Ну и, наконец, отметим, что другой Коковкин - Федор Степанович (см. прим. 10 к гл. второй) - был женат на сестре Федора и Василия Коковкиных, Анисье Николаевне. По воспоминаниям ныне здравствующего племянника Федора, живущего в Римье Николая Васильевича Коковкина, его любимого дядю, приезжавшего из столицы с большим по тогдашним понятиям шиком, в деревне называли на местном диалекте: "Педя-Питеряк". Под этим именем-прозвищем и знал его Сорокин, так что не удивительно, если Питирим Александрович перепутал настоящее имя, пытаясь вспомнить его через шестьдесят лет после описываемых событий. ("Бабушка Питирима по матери - Марфа Стефановна Коковкина, сестра деда братьев Коковкиных, Василия Стефановича, в замужестве Ячменева.)

2* ...решил...поступить на Черняевские курсы... - Санкт-Петербургские общеобразовательные курсы Черняева - среднее учебное заведение в ведении Министерства народного просвещения. Учредителем-директором курсов был видный педагог и общественный деятель Александр Сергеевич Черняев (1873-1916). Курсы были рассчитаны на четыре года, принимались лица обоего пола, не моложе 15 лет без сословных и иных ограничений. Курсы были платными, но неимущие и хорошо успевающие учащиеся освобождались от платы за обучение. Курсы открылись в 1902 г., с 1906 г. на курсах начали читать лекции для "продвинутых" учеников по университетской программе, и на базе курсов было образовано реальное училище для детей в возрасте до 15 лет. Количество слушателей в 1908 г. составляло 1000 человек. В число преподавателей и лекторов входили лучшие ученые и педагоги Санкт-Петербурга, профессоры и приват-доценты ряда институтов и университета. 23 марта 1916 г. А. С. Черняев скончался, после его смерти заведующим стал К. Ф. Жаков. В 1917 г. курсы прекратили свое существование.

3* Жаков Каллистрат Фалалеевич (1866-1926) - этнограф, философ, писатель (по национальности коми-зырянин). В 1902 г. защитил магистерскую диссертацию на тему: "О грамматическом строе зырянского языка". Работал преподавателем в Санкт-Петербургском университете, Психоневрологическом институте, на Черняевских курсах. Благодаря своим демократическим убеждениям, постоянно был на заметке у властей как "неблагонадежный в политическом отношении". С 1900 по 1912 гг. провел три продолжительных экспедиции в Коми край по поручению Российской Академии наук и Русского географического общества. Сотрудничал с Этнографическим бюро князя Б. А. Тенишева, был членом Архангельского общества изучения Русского Севера. Первая статья "Языческое миросозерцание зырян" опубликована в 1901 г. в журнале "Научное обозрение". Из художественных произведений наиболее известны сборники рассказов и сказок "Под шум северного ветра", "В хвойных лесах", "Из жизни и фантазии" и др., а также автобиографический трехтомник "Сквозь строй жизни". Основал в Санкт-Петербурге издательство "Парма" (тайга на коми языке), несколько его книг сказок вышли за границей во Франкфурте-на-Майне. В апреле 1917 г. выехал в отпуск по болезни на хутор отца своей второй жены близ города Валки в Латвии. Оттуда он ездил читать лекции в университет в эстонский город Тарту (тогда Юрьев). В конце 1917 г. вернулся в Петроград. Однако в связи с закрытием Психоневрологического института и голодом зимой 1918 г. он выехал в Псков, где работал до лета 1919 г. После захвата города войсками Юденича уехал в Валки, затем в Ригу, где жил до своей смерти в январе 1926 г. В последние годы жизни создал этико-философскую систему - лимитизм.

4* ...госпожа Жакова... - первая жена К. Ф. Жакова Глафира Никаноровна Николаевская.

5* Фокусированное интервью - техника сбора информации, когда опрашиваемому задают вопросы, прямо или косвенно затрагивающие одну определенную тему.

6* Его происхождение и биография в чем-то напоминали мои. - Действительно, биография Сорокина в основных чертах была удивительно схожа с жизнью К. Ф. Жакова. Каллистрат Фалалеевич родился 18 (30 по н. ст.) сентября 1866 г. в деревне Давпон села Выльгольт Усть-Сысольского уезда. Отец его был столяром-краснодеревщиком высокой квалификации и занимался отхожим промыслом - устанавливал иконостасы в возводимых или ремонтируемых церквях. Каллистрат с детства скитался вместе с отцом по селам Коми края вдоль рек Вычегды, Сысолы, Вишеры, Пожега, Ижмы и Выми. Окончив усть-сысольское уездное начальное училище, он поступил в Тотьме в церковно-учительскую духовную семинарию, которую блестяще окончил в 1884 г. Однако учителем не стал, так как распоряжением вологодского губернатора не был допущен к преподаванию как "атеист и вольнодумец". После трех лет скитаний поступает в пятый класс вологодского реального училища. Средства к существованию зарабатывает репетиторством. В 1890 г. "с 20 копейками в кармане" приезжает в Санкт-Петербург и поступает в Лесной институт. Затем бросает его, пытается стать монахом в Заонежской пустыни под Вологдой. Опять-таки за вольнодумство его изгоняют из монастыря. Затем в течение пяти лет он живет в Вологде под гласным надзором полиции. Сильно нуждается, но ему все же удается подготовиться и выдержать экзамены на аттестат зрелости экстерном с отличными показателями. Освободившись от полицейского надзора, К. Ф. Жаков получил разрешение поступать в университеты (кроме Московского и Санкт-Петербургского). В 30 лет он становится студентом естественного факультета Киевского университета. Через год переходит на историко-филологический факультет. После третьего курса переводится в Петербургский университет, в 1901 г. заканчивает его и остается преподавателем на факультете.

7* ...и его эмиграции... Фактически К. Ф. Жаков не эмигрировал, а оказался на оккупированной частями белых территории, откуда уехал к родственникам второй жены, латышки Алиды Ивановны, в город Валки.

8* ...ежемесячные литературные вечера... - Известно, что на этих литературных вечерах бывали писатели Александр Грин, Алексей Чапыгин, Виктор Шкловский, Янка Купала, Иван Шергин (редактор-издатель "Северного вестника") и другие. В одном из литературных собраний, посвященных памяти Л. Н. Толстого, в 1915 г. принял участие М. Горький.

9* Позже мы с Жаковым провели несколько экспедиций... - Сорокин участвовал как минимум в двух экспедициях вместе с Жаковым (в 1908 и 1909 гг.: экспедиции по изучению Печорского края, в которых Жаков заведовал статистикой). Вероятно, что и позднее они вместе путешествовали по Коми краю, собирая фольклор и этнографические данные (1910 и 1911 гг.). Результатом этих совместных исследований явились: первая известная статья молодого ученого - "Колонизационные вожделения" (рукопись опубликована мной в "Социологических исследованиях", No 2, 1990); "Историко-статистический очерк зырян" (совместно с К. Ф. Жаковым 1910); "Пережитки анимизма у зырян" (1910); "К вопросу об общине у зырян" (1910); "К вопросу об эволюции форм брака и семьи у зырян" (1911); "Современные зыряне" (1911) и др.

10* ...у Жаковых я встретил свою жену... - Баратынская Елена Петровна (1894-1975) - дочь поместного дворянина Таврической губернии. Окончила Севастопольскую женскую гимназию с золотой медалью. В 1912 г. поступила на Высшие женские (Бестужевские) курсы в Санкт-Петербурге. Окончила их в 1917 г. По профессии ботаник-цитолог, докторскую диссертацию защитила в 1925 г. в Университете Миннесоты (США). Профессор, преподавала в ряде вузов Америки.

11* "...до дома Павла... - Не Павла, а Федора Коковкина (см. прим. No 1 к гл. 4).

12* Термин "социальная мобильность" введен в научный обиход самим Сорокиным в книге "Социальная мобильность" (1927). Чтобы не упоминать имя Сорокина, некоторые советские социологи пытались и пытаются использовать термин "социальные перемещения". Так, в "Краткий словарь по социологии", выпущенный в 1989 г. Политиздатом, вошел именно этот термин, естественно, без упоминания о Сорокине.

13* Адрес Черняевских курсов в Санкт-Петербурге: Татарский переулок, д. 3-5.

14* В учебных заведениях А. С. Черняева преподавали доктор физики И. И. Боргман, доктор ботаники А. Г. Генкель, профессоры Н. И. Кареев, В. И. Бауман, Н. Е. Введенский, С. А. Венгеров, П. Л. Мальчевский, К. Ф. Жаков, С. А. Золотарев, А. К. Ксенофонтов, М. М. Ковалевский, М. К. Линген, Г. С. Смирнов, И. Л. Сербинов, Г. В. Флейшер и другие.

15* Н. Д. Кондратьев исключен из учительской семинарии летом 1907 г.

16* Сын крупного усть-сысольского купца-мецената Кузьбожева.

17* В 1917 г. Н. Д. Кондратьев работал в Лиге аграрных реформ и Комиссии по аграрной реформе при Главном земельном комитете; депутат Учредительного собрания. 18 октября (по ст. ст.) вошел в состав Временного правительства в качестве товарища (по-нынешнему - заместителя) министра продовольствия. После октябрьского переворота работал в Плановой комиссии Народного комиссариата земледелия, ряде других организаций, был директором Конъюнктурного института.

18* В 1918-1921 гг. Н. Д. Кондратьев несколько раз подвергался краткосрочным арестам, однако после "занятия высокого кресла" (по выражению Сорокина) с 1922 г. он в тюрьме не сидел. Кондратьева арестовали в 1930 г., и более на свободу он уже не вышел.

19* Последний раз мы встретились в университете штата Миннесота (США) в 1927 году... - Кондратьев уехал в командировку в США в 1924 г., вернулся в 1925-м. В 1927 г. никаких загранкомандировок у него не было. Десять дней, которые Кондратьев с супругой провели в гостях у Сорокиных, относятся к началу 1925 г.

20* См. примеч. 5 к гл. третьей.

21* Сочные эпитеты, которыми Сорокин описывает тип современного ему обывателя-американца, являющегося продуктом общества потребления, заимствованы из книги Д. Рисмена "Одинокая толпа" (1950).

22* У Сорокина в англоязычном оригинале - "жевательная резинка* (bubble gum).

23* Hit (амер. слэнг) - успех, удача, отличный результат.

24* Я - понятие, выражающее в психологии осознаваемые человеком единство и целостность своей личности, результат выделения человеком самого себя из окружающей среды.

25* ...более близкое знакомство с позитивистской философией... - Позитивизм (франц. positivisme, от лат. positivus - положительный) - философское направление, сложившееся в XIX веке в противовес спекулятивным социально-философским теоретизированиям. Термин введен французским социологом Огюстом Контом (1798-1857), который провозгласил решительный разрыв с "метафизической" философией и создание "позитивной" социальной науки, столь же доказуемой и общезначимой, как и естественные науки. "Позитивная" наука не пытается искать причины и сущности, а исследует сами явления, отвечая не на вопрос "почему", а на вопрос "как", "каким образом", философии в позитивизме отводилась роль синтеза знания всех социальных и естественных наук. Со временем из позитивизма вырос феноменализм, сам позитивизм превратился в неопозитивизм, переболев детской болезнью субъективного идеализма. По сути, почти вся современная наука - прямая наследница позитивизма. Тем не менее термин этот несет в себе сейчас привкус "ретро", а еще недавно слово "позитивист" было просто ругательным в контексте научных споров.

21* ...на все пятерки. - Сорокин преувеличивает: пятерок и четверок у него было примерно поровну. Сохранилось свидетельство об окончании им экстерном Великоустюжской мужской гимназии (архив ЛГИА), в котором записано:

"Дано сыну мещанина Питириму Александровичу Сорокину православного вероисповедания, родившемуся в Яренском уезде Вологодской губернии 23 января 1889 г., обучавшемуся в Хреновской церковно-учительской школе Костромской губернии в том, что он в мае и июне сего 1909 г. подвергался испытанию зрелости в Велико-Устюгской мужской гимназии и оказал на сем испытании нижеследующие познания:

В Законе Божием - отличные (5)

Русском языке с Церковно-славянским и словесности - хорошие (4)

Философской пропедевтике - отличные (5)

Латинском языке - хорошие (4)

Законоведении - хорошие (4)

Математике - хорошие (4)

Математической географии - хорошие (4)

Физике - хорошие (4)

Истории - отличные (5)

Географии с природоведением - отличные (5)

Французском языке - отличные (5)

Г. Великий-Устюг Вологодской губ. Июня 4-го дня 1909 года."

27* Зепалов Петр Николаевич родился 20 июля (1 августа по и. ст.) 1892 года в г. Великий Устюг. В 1902 г. поступил в Великоустюжскую мужскую гимназию и в 1910 г. закончил ее с семью пятерками и пятью четверками в аттестате зрелости. Осенью того же года он поступает на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, однако за участие в студенческих выступлениях, поводом для которых послужила смерть Л. Н. Толстого, его арестовывают 31 января и исключают из университета 5 февраля 1911 г. Через год, осенью 1912 г. он восстанавливается в университете на юридическом факультете. 27 апреля 1915 г. Зепалова снова арестовывают и, по-видимому, лишают вида на жительство, т. к. он переводится на юридический факультет Московского университета с сентября 1915 г. Так и не закончив его, в 1917 г. Зепалов уезжает в Великий Устюг. В октябре 1918 г. его расстреляли чекисты. Сорокин посвятил Петру Зепалову свою книгу "Система социологии" (1920)

ГЛАВА ПЯТАЯ

1* Психоневрологический институт задуман русским психиатром и психологом Владимиром Михайловичем Бехтеревым (1857-1927), на его организацию ушло пять лет. Благодаря пожертвованиям семьи Алафузовых, Н. Ф. Головнина, В. Т. Зимина, М. П. Скоропадского, А. Н. Шитовой и других, были собраны необходимые для начала работы средства. Торжественное открытие института состоялось 3 февраля 1908 г. Первое время лекции читались в помещении биологической лаборатории Бехтерева, затем в доме No 104 по Невскому проспекту. Из кабинетных земель институту было пожаловано 30 тыс. кв. саженей земли в бывшей Глухоозерской ферме, неподалеку от Александро-Невской лавры, где со временем воздвигли здание института на средства, собранные специальным комитетом. В год принималось около 300 человек, из них более половины - женщины. В институте читались лекции по анатомии, физиологии, химии, физике, биологии, психологии, философии, логике, социологии, истории, литературе, искусству, математике, праву и т. д. При учебном заведении открыты два вспомогательных учебно-научных института - педологический и криминологический, Среди преподавателей были: Ф. Д. Батюшков, С. К. Булич, Н. Е. Введенский, В. А. Вагнер, А. В. Гервер, Н. А. Гредескул, Э. Д. Гримм, М. С. Добротворский, Д. А. Дриль, М. Н. Жуковский, Н. П. Гундобин, М. М. Ковалевский, Д. Н. Овсянико-Куликовский, М. А. Рейснер, М. А. Салетти, Е. В. Тарле, Е. В. Де Роберти, С. О. Грузенберг, В. А. Мякотин, Л. Г. Оршанский, С. Л. Франк, И. П. Павлов, С. И. Шорох-Троцкий и др. Президентом института являлся академик В. М. Бехтерев. Обучение было платным. В конце 1917 г. институт закрылся, позднее преобразован в научно-исследовательский, в настоящее время носит имя В. М. Бехтерева.

2* Ковалевский Михаил Максимович (1851-1916) - русский социолог, историк, правовед, с 1914 г. - академик Российской АН. Преподавал в Петербургском университете, открыл в Париже (1901) Русскую высшую школу общественных наук, возглавил вместе с Е. В. Де Роберти первую в России кафедру социологии в Психоневрологическом институте. Один из основателей партии "демократических реформ", депутат I Государственной Думы, с 1907 г. член Государственного Совета. Социологические взгляды Ковалевского сложились под воздействием позитивизма, основным методом социологии считал историко-сравнительный, на основе которого создал теорию генетического родства всех социальных явлений и общественных институтов - т. н. "генетическую социологию".

3* Де Роберти Евгений Валентинович (1843-1915) - русский социолог и философ, позитивист, сторонник, т. н. социального психизма (психологического редукционизма), сводящего все общественные явления к психологическому взаимодействию людей и социальных групп. Видный деятель кадетской партии.

4* ...осенью 1909 года я стал студентом... - Обучение в Психоневрологическом институте было платным, и стоимость его на 1909-1910 учебный год составляла 150 рублей. Сорокин не смог собрать требуемую сумму: в прошении на имя Бехтерева о приеме в число студентов института он пишет, что вносит в счет платы за обучение 30 руб., "а остальные 45 руб. за I полугодие уплачу в сентябре и в виде гарантии прилагаю карточку К. Ф. Жакова". В архивном деле студента Сорокина сохранилась эта визитка. Жаков написал на ней записку А. В. Герверу, ученому секретарю института: "Глубокоуважаемый Александр Владимирович. Мой ученик (по курсам Черняева) Питирим Сорокин может внести только 30 рублей. Остальные 45 будут внесены в сентябре. Я за него ручаюсь и гарантирую его плату за учение. Кланяюсь Вам и желаю всего доброго от Провидения". Однако в сентябре Сорокин деньги не внес, как, впрочем, не заплатил и за второе полугодие, после чего встал вопрос о его отчислении, но Сорокин сумел поступить в университет, где платили стипендию, и расстался с Психоневрологическим институтом сам.

5* ...приходилось тратить... два часа на дорогу пешком от нашей квартиры до института и обратно. - Адрес квартиры: Малая Пушкарская ул., д. 11, кв. 13.

6* Петражицкий Лев Иосифович (1867-1931) - русский юрист, профессор Петербургского университета. Основатель психологической школы права. После революции уехал в Польшу, где преподавал в Варшавском университете. Покончил жизнь самоубийством.

7* Ростовцев Михаил Иванович (1870-1952) - русский историк и археолог. После революции эмигрировал и жил в США.

8* Павлов Иван Петрович (1849-1936) - русский физиолог, академик, создатель учения о высшей нервной деятельности.

9* Розин Николай Николаевич (1871-1919) - русский правовед, профессор Петербургского университета, читал курс уголовного судопроизводства.

10* Полонский Вячеслав Павлович (наст. фамилия Гусин, 1886-1932) - литературный критик, историк.

11* Кольцов (Фридлянд) Михаил Ефимович (1898-1942) - писатель, журналист, сотрудничал в "Правде".

12* Смилга Ивap Тенисович (1892-1938) - советский партийный и государственный деятель. Участник революции, в 1911-1913 гг. был в ссылке в Великом Устюге.

13* Элиава Шалва Зурабович (1883-1937) - советский и государственный деятель, в годы гражданской войны был комиссаром в Вологде. Позднее занимал ряд крупных партийных и советских постов, репрессирован.

14* ...мое глубокое нежелание быть призванным в царскую армию. - Сорокин лукавит: не внеся плату за обучение, он был весной 1910 г. отстранен от занятий, о чем свидетельствует сохранившаяся переписка Сорокина с канцелярией института. По-видимому, та же участь постигла и Н. Д. Кондратьева, во всяком случае они вдвоем в конце февраля уехали в село Баки Варнавинского уезда Костромской губернии (ныне г. Красные Баки Нижегородской обл.), откуда и вели переписку. В июне 1910 г. они подают прошения о приеме в число студентов юридического факультета Санкт-Петербургского университета и в середине июля получают извещение о зачислении.

15* Документы отосланы в университет 8 июля 1910 г.

16* К экзаменам в институте Сорокин допущен не был.

17* Стипендия составляла 300 руб. в год, и получал ее Сорокин в 1910-1911 и 1912-1913 гг.

18* Сорокин упорно именует Петражицкого Леоном, хотя его звали Львом (Иосифовичем).

19* Туган-Барановский Михаил Иванович (1865-1919) - выдающийся русский экономист и историк. По политическим взглядам был близок к "легальному марксизму". Научный руководитель Кондратьева. Сорокин слушал его лекции по политэкономии.

20* Жижиленко Александр Александрович (1873-193?) - профессор университета, читал уголовное право.

21* Н. М. Покровский, Д. Д. Гримм - профессоры университета, читали историю римского права и догмы римского права, соответственно.

22* Ломкий Николай Онуфриевич (1870-1965) - русский философ, один из крупнейших представителей интуитивизма и персонализма в России. В 1922 г. выслан за границу, жил в Праге.

23* См. примеч. 15 к гл. третьей.

24* Полное название "Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма".

25* ...Я приобрел солидные знания... - Не оспаривая факт глубоких познаний Сорокина, приведем любопытное воспоминание дочери Н. Д. Кондратьева - Елены Николаевны - о забавном случае, приключившемся с Питиримом Сорокиным на экзамене, который был рассказан ее отцом. Экзаменатор гонял Сорокина по материалу, спрашивая то про одного, то про другого ученого, а Питирим, не теряя присутствия духа, без запинки излагал суть выдвинутых этими учеными теорий. Решив развлечься, профессор сказал, что Сорокин упустил из виду работу демографов Штолля и Шмидта. (По другой версии это произошло на диспуте в Психоневрологическом институте, где Питирим выступал с докладом, а его оппонентом была Л. М. Рейснер). Подвох заключался в фамилиях "авторов", которые были оптовыми торговцами аптекарскими товарами и чья вывеска виднелась из окна аудитории. В пылу дискуссии Сорокин необдуманно заявил, что с работой этих ученых знаком, но не видит в ней ничего особенного по сравнению с уже изложенными им трудами других авторов.

26* Тард Габриэль (1843-1904) - французский социолог, один из основоположников социальной психологии и главный представитель психологического направления в социологии.

27* Зиммель Георг (1858-1918) - немецкий философ и социолог, основоположник т. н. "формальной социологии".

28* Вебер Макс (1864-1920) - немецкий социолог, социальный историк и философ, основоположник понимающей социологии и теории социального действия.

29* Парето Вильфредо (1848-1923) - итальянский социолог и экономист, создатель позитивистской теории "нелогического действия". Важное место в построениях Парето занимала концепция круговорота элит, оказавшая большое влияние на Сорокина. Многие идеи заимствованы позднее структурным функционализмом.

30* Вестермарк Эдвард Александер (1862-1939) - финский антрополог и социолог, профессор социологии с 1904 г., ректор университета города Турку в 1907-1930 гг. Известен сравнительными исследованиями форм брака, семьи и нравов разных народов.

31* Штаммлер Рудольф (1856-1938) - немецкий теоретик права, сторонник марбургской школы неокантиантства, утверждал первичность права по отношению к экономике и государству. Социологические взгляды Штаммлера, особенно понятие общества в его интерпретации, являли собой ярко выраженный правовой детерминизм.

32* ...стипендия... обеспечивала мою жизнь... - Стипендия составляла 1200 руб. в год.

33* Руссо Жан Жак (1712-1778) - французский философ и писатель. С позиций деизма осуждал официальную церковь и религиозную нетерпимость, а также обосновывал естественное право народа на свержение абсолютизма. Именно эта его идея послужила поводом для иронического сравнения с Сорокиным.

34* В те годы, о которых пишет Сорокин, А. Ф. Керенский был лидером партии и думской фракции трудовиков. Эсером стал с марта 1917 г.

35* Карахан (Караханян) Лев Михайлович (1889-1937) - советский государственный деятель, дипломат, в 1918-1920, 1927-1934 г. - зам. наркома иностранных дел. В 1921 - посланник в Польше, в 1922 - член коллегии Наркоминдела, с 1923 по 1926 гг. - посол в Китае.

36* Пятаков Георгий Леонидович (1890-1937) - советский государственный деятель, занимал разные ответственные посты в правительстве, в начале 20-х гг. был членом Совета Труда и Обороны, зам. председателя ВСНХ.

37* См. Ветхий Завет, Екклесиаст, гл. 11, 1.

38* ...кончая недавними революциями... - Недавними относительно 1962 года, когда писалась автобиография.

39* ...мне удавалось избегать "архангелов" и "фараонов"... - В 1917 г. в автобиографии, приложенной к брошюре по выборам в Учредительное собрание, Сорокин напишет, что бежал от полицейского сыска в "Подолию", имея в виду Подолье - территорию современных Винницкой и Хмельницкой областей УССР, а уж затем только отправился за границу.

40* "...и дало первое впечатление..." - После возвращения из-за границы Сорокин написал и опубликовал путевые заметки "Проезжая по Европе", чем изрядно повеселил друзей, знавших, что Сорокин проехал туда и обратно, практически не выходя из вагона.

41* ...я не стал сдавать их в знак протеста... - Этот демарш, символизировавший якобы протест против самодержавия, понадобился Сорокину, чтобы реабилитировать себя в глазах тех студентов, которые подвергались гонениям, когда он вояжировал за рубежом, пережидая пока улягутся страсти.

42* Азеф Евно Фишелевич (1869-1918) - один из создателей партии эсеров, руководитель боевой организации и одновременно провокатор, агент полиции с 1892 по 1908 гг.

43* На самом деле имеется в виду Малиновский Роман Вацлавович (1876-1918), провокатор в рядах социал-демократов, агент охранки. Соратник и друг Ленина, благодаря чему долго избегал разоблачения. Главным редактором "Правды" он не был. В "Правде" работал, но не редактором, а секретарем, другой провокатор М. Е. Черномазов, с которым, по-видимому, и путает его Сорокин.

44* ...обнаружил "архангелов", поджидавших меня. - Установлено, что с 1912 г. полиция вела наблюдение за Сорокиным. В начале 1913 г. столичные эсеры решили распространить прокламацию с призывом ко всем торгово-промышленным предприятиям и учебным заведениям выразить протест против празднования 300-летия дома Романовых однодневной забастовкой. Об этом стало известно полиции. 10 февраля были проведены обыски и аресты наиболее активных эсеров. В их число попал и Сорокин. Сведений, что именно он писал прокламацию и арестован по подозрению в ее авторстве, не имеется.

45* ...около трех недель. - Сорокин просидел в камере предварительного заключения Спасской части ровно две недели. Через несколько дней после ареста ему разрешили написать М. М. Ковалевскому, секретарем у которого он работал с 1912 г. Письмо было изъято и подшито к делу арестанта. Из письма следует, что Сорокина обвиняют в принадлежности к левоэсеровской организации, а это для него - "абсолютная неожиданность". Далее он пишет: "Я сидел себе над книгами, читал много докладов в ряде научных кружков, писал статьи, написал за зиму книгу о карах и наградах, которую вы знаете и... Право же, при таких обстоятельствах, я думаю, мудрено еще заниматься политикой. Впрочем, Вы это сами знаете... Ни книг, ни пособий здесь нет и не дают. Бумаг, чернил - тоже. Света так мало, что я при своей близорукости боюсь ослепнуть. Одним словом - скверно. Единственной надеждой и утешением является то, что должно же это недоразумение кончиться, должна же истина выявиться. Неужели же ни за что ни про что сидеть... Может быть, Вы, дорогой профессор, зная достаточно хорошо меня и мое отношение к "политике", поможете как-нибудь выяснить это печальное недоразумение или же хотя бы как-нибудь улучшить мое положение в смысле книг, бумаги и разрешения свиданий..." М. М. Ковалевский все-таки узнал об участи своего секретаря, и по его прошению Сорокина освободили из-под стражи 24 февраля 1913 г.

46* Через тернии к звездам (лат.).

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1* Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900) - русский религиозный философ, поэт, публицист.

2* Чупров Александр Александрович (1874-1926) - русский статистик и экономист, профессор, член-корреспондент Российской АН, с 1917 г. в эмиграции.

3* Струве Петр Бернгардович (1870-1944) - русский экономист, философ, историк, публицист. Теоретик "легального марксизма", один из лидеров кадетов, с 1922 г. в эмиграции.

4* ...в период, когда поездка за рубеж и работа с иностранными учеными стали невозможными. - Сорокин выезжал в 1915 г. в Финляндию и Румынию.

5* Пийп Антс - профессор-юрист, первый премьер Эстонии, а не Латвии, как пишет Сорокин.

6* Жизнеописание (лат.).

7* "...чтобы получить степень доктора социологии..." - Сорокин защищал не докторскую, а магистерскую диссертацию.

8* ...в противоположность "красным профессорам"... - Сорокин имеет в виду выпускников Института красной профессуры, созданного Н. И. Бухариным и до конца 20-х г. являвшегося основным поставщиком "остепененных" марксистов.

9* Седенко Ферапонт Иванович (Седенко-Витязев, 1886-1938) - известен также под псевдонимами П. Витязев, Ф. И. Витязев, Лаврист и др. Русский журналист и библиограф, исследователь творчества П. Л. Лаврова, глава петроградского кооперативного книгоиздательства "Колос", до революции - член партии эсеров.

10* ...и его сотрудников... - Из писем Сорокина к Витязеву, хранящихся в ЦГАЛИ, известно, что этими сотрудниками были Александра Ивановна Доброхотова, секретарь правления; Р. В. Иванов-Разумник - литературовед и социолог; Ф. Я. Шевченко - зав. технической частью издательства.

11* ...отпечатали по десять тысяч экземпляров каждого тома... - Тираж каждого тома "Системы социологии" составил 5 тыс. экземпляров, по крайней мере такие выходные данные стоят на обложке книг.

12* ...в качестве докторской диссертации. - Не докторской, а магистерской диссертации.

13* Гревс Иван Михайлович (1860-1941) - русский историк, специалист по истории римского землевладения и средневековой культуре, профессор Петербургского университета.

14* Тахтарев Константин Михайлович (1872-1925) - русский социолог, последний, кто преподавал социологию в России после высылки Сорокина. Лекции Тахтарева были запрещены в 1924 г., с того времени социология как учебная дисциплина исчезает из программ вузов на 60 лет.

15* Кареев Николай Иванович (1850-1931) - русский историк и социолог, профессор Санкт-Петербургского университета, представитель психологического направления в социологии. Член партии кадетов, депутат I Государственной Думы.

16* Лапшин Иван Иванович (1870-1952) - русский философ, профессор Санкт-Петербургского университета, выслан в 1922 г., читал философию в Пражском университете.

17* Гредескул Н. А., Тхоржевский С. Н. - преподаватели Петроградского университета, причем Тхоржевский - не профессор, а приват-доцент.

18* В цитате из "Экономиста" Сорокин намеренно выпускает несколько ключевых слов для того, чтобы представить американскому читателю эту защиту как докторскую. Сравните с подлинником, где пропущенные места выделены курсивом.

"В виду отмены в настоящее время ученых степеней и невозможности присудить диспутанту степень магистра, диспут закончился заявлением проф. И. М. Гревса о единогласном признании историческим исследовательским институтом работы удовлетворительной и таким образом косвенным путем цель диспута была достигнута. Многочисленная публика наградила диспутанта долго не смолкаемыми аплодисментами".

Отметим также, что защита проводилась не на юридическом факультете, который в то время был заменен факультетом общественных наук, а в историческом исследовательском институте при университете, поскольку Сорокина в конце 1921 г. отстранили от преподавательской деятельности на факультете. Полный отчет о диспуте см. в Приложении.

19* 1-й том имел подзаголовок "Социальная аналитика. Учение о строении простейшего (родового) социального явления", 2-й - "Социальная аналитика. Учение о строении сложных социальных агрегатов".

20* "Система социологии" задумывалась автором как минимум в восьми томах. Однако полностью изданы только два тома. Сжатое изложение третьего тома "Социальной механики" содержится во второй части "Общедоступного учебника социологии" (1920).

21* Шульгин Василий Витальевич (1878-1976) - депутат Государственной Думы, прогрессист. Член Временного комитета Думы, принимал отречение Николая II от престола, позднее Выступал против Советов и за выполнение союзнических обязательств на фронте, организовал Добровольческую армию, эмигрировал в 1920 г. В 1944 г. возвращен в СССР, осужден и отбывал срок до 1956 г.

22* Милюков Павел Николаевич (1859-1943) - лидер партии кадетов, историк, редактор газеты "Речь", министр иностранных дел в первом составе Временного правительства. В 1920 г. эмигрировал.

23* ...обвинение правительства в "глупости и измене"... - В ноябре 1916 г. на заседании Государственной Думы Милюков произнес историческую речь, обвиняя германофильскую клику при дворе и в правительстве за попытки расколоть союзников и поссорить Россию и Англию. Обличая политику председателя совета министров Штюрмера, Милюков произнес фразу: "Если это не глупость, то измена!"

24* ...обещания, торжественно данные нашей группе... - Сорокин имеет в виду военную организацию вологодского отделения "Союза возрождения России" и политический центр эсеров.

25* Брешко-Брешковская Екатерина Константиновна (1844-1934) - одна из организаторов и лидеров партии эсеров. С 1873 г. участвовала в народническом движении, в 1874-1896 гг. на каторге и в ссылке. В 1907 г. вновь арестована и сослана. Освобождена в марте 1917 г. В 1918 г. - член Комуча (антибольшевистского правительства в Самаре). В 1919 г. эмигрировала в США.

26* Чайковский Николай Васильевич (1850/51-1926) - русский политический деятель, народник, руководитель кружка "чайковцев", вернулся в Россию из эмиграции в 1906 г., был эсером, с 1917 г. - трудовик, т. е. член трудовой народно-социалистической партии. В 1918 г. - глава Верховного управления Северной области.

27* Плеханов Георгий Валентинович (1856-1918) - теоретик и пропагандист марксизма, основатель первой группы русских марксистов "Освобождение труда" и РСДРП, лидер меньшевизма.

28* Временный Совет Российской республики (предпарламент, Всероссийский демократический совет) - совещательный орган при Временном правительстве. Решение о его создании принято Демократическим совещанием 20 сентября (3 окт. по н. ст.) 1917 г. Первое заседание состоялось 7 (20) октября в Мариинском дворце, председателем избран эсер Н. Д. Авксентьев. Большевики бойкотировали предпарламент, а 25 октября (7 нояб.) окружили дворец и распустили совет.

29* ...необходимо упомянуть смерть моих учителей и друзей... - М. М. Ковалевский скончался 23 марта 1916 г. Сорокин, как его секретарь и ассистент, буквально на следующий же день дает несколько статей-некрологов в газеты "День", "Биржевые ведомости", "Русские ведомости". Несколько дней спустя он публикует еще несколько материалов мемуарного характера. Чувство меры несколько подвело Сорокина, в результате чего небольшая заметка "Исповедь М. М. Ковалевского" вызвала негодование православного общественного мнения. Он описал в газете, как исповедовался профессор исключительно "ради памяти своей матери", поскольку был атеистом. "Голос Руси" (29 марта) назвал сорокинские воспоминания "гнусностью", отметив, что, "если все это фантазия гос. Сорокина, то она весьма характерна для определения личности автора". В том же ключе выступила и газета "Земщина" (2 апреля). В мае 1916 г. преподаватели кафедры социологии Психоневрологического института во главе с Сорокиным задумали создать Социологическое общество им. М. М. Ковалевского. Первое учредительное собрание общества состоялось 13 ноября 1916 г. в здании курсов Лесгафта. В повестке заседания была речь Н. И. Кареева, посвященная памяти Ковалевского, а также выборы комитета и президиума общества и обмен мнениями о плане работ. Общество просуществовало до конца 1918 г., затем на его основе был создан факультет (отделение) социологии (общественных наук) при Петроградском университете. В число членов-учредителей общества входили 63 человека: Бехтерев В. М., Виноградов П. Г., Дьяконов М. А., Лаппо-Данилевский А. С., Овсянико-Куликовский Д. Н., Павлов И. П. - академики; профессоры Вернадский М. В., Вагнер В. А., Васильев А. В., Гамбаров Ю. С., Жижиленко А. А., Кареев Н. И., Лапшин И. И., Петражицкий Л. И., Ростовцев М. И., Струве П. Б., Тарле Е. В., Туган-Барановский М. И., Чупров А, А. и другие, кроме того в обществе состояли Гизетти А. А., Ковалевский Е. П., Маклаков В. А., Милюков П. Н., Пешехонов А. В. и т. д. Секретарями общества избрали Сорокина и Кондратьева (Архив АН СССР. ф. 113, оп. 2, ед. хр. 87.)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1* ...два полка при оружии и с красными флагами покинули казармы... - Имеются в виду Преображенский гвардейский и Волынский резервный гвардейский полки.

2* ...выполнял фактические обязанности Временного правительства. - Временное правительство было создано по соглашению между Временным комитетом Государственной Думы и Петроградским советом рабочих депутатов. В первый состав правительства вошли князь Г. Е. Львов, П. Н. Милюков, А. И. Гучков и другие представители буржуазно-либеральных партий, в основном - кадеты. Керенский - единственный эсер. Исполком Думы был сформирован с целью поддержания порядка и в противовес исполкому Петросовета, его возглавил М. В. Родзянко, лидер октябристов.

3* Возле Думы жил адвокат Грузенберг. - Сорокин имеет в виду известного петроградского юриста Оскара Осиповича Грузенберга (1866-1940), жившего на ул. Кирочной.

4* "В каждом революционере прячется жандарм - фраза из романа Г. Флобера "Воспитание чувств".

5* ...Вопрос остался без ответа. - Пожары и погромы судебных и полицейских учреждений потребовались для уничтожения архивов.

6* ...Совет рабочих и солдат... - Имеется в виду Петроградский Совет рабочих депутатов, Советом рабочих и солдатских депутатов он стал позднее.

7* Суханов (Гиммер) Николай Николаевич (1881-1940) - революционер, эсер, с 1917 г. меньшевик. После гражданской войны работал в экономических учреждениях. В 1931 г. репрессирован.

8* Нахамкес (Стеклов Юрий Михайлович) (1873-1941) - российский революционный деятель, член социал-демократической партии с 1893 г., до 1917 г. меньшевик. Член Петроградского Совета, затем редактор "Известий" и ряда других изданий.

9* Чхеидзе Николай Семенович (1864-1926) - член Государственной Думы, меньшевик, после Февральской революции - член Временного комитета Думы и председатель Петросовета, председатель ВЦИК первого созыва. В 1918 г. - председатель Учредительного собрания Грузии. В 1921 г. эмигрировал.

10* Набоков Владимир Дмитриевич (1869-1922) - юрист, адвокат, публицист, лидер кадетов. Депутат Государственной Думы, редактор-издатель "Вестника партии народной свободы". В 1917 г. управляющий делами Временного правительства. Отец писателя Набокова В. В.

11* См. прим. 2 к гл. седьмой.

12* Кровопролитие не было серьезным. - По оценкам западных дипломатов, число убитых во время беспорядков на улицах составляло около тысячи человек.

13* ...отказался от трона. - Великий князь Михаил Александрович подписал манифест, что примет верховную власть только в том случае, если таково будет желание народа, ясно выраженное Учредительным собранием, которое и определит окончательную форму правления. Далее они призвал всех граждан повиноваться Временному правительству. Таким образом, он не отрекался от престола.

14* Позднее Сорокин и А. И. Гуковский вместе боролись с большевиками на Севере России. Гуковский входил в правительство Н. В. Чайковского в Архангельске. !

15* Первый номер газеты "Дело народа" вышел 15 (28) марта 1917 г.

16* Похороны жертв революции проходили на Марсовом поле, без религиозных церемоний. Всего было захоронено в тот день около 200 гробов.

17* Дата ошибочна: на самом деле 22 марта (4 апреля).

18* "Воля народа" - ежедневная петроградская газета, выходила с 29 апреля (12 мая) 1917 г. Редакторы: А. А. Аргунов, Е. К. Брешко-Брешковская, В. Миролюбов, В. М. Чернов, Е. А. Сталинский, А. И. Гуковский, П. А. Сорокин и позднее Б. В. Савинков. С ноября 1917 г. из-за закрытий несколько раз меняла названия. Окончательно разгромлена в феврале 1918 г.

19* Ленин и его компаньоны приехали. - Ленин прибыл в Петроград 4 (17) апреля 1917 г.

20* Правительство объявило, что Милюков будет смещен. - Нота Милюкова от 18 (30) апреля привела к кризису в правительстве и созданию 5 (18) мая коалиционного кабинета, куда вошли шесть министров-социалистов. Милюков был смещен с поста министра иностранных дел. Его место занял М. И. Терещенко, не принадлежавший ни к одной из партий.

21* Де Брукер Луи (1870-1951) - один из лидеров Бельгийской рабочей партии; Вандервельде Эмиль (1866-1938) - руководитель партии, с 1914 г. входил в состав правительства Бельгии.

22* ...дали обед в честь Альбера Тома - французский министр снабжения, два месяца исполнявший обязанности посла в России после отзыва Мориса Палеолога.

23* Крестьянский съезд открылся... - Имеется в виду 1-й Всероссийский съезд крестьянских депутатов.

24* Зиновьев (Апфельбаум Евсей-Гершен Аронович, 1883-1936) - видный деятель большевиков, после революции председатель Петроградского Совета.

25* 26 мая 1917 был днем моей свадьбы. - Женой Сорокина стала Е. П. Баратынская (см. примеч. 10 к главе четвертой). В Коми крае ходили упорные слухи, что у Сорокина была еще одна жена, дочь крупного купца из Усть-Сысольска, на деньги которого Питирима откупили от смертной казни в 1918 г. Здесь ему явно приписывают факты из биографии Степана Осиповича Латкина, председателя Усть-Сысольской уездной земской управы, непримиримого борца с советской властью и близкого знакомого Сорокина по учебе в Петербурге. Латкин также был весьма известной личностью в Коми крае, и неудивительно, что сплетни о них обоих частично повторяли друг друга. Во всяком случае, тщательные архивные поиски подтверждают, что Сорокин был женат только один раз - на Елене Петровне Баратынской.

26* ...мне уже надо было поторапливаться на другое окаянное мероприятие. - По свидетельству Е. Н. Кондратьевой, ее отец часто, смеясь, вспоминал этот эпизод. Посидев некоторое время в ресторане в компании приглашенных друзей, Сорокин встал и ушел с женой, предоставив друзьям самим расплачиваться за съеденное и выпитое.

27* Масарик Томаш (1850-1937) - философ-позитивист религиозно-этического направления, в 1918-1935 гг. президент Чехословакии.

28* Возник очень серьезный кризис. - Сорокин имеет в виду "июньский кризис". Начался забастовкой на нескольких заводах, 8 (21) июня, которую спровоцировали большевики и анархисты после попытки властей освободить дачу бывшего царского министра П. Н. Дурново от захвативших ее "экспроприаторов". Большевики воспользовались моментом, и в день забастовки их ЦК партии назначил выступление рабочих и солдат против правительства на 10(23) июня. Съезд Советов 9 (22) июня запретил демонстрацию, и большевики вынуждены были подчиниться, так как большинство населения их не поддерживало. Съезд принял решение о проведении 18 июня (1 июля) мирной демонстрации на Марсовом поле для возложения венков к могилам жертв Февральской революции.

29* Наше наступление на фронте началось блестяще. - Совокупность наступательных операций ряда русских фронтов летом 1917 г., так называемое "июньское наступление". Керенский, тогда военный и морской министр, отдал приказ о начале наступления под давлением генералитета. Основной удар наносился Юго-Западным фронтом (главком - генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов). Были взяты города Калуш, Станиславов и Галич. Однако большевики усилили революционную пропаганду, стремясь разложением армии ослабить правительство и сорвать наступление, добиться разгрома и ощутимых потерь наших войск. Это привело бы к перемене общественного мнения против продолжения войны и возмущению масс, которое большевики планировали использовать для захвата власти. Начавшееся 18-19 июня (1-2 июля) наступление из-за массового ухода солдат с позиций развито не было.

30* Наша революционная армия потерпела поражение. - 6 (19) июля австро-германские войска нанесли контрудар на Тарнополь, затем контратаковали на Румынском фронте 24 июля (6 августа), бои продолжались до 30 июля (13 авг.). Наши войска оставили Галицию, и общие потери в июньском наступлении и последующих боях составили около 150 тыс. человек убитыми и ранеными. Описывая эти события как "катастрофу", Сорокин забегает вперед, поскольку она случилась после июльского кризиса, о котором речь впереди.

31* Савинков Борис Викторович (1879-1925) - эсер, руководитель боевой организации партии. В то время товарищ (зам.) военного министра (А. Ф. Керенского), комиссар Временного правительства при Ставке Верховного главнокомандующего (А. А. Брусилова).

32* ...требуют введения инертной казни для дезертиров. - 7 июля, после начала контрудара немцев, Корнилов послал Керенскому телеграмму, в которой требовал ввести смертную казнь за дезертирство и отказ выполнять приказы. Получив копию телеграммы, его поддержал Союз офицеров.

33* Опять верх берут большевики и анархисты. - Сорокин имеет в виду события 3 (16) июля, когда солдаты 1-го пулеметного полка, находившиеся под сильным влиянием анархистов, призвали солдат и рабочих Петрограда к вооруженному выступлению. Все началось с того, что стало известно о намерении правительства вывести часть войск петроградского гарнизона на передовую в качестве резервов. 1-й пулеметный полк поддержали Московский гренадерский, Павловский, 180-й, 1-й запасные полки и 6-й саперный батальон. Большевики сумели настроить солдат этих частей против войны и в первую очередь против отправки на фронт. Возбуждая массы против правительства, большевики все же не решались призвать к открытому вооруженному восстанию и выдвинули лозунг "мирной вооруженной демонстрации".

34* Это я... бросил бомбу в царского министра. - Имеется в виду министр внутренних дел В. К. Плеве, убитый эсером Е. С. Сазоновым. Савинков принимал непосредственное участие в этом покушении, а также в убийствах Великого Князя Сергея Александровича, шефа отдельного корпуса жандармов бывшего министра внутренних дел П. Н. Дурново и других.

35* "Финляндия, Украина и Кавказ объявили о своей независимости". - Гельсингфорсский сейм рабочих организаций, созданный в марте 1917 г. в Великом княжестве Финляндском, под идейным руководством социал-демократов, несмотря на права широкой автономии, данные Финляндии Временным правительством, под шумок июльского кризиса 5 (18) июля принял "Закон о власти", ограничивший компетенцию Временного правительства только внешней политикой и военными вопросами. Организаторы этого демарша финские большевики и здесь, естественно, ставили задачей всемерное ослабление центральной власти для ее захвата. 18 (31) июля Временное правительство разогнало самозваный сейм и восстановило статус-кво. Подобные акции предпринимались и в других частях Российской империи.

36* ...ее революционный энтузиазм - не что иное, как опосредованное удовлетворение ее нимфомании. - Сорокин намекает на любовные похождения А. М. Коллонтай под лозунгом свободной "революционной" любви. Позже Ленин и другие руководители большевиков вынуждены были даже пожурить ее за очередную связь с П. Е. Дыбенко.

37* Большевики... дадут ему все, чего он добивается. - После прибытия в Россию Л. Д. Троцкий, выжидая, присоединился к небольшой социал-демократической группе под названием "Объединенные социал-демократы", более известной как "межрайонцы", которая существовала с 1913 г. и заявляла о своей независимости от большевиков и меньшевиков. В июле 1917 г. эта группа (около 4 тыс. человек) наконец, после колебаний, присоединилась к большевикам. Именно поэтому меньшевики обозлились на Троцкого.

38* Дан (Гурвич) Федор Ильич (1871-1947) - лидер меньшевиков, в социал-демократическом движении с 1894 г. В 1917 г. член исполкома Петроградского совета, член ВЦИК. В 1922 г. выслан за границу.

39* Бунтовщики рассеяны. - Основной ударной силой верных правительству войск были казаки, которые быстро разогнали и разоружили несколько тысяч кронштадтских матросов.

40* ...большевистские лидеры получили большие суммы денег от немецкого генерального штаба. - Вопрос получения денег большевиками аналогичен тайным протоколам Молотова - Риббентропа. Сначала он замалчивался, затем от него открещивались, и наконец тайное стало явным. После обстоятельного исследования Авторханова и публикаций ряда документов сомнений в этом неблаговидном поступке большевиков не остается (см. Авторханов А. Происхождение партократии". Т. 1. Ленин и ЦК. Франкфурт-на-Майне, 1981. С. 318-329).

41* ...и секретаря премьер-министра Керенского. - Керенский получил пост министра-председателя 8 (21) июля 1917 г.

42* Тобольск - город в Тюменской области на реке Иртыш вблизи впадения в нее р. Тобол. В дореволюционной, да и послереволюционной России место политической ссылки.

43* ...мой старый друг и соратник господин Панкратов... - Имеется в виду Василий Семенович Панкратов, один из первых рабочих-революционеров, член "Народной воли", 14 лет из 20, на которые был осужден, провел в Шлиссельбургской крепости. В 1905 г. бежал из Якутской ссылки, вступил в партию эсеров и принимал участие в Московском восстании 1905 г. В 1917-м назначен комиссаром Временного правительства по "охране бывшего царя". В 1923 г. опубликовал свои воспоминания. Николая Второго сопровождал также комиссар Временного правительства Макаров, отвечавший за размещение бывшего царя.

44* ...Керенский хотел выслать семью в Англию. - История с высылкой царской семьи довольно запутана. Весьма неблаговидно выглядит препирательство между Милюковым и бывшим английским послом в России Дж. Бьюкененом по поводу приглашения императора в Англию (см. статью Бьюкенена в "Revue de Paris" от 15 марта 1920 г.). Временное правительство запросило английское правительство и короля о возможности приезда в страну Николая Второго и его семьи. Англичане вроде сначала согласились, но затем Ллойд Джордж отказал царю в разрешении на въезд. Английский посол отрицал это и валил все на слабость Временного правительства, которое не могло и боялось преодолеть сопротивление Советов, а точнее большевиков, опасавшихся, что вокруг царя будут объединяться все их противники-несоциалисты. Милюков в своей газете "Последние новости" опровергал доводы посла. Керенский в своем сборнике статей "Издалека" также пишет, что "Временное правительство... вело соответствующие дипломатические переговоры с лондонским кабинетом. Однако уже летом, когда оставление царской семьи в Царском Селе сделалось совершенно невозможным, мы... получили категорическое официальное заявление о том, что до окончания войны въезд бывш. монарха и его семьи в пределы Британской империи невозможен (см. Приложение к книге Дж. Бьюкенена "Мемуары дипломата". М., 1924).

45* 26 августа генерал Корнилов начал ее... - Началом корниловского мятежа принято считать 25 августа (7 сентября) 1917 г. 24 августа Корнилов отдал приказ о создании отдельной армии под командованием генерала А. М. Крымова. 25 августа несколько подразделений конного корпуса и Кавказская ("Дикая") дивизия (неукомплектована - всего 1350 шашек) были посажены в эшелоны и двинулись к Петрограду. 26 августа Корнилов предъявил Керенскому ультиматум: явиться в Ставку и сдать властные полномочия.

46* Группа прокорниловских несоциалистов... - В число несоциалистов, поддерживавших Корнилова, входили председатель "Республиканского центра" К. Николаевский, кадеты П. Н. Милюков, Н. М. Кишкин, В. А. Маклаков, Н. В. Львов, А. И. Шингарев, октябристы С. И. Шидловский, М. В. Родзянко и другие. В первой половине августа было проведено несколько конспиративных встреч представителя Корнилова с этими деятелями. Результатом стала договоренность об организации кадетами правительственного кризиса после выступления Корнилова. Так и случилось: 26 августа министры-кадеты, выполняя обещание, подали в отставку.

47* Керенский... характеризовал Корнилова и его сторонников как государственных изменников. - Государственными изменниками Керенский величал их после начала мятежа. Однако стоит упомянуть, что не кто иной, как Александр Федорович в июле, ввиду неудач на фронтах, развала армии и усиления противостояния с большевиками стал искать генерала на роль военного диктатора. Первым делом он обратился к генералу А. А. Брусилову, верховному главнокомандующему, учитывая его популярность в армии. Брусилов отказал, дав понять, что считает любую попытку установления диктатуры "подарком" большевикам. Затем Керенский попытался столковаться с другими генералами, но встретил явную неприязнь с их стороны и благоразумно оставил этот замысел. Последним козырем был Лавр Георгиевич Корнилов, которого "опекал" личный представитель министра-председателя Б. В. Савинков. Два авантюриста быстро нашли общий язык, - и 18 июля Верховным главкомом русской армии стал Корнилов. Однако уже к 12 августа стало ясно: новый главком успел сговориться с правыми лидерами, что сразу бросилось в глаза на Государственном совещании в Москве. Керенский стал побаиваться Корнилова, не без оснований полагая, что диктатор вполне обойдется и без него. После ультиматума они стали врагами. Есть, правда, сомнения, был ли ультиматум вообще или это отсебятина Н. В. Львова, доставившего послание Корнилова.

48* ...армия патриотов разделилась на три лагеря. - Под тремя лагерями Сорокин подразумевает эсеров, мечущихся кадетов и партии крупной буржуазии, делавших ставку на Корнилова.

49* Верховный комитет по борьбе с контрреволюцией... - Сорокин имеет в виду Комитет народной борьбы с контрреволюцией, образованный 27 августа (9 сентября) 1917 г. В него вошли по пять человек от ВЦИК и исполкома Совета крестьянских депутатов (в том числе Сорокин), по три человека от большевиков, меньшевиков и эсеров (как партий), трое от профсоюзных органов и др., всего 30 человек.

50* Рязанов (Гольдендах) Давид Борисович (1870-1938) - участник российского социал-демократического движения. В 1917 г. "межрайонец", затем большевик. В 1921-1931 гг. директор Института К. Маркса и Ф. Энгельса.

51* Следующим утром генерал Крымов... застрелился. - Крымов застрелился 31 августа (13 сентября) 1917 г.

52* ...и первый Всероссийский Совет... - Имеется в виду Временный Совет Российской республики, первоначально называвшийся Всероссийский демократический совет (см. примеч. 28 к гл. шестой).

53* Чтобы уничтожить предыдущее правительство... потребовалось всего лишь 24 часа. - Это далеко не так. Хотя утром 25 октября (за 16 часов до ареста части министров) большевики и объявили о низложении Временного правительства, оно еще в течение трех недель продолжало по мере сил и возможностей выполнять свои функции. Во-первых, не всех министров арестовали, во-вторых, не тронули заместителей (товарищей) министров. С возможностями дело обстояло хуже. Тем не менее работа правительства продолжалась. Петроград - не вся Россия. Декреты, которые "пекли" большевики, оставались пустыми бумажками. Основная задача правительства в этот момент - обеспечение выборов в Учредительное собрание, назначенных на 12 ноября. Важнейший документ - Обращение Временного правительства к народу России, опубликованное в кадетской газете "Наша речь" от 17 (30) ноября, когда началось проведение выборов. Обращение перепечатали примерно полтора десятка либерально-демократических и социалистических газет. В нем правительство, дав оценку положению, призвало народ сплотиться вокруг Учредительного собрания, которое должно на законных основаниях принять всю полноту власти. За Обращением следовало последнее постановление правительства, заканчивавшееся так:

"...Не считая возможным откладывать дня созыва Учредительного собрания, Временное правительство постановляет: назначить открытие Учредительного собрания в Петрограде в Таврическом дворце 28 ноября в два часа дня."

Подписали Обращение и постановление и. о. министра-председателя, министр продовольствия С. Прокопович; министр юстиции П. Малянтович; министр внутренних дел, почт и телеграфов А. Никитин; министр труда К. Гвоздев; министр путей сообщения А. Ливеровский; министр земледелия С. Маслов; за мин. просвещения, товарищ министра В. Вернадский; за министра иностранных дел, товарищ министра А. Нератов; за министра финансов, товарищ министра М. Фридман; управляющий министерством торговли и промышленности Н. Саввин; за министра государственного призрения, товарищ министра К. Голубков; за государственного контролера, и. о. члена совета государственного контроля Г. Краснов. (Подписано в Петрограде, 16 ноября.) Правительство, выполняя свой долг и обещания народу, передавало власть Учредительному собранию и слагало с себя полномочия. Грубому насилию самозванцев оно противопоставило моральную силу и закон. Но уже в день выхода газет с Обращением срочное заседание военно-революционного комитета Петрограда постановило арестовать всех подписавших документ ("Известия", 18 ноября 1917 г., No 229, с. 3). В постановлении ВРК, под видом "заботы о безопасности" подлежащих аресту членов Временного правительства, предписывалось отправить их в Кронштадт, что фактически означало разрешение на самосуд анархически настроенным матросам. К счастью, подписавшиеся не были дураками и прекрасно понимали смысл "заботы" большевиков. Препровождать в Кронштадт оказалось некого... Заодно большевики свели счеты и с газетами (в том числе и сорокинской), которые напечатали Обращение: были закрыты редакции, разгромлены типографии, арестованы сотрудники. Уцелели только "Вольность" и лево-эсеровская "Дело народа". После этого большевики всерьез озаботились подготовкой к разгону Учредительного собрания, но открыто выступить против воли большинства народа еще боялись. Результаты выборов были далеко не в их пользу. Начались маневры: 26 ноября Совнарком принимает решение, что открыть собрание можно только при наличии 400 депутатов, и одновременно большевики приступают к физическому устранению конкурентов: кадетов и эсеров.

54* См. примеч. 52 к настоящей главе.

55* ...и трех сотен кадетов. - Кадеты, воспитанники средних военных учебных заведений, соответствующих современным суворовским училищам.

56* ...бросили в Петропавловскую крепость к царским министрам. - Министров арестовали в 2 часа 10 минут в ночь на 26 октября и пешком погнали в Петропавловскую крепость. Сидевшие уже там царские министры в общем-то сочувственно встретили новых заключенных. (Забавная деталь: когда Щегловитов, царский министр юстиции, увидел Терещенко, министра финансов, а позже иностранных дел во Временном правительстве, он слегка пожурил товарища по несчастью: "Вы заплатили 5 млн. рублей, чтобы оказаться здесь, а я бы засадил вас сюда бесплатно." Ходили слухи, что семейство Терещенко, миллионеры, как, впрочем и другие толстосумы вроде Саввы Морозова, тайно финансировали революционеров.) Часть арестованных министров-социалистов вскоре была отпущена (С. Н. Прокопович, А. М. Никитин, К. А. Гвоздев).

57* Некоторых убили с садистской жестокостью. - Так, помощника военного министра князя Туманова бросили в Неву и утопили.

58* ...и подписал ее полным именем... - Две статьи действительно вышли в газете "Воля народа" буквально в следующие дни после большевистского мятежа; назывались они "Победителям" и "Во власти преторианцев". Сорокин подписал их полным именем, сразу поставив себя в непримиримую позицию по отношению к захватившим власть.

59* Генералиссимус Духонин убит вместе с сотнями других офицеров. - Военно-революционные комитеты в войсках подняли бунт неповиновения и в первую очередь начали уничтожать офицеров, которые могли бы заставить верные воинские части выступить в поддержку законной власти. Однако Верховный главнокомандующий Н. Н. Духонин был убит 20 ноября (1 дек.) 1917 г. в результате солдатского самосуда в Могилеве. Массовое избиение офицеров началось несколько раньше, после провала наступления частей генерала П. Н. Краснова на Петроград. Об этом несколькими строками выше пишет Сорокин: "Керенский потерпел поражение". Краснов двинул по просьбе министра-председателя около тысячи сабель 1-й Донской и Уссурийской казачьих дивизий днем 26 октября на столицу. 27 октября занял Гатчину, а 28 октября - Царское Село. Перевес в силах большевиков был многократным, так как они сняли почти весь плавсостав с кораблей Балтфлота. 1 ноября они отбили Гатчину. Командующий большевистскими войсками подполковник М. А. Муравьев (левый эсер) 2 (15) ноября отдал официальный приказ расправляться "на месте самосудом" с взятыми в плен офицерами.

60* Аргунов А. А., редактор "Воли народа", а также С. В. Дмитриевский, В. Я. Яроцкий, сотрудники газеты народных социалистов "Трудовое слово", Д. Д. Протопопов, редактор кадетских изданий и член ЦК своей партии, были арестованы 17 ноября в день опубликования Обращения Временного правительства. Через несколько дней выпущены - это было первым предупреждением, - большевики еще не решались осудить депутатов Учредительного собрания, которые формально пользовались парламентской неприкосновенностью. Вскоре и это обстоятельство уже не остановит их.

61* Хронология не выдержана: выборы начались 12 ноября, но проходили долго, преодолевая трудности. Большевики делали все, чтобы сорвать их, а затем объявить результаты недействительными.

62* За последнюю неделю я выступал на двенадцати митингах. - Небезынтересно вспомнить характеристику, которую один член ЦК партии эсеров И. Бунаков (Фундаминский Илья Исидорович) давал другому - В. М. Чернову: "...Чернов негодяй, но он может тринадцать речей в один день произнести!" Стиль тогда, наверное, был такой. (См. воспоминания 3. Н. Гиппиус "Дмитрий Мережковский". М., 1991. С. 460.)

63* В Учредительное собрание народ избрал 715 депутатов: эсеров - 412, из них 30 левых эсеров, большевиков - 183, меньшевиков - 17, от национальных групп - 81, кадетов - 16, народных социалистов - 2, невыясненной партийности - 4. Эти данные приведены в книге М. В. Вишняка "Всероссийское Учредительное собрание" (Париж., 1932). В книге "Всероссийское Учредительное собрание" (М.; Л., 1930. С. 115) даны другие цифры, которые, однако, незначительно отличаются от приведенных. Дело в том, что выборы были проведены не во всех 79 округах, и протоколы выборов так никогда и не были окончательно оформлены. Также незначительно расходятся с вышеприведенными данные из энциклопедии "Великая Октябрьская соц. революция" (М., 1977. С. 625): большевиков по этим сведениям было избрано еще меньше - 175 человек.

64* ...набрал на выборах ...около 90% голосов. - По Вологодскому губернскому округу список No 1 от эсеровской партии и губернского Совета крестьянских депутатов включал С. С. Маслова, П. А. Сорокина - от партии, В. А. Баскакова, П. С. Юрецкого, Н. В. Расчесаева, И. И. Галкина - от крестьян. Голосование шло списком: все прошли. Точное количество голосов поданных за список эсеров неизвестно, но ни один другой кандидат по иным спискам депутатом не стал. Результаты голосования определялись по т. н. системе Д'0ндта.

65* ...сегодня должно открыться Учредительное собрание. - Сорокин неточен: день открытия Учредительного собрания был назначен на 28 ноября (11 декабря) 1917 г. Демонстрация состоялась в тот же день.

66* Была принята резолюция, что... Учредительное собрание откроется 5 января. - Большевики еще опасались разогнать Учредительное собрание, но и не хотели признать свое поражение на выборах. Поэтому они объявили охоту на членов партии кадетов (26 ноября), поставив их вне закона, если считать "законом" беззаконие большевиков. Естественно, спасаясь от арестов, кадеты не могли присутствовать на открытии Учредительного собрания. Парламентская неприкосновенность не действовала. Так, 28 ноября утром были арестованы члены ЦК кадетской партии А. И. Шингарев и Ф. Ф. Кокошкин, позже зверски убитые в Мариинской больнице ворвавшимися туда матросами. Под шумок арестовывали и многих правых эсеров. Большевики же мотивировали закрытие Таврического дворца тем, что на собрании не было кворума.

Совнарком попытался сделать вид, что такой резолюции вроде и не существует. Однако спустя месяц, 20 декабря (2 января), вынужден был принять собственную резолюцию, также назначавшую открытие на 5(18) января 1918 г.

67* Эти совещания... проходили у меня на квартире. - Адрес квартиры: Петроградская сторона. Большой пр., 13, кв. 8.

68* ...после слов, произнесенных моим другом К. - Имеется в виду Н. Д. Кондратьев. В момент написания дневников, выдержки из которых приводит Сорокин, фамилии многих друзей он зашифровывал.

69* Хор пришлых людей из первого действия оперы М. Мусоргского "Хованщина". Текст в переводе со старославянского (см. клавир оперы под ред. П. Ламма. М.: Музыка, 1932. С. 79.).

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1* Из бездны (воззвал к Тебе, Господи) - лат. De profundis (clamavi ad te Domine), начальные слова 129-го псалма латинского перевода Библии, выполненного блаженным Иеронимом. В русской православной Библии начало 129-го псалма переведено иначе: Из глубины взываю к Тебе Господи.

2* Я был арестован 2 января 1918 года. - 1 января 1918 года машина, в которой ехал Ленин, была обстреляна неизвестными. Никто не пострадал. Сообщение о "покушении" опубликовано в "Правде" 3 января. Время для выстрела неизвестные лица выбрали очень удачно - накануне открытия Учредительного собрания. Большевики произвели массовые аресты эсеров и прочих своих противников. Показательно, во всяком случае, что только большевики явились на открытие Учредиловки в полном составе, остальных депутатов было вполовину меньше.

3* Комитет (членов) Учредительного собрания, "Комуч" - правительство, образованное 8 июня 1918 г. в Самаре после ее захвата белочехами. Действовал от имени Учредительного собрания, состоял из депутатов, в основном эсеров. Сорокин ошибочно назвал комитетом ту организацию, о которой пишет. На самом деле она называлась "Союз защиты Учредительного собрания". Союз возник в ноябре 1917 г. после распада "Комитета спасения родины и революции". В него входили эсеры, меньшевики, народные социалисты и кадеты. Организация издавала "Известия Союза защиты Учредительного собрания" до января 1918 г., распространяла сотни тысяч листовок в защиту собрания и организовала 5 января демонстрацию в поддержку Учредительного собрания, которая была расстреляна большевиками. После разгона Учредительного собрания союз распался.

4* Аргунов Александр Александрович - русский революционер, один из лидеров эсеров, младший брат историка Р. А. Аргунова, после 1920 года в эмиграции.

5* См. примеч. No 2 к гл. восьмой.

6* "Сколь славен наш Господь..." - начало неканонического гимна на слова псалма Давида (Пс. 64, 2) в переложении Г. Державина. Часы отбивали эту мелодию каждый час, и лишь в 12 часов дня звучало: "Боже, царя храни!" (Экскурсия по Санкт-Петербургу. 1903. С. 8). Те же мелодии вызванивали и кремлевские куранты. После Февральской революции часы исполняли псалом и в полдень.

7* Кокошкин Федор Федорович (1871-1918) - русский юрист, публицист, лидер партии кадетов, депутат Государственной Думы, во Временном правительстве занимал пост государственного контролера; Шингарев Андрей Иванович (1869-1918) - врач, русский общественный деятель, член ЦК партии кадетов, во Временном правительстве министр земледелия, затем министр финансов. Оба арестованы 28 ноября (10 дек.) 1917 г. за компанию с графиней С. В. Паниной, товарищем министра просвещения. Обвинения при аресте им не предъявили, и лишь спустя 12 часов задним числом был принят декрет, объявлявший всех кадетов "врагами народа". По состоянию здоровья их из Петропавловской крепости в начале января перевезли в Мариинскую больницу и содержали там под охраной, которая, впрочем, не помешала пьяным матросам и красноармейцам ворваться в больницу и убить Кокошкина и Шингарева в ночь в б на 7 января 1918 г.

8* Авксентьев Николай Дмитриевич (1878-1943) - член ЦК партии эсеров, в 1917 г. - председатель исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов, в июле - августе министр внутренних дел Временного правительства, руководитель Комитета спасения родины и революции и Союза защиты Учредительного собрания. Арестован вместе с несколькими деятелями Союза 17 (30) декабря 1917 г. за "организацию контрреволюционного заговора", как было сказано в "Известиях" от 22 декабря 1917 (4 янв. 1918) г. С конца 1918 г. в эмиграции. -

9* В последнем составе Временного правительства М. И. Терещенко был министром иностранных дел, Н. М. Кишкин - министром государственного призрения, М. В. Бернацкий - министром финансов.

10* Князь Долгоруков Павел Дмитриевич (1866-1927) - земский деятель, участник создания партии кадетов, в 1917 г. в число членов ЦК партии не входил. Арестовали его вместе с прочими кадетами в конце ноября 1917 г. Позднее расстреляли как заложника на следующий день после убийства в Варшаве посланника П. Л. Войкова, о чем сообщалось в "Правде" 10 июня 1927 г. Второй брат Долгоруков Петр Дмитриевич в эмиграции дожил до 30-х гг.

11* Пальчинский Петр Иакимович (1875-1929) - инженер, во Временном правительстве товарищ министра торговли и промышленности. С 28 августа (10 сент.) 1917 г. помощник по гражданской части военного ген.-губернатора Петрограда и окрестностей. Арестован 25 окт. (7 ноября) 1917 г. Расстрелян по "Шахтинскому делу о вредительстве", которое от первой до последней строчки было сфабриковано ОГПУ.

12* Буквально: как надо, как следует (фр.). В данном контексте означает - щеголь; мужчина, следящий за своей внешностью.

13* "Правда", 3 января 1918 г.

14* В принципе, это возможно, ибо нет никаких доказательств, что покушение в самом деле имело место.

15* Председателем был избран В. М. Чернов.

16* См. примеч. 3 к гл. восьмой. Расстрел демонстрации произошел на углу Невского и Литейного проспектов и в районе Кирочной улицы. Была рассеяна главная колонна численностью примерно в 60 тыс. человек, однако другие колонны демонстрантов достигли Таврического дворца и были рассеяны только после подхода дополнительных войск. Руководил разгоном демонстрации специальный штаб во главе с Лениным, Свердловым, Подвойским, Урицким, Бонч-Бруевичем.

17* В. Н. Павлов, член РСДРП (б), входил в состав Петроградского военно-революционного комитета, активный участник октябрьского переворота, сопровождал арестованных министров в Петропавловскую крепость, назначен ее комендантом.

18* Однажды меня навестил крестьянин из Вологодской губернии... - По-видимому, один из депутатов Учредительного собрания от Вологодской губернии.

19* Ленин... приостановил их. - Действительно, Ленин распорядился строго наказать виновных, но дело было спущено на тормозах.

20* Крамаров Г. М., меньшевик-интернационалист, также входил в состав Петроградского военно-революционного комитета и был участником октябрьского переворота.

21* ...правительство большевиков переезжало в Москву. - Москва была провозглашена столицей 10 марта 1918 г.

22* "Союз возрождения России" возник в 1918 г. после подписания мира с немцами в Брест-Литовске. Основан кадетами, эсерами и народными социалистами, негерманофильского направления (Н. И. Астров, Н. Н. Щепкин, Н. М. Кишкин, Д. И. Шаховской, Н. В. Чайковский, Н. Д. Авксентьев, А. А. Аргунов, С. П. Мельгунов и др.); "Союз за отечество и революцию" - название неправильное, имеется в виду "Союз защиты родины и свободы", организованный в феврале 1918 г. Б. В. Савинковым.

23* Чехословацкий корпус - соединение воинских частей (около 45 тыс. человек), сформированных из бывших военнопленных австро-венгерской армии. Политическое руководство осуществлял Чехословацкий национальный совет, созданный в 1915 г. в Париже, во главе с Тадеушем Масариком. Большевики дали разрешение корпусу эвакуироваться из России через Дальний Восток, но нарушили обещание и попытались разоружить его. 25 мая начался мятеж "белочехов", как называют корпус в партийной историографии.

24* ...этот мужчина был фактическим правителем России. - На встрече Керенский просил своего бывшего секретаря позаботиться о жене и детях. Сорокин, выезжая из Москвы на Север, забрал их с собой в Коми край и поселил в деревне Кочпон у родственников своего друга архитектора А. Холопова, где Ольга Львовна Керенская и ее дети жили до осени 1918 г., когда их забрали местные чекисты и отправили в Великий Устюг. Дальнейшая судьба их неизвестна, лишь однажды, в воспоминаниях Громыко промелькнуло, что в 1925 г. брак Ольги Львовны и Александра Федоровича был расторгнут "по причине оставления жены мужем". Однако в воспоминаниях Громыко столько ошибок (я имею в виду главу о Керенском), что признать это сообщение достоверным нельзя. Во всяком случае судьба жены и детей бывшего министра-председателя вряд ли была счастливой в застенках ВЧК-ОГПУ.

25* Сорокин выехал в Вологодскую губернию не один, более того, он был лишь рядовым посланником в помощь С. С. Маслову и Н. В. Чайковскому. В Архангельске он не появлялся.

26* Кедров Михаил Сергеевич (1878-1941) - в описываемое время начальник особого отдела ВЧК в северных областях, отличался патологической жестокостью, уничтожил тысячи людей в ходе карательных операций, ввел практику заполнения барж арестованными и затем расстрела их пулеметами до потопления барж. Подробное изложение преступлений Кедрова содержится в книге С. П. Мельгунова "Красный террор" (М.: Постскриптум, 1990).

27* Сорокин имеет в виду Сухонские склады, в которых хранилось резервное военное имущество всей русской армии.

28* 2 августа союзники высадились в Архангельске, после чего большевики бежали, и власть перешла к правительству во главе с Н. В. Чайковским, военным министром стал С. С. Маслов.

29* Лето 1918 г. Сорокин провел в Яренском уезде, агитируя против большевиков, за Учредительное собрание. Сведений о его деятельности немного. Наиболее известна двухчасовая лекция "О текущем моменте", прочитанная им в Яренске 13 июня 1918 г. при огромном стечении обывателей. Отчет с изложением речи Сорокина помещен в "Известиях Яренского уездного совета крестьянских депутатов" 17 июня. Кончается отчет так: "Публика аплодировала. Впечатление от лекции небывало сильное. Большинство поверило в правоту его слов и благодарно, что помог разобраться в насущных вопросах и указал путь из того тупика, куда нас загнала наша русская темень, беднота, отсутствие воли и энергии, отсутствие сознания национальных интересов." Интересно, что во время лекции старый друг Питирима - Федор Коковкин, который был тогда председателем уисполкома и уездным военным комиссаром, послал ему записку: "Пит, меняй тему или слазь с трибуны!", но Сорокин не дал себя прервать. В отчете о лекции содержание записки тоже приведено, но в облагороженном виде: "П. А.! Богом прошу, перемените тему или прекратите лекцию." Как бы там ни было, серьезного противодействия Сорокину в Яренском уезде не оказывали. В Великом Устюге организация эсеров действовала неэффективно, встречая сопротивление большевиков, что хорошо видно из воспоминаний В. И. Игнатьева, члена ЦК партии народных социалистов, одного из деятельных участников "Союза возрождения России" (см. "Красную книгу ВЧК". Т. 2. С. 94-131. М.: Политиздат, 1990). Заявление Сорокина о готовности к перевороту и взятию власти в В. Устюге - преувеличение.

30* Большевики начали на нас охоту... - 13 июля 1918 г. председатель Северо-Двинского губисполкома Иван Михайлович Шумилов, женатый на Екатерине Ивановне Покровской, дочери И. С. Покровского, того самого священника, руководителя Гамской школы и дальнего родственника Сорокиных, предлагает следственной комиссии "в срочном порядке произвести предварительное следствие по контрреволюционной деятельности П. А. Сорокина... и, если нужно, подвергнуть его аресту с препровождением в Вологду". Несколько соратников Питирима было арестовано за распространение листовок и организацию боевых дружин. Он начинает скрываться, менять места ночевок, но в подполье еще не уходит, разъезжает в Коми крае относительно свободно. 14 сентября 1918 г. проэсеровский Совет крестьянских депутатов в Яренске разгоняют прибывшие большевики во главе с Розалией Землячкой. В Яренск вернулись к этому времени и братья Покровские, Павел и Степан, которые стали председателем уисполкома и редактором яренской газеты, соответственно. С середины сентября ЧК пожелала поближе познакомиться с Сорокиным, и он, будучи предупрежден кем-то из друзей, скорее всего тем же Коковкиным или Катей Покровской, уходит в леса.

31* Из Данте А. Божественная комедия. (Ад, песнь третья, ст. 9.) Перевод Д. Мина.

32* Когда выпал снег... - Снег в тех местах выпадает в начале или середине октября.

33* До Устюга было пятьдесят верст с гаком... - Скорее всего это преувеличение.

34* Сорвачев Василий Иванович (1884-1942) - председатель Севере-Двинской губернской ЧК в 1918-1919 гг. Затем возглавил губернский совнархоз, позднее работал в финансовых органах. Губернская ЧК в 1918 г. располагалась в Великом Устюге.

35* Все, что пишет Сорокин об истории своего ареста и т. д. мягко говоря, не совсем правдиво, однако о реальных событиях и их подоплеке мы поговорим далее. Отметим только, что до сих пор нет каких-либо свидетельств вынесения Сорокину смертного приговора ни до, ни после ареста, хотя тогда ЧК и не утруждала себя судом и следствием в подобных случаях, поэтому приговор такой вполне мог быть не документирован, если был вынесен заочно. Тем более, что 5 сентября Совнарком издал постановление, по которому расстрелу подлежали все лица, имевшие касательство к заговорам и мятежам.

36* В камере Великоустюжской тюрьмы... - В то время называлась губернским исправительным домом.

37* ...их бросают в тюрьмы как заложников... - Наркомвнудел И. Г. Петровский 5 сентября 1918 г. разослал всем Советам телеграфный приказ во исполнение постановления Совнаркома (см. выше). Этот приказ опубликован в No 1 "Еженедельника ВЧК" под заголовком "Приказ о заложниках". Вот выдержка из него: "...все известные местным советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел. Местные губисполкомы должны проявлять в этом особую инициативу."

38* Петерсон Карл Андреевич (1877-1926) - участник октябрьского переворота в Петрограде, член военно-революционного комитета. Вошел в первый состав ВЧК, затем направлен в Северо-Двинскую губернию комиссаром дивизии латышских стрелков в 1918 г. Дивизия занималась карательными операциями в прифронтовой полосе.

39* Бихевиоризм (от англ. behavior - поведение) - направление в психологии, социологии, педагогике, в основе которого лежит понимание поведения человека как совокупности реакций на воздействия (стимулы) внешней среды.

40* ...и сделать хронометрическую фотографию движений. - Последовательная, с фиксацией затраченного времени запись совокупности простых движений при выполнении какой-либо деятельности. Используется в эргономике, социологии, экспериментальной психологии, криминологии, управлении и менеджменте.

41* См. примеч. 27 к гл. четвертой.

42* М. К. Ветошкин - в 1918 г. председатель Вологодского губисполкома.

43* ...и вошел комиссар юстиции. - Это, вероятно, начальник милиции. Однако ни один из реальных людей, занимавших этот пост в Великом Устюге, не подходит под описание Сорокина. Похоже, что упоминаемый эпизод он просто выдумал, желая скрыть истинную картину своих тюремных приключений.

44* Тут Сорокин совершенно точен: до ноябрьских праздников он не виделся со своей женой, поскольку та ездила в Гам к Покровским забирать золото, которое Сорокин хранил в доме своего учителя. В основном это были золотые монеты. Сорокин, по воспоминаниям Ф. П. Чукичева, близко знавшего и Питирима, и К. Ф. Жакова, менял по селам монеты на ассигнации. Во-первых, сказывалось трепетное отношение к драгметаллам, воспитанное еще отцом - золотых дел мастером. Во-вторых, Сорокин был достаточно умен, чтобы понимать надежность тезаврации денег в нестабильной экономической ситуации в годы первой мировой войны. Наконец, в-третьих, имея обширные знакомства в среде экономистов, финансистов, политиков и пр., он вполне мог знать о планировавшемся и осуществленном отказе правительства от свободного обмена бумажных денег на золото. Так или иначе, какие-то деньги у него были, и именно ими жена откупила его от расстрела, дав взятку И. М. Шумилову. Мало того: с 10 по 28 ноября Сорокин виделся с женой шесть раз: 10, 13, 17, 20, 24 и 28 ноября, о чем свидетельствуют сохранившиеся в архивном деле арестанта шесть пропусков "гр-ке Сорокиной Елене для свидания с арестованным Сорокиным П. А." (Великоустюгский филиал госархива Вологодской обл. Ф. Р-20, оп. 1, ед. хр. 107.)

45* "Не имамы иныя помощи..." - какой молебный к Богородице, песнь 6.

46* ...много крестьян убито, сотня арестована. - Имеется в виду восстание крестьян на Удоре. Присланный карательный отряд расправился с крестьянами нескольких деревень, но окончательно восстание было подавлено только весной 1919 г.

47* Дата указана неверно: на станцию Луза Вятского направления Сорокин с сопровождающими прибыли 29 ноября 1918 г.

48* Он показал статью Ленина обо мне. - Статья В. И. Ленина "Ценные признания Питирима Сорокина" (ПСС, т. 37).

49* Мы получили приказ от самого Ленина. - Самой телеграммы от Ленина по поводу Сорокина в архивах не обнаружено.

50* Дата указана неверно: на самом деле - 2 или 3 декабря 1918 г.

51* Петере Яков Христофорович (1866-1938) - зам. председателя ВЧК, позднее уполномоченный ВЧК по Туркестану.

52* А Ленин... приказал освободить меня. - Итак, версия Сорокина состоит в том, что некий бывший студент дал знать Пятакову и Карахану, а те уже пошли к Ленину и потребовали его освобождения. Ленин же, по словам Сорокина, хитроумно разыграл припадок великодушия с далеко идущими политическими целями. Рассчитывал Питирим Александрович на доверчивых американских читателей, но на самом деле все было не совсем так. Сорокин решил идти каяться и написал "отречение", с ним, по-видимому, от отправился в местную газету, где его заявление было напечатано 29 октября 1918 г. (см. статью из "Крестьянских и рабочих дум" в приложении). Поскольку эта газета - орган Севере-Двинского губисполкома, то, надо полагать, такой шаг был заранее согласован с его председателем Шумиловым И. М. На следующий день 30 октября Сорокин идет сдаваться в ЧК, где постановлением No 1021 на него заведено "Дело No 617". В постановлении No 1251 от 30 октября 1918 сказано:

"1918 года, октября 30 дня г. В. Устюге губсевдвинЧК по допросу заподозренного в (белогвардеец, личн. секретарь Керенского) гражданина П. А. Сорокина.

Нашла необходимым впредь до особого распоряжения заключить его под стражу при В.-Устюгской тюрьме.

В силу чего

Постановила: сообщить для исполнения копию сего постановления начальнику Вел.-Устюгской тюрьмы и препроводить арестованного.

План спасения явно разработал сам Питирим, поскольку Шумилов в тот же день звонит в Вологду М. К. Ветошкину и просит его связаться с Ш. 3. Элиавой, который в должности губернского продкомиссара работал тогда в Вологде. Сам Шумилов не мог знать, что Сорокин и Элиава в годы учебы были близкими друзьями. Мифический "комиссар юстиции", вероятно понадобился Сорокину, чтобы прикрыть сговор с Шумиловым и не подвести родственника. Ведь "Листки из русского дневника", откуда взяты эти эпизоды автобиографии, писались в 1923 г. в США, когда все действующие лица были еще живы. Деньги, которые жена передала Шумилову, вероятно, понадобились на подкуп сотрудников ЧК и Исправдома, дабы те не поторопились и не пустили Питирима "в расход" по ошибке. Не забудем, что обвинение его в связях с белогвардейцами означало в прифронтовой зоне расстрел, и ничего иного. Элиава связался с Пятаковым и Караханом, а они с письмом Сорокина, напечатанным в "Крестьянских и рабочих думах" отправились к В. И. Ленину, у которого и возникла мысль использовать отречение известного правого эсера для привлечения на сторону большевиков определенной части противников нового режима. 20 ноября 1918 г. "Правда" публикует по указанию В. И. Ленина письмо Сорокина, вернее, просто перепечатывает его из "Крестьянских и рабочих дум", совершив две ошибки. Письму "Правда" предпослала введение: "Петроград. 19 ноября. В "Известиях Северо-Двинского Исполнительного Комитета" помещено следующее письмо члена учредилки "небезызвестного" Питирима Сорокина... (курс. мой. - А. Л.)" Здесь совершенно неверно указана дата первой публикации письма: мы знаем, что оно появилось почти на месяц раньше - 29 октября. Неверно указано и название газеты, которая, хотя и была органом губисполкома, но именовалась по-иному. Первую ошибку объяснить легко: она была намеренной, так как публикация шла в рубрике "По советской России", где публиковался обзор текущей прессы. Возникает вопрос, почему между сообщением Ленину обстоятельств дела и публикацией в "Правде" прошло примерно две недели? Все очень просто: Ленин не спешил решать судьбу Сорокина, однако после 13 ноября, когда был аннулирован кабальный Брест-Литовский Договор, великий мастер политического маневрирования В. И. Ленин, решил использовать момент для того, чтобы договориться с германофобами, каковыми были многие и многие противники большевиков, и ослабить их противостояние властям. Письмо Сорокина в газету оказалось очень кстати. Ленин пишет свою статью, где призывает всех образумиться и приглашает к сотрудничеству. Под названием "Ценные признания Питирима Сорокина" она опубликована в "Правде" 21 ноября, а накануне там же появилась и перепечатка "покаяния" Сорокина. 20-22 ноября Ленин в нескольких устных выступлениях снова говорит о Сорокине, оценивая несуществующее письмо как имеющее огромное политическое значение. Никому и невдомек, что Сорокин писал его в другую газету и вовсе не под влиянием расторжения Брестского мира немцами. Сорокина увозят в столицу. Последний документ в "Деле No 617" - постановление No 872 от 28 ноября 1918 г.:

Заведующему Исправ. Домом.

Согласно постановлению комиссии и согласно телеграммы от Предсовнаркома Ленина просим сдать арестованного Питирима Сорокина предъявителю сего для отправки его на Москву, во Всероссийскую ЧК.

Зав. от. Шергин,

секр. М. Бергис.