И. Эренбург. Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали (original) (raw)

| | Добавьте в закладки эту страницу, если она вам понравилась. Спасибо. | | ---------------------------------------------------------------------- |

Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали. Глава XIII

Нечесаная, в платье-тунике, едва закрывающем колени, Гала села в кресло перед распахнутым настежь окном. В зеленом островке деревьев, отделявшем дома друг от друга, густо пахло летом - то был не обычный для городского квартала запах пыли и нагретых солнцем камней, а насыщенный теплый аромат тронутой первыми признаками увядания листвы и цветущих трав. Так же пахло лето ее казанского детства. Она оглянулась на Сесиль, которая увлеченно играла с куклой. Что сохранит ее память об этих беззаботных днях?

- Хочешь погулять? - спросила она дочь и, поднявшись с места, встала перед зеркалом. Проведя рукой по волосам, Гала прикоснулась к нежной коже висков. Она еще молода - никаких примет увядания. От переполнявшего все тело желания ее глаза сияли, губы были яркими и чуть припухли, как от безудержных поцелуев.

Она отвернулась от собственного отражения с сожалением, будто ее обманули.

Поль не ночевал дома. Первый раз в их супружеской жизни. Он вряд ли позволил себе изменить ей так открыто, но то, что он все чаще оставлял ее дома одну, не позволяя участвовать в поэтическом кружке, ее обижало. Тем более что "мушкетеры" вполне лояльно относились к любовнице Андре Бретона Жоржине Дюбрей. То, что она была несомненной красавицей - ничуть Гала не волновало. Она считала Жоржину нарочито броской, слишком похожей на кокотку, чтобы принимать ее во внимание. И, тем не менее, Жоржина пользовалась благосклонностью даже Луи Арагона, который всегда возмущался присутствием женщин на собраниях. Позднее Жоржина показала себя во всей красе, устроив демонстративную сцену ревности своему любовнику: она разорвала в мелкие клочки фотографии и письма, книги с дарственными надписями Аполлинера, исполосовала ножом картины Дерена, Мари Лорансен и Модильяни - начало коллекции Андре. Она уничтожила все вещи, которые он так ценил. Что может быть вульгарней? Гала никогда бы так не поступила.

Новая возлюбленная лидера кружка совсем иная, и ей Гала немного завидовала. Получив прекрасное образование в Перу, Симона Кан, в отличие от нее, закончила курс в Сорбонне. Родом из богатой семьи, она была свободна в своих мыслях и поступках. Гала разделяла взгляды своего мужа, поддерживала его творческие поиски, Симона же была настолько независима, что открыто объявила влюбленному в нее Андре: "Я не дадаистка". Гала обладала необыкновенной интуицией. Симона руководствовалась точными знаниями, свои поступки соотносила со своим рацио. Симона была центром притяжения, у нее было много друзей как среди мужчин, так и среди женщин. Именно Симона имела смелость, граничащую с наглостью, ввести в избранный круг поэтов свою кузину Дениз Леви. При воспоминании об этой утонченной блондинке с правильными, как на полотнах Боттичелли, чертами у Гала похолодели ладони. С каким удовольствием она бы отхлестала по персиковым щекам эту коварную обольстительницу, симпатию к которой нисколько не скрывал Поль. Как он смел при ней, при своей жене, целовать этой лжемадонне руки: пальчик за пальчиком, к локтю, все выше - к плечу. Когда же та кокетливо отстранилась, Поль во всеуслышание объявил: "Я хотел бы иметь право любить Дениз". И если бы Гала фразой: "Подайте-ка мне салфетку" - не напомнила ему о своем присутствии, он мог бы зайти и дальше. Но, глянув на побледневшее лицо жены, он вежливо закончил: "Я хотел бы любить Дениз, быть, например, ее кузеном, чтобы мне позволили целовать ее в обе щеки".

И все же что-то подсказывало. Гала, что причина пренебрежения Поля к ней не в Дениз. А может, и в Дениз, в Симоне, в Жоржине и во множестве других женщин. Любая - только не она, только не его жена, которая так откровенно, так настойчиво, так самозабвенно любит его. Поль - единственный, кто владеет ее сердцем, ее душой, всей ею. Но ничто не развращает более, чем деспотизм единовластия. Может, отдав себя в полное владение, она совершила роковую ошибку? Если ей некуда отступать, если она сожгла за собой все мосты, Поль будет наслаждаться ее беспомощностью, диктовать свои условия брака? Неужто ее такой изысканный, такой умный, порой кажущийся беззащитным муж, как и многие миллионы мужчин, тоже примеривает на себя венец самодержца, тарана, деспота? И разве станет тиран считаться со своими жертвами?.. Она - жертва? Ну, уж нет! Если Поль хочет унизить ее своим пренебрежением, если он ищет удовольствия вне ее объятий, отстраняется от нее, у нее достанет сил найти ему замену. Но что тогда станет с их браком?..

Гала перевела взгляд на дочь. Поставив куклу на голову, Сесиль пыталась натянуть на нее штанишки. Дочка выглядела такой милой и такой сосредоточенной. В сдвинутых бровях и упрямо сжатых губах угадывалось ее сходство с отцом.

- Сесиль, пойдем погуляем? - повторила Гала, присела перед дочерью на корточки и принялась одевать куклу. - Если хочешь, возьмем Мими с собой. Наденем на нее штанишки, платье, туфельки... Вот правая туфелька, а где же левая? Где вторая туфелька? Ну зачем ты все время раздеваешь куклу! - раздраженно воскликнула она и, отложив куклу, встала на четвереньки и начала шарить руками по полу.

- Нету. Нету туфельки. Она потерялась.

Сесиль стояла рядом с ней. Она держала свою Мими за босую ногу, и похожие на паклю кукольные волосы касались пола.

- Как так потерялась? Само собой ничего не случается, - заметила Гала, продолжая искать потерю под столом.

- Теряется, - упрямо сказала Сесиль. - У бабушки теряются очки. У папы потерялся карандаш. И носочек... Мам, помнишь, я носочек папин нашла? Носочек потерялся, а я нашла под кроваткой. Я думала, это шапочка для Мими, а папа смеялся. Мам, где папа? Мы вместе с папой пойдем гулять? Давайте снова пойдем в зоопарк. Мне очень хочется покататься на лошадке.

Гала поднялась с колен, отряхнула подол и, подняв глаза, заметила, с какой неуверенной улыбкой и настороженным выражением в глазах наблюдала за ней Сесиль.

- Мам, тебе понравился зоопарк? Мне понравился. Папа кормил лошадку травкой. А я боялась. У лошадки большие зубы, очень большие. А папа не боялся. Папа любит лошадку. Мама, где наш папа? Папа нас любит?

Личико Сесиль, напряженное, настороженное, было словно укором ей, которая не смогла удержать Поля дома, заставить полюбить семейную жизнь. Вынести вопрошающий и в то же время доверчивый взгляд дочери Гала уже не смогла. Рыдания подступили к ее горлу, как рвота. Она бросилась на постель. Бросив куклу на пол, Сесиль пристроилась рядом и, размазывая по щекам слезы, начала громко вторить матери.

- Чего ты-то плачешь, дурочка? - приподняв голову, сказала Гала и невольно улыбнулась.

- Туфелька-а-а... Мими-и-и, - трясущимися губами произнесла она.

- Глупышка. - Гала села на постели и, вынув из кармашка фартучка Сесиль носовой платок, вытерла ей лицо, затем сама высморкалась. - Ну и развели мы тут с тобой болото.

- Что такое болото? - Еще влажные глаза дочери загорелись любопытством.

- Болото? Там мокро и живут... Отгадай, кто так говорит: ква-ква.

- Лягушки, - тут же подхватила игру Сесиль. Она обладала завидным качеством - быстро забывала об обидах и огорчениях и всегда готова была улыбнуться. Сесиль соскочила с кровати, растопырила пальцы на руках и, согнув в коленях ноги, запрыгала по комнате. - Ква-ква, ква-ква, кваква. Я лягушка, я лягушка.

- Эй, поди-ка сюда, лягушка-квакушка. - Свесившись с кровати, Гала пощекотала ее под мышками. Сесиль рассмеялась. - Лягушки не смеются, - заметила она ей.

- Смеются, смеются. Лягушки тоже смеются и вскачь убегают домой.

- А дом у них на болоте.

- Ха-ха! Болото - лягушачий дом. Давай дальше! - захлопала в ладоши Сесиль. - Мы тоже, как папа, стихи сочиним, да?

- А птички? - подала она ей реплику, поднялась с постели и распахнула шифоньер.

С тех пор как Поль начал работать в фирме своего отца, у них стало больше денег для обновления ее гардероба, но все же не настолько, чтобы заказывать платья от модных кутюрье. Но она ни единым словом не упрекнула его в этом. Ей доставляло особое удовольствие бродить по магазинам и лавкам, а потом переделывать по своему вкусу готовые платья, чтобы они выглядели на ней с особым шиком. Поль всегда отмечал своим вниманием элегантно одетых женщин. Даже если то были простые прохожие или подруги его друзей. Блондинка Дениз предпочитала одежду в пастельных тонах - белые блузки, костюм с пелериной из твида цвета слоновой кости, желтый, с салатово-бирюзовыми разводами шарфик, - Дениз казалась ей слишком блеклой, до прозрачности безликой, чтобы привлекать внимание мужчин. Но Гала должна была признать, что Дениз выглядела такой незащищенной, такой хрупкой, что, вызывая в ней раздражение, в мужчинах будила иные чувства: желание оградить, поддержать. Или с легкостью сломать эту ломкую до хруста куклоподобную женщину? Неужели мужчина, как и любой самец в природе, стремится завладеть все новой и новой добычей? Из смятенных глубин ее души снова поднялось подозрение, что все мужчины, в том числе и ее муж, участвуют в некой игре; игре, именуемой жизнью, из которой она исключена. Ночью, лежа без сна одна в холодной постели, она прикидывала разные возможности: сбежать домой в Россию, пойти на работу, завести любовника, покончить с собой, - словом, так или иначе доказать, что она - не отражение, не тень и не простое приложение к мужу, что она значима сама по себе.

Гала перебирала вешалки с висящими на них платьями, блузками, юбками, ощущая руками гладь и мягкость материй, а ее мысли метались, кружили, не давали покоя.

Ей надо найти свое место в этой жизни. Поль правильно сказал, что она должна придумать занятие для себя, столь же важное, занимающее все ее мысли, каким для него была поэзия. Пусть Поль продолжает играть в свои игры, занимаясь "дадаистскими" экспериментами. Если ему так хочется - пусть ищет удовлетворения в чужих постелях, пусть любит кого угодно и где угодно. И пусть убедится, что никого лучше, чем она, ему все равно никогда не найти. Разве кто-то из женщин способен вот так, как она, полностью слиться с любимым, чтоб ни на волосок расстояния, быть переплетенными и душой, и телом, и мечтами, и фантазиями? Разве кто-то из самых распрекрасных женщин сможет составить ей конкуренцию в любовной игре - нежной или бурной и страстной, в какой Поль в тот или иной момент нуждался. Только она без лишних слов умеет предугадывать все его желания.

А если она слишком самонадеянна и ошибается? Если Поль пережил, испытал такую же страсть, но Только не с ней? Если сумел доставить наслаждение не ей, истекающей соками желания, а другой женщине? Что ж... Она должна решиться...

Теплый ветер дохнул через открытое окно, и у нее на глаза навернулись слезы.

- Мам, мам, птички поют: "фью-фью" или "чик-рик"? - напомнила о себе Сесиль.

- Как тебе нравится, - ответила Гала и сняла с вешала платье цвета морской волны с белым кружевным воротничком.

Она слишком молода и красива, чтобы ею пренебрегал собственный муж. Она нуждается в любви, и она найдет ее, если не в объятиях собственного обожаемого супруга, то...

- Мама, мама, - дергала ее за подол Сесиль. - Посмотри на меня, я - птичка. Чирик-кик-кик. Птички тоже смеются и улетают домой.

- Птичка, да-да, конечно, птичка, - машинально отвечала Гала, поправляя подол своего платья.

- Мам, ты красивая. Мы идем в зоопарк?

- Обязательно пойдем. Обя-за-тельно. А сейчас мы спустимся к бабушке.

- Не хочу к бабушке. Хочу в зоопарк.

Сесиль топнула ногой. Мягкая тапочка не дала нужного ей эффекта, тогда она вдохнула побольше воздуха, скривила губы и готова была уже разрыдаться, как Гала вдруг рассмеялась.

- Ты похожа на резиновую куклу. Мордочку сплющили, получилась Сесиль. Не криви губы, ты же красивая девочка. А красивые девочки все умницы.

Это была ее теория: если часто повторять любой, даже самой маленькой девочке, что она красавица, она и станет красивой. Родители всегда считали ее хорошенькой и гордились ее яркими с экзотическим разрезом глазами с загнутыми до бровей ресницами и густыми с золотистой искрой волосами. И сейчас, став взрослой, она не сомневалась в своей неотразимости. Или все же она уже не уверена?

Гала взяла дочь за руку.

- Сейчас умоемся, найдем красивую ленточку, завяжем бантики и пойдем...

- В зоопарк! - Детская ладошка выскользнула из ее рук, и Сесиль бегом пустилась по лестнице вниз.

* * *

Мужчины. Они ходят по улицам, в шляпах и простоволосые, с тростью и без. Они улыбаются и хмурят брови, курят трубки и сигареты, едят в кафе и ресторанах. Они обнимают и целуют своих женщин, подают им руку, склоняют головы. Но за улыбками и поцелуями, за видимостью почитания и уважения скрывается одно - желание обладать. Мужчины считаются с женщинами, только когда видят в них предмет своего вожделения. Пока есть хоть малая вероятность заполучить в свою полную власть тело, женщина представляет для них хоть какой-то интерес. Мужчина видит в женщине мерило своей ценности, своего успеха. Крепкие груди, чистая ровная кожа, стройные ноги, густые здоровые волосы - и если твоя женщина, а, следовательно, и ты сам, всем этим владеешь - ты доволен, горд своей добычей, ищешь во взглядах других мужчин-соперников искорку зависти.

Гала тайком наблюдала за мужчинами. Обычно она высматривала их, пока гуляла одна или с дочерью, скучала на лавочке перед детской площадкой или бродила по магазинам. Иногда взгляд ее выхватывал интересные экземпляры, и тогда она не препятствовала, если мужчина вступал с ней в разговор. За непродолжительное время разговора она стремилась как можно больше узнать о незнакомце: насколько он интересный собеседник, обладает ли оригинальным мышлением, и самое главное - чем она сама оказалась привлекательна для него. Каждый раз Гала убеждалась, каждый из них хотел видеть подтверждение своей значимости в ее глазах. Каким бы ни был мужчина: лысым или с густой шевелюрой, старым или молодым, глупым или не очень - каждый ценил ее интерес к нему, ее расположение, ее внимание, ее комплименты. Все, что позволяло возвыситься в своих собственных глазах. Тот факт, что молодая, обаятельная, со вкусом одетая и обладающая хорошими манерами женщина отметила его в тесной толпе среди многих других, даровало особую привилегию избранного. Мужчины интересовались лишь своими выгодами из создавшегося положения. Они готовы были брать, но им нечего было дать ей. Увы, мало кто мог завладеть ее вниманием надолго, и никто не мог вытеснить образ любимого - все более любимого - Поля.

Но Гала не сдавалась. Она должна была найти ему замену, хотя бы слабую копию, легкую тень, но, несомненно, не шарж и не карикатуру. Ее новый мужчина должен быть хоть в чем-то ровней ее Полю, чтобы она могла к нему питать если не любовь, то хотя бы теплые чувства, испытывать влечение. Ей казалось, что, если хотя бы часть ее души сможет освободиться от ставшей для нее мучительной страсти, она не будет столь ранимой, она сможет без боли следить, как вниманием мужа завладевают другие женщины. Если кто-то, помимо Поля, но хотя бы немного значимый для нее, будет восхищаться ею, она сможет примириться с долгими отлучками мужа, с его увлечениями, его случайными связями. Если Поль будет искать удовольствия в иных постелях, нежели супружеская, то и она должна попытаться найти - она уверена, только на время - ему замену. Страдать, мучиться, рыдать от отчаяния, ну уж нет, это не в ее характере. Умирать без любви, как умерла мать Аси и Марины Цветаевой?.. Нет, она жаждет жизни, она рождена для удовольствий. Она - Гала, женщина-праздник. А иначе для чего Господь даровал ей столь тонкую душу и чувствительное тело? Она будет продолжать свои поиски, пока не найдет исцеления.

Порой в азарте охоты Гала садилась в вагон трамвая и если находила достойный объект для наблюдения, то вслед за ним не раздумывая сходила в неизвестном для нее месте. В результате, бывало, она не сразу находила обратную дорогу домой, опаздывала к обеду или даже к ужину и с чувством превосходства наблюдала признаки неудовольствия на лице Поля.

Гала старалась не смотреть на мужчин слишком пристально - ей не хотелось, чтобы ее принимали за кокотку. И все же иных ее пристальный, слишком внимательный взгляд явно смущал. Один мужчина даже пустился бежать, когда она просто попросила проводить ее до поворота. Другой, затравленно глядя ей в глаза, пролепетал: "Нет, нет, не могу. Со всем к вам уважением. В другой раз. Обязательно. Простите. Простите". Гала только рассмеялась, глядя в его побледневшее растерянное лицо. Третий, почуяв интерес к нему, моментально схватил за руку стоящую рядом с ним дородную тетку и сделал такое движение, будто хотел спрятаться за ее подолом. Этих мужчин, думала Гала, приводит в ужас малейшее тяготение к особе противоположного пола, для них признаться в собственной сексуальности - все равно что совершить преступление против морали. Их стоит только пожалеть, как убогих, от рождения лишенных обоняния или слуха.

Гала все больше входила в азарт. Она хотела доказать всем, и больше всего самой себе, что женщина имеет такие же права на свободу выражения собственных эмоций, как и мужчина. Допустим, почему бы самой не подойти к тому высокому худощавому мужчине в серой шляпе, который, явно скучая, рассматривал афишную тумбу. Интересно, что он ей скажет, если она предложит ему посидеть с ней в кафе и перекинуться парочкой фраз?

Гала почти вплотную приблизилась к мужчине и тронула его за плечо.

- Извините, пожалуйста. Это может показаться странным, но я хотела бы поговорить с вами. Вы не против, если мы посидим где-нибудь в тени?

Возникла пауза. Мужчина обернулся и в удивлении приподнял шляпу.

- Что? Простите, мы с вами знакомы?

- Елена, - назвалась Гала и протянула к нему руку.

Его короткое рукопожатие она восприняла как сигнал для продолжения.

- Меня зовут Элен. Я журналистка, - отчего-то сказала она и тут же обрадовалась придуманному ей предлогу завести разговор. - Мне бы хотелось узнать ваше мнение о красоте. Что вы считаете красивым, что нет? Что для вас важнее - чистота помыслов или красота тела? Очень хотелось бы услышать мнение столь привлекательного мужчины, - говорила она, наблюдая, как вовремя сказанный комплимент растопил лед настороженности в его глазах. - Называться своим собственным именем не обязательно, вполне достаточно рода деятельности и возраста. Я не сумасшедшая. Просто я пишу для одного женского журнала, что, как вам, возможно, кажется, уже граничит с сумасшествием.

Она призывно улыбнулась. Мужчина смотрел на нее с некоторым недоумением. Чего, в сущности, домогается эта женщина? Чтобы он уделил ей малую толику своего времени, которое ему совершенно некуда девать? Разве он против? Он развеет свою скуку, а она получит доступ к чему-то такому, чем обладает только он. Его предпочли остальным, это ясно, ему дали понять, что он неповторим. Никто лучше Гала не знает, как соблазнительны подобные мысли.

Гала была равнодушна к красивым, но заурядным лицам. Ей не был интересен мужчина, даже если он обладал безукоризненно-правильными чертами лица, сказочно-белыми зубами и атлетически сложенным телом. Ей не важно было - блондин он или брюнет, прячет ли глаза за стеклами очков или обладает зоркостью ястреба. Гала было интересно иное - то, что скрывается за внешностью. Прежде всего она ценила интеллект, душевную мудрость, такт. По внешнему виду мужчины, что стоял напротив нее, можно было заподозрить, будто в его жизни случалось что-то особенное. Скорее всего, ему лет сорок или больше, и его уже слегка пообломало, обтрепало и хорошенько побило перипетиями судьбы, точно открытое всем ветрам дерево. Небольшой подбородок, зато слишком крупный нос, глаза разного цвета: правый - серо-зеленый, левый - зелено-карий. Асимметрия лица и в то же время уравновешивающая ее внутренняя сила заставили Гала взволноваться. Мужчину, наделенного такими чертами, вряд ли можно заподозрить в банальной самовлюбленности. И, судя по тому, с каким достоинством он держался, он ценил в себе иные достоинства, нежели простая красивость.

- Что ж, я с большим удовольствием проведу время со столь очаровательной женщиной, - ответил он и представился: - Бертран.

Гала сидела напротив Бертрана в маленьком ресторанчике и, лениво помешивая ложечкой подтаявшее мороженое, слушала. Он казался ей сгустком мысли, кладезем мудрости и жизненного опыта.

Рассуждая о красоте, Бертран плавно перешел к теме противостояния полов, стал говорить о невозможности понимания между мужчинами и женщинами, о стремлении к достижению гармонии, взаимопроникновению в любовном акте и в то же время скоротечности самой бурной страсти. В своих речах он представал перед ней наблюдателем и фаталистом, изысканным и чутким, спокойным и неистовым. Он бросал на нее заинтересованные взгляды и, обращаясь к ней, улыбался самой восхитительной, самой обольстительной улыбкой.

- Любовь является наглядным опровержением всех утопий о возможности достижения гармонии. Любовь способна вознести к вершинам блаженства и низринуть в бездну страдания. Это чувство - столь же божественное, сколь и сатанинское, и никоим образом не подчиняется понятиям достоинства или справедливости. Кто скажет, кто достоин любви, а кто нет? Где те грузила, те весы, отмеривающие, кому сколько достанется? Любовь как благодать нисходит, но никак не раздается по заслугам, не продается и, увы, не покупается. Достоин ли я, допустим, вашей любви?..

Гала подняла на него глаза, но тут же спрятала свой взгляд под тенью ресниц. Бертран продолжал говорить.

- Кто определит мои достоинства, за которые я буду награжден неожиданной нежностью, горячим вниманием, энергией, что будет питать все мое существо, когда до меня дотрагивается один-единственный пальчик красивой молодой женщины. И в то же время, как только я понимаю, что я завладел этим пальчиком, и всей рукой, и, в конце концов, всем этим столь вожделенным мною телом, во мне просыпаются дотоле неизведанные мне темные силы. Мне мало нежности, я хочу страсти. Мне мало просто иметь, я хочу быть уверенным, что являюсь единовластным владельцем этого роскошного тела.

- А как же душа? Этот компонент женской сущности вас не интересует? - заметила она с иронией.

Он удовлетворенно улыбнулся, как будто ожидал именно этой реплики.

- Душа женщины - это ее любовь, способность отдаваться мужчине. Если женщина создана для любви - она обольстительна, мудра, она питает мужчину, вдохновляет. Развлекает, в конце концов. Не забывайте, по библейскому мифу, Ева создана из ребра Адама, чтобы ему не было так одиноко. Право первенства Бог отдал мужчине. Женщина не равна мужчине, и она не может проявить свою женскую сущность без мужчины.

Не поднимая глаз, Гала изобразила на лице ироничную усмешку как знак несогласия, но Бертран как будто не заметил:

- Вот, например, вы, Элен. Вы - необыкновенная. От вас как будто исходит электрический разряд. Я говорю вам такие вещи, о которых и не думал. Нет, конечно, эти мысли приходили ко мне, и не раз, но где, с кем, когда я смог бы поделиться своими размышлениями? В ваших глазах я вижу участие и понимание. Глупо произносить речи, если не слышат, говорить перед теми, кто глух. Вы же, Элен, - сама отзывчивость. Ваш взгляд обжигает. Я почувствовал ваше присутствие, еще не видя вас. Я никогда не встречал подобной женщины. Вы замужем?

Этот вопрос, столь уместный в самом начале знакомства, сейчас отчего-то рассердил ее.

- Вас интересует, девственна ли я? Или хотите удостовериться, что ваши дальнейшие действия не заставят вас повести меня под алтарь? Или, будь я замужем, вы опасаетесь гнева моего рогоносного мужа?

- Ну что вы, что вы...

- Скажите прямо: вам хочется пригласить меня в ближайшую гостиницу и стянуть с меня платье, - с вызовом сказала она.

- Зачем так грубо, - стараясь скрыть смущение, возмутился ой. - Поверьте, по отношению к вам у меня чистые намерения. Вы же хотели узнать мое мнение... Вы же сами сказали, что пишете для журнала, кстати, какого?..

- Вы упустили свой шанс. - Она рассмеялась, глядя в его растерянное лицо.

- Так вы не журналистка? Нет? О... В вас столько смелости. Откуда? Откройте секрет.

Гала опустила глаза. На столе - вазочка с белой лужицей от растаявшего мороженого, чашка с кофе, тарелка с бисквитами. Когда ее увлекал разговор, она совершенно не чувствовала вкуса еды.

Она протянула руку к пирожному - в руке нет дрожи. Бертран ее волновал, но, сделай он сам нескромное предложение, она все равно ответила бы отказом. Гала мысленно прокрутила действия невоплощенного сценария: увлекательный разговор, суетливые поиски гостиницы, скованные движения, смущение при раздевании и... Она изучающе посмотрела на своего собеседника, угадывая во всем его облике вежливую отстраненность.

- Секрет мой прост, я знаю, что жизнь - не безразмерная. Наши с вами часы уже заведены. Когда они остановятся, нам не дано знать, - сказала она, заметив вновь вспыхнувший блеск в его глазах. - Нам известно, что впереди нас ожидает темнота неизвестности, конец всякого движения, и от этого знания мне хочется каждый день, каждый час, каждую минуту - жить по максимуму. Для меня жить - значит познавать, чувствовать, реагировать. Мне хочется, чтобы каждое мгновение моей жизни имело какой-то смысл. Вам, наверное, приходилось готовиться к долгому путешествию?

- Ну да... А при чем тут это?

- Так вот, вам нужно взять в дорогу очень много вещей. Вы кидаете в чемодан свои пиджаки, куртки, брюки, рубашки, книги, блокноты, запонки. Вещей становится все больше и больше, они громоздятся кучей, вы закрываете крышку, а язычок замка никак не дотягивается до выемки. Тогда вы всем своим телом налегаете на крышку - и ваши усилия увенчиваются успехом. Так и у меня. Мне хочется в каждый день моего существования, как в ваш чемодан, столько всего накидать, чтоб с трудом закрывалась крышка. Я очень, очень жадная до знаний, впечатлений, до всякого рода новизны. Узнавать, двигаться, постигать - значит жить. Все остальное - сродни смерти.

Гала внимательно изучала лицо собеседника: понял он ее или нет?

- Мы еще сможем встретиться? - спросил он.

Она глядела в его разноцветные глаза и ощущала в своей душе тихую радость.

- Я не знаю, - ответила она, не желая отказывать и не решаясь на согласие.

- И все же... Подумайте.

Он заказал еще кофе. Разговор дальше не складывался. Они вышли на улицу. Гала подала руку на прощание. Он медленно, глядя ей в глаза, поднес ее руку к своим ярким губам. Что-то вульгарное почудилось ей в этом его жесте. Как будто он уже подступался к ней. Она представила себе их обнаженные тела на кровати в гостиничном номере - и снова сказала самой себе: "Нет, это невозможно". Заниматься любовью без любви - так пошло, низко. И все же ей было радостно от мысли, что этот неглупый мужчина желает ее.

- Прощайте.

Она махнула ему на прощанье рукой, взошла на подножку трамвая, и ее унесло от него, как будто ничего и не было. У нее не осталось ни единого свидетельства, что она некоторое время принадлежала чужому-мужчине. Принадлежала?.. Если мужчина определяет принадлежность женщины - в обладании ее телом, то для женщины подчас важнее иное - увидеть в глазах собеседника искру воодушевления, осознать свой талант воспламенять, напитывать желанием. Если бы она согласилась лечь с Бертраном в постель - их встреча превратилась бы в банальный физиологический акт, о котором, скорее всего, они оба вспоминали бы с сожалением, а может, и с брезгливостью. Как после изысканного ужина с выдержанным многолетним вином напоследок напиться водкой, заменив приятное послевкусие похмельем.

Она сошла с трамвая. Рядом с остановкой - цветочный лоток, на прилавке - свежие с влажными, лепестками тюльпаны и нарциссы. Гала выбрала ярко-красные цветы. Дома она поставит их в белую фарфоровую вазу. Цветы - как напоминание о Бертране. Она будет помнить о нем, пока цветы не зачахнут.