И. Эренбург. Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали (original) (raw)

| | Добавьте в закладки эту страницу, если она вам понравилась. Спасибо. | | ---------------------------------------------------------------------- |

Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали. Глава XVII

Этот уголок на многолюдном курорте Имста был мало кому известен - к нему вела узкая, еле заметная тропинка с многими развилками, зигзагами и поворотами. Милая полянка, окруженная со всех сторон деревьями и кустарником, была расположена достаточно далеко от любимых мест прогулок отдыхающих, предпочитающих отдаляться от мест проживания на расстояние не далее чем милю, чтоб при малейшем подозрении на голод или жажду иметь возможность осесть в кафе и, глядя в распахнутое окно, наслаждаться прелестями природы, пережевывая отбивную с кровью и запивая ее пивом.

Гала и Макс отправились на прогулку раньше Поля. Он задержался для выполнения формальностей: получить денежный перевод и подписать открытку для Жанны-Марии и Сесиль, к тому же он должен был навестить Розу. Ночью Джимми не давал ей спать. После купания в озере у него поднялась температура. Джимми хныкал и жаловался на боль в горле, и Роза заснула только под утро.

На этот раз в Имсте они расположились большой компанией. Поль и Гала сняли для себя небольшой домик, остальная "банда" - Макс с Розой и Джимми, Тристан Тцара и Ханс Арп с подругами - в отеле "Gasthof Post". Для такого сборища был повод. В июле издательством "Six", владелицей которого была жена Филиппа Супо, был издан сборник "Несчастья Бессмертных", авторами которого были Поль и Макс. Сборник стал своего рода символом единения "дада".

Совместный отдых на озере должен был их еще больше сблизить. Солнце сияло, вино и беседа лились рекой. Всей большой компанией они гуляли по берегу озера или собирались на террасе отеля. Но постепенно компания стала разваливаться, уж слишком они все были разными. Ханс мог часами слоняться по окрестностям, находя удовольствие в уединении, Тристан же расцветал лишь тогда, когда блистал в обществе. Макс мог часами говорить, Роза - сутками молчать. Макс выступал горячо, убедительно, ярко и только смеялся над едкими замечаниями Мэтью Хозевсона, журналиста из Америки, что недавно присоединился к интернациональному дадаистскому кружку. Тристан, наоборот, совершенно не терпел никаких возражений. Он сплетал из слов паутину и опутывал, обволакивал всех, кто его слушал, но одна только реплика Макса или Поля, чей-нибудь нетерпеливый жест могли вывести его из себя. Тристан мог прийти в ярость от малейшей критики, бывало, стоило кому-либо просто повернуться к нему спиной, он вскакивал со своего места и тут же, перепрыгивая через ступеньки, поднимался на крыльцо и скрывался за дверями отеля. Иногда все же случались неплохие вечера, когда вся компания устраивалась в креслах на террасе. Беседа превращалась в своего рода шахматную партию, где каждая цитата, суждение, каждый мыслительный ход были неразрывно сцеплены не только с предыдущей фразой, с которой они, несомненно, были связаны, но и с каким-либо суждением, высказанным или опубликованным ранее. Женщины присутствовали при подобных беседах только в качестве слушательниц, горящими взглядами приободряя выступающих, поддерживая своими возгласами: как умно, несомненно, талантливо. Право критиковать, да и то мягко, пошутить, поправить неточность, чуть-чуть погладить против шерстки имели только мужчины. Гала давно приняла эти правила и позволяла себе высказывать свое мнение только один на один с мужем. И тогда Поль всякий раз поражался ее цепкому и точному уму, способному выявить нелепости и парадоксы, слабости характеров.

Коллективная идиллия продолжалась недолго. Вообще, коллектив как единый организм может функционировать, когда существует определенная иерархия, структурная организация соподчиненности. Там, где каждый подчинялся своим собственным правилам, где никто не готов был признать абсолютизм другого, распад был неизбежен. К тому же у каждого был свой внутренний "хронометр". Арп и Макс вставали ни свет ни заря, а Майя Крузец и София Тойбер предпочитали спать долго и появлялись на публике в лучшем случае ко второму завтраку. Роза следовала распорядку дня согласно режиму малыша Минимакса. Вообще женщины с удовольствием нежились в своих шезлонгах на берегу озера, и их мало прельщали многочасовые пешие прогулки по окрестностям. Зато Макс, Поль и Гала обожали дальние походы и пикники на открытом воздухе.

* * *

На обычном месте Макса и Гала не было видно. Поль быстро стал подниматься по тропинке. Он чувствовал, как колотится его сердце, он задыхался, и это казалось таким чудесным - будто вернулись те времена, когда они с Гала узнавали друг друга в Клаваделе. С тех пор как они приехали в Имст, он чувствовал радостное оживление и в то же время легкую, посасывающую где-то в районе солнечного сплетения тревогу, предшествующую радостному открытию. Он даже бросил курить, этим волевым актом ему хотелось отметить начало новой жизни.

Он выскочил на открытую площадку, заслонив ладонью глаза от солнца, огляделся: только кроны деревьев да шапки кустарника. Когда Макс окликнул его, звук прилетел к нему вместе с шелестом листвы:

- Поль, братишка. Эй, Поль, мы здесь.

Повернувшись на голос, он обнаружил Макса на одной из полян, чуть справа от того места, где они обычно устраивались. Гала шла ему навстречу, в светлой до полу широкой юбке и вязаной ярко-голубой кофте, глядя вниз, чтобы не споткнуться о камень или корень дерева. Темноволосая, стройная, освещенная солнцем, она казалась сейчас волшебным существом, наядой этих лесов.

- Привет! Ты что нам принес? - Она слегка запыхалась, возбужденный голос ее звенел, глаза ярко сверкали. - Мы ждем тебя здесь, уже начали скучать. Ты один? Роза осталась дома?

- Джимми капризничает.

- Ну и ладно. Что там в корзинке?

- Сыр, вино, стаканы. Мне пришлось заскочить в местный магазин. У нас вина осталась только бутылка. Я еще прикупил с дюжину, три бутылки у меня с собой, а еще я взял колбасы, хлеба, овощей. Я думаю, мы прямо здесь и пообедаем. Ты в кофточке? Не замерзла в тени?

- Давай сядем на солнышке.

Он поцеловал ее в шею. От ее запаха у него на лице вспыхнула улыбка.

- Эй, Поль?! Быстрей сюда. Я голоден, как стая волков, - кричал Макс и махал руками.

Гала пошла вперед, Поль с корзиной для пикника шел следом.

Они расположились на клетчатом, коричневом с желтым, одеяле в ажурной тени молодой липы. Макс был без рубашки, с оголенным торсом, Поль посчитал удобным для себя остаться в вязаном бумажном блейзере.

Они перекусили, выпили две бутылки вина и теперь, лежа на нагретом солнцем одеяле, наслаждались тишиной и негой, воцарившихся в их душах.

От солнца под опущенными веками Гала плыли красные круги. Голый торс Макса нагрелся и блестел капельками пота. Поль оставался в блейзере, но закатал рукава. Они не разговаривали и при этом не чувствовали неловкости, наоборот, ощущение покоя наполняло их, словно они были погружены в общий сон.

Поль повернулся на бок и оперся о локоть.

- А ведь стоит жить даже ради вот этого, - сказал он. - Стоит того, чтобы претерпевать многие гнусности, мучиться и ненавидеть, если знаешь - будет минута, когда все окупится. Вот та минута откровения. Я поймал себя на мысли... нет, это не мысль - ощущение и в то же время уверенность, вот те самые мгновения, когда я абсолютным образом счастлив. И мне кажется, что счастье мое переполняет меня. - Голос его звучал все громче и громче.

Гала сделала попытку открыть глаза, но отяжелевшие веки не подчинились ей, и она только улыбнулась и, вытянув руку, дотронулась до него. Он снова перевернулся на спину и, закрыв глаза, раскинул руки. Гала протянула свою руку, сжала пальцы его левой руки, Макс, как будто угадав ее движение, придвинулся ближе и протянул свою руку Полю. Сцепив руки, они лежали на спине, подставив проскальзывающим сквозь листву солнечным лучам свои лица.

Гала ощутила, как внутри нее возникает желание. Счастливое, прекрасное желание почувствовать близость родного человека. Ей стало мало просто быть рядом с Полем, чувствовать его руку, ей хотелось проявить к нему нежность, чтобы насладиться его нежностью. Она отняла свою руку. Поль не пошевелился. Она приподнялась. Поль остался недвижим и по-прежнему сжимал пальцы Макса.

Макс приоткрыл один глаз, облизнулся.

- Эй, парнишки! - сказала она. - Как насчет вина? У нас осталась еще одна бутылка. - Она села, закинув руки за голову, потянулась. Это кошачье движение вызвало улыбку на его влажных губах.

Макс тут же вскочил, пододвинул корзину, достал бутылку.

- Наверное, совсем теплое? - еле слышно лениво произнес Поль.

- Лесной температуры.

Макс приложил бутылку к его щеке, Поль улыбнулся, но не открыл глаз.

- Будешь? - спросил Макс его, как будто не сомневался в согласии Гала.

- Я вот о чем думал, - сказал Поль и одним рывком сел на колени. - Как кружится голова... - сказал он, приложив ладони к вискам.

- Сейчас-сейчас.- Макс оказался у него за спиной, начал массировать его затылок. - Ну, как? Лучше?

- Угу. Я блаженствую.

Большие руки Макса спустились ниже, стали мять его блейзер на плечах.

- Погоди.

Поль скинул блейзер и, улегшись на живот, подставил его рукам голый торс. Макс сел на его ягодицы и с серьезным выражением лица, будто заправский массажист, своими большими ладонями стал поглаживать его спину.

- Я хочу выпить, - сказала Гала.

- Угу, - пробубнил Поль, не отрывая лица от своих сложенных друг на друга ладоней. Макс продолжал массировать его спину. Сосредоточенность друг на друге отделила их, словно они были на сцене, а она глядела на них из партера.

Она поднялась.

- Пи-пи, детка? - Чуть сощурившись, Макс смотрел на нее снизу вверх и улыбался во весь рот. - Возвращайся, мы без тебя будем скучать.

- Скучать? - Она вытянула руку с выставленным вперед указательным пальцем. - Прополоть грядки. Отделить зерна от плевел. Познать истину. И открыть бутылку, - серьезно сказала она, но в ее глазах играли чертенята.

Она вернулась, и они снова пили вино, дурачась, прямо друг у друга изо рта. Вино пролилось на обнаженный живот Поля, и Макс слизнул.

- А теперь я.

Гала задрала кофточку, и Поль капнул ей прямо в пупок. Затем они, пихая друг друга, затеяли шутливую свару за право попробовать вино, сдобренное запахом ее кожи.

Гала была весела, как никогда. Ей нравилось быть центром внимания. В ее посветлевших глазах горел огонек, влажные губы улыбались, а кожа сияла, как будто подсвеченная изнутри. Поль и Макс осыпали ее комплиментами, а она со смехом отвечала им.

- У меня возникла идея, - вдруг воскликнул Макс. - Мне хочется сделать скульптуру из шоколада. В качестве модели я возьму Гала. Как только скульптура будет закончена, мы соберем всю нашу банду, и каждому достанется по кусочку. Как ты на это смотришь, Гала?

Она улыбнулась и покачала головой. Макс сиял, как мальчишка, задумавший шалость.

- Чур, мои будут грудки, - сказал Поль и обнял ее. - И еще губки. И щечки. И шейка, - приговаривал он и целовал, целовал, целовал. А она все смеялась и смеялась.

- А мне достался вот этот шикарный окорочок. - Макс сделал вид, что хочет укусить ее за ногу. Она оттолкнула его, он упал на спину и задрыгал ногами и руками, как жук, который пытается перевернуться. Поль подал ему руку, и Макс, ухватившись, потянул его за собой. Поль свалился прямо на него. Макс тут же сделал резкое движение, и Поль оказался под ним.

- Ах, ты так отвечаешь на заботу... Ты жизнью поплатишься, коварный! - Поль попытался вывернуться из-под него, но Макс еще крепче прижал его лопатки к земле. - Гала, SOS, спасай своего единственного мужа! - закричал Поль. - Меня хотят обратить в рабство.

- Иду на помощь.

Зайдя за спину Макса, Гала ухватилась за его плечи, пытаясь опрокинуть его. Но тот, обернувшись, схватил ее за талию и повалил.

И вот они все втроем лежали на земле и хохотали.

Первой встала Гала. Макс смотрел на нее снизу вверх и качал головой.

- Хороша! Очень, очень хороша!

Поль подкатился к нему и с видом простака стал рассматривать ее.

- Ты находишь? - спросил он таким серьезным тоном, что они оба тут же рассмеялись.

- Несомненно. Грандиозная женщина. Я бы такую... - Макс не договорил.

Они посмотрели друг другу в лицо, и оба одновременно отвели глаза, испугавшись возможности проникнуть в мысли друг друга.

- Эй, мальчишки, как вы насчет того, чтоб перекусить? У нас остался холодный цыпленок и сыр.

- Мне не хочется. А ты как, Макс?

- А я снова голоден, - ответил он, тут же вскочил с места и уже открывал корзину. - Поль, давай сюда. Есть еще помидоры и вина на донышке.

Все снова уселись на одеяле.

- Здорово у нас тут, правда? - сказал Макс, с благодушным видом оглядываясь вокруг. - О таком время-препровождении я и не мечтал. Солнце не жарит, цыпленок, воздух хоть ложкой черпай. Что еще для счастья надо?

- Ты про меня не забыл? - с ехидцей напомнил Поль.

- Ты и Гала - так естественно. Как странно, если хорошо - кажется, что так и должно быть, и не замечаешь самого нужного. - Он сидел на коленях, в правой руке он держал помидор, левой потянулся к накрытой салфеткой тарелке. На секунду его рука застыла. Он пошевелил пальцами и только потом взял хлеб. - Вот рука, - продолжил он. - Она у меня есть, и я о ней совершенно не думаю. А если б мне ее оторвало... А если бы две...

- Пришлось бы рисовать ногами, - вставил Поль.

- Да хоть причинным местом, - тут же отозвался Макс и надкусил помидор так, что сок брызнул прямо ему в лицо. Он вытерся салфеткой и продолжил, как ни в чем не бывало. - Кстати, интересная идейка. А, Поль, как ты думаешь? Стоит ли мое мужское достоинство использовать не по прямому назначению?

- Может, все же чем-нибудь менее ценным рисковать? Кисть можно новую купить, а вот твоего мальчика... Думаю, даже Джоконда не стоит таких рисков, - ответил Поль, лениво покусывая травинку.

- Интересно, а будут ли почитать Леонардо лет через сто? - задумчиво произнесла Гала. Она лежала на спине, наблюдая за плывущими в небе облаками. - Думаю, что и Леонардо да Винчи, и Рафаэль, и Достоевский останутся, как точка отсчета, как некая мера. Нужно же иметь постоянную величину, как, допустим, теорема Пифагора, закон Ньютона...

Она перевернулась на живот и, приподнявшись на руках, взяла кусочек сыра. Макс отщипнул от жареной курицы и поднес кусок к носу.

- Цыпленок не сдох? - Недолго думая, он кинул кусок белого мяса в рот и задвигал челюстями. - Нормально, ешьте, - сказал он, отламывая себе бедрышко с румяной корочкой. - Вот что я думаю, - продолжал он, жуя. - Рафаэля и Пифагора, мне кажется, тоже со временем задвинут на задворки. Двадцатый век с его мировой бойней показал, что ничего в этом мире нет ценного, кроме личной свободы. Коллектив, семья, нация - палачи. Ради чертовой национальной идеи нас с Полем загнали в окопы. Гала, ты знаешь, что в семнадцатом году и я, и Поль встретились на реке Сом? Мы были на разных берегах и друг друга чуть не перестреляли.

- Не говори так! - возмутился Поль и отбросил травинку в сторону.

- Молчу...

- Нет, ты скажи, что для тебя свобода? - вступила Гала после непродолжительной паузы. Она уже сидела, поджав под себя ноги, и пристально смотрела прямо Максу в лицо. - Мы не можем быть абсолютно свободными, ведь любовь, согласись, сама по себе уже и есть добровольное закрепощение. Я люблю, значит, я уже отдала себя во власть человека, который мне дорог, как никто и ничто другое.

- Разве мы не свободны вести себя по отношению друг к другу как угодно? Любовь - не кандалы и не цепи. Вот, допустим, мы живем на необитаемом острове. И как будто нам долго предстоит жить на этом острове. Потому что на самом деле любой художник, если он творит, он Робинзон, он добровольно отделяет себя от остального мира. Отделенность - обязательное условие для творчества. Я буду поступать согласно моему желанию. А желание - не подчиняется воле. Единственное, что меня беспокоит - если исчезает это самое желание. Если я устал... Или у меня плохое настроение... Или у меня болит живот... Или если мне кто-то делает добро и ничего не просит взамен.

- Я ничего не прошу у тебя, - сказал Поль и положил ему руку на плечо. - Поверь, если я что-то хочу тебе дать, так потому, что мне самому этого хочется. - Он протянул ему стакан, на дне которого плескалось вино. Продолжая глядеть в его глаза, Макс взял из его руки стакан, одним глотком осушил. - Мне приятно видеть, с каким удовольствием ты пьешь, ешь, говоришь. Мне приятно, когда я тебе доставляю удовольствие. Подчеркну, мне, мне самому радостно видеть, когда радуешься ты. Может, для меня видеть твое счастье- равнозначно тому, чтобы самому быть счастливым. Мне хочется делать для тебя разные вещи...

- Винцо-то было так себе, - Макс хохотнул. Ему было не по себе от яркого пронзительного взгляда Поля.

- Мы купим другую бутылку. Ты сам выберешь вино себе по вкусу, - сказал он так, будто за простой фразой стояло что-то более значительное.

- Рислинг надо пить очень холодным. Просто бутылка нагрелась, - подала голос Гала. - Макс, доешь сыр? А то он уже оплавился на солнце.

- К черту дрянную еду. - Поль схватил тарелку и швырнул ее в кусты. - Макс достоин самого лучшего.

- Я бы и от просто хорошего не отказался. Кстати, который час?

- Вечность, - сказала Гала и, согнув в коленях ноги, легла на одеяло.

- Уже четверть седьмого, - поглядев на часы, сказал Поль. - Давайте собираться домой. Роза, наверное, заждалась тебя, Макс.

- Никуда я не пойду. - Положив голову на живот Гала, Макс растянулся на одеяле. - Мне так хорошо, как, наверное, никогда не было. - Поль, ты знаешь, что твоя жена - самая лучшая в мире женщина? - сказал он, приподняв голову.

- Когда ты успел это узнать? - рассмеялся Поль и примостился рядом.

* * *

Втроем они шли под сенью мощных деревьев, наслаждаясь шелестом листвы, пением птиц и разговором. Когда лесная дорожка становилась особенно узкой, Поль пропускал вперед Макса и Гала, болтавших и шедших бок о бок. Макс и Гала двигались то быстро, и Поль едва поспевал за ними, то замедляли шаг, подчиняясь какому-то внутреннему ритму. Гала шла легко, грациозно двигая бедрами, Макс - чуть скованно, вероятно, ему приходилось подстраиваться под ритм ее шагов. Его плечи были опущены, голова чуть склонена, и светлые волосы его блестели, когда солнечные лучи падали на них в просвете между деревьями. Они остановились около осины. Опершись о ствол дерева, Гала согнула правую ногу, сняла туфельку и потрясла перед собой. Когда она снова надевала туфельку, она пошатнулась. Макс придержал ее за плечи, и этот доверительный жест взволновал Поля.

Когда они шли по территории, где располагалась гостиница, на них обращали внимание, но они шли спокойно, только Гала держалась особенно прямо, а ее бедра, может быть, чуть больше покачивались. Гала казалась счастливой, ее рука доверчиво обнимала талию Макса, и, казалось, ей нет дела до любопытных взглядов зевак. Новая волна нежности нахлынула на Поля. Прогретый за день воздух, запах листвы и начинающих увядать трав, некоторая усталость в членах от долгой прогулки наполняли его тихой радостью.

Они зашли в кафе, мимоходом поприветствовав Тристана и Мэтью, сели за отдельный столик. Не успел гарсон подойти к ним, как прямо перед ними очутилась Роза. Ее лицо полыхало, губы дрожали.

- А, привет, дорогая, - спокойно сказал Макс, как будто не замечая ее волнения. - Присядешь?

Он похлопал ладонью по сиденью стоящего рядом пустого стула.

- Я насиделась, пока тебя ждала, - сквозь зубы процедила Роза.

- Присаживайся или уходи, - невозмутимо сказал Макс и обернулся к Полю. - Ты не против жареной картошки?

- А к картошке что? - поддержал его Поль.

- Я не против судака в сметане, - наматывая на пальчик локон, протянула Гала.

- Она не против... - Роза упала на сиденье стула. Ее ноздри дрожали от еле сдерживаемого гнева. - Она не против судака в сметане. Она не против сожрать собственного мужа и закусить чужим.

- Роза, опомнись. Что ты такое говоришь? Успокойся. - Гала протянула к ней руку и только коснулась ее ладони, как Роза тут же вскочила с места.

- Не смей дотрагиваться до меня, дрянь. Мне не нужен твой муж. И ты оставь моего в покое. Слышишь?! Оставь в покое мою семью. Мерзкое создание. Ты - русская шлюха.

Замахнувшись, она ударила ее.

Гала вскрикнула. Ее щека горела, из разбитой губы потекла кровь. Она даже не пыталась ее стереть и сидела неподвижно, бледная и растерянная.

Макс вышел из-за стола.

- Мне стыдно за тебя. - Он схватил жену за руку и дернул так, что та еле удержалась на ногах. - Пошли.

Роза вывернулась и, опершись о столешницу, приблизила свое лицо вплотную к Гала.

- Дрянь. Ненавижу. Ведьма.

Она было попыталась плюнуть ей в лицо, но Гала оттолкнула ее и бросилась бежать. После некоторого колебания Поль поспешил вслед за ней. Макс вскоре опередил его. Они догнали ее на берегу реки. Макс обхватил ее плечи, она вырвалась. Поль схватил ее за руку, она оттолкнула и его. Вся напряженная словно пружина, она стояла недвижно с лихорадочно горящими глазами, дрожащими запекшимися в крови губами, с бисеринками пота на лбу. Поль почувствовал к ней такую жалость, что готов был прослезиться.

- Гала, иди ко мне. - Он простер к ней руки. Она упала в его объятия.

Макс стоял поодаль. Взгляд его застыл. Он, как и Гала, был чрезвычайно бледен. Будто почувствовав его тяжелый взгляд, Гала обернулась. В ее глазах он угадал призыв. Он подошел к ней сзади, поцеловал ее в висок, чувствуя губами влагу ее кожи.

- Пойдемте домой, - сказал он.

Взявшись за руки, они пошли по дороге, не обращая внимания на косые взгляды и, как ни парадоксально, чувствовали себя счастливыми.

Макс перебрался в домик, который снимали Элюары, и большую часть времени они проводили втроем. Как определить то ощущение, что они испытывали? Радость узнавания. Эйфория открытий. Ощущение полной, неограниченной свободы. И единение. Они действительно чувствовали себя единым организмом, функционирующим по своим собственным законам. Иногда они присоединялись к общему сборищу, изредка Макс посещал Розу с сыном. И все же они предпочитали свое гармоничное трио. Казалось, они говорили на своем непонятном для остальных языке, у них была своя территория, куда не было доступа для остальных, свой остров. Поль нашел в Максе друга, брата, продолжение своего собственного "я". Макс, такой оживленный, такой открытый, такой непосредственный, как будто сломал последние замки, открыл шлюзы, и, увлеченные потоком его бурной энергии, Элюары наслаждались новым витком их такой непредсказуемой любви. Присутствие Макса как будто давало им новые силы. Гала была центром притяжения двух мужчин, питала их творческой энергией. Ведь желание - это то, что необходимо постоянно кидать в топку творчества. Желание кипело, будоражило, давало ощущение полета. Оно обвивало их тройственный союз, подобно тугим нитям, оно увлекало их в свои лабиринты. Желание щекотало, дразнило, предвещало неизведанные ощущения. Касаясь друг друга, они чувствовали, как тела их наэлектризованы. Подпитанные этой энергией, они так и лучились счастьем.

Интрига их отношений вносила сумятицу в умы их товарищей. Эти люди, проповедовавшие низвержение всех буржуазных традиций, испытывали нечто похожее на ревность, глядя, с какой доверительной предупредительностью Макс и Поль относятся друг к другу, как они не скрывают своих теплых чувств к Гала. Поль - по праву мужа, Макс?.. Какова была роль Макса в этом триединстве? Гала тоже хотела бы знать сюжет пьесы, которую на ее глазах сочиняют эти взбалмошные мальчишки. И какая роль отведена в этой пьесе ей?