Мария Николаевна | это... Что такое Мария Николаевна? (original) (raw)

Мария Николаевна
Великая княжна Мария Николаевна, 1914 год.
Великая княжна
Рождение:	14 (26) июня 1899(18990626) Петергоф, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя
Смерть:	17 июля 1918 Екатеринбург, Пермская губерния, РСФСР
Похоронена:	Петропавловский собор, Санкт-Петербург, Российская Федерация
Династия:	Романовы
Отец:	Николай II
Мать:	Александра Фёдоровна
Автограф:

Великая княжна Мария Николаевна (14 (26) июня 1899(18990626), Петергоф, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя — 17 июля 1918, Екатеринбург, Пермская губерния, РСФСР) — третья дочь императора Николая II и императрицы Александры Фёдоровны.

По официальной версии, после 1917 года вместе с семьёй находилась под арестом. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года была расстреляна вместе со своей семьёй в полуподвальном помещении дома Ипатьева в Екатеринбурге. Немногочисленные лже-Марии, появившиеся после её смерти, рано или поздно были разоблачены как самозванки. Прославлена вместе с родителями, сёстрами и братом в сонме новомучеников Российских на юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви в августе 2000 года. Ранее, в 1981 году, они же были канонизированы Русской православной церковью за границей.

В августе 2007 года близ Екатеринбурга обнаружены обгорелые останки, предположительно идентифицированные как останки Алексея и Марии.

В 2008 году генетический анализ, проведённый экспертами в США, подтвердил, что обнаруженные в 2007 году под Екатеринбургом останки принадлежат детям Николая II.[1]

Содержание

• 1 Биография
  • 1.1 Рождение
  • 1.2 Крещение
  • 1.3 Внешность и характер. Современники о великой княжне Марии
  • 1.4 Детство
  • 1.5 Быт и учеба императорских детей
  • 1.6 Григорий Распутин
  • 1.7 Дела сердечные
  • 1.8 Первая мировая война
  • 1.9 Революция и арест
  • 1.10 Тобольск
  • 1.11 Екатеринбург
• 2 Примечания
• 3 Ссылки

Биография

Рождение

Она родилась 14 июня 1899 года (26 июня по новому стилю) на Александровской даче в Петергофе, где в то время проводила лето императорская семья. Беременность у царицы проходила тяжело, несколько раз она падала в обморок, и последние месяцы вынуждена была передвигаться в кресле-каталке. День по воспоминаниям современников был пасмурным и холодным.[2]

Великая княжна Мария в возрасте около года

Николай отметил в своём дневнике[3]:

Великая княгиня Ксения Александровна в свою очередь отозвалась на это событие следующим образом[2]:

По воспоминаниям баронессы Изы Буксгевден, роды проходили тяжело, опасались за жизнь обеих, но мать и дочь удалось спасти, малышка родилась здоровой и крепкой, не уступая в этом старшим детям.[4]

Крещение

Крестили новорождённую, как полагалось по обычаю, на 14 день после рождения, в петергофской церкви. Её восприемниками от купели были вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, её дядя великий князь Михаил Александрович, великая княгиня Елизавета Александровна, великая княгиня Александра, принц греческий Георг и принц прусский Генрих. Присутствовали также посланники от иностранных дворов и около 500 дворцовых фрейлин.

Воспоминания няньки императорских детей Маргариты Игер, в то время едва только прибывшей в Россию из Англии дают почувствовать роскошь и атмосферу этого события. Она вспоминала, как не без труда смогла попасть в забитую людьми церковь, так как мисс Игер не владела русским языком и никак не могла объясниться с охраной. И всё же, едва попав внутрь, она была окружена взволнованными представителями духовенства, на разных языках выяснявшими, какой должна быть температуры воды в купели.

	Я отвечала ему по-французски и по-английски, но похоже, он ничего не понял. Тогда я на пальцах показала ему количество градусов и толпа взволнованных и заинтригованных священнослужителей принялись готовить купель для малышки. Наконец появились и приглашённые, — послы и их жены, все одетые по моде своих дворов. Маленькая китаянка выглядела особенно миловидно и броско, на ней было роскошное голубое кимоно, украшенное вышивкой, и маленькая голубая шляпка, над одним ухом был прикреплён красный цветок, над другим — белый. Римско-католическую церковь представлял здесь кардинал в красной шляпе и сутане, а глава Российской лютеранской общины был одет в чёрную рясу с гофрированным воротником. Дело в том, что поляки большей частью исповедуют католицизм, а финны принадлежат к лютеранской или реформатской церквям. <…> Дагмар[5] и молодую императрицу сопровождали пятьсот молодых девушек, т. н. «demoiselles d`honneur»[6]. Эти юные девушки в торжественных случаях, подобных этому, всегда одеваются одинаково — в алые, расшитые золотом, бархатные платья со шлейфом, с нижними юбками из белого сатина; в то время как дамы более старшего возраста, «les dames de la cour»[7] одели тёмно-зелёные с золотом платья.[8]

Император Николай возложил на новорождённую орден Святой Анны I степени и вместе с женой покинул церковь, где, по обычаю, отцу и матери нельзя было находиться во время обряда крещения.

По воспоминаниям Маргариты Игер, великая княжна была одета в коротенькую «крестильную» рубашку, которая перешла ей по наследству от отца — эта рубашка в тот же день пропала и разыскать пропажу так и не удалось. В церковь великую княжну внесла фрейлина императрицы княгиня Голицына. Опять же, по обычаю, издавна связанному с крещением, срезанные с головы новорождённой пряди волос закатали в воск и бросили в купель. Считалось, что это покажет будущее малышки — восковой шарик благополучно утонул, что, как горько иронизировала миссис Игер, должно было значить, что в будущем малышке ничего не угрожает.[8]

Внешность и характер. Современники о великой княжне Марии

Маргарита Игер, няня царских детей вспоминала, что девочка с самого начала отличалась весёлым, лёгким характером, и постоянно улыбалась окружающим. Великий князь Владимир Александрович тогда же назвал её «чудесной малышкой».[9]

Вместе с Анастасией, младшей дочерью — пострелёнком — как ласково звала Анастасию мать, которой, несмотря на разницу в возрасте, она целиком подчинялась, их звали «маленькой парой» — в противопоставление «большой паре» — старшим, Ольге и Татьяне.[4]

Мария в возрасте около четырёх лет

Современники описывают её как подвижную, весёлую девочку, чересчур крупную для своего возраста, со светло-русыми волосами и большими тёмно-синими глазами, которые в семье ласково называли «Машкины блюдца».[10] Её французский преподаватель Пьер Жильяр говорил, что Мария была высокой, с хорошим телосложением и розовыми щеками.[11]

Софья Яковлевна Офросимова, фрейлина императрицы писала о ней с восторгом[12]:

	Её смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу. Смотришь на неё и невольно представляешь её одетой в русский боярский сарафан; вокруг её рук чудятся белоснежные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди — самоцветные камни, а над высоким белым челом — кокошник с самокатным жемчугом. Её глаза освещают всё лицо особенным, лучистым блеском; они… по временам кажутся чёрными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец её нежных щёк. Она весела и жива, но ещё не проснулась для жизни; в ней, верно, таятся необъятные силы настоящей русской женщины.

Ей вторил генерал Михаил Дитерихс, который позже примет участие в расследовании гибели императорской семьи и слуг[13]:

Розы. Рисунок великой княжны Марии

	Великая княжна Мария Николаевна была самая красивая, типично русская, добродушная, весёлая, с ровным характером, приветливая девушка. Она умела и любила поговорить с каждым, в особенности с простым человеком. Во время прогулок в парке вечно она, бывало, заводила разговоры с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько ребятишек, сколько земли и т. п. У неё находилось всегда много общих тем для бесед с ними. За свою простоту она получила в семье кличку «Машка»; так звали её сёстры и цесаревич Алексей Николаевич.

Мария была в полном подчинении её восторженной и энергичной младшей сестры — Анастасии. Её младшая сестра любила дразнить других людей или ставить сцены с драматургическим мастерством.[14] Но Мария в отличие от своей младшей сестры всегда могла просить прощения. Мария никогда не могла остановить свою младшую сестру, когда та что-то задумывала. Под влиянием младшей сестры Анастасии, она стала играть в новомодный тогда теннис, причём, увлёкшись не на шутку, девочки не раз сбивали со стен всё, что на них висело. Также они любили заводить на всю мощь граммофон, танцевать и прыгать до изнеможения. К сожалению, прямо под их спальней находилась приёмная императрицы, и та была вынуждена время от времени посылать фрейлину, чтобы утишить баловниц — музыка и грохот не давали ей разговаривать с посетителями.[15]

В семье её называли Машенька, Мари, Мэри, просто — «Машка»; «наш добрый толстенький Тютя». Уверяли, что она напоминает ангелочков на картинах Ботичелли.[12]

В русском кокошнике. 1904 г.

Впрочем, иногда, как все дети, Мария бывала и упрямой и вредной. Так, Маргарита Игер вспоминала случай, когда малышку наказали за то, что она стащила несколько обожаемых ванильных булочек с родительского чайного стола[16], за что строгая императрица, приказала уложить её спать раньше обычного времени. Однако, отец — Николай II — возразил, заявив: «Я боялся, что у неё скоро вырастут крылья, как у ангела! Я очень сильно рад увидеть, что она человеческий ребёнок».[4]

Вкусы у Марии были очень скромны, она была воплощённой сердечностью и добротой, поэтому сестры, может быть, немного этим пользовались. В 1910 году её четырнадцатилетняя сестра Ольга смогла убедить её, чтобы она написала их матери письмо, прося, чтобы Ольге дали отдельную комнату и разрешили удлинить платье. Позже Мария убеждала свою мать, что это её была идея написать письмо. Друг их матери — Лили Ден, говорила, что Мария не была такой живой, как её сестры, зато имела выработанное мировоззрение и всегда знала, чего хочет и зачем. У Марии был талант к рисованию, она хорошо делала наброски, используя для этого левую руку, но у неё не было интереса к школьным занятиям. Многие замечали, что эта юная девушка ростом (170 см) и силой пошла в дедушку — императора Александра III. Генерал Михаил Дитерихс вспоминал, что когда больному цесаревичу Алексею требовалось куда-то попасть, а сам он был не в состоянии идти, то звал «Машка, неси меня!»[17] Преподаватель английского языка Чарльз Гиббс рассказывал, что в 18 лет она была удивительно сильна, и иногда ради шутки легко поднимала его от пола.[18] Стоит отметить, что Мария была хоть и приятной в общении, но иногда она могла быть упрямой и даже ленивой. Её мать жаловалась в одном письме, что Мария была сварливой и истерична перед людьми, которые её раздражали. Капризность Марии совпадала с её менструальным периодом, который императрица и её дочери именовали визитом от «Мадам Беккер».

У Марии, крепкой и ширококостной, всё время были проблемы с лишним весом, это беспокоило мать, которая, несмотря на юный возраст сестер, уже строила для них планы замужества.[2]

Детство

Вспоминают, что маленькая Мария была особенно привязана к отцу, едва начав ходить она постоянно пыталась улизнуть из детской, с криком «хочу к папа́!» Няньке приходилось едва ли не запирать её, чтобы малышка не прервала очередной приём или работу с министрами. Когда Царь был болен тифом, маленькая Мария целовала его портрет каждую ночь.[12]

С этим временем связан забавный анекдот — в очередном порыве добраться до папа́, маленькая Мария удрала из ванны и как есть, голенькой, помчалась по дворцовым коридорам, в то время как няня, мисс Игер, увлекавшаяся политикой, с увлечением обсуждала со своей помощницей дело Дрейфуса. Великую княжну перехватила на полдороги Ольга Александровна, и когда вместе со своей ношей на руках, она появилась в помещении ванной, няня, так и не заметив бегства своей подопечной, увлечённо продолжала спорить.[19]

Современники отмечали, что семья Николая II была одной из самых дружных среди коронованных семейств того времени — однако же, не сразу три девочки (до рождения Анастасии) смогли притереться друг к другу. Старшие — Татьяна и Ольга сильно отличались по характеру от медлительной и достаточно спокойной Марии, — им постоянно ставили её в пример, что не могло не раздражать, сказывалась также разница в возрасте.

Старшие девочки не раз доводили сестричку до слез, уверяя, что она наверняка приёмыш — не может сестра быть так на них не похожа; в ответ няня, миссис Игер, указывала — что в сказках всё как раз наоборот — в семью входят и выглядят не лучшим образом именно старшие дочери, из младшей вырастает, к примеру, золушка.

Однажды, по воспоминаниям той же мисс Игер[20]:

	они соорудили домик из стульев в одном из углов детской, и не пустили в него бедняжку Марию, заявив, что она будет играть лакея, и потому должна оставаться снаружи. Я построила ещё один домик в другом углу, рядом с колыбелькой <Анастасии>, которой в то время было несколько месяцев от роду для неё, но Мария упорно смотрела в другой конец комнаты, где увлечённо играли старшие. Неожиданно она бросилась туда, ворвалась в домик, отвесила пощёчины обеим сестрам, и убежав в соседнюю комнату, появилась опять, наряженная в кукольную плащ и шляпу, с кучей мелких игрушек в руках, и заявила: «Я не собираюсь быть лакеем! Я буду доброй тётушкой, которая всем привезла подарки!» Затем она раздала игрушки «племянницам» и уселась на пол. Обе старшие пристыжено переглянулись, затем Татьяна сказала: «Так нам и надо. Мы были несправедливы с бедной маленькой Мэри». Раз и навсегда они усвоили этот урок, и с тех пор всегда считались с сестрой.

Когда Анастасия подросла, две младших стали просто неразлучны, однако, и все четверо любили гулять и играть вместе; именно в эти годы родилось сокращение ОТМА, образованное из первых букв имени каждой. В семье Романовых Марию и Анастасию называли «маленькой парой», в противовес «большой паре» — Татьяне и Ольге.

Как и остальные сестры, Мария любила животных, у неё был сиамский котёнок, потом ей подарили белую мышку, уютно устроившуюся в комнате сестер.

Семья проводила время в основном в царскосельском дворце — огромный Зимний не любили, он был слишком велик, по залам гуляли сквозняки и дети там часто болели.[21]

Летом выезжали на императорской яхте «Штандарт», путешествуя в основном по финским шхерам. Мария очень любила эти поездки, и знала по именам всех матросов, их жен и детей.[22]

За границей царская семья бывала редко. Дважды сестры посещали родню в Германии и Англии, путешествуя на императорском поезде или кораблем. В одну из таких поездок Мария серьёзно поранила правую руку — лакей поспешил захлопнуть дверцу поезда. Интересно, что этот инцидент позже пыталась приписать себе одна из лже-Анастасий — Анна Андерсон.[19]

Быт и учеба императорских детей

Мария за книгой

Быт семьи намеренно не был роскошным — родители боялись, что богатство и нега испортят характер детей. Императорские дочери жили по двое в комнате — с одной стороны коридора «большая пара», с другой — «маленькая». В комнате младших сестер, стены были выкрашены в серый цвет, потолок расписан бабочками, мебель выдержана в белых и зелёных тонах, проста и безыскусна. Девочки спали на складных армейских кроватях, каждая из которых была помечена именем владелицы, под толстыми синими одеялами, опять же украшенными монограммой. Эту традицию возводили ко временам Екатерины Великой, такой порядок она завела впервые для своего внука Александра. Кровати легко можно было двигать, чтобы зимой оказаться поближе к теплу, или даже в комнате брата, рядом с рождественской ёлкой, а летом, поближе к открытым окнам. Здесь же у каждой было по небольшой тумбочке и диванчики с мелкими вышитыми думочками. Стены украшали иконы и фотографии; фотографировать девочки любили сами, и до сих пор сохранилось огромное количество снимков, сделанных в основном, в Ливадийском дворце — любимом месте отдыха.[21]

Императорским дочерям предписывалось подниматься в 8 часов утра, принимать холодную ванну. Завтрак в 9 часов, второй завтрак — в 13:00 или в 12:30 по воскресеньям. В пять часов — чай, в восемь — общий ужин.[21]

Анна Вырубова вспоминала[23]:

	Каждый день в одно и то же время открывалась дверь [будуара], император входил, садился у чайного стола, намазывал себе кусок хлеба маслом, и принимался прихлёбывать чай. Каждый день он выпивал ровно две чашки, и в это же время просматривал телеграммы и газеты. Пожалуй, только дети с восторгом относились к чаепитию. Они специально переодевались к этому часу в чистые белые платьица, и большую часть времени проводили, играя на полу, специально для этого, в углу будуара лежали игрушки. Когда они подросли, игры сменились шитьём, императрица очень не любила, когда её дочери сидели сложа руки.

В воскресенья устраивались детские балы у великой княгини Ольги Александровны.[19]

Мария Николаевна, 1909 г.

Как и в небогатых семьях, младшим часто приходилось донашивать вещи, из которых выросли старшие. Полагались им и карманные деньги, на которые можно было покупать друг другу небольшие подарки.[15]

В восемь лет, как и её сестры, Мария стала учиться. Её первым преподавателем стала фройляйн Шнайдер, или, как её звали в императорской семье, «Трина», чтица Александры Фёдоровны. Первыми предметами были чтение, чистописание, арифметика, закон Божий. Несколько позднее к этому прибавлялись языки — русский (преподаватель Петров), английский (Сидней Гиббс), французский (Пьер Жийяр), и намного позднее — немецкий (фройляйн Шнайдер). Преподавались императорским дочерям также танцы, игра на рояле, хорошие манеры, естественные науки и грамматика.[15]

Успехи у великой княжны были средние. Как и остальные девочки, она была способна к языкам, но свободно освоила только английский (на котором постоянно общалась с родителями) и русский — на нём девочки говорили между собой. Не без труда Жийяру удалось выучить её французскому на уровне «довольно сносном», но не более того. Немецкий — несмотря на все усилия фройляйн Шнайдер так и остался неосвоенным.[24]

Григорий Распутин

Все мемуаристы отмечают, что несмотря на возраст, девочки во многом оставались инфантильными и наивными, этому способствовало то, что мать, нервическая и легко возбудимая стремилась «как можно дольше» оградить дочерей от жестокого внешнего мира, все книги, дававшиеся девочкам, (в основном британских и русских авторов) необходимо было предварительно показывать ей, и получать разрешение. Иногда эта наивность переходила в противоположность — упрямство и нетерпимость, особенно диктуемую обрывками сведений, доходивших из-за дворцовых стен. Так, по воспоминаниям той же Маргариты Игер, однажды во время русско-японской войны девочки нашли в одной из книг изображение маленьких детей японского наследника. Мария, а затем подбежавшая Анастасия немедленно захотели узнать, что это за «странные малыши». Няня объяснила и с удивлением увидела на лицах обеих сестер выражение самой неподдельной ненависти. «Отвратительные карлики! — заявила Мария — Они явились, утопили наши корабли и убили наших матросов.» В ответ на осторожное замечание няни, что детей нельзя обвинять в грехах отцов, и юные принцы, изображённые на картинке были по возрасту младше Анастасии, на что получила ещё более безапелляционный ответ. «Можно! Они все маленькие, мне так мама сказала!»[25]

Наивность и незнание реалий окружающего мира вполне объясняют отношение всех четырёх сестер к такой одиозной фигуре как Распутин. Им, в отличие от придворных и тем более далёких от дворцовой жизни людей была известна правда о болезни брата, и Распутин представлялся добрым святым старцем, помогающим Алексею. Под влиянием матери все четыре девочки испытывали к нему полное доверие и делились всеми своими немудрёными секретами.[21]

Мария, как и все члены её семьи, была очень привязана к наследнику, цесаревичу Алексею, который перенёс сильные осложнения гемофилии, и несколько раз был на волоске от смерти. Её мать прислушивалась к советам Григория Распутина и верила в его молитвы о спасении юного цесаревича. Мария и её родные сестры считали Распутина другом их семьи. Осенью 1905 года Царь проводил Великую Княжну Ольгу Александровну в детскую, где ей предстояло встретиться с Распутиным. Мария и её сестры с братом Алексеем были одеты в белые длинные ночные рубашки. «Всем детям он понравился, и они быстро привыкли к нему» — вспоминала Ольга Александровна.[26]

Дружба Распутина с императорскими детьми была очевидна из их переписки.

Распутин с императрицей, царскими детьми и гувернанткой

Во второй телеграмме он написал[27]:

Маргарита Игер отрицала рассказ Ольги Александровны, который та изложила в своих мемуарах, будто фрейлина императрицы Софья Тютчева, бывшая одной из нянек юных цесаревен была уволена, так как увидела однажды, как «отец Григорий» благословляет ко сну четырёх девочек, одетых в длинные ночные рубашки и донесла об этом царю.

Маргарита Игер уверяет в свою очередь, что во-первых, Тютчева никогда не была ни нянькой ни учительницей царственных детей, во-вторых, Распутина не допускали в детские спальни, подобное вопиющее нарушение приличий даже не пришло бы в голову императрице, а Николай запретил бы подобное сразу же. Но факт остаётся фактом — Тютчева была уволена, и по Петербургу начали распространяться слухи, настолько грязные, что Николаю пришлось несмотря на явное неудовольствие жены, временно отказать ему от дворца, и ввиду того, что по рукам пошли гулять карикатуры, где Распутин изображался обнимающим императрицу, девочек и Анну Вырубову, настоятельно попросить его временно удалиться из Петербурга, пока не улягутся страсти и старец Григорий отправился в паломничество по святым местам.[28]

Мария неподдельно жалела об его вынужденном отъезде, и делилась своими чувствами с матерью[18]:

После убийства Распутина Мария, как и остальные сестры, подписала иконку, положенную затем на грудь умершего и присутствовала на отпевании. Решено было на могиле старца возвести часовню, но этому помешали революция и война.

Дела сердечные

По воспоминаниям Н. Соколова, «она была по натуре типичнейшая мать». В самом деле, Мария признавалась своей няне мисс Игер, что желает выйти замуж за солдата и иметь как минимум двадцать детей. Мисс Игер вспоминала[28]:

В первый раз Марии показалось, что она влюблена в 11-летнем возрасте. К сожалению, имя её избранника неизвестно, но сохранилось письмо Александры Фёдоровны, в котором она советует дочери не грустить, и постараться не думать постоянно только о «нем». По уверениям матери этот загадочный «он» видит в Марии лишь маленькую сестрёнку, и потому не стоит грустить.[15]

Лорд Маунтбеттен был покорен красотой и добрым характером своей русской кузины, и до самой своей гибели в 1979 году держал на письменном столе фотографию Марии.

Румынский наследный принц Кароль, после того, как расстроился его предполагаемый брак со старшей сестрой Ольгой также не спешил уезжать из Петербурга, и в конечном итоге попросил у императора руку её младшей дочери.

Мария. 1910 год

Во время Первой мировой войны у Марии начался роман с офицером из штаба Деменковым Николаем Дмитриевичем, с которым она познакомилась во время поездки к царю и царевичу Алексею, которые в то время находились в Могилёве. Когда Мария с сестрами и матерью вернулась из этой поездки в Царское Село, Мария частенько просила своего отца, чтобы он дал ей добро на отношения между Деменковым. И бывало, что она в шутку подписывалась письма отправляемые отцу «госпожа Деменкова».[30]

Сестры иногда поддразнивали её, так Ольга не без юмора отмечала в своём дневнике[31]:

	Назавтра Аня [Вырубова] приглашает к себе пить чай <…> Виктора Эрастовича, Деменкова и всех нас. Мария, само собой, на седьмом небе от счастья! Николай Д. стоит на часах. Мария громко шумит и отчаянно вопит с балкона.

После того, как Деменков, или как называла его великая княжна — Коля — отправлялся на фронт, Мария сшила ему рубашку. После этого они ещё несколько раз поговорили по телефону, причём молодой офицер уверил её, что рубашка оказалась точно впору. Дальнейшего развития их взаимное чувство не получило — Николай погиб во время гражданской войны, Мария — вместе со своей семьей в Екатеринбурге.[15]

Первая мировая война

В 14 лет по обычаю, великая княжна Мария стала полковницей одного из подразделений императорской армии — им стал 9-й драгунский Казанский полк, с той поры получивший официальное наименование 9-го драгунского её императорского высочества великой княжны Марии полка. Ей было пятнадцать лет, когда началась Первая мировая война.

Мария Николаевна в форме Казанского драгунского полка

Вместе с сестрами, Мария горько плакала в день объявления войны. Ей невозможно было понять — почему Германия, где правил любимый «дядя Вилли» вдруг стала врагом.

Во время войны Анастасия и Мария посещали раненных солдат в госпиталях, которым по обычаю были присвоены имена обеих великих княжон. Они работали на раненых шитьём белья для солдат и их семей, приготовлением бинтов и корпии; они очень сокрушались, что, будучи слишком юны, не могли стать настоящими сестрами милосердия, как великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны.[32]

Впрочем, слухи о том, что царица «шпионит на немцев», и великие княжны тайно симпатизируют врагу проникли и в Царское село. Преподаватель французского языка Пьера Жийяр вспоминал[24]:

Обязанности младших состояли в том, чтобы развлекать раненых солдат, читать им вслух, играть в карты, устраивать балы, где выздоравливающие могли немного развлечься. Анастасия бывало, приводила с собой собачку Швибсика, и та отплясывала на задних лапках, вызывая неизменный смех. Мария предпочитала сидеть у изголовья раненых солдат и расспрашивать об их семьях, детях, она знала по именах практически всех, кто состоял у неё на попечении.

Мария писала отцу[33]:

Каждый выписывающийся получал из их рук маленький подарок, многие из солдат, прошедшие через Мариинский госпиталь тепло вспоминали об этом времени. И. Степанов вспоминал, что в отсутствие великих княжон раненые офицеры часто обсуждали между собой их будущее. В частности, предполагалось, что четыре великие княжны выйдут замуж за четырёх балканских принцев — сербского, болгарского, румынского и греческого, чем навсегда будет решён балканский вопрос.[34]

Императрица просила младшую дочь[18]:

Революция и арест

Весной 1917 года в Санкт-Петербурге началась революция, но в Александровском дворце разразилась другая проблема — эпидемия кори. Переболели все, даже уже взрослые девушки — Ольга и Татьяна. Император в это время находился в ставке главнокомандования. Императрица отказывалась перевести детей в безопасное место — во дворец в Гатчине, когда ей советовали.[12]

Слева направо: великие княжны Мария, Ольга, Анастасия и Татьяна Николаевны во время домашнего ареста в Царском Селе. Весна 1917 года.

В ночь на 27 февраля, чтобы защитить царицу и детей от возможного нападения, дворец оцепили солдаты из полков, ещё остававшихся верными самодержавию. Пытаясь предотвратить кровопролитие, царица в сопровождении Марии вышла к ним в своей униформе сестры милосердия. Иза Буксгевден вспоминала[35]:

По словам Анны Вырубовой:

Остаток ночи на 28 февраля она провела в одной комнате с Александрой Фёдоровной, в то время, когда Лили Ден и Анастасия устроились вдвоём в малиновой гостиной. Мария сильно простудилась, но взял с Лили Ден слово, что до приезда императора та ничего не скажет матери оставалась на ногах.

На следующий день, в 5 часов утра, Николай должен был прибыть во дворец, Мария ждала его выглядывая из окна, но император не появился. Чтобы успокоить великую княжну, Лили Ден сказала ей, что из-за трудного положения на дорогах поезд опаздывает, вызвав тем самым немалое удивление — подобного никогда не случалось ранее.

Вечером, 7:00, во дворец с сообщением об отречении Николая II приехал великий князь Павел Александрович. Сквозь неплотно закрытую дверь, Мария и Лили слышали как он практически кричал на императрицу, и та отвечала резко и коротко. Мария, по воспоминаниям Лили Ден была совершенно подавлена происходящим, но силой воли сумела взять себя в руки, и за чаем делать вид, что ничего не произошло, чтобы ещё больше не расстраивать императрицу.

8 марта граф Бенкендорф прибыл во дворец, с официальным сообщением, что император прибудет на следующий день, но семья отныне подвергается домашнему аресту. Марии и Ольге, уже выздоравливающей от кори, пришлось сообщить печальную новость сестрам и брату; Татьяна и Анастасия ничего не слышали из-за развившегося отита, и Мария писала им на бумаге. Ночь с 8 на 9 марта, она провела в малиновой гостиной вместе с Лили Ден; они не могли заснуть за полночь и лёжа гадали о том, что случится в ближайшее время.[35]

9 марта прибыл император. В тот же день у Марии поднялась температура, простуда грозила перейти в сильное воспаление лёгких, к чему прибавилась корь, видимо, она заразилась, ухаживая за сестрами. В течение нескольких следующих дней, Мария практически не приходила в себя, доктор Боткин опасался за её жизнь. Её дыхание приходилось поддерживать кислородной подушкой, в бреду великой княжне казалось, что «вооружённая толпа вломилась во дворец, чтобы убить мама».[36] У Марии несколько раз начинался отит, и она временно оглохла на одно ухо.

Но крепкий организм Марии смог побороть болезнь. После выздоровления, ей наконец сообщили об отречении отца, ей пришлось вместе со старшей сестрой Ольгой передать печальную новость сестрам и брату. Татьяна и Анастасия ничего не слышали после перенесённого отита, Мария писала им на бумаге.[21]

Великие княжны Анастасия, Мария и Татьяна Николаевны во время домашнего ареста в Царском Селе. Весна 1917 года.

Жизнь под домашним арестом текла достаточно размерено. Пришлось только сократить прогулки, и уменьшить количество блюд, подаваемых к обеду, так как толпившиеся за решёткой сада столичные жители часто встречали царскую семью свистом и криками, а меню их обедов публиковалось в газетах. Великие княжны сами готовили, вместе с прислугой носили воду для ванн, работали в саду — так проходило время, вместе с Алексеем, они продолжали учиться.

Обстановка в это время продолжала накаляться. Газеты обливали грязью низложенного императора и его семью. В защиту их вступился пролетарский писатель Максим Горький[12]:

Тобольск

В этих условиях временное правительство сочло за лучшее, чтобы семья бывшего царя покинула дворец. Керенский самолично обсуждал этот вопрос с Николаем II и Александрой Фёдоровной. Обсуждались разные варианты — в частности, Евгений Сергеевич Боткин, лейб-медик императорского двора, настаивал на Ливадии, доказывая, что в теплом климате Александра Фёдоровна могла бы чувствовать себя лучше.

Была также возможность направить царскую семью в Англию, на попечение Георга V, но тот, чувствуя себя на троне весьма непрочно, опасаясь недовольства подданных предпочёл отказаться. Этот официальный отказ вручил Керенскому посол Великобритании Джордж Бьюкенен.[12]

В кимоно. 1915 год

В конечном итоге, выбор остановили на Тобольске — городе, удалённом равно и от Москвы и от Петербурга и достаточно богатом. По словам наставника цесаревича Пьера Жийяра[24]:

	Трудно в точности определить чем руководствовался Совет Министров решая перевести Романовых в Тобольск. Когда Керенский сообщил об этом Императору, он объяснил необходимость переезда тем, что Временное правительство решило принять самые энергичные меры против большевиков; в результате, по его словам неминуемо должны были произойти вооружённые столкновения, в которых первой жертвой стала бы царская семья… Другие же, напротив, предполагали, что это решение было лишь трусливой уступкой крайним левому крылу, требовавшему изгнания Императора в Сибирь, ввиду того, что всем непрестанно мерещилось движение в армии в пользу Царя.

Практически до последнего дня дату и место, куда должны были отправиться Романовы, держались в секрете. В последние дни Романовых посетили генерал Корнилов и великий князь Михаил Александрович. С ним увидеться наедине пленникам не разрешили, все 10 минут разговора в комнате находился караул.

2 августа 1917 года поезд под флагом японской миссии Красного Креста в строжайшей тайне отбыл с запасного пути. Каждые полчаса по вагону проходил дежурный офицер в сопровождении часового, «удостоверяясь в наличии всех в нём помещённых…» Временному правительству посылались телеграммы с докладом.

Первая из них гласила[12]:

5 августа 1917 года специальный поезд прибыл в Тюмень. Семье следовало здесь пересесть на пароход «Русь», который должен был по реке Тоболу доставить их до места. В тот день была послана ещё одна телеграмма[12]:

После прибытия, царской семье пришлось прожить на пароходе ещё семь дней, дом бывшего губернатора спешно ремонтировался и приготовлялся к их приёму. Тобольское заключение в т. н. «Доме Свободы» не было тягостным для царской семьи. Продолжалось обучение детей — им преподавали отец, мать, Пьер Жийяр, фрейлина Анастасия Гендрикова. Гуляли по саду, качались на качелях, пилили дрова, ставили домашние спектакли. Учительница императорских детей М. К. Битнер вспоминала[38]:

	Она любила и умела поговорить с каждым, в особенности — с простым народом, солдатами. У неё было много общих тем с ними: дети, природа, отношение к родным… Её очень любил, прямо обожал комиссар В. С. Панкратов.[39] К ней, вероятно, хорошо относился и Яковлев… Девочки потом смеялись, получив от неё письмо из Екатеринбурга, в котором она, вероятно, писала им что — нибудь про Яковлева: «Маше везёт на комиссаров». Она была душою семьи.

Накануне Рождества выпало столько снега, что Пьер Жийяр предложил выстроить для детей ледяную горку. В течение нескольких дней, четыре сестры дружно таскали снег, затем Жийяр и князь В. А. Долгорукий вылили на неё тридцать вёдер воды.

На Рождество было устроено две ёлки — одна для царской семьи, вторая — в караульном помещении для прислуги и конвоиров. Узникам было разрешено посещать церковь при губернаторском доме, причём каждый раз при этом выстраивался коридор из сочувствующих.

Во время рождественского богослужения произошёл неприятный инцидент — один из священников возгласил «Многую лету» императорской семье, чем привёл в замешательство всех присутствующих. Епископ Гермоген тотчас отослал священника в Абалакский монастырь, но по городу пошли упорные слухи о готовящемся побеге царской семьи, режим содержания узников был ужесточён.[12]

Мария писала Зинаиде Толстой[40]:

	Мы живём тихо, гуляем по-прежнему два раза в день. Погода стоит хорошая, эти дни был довольно сильный мороз. А у Вас наверное ещё тёплая погода? Завидую, что Вы видите чудное море! Сегодня в 8 часов утра мы ходили к обедни. Так всегда радуемся, когда нас пускают в церковь, конечно эту церковь сравнивать нельзя с нашим собором, но всё-таки лучше, чем в комнате. Сейчас все сидим у себя в комнате. Сестры тоже пишут, собаки бегают и просятся на колени. Часто вспоминаю Царское Село и весёлые концерты в лазарете; помните, как было забавно, когда раненые плясали; также вспоминаем прогулки в Павловск и Ваш маленький экипаж, утренние проезды мимо Вашего дома. Как всё это кажется давно было. Правда? Ну мне пора кончать. Всего хорошего желаю Вам и крепко Вас и Далю[41] целую. Всем Вашим сердечный привет.

Екатеринбург

В апреле 1918 года Мария и Анастасия сожгли свои письма и дневники, боясь, что будет обыск их имущества.[42]

Императрица Александра выбрала именно Марию для сопровождения её и Николая II во время поездки в Екатеринбург.

В Царском Селе и Тобольске, Мария во время прогулок частенько заводила разговоры с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько детишек, сколько земли и т. п. Не осознавая опасности, она говорила, что она хочет долго счастливо жить в Тобольске, если бы ей разрешили прогулки снаружи без охраны.[18]

Примечания

1. ↑ KM.RU: Новости. Останки детей Николая II признаны подлинными
2. ↑ 1 2 3 The child is born! (англ.). Marie´s saucers (Her Imperial Highness Grand Duchess Maria Nikolaevna). Проверено 16 августа 2008.
3. ↑ А. Макеевич, Г. Макеевич. В ожидании престолонаследника. Цесаревич Алексей. ???. Проверено 18 августа 2008.
4. ↑ 1 2 3 http://www.alexanderpalace.org/2006alix/preface.html
5. ↑ В европейских источниках так зовут императрицу Марию Фёдоровну, жену Александра III, по имени, данному ей при рождении.
6. ↑ Здесь — «молодые фрейлины»(фр.)
7. ↑ «Придворные дамы» (фр.)
8. ↑ 1 2 M. Eagar. CHAPTER 2. CONCERNING THE WINTER PALACE. // Six years at the Russian court. — C. L. Bowman, 1906. — 283 с.
9. ↑ Livadia.org — фотоальбом и много полезной информации про Марию(англ.)
10. ↑ Massie (1967), p. 133.
11. ↑ Pierre Gilliard. Thirteen Years at the Russian Court. Проверено 14 марта 2007.
12. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 http://www.peoples.ru/family/children/m_n_romanova/
13. ↑ http://pravoslavie.domainbg.com/rus/11/carstvennye_mucheniki/diterihs.htm
14. ↑ http://www.peoples.ru/family/children/anastasia_romanova/index.html
15. ↑ 1 2 3 4 5 http://www.freewebs.com/mariessaucers/growingup.htm
16. ↑ В русских дворянских семьях по строго соблюдавшемуся правилу, дети всегда сидели за отдельным столом, и питались отдельно от отца и матери
17. ↑ http://bookz.ru/authors/diterihs-mk/diterihs01.html
18. ↑ 1 2 3 4 Биография, характеристика
19. ↑ 1 2 3 Vorres, Ian (1965), The Last Grand Duchess, Scribner. ASIN B0007E0JK0
20. ↑ http://www.alexanderpalace.org/eagar/V.html
21. ↑ 1 2 3 4 5 http://www.freewebs.com/anastasia_nicholaievna/herstory.htm
22. ↑ Царские дети. М.: Сретенский монастырь, 2003
23. ↑ http://www.alexanderpalace.org/russiancourt2006/
24. ↑ 1 2 3 http://www.alexanderpalace.org/2006pierre/
25. ↑ http://www.alexanderpalace.org/eagar/eagermain.html
26. ↑ Massie (1967), стр. 133
27. ↑ 1 2 http://www.russ.ru/teksty/rasputin_i_carskij_dom
28. ↑ 1 2 http://www.alexanderpalace.org/eagar/eagar.html
29. ↑ http://www.alexanderpalace.org/palace/2anna1.html
30. ↑ Bokhanov et al., стр. 125
31. ↑ http://fr-d-serfes.org/royal/olga.htm
32. ↑ http://www.rus-sky.com/history/library/kravtzova/
33. ↑ http://www.alexanderpalace.org/palace/mdiaries.html
34. ↑ Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных. М.: Сретенский монастырь — «Новая книга» — «Ковчег», 1999. ISBN 5-7850-0099-7. С. 299—300
35. ↑ 1 2 http://www.alexanderpalace.org/realtsaritsa/
36. ↑ http://www.romanov-kostroma400.ru/books/glava3.doc
37. ↑ Имелась в виду императрица Александра Феодоровна.
38. ↑ Буранов Ю. А., Хрусталёв В. М. Романовы: Уничтожение (гибель) династии. М.: Олма-Пресс, 2000. ISBN 5-224-01188-4. С. 330
39. ↑ Комендант дома в Тобольске, сменивший на этом посту Кобылинского.
40. ↑ http://www.alexanderpalace.org/palace/mariaexile.html
41. ↑ Дочь Зинаиды Толстой.
42. ↑ Maylunas and Mironenko (1997), стр. 613

Ссылки

• История характера в зеркале истории семьи, размышления и документы
• Мария Николаевна в Яндекс. Пресс-портретах

Wikimedia Foundation.2010.