Голоса Сибири. Выпуск третий (original) (raw)

Выпуск третий

Изящная словесность

Надо запретить абсолютно все слова. Исключить даже паузы.

Они слишком красноречивы. Молчание многозначительно.

Значит, следует запретить молчание…

Лешек Шаруга

Виктор Вайнерман

ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ

Рассказ

При движении снег хрустит под ногами через равные промежутки, как будто я, разминая кожаные краги, приподнимаюсь на носки. Хрум–хрум, хрум-хрум.

Изо рта валит пар. Тёплое пальто, рукавицы и нахлобученная по самые брови шапка не дают замёрзнуть. Да и мороз пока ещё только примеряется, как и за что ему получше ухватиться. Не мороз, а морозец. Шалун! Засыпал всё вокруг ледяной крупой, а «взрослое» солнце её высеребрило, заиграло на ней. Как много приятных ощущений! Хруст, блеск, ослепительная белизна. Лицо приятно пощипывает. Здорово! И эти упоительные зимние запахи! Почему-то на них особенно обращаешь внимание накануне Нового года: свежий - хвои, романтичный - апельсинов, сытный – пельменей. От желаний, вызванных запахами, кружится голова, а сердце замирает в предвкушении скорого праздника.

Хочется поозорничать, порезвиться. Мне – семнадцать, самое время почувствовать себя авантюристом. На носу первая зимняя сессия, а я согласился по-дедморозить. А что – заработаю немного – встречу Новый год, как люди.

В комнате у Надьки пахнет по-особому. Когда-то похожий запах я слышал в гримёрке Дворца пионеров. Сегодня Надежда поможет мне стать Дед-Морозом.

Я стою перед ней, ещё румяный.

- Да тебя и гримировать не надо, - шутит моя помощница. До сих пор я в упор её не видел. Ходит себе по университетским коридорам девушка как девушка. Ничего особенного. Впервые она стоит так близко ко мне. Слышу её дыхание и ощущаю всю. Прямо жаром пышет… Интересно, все девушки такие горячие? Подняла ко мне лицо. Взяла одной рукой за подбородок, чуть приподняла вверх, а другой стала плавными движениями, едва касаясь, что-то втирать в лоб и щёки. Приятно – не то слово!.. В школьном театре мы гримировали себя сами. Наш «грим» лишь слегка подправляла взрослая тётенька - руководитель нашего кружка. А тут – девушка… Сердце ёкнуло и упало вниз. Усиленно смотрю на люстру. Упавшее сердце колотится как сумасшедшее. Животом ощущаю мягкие прикосновения. От них учащается дыхание, и мне кажется, что Надька сейчас заметит, точнее, почувствует, с моей стороны ответные и вовсе не мягкие прикосновения… Она учится на четвёртом курсе и старше на шесть лет. Успела поработать до поступления, сходить замуж и развелась всего год назад. Мне почему-то стыдно показаться ей мальчишкой. Хотя – что в этом стыдного? Я и есть мальчишка. Но ведь она обязательно расскажет кому-нибудь, как я краснел, дышал, и стеснялся, и ничего не делал, когда это… ну, в общем… Да ещё и посмеётся надо мной. А я перед сокурсницами хочу слыть видавшим разные виды и смело действующим в любых ситуациях – филфак всё-таки. У нас на курсе из семидесяти студентов всего пятеро парней… Хотя какое дело Надьке и её четвертому курсу до нас? Мы для них ещё неоперившиеся птенцы…

Ладони сами собой ложатся на изящные изгибы, расширяющиеся к низу. Талия? Угум-с.

- Дедушка Мороз, убери, пожалуйста, ручки. А то Снегурочка будет сердиться…

- Извини, Надя. Вдруг упаду – хотел подержаться.

Надежда ещё какое-то время раскрашивает моё лицо. Приносит усы, бороду. Она решила не цеплять их на резинку, а приклеить. Чтобы всё было по-настоящему. Вдруг я ощущаю, что мягкие прикосновения стали плотнее. Надя прильнула ко мне всем телом. Одну руку она согнула в локте и положила мне на плечо, в другой кисточка. Она не то мажет виски клеем, не то наносит грим. Теперь двумя руками действовать неудобно – слишком близко. Не могу же я, ни с того, ни с сего, обнять Снегурочку. Разве что по-родственному… Кладу правую руку на то место, где Надькина спина прогибается и плавно переходит в… чёрт! как же назвать это место?.. и, неожиданно осмелев, прижимаю девушку к себе. Она смотрит мне в глаза долгим-долгим… бесконечным взглядом. Приподнимается на цыпочки и… и… тянется ко мне губами. Они горячие, мягкие и такие нежные. М-м-м… Долго целую каждую губку в отдельности, потом припадаю к ней, и пропадаю…

Вдруг Надя отрывается от моих губ и прячет голову у меня на груди:

- Постой. У меня голова кружится.

Я испуган. У неё даже голос тоньше стал, и звучит так жалобно. Смотрю за спину Наденьки, вижу стул и осторожно усаживаю мою Снегурочку.

- Дать воды? Тебе плохо?

- Немножко. Пожалуйста…

Подаю стакан и вижу искорки в мелькнувшем Надькином взгляде. Что это? Насмешка? Я что-то сделал не так? Может, обидел чем?

- Всё. Спасибо.– Она прокашлялась. – Так. Ну-ка садись за стол. Молодец. Я уже почти закончила тебя гримировать. Сейчас займусь собой, а ты пока повторишь текст.

На её щеках, даже на носу, на шее – следы ярких дедморозовских поцелуев…

Утренник в детском саду, потом ещё один. Хороводы вокруг сверкающих огнями разукрашенных ёлок. Конкурсы, вручение подарков. Потом нас везут в детский дом. Там программа повторяется.

Уф-ф… На сегодня всё. Мы устали. Приезжаем обратно. Надька холодна. А я жду продолжения! Я ждал его весь день! Утренний поцелуй растревожил моё воображение. Но Снегурочка протягивает флакон со смывкой, вату и отворачивается к своему зеркалу.

- Надь! Пойдем вечером на танцы.

- Как же сессия?

- Да куда она денется?

- Твоя, может, и не денется, а мне надо заниматься. Завтра утром приходи, как договорились. Помогу тебе загримироваться.

Это звучит как обещание! Обнадёженный, ухожу. Вечером не могу уснуть, кручусь, вздыхаю. Вспоминаю запах Надькиной кожи и вкус поцелуя. Я целовался с женщиной, не с девчонкой какой-нибудь. Она знает, чего хочет. А я? Вдруг облажаюсь в самый ответственный момент?

Завтра всё повторяется, правда, с некоторыми приятными отличиями. Мои руки не просят убрать с талии. И поцелуи начинаются значительно раньше. Они длятся также долго и томительно-сладко. Но едва мои пальцы начинают двигаться по направлению к груди, Надька снова отстраняется, и я опять слышу:

- Постой… постой. Голова сильно кружится.

Снова сажу на стул, даю воды. На этот раз опускаюсь перед ней на корточки, кладу руки на её коленки и смотрю в глаза. Что-то здесь не так. Но она старательно прячет взгляд. Кто бы научил – как себя вести в подобной ситуации?..

И снова - утренники, утренники, утренники.

Надька согласилась встретить вместе со мной Новый год! Ура!

Хотя и не вдвоём. Да и к лучшему. Что с ней делать – вдвоём-то?.. На этаже народ разбился на смешанные компании. Вместе держатся только девчонки из Киргизии. Они пригласили в гости парней из города, закрылись, и мы их не видели до вечера 1 января. Наша комната на пять человек опустела. Трое уехали по домам в область. Серёга Охотников, мой сосед, позволил третьекурсницам уговорить себя встретить Новый год с ними. Он со своей гитарой и в обычные дни нарасхват. Вечерует только с теми, кто ему приятен. Если разговор не нравится, или не Серёга вдруг оказывается в центре внимания, обрывает музыку на середине песни, встаёт и уходит. Сегодня Серёга, судя по составу компании, засидится допоздна. Девчонки в 536–й комнате совершенно без комплексов. Чёрт! Зачем же он ключ от комнаты уволок? И куда я дел свой? Ладно, потом разберусь…

Весело у старшекурсниц. Вроде, небольшая у нас разница в возрасте, а не сравнить с вчерашними школьницами. Даже комнату украсили так уютно, что и уходить не хочется. Салфетки повсюду вышитые. На постелях – красивые покрывала. На книжных полках – разноцветные маленькие фигурки из прозрачного стекла. На столе – не кухонная клеёнка, а домашняя тканая скатерть. И посуда не с надписью «Общепит», а тонкой работы. Ёлочные украшения вроде, тоже развешены, но мишура, шары, гирлянды подобраны совсем иначе, да и висят по-другому, не как у всех. В чём отличие? Да по-взрослому как-то… Даже выпивка, закуска – не то, что у нас. Никаких тебе килек в томатном соусе и портвейна «три семёрки». А наши вчерашние школьники даже на Новый год портвейн закупили. Шампанского взяли всего пару, а дешёвых «огнетушителей» набрали, кто сколько унёс...

Посидели мы, встретили Новый год, покричали, позагадывали желания, поели-попили. Включили музыку, зажгли свечи. Танцы.

Прижимаю к себе Надю, касаюсь губами её волос над ухом.

- Надь, а Надь… а у меня в комнате никого нет. Пойдём ко мне?

Она молчит какое-то время. Смотрит, чем занимаются девчонки. Убедившись, что они не обращают на нас внимания, слегка пожимает мне руку. Танцуя, мы потихоньку приближаемся к двери и быстро выскальзываем в коридор.

Моя комната - у окна в самом конце. Держу Надину ладошку в своей. Идём не спеша. Только бы никто не встретился. Потом замучают вопросами – что, да как… Со всех сторон – музыка, взрывы смеха, звон посуды. Почти дошли. О-па! Распахивается дверь напротив и, гремя гитарой, в коридор выплывает Серёга. Подхожу к нему.

- Серый, где ключ?

Серёга смеётся и качает головой, склоняясь над гитарой. Надюха стоит рядом и с иронией разглядывает его. Серёга подмигивает ей, делает мне знак приблизиться и шепчет на ухо:

- Я буду здесь. Покараулю… Сейчас девчонки подойдут.

Благодарю друга и вместе с Надей исчезаю в комнате.

На всякий случай изнутри подпираю дверь столом. Теперь я уже не могу не видеть его обшарпанную до ветхости поверхность. Стыдно перед гостьей. В центре стола стоит большая оплетённая бутылка из-под «Гымзы» с сырой водой. Рядом в куче хлебных крошек лежит чёрствая полубулка хлеба, к которой мы с ребятами припадали ещё сегодня утром.

Зато у нас посредине комнаты установлена маленькая ёлочка. Молодец Пашка! Уехал домой, а о друзьях позаботился. Она только начинает оттаивать, и щедро пахнет морозом и смолой. Эти ароматы – единственное украшение нашего студенческого жилища.

Забираемся с Надей на сдвинутые кровати. Она быстрым движением пододвигает подушку к центру. Я делаю то же самое. Мы ложимся лицом друг к другу.

- Прямо как на супружеском ложе…

Луна заглядывает в окно, и я вижу Надину чуть горькую улыбку. Ляпнул, не подумавши: человек же недавно развёлся. Ещё решит, что я намекаю, воспримет, как издёвку. Глажу её по волосам, провожу по щеке. Она ловит мою руку и целует ладонь...

Вскоре у неё снова закружилась голова. Но на этот раз я не иду за водой. В конце концов, она лежит в постели, значит, не упадёт. На мгновение отстраняюсь и вопросительно смотрю Наде в глаза. Мои дальнейшие действия могут быть восприняты, как подлость: я собираюсь в полной мере воспользоваться её слабостью. Знать бы ещё, как да что… Неожиданно Надя сама тянется ко мне, шепчет:

- Глупый…

…Сколько времени мы проводим в путешествиях друг по другу, сказать невозможно.

Вдруг – грохот! Кто-то пытается открыть дверь. Грубо так ломится.

- Стой! Не лезь туда! Там целуются.

Серёгин голос. Получив такую ценную информацию, неизвестный обрушивается на дверь всем телом. Стол отъезжает в сторону. Я не успеваю прикрыть ни себя, ни Надюху. Вспыхивает свет. Виталий. Тот самый! Вот гад! Он учится с Надей на одном курсе. Парень неприятен многим. Глаза хищно смотрят из-под густых бровей. Длинный нос. Губки неестественным бантиком. К тому же сильно пьёт, и когда напивается, вечно затевает драки. А мне от чего-то становится легче. Здесь-то я не стану ломать голову над тем, как себя вести, задумываться, играются со мной, как кошка с мышкой, или нет. Между мужчинами всё ясно и просто. Словно катапульта выбрасывает меня из кровати. Хватаю стул и с размаху обрушиваю его на Виталия. Нечего ломиться, куда не следует. Предупреждали ведь! При этом из меня изрыгаются жуткие матерные слова, выученные за месяц пребывания на практике в колхозе. Серёга вытаскивает ошеломлённого Виталю в коридор и закрывает за собой дверь. Смотрю на Надежду и понимаю, что произошло непоправимое. Она такая бледная... Заправляет нарядную белую блузку в наспех надетую юбку, одновременно пытаясь попасть ногами в туфли. Поправляет волосы и быстро направляется к двери.

- Надя!

Резкий поворот в мою сторону, колкий взгляд.

- Guod licet Iovi, non licet bovi…

Смыл незнакомых слов не доходит до моего сознания, но заставляет остаться на месте. Это по-английски? Немецки? Французски? А! скорее всего, это латынь. У нас латынь только началась. Мы ещё не дошли до пословиц и поговорок. Дурацкая ситуация. Только что чуть сам в обморок не падал, когда у девушки голова кружилась, и вдруг, после такого трепетного отношения – мат. Конечно, она обиделась. Но я же не знал, как себя вести! Всё-таки меня уели. Досадно!

На утро раздобыл у девчонок со второго курса тетрадку с пословицами. Вот и перевод. «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». Кто Юпитер – Виталий? Или он – бык? И если ему позволено материться при даме и вламываться, когда люди целуются, то почему я должен терпеть такое поведение? А, может быть, это я Юпитер и мне не позволено материться при даме?.. Оно, конечно, ни тому, ни другому не позволено. А что, если Виталий и Надька… И она расстроилась из-за… Не может быть!..

Так. Кажется, теперь у меня с головой не всё в порядке…

Эх, чёрт возьми! Что нынче за головокружительный Новый год. Не знаешь, радоваться или огорчаться.

…Почему-то первого января снег под ногами хрустит не так вкусно. Солнце по-прежнему играет с морозом. Но первого января оно серебрит ледяную крупу уже равнодушно, буднично как-то. Блеск закончился у светила, или подустало? Или морозец подрос, и играть с ним теперь не так интересно? Острые запахи хвои и апельсинов притупились и сильно отдают бензиновыми выхлопами, табачным и водочным перегаром. Пельменный дух валит из каждой закусочной и вызывает отвращение. Да, мороз, действительно, нашел себе точку опоры и жёстко давит на землю. Особенно достаётся всему живому. Тёплая одежда не спасает. Кажется, с каждым вздохом мороз вымораживает частицу внутри. Всё тепло сосредоточилось в области сердца. А в сердце – Надюха. «Ах, Надя-Наденька, мне за двугривенный в любую сторону твоей души», - доносится из общежитских окон.

Если бы так!