Татьяна ЛИЧМАНОВА (original) (raw)

О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Для авторов
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.

Редсовет:

Вячеслав Лютый,
Алексей Слесарев,
Диана Кан,
Виктор Бараков,
Василий Киляков,
Геннадий Готовцев,
Наталья Федченко,
Олег Щалпегин,
Леонид Советников,
Ольга Корзова,
Галина Козлова.

"ПАРУС"
"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
РОМАН-ГАЗЕТА
"ПОЛДЕНЬ"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
XPOHOC
ФОРУМ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА
Славянство

Татьяна ЛИЧМАНОВА

Образ ребенка в творчестве А. Н. Варламова

Образ ребенка в творчестве А. Н. Варламова занимает особое место. Он многогранен, сложен и несет большую смысловую нагрузку. Ребенок у Варламова — это и малое дитя, которое нужно спасти и защитить, и Божий дар, символ новой, преображенной жизни. Кроме того, появление в прозе Алексея Варламова образа ребенка обусловлено автобиографичностью многих его произведений, в частности, романа «Купавна», в котором описывается жизнь мальчика Колюни. В одном из интервью писатель признался, что «роман во многом построен на фактах и документах» его семьи [1]. Автобиографичным является и сюжет повести «Рождение».

Неоднократно в своих произведениях А. Варламов наделяет ребенка даром предчувствия смерти. Так, маленький Колюня ощущает присутствие какого-то существа: «Иногда он просыпался посреди душной… ночи, и ему чудилось, что ожили картинки на тканых ковриках и невидимое, неведомое существо очутилось в комнате. Оно стояло и шевелило тени на стене, отражалось бледным светом в зеркале; на ощупь высокое, гибкое, оно наклонялось над мальчиком и прикасалось к разгоряченному телу, холодком скользило по рукам и животу, по волосам, по лицу, и от этой ласки он каменел, не было сил ни плакать, ни звать бабушку, а была только ровная, покорная безучастность». Позже, на похоронах, мальчик «почувствовал — прямо, здесь, днем — его присутствие, оно прошло мимо, коснувшись взметенной пылью лба и живота, и от этого в животе стало больно… теперь он знал, кем оно было». Семилетний Тезкин (роман «Лох») тоже способен чувствовать приближение смерти, и образ умершей от туберкулеза воспитательницы часто видится ему знаком неминуемого конца человеческой жизни.

Так же, как и Тезкину, маленькой Маше («Затонувший ковчег») на грани жизни и смерти снится умершая мать, которая спасает девочку своими наставлениями. Возможно, через способность видеть потустороннее автор передает хрупкость и чистоту детской души, одновременно показывая беззащитность ребенка перед неумолимыми законами окружающей действительности.

В то же время А. Варламов оставляет за юным героем право исключительности, непохожести на других. Так, маленького Колюню «Бог весть отчего так мучила… тайна начала и конца, почему оставались к ней равнодушными и заводила Артур, и ученый кролик Сережа, и ябеда Гоша, почему могли безмятежно барахтаться в куче песка, гонять на велосипедах, толкаться, драться, шкодить, объедаться до рези в животе незрелыми ягодами и врать по пустякам, но только душу белоголового, похожего на девочку с его длинными ресницами и глубокими глазами Колюни она иссушала».

Зачастую в произведениях А. Варламова ребенок помогает главному герою или героине преобразиться, стать лучше. Такое преображение мы видим в Сане Тезкине, когда он узнает о том, что Маша беременна от него. Известие ошеломило героя: «Весь мир переменился, стали мелочными и незначащими вещи, еще вчера занимавшие его ум. Он вдруг ощутил, что отныне жизнь обретет тот смысл, которого ей недоставало прежде… Ему захотелось помолиться Богу в теплой и бессознательной благодарности за то, что мир так устроен и женщина может родить ребенка, а мужчина стать отцом». Саня готов на все, готов переступить через себя и жить с нелюбимой женщиной, только чтобы Маша сохранила ребенка.

Изменяется и главный герой повести «Рождение». От эгоцентричных мыслей о том, что «жизнь кончится, кончится в тридцать шесть лет, толком и не успев начаться… и та радость жизни, те удовольствия, которые он так ценил, его независимость и покой, — все у него отнимется …», мужчина приходит к прямо противоположному выводу: ему нужен «этот ребенок, этот младенец, которого он за полтора месяца полюбил, и что бы с ним ни было, что бы ни ждало его в будущем, больной ли, здоровый, это его сын, и никого он не будет любить так, как его». Герой прикладывает все силы, чтобы отстоять жизнь новорожденного сына: дежурит в коридоре больницы, приходит в церковь «попросить далекого и чужого Бога» о спасении своего чада. Именно ребенок способствует преображению героев, сближает мужчину и женщину.

С этой точки зрения интересно сопоставить варламовских героев с Андрианом Селивановым из «Третьей правды» Л. Бородина. [2]

Началом перелома в мировоззрении Андриана становится нареченное отцовство, порученное ему умирающим дворянином, отцом Людмилы. Чувство ответственности, забота о Людмиле, а затем и о дочери Ивана и Людмилы — Наталье, к которой Андриан «прилепился сердчишком…», которую «баловал… мехами, как королеву, разукрасил… без гостинца не приезжал», изменило Селиванова. За все время, которое Иван Рябинин провел в лагерях, Селиванов, по сути, жил для Натальи. Но когда Рябинин вернулся, «что-то хрустнуло в жизни Андриана Никонорыча… он вдруг потерял интерес к тайге». Тайга, занимавшая главное место в жизни Селиванова, бывшая чем-то «целым, единым, живым, от него неотделимым…», теперь отошла на второй план, уступив место чему-то более важному, а именно — его отцовству, которое пошатнулось с момента появления Ивана: «Иванову дочку и внучонка до недавних пор считал своими… Теперь, с возвращением Ивана, кто он им? Пусто стало. Больно».

Именно через отцовскую любовь Селиванов приходит к постижению другой правды, в которой признается: «Убиец я!». Признание Селиванова свидетельствует о его «духовном выздоровлении», и, по словам Ю. Павлова, именно «в запоздалой отцовско-дочерней любви Оболенских Селиванов находит ту правду, которая сильнее смерти». [3]

Для варламовских героев идея собственного ребенка является первостепенной, физическое берет верх над духовным, что отличает их от Андриана Селиванова, для которого фактор кровного родства не играет никакой роли, а важно простое сострадание, простые человеческие чувства.

Следует обратить внимание и на то, что А. Варламов придает принципиальное значение чистоте отношений между мужчиной и женщиной. Только соблюдение чистоты и верности позволяет героям надеяться на возможность завести ребенка. Так, в романе «Лох» невинная Катя отдается фельдшеру для того, чтобы спасти любимого Саню. Но одновременно этот поступок мешает Кате быть вместе с Саней и иметь детей, так же, как и самому Тезкину, который с самой ранней юности начал блудить. Даже аборт Маши рассматривается двояко: с одной стороны, автор показывает изуверство людей, с другой — проводит мысль о том, что Тезкину не суждено стать отцом. И даже воссоединив двух любящих людей (Саню и Катю), автор не дает им возможность продолжить род. Вскоре Тезкин умирает.

Идея чистоты физического слияния прослеживается и в «Рождении». В конце повести автор как бы приоткрывает завесу личного, интимного, и мы узнаем, что женщина до брака оставалась непорочна: «Он (герой. — Т. Л.) был тогда убежден, что не первый ее мужчина, и в душе с этим смирился, но она оказалась девственницей…». Автор недвусмысленно указывает на то, что лишь сохранившие себя в чистоте достойны иметь детей.

Однако абсолютизация идеи физической чистоты иногда заслоняет духовный смысл жертвенности — более того, превозносит героев над другими людьми. Автор, к сожалению, следует здесь не духу, а букве нравственного закона. Тем не менее, можно с уверенностью сказать, что тема ребенка в творчестве А. Н. Варламова играет важнейшую роль в раскрытии духовного потенциала героев.

Библиография:

1. Варламов А. Проблема отцов и детей — это путь от конфликта к примирению, а не наоборот. Электронный ресурс: www.religare.ru/2\_33607.html

2. Бородин Л. Третья правда. — М.:Московский учебник, 2007.

3. Павлов Ю. Духовные искания личности в повести «Третья правда» Леонида Бородина / Проблемы духовности в русской литературе и публицистике XVIII–XXI веков. — Ставрополь, 2006.