Александр ГОЛУБЕВ (original) (raw)

Александр ГОЛУБЕВ

Девушка в черном капюшоне

Рассказ

Глава первая

Наш крохотный пароходик едва возвышается над причалом, видна только его рубка, вся в потеках ржавчины и желтая короткая мачта.

Сам он в длину не больше тридцати метров и в два свои грузовые трюма может принять сорок тонн мороженой рыбы.

Имя нашего судна соответствует его скромным размерам - «Навага».

«Навага» беспорядочно бродит между поселками и портпунктами восточного и западного побережья, завозит туда продукты и товары первой необходимости, и забирает мороженую рыбу с частных перерабатывающих заводов.

Обычно рейсы длятся не очень долго – дней десять, или около того.

Всю вторую половину декабря давят морозы. Бухту сковало льдом, и «Наваге» пробиться к причалу после каждого рейса становится все тяжелее.

Сегодня днем мы прошли мимо «домашних» скал «Братья», охраняющих вход в бухту, и с полного хода врубились в край сплошного ледяного поля в том месте, где замерзшая полынья громоздилась бесформенными торосами. Идти по такой заторошенной полынье еще хуже, чем по целинному льду, но выхода у нас не было, фарватер в этом месте сужался до предела.

Восемь часов без передышки и остановки мы бились во льдах.

Все собравшиеся на мостике с надеждой высматривали – где же она, где та самая трещина, присыпанная снегом, через которую можно протиснуться, пробиться хотя бы еще на несколько метров.

Отрабатывали назад, пятясь по крохотному каналу чистой воды за кормой, и тут же «полный вперед». Судно выползало носом на ледяное поле и застревало.

Снова работали задним ходом и пятились, пока не упирались кормой, полный вперед, удар…

Скрежет металла, крошащего лед, треск и содрогание корпуса, врезающегося в торосы, загнанное биение главного двигателя на предельных оборотах – все это было реальностью только для нашего экипажа.

Для всего остального мира «Навага» была всего лишь крохотной черной точкой, застывшей посреди белого ледяного поля.

Тяжелые льды.

И вот, наконец, мы прорываемся к своему причалу.

Лет пятнадцать назад к нему швартовались океанские лайнеры со всего Дальнего Востока.

Морской вокзал Командорска шумел, сверкал огнями, ресторан на втором этаже оглушал музыкой местных «лабухов», за рубль исполнявших хоть «Мясоедовскую», хоть «Калифорнию»...

А сейчас большое трехэтажное здание превратилось в угрюмые развалины с выбитыми окнами и пустыми дверными проемами, и ни одной живой души не было на причале.

Не очень-то весело на это смотреть, особенно когда возвращаешься из двухнедельного транспортного рейса. Перед тобой будто мертвый, брошенный жителями город.

«Навага» уперлась форштевнем наискосок к причалу, и работала винтом попеременно то вперед, то назад, чтобы выгнать битый лед, плавающий между бортом судна и берегом.

Минут через пятнадцать мы заводим швартовые концы и прижимаемся вплотную к причалу.

Не дождавшись установки трапа, на берег спрыгивает судовой повар, большой любитель побаловаться пивком.

Этим летом мы стояли в небольшом рыбацком поселке под погрузкой мороженой неркой.

Проснувшись среди ночи, я вдруг понял, что мне жутко хочется пива.

Полчаса пролежал с закрытыми глазами, пытаясь заснуть, но мое воображение рисовало запотевшую стеклянную бутылку и полную кружку с шапкой пены.

Я включил свет и посмотрел на часы – три часа ночи. Сопротивляться зову души было бессмысленно, я оделся и, пройдя в четырехместный кубрик напротив моей каюты, растолкал повара:

- Кондей, пива хочешь?

Толком не проснувшись, повар промычал:

- Пива? И ты еще спрашиваешь!

Не меньше часа мы бродили по неосвещенным поселковым улицам, разыскивая хоть какой-нибудь ларек, перебудив всех окрестных собак. Лай стоял на всю округу.

Наконец наткнулись на темный зарешеченный павильон, достучались до спящей продавщицы и все-таки добились своего - купили пива.

Повар был доволен больше меня:

- Еще захочешь пивка, - буди в любое время!

Вот и сейчас Толик бежит в круглосуточный магазинчик за угол морвокзала, чтобы поскорее приободрить себя глотком напитка, название которого он переиначил по-своему, переименовав в «Старый тельник».

Хотя, как я подозреваю, глотком только пива тут дело не обойдется.

Он оборачивается и кричит мне:

- Старпом, тебе взять бутылочку?

- Не надо, я поеду домой.

Я спускаюсь в свою каюту. Каюта в самом носу судна, она настолько мала, что мимо стола можно пройти только боком.

Койка втиснута в нишу под трапом, поэтому если кто-то проходит по нему, гул железа раздается над самой головой.

Я снимаю с себя рабочий свитер и брюки, насквозь пропитавшиеся судовыми запахами: солярки, пеньки, пота, нитрокраски, подтухшей рыбы и всего того, что составляет полный букет ароматов каждого каботажного моряка.

Достаю из рундука джинсы «Wrangler», которые покупал в супермаркете города Хакодате в лучшие для меня времена, батник из того же супермаркета, заматываю горло шарфом, надеваю старенькую куртку «Пилот», и проверяю ключи от машины.

Теперь можно и домой.

Ночь ясная, снег хрустит под ногами, натоптанная от причала к дороге тропинка узкая и глубокая.

Я выхожу к большому освещенному ангару, расположенному на территории морского порта.

В ангаре автостоянка и уходя в рейс, я оставляю здесь свою машину. Это очень удобно – всего пара минут ходьбы, и ты можешь ехать в любое время дня и ночи.

Внутри ангара бродит охранник – одетый в зеленый камуфляж бородатый пенсионер.

- Здорово, Никитич!

- Привет морякам! Пришел с рейса, значит? Как сходили?

- Да так, по-разному было. Зима.

- Да уж, что зима, то – зима. Машину забирать будешь?

- Буду. Посмотри, сколько я там задолжал, сразу расплачусь.

Мы заходим в балок, обдает жаром от самодельного электрического козла.

- Все оплачено, еще три дня в остатке, так что никакого долга нет,- мусолит тетрадный лист Никитич.

- Ну, тогда я поехал. Всего хорошего.

Моя «тачка» стоит в самой глубине ангара. Белый скругленный корпус, темные тонированные стекла. Преданно вякает сигнализация, радушно моргают фары.

В салоне холодно, едва чувствуется запах ароматизатора.

Ничего, сейчас прогрею двигатель, будет тепло и уютно. Поворачиваю ключ - как всегда, завелась с пол-оборота.

Музычку.

Вайа Кон Диас в самый раз будет. Блюз – это то, что мне сейчас надо.

На огороженную площадку перед моим домом, где я обычно оставляю машину на ночь, не проехать – после пурги ее так и не расчистили. Приходится парковаться за забором.

В круглосуточном магазине, под загадочно-восточным названием «Бавхаз» я покупаю бутылку водки, кольцо полукопченной колбасы, свежего хлеба, банку маринованных огурцов и пучок зеленого лука.

В моей однокомнатной квартире воздух застоявшийся и теплый. Открываю форточку на кухне.

Батареи горячие, что по нынешним временам уже почти счастье. Отключенный холодильник обескуражено приветствует меня открытой дверцей – и рад бы угостить, да нечем.

Быстро переодеваюсь во все домашнее и на кухню. Времени терять не стоит.

Так. Теперь извлечь огурчики из банки, и на тарелочку.

Сполоснуть под краном лучок, и положить туда же. Готово.

Снять шкурку с колбаски, и колечками, колечками, разложить на блюдце.

Последний штрих – нарезать ломтями хлеб, и в плетенку посреди стола.

Можно и начинать. С треском скручиваю башку водочной бутылке и наливаю стопку.

Ну, за приход! Чтобы каждый раз мы все-таки могли пробиться сквозь лед к своему причалу, как бы тяжело это нам ни давалось!

Закусить бутербродиком – кусочек хлеба, огурчик, колбаска, а сверху зеленый лучок. Хорошо!

В комнате бесцеремонно зазвонил телефон.

Ну, кто может звонить в час ночи?

- Да, слушаю.

- Приветик, солнышко! Ты еще не забыл свою киску?

Эх, Валя-Валентина, что же тебе не спится?

- Что ты, как же я могу тебя забыть. Вообще-то я только что вошел, еще и раздеться не успел.

Если она приедет, прощай отдых, и здравствуй бессонная ночь. Валька будет пить часов до четырех, требуя музыки и веселья.

- Но ты понимаешь, киса, рейс был тяжелым, да и простыл я что-то…

И я натужно кашляю в телефонную трубку.

- Ничего, мой сладенький, я сейчас приеду на таксо и быстренько тебя подлечу. Водочки с собой вот только возьму.

- Не надо! Валь, я серьезно – мне надо хорошо поспать, завтра с утра выгрузка. Давай попозже созвонимся, тогда ты меня и вылечишь, договорились?

- Ты не один? Что, кого-то привел? Я все понимаю, не дура! Больше мне не звони…

Гудки.

Я возвращаюсь на кухню. Снова телефонный звонок. Да кто там еще?!

- Алле, солнышко, ты мне сейчас не звонил?

- Нет. Я же сказал тебе, что…

- Ну, так и не звони мне больше. Никогда.

Снова сажусь за стол. Настроение слегка подпорчено, но - как говорил один мой приятель: «Никто не может привести нас в хорошее настроение, кроме самих себя!»

Что я и пытаюсь сделать, налив вторую стопку водки.

Глава вторая

За утренней выгрузкой «Наваги» из окна джипа «Ниссан-Патрол», наблюдает наш хозяин по прозвищу «Паха».

«Паха» то ли вор в законе, то ли просто местный авторитет, этого никто из экипажа точно сказать не может, но одно мы знаем наверняка – наш пароходик, взятый им в аренду у судовладельца, работает на местный воровской «общак».

Зарплату нам «Паха» не выдает и, судя по всему, это мероприятие не входит в сферу его «чисто конкретных» понятий.

Мы существуем за счет тех денег, которые берем за погрузку и выгрузку трюмов с коммерсантов. Получается не то чтобы очень уж хорошо, но пока жить можно.

На причал подъезжает «Камаз» с пустым сорокафутовым контейнером и сдает задним ходом до тех пор, пока не упирается в платформу, на которую будут ставить поддоны с ящиками мороженой рыбы из нашего трюма.

Трюма уже открыты, можно начинать выгрузку. Если все пойдет нормально, к обеду закончим.

Все, кроме капитана, участвуют в грузовых работах. Механики в трюме, боцман управляет лебедками, а я с поваром и начальником радиостанции лезу на ту самую платформу, к которой подогнали контейнер.

Второй помощник капитана отвечает за прием и сдачу продукции, он тальманит, отмечая количество выгруженных ящиков с мороженой рыбой.

Каждый ящик весом в тридцать килограммов, взваливаешь на плечо и бегом в дальний конец контейнера. На каждого из нас в конце выгрузки придется по пять тонн перелопаченного вручную груза.

Но это потом, а сейчас выгрузка только началась, и за нами бдительно наблюдает из окна своего серебристого джипа «Паха», хорошо ли мы работаем, и не нужно ли с кем-нибудь из нас разобраться.

После выгрузки мы собираемся в крохотной кают-компании. Второй помощник раздает заработанные деньги – по сто баксов на брата.

За месяц сумма набегает под восемьсот долларов – не слишком много, но нас устраивает, ведь мы не болтаемся месяцами в море, а почти половину времени проводим на берегу.

Пора и обедать.

Кондей накладывает нам свое фирменное блюдо – макароны «по-флотски». Аппетит после работы на морозном воздухе зверский, и мы уплетаем макароны, густо полив их кетчупом.

В кают-компанию заходит «Паха». Что ни говори, а мужик он здоровый – плечистый, коренастый.

Человек-валун.

- А где кэп? Че молчите? Старпом, он что, опять на кочерге?

«На кочерге» означает в запое, но даже, если это и так, докладывать об этом «Пахе» я не собираюсь, и отвечаю неопределенно:

- Да нет, просто отдыхает.

«Паха» по-хозяйски сбрасывает с себя кожанку, и идет обедать. На нем клетчатая рубаха, закатанная до локтей.

Ширококостные ручищи с синей татуировкой внушают ассоциации, связанные с лесоповалом и лагерной пайкой.

Он протискивается на камбуз, чтобы самому набрать второго, и появляется обратно с самой большой, которую только нашел в сушке для посуды, чашкой, доверху наполненной макаронами.

- Ну, че, мужики, как хавчик? Жалобы есть?

Жалоб ни у кого нет.

«Паха», удовлетворенно хмыкнув, начинает заглатывать и смачно пережевывать «хавчик»:

- Короче, пару дней простоите без работы, а там может еще чего подвернется. Так что пока курите бамбук!

- А, какие люди у нас!

Из своей каюты, чуть покачиваясь, выходит Алексеич – капитан «Наваги»:

- Отец родной, кормилец!

«Паха» молча ест макароны, не обращая на капитана никакого внимания.

- Ты зарплату экипажу собираешься выплачивать, кормилец, или мы на тебя за так должны горбатиться? Или ты думаешь, что если ты бандит, то я молчать буду? Ну, нет. Сегодня же пойду к генеральному директору, и вопрос поставлю ребром – или ты нам платишь, или пусть забирает судно из аренды!

- Слышь, Алексеич, шел бы ты к себе в каюту, да проспался…

- А ты мне на моем судне не указывай, что мне делать. Здесь я капитан, понятно?

- Да ты успокойся. Конечно, ты. Пока еще ты капитан. А вот, сколько ты им еще будешь, тут надо подумать.

- Да ты мне…угрожаешь, что ли? Мне, ллойдовскому капитану? … Стармех, тут где-то молоток валялся, дай его мне! Вот, кормилец, видел? Только суньтесь, сразу по башке бить буду…Или по лобовому стеклу! И сегодня же к генеральному пойду, сейчас же…Дожился, на бандюков батрачить приходится…Во, страну довели, подонки! Старпом, если меня будут спрашивать, я в конторе…И газетку дайте, молоток завернуть, не ехать же так в автобусе…

Уже вечер, экипаж разбрелся кто куда, и только мы с боцманом Женей сидим в кают-компании и пьем чай с крекерами. Тихо бубнит телевизор.

Боцман у нас из продвинутых. Ему двадцать восемь, он образован и слегка аристократичен, насколько это позволяют судовые условия.

Пару лет они с женой держали тату-салон, в который захаживали клиенты из числа великовозрастных деток местного «высшего общества».

Но потом этих салонов развелось как чаек на городской свалке, и Женя с женой прогорел. Пришлось ему вспоминать о старой профессии.

- Старпом, ты не хочешь познакомиться с приличной женщиной?

- Да нет, спасибо. Я только что от одной избавился.

- Это от какой, от Вальки, что ли? Тоже мне, приличную нашел. Я тебе говорю не о морячке кабацкой, а о приличной женщине.

- Ты думаешь, у нас еще такие остались?

- Да ладно, тоже мне, циник нашелся. Таких еще знаю я, как говорят одесские евреи. Ты просто не там знакомишься.

- Предлагаешь наведаться в консерваторию?

- А что? Послушал бы Гайдна.

- Вот иди и слушай. А я лучше в пивбар с кондеем схожу. Там шашлык и публика не такая изысканная.

- Ну, ладно. Не хочешь в консерваторию, сходи в областную библиотеку.

- Боц, если ты на мне пытаешься оттачивать свой проржавевший юмор, то это не очень удачная идея. С утра я тебя загоню на мачту шкрябать краску, там и посмеешься.

- Да я серьезно. Вот пригласительный билет. Завтра в восемнадцать часов новогодний вечер. Все как в ресторане – столы, выпивка, закуска, только публика поприличнее. И учти - для тебя все это бесплатно.

Я подозрительно смотрю на него и интересуюсь:

- А сам почему не идешь?

- Жена заболела. А одного меня не пускает, я бы пошел.

- Ладно, давай свой пригласительный.

- Да, и еще вот что. Это не просто вечер, а что-то вроде бала-маскарада. Найди какой-нибудь прикид поприкольнее.

- Женя, ты меня сегодня убить решил? То библиотека, то бал какой-то! Да что же я надену на этот маскарад, блин?

- Не знаю, старик. Порви тельняшку, на глаз черную повязку натяни,- будешь пиратом. Или не ходи вообще, мне по барабану. Решай сам.

Глава третья

В концертном зале областной библиотеки стоит острый запах свежей хвои.

Я сижу за столом между двумя дамами бальзаковского возраста.

Дама слева имеет вид доброй волшебницы из Страны Озз – пышное платье с оборочками и бантиками, голубые волосы и приторно-сладкая улыбка.

Дама справа одета в стиле кантри – черные кожаные штаны, остроносые короткие сапожки, коричневая замшевая жилетка и широкополая шляпа с загнутыми полями.

Капитан-лейтенант в парадной форме напротив недовольно косится на устроившегося рядом с ним бородатого и нечесаного то ли бомжа, то ли вурдалака.

Вурдалака отчасти компенсирует худенькая девушка с короткой стрижкой в белой греческой тунике.

Что касается меня, то я сижу в драных линялых джинсах и старых «казаках» со сбитыми набок каблуками.

Майка с надписью: «Секс, наркотики, рок-н-ролл!» дает понять, что я ни кто иной, как хиппи.

Не хватает только гитары и волос до плеч.

- Как вам нравится атмосфера этого вечера? – благосклонно интересуется у меня волшебница.

Я жму плечами:

- Неплохо. Особенно мне нравится запах елки.

- О да! Сразу вспоминаются новогодние утренники, и эти милые гномики, водящие хоровод вокруг Деда Мороза…

- Лично мне вспоминается хороший джин, запах у этой елки точно такой же.

- Ну, зачем же вы в такой вечер сразу о водке…

- Извините, случайно вырвалось.

- А я бы промочила горло глотком доброго виски! – решительно заявляет ковбойша:

- Джентльмены, не нальете стаканчик?

Однако никакого виски на столе нет, зато стоит две бутылки «Советского Шампанского», запотевшая водка, и бутылка красного вина.

Из закуски солидно выделяется фарфоровое блюдо с незаменимым в новогоднюю ночь мясным салатом.

Вокруг него, как более скромные действующие лица располагаются винегрет, салат из папоротника, маринованные опята, сыр голландский, копченая нерка, ветчина и колбаса сырокопченая.

Присутствуют также мандарины, яблоки и киви.

- Уважаемые дамы и господа! Дорогие гости! – на сцене вспыхивает прожектор, и в луче света к елке выходит женщина в длинном вечернем платье. По тому, как она хватко держит микрофон, я понимаю, что это директор областной библиотеки.

- Вот уже подходит к завершению еще один год. Год этот был для нашей страны и для всех нас непростым, и я выражаю надежду, что наступающий год, который по восточному календарю называют годом обезьяны, будет и успешнее и счастливее!

Поприветствуем же этот наступающий год. А вот и сама обезьяна! Встречаем!

Из динамиков громыхает песня «Чунга-Чанга».

Прожекторный луч переносится на дверь, из которой разухабисто выбегает дородная тетка с пластиковой головой ощерившегося огангутанга.

Тетка времени зря не теряет, тут же азартно приступив к исполнению пляски пьяной новогодней обезьяны.

Коротенькое платьице, непонятно как вообще налезшее на тетку, при каждом прыжке задирается, откровенно показывая телеса, обтянутые колготками.

К тому моменту, когда салат из блюда уже размазан по тарелкам, грибы съедены, а из выпивки осталается только бутылка красного вина, я уже два раза станцевал медленный танец со своими соседками и один с гречанкой.

Я бы пригласил гречанку еще, но мешал офицер, который упорно ее клеит.

Он рассказывает ей военно-морские анекдоты и выпячивает грудь с эмалевым значком «За дальний поход», на флоте обычно именуемым «ЗэДэПэ».

Гречанка задумчиво смеется, прикидывая, женат ли офицер и стоит ли с ним вообще связываться.

Вурдалак с застрявшим в бороде винегретом охмуряет ковбойшу, переставив свой стул к ней вплотную.

Добрая волшебница подкладывает мне на тарелку то грибочки, то ветчинку, ласково при этом улыбалаясь.

Возле елки неподвижно стоит девушка в черном плаще с капюшоном.

Лихорадочные отблески гирлянд вспыхивают на серебряной полумаске.

Я подхожу ближе:

- Вы знаете, черное вам очень идет!

- Мне об этом уже говорили.

- Разрешите вас пригласить на танец?

Она так долго смотрит на меня сквозь узкие прорези в полумаске, что мне становится немного не по себе. Я пытаюсь улыбнуться.

- Ну, так как, насчет потанцевать?

Она отрицательно качает головой:

- Как-нибудь в другой раз.

- Зачем же вы сюда пришли?

- Встретиться с одним человеком, и этот человек не вы.

Я все еще не теряю надежды.

- Соглашайтесь! Вам все равно не дадут здесь спокойно постоять.

- Может быть. Но танцевать с вами я не буду.

Я меняю тактику, и делаю новое предложение:

- Не хотите выйти на свежий воздух?

- Какой же вы инициативный!

- Да, работа такая.

- Вы что, массовик-затейник?

- Почти. Что-то вроде того.

- Забавно. И что же за профессия у вас, почти массовик-затейник?

- Я моряк.

- Никогда бы не подумала, что это одно и то же.

- Я и сам бы не подумал, пока на флот не попал. Так что, может, вы передумаете, и разрешите вас пригласить на танец?

- Пойдемте уж лучше на свежий воздух.

Все вокруг в снегу, и дорога похожа на траншею среди сугробов.

У крыльца стоят две машины такси, черная и синяя. Оба водителя курят в синей на переднем сиденье, и слушают местную радиостанцию. Передают новогодние поздравления.

- А скажите, этот ваш плащ, капюшон и маска, они что-то обозначают?

- Смерть.

- Ничего себе! А где же ваша коса?

- Не будьте занудой. Коса была актуальна в средние века.

- И все-таки мрачновато как-то для Нового года.

- Так получилось.

- Получилось? То есть вы шили костюм Снегурочки, а получился плащ смерти, это вы хотите сказать?

- Знаете, то, что я хочу сказать, я всегда говорю сама. Извините за резкость.

- Ничего. Зато как мы подходим друг другу! Вы – Смерть, я - секс, наркотики и рок-н-ролл! Правда, к рок-н-роллу у вас какое-то прохладное отношение.

- Ко всему остальному тоже.

- Меня это почему-то не удивляет. Но против шампанского вы ничего не имеете? Может быть, по бокальчику?

- Пойдемте.

Когда мы проходим мимо моего столика, юная гречанка уже танцует с молокососом в прикиде рэпера, который увлеченно ей что-то рассказывает, прижав губы к самому уху.

Наверное, читает новогодний рэп.

Капитан-лейтенант надирается водкой с вурдалаком и ковбойшей, тыкая пальцем себе в грудь в том месте, где блестит эмалью знак «Зэ Дэ Пэ»:

- Это вам не юбилейная медалька! Его надо заработать!

Синевласая волшебница ни на кого не обращает внимания и грустно катает перед собой мандарин.

Стройная и гибкая, девушка почти одного со мной роста. Моя рука лежит на ее талии.

От аромата ее волос, от выпитой водки и шампанского, от разноцветных вспышек со сцены голова слегка кружится.

Танцуя, мы медленно двигаемся по залу.

- Можно, я вас провожу?

- Нет.

- Но уже поздно идти одной.

- Ничего, я привыкла.

- Номер телефона хотя бы оставьте.

- Зачем?

- Вы мне очень нравитесь.

- Давайте просто танцевать?

- Конечно. Будем просто танцевать. Но все равно вы мне очень нравитесь! Я хочу снова встретиться с вами.

- Ладно. Раз вы так настойчивы, я сама найду вас.

- Когда?

- Гораздо раньше, чем вы думаете. Но вам эта встреча вряд ли понравится.

- Вот тут вы ошибаетесь. Романтическое свидание со смертью – такого у меня еще не было. Я буду очень ждать!

Глава четвертая

Боцман неторопливо перекладывает руль, удерживая «Навагу» на курсе.

В темноте желтым светится шкала указателя поворота руля и картушка магнитного компаса, да еще зеленым береговая черта на экране радара.

Ночная вахта.

Судна мерно валится с борта на борт, – мы идем в нескольких милях от берега, который не прикрывает нас от штормового восточного ветра.

Утром мы вышли в рейс на Северо-Курильск, и вот теперь подходим к Первому Курильскому проливу.

Это было самое опасное место, потому что обычно ветер здесь крепчает и разгоняет такую волну с Тихого океана, что она захлестывает «Навагу» от палубы до верхнего мостика.

- Слушай, старпом, ну так как там, на вечере было, расскажи?

- Нормально.

- С кем-нибудь познакомился?

- Познакомился.

- С кем?

- С девушкой.

- Хорош прикалываться. Я понимаю, что не с мужиком. Ну и как вы там с ней?

- Потанцевали. Выпили шампанского.

- И все?

- Все.

- А к себе почему не пригласил?

- Приглашал. Она не пошла.

- Тогда к ней почему не зашел?

- Почему, почему…

- Она тебя завернула, что ли?

- Ну, завернула.

- И что?

- Отстань.

- Ну, ты хоть телефон у нее узнал?

- Нет, не узнал. Она сказала, что сама меня найдет, причем гораздо раньше, чем я думаю. Вот так. А вообще все это ерунда. Забежал морячок на вечерок, поболтал с симпатичной девчонкой, выпил немного и дальше побежал. Случайная встреча, короткое знакомство. Разве может из этого получиться что-нибудь серьезное? А теперь все, хватит трепаться. Проходим пролив, рули и помалкивай!

Штормовой ветер ревет. «Навага» идет почти лагом к волне. Палубу заливает, иллюминаторы рулевой рубки захлестывает брызгами.

- Возьми вправо десять по компасу,- командую я боцману.

- Есть вправо десять.

- Машина, ответь мостику! Третий механик? Серега, давай все обороты! Все, что есть. Хоть чуть-чуть еще добавь. Теперь от вас все зависит.

- Боцман, держи курс, нам бы всего-то еще пару миль проскочить, а там за остров спрячемся… Ты знаешь, что она мне сказала?

- Кто?

- Та, с которой я познакомился. Что нельзя быть занудой, когда разговариваешь со смертью!

- И что это значит?

- А кто его знает. Женщины любят говорить загадками. Ты знаешь, в каком она костюме пришла? В костюме смерти!

- Она что, на голову больная?

- Да вроде нет. Говорит, так получилось. Вправо не ходи, нас и так не в ту сторону ветром тащит! А я у нее спрашиваю – где же коса?

- Какая коса?

- Ну, смерти коса…

- Слушай, чего ты о смерти заладил, давай сменим тему.

- Что, страшно стало?

- Не страшно только полным идиотам. Сейчас опрокинемся, и бульк!

- А ты суеверен, боцман.

- Ты сам погляди, что вокруг творится, будешь тут суеверным!

На наше обмерзшее судно смотреть действительно жутковато.

Брашпиль уже превратился в глыбу льда, оттяжки из стальных концов на мачте и леера вдоль бортов похожи на ледяные бревна, палуба покрылась толстой ледяной коркой.

«Навага» все сильнее заваливается на левый борт и все неохотнее выпрямляется.

Надо поднимать капитана. Я думал сделать это перед входом во - Второй Курильский пролив, не хотелось будить старика раньше, но вряд ли он спит в такую погоду.

Алексеич сидит за столом в своей крохотной каюте и внимательно смотрит перед собой в переборку. Одной рукой он крепко держит начатую бутылку водки, второй одновременно вцепился в стол и сжимает стакан.

- Алексеич, доброй ночи. Погода совсем скурвилась. Надо что-то делать. Если не поменяем курс, может опрокинуть. Поднимись на мостик, пожалуйста.

Капитан медленно поворачивает голову.

- А, старпом… Сейчас поднимусь. Иди. Я скоро. Курс пока не меняй.

В это время судно опять заваливает на борт так, что переборки трещат, а на камбузе что-то с грохотом срывается и обрушивается на палубу.

- Давай, иди, старпом, иди… - бормочет Алексеич, не выпуская стакана из рук:

- Я уже там. Я почти уже там.

Я поднимаюсь на мостик, подхожу к иллюминатору, гляжу вниз и чувствую, как мое сердце замирает, а потом бешено колотится где-то в горле.

На обледенелой палубе, в свете прожекторов стоит девушка. Ветер ожесточенно треплет ее плащ, пытаясь сорвать накинутый на голову капюшон.

Она смотрит прямо мне в глаза сквозь прорези в серебряной полумаске.

- Боцман, иди сюда. Посмотри на палубу. Ты ее видишь?

- Кого, старпом?

- Ее. Смерть.

- Да ты что, старпом, совсем крыша съехала? Никого там нет. Палуба пустая. А если б и был кто, сразу бы смыло за борт, гляди, как шкивает!

Не видит. Как же так? Неужели, я и вправду схожу с ума? Но ведь я ее ясно вижу, вот она стоит, совсем рядом, всего в нескольких метрах. Да что же это такое со мной происходит?

Девушка улыбается, и от ее улыбки на моей спине мгновенно выступает ледяной пот. Мне жутко и я с тоской думаю, за каким чертом мне понадобилось знакомиться с ней в тот новогодний вечер, да еще навязываться на скорую встречу.

И вдруг я вижу волну. Она возникла слева, огромная, выше мачт, и похожая на отвесный стеклянный обрыв, бесшумно приближающийся к нашему судну.

- Лево на борт! Быстрее! – ору я боцману.

Если волна ударит нас сбоку, нам конец, она мгновенно опрокинет судно.

Боцман бешено крутит штурвал, поворачивая судно.

Успеть развернуться носом на волну…успеть развернуться – бьется в сознании одна единственная мысль, - только бы успеть развернуться…

Волна все вырастает, заслоняя собой море, и вдруг обрушивается на палубу, на надстройку. Удар такой силы, будто судно с полного хода врезалось в бетонный причал. Судно швыряет назад, потом вверх, потом вниз, палуба уходит из-под ног.

Судорожно вцепляюсь за нактоуз магнитного компаса, но чудовищная сила вырывает его из моих рук, и я падаю на палубу.

Боль, пронзающая затылок, невыносима.

Значит, это и вправду смерть… а я думал, просто случайная встреча… короткое знакомство…

- Очнись, старпом! Открой глаза… Старпом, ты жив?

С трудом разлепив веки, замечаю улыбающееся лицо капитана.

- Алексеич… как «Навага»?

- Нормально. Мачту погнуло, оттяжки не выдержали. Могло быть хуже. Ты молодец, вовремя заметил волну, успели лечь носом, иначе бы всем хана, положило бы на борт и каюк. Сильно тебя башкой-то приложило?

- Я думал, разобьется вдребезги.

- Ладно, иди в каюту, отлежись, выпей водки, полегчает! Скоро будем заходить во - Второй Курильский, так что никаких неожиданностей больше быть не должно.

Насчет неожиданностей Алексеич сильно ошибается, потому что первое, что я вижу, включив свет в своей каюте, это девушка в черном капюшоне.

- Здравствуй, моряк. Что же ты молчишь?

Я прикладываю к ноющему затылку ладонь.

- А что я должен сказать?

Она смеется, и смех этот страшнее, чем обрушившееся на «Навагу» волна-убийца.

- То, что говорил мне в новогоднюю ночь. Свидание со смертью так романтично!

- Ты шутишь? – угрюмо отвечаю я.

- Я никогда не шучу, если ты этого еще не понял. Ты хоть знаешь, почему ты до сих пор жив?

- Потому, что я тебе понравился.

Она уже не смеется, а только улыбается, но мне все равно жутко.

- Если бы это было так, ты со своими приятелями уже лежал бы на дне. Не в этом дело. Просто в ту новогоднюю ночь я должна была встретить совсем другого человека. Попытайся больше не повторить своей ошибки, - и она проводит холодной ладонью по моим глазам.

Глава пятая

… юная гречанка уже танцует с молокососом в прикиде рэпера, который увлеченно ей что-то рассказывает, прижав губы к самому уху.

Наверное, читает новогодний рэп.

Капитан-лейтенант надирается водкой с вурдалаком и ковбойшей, тыкая пальцем себе в грудь в том месте, где блестит эмалью знак «Зэ Дэ Пэ».

- Это вам не юбилейная медалька! Его надо заработать!

Синевласая волшебница ни на кого не обращает внимания и грустно катает перед собой мандарин.

А я вдруг вспоминаю все: ночной рейс в Северо-Курильск, шторм, девушку в черном капюшоне и волну, едва не опрокинувшую наше судно…

Так вот, значит, как все происходит. Ты живешь, думая о чем угодно, кроме смерти, пытаешься срубить побольше деньжат, познакомиться с симпатичной девчонкой, и воображаешь, что сам выбираешь свою судьбу, гребя против течения…

И вдруг – бах! Рядом с тобой оказывается девушка в черном капюшоне, иронично сообщающая, что она твоя смерть, и хоть ты вывернись наизнанку, все уже предопределено, и от тебя ничего не зависит. Ничего! Обидно.

От этих мыслей меня отвлекает звон битой посуды – капитан-лейтенант роняет на пол блюдо с остатками мясного салата.

- На счастье, на счастье! – азартно галдят вурдалак с ковбойшей, но капитан-лейтенант не разделяет их оптимизма, он каким-то внезапно отрезвевшим взглядом обводит зал и останавливает его сначала на елке, а потом на девушке в черном капюшоне.

Делает он это профессионально, точно определяя мишень и ее координаты для артобстрела из главного калибра крейсера.

Вдруг резким движением каплей отодвигает стул и направляется к девушке, держась преувеличенно прямо, словно на плацу во время военного парада.

Не отводя взгляда от офицера, я наливаю полный стакан красного вина и залпом выпиваю. Это не помогает, но больше пить нечего.

- Не хотите проводить меня домой? – вдруг шепчет волшебница с голубыми волосами.

Я гляжу поверх пустого стакана на две фигуры, медленно скользящие в полумраке зала.

- У вас найдется что-нибудь выпить?

Она кивает и тянется за своей лакированной сумочкой, висящей на спинке стула.

Я беру в свою руку ее горячую ладонь, но так и не могу отвести взгляд от офицера, танцующего в этот новогодний вечер свой последний танец.