Фёдор ОШЕВНЕВ (original) (raw)
Фёдор ОШЕВНЕВ
Приступ вежливости
Начальник штаба учебной воинской части подполковник Стецько слыл отъявленным матерщинником. Творчески совершенствуя свою бранную квалификацию, он щедро обогащал «великий и могучий» рискованными словосочетаниями:
– Чтоб тебя етли, а мне за это деньги несли!
– Чтоб у тебя хрен на пятке вырос: как отливать, так разувать!
– Растривознаперезаетись ты, в двенадцать апостоловмать!
На таковых восклицательных предложениях, считал отец штабной культуры, главным образом и зиждется учебно-воспитательный процесс солдат, прапорщиков и офицеров-подчинённых. Мало кто из них осмеливался дать нецензурщику окорот: бунтовщики немедленно брались на карандаш, и вскоре «возникала необходимость» внезапной проверки подразделения, где числился недовольный словесным воспитанием. А поскольку по части знания уставов Стецько был бо-ольшим докой, то незамедлительно рождался приказ о наказании… понятно, кого…
Впрочем, однажды и подполковнику пришлось поступиться принципами.
Тихим сентябрьским вечером Стецько в благодушном настроении – только что со вкусом выбранил начальника физподготовки из-за нескольких свалившихся в открытый бассейн листьев – стоял на плацу перед зданием штаба, мурлыкая под нос что-то новенькое из своего ругательного репертуара. Тут распахнулась дверь контрольно-пропускного пункта, и на пороге возник сменившийся с караула лейтенант Супоров.
Толстый и ленивый, он откровенно тяготился службой, несмотря на молодость, а при ходьбе переваливался как откормленная утка, за что ещё курсантом был окрещён Утей. За ним, как за принцем крови, угадывалась тень всемогущего дяди-генерала, обещавшего племяшу стремительную военную карьеру. Пока же Супоров-младший с неприкрытым отвращением имитировал исполнение обязанностей командира взвода.
Завидев Стецько, лейтенант нехотя изобразил отдание воинской чести начальнику. Тому это изображение не понравилось, и Уте пришлось ещё трижды отдать честь самому подполковнику и столько же – пирамидальному тополю перед «дежуркой»: энша захотелось оценить чёткость исполнения строевого приёма со стороны.
Напоследок ласково, по-отцовски обматерив «позвоночного» (о дядях-генералах следует знать и помнить), начальник штаба отпустил Утю сдавать пистолет в специальную комнату «дежурки», где за металлической дверью, в стальных шкафах с сейфовскими замками, хранилось личное оружие офицеров и прапорщиков.
Лейтенант вошёл в коридор «дежурки», поздоровался с сидящим за пультом капитаном и, беззаботно насвистывая под нос – а чего, мол, имею полное право, боевой наряд пронёс без замечаний, – принялся разряжать пистолет Макарова, на сленге военнослужащих – просто пээм.
Супоров извлёк оружие и запасной магазин из кобуры, снял пээм с предохранителя, машинально передёрнул затвор, при этом загнав патрон в ствол… Потом вынул магазин из пистолетной рукоятки и нажал на курок, производя контрольный спуск.
Выстрел хлопнул оглушительно. Пуля вонзилась в пол в шаге от дежурного по части. Капитан птицей взвился со стула и вскочил на ноги, со страхом взирая на лейтенанта: уж не рехнулся ли Утя? Сам Супоров с тупым удивлением уставился на личное оружие, пытаясь сообразить: откуда в разряженном пистолете мог взяться патрон? Как раз в этот момент дверь в «дежурку» слегка приотворилась, и в образовавшейся щели возник немигающий глаз подполковника Стецько. Вкрадчивым, елейным тоном начштаба почти колыбельно пропел:
– Товарищ лейтенант, я вас очень убедительно прошу: положите, пожалуйста, пистолет на стол для чистки оружия…
Супоров был изумлён вторично. Как? Разве энша может разговаривать в т а к о м тоне? Он же только орёт и матерится!
Окончательно сбитый с толку, лейтенант неосознанно развернул пистолет в сторону приоткрытой двери, и дуло оружия грозно нацелилось в тугой живот старшего офицера. Дверь, взвизгнув, резко захлопнулась. И уже со двора вновь донёсся уговаривающий голос:
– Товарищ лейтенант, я вас ещё раз настоятельно прошу: положите, пожалуйста, оружие на стол…
Утя наконец сообразил исполнить команду, высказанную в удивительном для начштаба стиле, но не сообразил доложить о том. Меж тем из-за двери, как с заигранной пластинки, донеслось:
– Ну, товарищ лейтенант, ну я вас просто умоляю…
– Да он уже давно положил… – перебил Стецько дежурный по части.
Секундное затишье – и за дверью раздался звероподобный рык. Тут же она с грохотом распахнулась под резким ударом на заказ шитого хромового сапога сорок седьмого размера, и энша ворвался в «дежурку» разъярённым Кинг-Конгом. Подскочив к столу для чистки оружия, подполковник цапнул волосатой кистью разряженный пистолет и замахнулся им на присевшего и в страхе зажмурившего глаза лейтенанта.
– Урод водоплавающий! В задницу бы тебе его воткнуть! Гвоздь беременный, презерватив штопаный, верблюд двухцилиндровый! Чтоб тебе двенадцать апостолов и Христос…
Неожиданный приступ вежливости быстро сменился хроническим испусканием сквернословия. В особо крупных размерах.
1997
СВЕРХБДИТЕЛЬНОСТЬ
Старший цензор штаба округа полковник Птимов – крупный мужчина-чревоугодник – с отвращением вчитывался в лежащую на рабочем столе очередную полосу завтрашней армейской газеты.
С год назад офицер допустил непростительную для своей должности ошибку: не углядел, что в словосочетании «главнокомандующий генерал-полковник такой-то» в первом слове пропущено «л». Строптивую исчезнувшую букву также не углядели ни в дежурной группе по выпуску номера, ни в секретариате, за что впоследствии кого из виновных в курьёзе уволили, а кого и разжаловали. И напрасно Птимов пытался доказать высоким чинам из комиссии по расследованию факта публичной клеветы, что в цензорские функции не входит исполнение обязанностей корректора. Офицера обвинили в потере бдительности, из-за чего, мол, на газетной площади и утвердилась ярая крамола.
Как следствие, через две недели после выхода в свет нашумевшего материала, Птимов уже сменил место службы под южным небом на отнюдь не курортный северный регион. В воинском звании полковника, правда, не понизили и оставили в той же должности. Но теперь, ежесекундно помня о роковой ошибке, он в своей работе свирепствовал, не давая послабления решительно ни единой строчке, вышедшей из-под военно-журналистского пера.
Впрочем, сегодня, сколь ни вчитывался в газетные полосы полковник, он напрасно выискивал крамолу, которую можно было бы с чувством глубокого удовлетворения очертить красным карандашом в овал и перечеркнуть крест-накрест: статьи и заметки в номере были так же невинны с точки зрения цензорских «рогаток», как бесконфликтны, прилизанны и пусты.
Птимов корпел над последней полосой, когда его цепкий взгляд враждебно остановился на короткой заметке, подготовленной отделом культуры.
– Так-так-так, – многозначительно сказал сам себе полковник и настороженно принялся перечитывать заметку ещё раз.
ИНТЕРЕСНАЯ ВСТРЕЧА
На прошлой неделе воины одной из частей округа встретились со студентами местного педагогического института, и будущие филологи рассказали много интересного о замечательном памятнике древнерусской литературы – повести «Слово о полку Игореве»…
Старшего цензора враз прошиб холодный пот. Как: сплошное рассекречивание военных и государственных тайн! Да любой дурак может элементарно вычислить, где и когда происходила «интересная встреча» – много ли в округе областных центров с педагогическими вузами! Ну а додуматься открыто назвать имя командира целого полка… Вопиющая безответственность! Что они там, в культуре, вообще бдительности лишились? И секретариат туда же! Сегодня же отправить докладную записку на имя командующего!
И полковник ожесточенно заработал красным карандашом…
В новой, цензорской интерпретации заметка стала выглядеть так:
СООТВЕТСТВУЮЩАЯ ВСТРЕЧА
Однажды Н-ская часть встретилась с участниками Н-ского учебного заведения, и будущие молодые специалисты Н-ского профиля совершенно случайно коснулись памятника Н-скорусской литературы, исполненного в Н-ском литературном жанре – «Слово о подразделении И…», в котором было чему поучиться в плане Н-ского передового опыта».
Донельзя довольный Птимов отложил в сторону карандаш, полюбовался на исчерканную заметку и облегчённо подытожил:
– Пусть теперь считают, что И… – это командир отделения, в крайнем случае, комвзвода. Как говорится, и волки сыты, и овцы в сохранности, и военная тайна с государственной. Бдительность – наше оружие!
1997