Зинаида ПУРИС (original) (raw)
Зинаида ПУРИС
Спящая красавица
– Люди добрые! – взывала Ираида Петровна. – Одиннадцатый класс заканчиваем и в слове "будущее" пишем букву "ю"! Как тебе не стыдно, Меркулова?
Она требовательно смотрела на Верку, ожидая немедленного раскаяния, но Верка ожиданий не оправдывала и краской стыда не покрывалась. Пряча глаза под длинной чёлкой, она стояла, подставив себя под град обвинений, и блаженно улыбалась, словно визгливый голос учительницы литературы был тёплым весенним ветром. Всем своим видом она показывала, что распекать её не имеет никакого смысла.
Верка была закоренелой троечницей. Другие оценки её не интересовали. Даже когда однажды в каких-то тёмных воспитательных целях ей поставили пятерку по истории, на неё это не произвело должного впечатления. Учителя махнули рукой и перестали расходовать на неё драгоценный педагогический талант.
– С такими знаниями ты не только никуда не поступишь, тебя из школы не выпустят, – пророчила раскрасневшаяся Ираида. – Получишь вместо аттестата справку.
Верка хмыкнула. Справка – это откровенное враньё. Даже если бы она выпрашивала эту справку стоя на коленях, никто бы её не дал. Так что через месяц она, как и все, получит аттестат. Ираида тоже прекрасно знает цену своим липовым угрозам. Её немолодое рыхлое лицо раскраснелось не от гнева – это распалившееся майское солнце жарило сквозь окна, с которых хлопотливые родители сняли жалюзи. Первого сентября жалюзи опять будут висеть на своих местах, сияя приобретённой в химчистке чистотой, но Верки здесь не будет и в помине. Она будет наслаждаться свободой и жить взрослой жизнью. Об этой новой жизни у неё было смутное представление. В будущем Верка видела себя шикарной и значительной, в толпе поклонников, выражающих немой восторг. Что именно должно послужить причиной таких перемен, она не задумывалась.
– Ты что же, собралась дворником работать? – не успокаивалась Ираида.
– Вам-то какое дело? – огрызнулась Верка. – Мне без разницы, могу и дворником. – Она плюхнулась на своё место, давая понять, что разговор окончен.
– Вот, – обрадовалась Ираида. – Вот какое "будующее" ты себе уготовила. Потому что тебе безразлична не только литература, тебе безразлична школа вообще. А когда человек безразличен к учебе, он равнодушен к собственной судьбе. Тебе всё-всё равно. Потому что у тебя нет мечты!
А вот здесь Ираида ошибалась. Мечта у Верки была. Эта мечта висела на плечиках в магазине "Орхидея" и стоила четырнадцать тысяч рублей. Платье было ослепительно жёлтым, с огромным бантом на талии и должно было идеально сочетаться с Веркиными крашеными в чёрный цвет волосами и с материными туфлями на шпильках. За это платье Верка готова была отдать и литературу, и школу вместе с учителями, и даже своё неясное "будуюшее", но, к сожалению, в магазине таких жертв не принимали – брали только деньгами, поэтому Веркина мечта грозила стать несбыточной.
Платье могли бы купить родители, если бы захотели. Но они не захотят. У них на все один ответ: "нет денег". Хотя мать всё время что-то покупает. Она продает букеты в цветочном салоне и зарплату тратит на кофточки и босоножки. Выискивает места, где распродажи, скидки и "все по триста", для неё платье за четырнадцать тысяч – это беспредел, поэтому рассчитывать Верке приходилось только на чудо.
Чудо произошло. Несмотря на то, что начало было малообещающим – мать повела себя как предатель:
– Отец, слыхал, что она хочет? Не много не мало – четырнадцать тысяч! У меня куртка зимняя за полторы, а ей платье – раз выйти – за четырнадцать!
Верка решила биться до последнего:
– А при чём тут твоя куртка? Мне что, в твоей куртке на выпускной идти?
– Тебе поступать надо, – вспомнила мать. – Думаешь, бесплатно куда возьмут?
От разговоров про "поступать" Верку начинало мутить. Время от времени то мать, то отец, напуская на себя умный вид, убеждали её, что "поступать" надо обязательно. И сейчас мать специально зацепилась за это "поступать", чтобы уйти от разговора про платье.
– Не буду я никуда поступать!
– Скажи ей, отец!
Отец высунул из ванной наполовину выбритое лицо:
– Что я ей скажу? Я могу её только отпороть. И тебя тоже.
– А меня за что?!
– За что?! А в кого она такая?! Кто у нас натаскал тряпья в дом – повернуться негде? Ты за всю жизнь ни одной книжки не прочитала, а шмотья накупила – шифоньер скоро лопнет. Вот и дочь такая же, пример-то перед глазами! – Отец выдохся, но всё ещё продолжал махать руками, поочередно указывая бритвенным станком то на мать, то на Верку, то на шкаф.
Мать недолго собиралась с мыслями:
– Я, значит, тряпьё скупаю, а ты чем занят? Ты, что ли, книжки читаешь?
– Читаю!
– Так это, значит, книжками от тебя каждый вечер разит!
Они переключились друг на друга. Верка, разочарованная тем, что до её выпускного бала никому нет дела, включила телевизор и демонстративно уставилась в экран. Хлюпая носом, она делала вид, что вникает в содержание передачи, а родители грызлись за её спиной, обвиняя друг друга во всех грехах. Когда они перешли на крик, Верка утерла слёзы и гаркнула изо всех сил:
– Хватит орать!!!
И тут произошло чудо. Отец скрылся в спальне и спустя минуту вынес оттуда четырнадцать тысячных купюр. С видом победителя он пронёс их мимо потерявшей дар речи матери и вручил Верке.
Мать проводила деньги таким взглядом, словно это были её родные дети, уезжавшие навсегда.
– Он ещё и заначки делает, гад! – с тоскою в голосе пожаловалась она неизвестно кому.
Когда Верка шла в школу, прохожие оглядывались на неё, а она держалась изо всех сил, чтобы рот не расплывался в самодовольной улыбке. Непривычно высокие каблуки изменили походку, жёлтое платье топорщилось, высоко открывая длинные ноги, бант колыхался в такт шагам, а чёрная чёлка усилиями парикмахера победоносно торчала как флаг самурая.
Войдя в школьный вестибюль, Верка замерла. Она оглядывала встречающих выпускников учителей и искала на их улыбающихся лицах выражение восторга.
– Меркулова, – погладила её по голому плечу Ираида. – Ты в этом платье прямо конфетка в фантике! Красавица!
Слова учительницы окончательно стёрли с Веркиного лица отрепетированное перед зеркалом высокомерно-безразличное выражение. Её распирало счастье.
Актовый зал заполняли родители, родственники, любопытные соседи, друзья и подруги. Ревниво осматривающие друг друга выпускницы в своих нарядах выглядели райскими птицами, случайно залетевшими в школу. Наткнувшись на их оценивающие взгляды, Верка не стала присоединяться к "птицам". Ей было неинтересно рассматривать чужие наряды, она хотела смотреть только на себя, поэтому и отправилась туда, где для этого было зеркало.
Открыв дверь в туалетную комнату, она сначала увидела пару белых туфель, одиноко стоящую на кафельном полу, а потом двух Ленок – Иванову и Кац. Обе в платьях до пят и с полными слёз глазами. Верка остановилась в нерешительности.
– Шикарно выглядишь, Меркулова! – просипела босая Иванова. – Ты водку раньше пила?
На всякий случай Верка соврала:
– Пила.
– Из горла?
Вопрос её удивил:
– Почему из горла?
– А мы из горла. Чуть не подавились. Сейчас Светка стаканы принесёт. Будешь с нами?
Верка успела забыть, зачем она пришла. Надо же, отличница Иванова вместе с такой же отличницей Кац пьют водку в туалете! Вот это да!
– А если нас засекут?
– Дура ты, Меркулова! Мы школу окончили, поняла? Нам теперь никто ничего не сделает.
Светка пришла не одна. С ней вместе в туалетную комнату ввалились близняшки Уткины.
Хихикая, девчонки подставляли свои пластиковые стаканчики, а Лена Кац с азартом разливала водку. Верка не успела опомниться, как в руке у неё оказался стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью. Она поднесла его к носу.
– Не нюхай! – со знанием дела посоветовала Иванова. – А то сразу вырвет.
По рукам пошёл пакет с нарезанной ветчиной, девчонки набивали ею рот, стараясь не смазать губную помаду.
– Ну, ты чего, Меркулова? Пей!
Верка осторожно глотнула. Вкус у водки оказался мерзкий, тошнотворно-приторный, в придачу горло обожгло огнём. Пока она прислушивалась к себе, кто-то из девчонок взвизгнул:
– Смотрите, Меркулова пьёт и не закусывает!
Верка не успела возразить. Впервые в жизни на неё смотрело столько восхищённых глаз. Это было так необычно и так здорово, что она смело сделала второй глоток. В животе у неё расплылась горячая клякса. Жующие ветчину девчонки смотрели на неё во все глаза, словно она была Дэвидом Копперфилдом, исполняющим невероятный трюк. Когда опустел стакан, восхищённая Лена Кац наполнила его вновь. И Верка продолжила пить. Ей было противно, даже очень, но она ни разу не поморщилась. Она улыбалась и чувствовала себя звездой.
Из коридора донеслась музыка.
– Начинается! – зашипела Иванова. – Пойдёмте!
Девчонки побросали стаканчики в урну, туда же отправили пакет с недоеденной ветчиной и разноцветной стайкой побежали в актовый зал. Верка посмотрела в свой стакан – на дне его оставалась водка. Подумав, она вылила её в раковину. Зрителей уже не было, и пить дальше не имело смысла.
Посмотрела в зеркало и понравилась сама себе – лицо порозовело, а глаза заблестели необычным блеском. Она хлебнула тепловатой воды из-под крана и вышла из туалета.
Музыка гремела так, словно оркестр играл не в актовом зале, а прямо здесь, в коридоре. Верка сделала несколько шагов, и её качнуло в сторону. Она удивилась. Попробовала повторить попытку, но пол вдруг ушёл у неё из-под ног, а всё вокруг зашаталось и заходило ходуном. Прислонившись к стене, Верка закрыла глаза, и в это же мгновенье свихнувшаяся карусель подхватила её и закрутила с бешеной скоростью. Стало ясно, что сейчас она упадёт, и будет лежать прямо здесь, на голом полу. Она заставила себя разлепить глаза – карусель нехотя затормозила. Держась за стены и с трудом переставляя непослушные ноги, Верка дошла до первой попавшейся двери, толкнула её и увидела маленький топчан. Не веря своему счастью, она рухнула на него и мгновенно уснула.
Где-то там наверху разрывался от музыки и аплодисментов актовый зал, по школе гуляли запахи деликатесных закусок и горячих блюд, а тишину коридора на первом этаже изредка нарушали обменивающиеся впечатлениями выпускники, спешащие в туалет и – быстрее, быстрее назад – туда, где царил долгожданный бал. Из этого коридора, через узкую щель неплотно прикрытой двери, в маленькую каморку без окон проникал свет. Здесь, окружённая ведрами и швабрами, спала мёртвым сном Верка. Лицо её было бледным, на лбу под чёрной чёлкой мелкими каплями выступила испарина. И только жёлтый бант, похожий на крылья огромной бабочки, своим солнечным цветом вселял надежду, что всё можно поправить, и бабочка сможет летать.