Стихотворения - Владимир Соловьев (original) (raw)

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ

СОЧИНЕНИЯ

СТИХОТВОРЕНИЯ

Стихотворения воспроизводятся по т. XII (дополнительному) Собрания сочинения, изданному в Брюсселе, "Жизнь с Богом", 1970.

Бескрылый дух... - Милый друг, иль ты не видишь... - Бедный друг... - Хоть мы навек незримыми цепями... - Ex oriente lux - Иммануэ-эль. - Три свидания. - Горизонты вертикальные - На небесах горят паникадила - От пламени страстей нечистых и жестоких - Панмонголизм. - Дракон. - Скептик. - Шум далекий водопада. - Эпитафия. - Некогда некто изрек: "Сапоги суть выше Шекспира". -Из письма. - Природа с красоты своей. -


XII, 8

III

Бескрылый дух, землею полоненный,

Себя забывший и забытый бог...

Один лишь сон - и снова, окрыленный,

Ты мчишься ввысь от суетных тревог.

Неясный луч знакомого блистанья,

Чуть слышный отзвук песни неземной,-

И прежний мир в немеркнущем сиянье

Встает опять пред чуткою душой.

Один лишь сон - и в тяжком пробужденье

Ты будешь ждать с томительной тоской

Вновь отблеска нездешнего виденья,

Вновь отзвука гармонии святой.


//16//

XVIII.

Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами -
Только отблеск, только тени
От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий -
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,
Что одно на целом свете -
Только то, что сердце к сердцу
Говорит в немом привете?

1892

XII, 23

XXXV.

Бедный друг, истомил тебя путь,

Темен взор, и венок твой измят.

Ты войди же ко мне отдохнуть.

Потускнел, догорая, закат.

Где была и откуда идешь,

Бедный друг, не спрошу я, любя;

Только имя мое назовешь -

Молча к сердцу прижму я тебя.

Смерть и Время царят на земле,-

Ты владыками их не зови;

Всс, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

18 сентября 1887


//24//

XXXVIII

Хоть мы навек незримыми цепями
Прикованы к нездешним берегам,
Но и в цепях должны свершить мы сами
Тот круг, что боги очертили нам.

Всё, что на волю высшую согласно,
Своею волей чуждую творит,
И под личиной вещества бесстрастной
Везде огонь божественный горит.


//27//

EX ORIENTE LUX

"С Востока свет, с Востока силы!"
И, к вседержательству готов,
Ирана царь под Фермопилы
Нагнал стада своих рабов.

Но не напрасно Прометея
Небесный дар Элладе дан.
Толпы рабов бегут, бледнея,
Пред горстью доблестных граждан.

И кто ж до Инда и до Ганга
Стезёю славною прошёл?
То македонская фаланга,
То Рима царственный орёл. //28//


И силой разума и права -
Всечеловеческих начал -
Воздвиглась Запада держава,
И миру Рим единство дал.

Чего ж ещё недоставало?
Зачем весь мир опять в крови?
Душа вселенной тосковала
О духе веры и любви!

И слово вещее - не ложно,
И свет с Востока засиял,
И то, что было невозможно,
Он возвестил и обещал.

И, разливаяся широко,
Исполнен знамений и сил,
Тот свет, исшедший от Востока,
С Востоком Запад примирил.

О Русь! В предвиденье высоком
Ты мыслью гордой занята;
Каким же хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?

1890

//33//


ИММАНУ-ЭЛЬ

Во тьму веков та ночь уж отступила,
Когда, устав от злобы и тревог,
Земля в объятьях неба опочила,
И в тишине родился С-Нами-Бог.

И многое уж невозможно ныне:
Цари на небо больше не глядят,
И пастыри не слушают в пустыне,
Как ангелы про Бога говорят.

Но вечное, что в эту ночь открылось,
Несокрушимо временем оно.
И Слово вновь в душе твоей родилось,
Рожденное под яслями давно.

Да! С нами Бог - не там в шатре лазурном,
Не за пределами бесчисленных миров,
Не в злом огне и не в дыханьи бурном,
И не в уснувшей памяти веков.

Он здесь, теперь,- средь суеты случайной
В потоке мутном жизненных тревог.
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог.

XII, 44

LXVI

Шум далекий водопада

Раздается через лес,

Веет тихая отрада

Только белый свод воздушный,

Только белый сон земли...

Сердце смолкнуло послушно,

Неподвижная отрада,

Все слилось как бы во сне...

Шум далекий водопада

Раздается в тишине.

Дек. 1894. В "Вестнике Европы", 1895, №2 озаглавлено "Сумерки над Иматрой".


//80//

ТРИ СВИДАНЬЯ

Москва - Лондон - Египет . 1862 - 1875 - 1876

Заранее над смертью торжествуя
И цепь времен любовью одолев,
Подруга вечная, тебя не назову я,
Но ты почуешь трепетный напев...

Не веруя обманчивому миру,
Под грубою корою вещества
Я осязал нетленную порфиру
И узнавал сиянье Божества...

Не трижды ль ты далась живому взгляду -
Не мысленным движением, о нет! -
В предвестие, иль в помощь, иль в награду
На зов души твой образ был ответ.

1

И в первый раз,- о, как давно то было! -
Тому минуло тридцать шесть годов,
Как детская душа нежданно ощутила
Тоску любви с тревогой смутных снов.

Мне девять лет, она...* ей девять тоже.
"Был майский день в Москве", как молвил Фет.
Признался я. Молчание. О, Боже
Соперник есть. А! он мне даст ответ.

* "Она" этой строфы была простою маленькой барышней
и не имеет ничего общего с тою "ты", к которой обращено
вступление.//81//


Дуэль, дуэль! Обедня в Вознесенье.
Душа кипит в потоке страстных мук.
Житейское... отложим... попеченье -
Тянулся, замирал и замер звук.

29 июня 1898

Алтарь открыт... Но где ж священник, дьякон?
И где толпа молящихся людей?
Страстей поток,- бесследно вдруг иссяк он.
Лазурь кругом, лазурь в душе моей.

Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.

И детская любовь чужой мне стала,
Душа моя - к житейскому слепа...
И немка-бонна грустно повторяла:
"Володинька - ах! слишком он глупа!"

2

Прошли года. Доцентом и магистром
Я мчуся за границу в первый раз.
Берлин, Ганновер, Кельн - в движенье быстром
Мелькнули вдруг и скрылися из глаз.

Не света центр, Париж, не край испанский,
Не яркий блеск восточной пестроты -
Моей мечтою был Музей Британский,
И он не обманул моей мечты.

Забуду ль вас, блаженные полгода?
Не призраки минутной красоты,
Не быт людей, не страсти, не природа -
Всей, всей душой одна владела ты.

Пусть там снуют людские мириады
Под грохот огнедышащих машин,
Пусть зиждутся бездушные громады,-
Святая тишина, я здесь один.

Ну, разумеется, cum grano salis!
Я одинок был, но не мизантроп;
В уединении и люди попадались,
Из коих мне теперь назвать кого б? //82//


Жаль, в свой размер вложить я не сумею
Их имена, не чуждые молвы...
Скажу: два-три британских чудодея
Да два иль три доцента из Москвы.

Все ж больше я один в читальном зале;
И верьте иль не верьте - видит Бог,
Что тайные мне силы выбирали
Все, что о ней читать я только мог.

Когда же прихоти греховные внушали
Мне книгу взять "из оперы другой" -
Такие тут истории бывали,
Что я в смущенье уходил домой.

И вот однажды - к осени то было -
Я ей сказал: "О Божества расцвет
Ты здесь, я чую,- что же не явила
Себя глазам моим ты с детских лет?"

И только я помыслил это слово -
Вдруг золотой лазурью все полно,
И предо мной она сияет снова -
Одно ее лицо - оно одно.

И то мгновенье долгим счастьем стало,
К земным делам опять душа слепа,
И если речь "серьезный" слух встречала,
Она была невнятна и глупа.

3

Я ей сказал: "Твое лицо явилось,
Но всю тебя хочу я увидать.
Чем для ребенка ты не поскупилась,
В том - юноше нельзя же отказать!"

"В Египте будь!" - внутри раздался голос.
В Париж - и к югу пар меня несет.
С рассудком чувство даже не боролось:
Рассудок промолчал, как идиот.

На Льон, Турин, Пьяченцу и Анкону,
На Фермо, Бари, Бриндизи - и вот
По синему трепещущему лону
Уж мчит меня британский пароход. //83//


Кредит и кров мне предложил в каире
Отель "Аббат" - его уж нет, увы!
Уютный, скромный, лучший в целом мире...
Там были русские, и даже из Москвы.

Всех тешил генерал - десятый номер,-
Кавказскую он помнил старину...
Его назвать не грех - давно он помер,
И лихом я его не помяну.

То Ростислав Фаддеев был известный,
В отставке воин и владел пером.
Назвать кокотку иль собор поместный -
Ресурсов тьма была сокрыта в нем.

Мы дважды в день сходились за табльдотом;
Он весело и много говорил,
Не лез в карман за скользким анекдотом
И философствовал по мере сил.

Я ждал меж тем заветного свиданья,
И вот однажды, в тихий час ночной,
Как ветерка прохладное дыханье:
"В пустыне я - иди туда за мной".

Идти пешком (из Лондона в Сахару
Не возят даром молодых людей,-
В моем кармане - хоть кататься шару,
И я живу в кредит уж много дней)

Бог весть куда, без денег, без припасов,
И я в один прекрасный день пошел -
Как дядя Влас, что написал Некрасов.
(Ну, как-никак, а рифму я нашел). 1

Смеялась, верно, ты, как средь пустыни
В цилиндре высочайшем и в пальто,
За черта принятый, в здоровом бедуине
Я дрожь испуга вызвал и за то

1 Прием нахождения рифмы, освященный примером Пушкина и тем более простительный в настоящем случае, что автор, будучи более неопытен, чем молод, первый раз пишет стихи в повествовательном роде.

//84//


Чуть не убит,- как шумно, по-арабски
Совет держали шейхи двух родов,
Что делать им со мной, как после рабски
Скрутили руки и без лишних слов

Подальше отвели, преблагородно
Мне руки развязали - и ушли.
Смеюсь с тобой: богам и людям сродно
Смеяться бедам, раз они прошли.

Тем временем немая ночь на землю
Спустилась прямо, без обиняков.
Кругом лишь тишину одну я внемлю
Да вижу мрак средь звездных огоньков.

Прилегши наземь, я глядел и слушал...
Довольно гнусно вдруг завыл шакал;
В своих мечтах меня он, верно, кушал,
А на него и палки я не взял.

Шакал-то что! Вот холодно ужасно...
Должно быть, нуль,- а жарко было днем...
Сверкают звезды беспощадно ясно;
И блеск, и холод - во вражде со сном.

И долго я лежал в дремоте жуткой,
И вот повеяло: "Усни, мой бедный друг!"
И я уснул; когда ж проснулся чутко -
Дышали розами земля и неба круг.

И в пурпуре небесного блистанья
Очами, полными лазурного огня,
Глядела ты, как первое сиянье
Всемирного и творческого дня.

Что есть, что было, что грядет вовеки -
Все обнял тут один недвижный взор...
Синеют подо мной моря и реки,
И дальний лес, и выси снежных гор.

Все видел я, и все одно лишь было -
Один лишь образ женской красоты...
Безмерное в его размер входило,-
Передо мной, во мне - одна лишь ты. //85//


0 лучезарная! тобой я не обманут:
Я всю тебя в пустыне увидал...
В моей душе те розы не завянут,
Куда бы ни умчал житейский вал.

Один лишь миг! Видение сокрылось -
И солнца шар всходил на небосклон.
В пустыне тишина. Душа молилась,
И не смолкал в ней благовестный звон.

Дух бодр! Но все ж не ел я двое суток,
И начинал тускнеть мой высший взгляд.
Увы как ты ни будь душою чуток,
А голод ведь не тетка, говорят.

На запад солнца путь держал я к Нилу
И вечером пришел домой в Каир.
Улыбки розовой душа следы хранила,
На сапогах - виднелось много дыр.

Со стороны все было очень глупо
(Я факты рассказал, виденье скрыв).
В молчанье генерал, поевши супа,
Так начал важно, взор в меня вперив:

"Конечно, ум дает права на глупость,
Но лучше сим не злоупотреблять:
Не мастерица ведь людская тупость
Виды безумья точно различать.

А потому, коль вам прослыть обидно
Помешанным иль просто дураком,-
Об этом происшествии постыдном
Не говорите больше ни при ком".

И много он острил, а предо мною
Уже лучился голубой туман
И, побежден таинственной красою,
Вдаль уходил житейский океан.

-----------

Еще невольник суетному миру,
Под грубою корою вещества
Так я прозрел нетленную порфиру
И ощутил сиянье Божества.
//86//


Предчувствием над смертью торжествуя
И цепь времен мечтою одолев,
Подруга вечная, тебя не назову я,
А ты прости нетвердый мой напев!

2б - 29 сентября 1898

Примечание. Осенний вечер и глухой лес внушили мне
воспроизвести в шутливых стихах самое значительное из
того, что до сих пор случилось со мною в жизни. Два дня
воспоминания и созвучия неудержимо поднимались в
моем сознании, и на третий день была готова эта маленькая
автобиография, которая понравилась некоторым
поэтам и некоторым дамам.


//86//

Горизонты вертикальные
В шоколадных небесах,
Как мечты полузеркальные
В лавровишневых лесах.

Призрак льдины огнедышашей
В ярком сумраке погас,
И стоит меня не слышащий
Гиацинтовый Пегас.

Мандрагоры имманентные
Зашуршали в камышах,
А шершаво-декадентные
Вирши в вянущих ушах.

1895

//87//

CXXVII

На небесах горят паникадила,
А снизу - тьма.
Ходила ты к нему иль не ходила?
Скажи сама!
Но не дразни гиену подозрения,
Мышей тоски!
Не то смотри, как леопарды мщенья
Острят клыки!
И не зови сову благоразумья
Ты в эту ночь!
Ослы терпенья и слоны раздумья
Бежали прочь.
Своей судьбы родила крокодила
Ты здесь сама.
Пусть в небесах горят паникадила,
В могиле - тьма.

1895

//91//


IX

От пламени страстей нечистых и жестоких,
От злобных помыслов и лживой суеты
Не исцелит нас жар порывов одиноких,
Не унесет побег тоскующей мечты.

Не средь житейской мертвенной пустыни,
Не на распутье праздных дум и слов
Найти нам путь к утраченной святыне,
Напасть на след потерянных богов.

Не нужно их! В безмерной благостыне
Наш Бог земли своей не покидал
И всем единый путь от низменной гордыни
К смиренной высоте открыл и указал.

И не колеблются Сионские твердыни,
Саронских пышных роз не меркнет красота,
И над живой водой, в таинственной долине,
Святая лилия нетленна и чиста.

_Шуточный вариант последней строфы:_Да! Не "колеблются" Сионские твердыни,
О если бы Катков им подражал!
И с щедростью, обычною и ныне,
Мне гонорар за Янссена отдал.

XII, 95-96

XIX

ПАНМОНГОЛИЗМ

Панмонголизм! Хоть слово дико,

Но мне ласкает слух оно,

Как бы предвестием великой

Когда в растленной Византии

Остыл божественный алтарь

И отреклися от Мессии

Иерей и князь, народ и царь,


Тогда он поднял от Востока

Народ безвестный и чужой,

И под орудьем тяжким рока

Во прах склонился Рим второй.

Судьбою павшей Византии

Мы научиться не хотим,

И всс твердят льстецы России:

Ты - третий Рим, ты - третий Рим.

Пусть так! Орудий божьей кары

Запас еще не истощен.

Готовит новые удары

Рой пробудившихся племен.

От вод малайских до Алтая

Вожди с восточных островов

У стен поникшего Китая

Собрали тьмы своих полков.

Как саранча, неисчислимы

И ненасытны, как она,

Нездешней силою хранимы,

О Русь! забудь былую славу:

Орел двухглавый сокрушен,

И желтым детям на забаву

Даны клочки твоих знамен.

Смирится в трепете и страхе,

Кто мог завет любви забыть...

И Третий Рим лежит во прахе,

А уж четвертому не быть.


//97//

XXI

ДРАКОН

Из-за кругов небес незримых
Дракон явил свое чело,-
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.

Ужель не смолкнут ликованья
И миру вечному хвала,
Беспечный смех и восклицанья:
"Жизнь хороша , и нет в ней зла!"

Наследник меченосной рати!
Ты верен знамени креста,
Христов огонь в твоем булате,
И речь грозящая свята.

Полно любовью Божье лоно,
Оно зовет нас всех равно . . .
Но перед пастию дракона
Ты понял: крест и меч - одно.


//115//

СКЕПТИК

И вечером, и утром рано,

И днем, и полночью глухой,

В жару, в мороз, средь урагана -

Я всё качаю головой!

То потупляю взор свой в землю,

То с неба не свожу очей,

То шелесту деревьев внемлю, -

Гадаю о судьбе своей.

Какую мне избрать дорогу?

Кого любить, кого искать?

Идти ли в храм - молиться Богу,

Иль в лес - прохожих убивать?

Князь Э.Гелиотропов.

"Новое Время", 1886 г., №3601.

XII, 124

XXXII

ЭПИТАФИЯ

Владимир Соловьев

Лежит на месте этом.

Сперва был философ.

А ныне стал шкелетом.

Иным любезен быв,

Он многим был и враг;

Но, без ума любив,

Сам ввергнулся в овраг

Он душу потерял,

Не говоря о теле:

Ее диавол взял,

Его ж собаки съели.

Прохожий! Научись из этого примера,

Сколь пагубна любовь и сколь полезна вера.

15 июня 1892


//127//

Некогда некто изрек: "Сапоги суть выше Шекспира".
Дабы по слову сему превзойти британца, сапожным
Лев Толстой мастерством занялся, и славы достигнул.
Льзя ли дальше идти, россияне, в искании славы?
Вящую Репин стяжал, когда: "Сапоги, как такие,
Выше Шекспира,- он рек,- сапоги, уснащенные ваксой,
Выше Толстого". И вот, сосуд с блестящим составом
Взявши, Толстого сапог он начал чистить усердно.

[1897]

//129//

IV

ИЗ ПИСЬМА

Во-первых, объявлю вам, друг прелестный,
Что вот теперь уж более ста лет,
Как людям образованным известно,
Что времени с пространством вовсе нет;

Что это только призрак субъективный,
Иль попросту сказать один обман.
Сего не знать есть реализм наивный,
Приличный ныне лишь для обезьян.

А если так, то значит и разлука,
Как временно-пространственный мираж,
Равна нулю, а сней тоска и скука,
И прочему всему оценка та ж.

Сказать по правде: от начала века
Среди толпы бессмысленной земной
Нашлось всего два умных человека -
Философ Кант да прадедушка Ной.

Тот доказал методой априорной,
Что собственно на все нам наплевать,
А этот - эмпирически бесспорно:
Напился пьян и завалился спать.


//134//

Природа с красоты своей
Покрова снять не позволяет,
И ты машинами не вынудишь у ней,
Чего твой дух не угадает.