Вальтер Скотт. Квентин Дорвард (original) (raw)

english

Русский

This is a lecturer, so skill'd in policy, That (no disparagement to Satan's cunning) He well might read a lesson to the devil, And teach the old seducer new temptations.

OLD PLAY

В политике наставник он искусный. Не умаляя дьявола заслуг, Скажу, что опытного сатану Он мог бы новым научить соблазнам.

Старинная пьеса

As Louis entered the gallery, he bent his brows in the manner we have formerly described as peculiar to him, and sent, from under his gathered and gloomy eyebrows, a keen look on all around; in darting which, as Quentin afterwards declared, his eyes seemed to turn so small, so fierce, and so piercing, as to resemble those of an aroused adder looking through the bush of heath in which he lies coiled.

Когда Людовик вошел, он грозно нахмурил брови, как всегда, когда бывал чем-нибудь рассержен. Он окинул зал пронзительным взглядом, и глаза его, как рассказывал впоследствии Квентин, сузились и сверкнули, словно глаза притаившейся в кусте змеи.

When, by this momentary and sharpened glance, the King had reconnoitered the cause of the bustle which was in the apartment, his first address was to the Duke of Orleans.

Одного быстрого взгляда было для Людовика довольно, чтобы понять причину происходящей суматохи. Он обратился к герцогу Орлеанскому:

"You here, my fair cousin?" he said; -- and turning to Quentin, added sternly,

-- Как, и вы здесь, любезный кузен? -- И, повернувшись к Квентину, добавил сурово:

"Had you not charge?"

-- Так-то ты исполняешь мои приказания?

"Forgive the young man, Sire," said the Duke; "he did not neglect his duty; but I was informed that the Princess was in this gallery."

-- Простите его, ваше величество, -- сказал герцог, -- он исполнил свой долг. Но я узнал, что принцесса здесь, в галерее, и...

"And I warrant you would not be withstood when you came hither to pay your court," said the King, whose detestable hypocrisy persisted in representing the Duke as participating in a passion which was felt only on the side of his unhappy daughter; "and it is thus you debauch the sentinels of my guard, young man? -- But what cannot be pardoned to a gallant who only lives par amours [_by his love affairs_]?"

-- И вы сумели преодолеть все преграды, потому что вас окрыляла любовь, -- докончил король, который с отвратительным лицемерием упорно старался выставить герцога пламенным поклонником, разделяющим страсть своей несчастной невесты. -- И даже развратить моих часовых, молодой человек?.. Впрочем, чего не простишь влюбленному, который живет par amours [_Любовью (франц)._]!

The Duke of Orleans raised his head, as if about to reply in some manner which might correct the opinion conveyed in the King's observation; but the instinctive reverence, not to say fear, of Louis, in which he had been bred from childhood, chained up his voice.

Герцог Орлеанский поднял голову, как будто хотел что-то возразить, но привычное уважение, или, вернее, страх перед Людовиком, внушенный ему с детства, сковал его язык.

"And Joan hath been ill?" said the King;

-- А Жанне нездоровится? -- спросил король и прибавил:

"but do not be grieved, Louis; it will soon pass away; lend her your arm to her apartment, while I will conduct these strange ladies to theirs."

-- Ну ничего, Луи, не огорчайтесь: она скоро поправится. Дайте ей руку и проводите в ее покои, а я провожу этих дам.

The order was given in a tone which amounted to a command, and Orleans accordingly made his exit with the Princess at one extremity of the gallery, while the King, ungloving his right hand, courteously handed the Countess Isabelle and her kinswoman to their apartment, which opened from the other. He bowed profoundly as they entered, and remained standing on the threshold for a minute after they had disappeared; then, with great composure, shut the door by which they had retired and turning the huge key, took it from the lock, and put it into his girdle -- an appendage which gave him still more perfectly the air of some old miser, who cannot journey in comfort unless he bear with him the key of his treasure closet.

Слова короля были равносильны приказанию. Герцог Орлеанский подал руку принцессе и повел ее в один конец галереи, а король, сняв перчатку с правой руки, любезно предложил руку графине Изабелле и повел обеих дам к противоположной двери. Почтительно раскланявшись с ними, он постоял на пороге, пока они не скрылись из виду, затем спокойно притворил дверь, запер ее на замок, вынул ключ и сунул его себе за пояс. В эту минуту он был очень похож на старого скрягу, который только тогда и спокоен, когда носит при себе ключ от своих запертых сокровищ.

With slow and pensive step, and eyes fixed on the ground, Louis now paced towards Quentin Durward, who, expecting his share of the royal displeasure, viewed his approach with no little anxiety.

Медленным шагом, задумчиво потупив глаза в землю, Людовик направился прямо к Квентину Дорварду, который, зная, что он прогневил короля, со страхом ждал его приближения.

"Thou hast done wrong," said the King, raising his eyes, and fixing them firmly on him when he had come within a yard of him, -- "thou hast done foul wrong, and deservest to die. -- Speak not a word in defence! -- What hadst thou to do with Dukes or Princesses? -- what with any thing but my order?"

-- Ты виноват, -- сказал Людовик, подойдя к Квентину и глядя на него в упор. -- Ты очень виноват и заслуживаешь смерти... Молчи! Не оправдывайся! Какое тебе дело до герцогов и принцесс? Ты должен знать только мои приказания.

"So please your Majesty," said the young soldier, "what could I do?"

-- Но что же мне было делать, ваше величество? -- промолвил юный воин.

"What couldst thou do when thy post was forcibly passed?" answered the King, scornfully, -- "what is the use of that weapon on thy shoulder? Thou shouldst have levelled thy piece, and if the presumptuous rebel did not retire on the instant, he should have died within this very hall! Go -- pass into these farther apartments. In the first thou wilt find a large staircase, which leads to the inner Bailley; there thou wilt find Oliver Dain [_the inner bailey contained the stables and often the chapel. It communicated directly with the keep_]. Send him to me -- do thou begone to thy quarters. -- As thou dost value thy life, be not so loose of thy tongue as thou hast been this day slack of thy hand."

-- Что делать! И это спрашиваешь ты -- часовой? -- ответил король с гневом. -- К чему же тебе оружие? Ты должен был приставить ружье к груди дерзкого ослушника и, если б он отказался удалиться, уложить его на месте. Ступай! В соседнем покое ты увидишь лестницу: спустись по ней во внутренний двор; там ты найдешь Оливье. Пошли его ко мне, а сам иди в казарму. И если ты дорожишь жизнью, не будь так же слаб на язык, как был сегодня слаб на руку.

Well pleased to escape so easily, yet with a soul which revolted at the cold blooded cruelty which the King seemed to require from him in the execution of his duty, Durward took the road indicated; hastened down stairs, and communicated the royal pleasure to Oliver, who was waiting in the court beneath. The wily tonsor bowed, sighed, and smiled, as, with a voice even softer than ordinary, he wished the youth a good evening; and they parted, Quentin to his quarters, and Oliver to attend the King.

Довольный, что так дешево отделался, но возмущаясь в душе против той холодной жестокости, которой король, по-видимому, требовал от него при исполнении служебного долга, Дорвард поспешил спуститься по указанной лестнице и, очутившись во дворе, где его ждал Оливье, передал ему королевское приказание. Лукавый брадобрей поклонился, вздохнул, улыбнулся, пожелал молодому человеку доброго вечера еще более мягким и вкрадчивым тоном, чем обыкновенно, и они расстались: Квентин отправился в казармы, а Оливье -- к королю.

In this place, the Memoirs which we have chiefly followed in compiling this true history were unhappily defective; for, founded chiefly on information supplied by Quentin, they do not convey the purport of the dialogue which, in his absence, took place between the King and his secret counsellor. Fortunately the Library of Hautlieu contains a manuscript copy of the Chronique Scandaleuse of Jean de Troyes [_the Marquis de Hautlieu is the name of an imaginary character in whose library Scott declares himself to have found the memorials which form the basis of the novel of Quentin Durward_], much more full than that which has been printed; to which are added several curious memoranda, which we incline to think must have been written down by Oliver himself after the death of his master, and before he had the happiness to be rewarded with the halter which he had so long merited. From this we have been able to extract a very full account of the obscure favourite's conversation with Louis upon the present occasion, which throws a light upon the policy of that Prince, which we might otherwise have sought for in vain.

К сожалению, в этом месте записок, которыми мы пользовались для нашего правдивого рассказа, оказался пропуск, ибо они были написаны главным образом со слов Квентина, который, понятно, не мог сообщить того, что произошло в его отсутствие между королем и его тайным советником. По счастью, в библиотеке замка Оливье нашлась рукописная копия "Chronique Scandaleuse" Жана де Труа [_"Скандальной хроники" (франц.). Жан де Труа -- парижский судейский чиновник, автор хроники о событиях времен Людовика XI._], гораздо более подробная, чем печатное издание. На полях ее оказались весьма любопытные пометки, сделанные, как мы полагаем, самим Оливье после смерти его господина и прежде чем сам он удостоился давно заслуженной награды -- петли. Из того же источника нам удалось почерпнуть содержание нижеприведенного разговора Людовика с его презренным любимцем, разговора, бросающего такой яркий свет на политику этого государя, какого мы, может быть, напрасно искали бы в другом месте.

When the favourite attendant entered the Gallery of Roland, he found the King pensively seated upon the chair which his daughter had left some minutes before. Well acquainted with his temper, he glided on with his noiseless step until he had just crossed the line of the King's sight, so as to make him aware of his presence, then shrank modestly backward and out of sight, until he should be summoned to speak or to listen. The Monarch's first address was an unpleasant one:

Когда любимец Людовика вошел в Роландову галерею, он застал короля сидящим в кресле, которое только что оставила его дочь, и погруженным в глубокую задумчивость. Хорошо зная характер своего государя, Оливье бесшумно скользнул в его сторону, чтобы оказаться в поле его зрения, и, когда увидел, что король его заметил, скромно отошел и остановился в отдалении, ожидая, когда с ним заговорят. Первые слова Людовика были далеко не любезны:

"So, Oliver, your fine schemes are melting like snow before the south wind! -- I pray to Our Lady of Embrun that they resemble not the ice heaps of which the Switzer churls tell such stories, and come rushing down upon our heads."

-- Итак, Оливье, все твои прекрасные планы тают, как снег от южного ветра! Об одном молю теперь пречистую деву Эмбренскую: чтобы они не обрушились нам на голову, как те снежные лавины, о которых швейцарцы рассказывают столько чудес.

"I have heard with concern that all is not well, Sire," answered Oliver.

-- С прискорбием узнал я, государь, что дела идут не совсем хорошо, -- ответил Оливье.

"Not well!" exclaimed the King, rising and hastily marching up and down the gallery. "All is ill, man -- and as ill nearly as possible; so much for thy fond romantic advice, that I, of all men, should become a protector of distressed damsels! I tell thee Burgundy is arming, and on the eve of closing an alliance with England. And Edward, who hath his hands idle at home, will pour his thousands upon us through that unhappy gate of Calais. Singly, I might cajole or defy them; but united, united -- and with the discontent and treachery of that villain Saint Paul! -- All thy fault, Oliver, who counselled me to receive the women, and to use the services of that damned Bohemian to carry messages to their vassals."

-- Не совсем хорошо?! -- воскликнул король, вскакивая и принимаясь шагать по залу. -- Скажи лучше -- плохо. Так плохо, что хуже и быть не может! А все твои романтические советы! Где уж мне покровительствовать угнетенным красавицам! Вот теперь Бургундия готова поднять против нас оружие и заключить союз с Англией. И, разумеется, Эдуард, которому сейчас нечего делать у себя дома, не преминет наводнить Францию своими войсками через эти злополучные ворота -- Кале. Каждого порознь я, может быть, еще сумел бы вразумить или одолеть, но когда они соединятся.., когда они соединятся!.. А тут еще измена этого негодяя Сен-Поля!.. И все это по твоей вине, Оливье, из-за твоего дурацкого совета принять этих дам и послать проклятого цыгана с поручениями к их вассалам!

"My lord," said Oliver, "you know my reasons. The Countess's domains lie between the frontiers of Burgundy and Flanders -- her castle is almost impregnable -- her rights over neighbouring estates are such as, if well supported, cannot but give much annoyance to Burgundy, were the lady but wedded to one who should be friendly to France."

-- Но, государь, вам известны мои основания, -- ответил Оливье. -- Владения графини лежат на границе Бургундии и Фландрии, замок ее почти неприступен, а права на соседние земли таковы, что, если их как следует поддержать, мы бы еще заставили бургундца призадуматься, как бы выдать графиню за человека, преданного интересам Франции.

"It is, it is a tempting bait," said the King; "and could we have concealed her being here, we might have arranged such a marriage for this rich heiress as would have highly profited -- France. But that cursed Bohemian, how couldst thou recommend such a heathen hound for a commission which required trust?"

-- Приманка действительно соблазнительная, -- сказал король, -- и, если бы нам только удалось сохранить в тайне местопребывание графини, мы бы легко могли устроить этот выгодный для Франции брак богатой наследницы... Но этот проклятый цыган! Как мог ты доверить такое важное дело этой неверной собаке, поганому язычнику?

"Please you," said Oliver, "to remember it was your Grace's self who trusted him too far -- much farther than I recommended. He would have borne a letter trustily enough to the Countess's kinsman, telling him to hold out her castle, and promising speedy relief; but your Highness must needs put his prophetic powers to the test; and thus he became possessed of secrets which were worth betraying to Duke Charles."

-- Прошу вас вспомнить, ваше величество, -- сказал Оливье, -- что вы сами доверились ему гораздо больше, чем я советовал. Он бы, наверно, исполнил поручение этих дам и доставил бы родственнику графини ее письмо, в котором она просила его защищать замок и обещала скорую помощь. Но вашему величеству угодно было испытать пророческий дар этого бродяги, и таким образом он выведал тайны, которые ему было, конечно, соблазнительно выдать герцогу Карлу.

"I am ashamed, I am ashamed," said Louis. "And yet, Oliver, they say that these heathen people are descended from the sage Chaldeans, who did read the mysteries of the stars in the plains of Shinar [_they lie between the Tigris and Euphrates_]."

-- Мне стыдно за себя, Оливье, -- сказал Людовик. -- Но ведь недаром же эти язычники считаются потомками мудрых халдеев, изучивших в равнинах Шинара искусство читать будущее по звездам!

Well aware that his master, with all his acuteness and sagacity, was but the more prone to be deceived by soothsayers, astrologers, diviners, and all that race of pretenders to occult science, and that he even conceived himself to have some skill in these arts. Oliver dared to press this point no farther; and only observed that the Bohemian had been a bad prophet on his own account, else he would have avoided returning to Tours, and saved himself from the gallows he had merited.

Хорошо зная, что, несмотря на весь свой ум, Людовик верил колдунам, астрологам, чародеям и прочим представителям темной науки прорицания будущего, в которой он считал немного сведущим и самого себя, Оливье не посмел отстаивать свое мнение и только заметил, что на этот раз цыган оказался плохим пророком хотя бы для себя, так как, наверно, не вернулся бы в Тур, знай он, что его ожидает там виселица.

"It often happens that those who are gifted with prophetic knowledge," answered Louis, with much gravity, "have not the power of foreseeing those events in which they themselves are personally interested."

-- Люди, обладающие пророческим даром, -- возразил Людовик очень серьезно, -- бывают часто не способны предвидеть события, касающиеся их самих.

"Under your Majesty's favour," replied the confidant, "that seems as if a man could not see his own hand by means of the candle which he holds, and which shows him every other object in the apartment."

-- С позволения вашего величества, -- сказал Оливье, -- это все равно, как если бы человек со свечой в руке видел окружающие предметы и не мог разглядеть собственной руки.

"He cannot see his own features by the light which shows the faces of others," replied Louis; "and that is the more faithful illustration of the case. -- But this is foreign to my purpose at present. The Bohemian hath had his reward, and peace be with him. -- But these ladies! -- Not only does Burgundy threaten us with war for harbouring them, but their presence is like to interfere with my projects in my own family. My simple cousin of Orleans hath barely seen this damsel, and I venture to prophesy that the sight of her is like to make him less pliable in the matter of his alliance with Joan."

-- Но он не может видеть своего лица, хотя и видит лица других людей, -- возразил Людовик, -- это сравнение лучше поясняет мою мысль... Однако это не относится к делу. Цыган уже получил по заслугам, и мир праху его. Но эти дамы... Присутствие их здесь может не только навлечь на нас войну с Бургундией, но еще и помешать моим личным видам и планам. Мой простодушный кузен Орлеанский уже заметил нашу красотку, и я предвижу, что это сделает его менее сговорчивым в вопросе о браке с Жанной.

"Your Majesty," answered the counsellor, "may send these ladies of Croye back to Burgundy, and so make your peace with the Duke. Many might murmur at this as dishonourable; but if necessity demands the sacrifice --"

-- Ваше величество могли бы отослать дам в Бургундию и таким образом сохранить мир с герцогом, -- заметил советчик. -- Конечно, это, может быть, вызовет ропот и будет названо бесчестным поступком, но если такая жертва необходима...

"If profit demanded the sacrifice, Oliver, the sacrifice should be made without hesitation," answered the King. "I am an old, experienced salmon, and use not to gulp the angler's hook because it is busked up with a feather called honour. But what is worse than a lack of honour, there were, in returning those ladies to Burgundy, a forfeiture of those views of advantage which moved us to give them an asylum. It were heart breaking to renounce the opportunity of planting a friend to ourselves, and an enemy to Burgundy, in the very centre of his dominions, and so near to the discontented cities of Flanders. Oliver, I cannot relinquish the advantages which our scheme of marrying the maiden to a friend of our own house seems to hold out to us."

-- Будь она выгодна, Оливье, я бы, ни на минуту не задумываясь, принес ее, -- ответил король. -- Я старый воробей и не попадусь на удочку, называемую честью. Но гораздо хуже потери чести то, что, отослав этих дам в Бургундию, я потеряю ту выгоду, которую мы могли бы получить, давая им убежище при нашем дворе. Было бы слишком обидно упустить такой удобный случай посадить друга Франции и врага Бургундии в самом центре владений герцога и в такой близости от мятежных городов Фландрии. Нет, Оливье, я не могу отказаться от выгод, которые сулит нам брак этой девушки с человеком, близким нашему дому.

"Your Majesty," said Oliver, after a moment's thought, "might confer her hand on some right trusty friend, who would take all blame on himself, and serve your Majesty secretly, while in public you might disown him."

-- Ваше величество, -- проговорил Оливье после минутного раздумья, -- могли бы вы выдать ее за верного человека, который принял бы всю вину на себя, а сам тайно служил бы вашему величеству? Вы же для виду отреклись бы от него.

"And where am I to find such a friend?" said Louis. "Were I to bestow her upon any one of our mutinous and ill ruled nobles, would it not be rendering him independent? and hath it not been my policy for years to prevent them from becoming so? -- Dunois indeed -- him, and him only, I might perchance trust. -- He would fight for the crown of France, whatever were his condition. But honours and wealth change men's natures. -- Even Dunois I will not trust."

-- Да, но где его найти, этого верного человека? -- спросил Людовик. -- Выдай я ее за одного из наших мятежных дворян, разве это не упрочит его независимость? А к чему клонится вся моя политика стольких лет, как не к упразднению этой независимости? Разве Дюнуа... Ему -- только ему одному -- я еще мог бы поверить. Какое бы он ни занимал положение, он всегда будет сражаться за французский престол. Но нет, богатства и почести меняют человека... Нет, я не поверю и Дюнуа.

"Your Majesty may find others," said Oliver, in his smoothest manner, and in a tone more insinuating than that which he usually employed in conversing with the King, who permitted him considerable freedom; "men dependent entirely on your own grace and favour, and who could no more exist without your countenance than without sun or air -- men rather of head than of action -- men who"

-- Ваше величество могли бы найти других... -- сказал Оливье гораздо более смиренным и вкрадчивым тоном, чем он обыкновенно говорил с королем, позволявшим ему подчас большие вольности, -- вы могли бы найти человека, полностью зависящего от вашего расположения и ваших милостей; человека, которому ваша поддержка была бы так же необходима, как солнце и воздух; человека, более способного мыслить, чем действовать, человека, который...

"Men who resemble thyself, ha!" said King Louis. "No, Oliver, by my faith that arrow was too rashly shot! -- What! because I indulge thee with my confidence, and let thee, in reward, poll my lieges a little now and then, dost thou think it makes thee fit to be the husband of that beautiful vision, and a Count of the highest class to boot? -- thee -- thee, I say, low born, and lower bred, whose wisdom is at best a sort of dinning, and whose courage is more than doubtful."

-- Который походил бы на тебя, не так ли? -- перебил его Людовик. -- Ну нет, Оливье, ты залетел уж слишком высоко! Как! Только потому, что я оказываю тебе доверие, что в благодарность за твои услуги я позволяю тебе иной раз пограбить того или другого из моих вассалов, ты вообразил, что можешь сделаться мужем такой красавицы, да еще и графини в придачу? Это ты-то, человек без роду и племени, безо всякого образования, чей хваленый ум -- не более как хитрость, а храбрость и вовсе сомнительна?

"Your Majesty imputes to me a presumption of which I am not guilty, in supposing me to aspire so highly," said Oliver.

-- Ваше величество изволите возводить на меня напраслину. У меня и в мыслях не было взлетать так высоко, -- ответил Оливье.

"I am glad to hear it, man," said the King; "and truly, I hold your judgment the healthier that you disown such a reverie. But methinks thy speech sounded strangely in that key. -- Well, to return. -- I dare not wed this beauty to one of my subjects -- I dare not return her to Burgundy -- I dare not transmit her to England or to Germany, where she is likely to become the prize of some one more apt to unite with Burgundy than with France, and who would be more ready to discourage the honest malcontents in Ghent and Liege, than to yield them that wholesome countenance which might always find Charles the Hardy enough to exercise his valour on, without stirring from his domains -- and they were in so ripe a humour for insurrection, the men of Liege in especial, that they alone, well heated and supported, would find my fair cousin work for more than a twelvemonth; and backed by a warlike Count of Croye -- O, Oliver! the plan is too hopeful to be resigned without a struggle. -- Cannot thy fertile brain devise some scheme?"

-- Очень рад это слышать, мой друг, -- сказал король, -- потому что это доказывает твое благоразумие. А мне почудилось, что ты именно на это и метишь... Но возвратимся к делу. Я не могу выдать эту красавицу ни за кого из моих подданных; не могу отправить ее обратно в Бургундию; не могу отослать ни в Англию, ни в Германию, где она может достаться человеку, который будет более склонен к союзу с Бургундией, чем с Францией, и еще примется, чего доброго, усмирять законное недовольство Гента и Льежа, вместо того чтоб оказать им поддержку и заварить хорошую кашу в собственных владениях герцога Карла. Пускай бы расхлебывал! А ведь они совсем готовы к восстанию, особенно Льеж! Только бы их еще немножко раззадорить -- и они наделают хлопот моему любезному кузену больше чем на год. А если бы их еще поддержал какой-нибудь воинственный граф де Круа!.. Нет, Оливье, этот план слишком соблазнителен, чтобы отказаться от него без борьбы. Не может ли что-нибудь придумать твой изворотливый ум?

Oliver paused for a long time -- then at last replied,

Оливье долго молчал и наконец ответил:

"What if a bridal could be accomplished betwixt Isabelle of Croye and young Adolphus, the Duke of Gueldres?"

-- Что сказали бы вы, ваше величество, насчет брака графини Изабеллы с Адольфом, герцогом Гельдернским?

"What!" said the King, in astonishment "sacrifice her, and she, too, so lovely a creature, to the furious wretch who deposed, imprisoned, and has often threatened to murder his own father! -- No, Oliver, no that were too unutterably cruel even for you and me, who look so steadfastly to our excellent end, the peace and the welfare of France, and respect so little the means by which it is attained. Besides, he lies distant from us and is detested by the people of Ghent and Liege. -- No, no -- I will none of Adolphus of Gueldres -- think on some one else."

-- Как! -- воскликнул король с удивлением. -- Принести такое прелестное создание в жертву этому разбойнику, который низложил, заточил в тюрьму и грозился убить родного отца!.. Нет, нет, Оливье, это было бы слишком большой жестокостью даже для нас с тобой, хоть мы и мало разборчивы в средствах для достижения нашей прекрасной цели -- спокойствия и процветания Франции. К тому же владения Адольфа слишком удалены от нас, да и граждане Гента и Льежа его ненавидят... Нет, нет, не надо мне твоего Адольфа Гельдернского!

"My invention is exhausted, Sire," said the counsellor; "I can remember no one who, as husband to the Countess of Croye, would be likely to answer your Majesty's views. He must unite such various qualities -- a friend to your Majesty -- an enemy to Burgundy -- of policy enough to conciliate the Ghentois and Liegeois, and of valour sufficient to defend his little dominions against the power of Duke Charles -- of noble birth besides -- that your Highness insists upon; and of excellent and virtuous character to the boot of all."

-- Моя изобретательность истощилась, ваше величество, -- ответил советник. -- Я не могу найти для графини де Круа такого мужа, который отвечал бы всем вашим требованиям -- слишком уж их много: он должен быть другом вашего величества и врагом Бургундии, должен быть настолько тонким политиком, чтобы расположить к себе жителей Гевгта и Льежа, и достаточно храбрым, чтобы защищать свои небольшие владения от могущественного герцога Карла, кроме того, он должен быть знатного рода -- на этом ваше величество особенно настаиваете, -- да еще вдобавок образцом добродетели.

"Nay, Oliver," said the King, "I leaned not so much -- that is so very much, on character; but methinks Isabelle's bridegroom should be something less publicly and generally abhorred than Adolphus of Gueldres. For example, since I myself must suggest some one -- why not William de la Marck?"

-- Нет, Оливье, я не настаиваю.., то есть не очень настаиваю на добродетели, -- сказал король, -- но мне кажется, что мужем Изабеллы де Круа должен быть не такой всем известный отъявленный негодяй, как этот Адольф Гельдернский. Что ты скажешь, например, раз уж мне приходится придумывать самому.., что ты скажешь о Гийоме де ла Марке?

"On my halidome, Sire," said Oliver, "I cannot complain of your demanding too high a standard of moral excellence in the happy man, if the Wild Boar of Ardennes can serve your turn. De la Marck! -- why, he is the most notorious robber and murderer on all the frontiers -- excommunicated by the Pope for a thousand crimes."

-- По чести, ваше величество, -- ответил Оливье, -- я не могу пожаловаться, что вы предъявляете слишком высокие требования к нравственным качествам будущего супруга графини, если вы довольствуетесь Диким Арденнским Вепрем. Как! Де ла Марк? Да ведь это известнейший по всей границе разбойник и убийца! Сам папа отлучив его от церкви за многие злодейства!

"We will have him released from the sentence, friend Oliver -- Holy Church is merciful."

-- Мы выхлопочем ему отпущение, Оливье, -- сказал король, -- святая церковь милосердна.

"Almost an outlaw," continued Oliver, "and under the ban of the Empire, by an ordinance of the Chamber at Ratisbon."

-- Да ведь этот человек почти вне закона, -- продолжал Оливье, -- он изгнан из пределов империи приговором Ратисбоннского сейма.

[_Ratisbon was the seat of the German Reichstag from 1663 to 1806._]

нет соответствия

"We will have the ban taken off, friend Oliver," continued the King, in the same tone; "the Imperial Chamber will hear reason."

-- Мы снимем с него это запрещение, Оливье. Имперский сейм можно вразумить.

[_A supreme court of appeals established in 1495 by Maximilian I: the first law court established in Germany._]

нет соответствия

"And admitting him to be of noble birth," said Oliver, "he hath the manners, the face, and the outward form, as well as the heart, of a Flemish butcher -- she will never accept of him."

-- Он знатного происхождения -- это верно, -- продолжал Оливье, -- но по манерам, по наружности да и по натуре он настоящий фламандский мясник... Нет, она никогда не согласится на этот брак.

"His mode of wooing, if I mistake him not," said Louis, "will render it difficult for her to make a choice."

-- Но, если я не ошибаюсь, при его способе сватовства у нее не будет другого выбора, -- заметил Людовик.

"I was far wrong indeed, when I taxed your Majesty with being over scrupulous," said the counsellor. "On my life, the crimes of Adolphus are but virtues to those of De la Marck! -- And then how is he to meet with his bride? Your Majesty knows he dare not stir far from his own forest of Ardennes."

-- Я вижу, что был неправ, обвиняя ваше величество в излишней щепетильности, -- сказал Оливье. -- Клянусь жизнью, герцог Адольф со всеми своими преступлениями -- воплощенная добродетель в сравнении с де ла Марком!.. И, кроме того, как устроить его встречу с невестой? Ведь вашему величеству известно, что он не смеет показываться за пределами своего Арденнского леса.

"That must be cared for," said the King; "and, in the first place, the two ladies must be acquainted privately that they can be no longer maintained at this Court, except at the expense of a war between France and Burgundy, and that, unwilling to deliver them up to my fair cousin of Burgundy, I am desirous they should secretly depart from my dominions."

-- Об этом надо подумать, -- сказал король, -- а первым делом надо дать понять этим дамам, что их дальнейшее пребывание при нашем дворе может повлечь за собой разрыв между Францией и Бургундией и что, не желая выдавать их нашему любезному кузену Бургундскому, мы бы хотели, чтобы они немедленно тайно удалились из наших владений.

"They will demand to be conveyed to England," said Oliver "and we shall have her return to Flanders with an island lord, having a round, fair face, long brown hair, and three thousand archers at his back."

-- Они потребуют, чтоб их препроводили в Англию, -- сказал Оливье, -- а там, глядишь, снова вернутся во Фландрию с каким-нибудь круглолицым долгогривым красавцем лордом, да еще в сопровождении тысяч трех стрелков в придачу.

"No -- no," replied the king; "we dare not (you understand me) so far offend our fair cousin of Burgundy as to let her pass to England. It would bring his displeasure as certainly as our maintaining her here. No, no -- to the safety of the Church alone we will venture to commit her; and the utmost we can do is to connive at the Ladies Hameline and Isabelle de Croye departing in disguise, and with a small retinue, to take refuge with the Bishop of Liege, who will place the fair Isabelle for the time under the safeguard of a convent."

-- Нет, нет, -- ответил король, -- мы не осмелимся -- ты понимаешь? -- не осмелимся оскорбить нашего любезного кузена, отослав их в Англию. Это навлекло бы на нас его неудовольствие, точно так же как и пребывание их при нашем дворе. Нет, нет, мы можем только вверить их покровительству святой церкви. Все, что мы можем сделать для них, -- это помочь им бежать под охраной небольшого отряда к епископу Льежскому, который на время поместит прекрасную Изабеллу под защиту какого-нибудь монастыря.

"And if that convent protect her from William de la Marck, when he knows of your Majesty's favourable intentions, I have mistaken the man."

-- И если этот монастырь сможет защитить ее от Гийома де ла Марка, когда он узнает о благоприятных для него планах вашего величества, значит, я ошибаюсь в этом человеке.

"Why, yes," answered the King, "thanks to our secret supplies of money, De la Marck hath together a handsome handful of as unscrupulous soldiery as ever were outlawed; with which he contrives to maintain himself among the woods, in such a condition as makes him formidable both to the Duke of Burgundy and the Bishop of Liege. He lacks nothing but some territory which he may call his own; and this being so fair an opportunity to establish himself by marriage, I think that, Pasques dieu! he will find means to win and wed, without more than a hint on our part. The Duke of Burgundy will then have such a thorn in his side as no lancet of our time will easily cut out from his flesh. The Boar of Ardennes, whom he has already outlawed, strengthened by the possession of that fair lady's lands, castles, and seigniory, with the discontented Liegeois to boot, who, by may faith, will not be in that case unwilling to choose him for their captain and leader -- let Charles then think of wars with France when he will, or rather let him bless his stars if she war not with him. -- How dost thou like the scheme, Oliver, ha?"

-- Правда твоя, -- сказал король -- Благодаря нашей тайной денежной помощи де ла Марку удалось собрать шайку таких отчаянных головорезов, что теперь он может не только держаться в своем лесу, но даже быть опасным соседом и для Бургундского герцога и для епископа Льежского. Ему недостает только земель, которые он мог бы называть своими, а так как теперь ему представится удобный случай приобрести их при помощи брака, то я думаю, черт возьми, что нам едва ли придется объяснять ему, как в данном случае поступить. И тогда у герцога Бургундского окажется такая заноза в боку, что ее вряд ли сумеет вытащить самый искусный хирург. А когда Арденнский Вепрь, которого он изгнал из его владений, укрепится и захватит все земли, замки и титулы прекрасной графини, да еще, пожалуй, станет во главе мятежников Льежа -- что, клянусь честью, очень возможно, -- тогда мы посмотрим, будет ли наш любезный Карл думать о войне с Францией и не придется ли ему благословлять свою звезду, если Франция не объявит войну сама. Ну, как ты находишь мой план, Оливье?

"Rarely," said Oliver, "save and except the doom which confers that lady on the Wild Boar of Ardennes. -- By my halidome, saving in a little outward show of gallantry, Tristan, the Provost Marshal, were the more proper bridegroom of the two."

-- Превосходным, -- ответил Оливье, -- за исключением того, что этот план отдает прелестную графиню в руки Дикому Вепрю Арденн. По чести говоря, будь у великого прево Тристана побольше внешнего лоска, даже он был бы более приличным мужем для нее.

"Anon thou didst propose Master Oliver the barber," said Louis; "but friend Oliver and gossip Tristan, though excellent men in the way of counsel and execution, are not the stuff that men make counts of. - Know you not that the burghers of Flanders value birth in other men precisely because they have it not themselves? -- A plebeian mob ever desire an aristocratic leader. Yonder Ked, or Cade, or -- how called they him? -- in England, was fain to lure his rascal rout after him by pretending to the blood of the Mortimers [_Jack Cade was the leader of Cade's Rebellion. Calling himself Mortimer, and claiming to be a cousin of Richard, Duke of York, in 1450, at the head of twenty thousand men, he took formal possession of London. His alleged object was to procure representation for the people, and so reduce excessive taxation._]. William de la Marck comes of the blood of the Princes of Sedan, as noble as mine own. -- And now to business. I must determine the ladies of Croye to a speedy and secret flight, under sure guidance. This will be easily done -- we have but to hint the alternative of surrendering them to Burgundy. Thou must find means to let William de la Marck know of their motions, and let him choose his own time and place to push his suit. I know a fit person to travel with them."

-- Однако ты недавно предлагал ей в мужья цирюльника Оливье, -- сказал Людовик. -- Нет, милый друг, хоть Оливье и куманек Тристан -- незаменимые советчики и исполнители, они не из того теста, из какого делают графов. Разве ты не знаешь, что фламандцы потому так и ценят знатное происхождение, что сами не могут им похвалиться? Чернь всегда имеет предводителей из аристократов. Вот хотя бы этот Кэд, или Кид [_Кэд Джек -- вождь народного восстания в Англии в 1450 году. Бывший солдат, Кэд выдавал себя за знатного лорда Мортимера, родственника герцога Йоркского, врага правившей в то время Англией Ланкастерской династии, с воцарением йорков восставшие связывали надежды на облегчение участи народа._], или как они там его в Англии называют. Не потому ли он собирал толпы черни, что выдавал себя за потомка Мортимеров? В жилах Гийома де ла Марка течет кровь Седанских князей, не уступающая в благородстве моей собственной... Ну, а теперь к делу! Итак, я должен убедить графиню де Круа в необходимости немедленного тайного бегства -- разумеется, под надежной охраной. Добиться этого будет нетрудно: стоит мне только намекнуть, что в случае отказа они могут попасть в руки герцога Бургундского. Ты же должен найти способ уведомить де ла Марка об отъезде этих дам, а уж там его дело выбрать время и место для своего сватовства. Я уже нашел, кому поручить их охрану в пути.

"May I ask to whom your Majesty commits such an important charge?" asked the tonsor.

-- Могу я осведомиться, на кого ваше величество думаете возложить столь важное дело? -- спросил Оливье.

"To a foreigner, be sure," replied the King, "one who has neither kin nor interest in France, to interfere with the execution of my pleasure; and who knows too little of the country and its factions, to suspect more of my purpose than I choose to tell him -- in a word, I design to employ the young Scot who sent you hither but now."

-- Разумеется, на чужестранца, -- ответил король, -- на человека, у которого здесь нет ни родства, ни свойства и никаких интересов, для которого нет никакой выгоды мешать моим планам и который слишком мало знает нашу страну и борьбу партий, чтобы заподозрить больше, чем я захочу ему сообщить, -- одним словом, я думаю поручить это дело тому молодому шотландцу, который сейчас прислал тебя сюда.

Oliver paused in a manner which seemed to imply a doubt of the prudence of the choice, and then added,

Оливье помолчал с видом человека, сомневающегося в благоразумии подобного выбора, и наконец сказал:

"Your Majesty has reposed confidence in that stranger boy earlier than is your wont."

-- Ваше величество не имели прежде обыкновения так скоро доверяться неизвестным людям, как доверяетесь теперь этому мальчику.

"I have my reasons," answered the King. "Thou knowest" (and he crossed himself) "my devotion for the blessed Saint Julian. I had been saying my orisons to that holy Saint late in the night before last, wherein (as he is known to be the guardian of travellers) I made it my humble petition that he would augment my household with such wandering foreigners as might best establish throughout our kingdom unlimited devotion to our will; and I vowed to the good Saint in guerdon, that I would, in his name, receive, and relieve; and maintain them."

-- У меня есть на то свои причины, -- ответил король. -- Ты знаешь, как я чту святого Юлиана (тут он перекрестился). Третьего дня я молился ему перед сном и просил этого покровителя странников, чтобы он послал мне побольше тех странствующих иноземцев, с помощью которых я надеюсь добиться полного повиновения во всем моем королевстве. Взамен я обещал этому святому принимать их и покровительствовать им во имя его.

"And did Saint Julian," said Oliver, "send your Majesty this long legged importation from Scotland in answer to your prayers?"

-- Ив ответ на вашу молитву святой Юлиан послал вам это длинноногое произведение Шотландии? -- спросил Оливье.

Although the barber, who well knew that his master had superstition in a large proportion to his want of religion, and that on such topics nothing was more easy than to offend him -- although, I say, he knew the royal weakness, and therefore carefully put the preceding question in the softest and most simple tone of voice, Louis felt the innuendo which it contained, and regarded the speaker with high displeasure.

Несмотря на то что Оливье прекрасно знал, какую огромную роль играло суеверие в набожности Людовика и что его ничем нельзя было так оскорбить и задеть, как коснувшись этой темы, несмотря на то, повторяю, что Оливье была известна эта слабость короля и что поэтому он постарался предложить свой вопрос самым невинным тоном, Людовик почувствовал скрытую в нем насмешку и бросил на говорившего гневный взгляд.

"Sirrah," he said, "thou art well called Oliver the Devil, who darest thus to sport at once with thy master and with the blessed Saints. I tell thee, wert thou one grain less necessary to me, I would have thee hung up on yonder oak before the Castle, as an example to all who scoff at things holy -- Know, thou infidel slave, that mine eyes were no sooner closed; than the blessed Saint Julian was visible to me, leading a young man whom he presented to me, saying that his fortune should be to escape the sword, the cord, the river, and to bring good fortune to the side which he should espouse, and to the adventures in which he should be engaged. I walked out on the succeeding morning and I met with this youth, whose image I had seen in my dream. In his own country he hath escaped the sword, amid the massacre of his whole family, and here within the brief compass of two days, he hath been strangely rescued from drowning and from the gallows, and hath already, on a particular occasion, as I but lately hinted to thee, been of the most material service to me. I receive him as sent hither by Saint Julian to serve me in the most difficult, the most dangerous, and even the most desperate services."

-- Негодяй! Недаром тебя прозвали дьяволом! -- сказал он. -- Кто, кроме дьявола, посмеет издеваться над своим государем и над святыми угодниками? Будь ты мне хоть на волос менее необходим, я бы велел тебя вздернуть вон на том дубе перед замком, в поучение всем безбожникам! Знай же, неверный раб, что не успел я закрыть глаза, как мне явился блаженный Юлиан! Святой держал за руку юношу. Он подвел его ко мне и сказал, что этому юноше суждено спастись от меча, от воды и от петли и что он принесет счастье всякому делу и предприятию, в котором будет участвовать. Наутро я вышел гулять и встретил юношу, которого видел во сне. У себя на родине он спасся от меча -- уцелел во время избиения всего его семейства. Здесь же за короткий промежуток в два дня он чудом спасся от воды и от петли и уже успел, как я тебе говорил, оказать мне немаловажную услугу. Вот почему я верю, что он послан святым Юлианом, чтобы служить мне в самых трудных, опасных и даже отчаянных предприятиях.

The King, as he thus expressed himself, doffed his hat, and selecting from the numerous little leaden figures with which the hat band was garnished that which represented Saint Julian, he placed it on the table, as was often his wont when some peculiar feeling of hope, or perhaps of remorse, happened to thrill across his mind, and, kneeling down before it, muttered, with an appearance of profound devotion,

Окончив эту речь, король снял шляпу, выбрал из множества украшавших ее свинцовых образков тот, на котором был изображен святой Юлиан, положил шляпу на стол и, как это с ним часто случалось в те минуты, когда надежда или, быть может, угрызения совести волновали его, опустился на колени и с глубоким благоговением проговорил вполголоса:

"Sancte Juliane, adsis precibus nostris! Ora, ora, pro nobis! [_St. Julian, give heed to our prayers. Plead, plead for us!_]"

-- Sancte Juliane, adsis precibus nostris! Ora, ora pro nobis [_Святой Юлиан, внемли мольбам нашим, помолись, помолись за нас! (лат._])!

This was one of those ague fits of superstitious devotion which often seized on Louis in such extraordinary times and places, that they gave one of the most sagacious monarchs who ever reigned the appearance of a madman, or at least of one whose mind was shaken by some deep consciousness of guilt.

Это был один из тех болезненных припадков суеверной набожности, которые часто овладевали Людовиком в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте, делая этого мудрейшего из государей похожим на помешанного или на человека, удрученного воспоминанием о совершенном им преступлении.

While he was thus employed, his favourite looked at him with an expression of sarcastic contempt which he scarce attempted to disguise. Indeed, it was one of this man's peculiarities, that in his whole intercourse with his master, he laid aside that fondling, purring affectation of officiousness and humility which distinguished his conduct to others; and if he still bore some resemblance to a cat, it was when the animal is on its guard, -- watchful, animated, and alert for sudden exertion. The cause of this change was probably Oliver's consciousness that his Master was himself too profound a hypocrite not to see through the hypocrisy of others.

Пока Людовик молился, его фаворит смотрел на него с презрением и насмешкой, которых он почти не пытался скрыть. Одной из особенностей этого человека было то, что, оставаясь наедине со своим господином, он отбрасывал тот униженно-вкрадчивый тон, которым отличалось его обращение с другими; если в нем и теперь оставалось все-таки что-то напоминавшее кошку, то это была кошка в те минуты, когда она настороже и готова одним прыжком броситься на врага. Причиной такого поведения Оливье была, вероятно, его уверенность в том, что его господин слишком лицемерен, чтобы не видеть каждого лицемера насквозь.

"The features of this youth, then, if I may presume to speak," said Oliver, "resemble those of him whom your dream exhibited?"

-- И что же, этот юноша, осмелюсь спросить, действительно похож на того, который явился вашему величеству во сне? -- осведомился Оливье.

"Closely and intimately," said the King, whose imagination, like that of superstitious people in general, readily imposed upon itself. "I have had his horoscope cast, besides, by Galeotti Martivalle, and I have plainly learned, through his art and mine own observation, that, in many respects, this unfriended youth has his destiny under the same constellation with mine."

-- Как две капли воды, -- ответил король, который, как все суеверные люди, часто поддавался обману собственного воображения. -- И, кроме того, я велел Галеотти Мартивалле составить его гороскоп и узнал из его слов, а также из собственных наблюдений, что судьба этого бездомного юноши во многом управляется теми же созвездиями, что и моя.

нет соответствия

[_Галеотти (1442 -- 1494) -- итальянский богослов и астролог. Астрология -- лженаука, занимающаяся предсказанием будущего по расположению звезд и планет; гороскоп -- таблица расположения звезд и планет в час рождения человека и предсказание на основании этой таблицы его будущего._]

Whatever Oliver might think of the causes thus boldly assigned for the preference of an inexperienced stripling, he dared make no farther objections, well knowing that Louis, who, while residing in exile, had bestowed much of his attention on the supposed science of judicial astrology, would listen to no raillery of any kind which impeached his skill. He therefore only replied that he trusted the youth would prove faithful in the discharge of a task so delicate.

Что бы ни думал Оливье о причинах, которыми Людовик так уверенно объяснял свое доверие к неизвестному мальчишке, он не осмелился ничего возразить, хорошо зная, что король, сильно увлекавшийся во время своего изгнания изучением астрологии, не потерпит насмешки над своими воображаемыми знаниями. И поэтому он только выразил надежду, что этот юноша справится с таким сложным поручением и оправдает оказанное ему доверие.

"We will take care he hath no opportunity to be otherwise," said Louis; "for he shall be privy to nothing, save that he is sent to escort the Ladies of Croye to the residence of the Bishop of Liege. Of the probable interference of William de la Marck he shall know as little as they themselves. None shall know that secret but the guide; and Tristan or thou must find one fit for our purpose."

-- Мы примем меры, чтобы иначе и быть не могло, -- сказал Людовик. -- Он будет знать только одно: что ему поручено доставить дам де Круа в резиденцию епископа Льежского. О возможном вмешательстве Гийома де ла Марка он будет знать не больше самих дам. Об этом мы сообщим только проводнику, выбрать которого уже ваше дело с Тристаном.

"But in that case," said Oliver, "judging of him from his country and his appearance, the young man is like to stand to his arms as soon as the Wild Boar comes on them, and may not come off so easily from the tusks as he did this morning."

-- Но в таком случае, -- заметил Оливье, -- если судить по виду этого молодого человека, да еще принять в расчет, что это шотландец, он не примирится с вмешательством Дикого Вепря и тотчас возьмется за оружие, а тогда, пожалуй, ему не удастся спастись от клыков зверя, как удалось сегодня утром.

"If they rend his heart strings," said Louis, composedly, "Saint Julian, blessed be his name! can send me another in his stead. It skills as little that the messenger is slain after his duty is executed, as that the flask is broken when the wine is drunk out. -- Meanwhile, we must expedite the ladies' departure, and then persuade the Count de Crevecoeur that it has taken place without our connivance; we having been desirous to restore them to the custody of our fair cousin, which their sudden departure has unhappily prevented."

-- Ну что ж, если ему суждено умереть, -- сказал хладнокровно Людовик, -- святой Юлиан -- да будет благословенно имя его! -- пошлет нам вместо него другого. Какая беда, если посланный будет убит, исполнив свое поручение? Это то же, что разбить бутылку, когда вино из нее выпито... Итак, нам надо поторопиться с отъездом дам, а затем уже постараемся уверить графа де Кревкера, что их побег совершился без нашего ведома. Мы скажем ему, что собирались выдать их нашему любезному кузену, но их неожиданное бегство помешало нам, к несчастью, выполнить это намерение...

"The Count is perhaps too wise, and his master too prejudiced, to believe it."

-- А если граф слишком догадлив, а господин его слишком предубежден против вашего величества, чтобы поверить этому?

"Holy Mother!" said Louis, "what unbelief would that be in Christian men! But, Oliver, they shall believe us. We will throw into our whole conduct towards our fair cousin, Duke Charles, such thorough and unlimited confidence, that, not to believe we have been sincere with him in every respect, he must be worse than an infidel. I tell thee, so convinced am I that I could make Charles of Burgundy think of me in every respect as I would have him, that, were it necessary for silencing his doubts, I would ride unarmed, and on a palfrey, to visit him in his tent, with no better guard about me than thine own simple person, friend Oliver."

-- Матерь божья! -- воскликнул Людовик. -- Да ведь такое неверие недостойно христианина! Но они должны, будут поверить нам. Мы выкажем всем нашим поведением такое безграничное доверие нашему любезному кузену герцогу Карлу, что, если он не уверует в нашу полную искренность, он будет хуже всякого язычника. Поверь мне, я твердо убежден, что могу заставить Карла Бургундского думать обо мне все, что мне заблагорассудится, и, будь это необходимо, чтоб успокоить его подозрения, я бы поехал к нему, в его лагерь, верхом, безоружный и без всякой охраны, кроме твоей скромной особы, друг Оливье.

"And I," said Oliver, "though I pique not myself upon managing steel in any other shape than that of a razor, would rather charge a Swiss battalion of pikes, than I would accompany your Highness upon such a visit of friendship to Charles of Burgundy, when he hath so many grounds to be well assured that there is enmity in your Majesty's bosom against him."

-- А я, -- сказал Оливье, -- хоть и не могу похвастать, что владею другим оружием, кроме бритвы, готов скорее выдержать натиск целого отряда швейцарцев с пиками наперевес, чем сопровождать ваше величество в этом дружеском посещении Карла Бургундского: слишком уж много у него оснований считать вас своим врагом, государь.

"Thou art a fool, Oliver," said the King, "with all thy pretensions to wisdom -- and art not aware that deep policy must often assume the appearance of the most extreme simplicity, as courage occasionally shrouds itself under the show of modest timidity. Were it needful, full surely would I do what I have said -- the Saints always blessing our purpose, and the heavenly constellations bringing round in their course a proper conjuncture for such an exploit."

-- Ты глуп, Оливье, -- сказал король. -- Глуп вопреки всем твоим притязаниям на проницательность. Ты не понимаешь, что тонкая политика часто надевает личину величайшего простодушия, так же как под самой скромной наружностью скрывается иной раз настоящая храбрость. Уверяю тебя, если б понадобилось, я бы, не задумавшись, сделал то, о чем сейчас говорил, лишь бы святые благословили мое предприятие да сочетание звезд благоприятствовало ему.

In these words did King Louis XI give the first hint of the extraordinary resolution which he afterwards adopted in order to dupe his great rival, the subsequent execution of which had very nearly proved his own ruin.

В этих словах Людовик XI впервые высказал смелую мысль, которую впоследствии привел в исполнение: он хотел обмануть своего могучего противника, но при этом чуть сам не погиб.

He parted with his counsellor, and presently afterwards went to the apartment of the Ladies of Croye. Few persuasions beyond his mere license would have been necessary to determine their retreat from the Court of France, upon the first hint that they might not be eventually protected against the Duke of Burgundy; but it was not so easy to induce them to choose Liege for the place of their retreat. They entreated and requested to be transferred to Bretagne or Calais, where, under protection of the Duke of Bretagne or King of England, they might remain in a state of safety, until the sovereign of Burgundy should relent in his rigorous purpose towards them. But neither of these places of safety at all suited the plans of Louis, and he was at last successful in inducing them to adopt that which did coincide with them.

Расставшись с Оливье, король отправился прямо в апартаменты дам де Круа. Ему нетрудно было убедить их в необходимости немедленно оставить французский двор: для этого довольно было одного намека на возможность выдачи их герцогу Бургундскому; но не так легко было уговорить их избрать местом своего нового убежища Льеж. Они просили и умоляли отправить их в Бретань или Кале, под покровительство герцога Бретонского или английского короля, где они могли бы прожить в безопасности до тех пор, пока не смягчится гнев герцога Бургундского. Но ни одно из этих мест не входило в расчеты Людовика, и в конце концов ему удалось уговорить их выбрать то, которое было всего удобнее для исполнения его планов.

The power of the Bishop of Liege for their defence was not to be questioned, since his ecclesiastical dignity gave him the means of protecting the fugitives against all Christian Princes; while, on the other hand, his secular forces, if not numerous, seemed at least sufficient to defend his person, and all under his protection, from any sudden violence. The difficulty was to reach the little Court of the Bishop in safety; but for this Louis promised to provide, by spreading a report that the Ladies of Croye had escaped from Tours by night, under fear of being delivered up to the Burgundian Envoy, and had taken their flight towards Bretagne. He also promised them the attendance of a small but faithful retinue, and letters to the commanders of such towns and fortresses as they might pass, with instructions to use every means for protecting and assisting them in their journey.

Надежность покровительства епископа Льежского была вне всяких сомнений: с одной стороны, его духовный сан вполне защищал беглянок от насилия всякого христианского государя; с другой -- его военных сил, хоть и не особенно многочисленных, было вполне достаточно, чтоб оградить от внезапного нападения как его самого, так и тех, кому он давал приют. Все затруднение заключалось в том, чтобы благополучно добраться до маленького двора епископа. Но об этом Людовик обещал позаботиться: он сказал, что распространит слух, будто графини де Круа бежали ночью из Тура, боясь быть выданными бургундскому послу, и направили свой путь в Бретань. Кроме того, он обещал дать им небольшую, но надежную охрану и письма к начальникам всех городов и крепостей, через которые им придется проезжать, с приказанием оказывать путешественницам всяческую помощь и покровительство.

The Ladies of Croye, although internally resenting the ungenerous and discourteous manner in which Louis thus deprived them of the promised asylum in his Court, were so far from objecting to the hasty departure which he proposed, that they even anticipated his project, by entreating to be permitted to set forward that same night. The Lady Hameline was already tired of a place where there were neither admiring courtiers, nor festivities to be witnessed; and the Lady Isabelle thought she had seen enough to conclude that, were the temptation to become a little stronger, Louis XI, not satisfied with expelling them from his Court, would not hesitate to deliver her up to her irritated Suzerain, the Duke of Burgundy. Lastly, Louis himself readily acquiesced in their hasty departure, anxious to preserve peace with Duke Charles, and alarmed lest the beauty of Isabelle should interfere with and impede the favourite plan which he had formed for bestowing the hand of his daughter Joan upon his cousin of Orleans.

Дамы де Круа были очень обижены неблагородным и нелюбезным поступком Людовика, лишившего их обещанного приюта при его дворе, но ни та, ни другая не высказали ему своего недовольства. Они не только ничего не возразили против поспешного отъезда, который он предлагал, но даже попросили разрешения выехать в ту же ночь. Графиня Амелина тяготилась уединенной жизнью, без празднеств и веселого общества, а графиня Изабелла, присмотревшись поближе к французскому королю, пришла к заключению, что, будь соблазн немного посильней, Людовик не только выслал бы их из Франции, но не задумываясь выдал бы их разгневанному государю -- герцогу Бургундскому. Желание дам поскорее уехать пришлось как нельзя более по сердцу и самому Людовику, который прежде всего стремился сохранить мир с герцогом Карлом; к тому же он боялся, как бы присутствие прелестной Изабеллы не помешало осуществлению его излюбленного плана -- брака его дочери Жанны с герцогом Орлеанским.