МАКСИМ НЕМЦОВ (original) (raw)

«Целый концерт, какое выступленье?» —
и потрясает Будапештский Симфонический,
перемещенный, но без промедленья —
я его слушаю стоически,
но отчужденно, словно я — кузнечик,
еще не знающий, что чудом избежал
сенокосилки, просто — гражданин-пигмейчик,
наглядный случай слишком медленного роста.
Их было тридцать миллионов; их тринадцать по сей день —
здоровых держат здесь, пока не заболеют.
История рассудит. Ей не лень
снять шляпу перед невообразимым:
«Больны; нет спонсоров; профессий не имеют».
Вот странно — репортер с гитарой, как понять?
Непостижимый Юл здесь не затем, чтобы блистать.

Ведь он многоязыкой чудо-птицей
пустился в многомесячный полет,
тяжкое странствие через границы
проведать всякий про́клятый народ,
где медленно зачахла вся надежда
(а многие не знают, что такое самолет).
Он перышки не распускал — ведь, как и прежде,
его златое правило не подразумевает злата.

Сказал он: «Вам, должно быть, странно,
но это ерунда, вам счастье в душу дунет.
Нет больше страха, затянулась рана».
О, Юл умеет петь, близнец колдуньи,
которая танцует на слоне, вся в блестках серебра,
с волшебной палочкой, подброшенная хоботом Тамара,
верная ритму, как «Венгерская симфония».

А голова склонилась над гитарой,
и едва слышно эхом: «Все домой вернемся».
Не улыбался; прилетел по воздуху;
вообще бы мог не прилетать.
Гитары бы хватило.
Знатные гости танцевать не смели; не улыбайтесь.
«У нас будет дом? Или опять палатка?» — детский голос, мило.
«Дом будет», — отвечает Юл. В его панаме
нет ничего от блеска на лице семянно-
бурой молочайной ведьмы — она правит во дворце,
который мало чем похож на то,
где он сейчас. Его ответ нето-
роплив и царствен. «Места хватит всем».
Творец историй сбыточных, старинных,
пылает ярким святочным огнем Юл Бриннер.