Станкевич Николай Владимирович (original) (raw)

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Николай Владимирович Станкевич

Не был автором конкретных идеологических концепций

СТАНКЕВИЧ Николай Владимирович (27 октября 1813, Острогожск, Воро­неж­ская губ. – 25 июня (7 июля) 1840, г. Нови, Италия) – просветитель, фило­соф. Из состоятельной по­мещичьей се­мьи. Воспитывался «стройно и широко», сначала дома; с лета 1822 г. учился в Ост­рогожском уездном училище, а в 1825 – 1829 гг. в Благородном пансионе П.К. Фе­дорова в Воронеже. В 17-летнем воз­расте, не имея еще оп­ределенной системы взглядов, но с настрое­ниями в целом кон­сервативными, приехал в Москву. Для формирова­ния и развития миросозер­цания, общест­венной позиции Станкевича важнейшим этапом стали годы учебы (1830 – 1834) на словесном от­делении Мос­ков­ского университета, который с на­чала 1830-х гг. играл исключительно важную роль в ин­теллектуальной и духов­ной жизни России. Формальное отношение к приобретению знаний для Станке­вича исключалось, он стремится к самопозна­нию, познанию челове­ческой души и ок­ружающего мира. Зимой 1831 – 1832 гг. во­круг него начи­нает складываться кружок (судя по за­писям Я.М. Не­верова в днев­нике, с идеей встречаться «обще­ством дружеским» первым выступил И.А. Оболен­ский еще в октябре 1831). Со­бирались, как правило, в квартире Станке­вича в ниж­нем этаже дома, занимае­мого пансионом проф. университета М.Г. Павлова на Б. Дмитровской ул., рядом со зданием Благородного собрания. В то время, в обще­стве «разобщенном и скован­ном», кружки были формой со­хранения и развития передо­вой мысли; в них, отмечал А.И. Гер­цен, имея в виду, прежде всего, как свой кружок, так и кру­жок Станкевича, «отыскивали про­павшие» после восстания де­кабристов 1825 г. «пути мысли», там вызре­вала «Россия будущего» (Г е р ц е н А.И. Собр. соч. М., 1956. Т. XI. С. 35). Кру­жок Станкевича не был замкну­тым (фиксиро­ванное член­ство не предусмат­рива­лось). К нему примкнули, кроме названных Неверова и Обо­ленского, А.П. Ефремов, И.П. Клюш­ников, В.И. Красов, П.Я. Петров, Я.И. Почека, С.М. Строев, в 1833 г. стали участвовать К.С. Акса­ков, В.Г. Белинский, О.М. Бодянский, в 1835 г. – М.А. Бакунин, еще позднее – В.П. Бот­кин, М.Н. Катков. На отдель­ных собраниях были Т.Н. Грановский (до отъезда в Германию) и А.В. Кольцов, ко­торый поэтической извест­ностью во многом обязан Станкевичу. Мо­лодые люди принадлежали к разным сосло­виям и придерживались не­одинако­вых взглядов, что особенно выявилось позднее, в 1837 – 1839 гг. – на заключи­тель­ном этапе истории кружка. Но все они были вдохновлены стремле­нием вы­рабо­тать идеи, которые объясняли бы смысл человеческого бытия, роль и пред­назначение человека в ис­тории. Особенностью кружка Станкевича, в пол­ной мере отражавшей и его собст­венные при­страстия, было повышенное вни­ма­ние к вопросам философии, этики и эстетики. Увле­ченность такой тематикой от­личала круг Станкевича от кружка Гер­цена и Н.П. Ога­рева, где превалировали темы собственно общест­венно-политиче­ские. Герцен в «Былом и ду­мах» призна­вался, что большой симпатии к тем, кто группировался вокруг Станкевича, не было: «им не нрави­лось наше почти исключи­тельно поли­тическое направление, нам не нравилось их почти умо­зри­тельное. Они считали нас фрондерами и фран­цузами, мы их – сентимен­талистами и немцами» (Г е р ц е н А.И. Собр. соч. В 8 т. М., 1975. Т. 5. С. 99). Несомненно, однако, что в дея­тельности этих и дру­гих круж­ков моло­дежи по­следекабристской поры отразился поиск новых ориен­тиров и ре­ше­ний, которые помогли бы ис­правлению пороков отечества, усовер­шенствова­нию русской жизни.

Станкевич в своем кругу, и в этом его огромная заслуга, соз­дал «демо­кра­тиче­скую» атмо­сферу свободного творческого поиска, он побуждал к этому по­иску дру­гих, выступая не все­знающим руково­дителем, а – по об­щему признанию – «душой», «огромной суб­станцией» кружка. Во многом именно поэтому кружок для многих стал еще одним «университетом». Это признавал, к примеру, Белин­ский, последующая эволюция которого привела к «революционно-де­мократиче­ским» взглядам. Благо­творно влиял и пример духовно-нравственной личности са­мого Станкевича. Харак­терны в этой связи оценки И.С. Тургенева: «Станкевич оттого так дейст­вовал на дру­гих, что сам о себе не ду­мая истинно интересо­вался каж­дым чело­веком и, как бы сам того не замечая, увлекал его в область Идеала. Ни­кто так гуманно, так пре­красно не спорил, как он. Фразы в нем следа не было; даже Толстой (Л.Н.) не нашел бы ее в нем…» (Т у р г е н е в И.С. Полн. собр. соч. и писем. М.; Л., 1963. Т. VI. С. 394). Однако дискуссии в кружке, даже по акту­аль­ным те­мам, зачас­тую шли при исполь­зовании достаточно сложных ка­тегорий и абстракций (по словам Герцена, на «птичьем языке»).

Что касается собственного миросозерцания, то искание полноты его прохо­дит через всю короткую жизнь Станкевича. Значительное первона­чальное воз­действие оказали идеи москов­ского «Общества любомудрия» (1823 – 1825), в ко­тором, под сильным влиянием не­мецких фило­софов, осо­бенно Ф. Шеллинга, развивалась школа рус­ского диалектического просвети­тельского идеализма. М.Г. Павлов – один из пионеров этой школы готовил Станкевича к поступлению в Мос­ковский универси­тет. Николай Владимирович позднее слушал его лекции, как и другого известного про­фессора – Н.И. Надеждина; был он хорошо знаком и с творчеством В.Ф. Одоевского, Д.В. Вене­витинова. Одним из тех, кто познако­мил Станкевича с «любомуд­рием» был и Н.А. Мельгунов. Для Станкевича, при всех его фило­софских исканиях, увлече­ниях, был характерен, начиная с универ­ситет­ских времен, повышенный ин­терес к «чело­веческой проблематике». Этот интерес отражал и закреплял отход от проблем на­турфилософии, которые ра­нее были в центре внимания его предше­ственников по школе просветительского идеализма.

Высокую задачу философии Станкевич видел в том, чтобы связать во­едино все многообразие конкретных явлений и, объяснив их через эту взаи­мосвязь, под­чинить человеку. Уже в наброске своих фило­софских построе­ний «Моя ме­тафи­зика» (1833) Станкевич старался выявить каково место человека в мире, какова его цель, его нрав­ственный идеал. Человек, считал он, есть высшая и принципи­ально новая природная степень самопознания Разумения (Творца). Но ав­тор не останав­ливается на этом выводе, ход мысли идет дальше: человек, оказавшийся в «центре жизни» может и дол­жен стремиться стать умственно и нравственно со­вершенным, по­скольку от этого зависит его воздействие на при­роду и на «всеоб­щую жизнь». Чело­век призван возвыситься до состояния «нор­мального чело­века», «равного са­мому себе», и жить по законам «всеобщей жизни». При этом Станкевич особо вы­делял (как и ранее в философской лирике, од­ним из зачина­телей которой он был) тему конфликта несовершен­ного обще­ства, «отпавшего от человечности», от зако­номерности, и личности, которая хо­чет стать нравст­венно совершенной и усовер­шенствовать жизнь своего народа и всего чело­вечества. Обоснова­ние этой акту­альной для России темы, выдвиже­ние ее на первый план было новым шагом в развитии школы просвети­тельского идеа­лизма, который сделал Станкевич. Она оставалась стержневой для него и в после­дующие годы.

Определенное внимание Станкевич уделял отечественной истории, о чем сви­детельствует, прежде всего, его выпускное университет­ское сочине­ние «О причи­нах постепенного возвышения Москвы до смерти Иоанна III», написанное по курсу проф. М.Т. Каченовского. (Конкретно-исто­рический ма­териал, содержа­щийся в нем, одним из первых проанализировал Л.В. Череп­нин в ра­боте «Обра­зование рус­ского централизованного государства в XIV – XV вв. Очерки соци­ально-экономической и политической истории Руси. М., 1960). Станкевич был чужд провиденциализму, логическому конструированию схем, которые предопре­деляли бы отбор ма­териала и вы­воды истори­ческого исследования. Неприем­лема, по его мнению, и другая край­ность: чистый эмпиризм. Изучение истории должно помочь осмысле­нию обще­ства как развивающегося организма. Позднее он подчерки­вал и другой аспект важ­ности занятий историей: «Без нее знание бу­дет слишком сухо и мертво. С единст­вом идей надобно соединить раз­но­образие фактов – вот идеал знания…» (Пере­писка Николая Вла­димировича Станкевича. 1830 – 1840. М., 1914. С. 587).

Впрочем, собственно философия по-прежнему оставалась основным заня­тием, ибо она нужна для решения «высочайших вопросов». В письме Бакунину от 24 ноября 1835 г. Станкевич заявлял: филосо­фия «…показывает человеку цель жизни и путь к этой цели, расши­ряет ум его. Я хочу знать, до какой степени чело­век развил свое разумение, потом, узнав это, хочу указать лю­дям их досто­инство и назначение, хочу призвать их к добру, хочу все дру­гие науки во­одуше­вить еди­ною мыслию» (цит. по: С т а н к е в и ч Н.В. Из­бранное. М., 1982. С. 134). В 1834 – 1835 гг. он на­чинает глу­боко изучать по первоис­точникам немецкую философию. Эти занятия получили новый стимул после отъезда Станкевича ле­том 1837 г. в Германию, где он обучался в Берлин­ском уни­верситете (занятия приходилось не­редко прерывать для лечения туберкулеза). Если раньше, еще на родине, он не только для себя, но и для других «открыл» романтичного Шел­линга, то теперь главным героем его шту­дий становится Г. Гегель. Он увлек этим немецким идеа­листом, в част­но­сти, Гра­новского, что помогло тому выстроить в дальней­шем свою философию исто­рии. (Грановский до лета 1839 также жил в Германии). Изу­чение Станкевичем и его друзьями трудов Гегеля имело важное значение для обоснования закономер­ного хода истори­ческого раз­вития, преодо­ления скепти­цизма, проявлявшегося у части формирующейся в России интелли­генции. Пока­зательно, что Станкевич вы­ступал против поверхностных обоб­ще­ний, вытекавших из формулы Гегеля: «что разумно, то действительно, что дей­стви­тельно, то ра­зумно». В письмах за 1838 – 1840 гг. он осуждал аполо­гетику всякой действитель­ности. Действительность в своей истине, заключал Станке­вич, не что иное, как ра­зум, дух и, сле­довательно, подлинная действи­тельность – это разумная, одухотво­ренная действительность. В последние годы жизни, и в этом, без­условно, проявление эволюции взглядов Стан­ке­вича, он начинает при­ходить к выводам об из­лишней абстрактности немец­кой идеали­стической фило­софии, неприменимости ее отдельных выводов к прак­тиче­ским проблемам, к за­дачам «построения жизни». Отсюда его ин­те­рес к Л. Фейер­баху, который в то время переходил к критике геге­левской фи­лософии.

Социально-политическая проблематика интересовала Станкевича от­носи­тельно мало. Но те суждения, которые известны, позволяют относить его к при­вер­женцам консервативного про­светительства. Общество он рас­сматривал как «орга­ническое тело», которое должно развиваться не разру­шаясь, в силу внут­ренней необходимости. При этом развитие, совершенст­вование его Станкевич обуславли­вал, со­образуясь со своими философско-этическими построениями, прежде всего развитием людей, преодолением у них разрушительного эго­изма, воспитанием добра, рас­пространением про­свещения. В январе 1838 г. он писал родителям, что терпеливо смотрит на не­дос­татки отечества, которые должны из­гладиться «време­нем и образова­нием» (Переписка Николая Владимировича Станкевича. С. 41). Важно, од­нако, пробудить в народе «человеческую сторону», позаботиться о том, чтобы он «сам стал думать, сам искать средства к своему благосостоянию» (Там же. С. 367, 573). С позиций консервативного просвети­тель­ства подхо­дил Станкевич и к во­просу о возможном ос­вобождении крестьян от кре­пост­ной зависимости, – этот вопрос не­одно­кратно дискутировался на бер­линских вечерах в доме у супру­гов Н.Г. и Е.П. Фроловых. Освобо­ждение кре­стьян придет рано или поздно, благодаря дей­ствиям правительства, полагал Стан­кевич, «но и тогда народ не может принять участия в управлении общест­вен­ными делами, по­тому что для этого требуется известная степень умствен­ного развития…». С дру­гой стороны, умственное разви­тие самих крестьян должно быть важнейшей пред­посылкой для их освобо­жде­ния. В любом слу­чае, «кто любит Россию, тот, прежде всего, должен желать распростра­нения в ней образования» (цит. по: Русская ста­рина. 1883. № 11. С. 419). Низкий уровень культуры рус­ского народа, односто­ронне-практическая устремлен­ность его пред­ставлялись Станкевичу не достоин­ством, а пороком, который необ­ходимо кри­ти­ковать и преодолевать.

Станкевич не был автором конкретных идеологических или политических концепций, од­нако его жизнь и деятельность имели огром­ное значение для про­бужде­ния и развития общест­венной мысли, для начального этапа формирова­ния россий­ской интеллигенции.

Александр Свалов

(Использована книга: Общественная мысль России XVIII– начала XX века: Энциклопедия. М., РОССПЭН. 2005. С. 507 – 508).

Вернуться на главную страницу Н.Станкевича.