Трубецкой Николай Сергеевич (original) (raw)
XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА
Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
Николай Сергеевич Трубецкой
П.Н.Савицкий, Н.С. Трубецкой, П.П. Сувчинский.
Трубецкой Николай Сергеевич (1890-1938), князь - русский лингвист, культуролог и этносоциолог, теоретик евразийства (объявил о выходе из организации 5 января 1929), один из основателей Пражского лингвистического кружка и нового раздела науки о языке (фонологии). Сын С.Н.Трубецкого. Начал публиковаться в 15-летнем возрасте (в "Этнографическом обозрении" и других изданиях). Обучался на историко-филологическом факультете Московского университета (1908-1912) и в Лейпцигском университете (1913-1914). Приват-доцент Московского университета (1915-1916), профессор Ростовского университета (1918). С 1919 - в эмиграции. Профессор славянской филологии Венского университета (с 1923). Член Венской Академии наук (1930). Редактор непериодического издания "Евразийский Временник" и сотрудник редакции журнала "Путь", издававшегося в Париже Бердяевым.
Основные сочинения: "Европа и человечество" (1920), "Верхи и низы русской культуры (Этническая база русской культуры)" (1921), "Русская проблема" (1922), "Соблазн Единения" (1923), "Наследие Чингис Хана. Взгляд не с Запада, а с Востока" (1925), "О туранском элементе в русской культуре" (1925), "К проблеме русского самопознания. Собрание статей" (1927), "К украинской проблеме" (1927), "Общеевразийский национализм" (1927), "Руководство для фонологических описаний" (1935), "Основы фонологии" (1938), "Избранные труды по филологии" (1987) и др. Согласно Т., самопознание, оно же суть самообретение - центральная процедура для становления как человека, так и народа как "коллективной личности": "... при истинном самопознании прежде всего с необычайной ясностью познается голос совести, и человек, живущий так, чтобы никогда не вступать в противоречие с самим собой и всегда быть перед собой искренним, непременно будет нравственным. В этом и есть высшая достижимая для человека духовная красота, ибо самообман и внутреннее противоречие, неизбежные при отсутствии истинного самопознания, всегда делают человека духовно безобразным". Смысл бытия - организация образа жизни, формирование оригинальной национальной культуры, в полной мере соответствующих самобытной природе людей.
По Трубецкому, главной предпосылкой этого процесса выступает конституирование "истинного национализма" (или "безусловно положительного принципа поведения народа") в отличие от "национализма ложного", основанного на максиме "быть как другие", культурном консерватизме, шовинизме. В России после Петра I, по мысли Т., истинного национализма быть не могло - он был замещен суррогатами эгоцентрического национализма романо-германского толка, претендующего на статус общечеловечески значимого. Отрицая в принципе гипотезу об "общечеловеческой культуре", Т. (вслед за Данилевским) отказывал в праве на "лидерство" любой культуре, включая и романо-германскую. По мысли Т., постижение и теоретическая реконструкция русского национального самосознания неосуществимо вне изучения культуры соседних ему народов. Главной установкой его языковедческих и культурологических исследований явилось требование отказа от любого этнического "эгоцентризма". Одним из первых Т. использовал сравнительно-системный подход для анализа культур и языков, включавший историко-генетический, конкретно-исторический и типологический аспекты. Вывел закон о неизбежности многообразия национальных культур.
Опираясь на современные данные о механизмах "дробления" праязыка в контексте последующего конституирования групп языков, сформулировал термин "языковой союз" (совокупность языков, распространенных в одной географической и культурно-исторической области и обладающих в этой связи набором общих черт). - Ср. с идеей "евразийского языкового союза" у Якобсона. - Провел параллель между "языковыми союзами" и "культурами", что имело существенное эвристическое значение для этнической культурологии. Т. отметил, что взаимодействие субъектов различных культурно-исторических зон результируется конституированием культур смешанного типа. Каждый отдельный народ вносит в соответствующий культурный тип собственные уникальность и неповторимость: в результате, по мысли Т., складывается "та радужная сеть, единая и гармоничная в силу своей непрерывности и в то же время бесконечно многообразная в силу своей дифференцированности". Т. принципиально отвергал версию о "высших" и "низших" культурах, усматривая в них лишь меру и степень взаимного отличия. Полагая в русле полемик евразийского движения позитивную роль так называемого татаро-монгольского ига в становлении русской государственности, Т. критически оценивал космополитическую по сути деятельность режима Петра I (см. Молния).
Помещая в основание русской культуры "туранский элемент" (конгломерат тюркских, угрофинских, "манджурских", монгольских и других народов), Т. трактовал славянство как преимущественно языковую, а не культурную общность. По Т., ориентация на стабильность и равновесие, склонность к симметрии, ясность в процедурах схематизации ограниченного социоприродного материала оказались теми свойствами "туранской" социальной психики, которые и заложили фундамент ментальности Московской Руси. В качестве ведущих характеристик последней Т. рассматривал неразделимость государственной идеологии, искусства, религии и "бытового исповедничества"; внутреннюю духовную дисциплину; готовность к противодействию внешним агрессиям вкупе с активной экспансией вовне; жесткую подчиненность всех без исключения верховному правителю, беспрекословно направляемому в его деятельности православной верой - являющейся основой жизни также и для всех подданных. Московское царство, согласно Т., выступило итогом "оправославливания" туранской по сути своей государственности. По мысли Т., "для всякой нации иноземное иго есть не только несчастье, но и школа. Соприкасаясь с иноземными покорителями и засильниками, нация заимствует у них черты их психики и элементы их национальной культуры и идеологии. Если она сумеет органически переработать и усвоить заимствованное и выйдет, наконец, из-под ига, то о благотворности или вредоносности ига как школы можно судить по тому, в каком виде предстанет освобожденная нация".
Послепетровская же Россия с европеизированным правящим классом во главе, по мнению Т., стала всевозрастающе применять неприкрытую силу террора и принуждения: "Большевизм есть такой же плод двухсотлетнего романо-германского ига, как московская государственность была плодом татарского ига ... И когда сопоставишь друг с другом эти два аттестата - аттестат татарской школы и аттестат школы романо-германской, то невольно приходишь к тому заключению, что татарская школа была вовсе уж не так плоха". По мысли Т., сущность "русского народного" большевизма состоит в том, что для русского народа слово "буржуй" обозначает не богача, а человека иной культуры, мнящего себя высшим в силу своей принадлежности именно к этой культуре. Как полагал Т., "настоящее коммунистическое государство, как порождение романо-германской цивилизации, предполагает известные культурные, социальные, экономические, психологические и т.д. условия, существующие в Германии, но не существующие в России. Пользуясь этими преимуществами и отрицательными уроками русского большевизма, немцы создадут образцовое социалистическое государство, и Берлин сделается столицей всеевропейской или даже всемирной "федеративной" советской республики. Во всемирной советской республике господами будут немцы, а рабами - мы, т.е. все остальные ... Нероманским народам нужна новая неромано-германская культура.
Романо-германским же низам никакой принципиально новой культуры не нужно, а хочется лишь поменяться местами с правящими классами с тем, чтобы продолжать все то, что делали до сих пор эти классы: заправлять фабриками и наемными "цветными" войсками, угнетать "черных" и "желтых", заставляя их подражать европейцам, покупать европейские товары и поставлять в Европу сырье. Нам с ними не по пути". Отстаивая в ходе разработки идей евразийства тезис о противоположении Европы и Человечества, существующего в этносах и суперэтносах - в "ликах" и "многонародных личностях", Т. полагал также необходимым и позитивным преодоление европоцентризма. (По Гумилеву, полицентризм Т. весьма актуален: именно мозаичность человечества придает планетарному социуму необходимую историческую пластичность.)
В контексте исторической судьбы России на рубеже 20-21 вв. особо тревожно звучат предсказания Т. о характере и сути колониального будущего Отечества: "Значительная часть русской интеллигенции, превозносящая романо-германцев и смотрящая на свою родину как на отсталую страну, которой "многому надо поучиться" у Европы, без зазрения совести пойдет на службу к иностранным поработителям и будет не за страх, а за совесть помогать делу порабощения и угнетения России. Прибавим ко всему этому и то, что первое время приход иностранцев будет связан с некоторым улучшением материальных условий существования, далее, что с внешней стороны независимость России будет оставаться как будто незатронутой, и, наконец, что фиктивно-самостоятельное, безусловно-покорное иностранцам русское правительство в то же время будет несомненно чрезвычайно либеральным и передовым. Все это, до известной степени закрывая суть дела от некоторой части обывательской массы, будет облегчать самооправдание и сделки с совестью тех русских интеллигентов, которые отдадут себя на служение поработившим Россию иностранцам. А по этому пути можно уйти далеко: сначала - совместная с иностранцами помощь голодающему населению, потом служба (разумеется, на мелких ролях) в конторах иностранных концессионеров, в управлении иностранной "контрольной комиссии над русским долгом", а там и в иностранной контрразведке и т.д. Самое вредное это, разумеется, моральная поддержка иностранного владычества. А между тем при современном направлении умов русской интеллигенции приходится признать, что такая поддержка со стороны большинства этой интеллигенции, несомненно, будет оказана. Вот это и есть самое страшное". (См. также Евразийство.)
А.А. Грицанов
Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998.