Валентин СОРОКИН (original) (raw)

О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.

Бессмертный маршал

Драматическая поэма в трех частях и девяти главах

Юрию Прокушеву

Действующие лица:

Ж у к о в.
С т а л и н.
И в а н К у з н е ц о в — уралец, боец, друг Жукова.
М а т ь Ж у к о в а.
Н а т а л ь я К у з н е ц о в а — жена Ивана Кузнецова.
Г а л и н а — жена Жукова..
И в а н К у з н е ц о в — сын Ивана Кузнецова, танкист.
К о р р е с п о н д е н т — армейский журналист, поэт.
Ш о ф е р Ж у к о в а.
Н а ч а л ь н и к п о е з д а.
Г и т л е р.
Г у д е р и а н.
П а у л ю с.
Е в а.
В эпизодах:
Б о й ц ы. Р у с а л к и. Ч е р т. Ч е р т и.

ПРОЛОГ

Беда, звезду земли заволокло
Похмельное коричневое зло:
Смрад понавис — полмира охватил
Холодный страх надежд и предсказаний,
Смертей, предательств, казней и терзаний,
Кружится пепел, и гремит тротил.
На площадях Европы черный флаг.
И Минск, и Харьков кинуты во прах.
«Рабы — славяне,
Русские — рабы.
Им, холуям, варить, стирать и строить!..»
И никому
Расистов не устроить —
Существовать без маршей и борьбы;
Земля моя, насильники твои
Из той одной неандертальской школы,
Как те, махан жующие моголы,
Бросаются в бои, в бои, в бои!
Земля моя, а сколько, сколько ж к нам
Им жаловать,
Нас унижать, сытея?

Доверчивость — глупейшая затея,
Безвольное движенье по волнам!

Земля моя,
Ты — нежная душа,
Земля моя,
Ты — умная опора,
Ты — правды клич,
Она ль не грянет скоро?
Мы дружно распрямляемся — круша.
Земля моя, ты — матери слеза,
Мгновенный вздох несчастной полонянки.
Куда мне деть повинные глаза?
Простите, ростовчанки, киевлянки,
Простите, деды,
Недруг на порог
Насел.
Густы трагические мифы...
В курган, в курган стучит его сапог,
В курган, где грозно отдыхают скифы!
Разноязыкий движется народ,
Как шторм, и свирепеет, и мятется,
И ждет, готовый к жесту полководца,
И замирает у родных широт.
Земля моя, ты — храбрая стезя,
И нас не испугают перегрузки
Труда, борьбы,—
Лишь забывать нельзя
Вести себя с достоинством, по-русски!
Земля моя, ты — избавленья меч,
Ты — жизнь,
Ты — совесть высшая на свете,
Ты — русская чарующая речь,
Мы — не арийцы — за тебя в ответе;
Мы за тебя привычно постоим,
Наперекор страданиям и мукам,
И впредь стоять незыблемо своим
Мы повелим
И сыновьям, и внукам!

Вам, фюреры, вам, берии времен
Грядущих,
Что спешат моим на смену,
Я говорю:
— Не суйтесь на арену,
Вы, черти, возмутители племен! —
Я говорю:
— А Родина моя
Меня просила рассказать о павших,
Замученных
И без вести пропавших;
Расстрелянный, убитый — это я;
Распятый, оклеветанный молвой,
Униженный, пристыженный, голодный,
Но внутренне, как динамит, свободный,
Не сник я перед вами головой!..
Чудовища, подвальные цари,
Крысиных вожделений чингисханы,
Вы прячетесь,
Ныряете в туманы
От первой, робкой взрывчатой зари,
Меня остерегаетесь — поэт,
Терновы укоризненные верви;
Вы извиваетесь,
Как в банке черви,
Едва коснется вас гуманный свет,
Да, я иду вам память бередить:
Показывать,
Доказывать,
Судить!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1

Мать. Дом. Детство. Юность. Гражданская война. Жуков прощается
с Иваном Кузнецовым и дарит ему на память свою гармошку. Иван
уезжает на Урал. Через всю жизиь он пронесет в душе верность
к Георгию Жукову, командиру взвода, будущему легендарному
полководцу.
С т а л и н. Ж у к о в. Б е р и я. Ш о ф е р.

Она взошла привычно на крыльцо
И улыбнулась,
В глубине пеленок —
Мальчишечье глазастое лицо:
— О господи, бутуз, а не ребенок,
Как родила,
Едва не умерла,
И в церкви холодно! —
Ступила твердо.
И поняла — уместно нарекла
Георгием,
И повторила гордо:
— Георгий мой, победоносец мой,
Взмыть на коне тебе, лихому тезке,
Идем домой, желанненький, домой! —
В сенях, в избе поскрипывали доски,
Поддакивали половицы ей,
Она кидалась: — Чать, продрог, морозец,—
Кормить скорей, поить тебя скорей,
Мужай, Георгий, мой победоносец,
Мужай, ты много ласки одолжишь,
Жену возьмешь, ты нашим интересам,
Ты русской матери принадлежишь,
Мужай, тебя не объегорить бесам!
...А бесы будут, бес — где провиант,
Сметанка, маслице, щепотка соли,
Бес — там, где дарованье и талант
И цели достигающая воля;
Завозится печной, ухватный бес,
Закашляет дворовый, огородный,
А там по-свойски банный к ним пролез,
А там лесной, их дядя двоюродный,
А там районный бес, там областной
Чертина, загорелый, симпатичный,
А там коньячно-фруктово-мясной
Чертяка, охраняемый, столичный,
А там международный, не отвлечь,—
Он человечеству занятье ищет,
Посмей его идеей пренебречь,
Ни бес, ни черт, обидится Чертище:
Мигнет — бабахнут пушки по врагам,
Мигнет — шторма объявят берегам
Блокаду, непрерывную пальбу,
Мигнет — и ты в проструганном гробу!
Крепыш вихрастый, быстро в те года
Он вырастал — поляны, тропы, росы.
Пусть редко — хлеб,
Пусть часто — лебеда,
И холода над крышею, и грозы.
Играл в войну,
Ручьишко иль сугроб
Атаковал-форсировал, беспечен.
И локти оцарапывал, и лоб,
Который будет славою отмечен!
Беспечен?
Бурно, Родина моя,
Горят дворцы и падают короны,
И наводняют отчие края
Чужие генералы и бароны.
По мрамору завжикала картечь,—
Пора,
И Петроград краснознаменный
Басил:
«Вставай, проклятьем заклейменный!» —
И грянул залп,
И ветер века — встречь!
Чванливо, Русь, на рубежах твоих
Зачавкали антантовы колеса.
Английские эскадры тупоносо
Разрыли воды,— кровь людская в них!
И юный Жуков кланяется: — Мать,
Не упрекай и не кручинься, мама,
Я ухожу!
Он должен воевать.
Его дорога — от порога прямо.

Гармошка, ранец.

И — шагнул упрямо,
И — полетела конница, пыля.
Крутись, как заведенная, Земля!

Ж у к о в
Вперед, бойцы!

И храп коней, и дым
Повис, лоскутисто-пороховой.
И скачет он с уральцем, с молодым
Иваном Кузнецовым!

Топот, вой.

Ж у к о в
— Вперед! —

И брызги пуль из-под копыт.
Вперед! — на ожирелый, наглый быт,
Быт связей, быт сословий, орденов,
Немых тупиц, лихих говорунов,
— Вперед! — Георгий вскинулся в седле.—
Крутись, Земля, за счастье на земле!

И спешивались всадники — привал.
И чай кипел, чадили «козьи ножки».

Г о л о с а б о й ц о в
— Георгий Жуков, ты ль не запевал?
— Начни!
— Не поленись-ка!
— На гармошке?
(Жуков пробует.)

— Как родная мать меня
Провожала,
Тут и вся моя родня
Набежала!

Живей, живей, гармошка с перебором,
И предрекай, и нарекай судьбу,
Огонь бунтарский по рябым просторам
На месть, на смерть сзывает голытьбу.
И пахаря зовет, и рудокопа,
И молодец встает за молодцом,
И угощает витязей Европа
Каленым, неразборчивым свинцом.

И в а н К у з н е ц о в
Я завтра отбываю на Урал.
Приказ вчера получен, на заводах
Рабочих нет!

Г о л о с а б о й ц о в
А разрешили б взводом
Поехать в цех!

Ж у к о в
(пытается сунуть Кузнецову гармонь)
Сыграй!

И в а н К у з н е ц о в
Да я ж играл!

Живей, живей, гармошка удалая!
Заметил Жуков: там, во глубине,
Во тьме доримской, дьявольски пылая,
Костлявый карлик пискнул на броне —
И стон пополз и растекаться начал,
Но двигались колонны — касок блеск,
И карлик чертом в грохоте маячил,
Пока в сплошной не превратился треск.
Моторы злились,
Траки трепетали,—
Так вот он, фюрер, вымахал какой!..

Ж у к о в
Устал, и вы, друзья мои, устали?
(Находит Ивана Кузнецова.)

Дарю гармошку!

Полночь, непокой.

Заметил Жуков: океан огня
Затмил, залил пространство,
Громыхая,
Ложбины, склоны, плоскогорья дня,
Земля к нему подвинулась, вздыхая:
— Огонь по весям русским хищно скачет!

Ж у к о в
Ребенок чей-то, заплутавши, плачет?
Клянусь я — ничего не признавать:
Ни холода, ни голода, ни лиха,—
Огонь ковать!

З е м л я
Себя в себе ковать!..

Из тьмы крылом взмахнула лебедиха —
И на сто верст, на тыщи верст вокруг
Не снег, а саван расстелила вдруг,
И на земной, гудящий сталью шар
Ордынцем глупым бросился пожар!

Ж у к о в
Я спасовал, я фронт не удержал!

С луны на землю карлик пробежал...

Ж у к о в
(про себя)
Немецкий дрессированный фашист,
Его претензии ко всем едины.
Нам пушки с танками необходимы
И самолеты,—
Ими враг ершист;
Хвастлив железом и силен железом;
Не вилами, не дураком-обрезом
Разбойный праздник Гитлера пресечь:
Нужна броня и миллионы плеч,
Огонь и сталь, огонь и сталь,— врагу
На русском не резвиться берегу!

Взял горсть земли — она тепла, сыра
И, как виски его, сера, сера,
Как в волосах, в ней столько серебра!

И доложил он Сталину в Кремле:
— Две наши армии умрут в котле,
Мы отступаем!

С т а л и н
(резко)
Удираем, значит,
Геройские добытчики удачи?
Судить вас надо!

Ж у к о в
Надо, а кого?
Меня? Не проще ль осудить того,
Кто в мирный день стрелял нас без оглядки?

С т а л и н
Война.

Б е р и я
(встревает)
С врагами.

Ж у к о в
Я в каком десятке?

Б е р и я
Враг в руднике, и враг на борозде.

Ж у к о в
(резко)
В телеге, в спальне собственной, везде —
И в сейфе, и в тарелке, и в кисете!

Б е р и я
(искренне)
Враг может хаживать при партбилете.

Ж у к о в
(громко)
Мне патриотов надо, есть они,
Я требую солдат!

С т а л и н
(резко)
Вы не одни.
Истерика — не лучший агитатор!

Ж у к о в
(крича)
Я требую!

С т а л и н
(улыбаясь)
Спасибо, император.

Жуков смущенно уходит.

Б е р и я
(на ухо)
Арестовать?

С т а л и н
(зло)
Лаврентий, подожди,
Как над Берлином водрузим знамена,
Тогда во мне разоблачай шпиона.
Сусанин — ты,
Предатели — вожди!
(Про себя.)
Не русский я, но русское во мне
Кандальное неистовство и горе...
Вот Жуков, придирается — и спорит,
Грубит, а ведь необходим стране;
Скромны Буденный, Ворошилов с ним
И Тимошенко,
Жуков крут и ясен,
Талант его прекрасен, ум прекрасен.
И нервничает, и пылит — раним?
Не русский я, но русская земля —
Святыня наша и опора наша!

Б е р и я
(на ухо)
В плену твой Яков.

С т а л и н
(пораженно)
Новость!

Б е р и я
Смерти чашу
С другими он разделит?..

Шевеля
Кисть скатерти,
Очнулся Сталин: — Вон!

Мрак.
Осень.
Кремль.
Курантов тяжкий звон.

С т а л и н
(про себя)
Что нас вело? Ниспроверженье власти
И ясность правды,— власть в моих руках,
А счастлив я и дал кому я счастье?
Не дал
И проклят, кажется, в веках!..
Терял друзей и наживал врагов,
И Гегель хорошо сказал: законы
Есть предопределение короны.
Стихия вырвалась из берегов,
Война, а я за договор радел,
Радел с народами страны сродниться —
И бронзой, мрамором укорениться
На высоте благих и светлых дел!
Радел, а кто я — прорицатель, бог?
Забыл нужду, а приходилось мыкать,
И статуи поучредил натыкать
Себе,
А зодчим премией помог...
Где истина? И я большой глупец,
Задатки идола во мне проснулись,
Товарищи в гробу перевернулись.
Война, тщеславью моему конец.
Вес бронзы ироничен, в общем, пуст,
Поскольку сам его благословляешь,
Захочешь — в рост,
А пожелаешь — в бюст,
Бессмертьем, как дурак, ты управляешь!..
Недавно розоватый боровок
(С «вилком», отполированным до свиста,
Расшитая сорочка) приволок
Чернильницу с Днепра, из аметиста;
Долбил скалу, породы выбирал,
Крошил, точил, подпиливал и клеил,
И так юлил, и так скулил и блеял,
Не удержался я и наорал!
Как барс, я с оппозицией дерусь,
И Лев Давидович — блестящий Яго,
Семиголовый змей, я не берусь
Расшифровать,
Не вытерпит бумага.
Меня щадил он? Не щадил. Попал
Под лопасти — зацепит и закрутит,
И я рубил, и он меня вкопал
В дол окровавленный, аж душу мутит.
В кровавый зев я кинулся, и в кровь
Я вывозился с ним, и кровью вымок...
Бронштейн — кровавый выхаркнутый вымах,
Рак общества, я подтверждаю вновь!
Что нас вело? Мы каторгу прошли,
Нашли мы правду, счастья ж не нашли!

А Жуков мчался по Москве, шофер
Баранку тронул: — Замерла столица!..

Ж у к о в
(про себя)
Ужасный получился разговор.
По-юношески фыкать не годится.
Ответственная мудрость мне нужна,
Солдат и генерал в меня поверить
Должны,
И с ними — армия должна;
Отныне я секунды буду мерить
Лишь делом, продвижением вперед.
Москва.
Берлин.
Фронты.
Противник прет.
Я тысячи сынов пошлю на смерть,
И братьев, и отцов...
Могилы эти
Укором вечным встанут на планете!
(Вслух.)
За Родину!..

Ш о ф е р
(про себя)
Не сметь мешать, не сметь.

Случайно ли навеялось ему,
Копытом конь в калитку бьет, и голос:
— Влетай в седло, скачи со мной во тьму.
Там, за Калугой, поле раскололось,
И пышет ад, и в небеса летят
Отравою рыгающие черти,
Избе хотят и городу хотят
Крестов, крестов, крестов хотят и смерти! —
...И он в седле, и конь несет его,
Храпит, бросаясь в зарево, безумец,
И не щадит Георгий никого,
Звенит восторженно единозубец,
Копье сверкает,
Шпорами коня
Гневит, торопит всадник,
Смолкли черти!

И — тишина!

И — водопад огня
Обрушился опять из чрева смерти,
Взметнулся птицей жаркогривый конь
Над избами, над городом, над Русью —
Через огонь, в галоп через огонь,
К речушке пескариной, к захолустью!

Ж у к о в
(про себя)
И — тишина? Идет, идет война,
И, как догадываюсь, не одна!..

ГЛАВА 2

Германская империя.
Ф ю р е р ходит из угла в угол по кабинету. Коротко, но резко го-
ворит то с Г у д е р и а н о м, то с П а у л ю с о м. Открывается
дверь — появляется Е в а.
Ж у к о в под Вязьмой. Разрушенное село. Г е н е р а л.
Ж у р н а л и с т, армейский корреспондент.

Железный рейх, железные войска.
Орудий дула дышат у виска
Планеты, обогретой солнцем летним;
Июньский марш,
Он станет ли последним?
Солдаты рейха бросят бомбовоз
На Лондон,
На Париж
Иль на Варшаву —
И спеленает гибельный хаос
Любую неразумную державу!..
Матросы рейха бросят корабли
По океанам, ухающим зычно,—
У берегов индийских патрули
Откозыряют свастике привычно;
Германия, глотающая пасть,
Германия, бурлящая утроба,
К ногам твоим старается припасть
От страха параличная Европа,
И над тобой Берлин — стальной скалой!

Г и т л е р
Сровнять Москву, развеять Кремль золой,
Арийцы, мы перед лицом эпох
И даже незачатых поколений
Обет даем, и нам поможет бог
Разбить врага в азарте наступлений,
Задача наша — ладан и огонь!..

Гудериан, Паулюс, Ева кивают.

И вскинул фюрер плоскую ладонь,
Сухую, пятипалую острогу,
Затылок почесал: — Молитесь богу!

Е в а
Ты яростен, ты гневен, великан,
Ты — немцев зов, ты — ницшеанства гений!

Г у д е р и а н
Не бечева, а танковый аркан
России сдавит горло;
Промедлений,
Мой фюрер, нет для крупповской брони,
Преграды нет, серьезной и реальной.
Смешон перед бронею дух моральный,
И это — остро чувствуют они!

Г и т л е р
В поход, пока сопутствуют нам дни!
Не падает Москва?

Г у д е р и а н
Но упадет.

П а у л ю с
И колосистый герб ее завянет.

Г и т л е р
Смелее к Волге!

П а у л ю с
Не хотят славяне
Оружие бросать.

Г и т л е р
Война идет;
Славяне — равноценнее скота,
Они разобщены между собою,
Белград, София, Прага!

Г у д е р и а н
Да, взята
Европа вся, и чуть ли не без бою.

П а у л ю с
Однако, фюрер, русским помогать
Славянские народы будут вечно.

Г и т л е р
Вас, генерал, благодарю сердечно:
Славяне вечны, надо полагать?..
Вскочили генералы как один.
(Всем.)
Рабы, скажите, кто ваш господин?

П а у л ю с
Мой фюрер, отдохнуть пора бы вам.

Е в а
Простужен он, и нет конца делам.
(Уводит фюрера.)

Г и т л е р
Пускай визжит газетный соглядатай:
«Фанатик и ефрейтор бесноватый!»
Я — кочегар, я распатронил жар
И в мир пустил разбойника — пожар,
Я — кочегар, и плача, и кляня,
Текут народы в камеру огня,
Я на вершине времени стою
И славу полководцам раздаю!
Гербы, культуры, гимны, языки —
На переплав! Я мученик идеи
Арийской,
В топку ангелы, злодеи,—
«Пантер» и «тигров» не остры ль клыки?
Художники славянские, волхвы,
С народом жить и умереть с народом,
Ни пивом не купить,
Ни бутербродом,—
На виселицу
У руин Москвы!..
Нет русских книг, журналов и газет,
Учений, философий русских нет,
Нет клубов, нет советов, нет собраний,
Для русских — ни сочувствий, ни стараний,
Их важно сбить, отторгнуть, задушить!

Е в а
А остальные?

Г и т л е р
Нечего спешить,
Мы над рабами вынянчим рабов
Верхушку,
И не надо быть Сократом:
Верхушка приручается развратом,
Банкетом, путешествием, парадом,
Пайком из продуктовых погребов;
Мы вывезем железо, уголь, газ,
Мы изумруды выгребем кирками
Рабов, как продолжается веками,
Спать, спать хочу!

Е в а
Да, милый, поздний час.

Г и т л е р
(фанатично)
Я — кочегар, я, рано или поздно,
Вселенную одряхшую взбодрю,
Текут народы!
(Съежился нервозно.)

Е в а
(огорченно)
Ну что с тобой?

Г и т л е р
(вяло)
Историю творю.

Е в а
Мы победим.

Г и т л е р
(вяло)
Не смею возражать.

Е в а
(бледнея)
Мы победим, я заявляю точно,
И, чтоб всегда мы управляли прочно,
Мешайте русским думать и рожать!..
(Обнимает фюрера.)
Свет погашу, устал ты, дорогой,
Устал от сводок, тягостных и долгих.
Москва стоит?

Г и т л е р
Мы сделаем другой,
Внезапный ход, вкогтимся в спину с Волги,
Не хвастаться о планах, не кричать!
(Испуганно.)
Скажи мне, Ева, если проиграю
Войну,
Один я буду отвечать,
Удастся ль мне найти дорогу к раю?

Е в а
Ты выиграешь — пожинать тебе,
И проиграешь — пожинаешь ты же,
Аттила ты, и я в твоей судьбе
Другой судьбы покамест не предвижу,
Аттила, власть — превыше женщин сласть,
И постараться надо не упасть;
Владык владыки топчут,
На костях
Владык
Владыки делают карьеру
И мертвецов порой зовут к барьеру
Во имя утверждения!..

Г и т л е р
Пустяк.

Е в а
(зачитывает из Библии)
Мы на земле не дома — мы в гостях.

А на холмах под Вязьмой пушки, пушки
И танки наши в гари и в пыли.
И древнее рыдание кукушки,
Как будто плачет чья-то мать вдали,
А на холмах под Вязьмой густо, густо
Лежат солдаты в мураве-траве.
И — тишина.
И—в мире страшном пусто.
Лишь крик кукушки тает в синеве.
Лежат бойцы недвижно на опушке.
Свежит цветы кровавая роса.
И древнее рыдание кукушки.
И древние над Русью небеса.
Здесь сам Кутузов
Присягал на верность
Отечеству,— разрушенный собор
Хранит преданье!..
И забот безмерность
На Жукова надвинулась в упор.

Сожженные под Вязьмой танки, пушки;
Неравный бой по склонам отзвучал.
...О ком рыдают древние кукушки?
Фуражку Жуков снял и замолчал.
(Замечает.)
Изба, а возле щеголь-журналист
И генерал.

Ж у р н а л и с т
Смоленская сторонка!..

Г е н е р а л
Грех постничать, отведаем цыпленка?

Ж у р н а л и с т
В желе.

Г е н е р а л
В желе?

Ж у к о в
Аскет я, моралист.

Г е н е р а л
А, знаете ли, я люблю поесть.

Ж у к о в
(весело)
Попить, наверно, любите?

Ж у р н а л и с т
(улыбаясь)
Пожалуй.

Г е н е р а л
Я, в общем, так сказать, натуры шалой.

Ж у к о в
(удаляясь)
Желаю вам удачи.

Отдал честь.

Ж у р н а л и с т
Не помню где, но я встречал его.

Г е н е р а л
(поднимая кружку)
Один за всех!..

Ж у р н а л и с т
(поднимая кружку)
И все за одного!..

ГЛАВА 3

Танкоград. На улицах сугробы. За сосновым бором гудит поле, где
испытываются новые машины. И в а н К у з н е ц о в провожает
сына, танкиста, тоже — И в а н а К у з н е ц о в а. Отец дарит сыну
жуковскую гармонь. К ним подбегает к о р р е с п о н д е н т. По но-
чам с т а р ы й м а с т е р говорит с женой Н а т а л ь е й о сыне.

Звенит, звенит заиндевелый бор,
Звенит с утра и до утра
Металлом,
Набухли реки и распадки гор,—
Седой Урал в сиянье небывалом.
Здесь поднимал Ермак охранный меч
Над рваною Кучумовой ордою.
Урал, он призван Родину беречь,
Какой его испепелишь бедою?
Здесь Пугачев распахивал кафтан,
Огнем свободу смерда возвышая.
И зорями насыщенный туман
Багряно плыл,
Глядеть на мир мешая.
Здесь по степи метельной горячо
Летел в кибитке Пушкин вдохновенный,
И вился у него через плечо,
Распластываясь,
Шарфик дерзновенный.
Отцовский край,
Прапрадедовский край,
Вставай, уже фашисты под Москвою,
Незваных, наглых, диких покарай
Тоскующей по битве булавою!
В печах мартенов пламенеет месть,
Клокочет, и, захлебываясь яро,
Она поет одну и ту же песнь —
Святую радость скорого удара;
Ручьи, потоки, за рекой река
Расплавленно бежит, не умолкая.
Броня России, вот она какая,
И танки, танки, поле утыкая
Собой,
Рванулись — пали облака!
И Кузнецов Иван обнял отца:
— Бывай здоров!
— Бывай! — смахнул тот слезы.
И вздрогнул танк, и снежная пыльца
Отцу на шапку брызнула с березы.

И в а н К у з н е ц о в
(сыну)
Возьми гармонь и помни: кузнецам
Ковать и воевать — одна работа,
Милее и отрадней запах пота
В труде, а не в войне, я знаю сам;
А вдруг ты встретишь Жукова?
Постой,
Постой, сынок!

Отец заволновался:
— Скажи, я наигрался, наковался,
Его забытый друг, кузнец простой.
Еще скажи — война, а чья вина,
Мы жили, никому не угрожали,
Ковали плуги и детей рожали...
Тебя пусть бережет, гармошку на,
Его она, учти. Прощай, сынок! —

Вздохнул и сник отец, как занемог.
...Посапывая, к ним со стороны
Майор поспешно подскочил с блокнотом.

Ж у р н а л и с т
(старшему Кузнецову)
Работают моторы как по нотам?

К у з н е ц о в
Играем, экий праздник у страны!..

А танки шли, а танки шли и шли,
И грохотал Урал, и эти грозы
К Москве
И к Сталинграду паровозы,
Порывисто свистящие, несли.
Железный шторм.
Ревущий вихрь колонн,
Урал, глубоко траками изрытый,
Стальным, горячим панцирем покрытый,
Кузнец и воин, наш тебе поклон!

И к горну встал кавалерист-кузнец:
— Приспел момент, ну, знайте Кузнецовых! —
И тысячи моторов образцовых
Стучали с упоением сердец.
Но по ночам, как чей-то стон в окошко,
Пугала утомленного отца
Рыдалистыми всхлипами гармошка,
Звеня в пути, который без конца.
Он вскакивал: — Натальюшка, Наташа,
Проснись, голубка, али брежу я,
Рыдает за окном гармошка наша,
Что Жуков подарил, гармонь моя? —
Жена покорно поднимала очи
И вслушивалась, ввинчивалась в ночь:
— Сынок ты наш, а где же ты, сыночек,
Не увидать тебя и не помочь!
(Вздыхая.)
Рассвет.
Вставай и завтракай, на смену
Пора тебе.

И в а н К у з н е ц о в
Пора, жена, пора.

Н а т а л ь я
Зачем, отец, растил себе замену,—
Война Ивана сдула со двора.

Дрова трещат в голландке неторопко.
Дымится чай.

Щеколды вялый бряк...
И повела отца к заводу тропка.
Насупился кузнец и понабряк.
А над уральским пасмурным простором
Клубилась мгла железа,
И во мгле
Гудел огонь, бросая свет на горы,
И колотил крылами по земле.
Бушующий, с орлиною повадкой,
Он затмевал равнины и холмы.
А где-то молодуха над кроваткой
Приплакивала голосом зимы.
А где-то брат
Тянулся ближе к брату.
Сестра — к сестре,
Изболевалась мать.
Война, война, твою печаль и правду
Живому невозможно понимать!
И Танкоград за горной синевою
Все гнал и гнал,
И сплачивал в ряды
И танки, и «катюши» под Москвою,—
Урал не стерпит чуждого конвоя,
Не потеряет ратные черты!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1
Москва. Кремль.

С т а л и н. Ж у к о в. Б е р и я.
Ночь. Рвы. Зенитки. Штаб за городом, куда возвратился Жуков.
Образ матери. Поэма журналиста о Сталине. Ш о ф е р.
Потрясенный Г у д е р и а н.

Вокруг Кремля вращается Земля.
Я с детства знал и верую доныне:
Наш красный Кремль —
бессменная твердыня,
Да, да, Земля идет вокруг Кремля!
Суровые молчат колокола,
Суровое над ними солнце блещет.
Суровый луч в зубцах стены трепещет,
Сурово синь над башнями легла.
И купола шеломами блестят.
Курантов гордых звук победоносный.
Не плиты,
А эпохи шелестят
В прозрачной сизоватости морозной.
Курантов звук,
А стрелки — как мечи!..
По цифрам лет, веков неугасимых
Приди сюда, взгляни и помолчи,
Когда твоей душе невыносимо.
Приди сюда с любимой иль с детьми
И поклонись немеркнущей святыне.
Песчинку в руки бережно возьми —
Мгновенье остановится, застынет.
Приди сюда, когда обиды боль
Тебя гнетет,
И ты увидишь ясно:
Ничто твоя неверная юдоль,
А жизнь и Кремль
Действительно прекрасны!
Отсюда длани пялил в океан
И русские означивал границы
Воинственный и грозный Иоанн,
Как выжженный булыжник, темнолицый.
Здесь окропила лестницу зари
Молитвой Куликовскою планета.
И Дмитрия Донского звонари
Не спят на стражкой полосе рассвета;
Сосредоточивается борьба
За синие луга, леса и воды.
Наш красный Кремль, красна твоя судьба,
Красны твои герои и народы!

С т а л и н
Скажите, Жуков, можно ли Москву
Нам защитить?

Ж у к о в
Товарищ Сталин, можно!

И Сталин трубку выбил осторожно:
— Что нужно, назовите.

Ж у к о в
Назову.

С т а л и н
Москва, Россия, Родина — она
Не может быть противнику сдана.
Не может быть Москва сдана ему.
Что нужно, назовите, я пойму.
Не можем сдать, не можем сдать Москву,
Что нужно, назовите!

Ж у к о в
Назову!

И он назвал дивизии солдат,
Внушительные цифры самолетов,
«Катюш» и танков, пушек, пулеметов
И даже автоматов и гранат!..

Сутуло Сталин встал из-за стола,
Пощелкал ногтем, постучал по трубке:
— Не перемелем все, как в мясорубке?
— Нет, нет!

И мгла за окнами легла.

С т а л и н
Дела, товарищ Жуков, да, дела.

Сел Сталин — встал,
Сел — встал из-за стола.

Ж у к о в
(вздыхает)
Дела — как сажа, кажется, бела.

С т а л и н
Скажите, Жуков, русские — народ
Терпенья православного?

Ж у к о в
Но если
Забытые псы-рыцари воскресли,
Мы от ворот укажем поворот!

С т а л и н
(вспоминая)
А в Грузии — хребты и горы, горы
Высокие, там люди высоко
Мечтательны.

Ж у к о в
Но горы не опора.

С т а л и н
(лукаво)
Россия, в общем, ровная, легко
Шагать по ней, и ехать, и катиться?..

Ж у к о в
Коль человек — ступай, как говорится,
А враг — преграды, ямы и обвалы,
И умереть не страшно нам, и жить,
Такие в душах кованые скалы
Поднимутся — ничем не сокрушить!

С т а л и н
(разделяя слова)
Мы — русские, и наш удел такой:
У нас покой — и на земле покой!

Ж у к о в
Достойно силы и уменье копим —
Москва, Кавказ и Волга!

С т а л и н
Поторопим
Рабочий класс!

Ж у к о в
Надежнее приказ,
Железо и огонь сжирает нас.
Расстрел за трусость, пятишься — расстрел;
Ни вы, ни я, никто перед грядущим
Не оправдается: на смерть идущим
Оружия не дали, поредел
Состав полков, мы растеряли их,
Солдат, в дождях свинцовых, проливных;
За каждым иль невеста, иль жена,—
Страшна вина, трагедия страшна!
Еще страшней холопствующий дог
В себе, в другом...

С т а л и н
Кто вас обидой донял?

Ж у к о в
Вчера командующий фронтом Конев
Едва не угораздил в тот чертог,
Откуда и Малюта б не вернулся!

С т а л и н
Лаврентий подозрителен.

Ж у к о в
И я.
Он защищает отчие края,
А Конев к фюреру переметнулся?

С т а л и н
(резко)
Переутомлены вы!

Ж у к о в
Может быть.
Вина — вине, война — войне, и всюду
Преграды люду, праведному люду.
Как человеку дерзким не прослыть?

С т а л и н
И я жесток, и вы,— идет война,
Такая пляска дьяволов! Поверьте,
Есть в жизни вещи посложнее смерти!

Ж у к о в
(волнуясь)
У совести преступной жизнь длинна,
Панфиловцы!..

С т а л и н
Активны москвичи?

Ж у к о в
Наткнулся в суете на ополченца,
Под мышкою бердан и полотенце,
И — на передовую!

С т а л и н
А рвачи,
Завмаги, ювелирники впотьмах
Бежать надумали — где безопасней!

Б е р и я
(входя и здороваясь)
Арестовали.

Ж у к о в
И еще ужасней —
Наподнимали панику в домах.

С т а л и н
(шутя)
Тебе б, Лаврентий, их укоротить,
А ты меня оберегаешь.

Б е р и я
Путчей
Пока не наблюдаю, будет случай —
Я сам займусь!

С т а л и н
Не демонстрируй прыть.
А крикуны-трибунники бежали?

Б е р и я
Мы брали, а они не возражали.
Один икру вскрывает на возу,
Сосет как мед; я спрашиваю: — Что вы?
— Мы,— отвечает,— в бой всегда готовы,
А я в Ташкент подарочек везу!

И Сталин засмеялся: — Комары,
Погрязли в лужах роскоши и хлама,
Война для них не шире кухни драма,
Их животы — их главные миры!

Ж у к о в
А немец нагл — недалеко Москва!

С т а л и н
(прищуриваясь)
Нагл.
Нагл.

Куранты.
Ветер.
Синева.

Б е р и я
(поднимаясь)
Вчера Москва войскам салютовала.

Ж у к о в
За линией нейтральной?

Б е р и я
Мало, мало
Отбито территории.

Ж у к о в
Да, да.

Б е р и я
А вложено достаточно труда...

Ж у к о в
И вы при этом постарались честно
На благо Родины...

Б е р и я
А интересно,
Что именно имеется в виду?

С т а л и н
(Жукову)
Резервы, пополненья, подкрепленья,
Понадобится — вы без промедленья
Вводите.

Ж у к о в
(уверенно)
Есть, при случае введу.

Уехал в штаб.
...Прибрезжилось — картошка,
Ее чуть-чуть румянцем подожгло.
И мать, и друг-уралец, и гармошка,
А на фронтах о-ёй как тяжело!
И Жуков пригорюнился, и память
Стремительно показывала день:
Вихрастая, куделистая замять,
Плешивые домишки деревень.
Хибарка под Калугой кособоко
Трясется в непогоде, мать его
Уводит в школу:
— В бедности порока
Не видят, Гриша, люди. Ничего...
Пусть зубоскалят, ироды, ты бедный,
Бедна твоя шапчонка и пальто,
Зато ты умный, крепкий и невредный,
И мой, Гришунь, не чей-нибудь зато! —
Она пряма, сноровистость и сила,
И смелость в ней, и много доброты,
Траву косила и мешки носила,
И Жуков сам себя спросил: «А ты?»
(Повышая голос.)
Глянь, мать моя, глянь: в отчие края
Ползет, сверкая чешуей, змея,
И нет конца ее чугунным латам!
Зачем ты родила меня солдатом?
Я хоронил друзей на трактах смерти,—
Кровь, кровь и кровь,
И карлики, и черти!..

М а т ь
(Жукову показалось)
Усни, сынок, я знаю: миллионы
Поднимутся в атаку за тобой,
Зашиты в гимнастерках медальоны:
Рожденья дата, имя, хутор...

Ж у к о в
(в полузабытьи)
В бой!

М а т ь
Моя слеза — твой меч, твоя броня.

Ж у к о в
Прости меня, благослови меня!

И грудь его от матери, и воля,
И этот лоб, улыбка и глаза.

Калуга.
Тула.
Куликово поле.
Бородино.
Военные леса
Шумят над блиндажами, и столица
Щетинится за дымкою в ночи.
Ему не спится — Родине не спится,
Москве не спится; память, замолчи:
Кому он скажет, перед кем развяжет
Мучительных раздумий узелок,
И сколько завтра жертвенно поляжет?
Ходи по жалу, смерти оселок!

И закрутился месяц, словно лист,
Прожектора прошили ночь, как гвозди.
За ними бомбы, черной смерти гроздья,
Из бомбовозов загудели вниз;
И вышли истребители,
И гром
Разрушил небо, обвалились тучи,
Дыхание зенитное могуче
Почувствовалось русское кругом!
И выплеснулись красные бинты
Дорог, бегущих нервно к Сталинграду,
И в мареве громада на громаду
Сползались завывающе винты.
Москва! — и слово радостно и долго
Звенит под сердцем, реет и летит,
Покуда есть у нас Москва и Волга,
Никто на свете нас не победит.

Не танки — стая воронов хотела
Клевать России золотое тело.
Они почили, вороны, черны.

Г у д е р и а н
(вылезая из танка)
Арийцы — жертвы северной страны,
Арийцы...
Забугрились желваки.
Перчатки сдернул, мелко потоптался.
И, бешеный, у танка заметался:
— Назад! — и резко стиснул кулаки.

Кто б ни был ты — перед родным народом
Замри и на колено припади:
Мы, русские, не тихая порода,
А с вечевым дыханием в груди.
И маршал признается в час урочный:
— Ты не один, и ты еще не ты,
Тебе страна вверяет полномочно
Штурвал боев, а значит, правоты! —
... Штурвал боев.
И красный Кремль, плывущий
Под красным сводом в красные моря,
И красный флаг,
На красный бой зовущий,
Развертывает красная заря!
Взбодрился маршал — дрема отряхнулась
С окна, с дверей, с промерзнувшей стены.
Извилисто по карте протянулась
Дорога битв грохочущей войны.
Из края в край она петляла долго,
И, как большая красная река,
Она катилась и впадала в Волгу,
Просторы ужасая на века.

У карты — Жуков.
Грезит ураганом
Земля, и возмущаются моря:
— Вот тут!..—
И над Мамаевым курганом
Флажок взметнулся, искрою горя.
Волоколамски, Горловки и Орши
Сомкнутся здесь — и, русской кровью пьян,
Стальной немецкий каркающий коршун,
Ломая перья, скатится в бурьян!

На столике газета, развернул
И угадал — поэма журналиста:
«За Сталина, вождя и коммуниста!»
— Ну, ну! — и замверховного зевнул.

3
Машина пробиралась меж кустов,
Деревьев, рытвин, взорванных мостов,
Снарядов, мин, и дымов орудийных,
И града пуль.

Ш о ф е р
Нет правил гарантийных,
Нельзя вам рисковать, ведь попаданье
Осколка и — какое оправданье?
Позор, не сберегли, солдаты скажут!

Ж у к о в
(смеясь)
Враги усердно целятся, а мажут.
Меня беречь, а кто же сохранит
Его, по шею врытого солдата?

Ш о ф е р
Вниманье, очередь из автомата!

Ж у к о в
(громко)
Промазал немец!

Ш о ф е р
(волнуясь)
Тьма оборонит!

Ж у к о в
Все, брат, равны,
А вижу мальчугана
В Хабаровске,
В Казани, например,
Голодного, босого, так погано,
Не перейти виновности барьер;
Живей, и вправо, забирайте в гору,
Сам посмотрю!..

И дверцу отворил:
— Огонь боев полмира озарил.—
И выбрался к вершине Жуков скоро:
— Отцовская родная сторона,
Да, не игра, везде, везде война! —
И глянул вдаль, вдали — кровавый дым,
И красные кровавые березы
В лугу, как сумасшедшие стрекозы,
Звенели,
И над берегом крутым
Реки, окутанной в стальной туман,
Черт полыхал, Адольф, орангутанг,
Стальным огнем спеленатый и сжатый?..

Ж у к о в
(про себя)
Конец тебе, войны стальной глашатай!

ГЛАВА 2

Сталинград. Наши окопы. Вражеские окопы. П а у л ю с не спит.
Ночь. Доносится голос гармошки, на которой играет И в а н
К у з н е ц о в, танкист. Вдоль линии фронта проходит Ж у к о в.

А в Ярославле вышла Ярославна
За реченьку, за горькие луга:
— А где же ты, мой суженый, мой славный?
— Укутала свинцовая пурга! —
А в Новгороде к реченьке невеста
Поникшая выходит:
— Где же мой?
— Ему в могиле братской хватит места,
Остепенись, не жди его домой! —
А в Суздале девчонка у речушки
Спросила:
— Где же наши женихи?
— На их могилах, горлинки-подружки,
Цветы растут, обильны и тихи,
Покорные печалям незабудки,
От них такая льется голубень! —
...И шлепнулись забывчивые утки,
Как в озеро: налиты долы всклень
Горячею, унылой синевою,
Дрожит цветок, подросток, синь-цветок,
Под ним лежат ребята — головою
На запад.
Путь бездонен и жесток!

Стоят со всех концов Руси бойцы.
Костры горят по берегам предзимним.
Но Сталинград кольцом неотразимым
Затянутый; сыны здесь и отцы
Сошлись на пир — грядет гигантский бой,
Сражение держав непреклоненных,
И в тех и в тех знаменах пропыленных
Запутался едуче мрак слепой.
Два берега,
Две стали,
Две души,
Два мира — наш, родной, и тот, зловещий!
У переправы гневно Волга плещет,
Снаряды в ней — что камни-голыши.
О Волга, Волга, улица земли
Заглавного народа-исполина,
Вон журавли последним острым клином
Над синим плесом небо рассекли!
И синева рассвета разлилась
На синие холмы, по синим рощам.
По синим далям, перелескам тощим
Рассвет свою навязывает власть.
Рассвет, он нам самой природой дан:
Рассвет в Кремле,
Рассвет в Москве.
В России,—
Где с танками увяз Гудериан,
Над ним теперь дожди отморосили;
Рассвет на Волге!
Волга, мать-река,
Легенда русской непокорной славы,
Две армии,
Две броненосных лавы
Затихли над тобою для броска,
Планета в ожидании трепещет:
Рождается возмездия огонь!

Г о л о с а б о й ц о в
— На фронт приехал Жуков?
— Дай похлеще!
— Иван, а ну-ка разверни гармонь! —
Гармонь взяла разбег, запела в море
Рассветной, русской, ранней синевы.

Шел маршал фронтом, в радиопросторе
Летели телеграммы из Москвы.

Г о л о с а б о й ц о в
А куда ж ты, паренек,
А куда ты,
Не ходил бы ты, Ванек,
Во солдаты!

Ж у к о в
(гармонисту)
— Откуда ты?
— С Урала. Кузнецов!
— Иван?..
— Иван!..
— Ужель еще ты молод,
Мой давний друг, тебя жара и холод
Не тронули?..

И в а н К у з н е ц о в
(шутя)
Боятся удальцов!..

Платочек вынул маршал из кармана:
— Простите, обознался!..

И в а н К у з н е ц о в
Вам привет
От друга, от уральца, от Ивана,
Я сын его!
(Подает гармошку.)
Сыграете?

Ж у к о в
(улыбаясь)
О, нет!
Вот победим! —
Пообещал в ответ.

И расступились бережно солдаты,
И маршал дальше медленно шагнул,
Под грузами забот — тяжеловатый,
И ждал его приказа виноватый
Святой расплаты запоздалый гул.

А Паулюс осознавал тупик,
Небритый, к раме тайно он приник.
Синел рассвет, не обещая дня,
Звенела сталь, сыра земля дрожала.

Д о н е с л и с ь г о л о с а :
— Как тут вся моя родня
Набежала!

И Паулюс подумал: фюрер прав,
Их надо бить, травить, рабов природы.
Арийцы мы, пред нами все народы
Должны смириться!

А рассвет, кровав,
Звенел, от синевы освобождаясь,
Звенела Волга, звон гулял окрест.

— Гудериан! — воскликнул он, шатаясь.
(Про себя.)
Гудериан почудился иль крест?..
(Хватается за телефон.)
Берлин?

Но связи нет — огонь и треск.
И света нет в подвале, нет воды,
Скрипят, он чует, виселиц ряды.
(Про себя.)
Удачлив Жуков, русские в него
Поверили, и бой под Сталинградом,
Из нас, из двух,— бесславье одного,
Ему — не мне командовать парадом!
Его оберегает бог войны,
Фатальный Марс — он помогает с неба
Ему?
О фюрер, нет моей вины,
Арийцы, мы без пороха и хлеба,
Арийцы, мы среди степных пустынь,
Славянских, нескончаемых, увязли.
У, эти Бресты, эти Гжатски, Вязьмы!..
(Взмолился про себя.)
Ты слышишь, Марс, ты к Жукову остынь,
Ты посмотри — я сотни городов,
Десятки стран под маршами протопал,
Арийцы мы!

И вскрикнула Европа,
И крик ее катился до хребтов
Уральских и саянских!

П а у л ю с
(про себя)
Не могу
Победы факел уступить врагу!
Стучатся?
(Ему кажется.)
И настойчиво?

Но Кузнецов, танкист, восстал, седея:
— Гут, господин фельдмаршал, есть идея,
Я потерял глаза — берите их,
Берите их;
Я потерял в бою
Свет материнский, но России светом
Я вас караю,
Я перед рассветом
Вам гибель на гармошке пропою!

ГЛАВА 3

Руины Сталинграда. Мамаев курган. Волга. Танки. Самолеты. «Катю-
ши». Командный пункт. Ж у к о в, окруженный г е н е р а л а м и.
К о р р е с п о н д е н т.
Гибель танкиста И в а н а К у з н е ц о в а, потерявшего зрение
в бою у переправы. Ж е н щ и н а — м а т ь. Весенние порывы реки.

Ж у к о в
(про себя)
Фельдфебель Оттон, растопник огня,
Визгливый делатель железных армий,
Бежит к тебе, нечистоплотный арий,
Магнатов монопольная броня.

И маршал встал, размялся и вздохнул —
Всей грудью фронт от Волги оттолкнул:
— Атаковать противника штыком,
Атаковать противника снарядом,
И кораблем, и самолетом!

Взглядом
Измерив даль,
Шатнул он кадыком:
— Огонь! —
Казалось, в дисканте его
Зацвенькали, зазвякали дружины,
И рати двинулись, неудержимы:
— Один — за всех и все — за одного! —
Казалось, в дисканте его запел
Медведем взъяренным буран Сибири:
— Ни газы нас, ни бомбы не убили:
Огонь! —
И гаркнул, и не утерпел:
— Огонь! Огонь! — И маршал генералов
Обвел очами грозными: — Огонь! —
И музыка победы заиграла:
«Огонь!»
«Огонь!»
«Огонь!»
Молчит гармонь
В углу под слоем бревен блиндажа:
И первым — танк Ивана Кузнецова
Шарахнул в крепи бурею свинцовой,
И армия немецкая, дрожа,
Голодным, наркотическим драконом
Ощерилась над Волгою и Доном;
Полки ее,
Дивизии ее
Тевтонской сталью огненно сверкнули,
Снег взрыхлили,
Зерно перевернули
И знойно проутюжили жнивье!

— Огонь! Огонь! — Катился пот со лба.
Погоны гневным золотом горели.
И аппараты лаково пестрели:
У маршала в руках войны судьба!
Он слышен был крестьянке в русском поле,
Шахтеру, сталевару и бойцу.

— Наталья! — вскрикнул мастер.—
В сердце боли! —
Ослепший сын привиделся отцу:
«Отец, мой свет похитила война,
Отец, она, как ночь, темным-темна,
О внуке, о снохе мечтали мы,
Я слеп, отец, возьми меня из тьмы,
Огонь!»
...И шли за ним его танкисты,
И просека поверженных росла,
И ширилась,
В равнинах серебристых
Метель беду по хуторам несла;
По городам несла, по весям звонким,
Мол, так дрались и утверждались так!..
Писали немцы женам, что на Волге
У русских есть осатанелый танк.
И загинали обалдело палец,
Отсчитывали раны:
«Айн!»
«Цвайн!»
«Драйн!»
«Уралес танк!»
«И комонтир уралес!»
«И на кармошка, коворят, играйн!»

Раскалывалось небо, ветер боя
Над Русью причитанья завивал,
Все стало тьмой, что было голубое,
А белое — багряным; шквальный вал
Атаковал Европу!
Люди пали,
Селенья пали,
Пали города,
И лишь средь ночи в той бессонной дали
Не метеор летит и не звезда,—
Корабль, наверно, космосом рожденный,
Внимательно фиксирует одно:
Как наглый враг, свободой побежденный,
Прижат к реке и обречен давно!
Америка слегка над океаном
Приподнялась,
И в Англии рассвет,
Во Франции
И в Индии дурмана
Угарного, похоже, больше нет.

Ж у к о в
(на командном, пункте)
Я уточнить прошу, и доложите
Сегодня же о Кузнецове мне.

К о р р е с п о н д е н т
Вопрос, товарищ маршал, разрешите:
Танкист слепой?

Ж у к о в
Нет, годен он вполне.

Корреспондент картинно сморщил нос,
Бес, Мефистофель, выбрит и отглажен,
Начищен, напудрён и напомажен,
И наодеколонен, как обгажен,
Вибрирующий тенором: — Отважен,
Слепой, а правит? К вам еще вопрос.

Ж у к о в
Пожалуйста, но бой идет.

К о р р е с п о н д е н т
Статья
Прекрасная — ни догмы, ни корпенья,
Восток и Запад удивлю теперь я,—
Во, русский дух!

Ж у к о в
Не очиняйте перья,
Вы коммерсант, замечу, кстати, я!..
(Пытается вспомнить, где встречал майора.)
Еще не раз потомки удивятся:
Народы шли и государства драться,
А яблоня цвела — тоской томила,
Криница аиста в жару поила,
А мрачный омут лилию ласкал
И на берег русалок выпускал.
К ним приходил поэт, его встречали
Русалки, заклинали-величали:
— Пусть никогда твой путь не преградит
Ни ангел, ни чиновник, ни бандит,
Пусть ни с каких негаданных сторон
Свою немилость не обрушит трон;
Ты — соловей, от сотворенья лет
Ты прославляешь Родину и свет!
Минуй тебя острожное роптанье
И поздняя депеша оправданья,
Минуй твоих детей овчарки месть
За честь отца, которую не съесть;
Ты — соловей, от сотворенья лет
Ты прославляешь Родину и свет! —
Русалки веселились, хохотали
И косы расплетали, расплетали,
Но чакнул челюстью из мглы дракон,
Корежа доты и кроша бетон.

Кровавый свет колеблется над Волгой,
Баржа горит, пылает пароход,
Метелью красной, взвихренной и колкой,
Давно захлестнут к городу подход!
От Костромы до Астрахани — Волга,
Российским рекам мать и голова,
Нева в боях,
И Дон в боях,
И Волхов,
В стальной кольчуге красная Москва!
И в каждом русском чудо-человеке
Взметнулась боль — и не преодолеть,
Когда заговорили дружно реки:
«Доколе нам чумной полон терпеть?»
«Огонь!»
«Огонь!»

Д о н е с л и с ь г о л о с а :
Р-родная мать меня
Провожала,
Тут и вся моя родня
Набежала!

Москва, ты нам сияла из тумана,
Кремлем светила, стягом и звездой,
Полки эсэсовского Бату-хана
У ног твоих, за пеленой густой;
Твоя звезда сверкать над Русью рада,
Над Родиной,
И доблестный тот свет
Горит над крепостями Сталинграда,
Над горькими руинами побед!
Зовуще над Мамаевым курганом
Вямывает он, свети, Москва, свети,
И сам курган Бовою-великаном
Оглыбился кремнево на пути,
Над Курском встал, над миром, над планетой
В шеломе гневно-кованом, крутом!

Незрячий танк шел на таран,— с победой
Тебя, уралец!

Ветер за бортом,
И броневые сдрейфили машины,
И в приступе атаки Кузнецов
Твердил заклятье: — Мы несокрушимы,
Вперед, за землю дедов и отцов! —
И сталь — на сталь,
Заскрежетали траки,
И на дыбы два танка — зверь и зверь,
И рухнуло железо в прорву драки,
А Кузнецов открыл в бессмертье дверь;
Земля остановилась на мгновенье,
И воины склонились до земли,
И легкий стон, как чье-то дуновенье,
Над Волгой уронили журавли!
Заплакали апрельские метели.
И в ранний час над холмиком одним
Усталый маршал в дымчатой шинели
Замешкался, раздумьями долим,
И вытер лоб.
Сползлись над переносьем
Властительные брови: — Гитлер бросил
Железо все, взрывчатку всю и весь
Запас отборных войск, он ляжет здесь,
Стальной дракон!

И голоса, как струны,
Невест и вдов перенеслись к нему,
И не могилы, а морей буруны
Текли во тьму, во тьму, во тьму, во тьму!
А мать бойца пришла сюда заране,
Мать маршала — и Родина, и мать,
И встала на Мамаевом кургане
Благословить и честный меч поднять.
Она с тех пор стоит — не шелохнется,
И никуда не отойдет она,
Покуда свет к танкисту не вернется
И сына ей не воскресит война!..

В рейхстаге мощи ползали, и Гитлер
Отпихивал озноб и немоту:
«Москву не взяли?»
«Нет!»
«А Питер?»
«Питер?»
«А Сталинград?»
И призрак в пустоту
Вливался и загромождал собою
Пространство.

Е в а
Тишина тебе страшна?

Г и т л е р
(озираясь)
Берлин горит, простимся перед боем,
Германия уже окружена?
(Вдруг.)
Жаль, не могли родить мы!

Е в а
А кого?
Кем записать наследника?..

Г и т л е р
(нервничая)
Кем? — немцем...

Е в а
Ему зрачки испепелит Освенцим.

Г и т л е р
(нервничая)
Нет корня твоего и моего.
Мы лишние?..

Е в а
(хладнокровно)
Мы — сеятели зла,
Я радуюсь, смотри, по всей планете
Кровавый ветер, бьет кровавый ветер
В концлагерях в твои колокола;
Я русских ненавижу, истребить
Славян
Мы клятву-заповедь давали?

Г и т л е р
Где Паулюс?

Е в а
Он запертый в подвале,
Воды и то из Волги не попить.

Г и т л е р
Где Паулюс, Гудериан?

Е в а
(про себя)
Не верит!

Г и т л е р
Гудериан!
(Бредя.)
Ты, Ева, не права,
Плыви на иерусалимский берег,
Плыви за мной!..
Свети, свети, Москва,—
Река времен продвинуться не сможет,
Сады в барханы превратятся там,
Где память людям сердце не тревожит
И не бредет за ними по пятам!
Все люди свет,
Все звезды свет,
Все зори
Обрушили — и пал, дымясь, Берлин,
И высоко над ним сиял в просторе
Бессмертный маршал, воин-исполин!
Над Гитлером — бензиновый дымок...

Ж у к о в
(по телефону)
Берлин — у ног!

С т а л и н
Трон варвара — у ног.

Ж у к о в
Просился Эйзенхауэр.

С т а л и н
Принять.

Ж у к о в
И лорд Монтгомери.

С т а л и н
Им дать понять,
Москва не мстит народу, свет Москвы —
Спасенье.
Штурмом доказали вы!..

Не мстит Москва, она, скорбя, грустит,
Мать городов израненных не мстит,
Она грустит, но не о побежденных:
Вон там, в рязанском иговом дыму,
Рябина о детишках нерожденных
Совой заголосила на холму!
Так голосит, как вроде виновата,
Так причитает,
А над ней, над ней
Завьючилось от камня Коловрата
Астральное количество теней —
Душ детских,
Капель,
Градинок лучистых,
Войною не допущенных к земле,
И не они ль на башнях золотистых,
Сияя, загораются в Кремле?
И раздаются взрыды: — Я, рябина,
Свидетельница прожитых годов,
Ой, сколько птиц копытами убило
И растоптало маковых цветов!
Через века в мои луга и дали
Катилась меднобрюхая война,
И дьяволами желтыми летали
И пропадали в травах племена!
Хочу заснуть, а кони мчатся, мчатся,
Заснуть хочу, но окрик:
«Подожди,
В полях детишки сгибшие толчатся,
Что превратились в русские дожди!..»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1

Кремль. Парад Победы. С т а л и н. Б е р и я. Ж у к о в. Маршалы,
генералы. Тост Верховного. Ш о ф е р.
К у з н е ц о в И в а н, старший, встречает незнакомого б о й ц а -
г а р м о н и с т а на Урале. С е м ь я Ж у к о в ы х.

С т а л и н
(думая)
Докладывай.

Б е р и я
А перечень велик
И наших подозрений, и улик.
На Халхин-Голе — лично узнавал —
Два раза дома он не ночевал.
На курсы принят был без аттестата.
Дал под Берлином света маловато,
Чем бдительность у армий притупил
И Еву Браун недоослепил.
Еще, имеет мнение столица,
Дал Гитлеру свободно застрелиться.
У Эйзенхауэра был в гостях,
Секреты выболтал о скоростях.
Твой профиль на медали был залит
Вином...
Кто Жуков, кто?

С т а л и н
(с иронией)
Космополит!

Б е р и я
В быту к нему немало есть вопросов.

С т а л и н
По поводу?

Б е р и я
Прабабки...

С т а л и н
(раздраженно)
И профвзносов...
(Продолжает.)
Где власть — там искушение и страсть,
Соперничества тяжба и напасть.

Б е р и я
Я вспоминаю часто про Кавказ:
Я, мальчик, камешки в Куру бросаю,
Кавказ, пока Россия есть у нас,—
И есть Кавказ!

С т а л и н
(весело)
А я не отрицаю.

Б е р и я
(торопясь)
Все мать ему дала: дала черты,
Дала предназначенье полководца,
А вдруг ЦК в нем горько промахнется?
Прикажешь — мы опустим с высоты,
Прикажешь — мы изучим, волоска
И родинки, пупырка не оставим,
Мы беспощадно данные представим,—
Нет Жукова!..

С т а л и н
(неожиданно)
Тоска грызет?..

Б е р и я
(обмякнув)
Тоска...

С т а л и н
Думенко вспоминаю и Кубань,
Миронова, Сорокина, эх, годы!..
Сорокин, анархист, Спартак свободы,
А разная безадресная дрянь
Вкруг сильного хлопочет, суетится,
Обнюхивает: может, пригодится?
Вот Жуков, прям и, как бугай, упрям,
Вини его, казни его, такого.

Б е р и я
Решай, а я... я претворитель слова.

С т а л и н
Не подражай, Лаврентий, дикарям,
Я слушаю.

Б е р и я
Иосиф, Жуков — туз,
Зажимщик критики и, есть конфуз,
К авторитету, к женщинам не глух,
Жалея, подстрекает инвалидов,—
Спекулятивно нездоровый дух!

С т а л и н
(про себя)
Рога б тебе и хвост тебе для виду.

Б е р и я
Другие смотрят и берут пример,
А ты один, и ты давно не молод...
У них, Иосиф, шовинизма голод.
Стяжатели банкетов и манер.
Чиновника б — и маршала испечь!
Вождя обязан я предостеречь:
Учти, твой Жуков бабник — и не прост!

С т а л и н
(про себя)
Рога б, Лаврентий Павлович, и хвост.
Умру я — на могилу на мою
Заявится субъект, еще лисее,
И примется топтать, а ротозеи,—
Расскажет всяк про то в своем краю.
Искал я смысла в юности, ищу
И в старости итогового смысла.
Репрессии, война на мне повисла,
Ему прощу, себе же не прощу.
Ему прощу, а много ли о нем
Я знаю? Ускользает боком, боком,
Травмирован хроническим пороком?..
Игра с Лаврентием — игра с огнем,
Ретивый,— по звонку, как на пожар,
Бежит, чуть до инфаркта не убился,
Здороваюсь — он еле отцепился,
Что беркут, когти нехотя разжал!
И ведомство гранитное под ним
Преобразилось — шорох и смятенье.
Лаврентий сделался дворцовой тенью,
А чьей?
Он или я незаменим?
Он — спрут,
Он — черт,
Он — мания страны,
Да, я не молод, силы неравны!

Светите, звезд багряные рубины,
Кремль, торжествуй и празднуй,
И шелка
Развей, Москва,
Не ликовать Берлину,—
С плеч фюрера поехала башка;
Шуми, Москва, шуми, Россия,
Сказки
Из уст в уста народы пронесут!
Поехала башка, и каски, каски,
Как листья, двигались на страшный суд,
От океана и до океана
Они ордились, круглые, звеня,
Как чад земли, как вопль мирской обмана,
Как смятая ползучая броня!
Штандарты их вскипали на граните,
Выбрасывали щупальца,
Крепки,
А стяг победы багрянел в зените,
Искрили по брусчатке каблуки.
Москва дышала ветром постоянства,
Цвела она знаменами побед.
Москва, столица гордого славянства,
Ты хорошей и братствуй тыщи лет!
Катились каски
Сломленных,
Склоненных,
Поверженно-раздавленных врагов,
Гудела сталь российских берегов,
И шли полки в доспехах пропыленных
По свастике, тарантуловой масти,
По крупповской заносчивой броне.
...От имени страны, народа, власти
Командует сам Жуков на коне;
И белый конь несет его,
Копыта
Стучат у камнегранного Кремля,
И голос века слушает открыто
Планета под названием — Земля!
Кремль молодел и высотой духовной
Благоговел средь горя и невзгод.
И краткий тост, тотальный тост
Верховный
За русский поднял огненный народ,
За все народы,
Племена
И семьи,
За всех погибших и за всех живых,
Ведь победили, выстояли все мы
Под гнетом лет безумно-ножевых.
В кругу отважных маршалов неспешно
Налил Верховный чарку, произнес:
— За Жукова! Командовал успешно.

Г о л о с а
За Сталина!

С т а л и н
(в сторону Жукова)
Он главный груз пронес.

Москва перебинтовывала раны,
И Волга очищалась и текла.
И золотели славою курганы,
России боевые купола.
И в добрый вечер за резным окошком
Опять уральцу-мастеру на миг
Почудилась, послышалась гармошка,
Он выбежал на улицу — не их,
Соседский, может, или незнакомый
Шагал,
Играл,
Наяривал боец.
Но, тенором гармоники влекомый,
Почти вплотную подступил отец.
Мелькнуло в мыслях: «А гармонь-то наша,
Уж я ль не приголублю, не приму!»
— Тебя Наталья прислала, Наташа,
Ну, значит, мать? — Боец кивнул ему...
(И передал гармошку.)
Однажды в Комитете обороны
Сам председатель высказался вдруг:
— Для дела, Жуков, а не для короны
Придется вам отправиться на юг,
Возьмете округ срочно.

Ж у к о в
(с иронией)
Понимаю,
Конец войне — конец параду, маю?

С т а л и н
Обещан атом новому Мамаю,
А мы разорены, сидим без денег,
Без топлива, без хлеба; труд и труд
Поднимет нас, обует и оденет!

Ж у к о в
Пока поднимет...

С т а л и н
(с иронией)
Воины умрут?
Защитник жалующихся солдат,
А кто, а кто, вы или я богат?
За рубежом бубнят до хрипоты:
Регалиями маршал недоволен.

Ж у к о в
Бубнить любой, товарищ Сталин, волен,
От них ли ожидать нам правоты?
Я гвалт не обожаю, гвалт бойцу
Не требуется — ум ему к лицу,
И честь, и смелость.

С т а л и н
(думая)
Слава мутит ум.
Народу слава — и солдату слава.

Ж у к о в
(резко)
Смешно, когда налево и направо
Не воин, а холуй стоит, угрюм!
Я, выполнивший Родины приказ,
И про себя ни разу не подумал,
Что вот война закончится, взойду, мол,
На пьедестал и оттесню я вас!

С т а л и н
(резко)
Не ангелу намерен подражать,
Политике насущной повинуюсь.
А с маршалами я не соревнуюсь,
Геройство я умею уважать!
(Думая.)
Спортсмен ты ныне или инвалид,
Спасение — не в бремени обид.

Ж у к о в
(нажимая)
Душа...

С т а л и н
(тихо)
Она и у меня болит.

Ж у к о в
Я уваженье искренне ценю,
Испытанный как следует войною,
Но содрогаюсь — если за спиною
Мышей услышу серую возню...

С т а л и н
(роняя фразу)
Бонапартизм — черта Наполеона.

Ж у к о в
Бонапартизм... К чему преданье оно?
Но распахнулась форточка, и голубь
Нырнул, как в синевеющую прорубь.

С т а л и н
(роняя фразу)
Наивная, непуганая птица,
Привыкла, доверяет...

Ж у к о в
(полушутя)
Не боится...
Прощаются.
А за дверьми подсеменил к нему
Лаврентий Павлович: — Куда спешите?

Ж у к о в
(жестко)
К себе, и тайны в этом не ищите.

Б е р и я
А вдруг и вы нуждаетесь в защите?

Ж у к о в
Солдат не жалуется никому.

Б е р и я
Чем едете командовать? Бегу
Я к Сталину опять, помочь ли в драме?

Ж у к о в
Могу полком, дивизией могу
И армиями, надо — и фронтами.

Пенсне мерцало в золотой оправе.
Спала Царь-пушка, рядом с ней молчал
Царь-колокол. Казалось, Кремль качал
Ногами карлик.

Б е р и я
(на ухо)
Сталин осерчал,
Вы ж дуться и капризничать не вправе.—

Принюхался он к ветру и к снежку,
Кружащемуся тихо.— До свиданья! —
Царь-колокол.
Царь-пушка.
И сверканье
Пенсне,
Сверканье в такт шажку, шажку;
Молчат безропотно колокола!..

И на лицо большое скорбь, светла,
И на глаза, чуть карие, большие,
Повеяла.

Ж у к о в
Тебе ль мы, Кремль, чужие?
(Про себя.)
Суворов здесь стоял, и я стою,
Солдат обычный, труженик России.
Но Берия?
И он судьбу мою
Решать и упорядочивать в силе!
Как он попал сюда?
Плита, ступень,
И маковка, и купол — все здесь свято.
Как он попал сюда?
Иль Русь распята,
Иль я распят, народ распят и день?
Как он попал сюда?
И чем измерить
Трагедию в столице и в селе?
Я, Жуков, грубо выставлен за двери,
Я выставлен, а Берия — в Кремле!

И маршал четко выправкой блеснул,
В момент заматерел.
И Кремль тревожный
Под сердце острым сумраком дохнул
И чемоданной скрипотней дорожной.

«Ушел! — подумал Сталин.— Вот гордец,
Страной не легче править, чем фронтами.
Я по годам почти ему отец,
Почти в отцы гожусь ему годами.
А в сущности, какой же я отец?
Дочь спуталась с одним, с другим и с третьим.
Василий — ухарствующий купец.
Отец я, но солдатам, а не этим...
Солдатам, кто холеру погасил,
Кто вычистил расистское болото.
И если б я прощенья попросил,
То у кого? У русского народа!»
И, возбужденный, видел из Кремля,
Как над Москвой-рекой заря пылала.
Кружилась и в туманы уплывала
Измученная русская земля.
...А Жуков шел.
И древняя стена
Мерцала стреловидными зубцами.
О Русь моя, в лихие времена
Горьки размолвки у сынов с отцами!
А Жуков шел:
«Прощай, победный май,
Опаснее Лаврентий — не Мамай...»
Шоферу бросил: — Не горюй, солдат,
Да сохранит тебя еще столица,
А мне б не маршалом, мне б, в аккурат,
Сантехником иль дворником родиться;
Метлу держать, влюбленных обличать,
И не по головам — по батареям
Насмешливо и весело стучать,
И жить себе привольно, не скучать!

Ш о ф е р
Куда?

Ж у к о в
Туда...

Ш о ф е р
(понимая)
Туда?

Ж у к о в
И поскорее.

Ш о ф е р
(внезапно)
Отец мой самураев унимал.

Ж у к о в
Где?

Ш о ф е р
На Амуре.

Ж у к о в
Мать?

Ш о ф е р
Арестовали.
Отца — Ягода, мать — Ежов.
Я, мал
И слаб,— в приют!

Ж у к о в
(перебивая)
Кто жив?

Ш о ф е р
Едва ль.

Ж у к о в
Едва ли.

Ш о ф е р
(продолжает)
И, странно, не споткнулся, не зачах.

Ж у к о в
(про себя)
Война, внутри и там война...

Ш о ф е р
(продолжает)
Ел воду.
И, пионер, зубрил об уркачах
За одой насюсюканную оду.
И в треугольном галстучке, в строю,
Где никому птенцы не возражают,
Я соглашался: Родину мою
Лишь из-за океана обижают!
(Делает паузу, затем продолжает.)
А поварам осетровых речей,
Дельцам бесстыжим,
Ни к чему укоры:
Диктатору — диктатор,
Черни — чернь.

Ж у к о в
Ого, не забывайте светофоры!..

Ш о ф е р
...Но личное — не личные дрова:
Отец и мать, отец и мать, легко ли,
Отец и мать!
А я — наследник доли,
А доля — от жилетки рукава,
Пока,
Но я — росина,
Я — репей,
Я — дуб, приветствующий птичью стаю,
Сруби меня,
Свали меня,
Убей,
А я еще комлистей вырастаю!

ГЛАВА 2

Ж у к о в едет из Одессы на Урал. Вагон. Н а ч а л ь н и к п о е з д а.
К о р р е с п о н д е н т. Вечер. Стучат колеса. Ночь. День. Утро.
Опять ночь. Опять утро.
Танкоград. На перроне — в з в о д б о й ц о в с гармошкой. Солдаты
приветствуют маршала.

1
Мозгуй хоть с ненавистью,
Хоть с любовью,
А грозному Ивану нипочем,
Он уяснил: не зелием, а кровью
Державу утверждают и мечом.
Секиры наточенные блистали.
И по веленью мелких палачей
Безвинно русы головы слетали
И с новгородцев,
И со псковичей!
На все ответ истории готовый,
Лишь поразмысли, не сочти за труд,
Мы Иоанна записать в святого
Не прочь, да патриархи не берут.,.
Уж слишком часто насуплялись брови
И слишком красно по родной Руси
Ручьи звенели доброй русской крови,
Да, грозен был,
О Господи, спаси!
Но вознеслась железная десница
Над западом, востоком — вознеслась,
Отмерила державные границы
И непреклонно утвердила власть.
В лакейских словесах не надорвусь я,
Но знал старатель, сеятель, бондарь:
А Русь жива,
Москва жива — над Русью,
И над Москвой — великий государь!
И знала Русь — везде его начало,
Он опыт у врагов не покупал,
Как править трон.
Недаром груздень-чадо
Под разъяренным посохом упал...
Дворцы и грады возводились толком,
Ковались пики ладно и щиты.
И простиралась длань его за Волгу
По миру страха, лжи и нищеты.
Монах шептал испуганно монаху,
Скобарь, оглядываясь, скобарю:
«Пошли, всевышний, здравия монарху,
Аз есьм, и слава мудрому царю!»
А мудрый царь в Кремле,
Что златоглаво
Сияет над престольною Москвой,
Стоял высоко под короной славы —
Себе и то, от рвения, не свой.

Царей свалили!..

С грохотом и треском
Прямой состав летел через буран.
Приятны после скукоты одесской
Для Жукова разбеги перелесков
И памятны по швам недавних ран.
Земля, ее он циркулем измерил
По карте от клочка и до клочка,
Какие жертвы, ужасы, потери! ...

Замок заклацал.

Входит н а ч а л ь н и к п о е з д а.
— Может, коньячка?
Товарищ маршал, я устрою мигом,
Товарищ маршал, я же не шучу,
По первому разряду перед миром
Героя-ветерана угощу!
Пускай глядят и радуются люди,
Я удивлю, так и разэтак мать!

Секунда — гусь, томящийся на блюде!
Секунда — суп наперчен щедро!

Н а ч а л ь н и к п о е з д а
Ать,
И два, и три, мы разом для героя!

И лысина блестела, как поднос:
— Товарищ маршал, вы и я, нас трое.

Ж у к о в
А третий где?
А поезд на откос
Всходил, пыхтя, натужно отдуваясь,
Он грузы вез, он торопился в срок...
Начальник, мокрым жаром наливаясь,
В купе корреспондента приволок.
А маршал приморился, недоволен,—
Длинна ты, невезений полоса!

Калуга,
Тула,
Куликово поле,
Бородино.
Уральские леса!..
По рельсам нервно цокают колеса.
В вагонах пьют, и плачут, и поют.
Ругаются, клянутся, смех и слезы,
Вагон как дом, что пользовать дают.

Начальник наливал и ел, смакуя,
Тер лысину, ощупывал живот:
— Мыслюгу при себе ношу такую:
Народ-то наш неграмотно живет! —
И наливал, и ел, гусиной гузкой
Зажевывал, с прищелканьем во рту.
(На ухо.)
Землицу надо сеять кукурузкой
И редькой — на закуску к свадьбе русской,
А кукурузку — на откорм скоту!
И наливал, и ел, вполне счастливый:
— Тэк, тэк, а скот — мясцо и молоко! —
Подвижный,
Мокровекий
И глумливый,
Икал он аппетитно, глубоко.
— Тэк, тэк! — И ел, и наливал он снова,
Корреспонденту шумно подносил:
— Тэк, тэк, сейчас литературе слово!

К о р р е с п о н д е н т
Я слушаю, я слова не просил.

И маршал вник, перелиставши стыдно:
«Командный пункт, танкист,
корреспондент...
Наград, наград-то! — пиджака не видно,
Понахватал, успел, вот инцидент!»
А где ж еще их видел,
Вспомнил маршал:
«Под Вязьмою, в разрушенном селе,
Пусть не начальник поезда,
А старше
Был тот, цыпленком угощал, в желе!..»

Ж у к о в
(корреспонденту)
Я слушаю вас.

Усики.
Горбинка.
Сигара.
Поезд выскочил в простор.

К о р р е с п о н д е н т
Не каждый, полагаю, поединка
Осиливал с вождями?..

Ж у к о в
С коих пор
Я о вожде читал поэмы ваши!
Вы в кризисе?..

К о р р е с п о н д е н т
В прострации... Прошу
Не смаковать. Я — часовой на страже:
Прикажут написать — я напишу.

Ж у к о в
(сердито)
Прикажут написать, а где же вы,
Поэт, трибун, и лирик, и мыслитель,
Царей и царств незыблемый властитель,
Свидетель и судья?

К о р р е с п о н д е н т
(конфузясь)
Увы, увы...

Н а ч а л ь н и к п о е з д а
(с иронией)
А Сталин помер, говорят, хитро:
Был забаррикадирован в метро.
Султан гаремный, Берия, в тайник
Ходами неизвестными проник.
Нигде не напоролся на прицел.
Глядит, покойник невредим и цел,
Остыл, не дышит, хорошо лежит,
А рядом свора карликов кружит,
Чертей, и заявляет: — В добрый час,
Теперь ты председатель среди нас!
Пляши, Лаврентий Павлович, пляши,
И галифе, и френчик хороши!
Пляши, Лаврентий Павлович, пляши,
Твои ли зеки да не крепыши!
Пшеницей завалили закрома,
Кайлят, торят и строят задарма!
Пляши — рубцов от пыток нет и нет,
Пляши — скелет запнется о скелет,
Пляши лезгинку, так ее растак,
Пляши — судьба рабов всегда пятак!
Пляши, Лаврентий Павлович, пляши,
Ой, не песок — алмазы-голыши
В степи, в пустыне, в море и в тайге
Звенят, звенят, звенят нам о враге,
Звенят, звенят, и катятся они
Сквозь ночи материнские и дни,
Позор невесты, немощь старика,—
Где крест изобретен — там и кирка!..

К о р р е с п о н д е н т
(с иронией)
И распахнулся Берия: — Их, их! —
Защелкал пальцами — и сброд затих.
Их, их! — лезгинки мерный рысий стук,
Их, их! — каблук ударился в каблук,
Их, их! — в клубке ритмических страстей
За ним, за ним — овации чертей,
А в это время шасть на небосклон
Не то Гирей ,
Не то Наполеон,
Не то Адольф,
У, чрезвычайный черт:
— А я вам гарантирую почет,
Пляши, Лаврентий Павлович, пляши,
Кого недодушил, так додуши,
Веди, мы встрече коллективной рады!

Н а ч а л ь н и к п о е з д а
(с иронией)
И ну чудить,
Глухи,
Косы,
Щербаты,
И ну чудить — задами шевелить,
В хрустальны рюмки цинандальку лить,
И чокаться, и выпивать, и вновь
Над папою запунцовела кровь!..

К о р р е с п о н д е н т
(с иронией)
Но передернулась у Кобы бровь,
Осекся Берия и задрожал:
— Кацо, джигит я верный! — завизжал,
Отмычку бросил,
Выронил кинжал:
— Пусть на Бутырках камеры полны,
Великий Сталин, нет моей вины!
Пусть кельи соловецкие полны,
Великий Сталин, нет моей вины!
Пусть зоны заполярные полны,
Великий Сталин, нет моей вины!
Упавшие в канал не говорят,
Они тебя, отец, благодарят!
Упавшие в рудник не говорят,
Они тебя, отец, благодарят!
Упавшие в огонь не говорят,
Они тебя, отец, благодарят!
Чу, стон иль песня с четырех сторон:
«Спасибо за расстрелы, фараон!»
Чу, стон иль песня с четырех сторон:
«Спасибо за науку, фараон!»
Чу, стон иль песня с четырех сторон:
«Спасибо за свободу, фараон!
На площади, утесе и тропе
Мы — барельеф и монумент тебе,
На площади, утесе и тропе
Мы — честь и слава, корифей, тебе!
Мы — левый тут и правый уклонист,
Центрист, и русофил, и утопист,
Кулак и саботажник-экстремист,
Непротивленец, власовец, баптист.
...Туннель.
Колодец.
Шахта.
Наша быль —
Библейская и золотая пыль!..

Ж у к о в
(про себя)
Паясничает, а до тошноты
Хвалил, неуязвимая порода,
Создатель божества за счет народа,
И с лестью, и с преступностью на «ты»!
Отца и мать хулою увенчает:
Покойника с трибуны уличает,—
Судил бы я, и глазом не моргнув,
Гомеров похоронного аврала,
Из мемуаров метят в генералы
И далее, мундир не застегнув!..
Похожи — власть короны и рубля,
И ложь, и трусость искренне похожи;
Есть жизнь,
Есть смерть,
Есть Родина,
И все же
От них не застрахована земля,—
И флюгеры, и черти, не знакомы
Ни он, ни он...
(В сторону обоих.)
Простите, господа.

К о р р е с п о н д е н т
Есть фото!

Н а ч а л ь н и к п о е з д а
Вместе, у аэродрома?
(Корреспонденту.)
Под Сталинградом, кажется?

Ж у к о в
(удивленно)
Когда?

К о р р е с п о н д е н т
История ошибок не прощает.
И поиграл кокетливо плечом:
— Она ценить героев завещает!

Ж у к о в
Героев — да, а вы-то здесь при чем?

Поезд тормозит.

Открыл окно — и свежий зимний ветер
Крылом в стекло ударил.

Ж у к о в
(выходит на перрон)
Танкоград?

Гудит, бурлит, грохочет на рассвете,
Как пахарь, он труду и солнцу рад.
Синеют горы, скалы громоздятся,
Горят снега алмазной белизны.

Ж у к о в
(про себя)
Урал, тобою искони гордятся,
Крепки твои широты и грозны!

И маршал засмотрелся на перроне:
Солдаты, взяв ему под козырек,
Расправились...

К о м а н д и р
(равняясь на Жукова)
Приветствовать гармони
Положено!

И бравый взвод изрек:
«Как ро-о-дная мать меня
Провожала,
Тут и вся моя родня
Набежала.
А куда ж ты, паренек,
А куда ты,
Эх, не ходил -бы ты, Ванек,
Во солдаты-ы!..»

Гармошка очень скоро отыграла.
И взводный смолк средь робкой колготни.
И снова путь — во глубину Урала,
Во глубину народа и брони!..

ГЛАВА 3

Уральский город. Ж у к о в. Ж е н а Г а л и н а. И в а н К у з н е -
ц о в. День Победы. Жуков перемог простуду.
Друзья размышляют о судьбах близких, о дорогом и пережитом.
Вспоминают. Ясность. Тишина. Возвращение гармошки.

А можно быть увенчанным и славой,
И звездами увешанным, но пусть
Огнем любви — купелью самой главной —
Вас не обделит трепетная Русь.
Огонь любви, порыв ее и сила,
Свобода,
Благородство,
Красота,
Она ли к звездам нас не возносила,—
Незаменима эта высота!
Он жить хотел обласканным и добрым,
В своем дому святой очаг возжечь,
Но холод губ, как тот удар под ребра,
С которым — ни присесть тебе, ни лечь.
Ему виски зима посеребрила.
Легла тоска морозная в груди.
Нет, ни одна его не одарила
И не обворожила на пути.
Любили?
Да, наверное, любили,
Но получалось, если посмотреть,—
Из родника неутолимо пили,
Помаду забывая утереть!
Привязывались?
Вроде бы роднились,
Но в час весны, когда звенят снега,
Они его отваги сторонились
И пропадали в синь, за берега.
И ни одна не развела руками,
Не крикнула: — Куда же ты, постой,
Ведь я горюю о тебе веками
У изголовья тихою звездой.
Не смыть меня ни ливню и ни грому,
Я у тебя, небесная, одна!

Он никогда не торопился к дому,
А ныне — жизнь от радости тесна.

С утра знобит — Георгий по болотам
Охотился на уток и продрог.
Жар обметал.
И нудным непогодам
Невесело без Жукова...

Ж у к о в
(открывает глаза)
Помог
Сон досмотреть мне твой совет, Галина.

Г а л и н а
Какой?

Ж у к о в
Хороший сон — мы в гуще трав,
Зеленая, озерная долина,
И рядом ты...

Г а л и н а
(улыбаясь)
Великолепный нрав,
Во всем великолепный, и в призванье,
И — в выборе, постигла я сама.
То был не сон, я не стыжусь признанья,
Я по тебе с ума схожу, с ума!

Ж у к о в
(порывисто)
Ты юная, без ревности и фальши.

Г а л и н а
Прости, я не робею перебить,
Мне грезится — я появилась раньше
Обоих нас,
Чтобы тебя любить.
Люблю тебя, несу тебя под сердцем,
И радостно мечтаю я о том:
Нет, никуда мне от тебя не деться,
Ни в этот час, ни завтра, ни потом!

Красивая и нежная, откуда
Она брала, как музыку, слова:
— Закутай горло, потеплей закутай! —
У Жукова кружилась голова:
— Галина, Галя, сон мой оборвался...

Г а л и н а
На чем?

Ж у к о в
(смеясь)
На чем? А не скажу на чем.

Г а л и н а
Со мной, поди, во сне поцеловался,
А наяву не хочешь? Мы учтем.

И засмеялись оба, так смеялись
И так они восторженно клялись!

Г а л и н а
Ты выздоровел?

Ж у к о в
Эдак целовались!..

И снова благодарно обнялись,

Г а л и н а
Пусть будет сын...

Ж у к о в
Дочь, Галя, будет дочь:
Мать, мать нужна тебе, и мне, и роду,
Израненному русскому народу
Мать, мать нужна — в страданиях помочь!..

И снова целовались, как летели
Вдвоем на чуткой тройке по метели,
Форсистой, нашей, буйной, удалой:
Тоску — долой,
Придавленность — долой!
Урал за все невзгоды и обиды
Тебе, спаситель Родины, солдат,
Глоток любви и страсти нераспитый —
Ее вручает как волшебный клад.
Он за тебя сегодня отвечает,
Он не вчера ль прикрыл тебя в бою?
Он красотою верности венчает
Судьбу великорусскую твою.

Прижалась Галя...

Ж у к о в
Галя, я отлично
Пойму тебя, не выдам, говори!

А на березах за окном привычно
Осенние зардели снегири.
Шумел ковыль по склонам индевелым.
Вот-вот пурга займется на дворе.
В суровом сердце маршала созрела
Любовь, как жемчуг-капля, в январе.
А время шло,
Кололись льды в озерах,
Долина зеленела и цвела.
И маршал вроде призабыл о ссорах,
Сгустясь, над ним растачивалась мгла.

И в День Победы к вечеру однажды
К ним завернул уверенно кузнец:
— Воды испить не откажите, жажда
Измучила, и где ее конец?..—
Стучал кирзой.
Паркет скрипел.
И Галя
Оповестила: — Ранний гость к тебе! —
А гость протер старинные медали,
И встретились два сокола отважных,
Два конника отчаянных, и каждый
За стопкой вспомнил о своей судьбе.
Два побратима-ратника сидят,
Красиво пьют
И хорошо едят.
И Жуков грусть в себе отсек ладонью
По воздуху: — А мы-то, молодцы,
А где гармонь, Иван?

И в а н К у з н е ц о в
(смутясь)
Твоей гармонью
Твои распоряжаются бойцы!..

(Выходит, быстро вносит гармонь.)

Ж у к о в
(удивленно)
Гармонь моя?

Истерзана, оббита,
В каких руках, в каких боях была?
Окопами, траншеями обвита,
Судьбы ее суровая орбита
Честь русскую нигде не предала.
И маршал свойски развернул меха,
И побежал по клавишам, рыдая,
К ней по-сыновьи нежно припадая.
...А и памяти Москва, снега, снега:
Вот мать,
Вот — Сталин,
Вот — шофер.

Ж у к о в
Дружище,
Я возвращен... садись-ка ближе, брат!

Они поют, а ветер в полночь свищет,
По стеклам бьет он, как свинцовый град.
И Галя тихо отдыхает, тучи
Отчалили, поразвиднелась тень;
Георгий успокоился, везучий,
Такой ранимый и такой могучий,
И заболел и выздоровел — в день!

(Внезапно.)

Иван, твой сын погиб у переправы,
Я виноват!

И в а н К у з н е ц о в
А проходимцы правы?

Ж у к о в
Солдаты опустелой стороны,
Пустые избы и дворы пустые.
И вдовы, вдовы русские простые,
Как галки, на завалинках страны.
Мы защитили кровью отчий кров.
Рок смерти на Россию ополчился.

Г а л и н а
Из двадцати яицких хуторов
Один собрали — и не получился...

К у з н е ц о в
А хочешь притчу?

Ж у к о в
Чью же?

К у з н е ц о в
А мою...
Гляжу, восходит Сталин обелиском
И ты — за ним,
Я—за тобой встаю,
А холм наполнен щебетом и писком;
Народ — детишки, бабы, старики
Приблизились к нему:
«Мы пережили
Навет
И схоронить тебя решили,
Хотя твои проступки велики,
Так легче нам,— мы все тобой грешили,
Ты Берию создал — мы разрешили!..»
Приблизились к тебе: «Ты грубоват,
Но маршал ты, поскольку ты—солдат!»
Приблизились ко мне и закричали:
«Жену ты сделал матерью печали
И в бронзе траурной ее отлил,
Она теперь дежурит у могил,
И сына не сберег, а кто рожать
Обязан?
И земля, и небо это
От Сталина, от Жукова ответа
Ждут,
Ты не смог его держать?
Найди-ка стежку...» Я ее нашел:
Из обелиска ты — за мной пошел,
Жена
И сын,
А Сталин накренился,
Мертвец его схватил, нем и тяжел,
Но Сталин — Сталин:
Сталин распрямился!..

Ж у к о в
А мы?

К у з н е ц о в
Земля разъялась, мы сумели
Убраться — и случайно уцелели:
Иначе — не шнырял меж нами враг.
А были добровольные ошибки?

Ж у к о в
Был враг, два мира бушевали в сшибке,
Да, две войны...

К у з н е ц о в
И так верти, и так.
Самих себя вылепливаем сами,
То бородой упьемся, то усами,
У нас в цеху руководящий босс
Обрился «под Никиту», а кудрявый.

Ж у к о в
А вы?

К у з н е ц о в
(смеясь)
Намыливаемся оравой,
Фу, гадость!

Ж у к о в
Исключительный курьез.
Благодарю за притчу, друг и брат,
Я виноват, и Сталин виноват,
Ты виноват, Галина виновата:
То дачка сдержит нас, а то зарплата,
То попросту характер слабоват.

Г а л и н а
Я Берию впечатала б в букварь:
Учите, дети, и зубрите, дети,
И знайте, есть бесстрашие на свете,
А есть трусливо шарящая тварь.
Тебе по званью ровня...

К у з н е ц о в
А кого
Казнил он за лесами, за горами?

Г а л и н а
Россию штабелил под номерами...

Ж у к о в
Один за всех, и все за одного.
Мне двадцать миллионов не дают
Покоя:
Из могил они встают,
Я виноват, и Сталин виноват,
Могилы — нескончаемые волны!

И в а н К у з н е ц о в
Иной бездарностью похвастать рад.

Ж у к о в
А я?

К у з н е ц о в
Георгий, полно, полно
Себя терзать, да и меня терзать.
И ты, и я, и Сталин, и другие,
Мой сын, его — солдаты дорогие,
Солдаты!

Ж у к о в
А чего еще сказать?

Эпилог

Георгий, знай, победоносец, знай,
Ты дом помог нам сохранить и май.
Суворов, и Кутузов, и Донской,
И Невский — осиянены Москвой.
От Кузнецова и до Пересвета
В нас много ласки,
Мужества
И света.
...Весна шумит.
А далеко, в Берлине,—
Солдат с ребенком теплым на груди.
Курган над Волгой.
Не туман в долине,
А слезы вдов, поближе подойди.
И по холмам, высоким или низким,
Они горят, недремные, горят
Пронзившие эпоху обелиски,
Глазами стран и наций говорят!

Вновь треск возник:
То — карлик на броне,
То — черт,
То — фюрер в смрадной стороне?

Не опровергнуть факта — золоты
Рога у бесов, уши и хвосты,
Шерсть золотая, когти золотые,
В ноздрях браслеты, зенки, налитые
Алмазами...
И разбитной, могучий
Чертище, да координатор, черт
Оладьи золоченые печет
На сковородке золотой, трескучей:
— Эй, бросьте-ка аборигенам в клетки
И гоям
Непотребные объедки! —
Не опровергнуть факта — я в квартире:
Костер из книг,
С часов сорвали гири,
Вышвыривают мебель:
— Ерунда!
— Вы кто?
— Нечесаных чертей стада!
— Молчи! — они велят.— Не смей перечить
И не пытайся нас очеловечить:
Кровь Пушкина с календаря не стерта,
Зачем он поднял пистолет на черта?
Кровь Лермонтова, убедись, не стерта,
Зачем он поднял пистолет на черта?
И кровь Есенина еще не стерта,
Зачем же задирался он на черта?
Кровь Маяковского еще не стерта,
Зачем же задирался он на черта?
Забыл?
Кровь у тебя еще не стерта,
Зачем ты задираешься на черта?
С женою тише, и с друзьями тише,
И с недругами тише,
Посмотри,
Одумайся
И, поумнев, замри,—
Слона-амбала скопом валят мыши!..

Но не тираны вечны, а победа,
И солнышко, и облаков гульба.
Порой у полководца и поэта
Трагически похожая судьба.
Свет Родины питает полководца,
Свет Родины поэта пепелит.
Россия, Русь, не о тебе ли рвется,
Не о тебе ли сердце так болит!
Не о тебе ли плакали метели
И ливни задыхались неспроста,
Я сам за верность отчей колыбели
Не миновал распятия Христа:
Бандюги, по указке, по уставу
Меня ошельмовав — райком... партком...—
Распасовали иглы и в суставы
Рачительно вогнали ноготком.
Начинены распадом ядовитым,
Они в душе ржавеют до сих пор.
Я, честный, тайно мафией избитый,
Я, храбрый, нагло кинут на позор.

Мой дальний хутор на Урале грозном,
А где же ты и что с тобой? — скажи.
Кресты, кресты,
По луговинам росным
Порхают одичалые стрижи.
Кресты, кресты,
Куда ни повернусь я —
Кресты, кресты
И — муторно окрест.
Но не поставил ворог крест над Русью,
А Русь над ним переломила крест.
К нам замышляли недруги не тропы,
А трассы проутюживать в поля.
Не взять России — и не взять Европы,
И мир не взять,
О русская земля!
И — проклят тот,
Кто жуткий день вчерашний
Упрячет в омузеенный гранит,
Кто русский дух
И русское бесстрашье
Не приумножит и не сохранит...

За все, чем жили и о чем тужили,
И упустили мы или нашли,—
Сражались,
Отвечали
И решили:
Мы к братству шли, мы к человеку шли!
Мы поколенья в лозунгах сожгли.
Перед собою и перед веками
Непогрешимы,
Если палачи
К нам с армиями гибельно втекали,
Вторгались,
Вкрапливались,
Проникали,
Днем — ярые и — зоркие в ночи,
Пытая, вопль стволами затыкали:
Молчи, Россия, русские, молчи?..
Осмысливаю промах ли, потерю,
Оплакиваю, радуюсь ли вдруг,—
Я клятвам верю,
Обелискам верю
За скифской поволокою вокруг.

Москва, Москва,
Работа и бои...
Лишь позови — в любую непогоду,
Отпнув карателей и несвободу,
Опять пройдут
Через огонь и воду
Сыны твои
И дочери твои!

1977—1981

Валентин СОРОКИН (original) (raw)

"МОЛОКО"

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

СЛАВЯНСТВО

РОМАН-ГАЗЕТА

"ПОЛДЕНЬ"

"ПАРУС"

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

Валентин СОРОКИН

Бессмертный маршал