Костя Грамотный рассказ КОЛОКОЛЬНЯ (original) (raw)
Константин Грамотный
КОЛОКОЛЬНЯ
рассказ
Не собирайте себе сокровищ на земле,
где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут;
Но собирайте себе сокровища на небе,
где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут.
Иисус Христос
Я ел хлеб. Ко мне подошел четвероногий друг и спросил вопрос. Я на заданный вопрос ответил ясно и без какого-либо уклонения. Четвероногий друг оказался свиньей. На нем были вожжи и наездный седок Данила. Они шли под номером три. До финиша оставались считанные метры, но чтоб дойти надо было съесть мой хлеб. И вот передо мной стала дилемма - либо отдать хлеб и свинья дойдет до финиша, а я сгину от голода, либо съесть самому, а свинья тогда сойдет с дистанции.
Чтоб как-то отвлечься я решил отпраздновать победу и зашел с ногами в корыто. Там уже сидел свинья. Он ел хряпу. Я хряпу не любил и поэтому поел неважно. Свинья наелся.
- За победу, - сказал я, выпил чарочку и находящаяся рядом бойлерная превратилась в изумительную белокаменную арку, усыпанную цветами и перламутрами.
- Какая прелесть, - сказал свинья указывая на бойлерную и налил вторую чарочку. После второй обыкновенно молчащий свинья заговорил. Он говорил страстно и даже агрессивно, но в его словах и в его интонациях я угадывал нежность и теплоту, которая постепенно заполняла пространство вокруг нашего корыта и я вдруг почувствовал единение со всеми мирами, со всей вселенной. Бесконечные ряды корыт и сидящие в них свиньи с изобилием хряпы заставляли меня немножко приподниматься и от переполнявшего меня волнения и осязаемого всеми моими чувствами трепетного счастья я крепко зажмуривал глаза, со смехом открывал их и искренне радовался, что с каждой минутой корыт становится все больше и больше, а сидящие в них свиньи плюют на хряпу, но думают о душе.
- Ни это ли тот миг счастья ради которого можно и должно поднять кубки и осушивать их пока дно не заблещет, ведь скажи, свинья, каково нам было когда наши краски были еще в тубах? А теперь повыкладовали мы их на мольберты и каждый пусть свой мольберт в галерее выставляет и не просит деньги за это, но собственным трудом хлеб выращивает.
- Да, - согласился свинья, - раболепствуем. - и залпом выпил третью чарочку. Я последовал его примеру и поверьте мне - не раскаялся и не раскаюсь, но каждая капля зелья этого шла не во вред, а на пользу. И от этого у нас получился настоящий диалог между собой. В диалоге мы выступали со своих колоколен и у нас была целая беседа из-за которой вокруг нашего корыта начали расти к небу прекрасные замки с юными принцессами, а стоявший неподалеку сарай застеснялся находиться среди этой сказочной красоты и убежал далеко-далеко, чтоб больше не показывать никогда свою убогость этому миру в котором никогда не будет плохой погоды, и ангелы начнут путать это место со своей родиной.
Наше корыто повисло в воздухе, заиграли свирели.
- Еще по одной, - сказал я, и, после четвертой чарки, я уже слышал не только нежную музыку свирелей, но и журчание далеких ручейков, щебетание птиц и перезвоны колокольчиков.
- Как же я жесток, как я несовершенен и глуп, - говорил я свинье и, подводя итог всей моей жизни, всему миру созданному моим разумом, сознанием, воображением и бесконечным количеством чувств, я отдал хлеб своему новому другу. Свинье он больше не нужен, потому что у него впереди финиш и он должен прийти на него, а у меня нет ничего впереди, а свинья хороший друг и поэтому я отдал ему хлеб. Теперь я умру. Свинья это знал и поэтому ни за что не хотел брать мою буханку, а когда я заставил его это сделать он захлебывался от слез и мы долго не могли с ним расстаться. Но я очень хотел, чтоб свинья пришел на финиш и поэтому моя смерть не была такой страшной и нелепой как это представляется каждому желающему жить. Я уходил добровольно. А в это время замки растворялись и таяли, сказочные музыканты превращались в скучный похоронный оркестр и яркие краски праздника тускнели до серости, а затем превратились в темноту сырой земли накиданной на меня сверху. Последний луч солнца я хорошо запомнил - он коснулся моего лица и был такой же теплый как и всегда, когда я просыпался у себя дома. Еще мгновение, и я узнаю, кто был прав: идеалисты или материалисты. Жалко, что я не смогу поделиться этим с моим другом. Но он тоже обретет многое - рано или поздно он дойдет до финиша и у него появится свой хлеб. А свой хлеб всегда можно отдать страждущему. А отдавши, принять смерть, но обрести бессмертие в душе страждущего и вечность в храме милосердия.
5-6. 9. 1990 г.