Геннадий Катеринин статья ИСКУШЕНИЕ СОБОЙ (original) (raw)
Геннадий Катеринин
ИСКУШЕНИЕ СОБОЙ
статья
Статья Г. Катеринина "Искушение собой" написана как бы по поводу опубликованной в прошлом номере "Идиота" работы Мартова "Отчуждение". Но на самом деле Г. Катеринин полемизирует не столько с Володей, сколько вообще со всеми "идиотовцами" и в этом смысле заставляет нас одуматься наконец.
Я даже представил себе, как позвоню домой Володе Мартову и предложу поговорить. Мне бы, да, хотелось его расспросить о том, почему он не любит Василия Ивановича и чем же, на самом-то деле, ему неприятен я? Но эти частные вопросы явились бы чисто формальным поводом для того, чтобы объяснить молодому и приятному человеку его же совсем не молодые и не приятные заблуждения.
Объяснять интеллигенту чуть ли не пятого-шестого поколения, (...что его ожидания, его претензии к человеку, а, в конечном счёте, к его, отнюдь не мартовской, т.е. недостойно интеллигентской культуре напрасны) - объяснять это по меньшей мере бессмысленно, если не сказать непристойно. Да, можно было после нашего с ним разговора не сомневаться, что свершилось бы некоторое шевеление в сознании моего юного героя, что он, быть может, как-нибудь переосмыслил впоследствии всё то, что принимает за истину. Но и не это подвигло бы меня на разговор с ним, а совсем другое - к чему я отношусь с уважением - я имею в виду его неутоленную обеспокоенность тем, что в "Идиоте" (Господи, прости, но как это название журнала неприятно, как оно режет слух фальшью своей, притворством и всем непристойно прочим!) - да, в "Идиоте" нет хороших публикаций. Но очевидное не видит и не понимает никто из "идиотовцев". Не видит и не признает это и Володя Мартов, если сожалеет по тому поводу, что Литусев, а, возможно, и Шишкан угрожают ему проявляющимся неидиотизмом. И да, плохо, что не пишет Слава Новиков. Однако, радоваться нечему: ничего нет хорошего в том, что не сдается Игорь Высоцкий, Костя Грамотный. И этому будет еще объяснение.
Я уважаю Володю Мартова, он мне приятен. Действительно, умный молодой человек, образованный, с богатой внутренней культурой, но, увы, с нечутким или неумным сердцем. А говорю я так потому, что хочу искренно и честно ответить этому умному молодому человеку. И правильно, что не позвонил: вряд ли бы он меня понял во время нашего устного разговора.
Но откройте 28-ой номер "Идиота", стр. 162. В строке десятой, с абзаца, вы прочтете: "Природа не знает смерти". Хорошие слова, художественные - из этой фразы можно извлечь целое повествование. Но слова неверные, суть совершенно ложная - точно так же можно было бы написать "природа не знает жизни"; и от этого можно опять же плясать с целым повествованием в кармане. Очень удобно рассуждать о дне, позабыв о ночи. Но если бы ноги Володи Мартова устояли бы на одном месте в продолжении суток, то он, скорее бы всего, просто ощутил иную истину: он бы пронесся во времени и пространстве, и, пожалуй, бы признал, что нет дня и ночи, как таковых; а то место, на коем он застыл во имя мудрости, просто пребывало то в тени, а то на свету. И опять же: может быть, Володя Мартов понял бы и более глубокую истину, что состояние жизни, как и состояние смерти существуют бок о бок - и не пришлось бы ему тогда написать на той же странице, в тринадцатой строчке с абзаца: "Это невыразимо". АО МММ ему бы на это ответило: "Выразимо, Володя, выразимо!"
В чем суть? А суть в том, что если посмотреть "с холодным вниманьем вокруг" то всё, что мы видим, что называем жизнью, можно переименовать. От этого, право, ничего не пострадает: просто одну ложь мы заменим ложью другой. Мы скажем, что видим вокруг себя смерть, что природа - есть состояние смерти. И это будет не менее доподлинно.
Мне, вы знаете, уважаемые "идиотовцы", до чертиков надоело объяснять вам ваши же заблуждения, ибо вы безнадежно грешите тем же самым, чем грешила бездарная советская литература. Вы носитесь со своим alter ego за пазухой и воображаете себя единственными экземплярами, наделенными необычайным даром. Это есть, этим Бог всех нас жалует хоть и в разном, но одинаково. Но он не одаривает нас кривизной, и уж конечно не учит тому, чтобы мы этот единственный дар употребили в угоду чёрту во имя нашей мнимой выгоды.
Я хочу, чтобы Володя Мартов всерьез об этом подумал. Он, к примеру, сетует по поводу того, что у журнала нет "бессмертных" авторов. Но и он же не понимает того, что в "Идиоте" никакой бы ни Пушкин, ни Розанов попросту не прозвучали: не та арена.
"Аргументы недоказуемы" - заметил бы кое-кто. Да, бесспорно недоказуемы для тех, кто рассматривает себя, как субъект. Кстати, с отвращением отношусь к таким категориям: человечество так много придумало лжи, чтобы себя облагородить, исключить, отвлечь от кошмарной, зубоскальной, как смерть, правды, чтобы только "не бояться" творить и вслед оправдывать всяческое свое беззаконие. И в этом смысле Володя Мартов прав, рассуждая о табу (глава V, стр. 171). Но, как говорится, "в чужом глазу..."
И вот какую мысль о человеческой сути я никак не подступлюсь выразить. Дело в том, что это мы, люди, так плохи вовне, что не знаем, не замечаем и не хотим понимать человека. Это мы безразличны ко всякому во имя себя. Это мы безучастно вздыхаем, узнав о чьей-либо смерти. Это мы не замечаем поэтов вокруг, не замечаем мудрых и добрых людей.
В противовес В. Мартову я люблю Василия Ивановича Бруса - он необыкновенная умница, хотя ему быть умнее нас совсем не сладко. Я признаю Лопатина (и не потому, что умер он, а журнал, этот неблагодарный "Идиот", ни слова о нем), признаю Лопатина за большого поэта среди всей нашей витебской "региональной" зауми. Но злорадствуют и торжествуют другие. И почему В. Мартов ни словом не обмолвился об этом, приводя нам в назидание совсем другие строчки (стр. 178-179). Как же Володя может обнаружить талантливые публикации, если он ищет в них что-то вроде "Я пилотировал балкон" - прекрасное ощущение для ребячьих игр.
Я, вот, воображаю, как возгордился бы ржавый гвоздь, ужалив человека в пятку через сандалию. Как это утверждало бы его в самомнении, что он "достал и допек" самого царя земли. Но то ли царь так неосторожен, то ли гвоздь не только кривой и ржавый, но и похвально проворный. И не думаю поэтому, что Василий Иванович Брус слезно умиляется реакции В. Мартова. Ему попросту наплевать на резвость удальца: хотя бы потому, что это не его собственное достояние, а всего лишь состояние возрастное.
Но почему же я всё никак не выражу свою интересную мысль, почему я укрываю ее строчками, будто баюкаю дорогую мне истину?
Вы умеете читать чистый лист, Володя Мартов? Вы умеете соскоблить текст со страницы, чтобы обнаружить на свежем, немятом листе хотя бы свою распластанную душу? Вы умеете это сделать пусть даже со своим "Отчуждением"? Если да, то вот Вам моя рука - ибо Вы поняли, Вы прочувствовали ту истину, которую не сумели выразить. Если же нет, то сердце Ваше слепо, и строчки Ваши ничего не значат.
И вот вопрос для всех "идиотовцев" и каждому персонально: в каком случае вы будете больше страдать, то-бишь, подвержены человечности; в чем страдание ваше будет более искренним - во смерти ли близкого вам человека или же в предательстве его, измене, боли, которую он вам доставит живым? И отвечу я так: искренны и истинны вы будете в том и настолько, что касается вас, что вас облагораживает или возносит на самопьедестал. Горькая (простите каламбур) правда, не правда ли?
К чему же это я? К чему? А все к тому же, отвечая и объясняя всё одно и то же: хочу достучаться, проникнуть в душу не одного только Мартова. Это и Игорь Высоцкий, и Костя Грамотный, и, конечно же, сам Вячеслав Новиков. Это бездуховность, дорогие мои. Это та червоточина в вас, которая не позволяет Володе Мартову обнаружить на страницах журнала талантливые вещи. Чем, скажите, похожи на князя Мышкина или Дон-Кихота все они? Да ничем, абсолютно и совершенно ничем. Потому что в основе, в сути, в подкладке их нет доброго начала. А поэтому уместно и оправданно спросить себя перед сном: зачем же, зачем я пишу? Зачем журнал этот, который сам по себе должен бы быть дорог и свят, зачем это ложное и позорное псевдопрозвище? Какой же "Идиот" - идиот? (еще раз простите).
Кому-то покажется-подумается, что я со своей меркой лезу в чужую обитель или даже, как им же почудится, в некий заповедный храм. Да не храм, а чистилище адово!
А в противном случае почему же не пишите вы иначе, почему не говорите о том, что так тревожит и мучает вас? Я говорил как-то Косте, что он боится себя. Этого же боится и Игорь Высоцкий, от этого боронится Слава Новиков, прикрываясь своим "Идиотом". Это носит глубоко внутри себя и Володя Мартов, удручаясь и тяготясь ощущаемой правдой. Да, пожалуй, что Володя Мартов как раз и чище, и честнее других.
И когда-нибудь его милое и умное лицо станет несколько краше благодаря благотворным метаморфозам своего же сердца. Но, боюсь, не случится этого никогда ни с Высоцким, ни с Новиковым и ни с Карташовым. Потому что они как раз и не согласятся со мной. Они не боятся налёта, не боятся той злой игры, а, повторяю, боятся самих себя. Если бы однажды прозрели они, то, кто знает: Слава бы Новиков снова писал бы стихи и малую прозу (а почему ты, Слава, не пишешь?); Игорь бы перестал дурачиться и требовать крушения мира вместо обычных слез по поводу его смерти; а Костя Грамотный не хоронился бы за не им придуманной верой.
О чем это я? Да всё о том же - о тех талантливых непубликациях, которых в "Идиоте" нет.
Нравственно ли "хоронить" В. И. Бруса? - я спрашиваю... Нравственно ли воровать чужие строчки, даже если они и записаны в вашей амбарной книге? Нравственно ли лгать каждым своим очередным опусом? От чего и от кого защищаетесь вы таким образом, и чего же вы ждете, кривляясь публике в лицо?
Я не затрагиваю ничьей человеческой сути - я говорю о текстурном продукте, которым завален "Идиот". Я говорю в конце концов о разгаданном или неразгаданном притворстве. Я защищаю, наконец, авторское "Я" от чьего бы то ни было alter ego.
Учиться никто и ничему не хочет. Один лишь Виталий Сеньков добросовестно постигает науку ремесла: он достаточно стыдлив и чист, чтобы не кривляться в строчках. Колбанов достаточно талантлив и молод, чтобы тоже юродствовать. Но еще неизвестно, какую шутку сотворит с ним не то гордость, не то нарциссизм.
И, опять же, к чему это я? Зачем непритворно высказываю, словно на машинке стучу, свои откровения? Да хотелось мне просто, глупые вы мои, чтобы журнал был лучше (он-то чем виноват перед редактором своим?); чтобы дурашливость возвратилась к дуракам, исконную обитель свою, а бездарность умолкла.
И я буду очень рад и благодарен, если Слава Новиков слово в слово поместит мой материал; я рад буду всякой серьезности и всякому откровению, которые подступят к горлу Высоцкому Игорю, а, особенно, Косте Грамотному.
Играйте с "Идиотом" осторожно, господа! Не размельчите, не рассыпьте себя; не пройдите тот путь, которым кто-то бесславно прошел, а теперь нежно и тихо мстит! Кому же? кто обидел такую частую и неповторимую человеческую несостоятельность?
И если можно, то подумайте и о том, что самомнение подразумевает героя. Хорошо будет, если героя литературного. А если в жизни? Что вы напишите, если для себя и в себе вы же сами - единственно чтимый герой? Вот болезнь, поразившая всех "идиотовцев".
И поэтому я ухожу. Ибо не желаю дурачиться, не хочу заразиться бесплодием. Ибо же: в отличие от Володи Мартова (еще раз много уважаемого) помню и знаю, что состояние жизни и смерти есть в каждом атоме, во всей вселенной, во всех невообразимых и непредсказуемых мирах. И если он найдет когда-нибудь третье слово, заключающее и жизнь и смерть в одном себе единственном, то можете верить: все мы выйдем на иную ступень развития, где не нужно уже будет махать ни интеллигентными, никакими другими кулаками перед носами тех, кто нам неприятен; не нужно тогда будет и кого-либо перекрикивать, чтобы остаться правым.
Советского человека, я понимаю, приучили не уважать никого. Корежа и унижая, сламывая человека, партия и правительство приобрели мутантный синдром. Но гораздо хуже и гораздо бездарнее следовать этой тенденции. И очень мне жаль, что авторы "Идиота" продолжают играть в советские эти игры.
Можно много чего сказать, можно много добавить. Можно говорить о еврействе, о евреях самих. И будучи не антисемитом (поскольку не завидую) я отдаю себе отчет, что великое жизнеустройство (то есть то, о чем говорит В. Мартов, ища истинную веру на одной земле и даже отдельно взятом государстве - стр. 164) - великое это жизнеустройство тоже очень и очень многим претит: а где же свобода духа, где горизонты всего того, что перегорожено райскими кущами?
То есть (вот опять же) будем говорить о том и то защищать, что каждому дорого. Будем твердить, что мой эгоизм предпочтительнее вашего.
И на этой неустойчивой ноте я и заканчиваю. Пусть это будет масса звуков, которые разрешатся, ниспадут сами собой - как некое фантастическое глиссандо, блестя безукоризненным бисером, просыплется у ваших ног.
апрель 94