Катя Самигулина, стихотворения (original) (raw)
Катя Самигулина
СТИХОТВОРЕНИЯ
* * *
и как бы ты ни искал,
вороша прошлое под толстым слоем гнили,
ты не найдешь смысла в избитой ногами посуде;
я только сейчас поняла:
я подрезаю крылья
не только себе, но и всем остальным людям
* * *
Мы раскованны только ночью в постели.
Мы боимся зимы. Мы боимся метели.
Мы прячемся в гнёзда -
Домашние крысы.
Мы люди,
поэтому мы боимся.
Мы не пьём и не курим -
Бережём здоровье.
Мы строим великим глаза коровьи.
От нови шугаемся, как от чуда.
У каждого клана свои причуды.
Мы играем в гольф и кидаем мячик.
Если в юбке - девчонка,
В штанишках - мальчик.
Если деньги есть, их старательно прячем.
Если лето - мы уезжаем на дачи.
Если больно - плачем.
Если страшно - молчим.
Мы люди. У людей много личин.
Мы растим детей и копаем ямы.
Дружим с соседями, дорожим мамой.
Выходим на улицы стройными рядами.
Вы - рядом с нами, мы - рядом с вами.
Мы люди.
Местами.
* * *
У меня кто-то умер в кровати;
я заглянула и покачала ребёнка.
В ванной захлебнулось серое платье,
задушенное окровавленной пелёнкой.
Он плакал, и слёзы стекали по подбородку,
я собрала их в прозрачную банку
и, когда пришёл муж, я налила ему водки,
а он посмотрел на меня и упал на пол.
В прихожей скрипели детские качели,
я налила кипяток в стакан и поела.
За окном раскачивались высокие ели,
отбрасывая тени на похудевшее тело.
Наступила ночь, я закрутила шарф вокруг шеи
И просидела до утра без света.
В зеркалах замирало моё отраженье,
Я заглянула в кровать - а там никого нету.
Дул ветер, бросая лицами в стены.
Во дворе напротив упала на землю пелёнка.
Зазвенели ключи, и отец вернулся со смены.
Я улыбнулась и покачала кровать без ребёнка.
* * *
Во мне поселился червяк пустоты.
Иногда его замещаешь ты.
Вы вдвоём вползаете в лоно.
Это называется синдромом последней болезни.
Когда глаза выплакиваешь под наклоном.
Когда спускаешься по лестнице,
Набирая чужой номер.
- Ты жив?
- Нет. Давно помер.
А он во мне танцует гопак,
показывает знакомым кулак
и в голове прогрызает ходы.
Иногда его замещаешь ты.
Что за ребёнок в моём нутре?
Он в глине зачат или в ребре?
Или его червяк сожрал?
Под потной жалостью покрывал
Я жду, когда из меня полезет
червяк пустоты
- или ты? -
последним синдромом болезни
* * *
Голос свой слушать -
Голый,
Белый-белый,
Тяжёлый-тяжёлый,
Отражением в самый край бесконечности,
Где бабы не лечатся,
Дети не венчаны,
Мёртвые не смердят.
Он - чужой.
Всех чужих чужее.
Рождённый у меня в шее,
Повязанный марлей от мух.
Голос свой слушать -
Вслух,
Впечатанный в ленту чёрную,
Губу - нижнюю - обречённую,
Проговаривать...
к чёрту всё! -
микрофон моя голова.
Голосом выплёвываю сквозь рот слова.
Голос -
Это судорога, сводящая мысль.
Голос -
На языке кислым
Голос -
Это вкус сказанного.
Безвкусица,
порок горла.
Это - то,
Что внутри прогоркло,
Коростой насохло на языке.
Голос сожму в руке,
Выдавлю из него гной.
Буду говорить сама с собой.
Бессловными мыслями внутрь прорасту,
Голос похоронив во рту.
* * *
Бешеный спуск,
Отрывая колени от тела,
Падать каменной статуей неживой.
Губы, сделанные из лихорадочного мела,
Разговаривают сами с собой -
Потому что не с кем молчать.
Точка. Точка.
(азбука Морзе)
Пробел.
Ты -
раскрывающиеся наощупь
почки листочки гамма
прочее -
Ты -
хотел.
Коленями наружу
бога в самую душу
выни-мать,.. -
делая из него отца.
Зрачка твоего круглого, как яйца,
ни разу не выела до конца -
многоножка на ветке событий
соитий
сцеплений
многочленов..
На колени,
коленями платье разодрав,
взгляд выволакиваю из трав,
вывариваю ядовитый отвар,
ставлю на стол чищеный самовар
губы твои - мел
руки твои - мел
тело твое - мел
кудри твои - мел
взоры твои - мел
щёки твои - мел
Сам
хотел.
* * *
Наступает период градации серого;
я отсчитываю шаги по асфальту…
Осень рассыпалась желтым веером
по моему платью
в стиле прыжка "сальто"
Брат уехал снимать фильм в Африку,
я курю на крыше, слушаю БГ,
и мне, в отличие от воздушного шарика,
чтобы взлететь,
нужно брать разбег…
И - в снег,
зарываясь в пушистые сумерки,
когда холод царапается сквозь варежки,
уступить наконец своему безумию,
пойти по краешку…
к колодцу,
плюнуть и спрыгнуть,
опуститься в серое по горло;
Ты мне не брат,
и не ты дал мне имя,
но ты видел меня живой - голой…
К черту! Осенью все исправится,
парк станет холоден, сер и лыс, -
и, знаешь, у меня будет другое платье
и новая - тоже другая - жизнь…
* * *
Чёрные сутки легли в коридоре
Таблеток осталось только на завтрак
Снимаю трубку -
В ней плещется море,
Что мы на стакан променяем завтра.
И есть только город,
В который уже не вернуться
И есть только сны
И твой силуэт у порога
И богом
Меня не заманишь в открытую дверь -
Я убогой стою у порога,
Убогой
Прошу у тебя немного
Чего-то -
Наверное, в постель -
Выжимать из тебя твои обещанья,
Томик Маяковского в руке сжимать
Уходить сквозь окно и кричать на прощанье:
"До свидания, блядь!"
Слушать, как ты под соседом кривишься
И денег просишь - наверное, на чай.
В моем доме давно посдыхали все птицы,
И карлик часов сипло каркает:
Дай!
Да-аай-й-й-й-й-й дай дай
раздавай своё время,
Раздавай, раздавай, раздавай,
Продавай по частям.
Ты в гостях.
Я стою под дверьми
И не верю.
Ни во что.
Никогда.
Я не верила.
Блядь!
Завтра снова курить,
Слушать длинные волны в контактах,
Есть таблетки,
Выкручивать нервы лица
Я стою у дверей -
Я стою у дверей парадной -
В этом мире под рыжим созвездием Близнеца
* * *
Я сижу, прислонившись к Китайской стене.
Я курю и смотрю на пепел и дым.
Будда сказал,
Он придёт извне.
Бесконечно. Светло. Моим.
А тень на камнях танцует твист
И выбрасывает ненужные обломки рук.
Я считала,
Что ты - настоящий друг,
Но однажды утром ты взял и повис.
Ты смотрелся, как грязная тряпка в шкафу.
Фу…
Ты снимал кино
Про серых бабочек снов,
Обрывал им крылья
И отпускал в окно.
Я шлялась на мусорках
Возле чужих костров…
Ты живым был ВЕСЬ,
...... только это было давно.
А я здесь
Курю в туалете,
Кафель плитки разрезает глаза;
И на самое дно
Опускается пепел с золой.
Ты бы был рад:
Будда сказал: я приду из-за.
Не пришёл. Позвонил нетрезвый и злой.
Я в тамбур пошла курить.
Отпустило.
Забрало назад.
Недотыкомка в углу начала выть,
Потирая ушибленный дверью зад.
Я нежность коплю,
А потом продаю по рублю.
Я вчера напилась в дороге.
В голове гудят провода.
Всего было много,
Но уйду я, похоже, ни с чем.
Будда сказал:
Я уже не приду никогда.
Я не приду вообще.
* * *
На лодке пляшет безумец Харон,
Он едет домой со своих похорон.
Он пьян и небрит.
От него смердит.
И мне надо выслушивать его мат
Девяносто столетий подряд,
Пока переплываем предел.
Я с лица соскребаю скальпелем мел
И машу Баудолино на том берегу.
Я бегу по воде -
Вместе с лодкой, но всё же бегу.
Старикашка Харон привезёт в свой мотель,
Где всё пахнет как моль,
Где всё пахнет как ель,
До утра колотить по прогнившей доске,
И я выйду приливы считать на песке -
На чёрном песке,
Под чёрной водой бытия.
* * *
Уже десять минут, как я иду,
паутину отравленных слов плету;
как дойду к кресту -
поклонюсь.
Улыбнусь, разворачивая в улыбке рот -
Платонову пещеру теней,
где тени, существующие наоборот,
пугают вымышленных людей.
Ноги, изъеденные сыростью, отложу.
Проведу рукой по сплетённым в клубок волосам.
Каждая нарисованная мной полоса
отражает реальную где-то межу
по ту сторону колеса.
Крест отбрасывает тень, но мне тепло.
Как античному богу от Христовой крови внутри.
Небо показывает мне: смотри,
там, где есть темнота, будет светло;
отражение суть обратная пустота,
иссчённая опытным скальпелем мудреца.
Если есть я - значит, где-то есть та,
у которой нет точки отсчёта и точки конца.
