Юрий Кузин, фильм о детских годах Гитлера (original) (raw)

Юрий Кузин

фильм о детских годах Гитлера

(как ценой диплома я спасал ВГИКовскую фильмотеку)

Прошло двадцать лет с момента съёмок короткометражки "Левша",
но тёмных пятен в этой истории не стало меньше

1. Сценарий.

За основу сценария фильма о детстве Гитлера в австрийском городе Линце была положена новелла "Лето без мёда", написанная мной в рамках курса кинодраматургии, который во ВГИКе вёл Леонид Николаевич Нехорошев. За новеллу я получил "пять". В сюжете обыгрывались, как реальное детство тирана в семье железнодорожного служащего, властного отца, Алоиза, в свободное время разводившего пчёл на собственной пасеке, - так и вольное допущение о леворукости "Ади"… Таким образом, идея, сюжет и художественные средства новеллы (поэтика) полностью принадлежали мне. Никаких авторов, кроме Ю.В.Кузина, у фильма нет и не было, как ни пытались заявлять обратное проректор ВГИКа А.Притчин и студент-оператор Артак Игитян…

2. Правовая коллизия.

Правовой статус "Левши" до сих пор не урегулирован, что даёт повод недобросовестным участникам кинопроцесса, время от времени ставить под сомнение имущественные и неимущественные (авторские) права на данное кинопроизведение Ю.В.Кузина. Что это за споры?

На втором курсе обучения, В.И. Хотиненко выдвинул смелую инициативу: каждый студент-бюджетник мог бы (по доброй воле, разумеется) поделиться половиной бюджетных средств с "коммерческими" студентами, чтобы и те и другие имели равные шансы проявить себя в (учебной/курсовой) работе. Таким образом, стартовые позиции ребят уравнивались, а взаимопомощь, дружеское участие, без которых немыслим коллективный труд в кино, обретал свои зримые очертания. Со мной поделиться "по-братски" вызвался Костя Махлин, но из 7-и смен, причитавшихся ему, выделил только одну или две (?), не объясняя причин такой "щедрости". Поняв, что бюджет "Левши" куда выше, я обратился к Вадиму Ивановичу Юсову (заведующему кафедрой операторского мастерства), и великий соратник Андрея Тарковского посоветовал мне найти оператора-должника, - кандидата на "вылет", для которого кооперация с режиссёром из соседнего факультета, была единственной спасительной соломинкой. Владимир Гаврилович Чумак (педагог курса операторского мастерства) посоветовал мне Артака Игитяна. И, познакомившись, мы предложили проректору А.Притчину "Левшу" в качестве этюда по предмету "кино-освещение" оператора Артака Игитяна, зная, что студенту полагается плёнка, съёмочная аппаратура и услуги по проявке и печати копий. Я убедил Игитяна присоединить к этюду и средства, причитавшиеся на этюд "кино-композиция", которую Артак также задолжал ВГИКу, - складчина и вылилась в двадцатиминутную учебную работу. Юридический казус, однако, состоял в том, что "автором" короткометражки, по документам учебной киностудии числился студент-оператор. Работа так и называлась: "авторская операторская работа Артака Игитяна". На Ю.В.Кузина, к тому моменту отчисленного из мастерской Владимира Хотиненко, смотрели косо, деньги и средства, привлечённые мной, не учитывались, договора со мной, как с режиссёром и автором сценария, не заключались, а сам факт участия в короткометражке постороннего, проректор А.Притчин посчитал основанием для урезания "бюджета" студенту-оператору на одну треть, - якобы, недостающие средства должен восполнить режиссёр. Все эти манипуляции легко отыскать, вытащив из пыльных архивов учебной студии папки с документами. Статус мой так и остался не урегулирован, что дало повод проректору А.Притчину урезать бюджетные средства оператору, а затем пытаться закрыть картину, обосновывая свою решимость отказом режиссёра-гастарбайтера переносить декорацию из аудитории ВГИКа № 218 (219) в 4-й "коммерческий" павильон, где за каждый день съёмок пришлось бы выкладывать кругленькую сумму. В вину мне ставился и силовой кабель, который был проложен из коридора "стекляшки" в аудиторию "с нарушениями техники безопасности (без мостков)". Вскоре мостки появились, но поводы срывать съёмки изобретались с завидным постоянством. Позже, в Каннах, студент-оператор, вдруг заявил о своём "авторстве", и Жоэлю Шапрону, - отборщику, пригласившему фильм в программу Синефондейшен, - пришлось напоминать Артаку Игитяну, что на МКФ соревнуются режиссёры, а не "технический персонал". Тогда братья Игитян пытались незаконно выкупить негатив "Левши" у ВГИКа, с согласия А.Притчина проникли в негативную монтажную, и врезали в негатив "Левши" титр "продюсер Артак Игитян", что нарушило права других юридических и физических лиц: ВГИКа и Ю.В.Кузина. После Канна, когда все долги перед ВГИКом Ю.В.Кузина оплатил Никита Михалков, а самого меня вновь зачислили в состав студентов, появился шанс уладить правовой спор. Я предложил ректорату заключить со мной договор на дистрибьюцию, где была бы указана доля режиссёра в соответствии с его вкладом в создание короткометражки, как материального (финансы и организация), так и нематериального (исключительные авторские права). Но ВГИК отклонил моё предложение. Была предпринята попытка продать негативы фильма, включая и авторские права, которые, однако, я ВГИКу не переуступал. Я написал "грозные" письма ректору и всем проректорам, где предупредил о своей решимости защитить фильмотеку в судебном порядке. Моя угроза произвела эффект взорвавшейся бомбы. А вскоре меня во второй раз исключили, - на этот раз, как "неуспевающего" студента, - не позволив защитить диплом и сдать экстерном два последних экзамена (по русской и зарубежной литературам).

3. Продюсирование и финансы.

Права собственности на "Левшу" проректор А.Притчин и студент А.Игитян обосновывали материальными затратами. Вклады обоих в производство короткометражки составили 2/3 от сметы. Оставшуюся 1/3 потратил Ю.В.Кузин, но признавать этот факт ни ВГИК, ни студент-оператор категорически отказывались. Никакие документы, подтверждавшие мои траты, не принимались в расчёт.

Справедливости ради, стоит напомнить расходы основных участников:

ВГИК: четыре съёмочных смены с 450 метрами негативной чёрно-белой плёнки "Свема" под этюд "кино-освещение", с кинокамерой "Конвас-автомат", комплектом оптики, штативом, тремя световыми приборами по 1200 вт., проявкой и печатью рабочего позитива и чистовой копии из расчёта 150 метров (0,5 части, 4 минуты экранного времени); четыре съёмочных смены с 450 метрами негативной чёрно-белой плёнки "Свема" под этюд "кино-композиция", с кинокамерой "Конвас-автомат", комплектом оптики, штативом, тремя световыми приборами по 1200 вт., проявкой и печатью рабочего позитива и чистовой копии из расчёта 150 метров (0,5 части, 5 минут экранного времени); Итого: смен - 8, плёнки - 900 метров.

Константин Махлин (ВГИК): 300 метров плёнки "Свема", две съёмочные смены с кинокамерой "Конвас-автомат", комплектом оптики, штативом, тремя световыми приборами по 1200 вт., проявкой и печатью рабочего позитива и чистовой копии из расчёта 150 метров (0,5 части, 5 минут экранного времени), - вклад Константина Махлина (мастерская В.И.Хотиненко), поделившегося бюджетными деньгами с однокурсником Ю.В.Кузиным;

Артак Игитян (студент-оператор): шесть съёмочных смен с 600 метрами негативной чёрно-белой плёнки "Свема", кинокамерой "Конвас-автомат", комплектом оптики, штативом, тремя световыми приборами по 1200 вт., проявкой и печатью рабочего позитива и чистовой копии из расчёта 300 метров (1 часть, 10 минут экранного времени), - частные инвестиции оператора в картину;

Юрий Кузин (гражданин Украины, бывший студент): расходы на участие в картине актёра Евгения Киндинова (300 );арендакорта,выезднойспортивнойлошади(400); аренда корта, выездной спортивной лошади (400 );арендакорта,выезднойспортивнойлошади(400); приобретение стройматериалов - лес под настил пола комнаты, обои, клей, краска, материя под драпировку портьер, двери и дверные ручки и т.п. (200 ),арендамебели,(150), аренда мебели, (150 ),арендамебели,(150); изготовление титров на немецком языке со спецэффектами в мастерской Владимира Михайловича Кобрина (200 );организациясъёмочногопроцесса:актёрыглавныхролей,актёрыэпизодовимассовка(100); организация съёмочного процесса: актёры главных ролей, актёры эпизодов и массовка (100 );организациясъёмочногопроцесса:актёрыглавныхролей,актёрыэпизодовимассовка(100); организационные услуги по приобретению игрового реквизита, костюмов, отбору и привлечению актёров на съёмочный период; услуги по режиссуре фильма на всех этапах его создания: подготовительном, съёмочном периоде, монтаже, озвучивании, цветокорректировке и печати копии. Всего материальных затрат: 1350 $.

Таким образом, стоимость короткометражного фильма (17 минут экранного времени) составила 1600 $ ВГИКа, из расчёта консолидированной сметы за этюд "кино-освещение" и этюд "кино-композиция", включая 400$ бюджетных средств Константина Махлина; 1200 $ студента-оператора Артака Игитяна, вложившего средства на оплату второй части картины продолжительностью 7 минут; 1350 $ (без учёта стоимости литературного сценария, услуг режиссёра и продюсера) Юрия Кузина. Отсюда общая смета: 4.150 $.

Прошло двадцать лет.

В 2018-м году мной была подана жалоба Президенту РФ, в которой я просил проверить законность и обоснованность моего исключения из числа студентов ВГИКа, а также рассмотреть возможность моего восстановления в институте для завершения образования и получения диплома. Управление Президента РФ по работе с обращениями граждан направила моё обращение для ответа по существу в Минкультуры России (исх.А-26-13-98015211от 28.09.2018 г.).

Мне ответил Департамент науки и образования Минкультуры России (26.10.2018 г., № 2963-06-03).

Но я не признал законным и обоснованным вывод министерства о том, что моё восстановление в институте невозможно - в силу правил, изложенных в уставе данного учреждения, на которые ссылается ректорат.

Такое верноподданническое отношение к букве закона можно было бы принять за чистую монету, если бы не одно обстоятельство. В 1999-м, после того, как меня отчислили из института первый раз ("за неуплату"), ректор А.В.Новиков, нарушив устав, а Министерство Культуры, нарушив законодательство РФ, делегировали меня в Канн, где я представлял Российскую Федерацию короткометражкой "Левша" - о детских годах Гитлера в австрийском городе Линце.

В чём же состояло нарушение закона и устава?

Во-первых, я был отчислен из состава студентов; во-вторых, я был гражданином Украины. И, тем не менее, меня командировали во Францию и как "студента ВГИКа" и как "гражданина РФ". Почему? Да потому, что из сотен российских короткометражек французы отобрал мой немецкоязычный фильм о детских годах тирана, чтобы вместе с "Молохом" Сокурова добавить перца в пресную, как оказалось, программу МКФ.

И когда ректор А.В.Новиков и проректор А.Н.Золотухина стали упрашивать меня (не студента) войти в делегацию России и даже уломали Минкульт на оплату моих командировочных расходов, - лишь бы я представлял ВГИК, что по гамбургскому счёту, наверное, было справедливо, - я не колеблясь, дал согласие.

Теперь же, когда пришла очередь поступить со мной по гамбургскому счёту, - т.е. по совести, по справедливости, - ни ВГИК, ни Минкульт России к такому широкому жесту оказались не готовы.

Таким образом, не заключив со мной договор дистрибьюции в 1988 году, не выкупив у меня имущественные и неимущественные (авторские) права на использование короткометражки "ЛЕВША", как в России, так и за её пределами, ВГИК необоснованно и незаконно продолжает распоряжаться моим произведением.

О своих злоключениях на съёмках, я написал эссе "Я снимал фильм о дьяволе, а встречал одних мелких бесов".

Вот его полный текст…

"В сентябре 98-го меня выставили из общежития. Из числа студентов я выбыл еще в конце третьего курса, как "недобросовестный" плательщик.

Если первый год обучения во ВГИКе стоил 1600 $, то третий, только лекционный курс, обходился студенту-режиссеру в 3800.

Мысленно я поставил крест на своем дипломе, но Проведению было угодно предоставить мне шанс, которым я и воспользовался. Так появился на свет фильм о детстве Гитлера, а с ним и проблемы, о которых я рассказывал. Мое интервью было опубликовано в "СК-новостях" под заголовком "Юрий Кузин: Дягилева из меня не вышло" (http://lefthander.narod.ru/gitler.html).

Кого-то моя "исповедь" покоробила, кого-то позабавила, а кого-то испугала не на шутку. Особое раздражение вызывал анонс "вгиковский изгнаник". Те из господ, кто гонителями себя не считал, стали дружно срывать с меня ореол "мученика".

Вскоре, образовав орден иезуитов, ВГИКовские "отцы" отлучили меня от церкви...

Но прежде, сколотившись в конклав, инквизиторы обрушили на мою голову анафему со страниц тех же "СК-новостей. Донос, названный "Вокруг "Левши"", подозрительно напоминал "Молот ведьм" - во всяком случае добротой намерений))) Мои друзья сошлись на том, что это травля. Но за что? Интервью, как интервью. К тому же меня вновь зачислили во ВГИК благодаря гранту Никиты Михалкова, чтобы затем отчислить во второй раз - за "нерадивость".

Полагаю, настало время открыть подлинные причины тех событий. И сделать это нужно, хотя бы из чувства благодарности тем людям, кто в тяжелую минуту протянул мне руку помощи, - студентам, преподавателям, вахтёрам…

"Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно". Эти слова Мераба Мамардашвили я бы поставил эпиграфом к своему комментарию. Люцифер был бы доволен. Кому, как не знатоку схоластики и ученой латыни, разбираться с ворохом силлогизмов, отделяя зерна от плевел))) Из уважения к этой кропотливой работе, а вовсе не из-за любви к нечистому, я и решил рассказать эту историю...

А началось все в 98-м, когда в один день я потерял и работу и койко-место. На доллары, что у меня оставались, я мог вернуться во Львов, но уязвленное самолюбие требовало сатисфакции. Тогда я и решил сделать фильм, чего бы это мне не стоило. Когда-то я написал рассказ о детстве Гитлера, который вошел в мою дилогию об Австро-Венгрии. Первая новелла из этой серии называлась "Кавалер розг", и была посвящена детству австрийского писателя и либертена Леопольда фон Захер-Мазоха. Фильм о нем я снял на втором курсе ВГИКа, после чего был приглашен Кшиштофом Занусси на стажировку к Анджею Вайде в Краков. Вторая новелла рассказывала о детских годах Адольфа Гитлера в австрийском городе Линце.

Но, приступая к теме, я понимал, что идти по пути Фрица Дица или Кукрыниксов нельзя. Не смеяться над Люцифером, а сострадать ему стало моей задачей. Художник - адвокат Дьявола: он не клеймит зло, а выслушивает его, разгадывает причины таинственной способности зла снова и снова возрождаться, в любое время и в любом месте. Гитлер-ребенок - вот решение, которого никто не ожидал. Ведь Сатана, как писал Бердяев, рождается из пены на губах ангела. Это самозарождение зла я и решил запечатлеть.

Конкретный случай навел меня на мысль, что насилие над ребёнком недопустимо. Один человек рассказал мне, как его, ребёнка-левшу, переучивали писать правой, и как мальчишка превратился в мизантропа, мечтавшего надрать уши всему миру. Подобный случай я и решил исследовать. Юный Ади вначале фильма выводит левой рукой готическое: "Адольф Шикльгрубер", - фамилию матери… В конце же загипсованная правая рука сорванца ставит закорючку: "Адольф Гитлер". Кисть мальчик повредил, громя отцовский кабинет. Отец - тиран, мать - подкаблучница, учитель - психопат. А пострел - чистая доска, и первое, что на ней начертано - противостояние отцу, как мироустроителю: "ты построил, я разрушу".

Но фильм, даже о мелком бесе, стоил денег. И я обратился к В.Г.Чумаку, ныне уже покойному декану операторского факультета, чтобы тот познакомил меня со студентом, которого вот-вот отчислят, - за неуспеваемость, разумеется. Я готов был снять двоечнику учебный фильм, при условии, что тот вложит деньги, чтобы увеличить объем картины до 20-ти экранных минут.

Для режиссера, оказавшегося за бортом ВГИКа, тендем с оператором-должником порой был единственным шансом заявить о себе.

Владимир Гаврилович немного подумал и посоветовал Артака Игитяна. Казалось, мы нашли общий язык. Даже подружились. Правда, проректор Анатолий Притчин, возглавлявший учебную студию, узнав, что оператор-бюджетник хочет снимать фильм с отчисленным режиссером, пригрозил урезать бюджет картины наполовину. Полное финансирование сохранялось лишь за авторской операторской работой, которую во ВГИКе прозвали "священной коровой". Тот, кто выгуливал её на пастбище, становился сценаристом, режиссером и оператором в одном лице))) Как правило, это был этюд по кино-композиции.

Владимир Иванович Юсов, прочитав мой сценарий, разрешил Игитяну его экранизировать. Но Притчин, проректор по фильмопроизводству, отказался запустить этюд, сославшись на присутствие в картине режиссёра-постановщика, что противоречило жанру "авторской операторской работы". Пришли к устному компромиссу: позволить Ю.Кузину быть сценаристом и режиссером "Левши", но финансирование оператору урезать на одну треть.

Чтобы восполнить дыру в бюджете, мне пришлось продать 3000 моих книг. На вырученные деньги покупался лес, обои для декорации, костюмы, антиквариат. Кое-что бралось с помоек, какая-то древняя, полуразрушенная мебель. На оставшиеся гроши я арендовал арабского скакуна, которого учитель Адольфа, бывший кавалерист, выезжает на корте.

Декорация, в которой мы снимали, предназначалась для курсовой работы Константина Махлина, и была смонтирована в аудитории ВГИКа № 218 (219). После завершения съёмочного периода, Махлин не торопился разбирать фундус - коробку комнаты с двумя оконными рамами и дверью, - и этой паузой я воспользовался. За одну ночь неприглядное каре превратилось в кабинет отца Адольфа, Алоиза, - строгий стиль бидермайер подчёркивался точностью деталей, минимум уюта и огромным, во всю стену, портретом австрийского императора Франца Иосифа. Слухи о "кабинете Алоиза Гитлера", воссозданном до мелочей в обычной аудитории, дошли до Вадима Юсова. Друг и соратник Андрея Тарковского явился с целой компанией студентов и тут же дал совет: гигантскую фотографию императора в тяжёлой раме следует обтянуть тонким тюлем, чтобы не бликовала на плёнке. Так и поступили. Этот урок мастерства я усвоил на всю жизни, - добиваться совершенства во всём: в широком замысле, в мелких деталях… Работать приходилось украдкой, в основном по ночам. Вскоре о "нехорошей аудитории" узнала дирекция студии. Декорацию попытались сломать, но, наткнувшись на мой отпор, потребовали перенести кабинет в четвертый "коммерческий" павильон, где за каждый день съемок пришлось бы раскошеливаться. Потом мне стали срывать смену за сменой, то, требуя обложить силовой кабель мостками, то, набивая пожарными аудиторию в самый разгар съемок. Кончилось тем, что я схватил кусок арматуры и пригрозил "убить каждого, кто станет на моем пути".

Визиты прекратились. Но только - не беды.

В разгар работы меня выселили из общежития. Чтобы не ночевать под декабрьским небом, я забирался по обледенелой металлической решетке на четвертый этаж здания на Бориса Галушкина. Утром в обратном порядке я проделывал тот же маршрут. По ночам общежитие трясли омоновцы. Тех, у кого не было регистрации, сажали в автобус. Отъехав метров пятьсот, нам объясняли, как поступают с мокроногими мексиканцами, когда те незаконно пересекают границу Штатов. Когда плата за такие уроки превысила мой прожиточный минимум, я перебрался во ВГИК, в 219-ю (218) аудиторию, где всю зиму куковал в маленькой нише на высоте двух метров от пола. Здесь же в форме буквы "П" стояла декорация квартиры Алоиза Гитлера, отца Адольфа.

Когда слух о моем отчислении дошел до бюро пропусков, меня перестали впускать во ВГИК. Выручили художники. Колонковой кистью, как старые мастера, они нарисовали в моём просроченном билете печать института.

Съемки продолжились.

Но морозный воздух свободы сыграл со мной злую шутку. Однажды вечером, проникнув в аудиторию с помощью дубликата ключа, я поужинал, а затем, опираясь о фундус квартиры Алоиза, забрался в свое гнездо, где меня поджидали матрац, электропечь, приемник "Океан" и томик Маркеса в мягкой обложке серии "Азбука-классика"... После 23-х часов охранники совершали обход. Улов, как правило, состоял из любителей абсента и парочек, ищущих уединения.

В одну из таких промозглых декабрьских ночей я испытал дикий ужас! Что-то из древнего морока. Я ощутил кожей вибрацию от чудовищных песнопений Сирен, которые Одиссей пожелал, во что бы то ни стало услышать, для чего велел привязать себя к палубе, а команде - залепить уши воском... Страх, который вскрыл меня, как консервный нож, вознамерился полакомить мною вселенское зло, - так, во всяком случае, мне казалось.... А произошло вот что. Когда дверь аудитории распахнулась, я уронил зажженный фонарь, - звеня и подпрыгивая, тот обрисовал широкой кистью контур декорации. Охранники встрепенулись. Тот, что посмелее, предложил вызвать наряд полиции, а до приезда выставить у двери пост. Когда суета в коридоре улеглась, я замёл следы и ещё глубже забился в свой "гробик". Я лежал в каменной нише, обложившись листами фанеры, и боялся, что стук моего сердца выдаст мое присутствие. Горло сдавил спазм. Я слышал, как вновь загрохотали сапоги, как лязгнул ключ в замочной скважине. Ввалившись, толпа стала стучать ломами по декорации, точно загонщики в царской охоте. Мозг мой готовился взорваться... Никогда в жизни я не боялся так, как в ту ночь. Это был экзистенциальный ступор, оторопь, но не перед поркой, а перед унижением. Ведь все, кому я мило улыбался днем, с кем репетировал, обменивался рукопожатиями, на утро узнали бы о моем позоре. О продолжении съемок и речи не могло быть. Всё летело в тартарары, - взлёты и падения, унижения и предательства, вакансии, которые я отверг, чтобы взобраться по крутой винтовой лестнице ДНК, - всё то, одним словом, что вытолкнуло меня на кончик пера, чтобы выплакать себя моими слезами... Моё место под Солнцем умыкалось. И мне оставалось лишь безучастно этому потворствовать. И если бы охранник вскинул заспанные глаза, сунул волосатую пятерню в логово, где трепетали и таились мои бесприютность и неприкаянность, никаких шансов состояться у меня бы не было...

Всё, что я вымаливал у Бога, - уподобиться апории Зенона; злу пифагорейцев; экстенсивной и интенсивной величине Аристотеля; Уму Плотина; Континууму Оккама; Абсолютному максимуму Николая Кузанского; бесконечно божественной субстанции Спинозы; неисчислимым мирам Бруно; Богу Декарта; Универсуму Лейбница; "Неопределённости" Канта; Абсолютному духу, как "истинной бесконечности" Гегеля; "Мощности" Кантора; "Гипотетическому императиву" Рассела; финитизму Витгенштейна; имманентной бесконечности Кассирера, - так вот, всё то, на что я уповал, затевая сиротское своё бодание с Мiром, было подвешено на волоске... Вместо бесконечно большой судьбы к ногам моим был свален незавидный удел - влачить существование, вынесенное за скобки...

Вот-вот, и я стану абсолютно малой величиной, - подобно Апейрону Анаксимандра; Ничто Ареопагита; абсолютному Нулю или абсолютному минимуму Николая Кузанского; монаде Лейбница... Бессознательное даже подкинуло мне формулу из высшей математики, где числовая последовательность {?n} называлась бесконечно малой, если: limn??an=0. Меня собирались обнулить. Я чувствовал, как глаза стрельцов наливаются кровью, слышал их площадную брань. И взывал ко всем богам разом))) Я заклинал, каялся, обещал щедрые жертвоприношения, покрывался испариной, и уже мысленно подставлял спину под металлические набойки на армейских кирзачах. Но свершилось чудо! Один из Богов, похоже, призадумался, - Проведению было угодно наказать меня, но ни в этом месте и ни в этот час))) В тишине, вдруг заштопавшей тугой стёжкой человеческие рты, из которых уже стал валить серных запах преисподней, кто-то из янычар пробасил, что свет, который они "видели", должно быть им померещился... Ребятам и в голову не могло прийти, что беглец, сверкнувший пятками, способен затесаться в щель под потолком... Удручённые тем, что сафари сорвалось, они загромыхали на выход, сплевывая и чертыхаясь.

Ближе к часу волка, отворяя дверь по миллиметру, на цыпочках, я входил в туалетную комнату, боясь, что предательское пение дверных петель вновь разбудит в служивых шпиономанию…

Никто не должен был знать о древоточце, забивавшемся по ночам под кору раскидистого дуба, - иначе ему несдобровать: склюёт птица, сковырнёт когтистая лапа…

Единственный, кому я доверился, рассказав историю своих бедствий, был Владимир Алексеевич Фенченко - мой подмастерье. Но, узнав, что я ночую в нише, скрючившись, как эмбрион, фанат польского кино рассмеялся мне в лицо, - о эта обезоруживающая улыбка Саваофа с седыми вьющимися кудрями до плеч... А затем, уняв хохот, Вседержитель похлопал меня по плечу, и сказал: "Не выдумывай, старик!"

Но вот фильм закончен.

Позади премьера во ВГИКе, "Святая Анна", на которой картина получила "Вторую премию". Радоваться бы, да не пришлось. Берлин отказался включать в конкурс фильм о детстве Гитлера, как, впрочем, и историю, рассказанную Сокуровым. Зато французы сочли рокировку забавной: две картины о тиране, - обе из России, обе на немецком языке))) Так "Левшу" и "Молох" пригласили в Канн.

Казалось, удача в кармане, - сам ректор А.В.Новиков упрашивает меня, (не студента!), представлять ВГИК в Канне, а декан Аркадий Серенко обивает пороги Госкино, чтобы выхлопотать для гражданина Украины деньги на командировочные расходы.

Правда, не обошлось и без ложки дёгтя. За месяц до фестиваля меня вызвала в свой кабинет Татьяна Сторчак - проректор по международным связям ВГИКа, чтобы предупредить об угрозе, которая надо мной нависла. Юрий Арабов, которого я ценил, боготворил и даже считал своим учителем, распустил слух о краже у него сюжета и, что хуже, героя - Адольфа Гитлера… Похититель, умыкнувший персонажа, подозрительно напоминал бывшего студента Кузина, как по словесному портрету, так и по уликам, оставленным на месте преступления… Речь шла о книге Эриха Фромма, посвященной деструктивности Гитлера, которую уважаемый драматург пересказывал на одной из своих лекций… Я на лекции присутствовал и даже стал писать под её впечатлением сценарий о юном Адольфе, ободряемый самим же Юрием Николаевичем… Впоследствии, маэстро неоднократно посещал мою декорацию, удивляясь дотошности воспроизведения стиля бидермаер и схожести черт лица Никиты с фотографиями маленького австрийца… Каково же было мое удивление, когда спустя год я узнал, что сам Арабов снимает фильм о Гитлере со своим бессменным режиссером Александром Сокуровым… Выходит, соавторы эти снимали параллельно со мной, но ни словом не обмолвились о таком "дежавю"…

Все бы ничего, если бы не интрига))) Сам того не желая, я оказался соперником этих двух мужей, о чем узнал из каннского каталога, где из моего синопсиса было вымарано все, что касалось Гитлера, в то время как "Молоху" был посвящен целый глянцевый разворот… По версии, изложенной Арабовым, я намеренно сварганил эту ученическую стряпню, чтобы позлить Сокурова. А ещё я вознамерился помешать гению получить "Пальму"…Однако, все вышло с точностью до наоборот - награды удостоился Александр Николаевич, а не я, студент-расстрига… Раздавленный, я бродил по набережной Круазет, пытаясь залечить раны от нанесенных обид в теплых водах Лазурного берега…

Но понежиться на солнышке не пришлось. В спину ударил оператор Артак, которого я считал, хоть и ленивым малым, но незлобивым и не способным на предательство. Оказывается Игитяны "по-своему" готовились к Канну. Даже брошюру тиснули "По ту сторону камеры" (записки кинооператора). В кулуарах, где обычно рождаются подобные опусы, ее нарекли "За лупой". Агитка предназначалась иностранцам, поэтому, в срочном порядке, была переведена на три языка - редкая удача для начинающего автора.

Что же мы в ней находим? Глубокомысленные раздумья о судьбах мира; наполеоновский размах замысла; творческие муки, терзающие высокое чело…Особенно поражал пассаж: "Пока я, готовясь к съемкам, рисовал в воображении черты маленького Адольфа Шикльгрубера, режиссер уже довольно удачно подобрал актерский состав".

Или вот этот: "Настал первый день съемок. Все смотрят на меня, а я пристально гляжу на Никиту, который стоит по ту сторону камеры. Время идет. Ожидание длится. И вдруг мальчик решительно поднял глаза, посмотрел на меня и - улыбнулся. В этот самый миг будто разрушилась невидимая преграда между нами, исчезли куда-то, мои неприязнь и настороженность. Я понял, как надо снимать этот фильм. И, крепко держа в руках кинокамеру, тихо сказал ассистенту: "Мотор".

Литературный негр, так красочно живописавший чувства оператора-мемуариста, не счел нужным полюбопытствовать, какие же команды отдает на площадке оператор. В противном случае он не отнял бы у режиссера слово "мотор"...

Но как случилось, что студент, который лишь таскал за мной камеру, переводил фокус по моей команде, двоечник, не знавший слова "экспонометрия", стал называть себя маэстро - как Вадим Юсов, как Свен Ньюквист, как Витторио Старара? Главная изюминка "Левши", его сокровенный замысел был не в Гитлере. Я решил доказать себе и окружающим, что и в аудитории можно создать образ мира, который врывается в комнатку станционного смотрителя шумом и бликами, проходящего за окнами восточного экспресса; мира, отбрасывающего длинные тени в ночных кошмарах Адольфа; мира, струящегося сквозь дверные щели потоками света - "Я Свет миру", говорит Иисус (Ин.8.12). Вот, что меня согревало. Вот, что придавало сил, когда прочие аргументы не действовали.

Как могло произойти, что студент, проваливший сессию, которому я снял учебный фильм, выставив свет, выбрав ракурсы и придумав эффекты, вместо благодарности стал присваивать то, что принадлежало мне - мой замысел, моё видение?

Приехав во Францию, я обнаружил, что весь тираж операторской агитки разослан по службам фестиваля, очевидно, в надежде на широкий резонанс.

Артак и Метсо, приглашенные в качестве гостей 52 МКФ в Канне, тайно встречались с президентом конкурса Cinefondation господином Томасом Винтербергом. Как выяснилось, оба в ультимативной форме потребовали от президента включить Артака в число авторов "Левши". Как рассказал мне присутствовавший при этом Жоэль Шапрон, ушлые ребята стали зачитывать изумленному датчанину фрагменты из своего опуса. Так они надеялись убедить юного вундеркинда в своей причастности к замыслу.

"Здесь не технический конкурс, господа, - возразил на это Томас Винтерберг, - здесь соревнуются режиссеры, а не операторы".

Так погибли надежды братьев-бизнесменов разделить со мной призовые деньги. И, слава Богу, мы тогда ничего не получили. Тот, кто хотя бы раз прошелся по красной ковровой дорожке Канна, уже получил в награду: телятину в бельгийском соусе, полуденный зной Ривьеры, белозубый оскал алжирских амазонок.

После Франции меня восстановили во ВГИКе. Это стало возможно благодаря гранту, который выделил институту Никита Михалков. За год учебы я сдал экзамены за пять семестров, а фильм "Левша" стал моим дипломом.

Настал день вручения призов ХIX-го Международного фестиваля ВГИК. В коридоре института меня отловила Ольга Кочеткова - сотрудник учебной студии - и на ухо, по секрету, рассказала о том, что творится вокруг "Левши". Оказывается проректор Притчин, ворвавшись на заседание жюри, потребовал вычеркнуть фамилию Ю.Кузина из бюллетеней для голосования на том основании, что гражданин Украины давно не студент ВГИКа. Для тех же, кто сомневался, разгневанный чиновник пообещал "обильный стол" в ресторане Дома кино. "Но поскольку, - продолжил свою мысль Анатолий Притчин, - фильм вроде как удался, то не плохо бы его поощрить, ну хотя бы за операторскую работу". Все вяло закивали. Все, кроме Елены Цыплаковой. Понимая, что затевается интрига, она немедленно связалась с Андреем Эшпаем - председателем жюри. В итоге картина получила два приза - и за режиссуру и за лучшую операторскую работу.

На этом наши пути с оператором разошлись.

На прощание Артак попытался выкупить негативы "Левши" у Притчина, но я написал письмо ректору А.В.Новикову, в котором предупредил ректорат о незаконности подобной сделки. Я грозился судебным преследованием каждого, кто ограбит фильмотеку, и, вызвав меня в кабинет, Анатолий Васильевич сказал, что разочарован в моих человеческих качествах. ВГИК опалил меня пламенем гневных речей, вылившихся на страницы прессы, где застрельщиком неожиданно выступил сам Хотиненко (http://archive.is/4Jvzt). Это удивило многих. Мне сочувствовали. Но были и те, кого расправа над львовянином позабавила. В довершении экзекуции ректор отказался посылать "Левшу" в Нью-Йорк, на "Студенческий ОСКАР", хотя и Марлен Хуциев (заведующий кафедрой режиссуры) и Вадим Юсов (заведующий кафедрой операторского мастерства) письменными решениями своих кафедр одобрили выдвижение фильма на соискание этой премии... Институт был представлен другой картиной, но "Оскара" ВГИКу она не принесла.

Юрий КУЗИН, Москва 2004 год. Санкт-Петербург 2019 г.