Оглавление: Азбука доброты: Яков Кротов (original) (raw)
Яков Кротов
См. доброта как свойство Бога.
АЗБУКА ДОБРОТЫ
Антенна: нетерпимость к нетерпимости.
Библиотека: единственность или единство.
Глобус: земля круглая, но упасть нельзя.
Голубь: символы мира и реалии мира.
Готтентот: отличаться или отличать.
Единорог: мир как наше отражение.
Жемчужина: любовь к инородному телу.
Живот: наесться или накормить.
Источник: дайте отдохнуть сантехнику.
Йота: единственное, из-за чего стоит сердиться, просит не сердиться.
Кожа: от сострадания к доброте.
Кошка: как разглядеть в иноверце единоверца.
Кочерга: нельзя молиться и обличать одновременно.
Лис: дальше сядешь - ближе будешь.
Свинья: пища, свободная от едока.
Собака: всякий людоед считает себя волкодавом.
Стена: дверь - это стена с ручкой.
Фонарик: быть светлым там, где нужно.
Циферблат: мягкость точности не помеха
Часы: время не узнают, время творят.
Швейцар: где пароль, там война.
Щепоть: важнее дать, а не показать.
Эмигрант: подняться выше границ.
Юродивый: отступить, чтобы не наступить.
Яйцо: не будь поваром, не станешь яичницей.
Ярмо: чтобы воскреснуть с другим, за него умереть.
Ср.: Доброта - последнее прибежище негодяев.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Нельзя научить или научиться любви. Учить и учиться доброте можно и нужно. Почему?
Человек постоянно нуждается в восполнении себя. Нуждается в разной степени. Без еды человек может прожить несколько недель. Без воды - несколько дней. Без воздуха - несколько минут. Без тепла - несколько секунд (считая, конечно, теплом не то, что выше нуля, а всякую температуру, которая выше абсолютного нуля). Древние выделяли четыре стихии - огонь, воздух, земля, вода. "Земля" тут, конечно, псевдоним для хлеба, для еды, для всего, что даёт земля.
Не будет тепла - и человек из тёплого тела превратится в хладный труп. Не будет воздуха - и лёгкие сожмутся в тряпку. Не будет воды - останется мумия. Не будет еды - мумия выйдёт ещё стройнее.
Этим четырём ступеням физической зависимости от мира соответствуют четыре душевных потребности: в доброте, дружбе, идентификации, любви. Это именно потребности, а не состояния, и это потребности человеческие - то есть, не потребительские, а обоюдные, диалогические. Человек не может и секунды прожить без любви, как не может прожить без воздуха, и это любовь не только к другим и от других, но и любовь к себе. Не может человек жить и без идентификации, без того отождествления себя с другими, которое помогает обрести собственную неповторимость и тем самым стать вполне человеком как таковым. Чуть дольше человек может прожить без дружбы, о взаимности которой говорить излишне. Доброта же как еда, - без неё можно прожить долго, только очень плохо, причём в человеке есть потребность и быть добрым, и быть объектом доброты.
Физиологические потребности человека посылают о себе тем более яркий сигнал, чем менее базовыми они являются. Что надо поесть, организм сигнализирует по несколько раз в день. Что надо дышать, организм даже не сигнализирует, он просто дышит. Что надо быть добрым, совесть сигнализирует по сто раз в день. Что надо любить, ничто не сигнализирует. Сердце просто любит или задыхается без любви.
Без четырёх стихий человек умирает, без четырёх душевных стихий умирает человечность. Место любви занимает надменность, место идентификации - терпимость, дружба заменяется манипулированием ближним, доброта заменяется властностью. Общее одно: люди воспринимаются не как люди, а как предметы, в лучшем случае, - как животные.
Четыре ступени античеловечности можно различить по тому, как человек адресуется к окружающим. Надменный воспринимает другого как сына или дочь, ведь надменность можно было бы назвать патернализмом, если бы женщины не были подвержены этому ровно так же, как мужчины. Терпимый человек видит в другом больного (почему и отказывается с ним идентифицироваться - кому охота терпеть боль). Собственно, больные бывают, и иногда нужно обращаться с человеком как с пациентом, только терпимость обращается как с больным с тем, кто вполне здоров. Наконец, властность видит в другом раба, или солдата, или вещь, - того, кто попросту выполняет приказы либо подлежит уничтожению.
Человек не сразу сознаёт свои потребности и, главное, далеко не сразу научается не только принимать, но и подавать. Развитие идёт от простого к сложному. Младенец нуждается в частой еде, но сам никого не кормит. Подросток уже может даже зарабатывать, кормиться и кормить, и учится ставить себя на место другого, проходит путь отождествления, "аутоидентификации" - то есть, учиться быть равным самому себе, цельным. Затем уже приходит открытие дружбы, и в последнюю очередь - любви. Это именно открытие для себя, а не создание: не будь человек любим изначально, он бы и недели не прожил.
Доброта оказывается аналогом еды. На первый взгляд, самое "низшее", но, с другой стороны, попробуйте попоститься - пожить в мире без доброты.
Не случайно же Иисус в качестве главного теста на христианство предложил посмотреть: кормишь голодных? или суёшь камень вместо хлеба? А в качестве краеугольного камня христианства Иисус оставил ученикам не заповедь учиться какому-то особому дыханию для возгревания в себе молитвенного тепла, а оставил заповедь о еде: поешьте вместе, преломите хлеб, выпейте вина, благословляя Отца, потому что это буду Я.
Доброта - та же кулинария. Казалось бы, что может быть естественнее еды. Это не означает, что искусство выращивать и готовить еду - противоестественно. Наоборот, для человека, в отличие от других живых существ, противоестественно не совершенствоваться постоянно в доброте.
Доброта, удивительным делом, не есть ни сам человек, ни свойство человека. Человека можно отождествить с любовью, но не с добротой. Недобрый человек – всё равно человек, тогда как не любивший никогда двуногий млекопитающийся живородящий узконос разумный (таков сапиенс с точки зрения научной) человеком считаться не может. Впрочем, нет человека, который бы не любил, хотя любовь может быть весьма своеобразной и обращаться не только на «кто», но и на «что». Весьма неожиданными бывают эти «что», но к этому надо относиться если не любя (что не всегда возможно), то по-доброму, что возможно всегда.