56didactnik15 (original) (raw)

ИЛИ
ПРАЗДНИКИ, КАК ФОРМА ПАТРИОТИЧЕСКОГО ОРГАЗМА.

Оглавление.
1. Призрак идеологии в Конституции РФ.
2. Как чиновный мозг праздник из себя выделял.
3. Что такое "праздник"?
4. Социальная природа ополчений 1611-1612 гг: какими они были - "земскими" или "народными"?
5. Истоки инициативы нижегородцев.
6. Первое - земское ополчение.
7. Второе - народное ополчение.
8. Иллюзия "национального единства" – бред или умственное ничтожество?

1. ПРИЗРАК ИДЕОЛОГИИ В КОНСТИТУЦИИ РФ.

«Конституция РФ. Статья 13.

1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. 3. В Российской Федерации признаются политическое многообразие, многопартийность».

КОММЕНТАРИЙ ИСТОРИКА.

«… государственной или обязательной» идеологии в РФ нет.

Но зато в РФ есть «идеологическое многообразие».

А еще в РФ есть государство. Теоретически это – один из многих и равноправных субъектов политической палитры страны. И это государство, как и все прочие участники политической жизни, имеет право на собственную идеологию, если она не противоречит принципу «идеологического многообразия».

Но это чисто «теоретически».

Практически же нынешняя государственная идеология, хотя на бумаге и «не обязательна» для альтернативных государству политических субъектов, однако, удивительно напоминает и по содержанию, и по цензурным методам взаимодействия с альтернативными идеологиями конкурентных политических субъектов знакомую из учебников истории древнюю формулу, взятую из ХIХ века:

"самодержавие - православие - народность"

хотя и в несколько необычной – новой редакции.

Для людей, знающих историю своей страны, идея праздника так называемого "народного единства" напоминает до боли знакомую, хотя и подзабытую классическую формулу "самодержавие - православие - народность".

Эту формулу Секретарь имперского ЦК по идеологии граф С.С. Уваров, по заказу Генерального Секретаря ЦК «Имперской Партии Единая Россия» Николая Павловича Романова, сочинил и провозгласил 19 ноября 1833 года при вступлении в должность министра просвещения. Она стала инструментом виртуальной лоботомии, которым из ментальности населения страны - особенно его просвещенной части - вычищалась скандальная для власти память
- о крестьянско-казачьих войнах Разина, Болотникова и Пугачева,
- о сопротивлении религиозных оппозиционеров – старообрядцев, сектантов,
- о подковерной резне царедворцев, менявших на протяжении всего 18 века – к собственной выгоде и по своему вкусу – персоны сидельцев на имперском троне,
- о заговоре и попытке восстания декабристов – аристократической верхушки русских милитаристов и рабовладельцев, этих «иноагентов», испорченных импортной пропагандой и замахнувшихся на святое – на трон, густо измазанный разнообразными «помазанниками», восседавшими на нем – славно и бесславно сотни лет.

Триада «самодержавие - православие – народность» была запоздалым антитезисом девизу Великой французской революции «свобода, равенство, братство», завоевавшим мозги просвещенных европейцев, которых после европейских походов 1812 – 1814 годов было немало даже среди русских аристократов. В лексике политологического новояза начала XXI века она узнаваемо звучит, как мантра "народного единства" – воплощение гения охранительной (или охренительной?) контрпропаганды.

«Теория официальной народности» - государственная идеология Российской империи в период царствования Николая I и его наследников - формировалась на протяжении всего XIX века. Это была идея сочетания самодержавной власти, православной веры и опоры на русскую народность, как духовной «скрепы» российской имперской государственности. Ее зачатки содержатся уже в трудах историка Карамзина, в публицистике 30-х годов XIX века (газета «Северная пчела»).

Триада Уварова стала консолидирующей идеей политических сил, консервирующих крепостное рабство, тормозящих рыночную эволюцию страны и ради апологии исторических «консервов» насаждающих иллюзию самобытного пути исторического развития России. Она сильно травмировала некрепкие мозги и современников, и потомков, породив у них целый спектр психиатрических надежд:
- от «шагнуть из феодализма, минуя капитализм, в светлое будущее коммунизма» и
- вплоть до патологического призрака «Русского мира», сконструированного из людоедских фантазий восточных деспотов, включающих весь диапазон социального бреда от упыря Джугашвили, включая академические фантазмы Дугина, комсомольские сны голубоватого Лимонова и - вплоть до северокорейских чучхеистов.

В 30-х годы XIX века крепость рабовладельческого патриотического духа была усилена мерами административными. В 1831 году император своим указом запретил молодым людям с 10 до 18 лет учиться за границей, дабы спасти их от "пагубного воздействия европейского просвещения… и антирусских, либеральных идей". В 20-е годы ХХI века русскую молодежь власть, как встарь, знакомо «спасает» цензурой интернета от тлетворного влияния иноагентов и западного либерализма.

Показательно сколь резонирует с этой сказкой апологетов русских крепостников и милитаристов
новомодный бред о евразийском единстве из начала XXI века. Цель этой психиатрии, разделенной двумя веками, не вызывает сомнения – санация общественного сознания от струящегося через все щели из буржуазной Европы яда либеральных и рыночных идей. Удивляет лишь то, что мозги правителей моей страны за две сотни лет так и не научились хотя бы врать своим подданным сколько-нибудь правдоподобно.

В XIX веке «Теорию официальной народности» продвигал в общественное сознание редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков. Доказывая всячески на страницах своего издания «уникальность пути русского народа», он видел возможность его процветания только в условиях крепкой самодержавной власти, способной защитить народ от революционного воздействия буржуазного Запада.

Следом за Катковым К. П. Победоносцев обнаружил в единении царя и русского народа при посредничестве православной веры и церкви источник любви населения к императору. Такая политическая «эротика» - лучшая защита целомудрия народного духа от разврата западной демократией.

Теория официальной народности повлияла и на славянофилов, полагавших, что России следует, не отстраняясь от Запада, идти своим собственным путём «реформации сверху» - по инициативе власти, сообразовываясь с православной верой русского народа. Православие, якобы, унаследовав истинные идеалы христианства, было способно оградить Россию от влияния социалистических и буржуазных идей.

В 70—80-х годах XIX столетия Н. Я. Данилевский полагал возможным обеспечить уникальное развитие России, предохранив ее «духовность» от стран Запада православным контрацептивом и, таким образом, сделать ее доминирующей среди государств «славянского типа».

К. Н. Леонтьев выступал против европейской демократии, находя «уравнивание людей в правах губительным». В концепции Уварова он видел надежную альтернативу западному либерализму.

В начале XX века в условиях общественных потрясений и революции 1905—1907 годов «теорию официальной народности» взяли на вооружение черносотенцы.

Социал-демократы обогатили отечественную духовность новой утопией изначально западного происхождения. Они поверили сами и попытались убедить соотечественников в возможности включения России в общий поток революционного всемирного преобразования с целью перескочить «всем колхозом» из дремучей древности в светлое царство коммунизма. Сообщить добавочный импульс животворной социальной идее и быстрее перевоспитать сомневающихся должны были Цензор, Полицейский и Палач – главные аргументы неопровержимой истинности утопистов.

Идея единства всех холопов перед престолом русского царя вечный соблазн и самая сокровенная мечта правителей Руси. В начале века ХХI она восстала из праха, вызванная камланиями кремлевских шаманов. В поисках идейной опоры своим воровским и разбойным импульсам, мобилизованным диким чиновным капитализмом, они вызвали из небытия призрак Козьмы Минина. Но безбожно переврали его намерения.

Козьма Минин: «Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником»".

Однако кремлевские интерпретаторы его слов «невинно» то ли путают по простоте душевной, то ли недобросовестно подменяют адресата всенародной, а точнее земской помощи:
- К. Минин зовет помочь «московскому государству»,
- но его слова трактуют, как призыв помощи московскому государю.

Согласитесь, есть разница: где «государь» и где «государство»?

Спрашивается: какой психически нормальный человек "заложит" самое дорогое - жену с ребенком? И ради чего? Ради правящих идиотов, бездарно просравших свою страну, порвав ее в клочья своими усобицами, длящимися на протяжении 2-й половины XVI века? Пожертвовать женой и ребенком ради спасения властной элиты, угробившей Русь в позорных междоусобицах, элиты, которую грех путать с самой Россией и с ее государством – это уже даже не высочайший градус патриотизма. Это – идиотизм, психическая патология. Трудно вообразить его присутствие в сознании работяги, живущего своим трудом, а не грабежом инвесторов, не рейдерством казенной и приватной собственности, не финансовыми спекуляциями, не воровством из казны под видом перекладывания асфальта, тротуарной плитки или вакцинации населения. Не могу поверить в возможность такой жертвенности труженика, которого и государство, и финансисты, и попы во все века грабят и наеЖивают всячески и беспредельно.

Хотя вечная мечта русского чиновника – именно такая: безусловная преданность подданных, когда те готовы принести на алтарь паразитического государства даже жен и детей. И именно она воплотилась в казенной идее праздника «народного единства».

Историческая справка.

Доподлинный текст обращения К. Минина неизвестен. До нас слова Минина дошли в пересказе историка С.М. Соловьева "История России с древнейших времён". Том 8. Глава 8.

Говорил ли сам К. Минин такое, или этот текст вложил ему в уже мертвые уста академический холоп государев Сережка Соловьев нам неведомо. Но, размышляя по аналогии и живо представляя предел способностей холопьей душонки, готовой забавы ради своего властелина да за оклад профессорский сболтнуть, что угодно, могу предположить, что и вовсе не говаривал сам Минин таковы слова.

И еще вопрос: кому закладывал или готов был заложить жен и детей Кузьма Минин? Кто бы рискнул скупать недвижимость в такое опасное время? Или выдавать ссуды под такой рискованный залог?

И самое главное: если это было народное ополчение, то зачем нужны были деньги? Ведь если ополченцы воевали за деньги, то это уже не ополченцы, а наемники. Понятно, что когда никто кроме нищеты голимой не способен стать на защиту государственности, его следует вооружить по возможности качественно. И накормить. Какой из голодного солдата вояка? И тогда – некуда деваться – нужно где-то искать источники финансирования. И тут не обойтись без «с миру по нитке»? Но тогда – не «ополчение», а как-то иначе: «дружина», например…. Ведь неуместное употребление терминов – это уже граница лжи. А ложь и патриотизма несовместимы. По крайней мере, в здоровой психике.