*** (original) (raw)
Моя бабушка не верит в войну. Ей скоро девяносто. Недавно она собиралась в парикмахерскую, ехать по обычно сонному украинскому городку N на такси, потом красить волосы в палевый блонд, как в молодости. Но все водители такси и парикмахеры уже стояли в шестичасовой военной очереди за хлебом, и визит в салон не удался.
Городок N имеет несколько десятков тысяч населения. Это в основном пенсионеры, а также мелкие дети и их родители, причем детей явно больше, чем всех остальных. В городке N хорошие детские сады и школы. Еще там тихо и зелено, и иногда кажется, что все гуляют целыми днями, если не с детьми, то с собаками, друзьями или просто так. Когда мне было семь лет, можно было самой придти от школы домой к бабушке на обед и не заблудиться. Когда мне было двенадцать, можно было уйти гулять с друзьями почти на всю ночь, и ни мне, ни маме за меня не было страшно. Когда моей дочери было четыре, можно было выпустить ее на площадку, окруженную высокими деревьями, и смотреть на нее из окна или издалека, беседуя с соседкой.
Городок N обстреливают российские танки. Даже моя глухая бабушка это слышит.
Наверное, когда тебе девяносто, ты уже не очень веришь в смерть от вражеской пули. Смерть уже как бы почти везде, немного в больных ногах, немного в сломанном позвоночнике. Но, кажется, что врядли в миномете, который привезли с собой россияне. Поэтому мою бабушку трудно убедить отойти от окон. Ее также невозможно убедить уехать.
Российская армия сделала так, что в городок N месяц не было поставок. Я даже не знаю, назвать ли это осадой? Они просто убивали людей на всех окрестных дорогах. Просто разрушали дома во всех близлежащих городах. Просто посылали ракеты во все центры снабжения и большие больницы. Просто делали все те простые вещи, которые российская армия делает в Украине.
Россияне вообще, видимо, очень простые по натуре люди. Им говорят: иди убивай, и они идут. А потом они нам говорят: это не наш российский танк убил ваших мирных украинцев, подумаешь, что вы все видели с трех метров - нам в телевизор лучше все видно. И почему вообще вы такие раздраженные, украинцы? Это нацисты вас науськали или НАТО? Как-будто вы нас, россиян, недолюбливаете. Простые, искренние российские люди.
Спустя месяц войны та же российская армия притарабанила в городок N своих раненых. Положите наших раненых военных, которые убивали ваших гражданских и разрушали ваши дома, в вашу больницу, попросили простые российские военные. Украинцы, вы же - хорошие люди? Но в городке N уже не было шприцов и еды, и даже очередей уже не было, потому что не за чем было стоять. Все ждали капусты, которая еще не выросла. Поэтому российских раненых никуда не положили.
Тогда россияне решили, что городок N должен сдаться, стать частью России, или пасть. Куда пасть, куда сдаться, удивились сонно-мирные жители города? Мы тут живем. У нас нулевой уровень преступности, хорошее образование на трех языках, два из которых украинский и русский, и цветущие сады за городом в теплое время года. А еще грибы, театр, институт, фестиваль и рыбалка. А у вас что, кроме раненых? Лучше сдавайтесь вы к нам, у нас жить лучше.
Приблизительно так начались бои за городок N. У пенсионеров и отцов детей городка N из оружия в основном лопаты, они все заядлые дачники и умеют копать. Они перекопали полгорода. Потом еще полгорода. У российских солдат танки и минометы. В ответ они решили перестрелять полгорода, а потом еще полгорода, но не очень прицельно, с дальнего расстояния. Горожане в ответ спрятались в подвалах и том, что выкопали.
Я сижу за пределами городка N и жду, кто победит, чтобы не ждать, кто погибнет. Кто-то уже погиб, я наверняка их знаю, или знаю того, кто знает их. Но пока нет точных имен и цифр, можно делать вид, что мне шесть или двенадцать, и я все еще могу пройти по городку N в любое время суток ничего не опасаясь, и со стопроцентной вероятностью придти домой целиком. Делать вид, что на городок N не напали еще простые российские солдаты с простыми российскими офицерами, которых поддерживает в их простых убийствах и погромах простой российский народ. И что бабушка все еще ждет меня на обед в доме с занавесками между музыкальной школой и лесом.