Интеллигенция, эмпатия и общество. Часть 1. (original) (raw)

Интересно, но пресловутой эмпатии до недавнего времени в человеческой истории просто не было. И не потому, что само это явление было описано лишь в начале ХХ века Зигмундом Фрейдом. Поскольку это-то, в общем-то, вторично – в конце концов, гравитация прекрасно существовала до открытия закона всемирного тяготения Ньютоном. Важно другое – то, что до недавнего времени само проявление «сопереживания» было невозможным. В том смысле, что другого человека можно было жалеть, ему можно было сочувствовать – но вот пытаться чувствовать то, что чувствует он, было равносильно самоубийству. (Этот момент будет рассмотрен отдельно.)

Причина этого состояла в том, что жизнь подавляющего числа представителей homo sapiens была не просто тяжелой. Она была ужасной, наполненной страданиями настолько, что даже собственные эмоции – будь они «прочувствованы» в полной мере – могли бы убить. Ну, в самом деле, как иначе существовать в условиях, в которых детская смертность превышала 30%, а среди рожениц вероятность умереть при родах составляла 10%? И это, кстати, еще в лучших случаях – при наличии хоть какого-то питания и крыши над головой. (Теплой крыши, разумеется – поскольку огромное количество людей просто замерзало зимой. Даже в Европе. Даже в Европе южной, где 0 градусов Цельсия – страшные заморозки.)

Впрочем, даже если «физически» природа была благосклонна к человеку – т.е., если она не убивала его холодом или, скажем, водой во время наводнения – то это не значило еще, что все прекрасно. Поскольку была еще более страшная вещь – а именно: голод. Дело в том, что традицинное сельское хозяйства, выступавшее до недавнего времени основой экономики даже самых развитых стран, всегда было крайне чувствительным к колебаниям температуры и влажности. То есть, достаточно было дождю не пройти тогда, когда нужно или пройти тогда, когда ненужно, или, скажем, столбику термометра опуститься слишком низко или подняться слишком высоко, и все! В том смысла, что большая часть населения, фактически, оставалась без хлеба – основного продукта питания в те времена.

А бывали еще эпидемии. И не с 2 млн. человек умерших на 7 млрд. обитателей Земли – как в прошлом году с «ковидом»,. А, например, с гибелью 230 тысяч на 60 млн. обитателей Российской Империи, как во время «холерной пандемии» 1830 года. (Причем, опять-таки, это без учета умерших некрещеных младенцев.) Впрочем, холера против чумы – это детские игрушки. А ведь чумные пандемии встречались вплоть до 1930 (!) годов. (Скажем, на Дальнем Востоке в 1910 году она унесла более 100 тыс. жизней.) И воспринималось все это как рядовой уровень житейских неприятностей – ну, за исключением чумы, может быть. (А вот та же «инфлюэнца» - сиречь, респираторные заболевания, вызываемые вирусами гриппа или коронавирусами – обычно даже не вызывали карантинных мероприятий. Хотя уносила она не меньше 1 млн. человек за каждое свое проявление.)

Однако этих самых природных катаклизмов – эпидемий, неурожаев, природных катастроф – было «недостаточно» для человеческой жизни. Поэтому к ним добавлялись катастрофы «рукотворные» - разного рода войны, конфликты, набеги, столкновения. Принято считать, за тысячу последних лет человечество прожило в мире от силы десяток лет. Но это будет явным преувеличением – в том смысле, что тут учитываются только относительно крупные конфликты между относительно крупными странами. Если убрать это ограничение, то число «мирных лет» сократится до нуля. А ведь каждая война – это, убийства, ранения (в условиях «исторической медицины» на 80% оканчивающиеся смертью), разрушения домов, сжигание посевов, насилие на «мирным населением» - а до относительно недавнего периода и обращение его в рабство.

Помимо «внешних» были и «внутренние» конфликты. Скажем, преступность – разного рода разбойники и бандиты нападали на людей в самой близости от их городов и селений. (А порой – и в городах и селениях.) Не менее популярным было воровство, благодаря чему любое имущество – включая самое, казалось бы, ничтожное (вроде лохмотьев бродяг) – нельзя было оставить без присмотра. Разумеется, это вызывало ответное насилие – начиная с действий сельской общины, которая, поймав конокрада, обычно просто «прикапывала» его в ближайшем лесу. («Обычных» воров просто избивали до полусмерти – это, считай, предел гуманизма.) И заканчивая действиями властей, кои считали своим долгом применять самые изысканные и извращенные виды казни. В том смысле, что если «нарушителей порядка» банально вешали – это считалось легкой смертью. Поскольку чаще их колесовали, четвертовали, запарывали насмерть, разрывали лошадьми, закапывали живьем в землю, сжигали на кострах и варили в кипятке…

То есть, можно сказать, что страдания не просто были нормой: они, буквально, пронизывали всю жизнь большинства людей, не отпуская ни на минуту. Они были настолько банальны, что люди, оказавшись случайно в локальном «состоянии благополучия» - как, скажем, представители «благородных сословий» без войны – начинали сами создавать себе проблемы. В виде дуэлей и опасных видов охоты. Впрочем, простолюдины так же любили сойтись «стенка на стенку». («Ритуальные драки» существовали в самых различных культурах.) Где могли не только избить, но и серьезно покалечить. (Выбить глаз, сломать кости.) Впрочем, в общем «вале страданий» данный момент был просто ничтожным, и поэтому почти не рассматривался.

Какое в подобном случае могло быть «сочувствование окружающим»? Имеется в виду, не лицемерное закатывание глаз у отдельных моралистов, а реальное «ощущение их эмоций, как своих»? Разумеется, можно сколько угодно говорить про «зеркальные нейроны в премоторной коре обезьян» и переносить это на способность чувствовать боль другого человека, но как это представить в действительности? Скажем, у солдата, главным смыслом жизни которого было выпускать кишки других солдат? Или у аристократа, который между подобным выпусканием кишок у других аристократов на войне или дуэли занимается тем, что с легкостью приказывает запороть того или иного крестьянина, которые недостаточно низко ему поклонился? Да и сам крестьянин, бьющих свою жену идетей, или, скажем, других крестьян в драке, так же вряд ли может рассматриваться, как символ сочувствия. А толпа горожан, с улюлюканьем собирающаяся вокруг места казни, чтобы посмотреть на очередное четвертование-колесование воров, сжигание ведьм или забивание камнями неверной жены?

Думаю, вопрос тут риторический. Поскольку – как уже было сказано – обладание эмпатией в подобной ситуации есть отнюдь не благо, дающее что-то хорошее и обладателю, и всему обществу. А исключительно способ окончательно расстаться с рассудком – в самом лучшем случае. Поскольку в худшем варианте расстаться придется с жизнью – в том смысле, что любое сочувствие ближнему в «мире традиции» означало бы пропущенный удар от этого самого ближнего. Собственно, это прекрасно выражено в религиозной мифологии – где показаны судьбы тех, кто решил «возлюбить ближнего». Поэтому любое проявление этих самых «зеркальных нейронов» - если даже они существуют на самом деле – в действительности должно было жестко блокироваться. (Если этого не случалось – то см. выше.)

И так продолжалось до того самого момента, пока развитие общественного базиса – т.е., «связки» производительных сил и производственных отношений – не привело к тому, что указанный запредельный уровень страданий хоть немного, но понизился. Еще раз: это не ощущение ужаса окружающего бытия вызвало данное изменения – нет, подобный момент был просто невозможен. (Еще раз: если «эмпатия» у человека «традиционного общества» не блокировалась – то она его убивала, или, в лучшем случае, сводила с ума.) А наоборот – необходимость успешно выживать (и побеждать) в данном «коктейле смерти» привела к формированию настолько сложных производственных систем, что для их обеспечения потребовалось создание относительно «очищенных» от страданий зон. (Дабы они не «разрушали» жизнь и сознание наиболее ценных работников слишком быстро, дав им возможность создавать совершенные системы вооружений – то, что в «том мире» было единственно важным.)

Именно эти «работники» и стали тем, что впоследствии было названо «интеллигенцией». Т.е., некоей общностью людей умственного труда – потому, что именно умственный труд до недавнего времени был самым ценным – которая может существовать только в «ослабленной от страданий зоне». Ну, а к чему это привело – будет сказано уже в следующем посте.