Образ пастыря в моем сердце. Протоиерей Сергий Правдолюбов - Христианская жизнь (original) (raw)

Разделы портала «Азбука веры»

Образ пастыря в моем сердце. Протоиерей Сергий Правдолюбов

24 августа этого года перешел в вечную жизнь мой духовный отец, протоиерей Сергий Правдолюбов.

Его многие знали и ценили как ученого-литургиста, многолетнего преподавателя Духовных школ, потомка старинного священнического рода, в котором прославлено 11 новомучеников и исповедников, замечательного рассказчика и проповедника, носителя и хранителя церковного Предания. У него любили брать интервью, но он не был «медийным батюшкой», блогером, видеозаписи с проповедями и беседами которого пересылают друг другу.

Протоиерей Сергий Правдолюбов

«Тридцать лет и три года», — как цитировал по этому поводу Пушкина сам протоиерей Сергий Правдолюбов, — я была под покровом его любви и молитвы на приходе московского храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, и поэтому я должна рассказать о нём именно как о пастыре. И это совсем другое, чем рассказывать об ученом, проповеднике и даже хранителе веры (а он — один из девяти героев книги с названием «Хранители веры»).

О сути пастырства словами апостола напоминает стандартная надпись на обороте наперсного священнического креста: «Образ бу́ди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою» (1 Тим. 4, 12).

Но как об этом рассказать?

Я была свидетельницей, а отчасти и участницей того, как возрождался из разрухи наш храм и как возрастал наш приход. А приход и даже храм-здание строятся вокруг пастыря, строятся его духовным усилием, призывающим к духовному и физическому усилию и паству.

Поэтому я хотела начать с первых месяцев, первых этапов возрождения храма и создания прихода. Это зерна, из которых может вырасти образ пастыря, словом, житием, любовию, духом, верою, чистотой оплодотворявшего людей, шедших за ним. В этом мне помогли бы фрагменты моих записей, переписки с батюшкой и его собственные воспоминания. Но… даже сокращенное, урезанное это никак не влезает в журнальный очерк.

Приходится только наметить эти моменты огромной прожитой и пережитой жизни, дав при этом ссылки на малодоступные воспоминания о них самого Батюшки.

Движение в храм

Когда в самом начале 90-х годов прошлого века стали открываться и возрождаться храмы, это была пора мощного подъема, взлёта, «религиозного возрождения» и героизма. Этот взлёт захватывал всех нас тогда, и это было наше воспитание в Церкви — вслед за Батюшкой.

Наш замечательный храм постройки 1644 года был занят складом Гостелерадио, и этот склад, несмотря на то, что уже было распоряжение правительства Москвы о передаче здания Церкви, надо было из храма вытеснить. Нас впервые пустили за забор, ограждавший территорию храма, 8 января 1991 года, на второй день Рождества. Это был первый молебен на захламленной территории. «Кто-то вел переговоры со сторожем, сторож и хранительница куда-то звонили, и — вот чудеса — ворота открылись и нас впустили внутрь. Незабываемый момент!».

Первый молебен

А спустя полторы недели, в Крещенский сочельник, там же, у алтарной части храма — Великое водосвятие. И людей было много. И вода, «скачущая в жизнь вечную», словами из ектении Великого водосвятия (батюшка очень любил и отстаивал это выражение).

Богоявление. Великое освящение воды в 1991 г.

7 февраля 1991 года произошло великое московское торжество: недавно чудесным образом обретенные мощи преподобного Серафима Саровского прибыли из Санкт-Петербурга в Москву и были при всенародном крестном ходе принесены с Ленинградского вокзала в кафедральный Богоявленский собор.

«Было весело и страшно, творилось нечто новое, воздух освящался пением и благодать как бы осязаемо струилась вокруг», — вспоминает батюшка.

Крестный ход с мощами преподобного Серафима Саровского.

Священники сменяли друг друга в несении раки с мощами. И когда батюшке досталась эта честь — «на левом плече справа от головы Преподобного, т. е. моя голова через стенку гробницы была у головы самого Серафима Саровского», — он вполголоса молился, твердя: «Преподобне отче Серафиме, помоги открыть нам храм!».

А вечером этого вдохновенного, на всю жизнь запоминающегося дня отца Сергия осенило: надо отправить огромную телеграмму председателю Гостелерадио. Тогда не было электронных писем, были почта и краткие телеграммы, а эта была огромнейшая — именно из расчета, что писем начальство читать не станет, а вот циклопического размера телеграмму прочтет.

А через 20 дней, когда мы приходом служили акафист у раки преподобного Серафима в Богоявленском соборе (акафисты служились там непрерывно, чредой всех московских приходов, и мы, с подачи отца Сергия, весь акафист служили нараспев — пели целиком), мы там же получили известие, что нам разрешено войти в колокольню и служить там.

Первое богослужение в стенах храма

«Сырое помещение с гнилыми досками под ногами за несколько часов преобразилось в Храм Божий. Буквально на наших глазах, нашими руками, склад стал святым местом, полным благодати и радости. Мы всё окропили святой водой, стали приносить иконы, подсвечники, аналои, лампады, поставили еще не освященный престол. И к вечеру глазам не поверили — настоящий Храм, как в глубокой древности — «обыденский», то есть построенный за один день».

И уже здесь произошло «Стояние Марии Египетской». Отец Сергий впервые на своем приходе читал Великий канон святителя Андрея Критского — творение, которому он посвятил свою диссертацию доктора богословия. Чтение отца Сергия — непревзойденное, и, к счастью, оно сохранилось в записях. Конечно же, не того первого года, не из сырой колокольни храма…

Символ всей жизни пастыря и пасомых

Меньше трех недель назад гроб с телом нашего Батюшки обносили вокруг нашего храма с пением ирмосов Великого канона — «Помощник и покровитель…». Таков чин погребения священника. Потом то же происходило у родного храма отца Сергия в Рязанской области, где он теперь погребен.

Прощание с о. Сергием во дворе храма

Тридцать пять лет назад меня поразили заключительные строки его диссертации, посвященные именно этому обычаю, — я тогда даже выписала все их от руки из машинописного тома…

«Пение ирмосов Великого Канона говорит о том, что самым важным в жизни умершего священника был (или должен был быть) тяжкий труд покаяния в самом себе, и, главное, «таинничество», т. е. учительство покаяния, возделывание покаяния в своей пастве, прихожанах. И если мы вспомним, что «покаяние» — это не только раскаяние в грехах и поступках, а постепенное «изменение ума», целожизненный процесс спасения, то не покажется ли нам, что ничего более уместного и нельзя было подобрать для символа «пастырь — паства»?

Если мы бываем безмерно благодарны человеку, который нас спас от смерти, то не более ли мы должны быть благодарны тому, кто нас спас от вечной смерти?..

Если всё это осознать, то становится понятным — почему мы поём ирмосы именно Великого Канона на Погребении священника. Потому что лучше, яснее, объёмнее не выразить всю глубину отношений пастыря и его духовного чада.

И тогда уже с новой стороны освещается и сам Великий Канон. Он становится символом не только священнического служения, но и символом моей личной судьбы, смысла моей жизни. И тогда новое, глубоко-личное значение приобретает для меня каждое его слово, его напев, ритм, структура, поэтика, богословие».

«В Храме Славы Твоея стояще, на Небеси стояти мним»

30 марта 1991 года, в Лазареву субботу, произошло освящение нашего первого престола, во имя святителя Тихона и всех священномучеников, мучеников и исповедников Российских, и первая Божественная Литургия. «Вся колокольня будто наполнилась теми, кому посвящен новый Престол. Миллионы пострадавших пришли к нам. Еще не прославленные нами, но принятые давно Богом в чине мученическом присутствовали с нами. Это ощущали все, и было очень страшно.

В нарушение всех законов времени и пространства — мы все были вместе. Без внешних украшений и помпезности — торжеством было всё и все пребывали в преизливающейся всюду благодати Божией». «Все мы были на Небе, изогнувшемся и приникшем к земле в данное время и в данном месте. В полном смысле сказанных слов: В Храме Славы Твоея стояще, на Небеси стояти мним… и колокольня устояла, вместив и всех, и вся».

А неделю спустя было великое, невероятное ночное богослужение Великой Субботы — первое в моей жизни и первое, когда свет Царства Божия ощущался явственно, ложился на всё, и после целонощного служения из этого захламленного рассветного двора невозможно было уходить, и слов не было…

Всем нам отец Сергий подарил прикосновение к этой потрясающей службе Великой Субботы — более десятилетия она была у нас ночная, настоящим многочасовым всенощным бдением, и не только для меня, но и для многих раскрылась в своей великой полноте и стала едва ли не любимейшей службой года, таинственной Белой Пасхой…

В Великую Субботу 2005 г. Фото Игоря Малахова

И наконец первая Пасха — под открытым небом, потому что не вмещала наша маленькая колокольня людей; престол и жертвенник разместились на высоком крыльце храма… «Было какое-то раннехристианское чувство тайны ночи и единства с природой. Почти до слез сознавалась милость Божия к нам, и физически ощущалось дерзновение мелких дождевых капель, падающих прямо в Чашу со Святыми Дарами. Было похоже и на Конец Света»…

Мучениколюбие

Есть в богослужебной поэзии выражение — мучениколюбцы. Батюшка, потомок священнического рода, в котором уже прославлено одиннадцать священномучеников, мучеников и исповедников, воспитывал и в нас мучениколюбие. Первый наш престол освящен в честь Мучеников.

О почитании мучеников протоиерей Сергий Правдолюбов говорил, что оно «является показателем степени церковности, свидетельством православной веры, плодом и результатом духовной жизни». А то, что почитание мучеников XX века не стало всеобщим и повсеместным, объяснял ослаблением веры, отсутствием церковного воспитания в детстве и традиции передачи мировосприятия от отца к сыну, засильем «долбящего в голову стандартного телевидения, очень далеко отстоящего от христианского мировоззрения».

В первые же месяцы нашей приходской жизни мы стали водружать памятные кресты в особых местах, освящая пространство молитвенной памятью (четыре Креста за два месяца!). И первый из них поставили на оконечности возвышения, на котором стоит храм. Это место мы до сих пор называем горкой Мучеников. Здесь некогда был традиционный погост, здесь при «благоустройстве» и переустройстве в 70-х годах прошлого века обильно находили человеческие кости. Задача была — крестом освятить место упокоения многих поколений людей и связать его с памятью мучеников, которым посвящен наш престол.

Территория эта уже принадлежала гольф-клубу и была отгорожена от храма, для установки креста удалось договориться с тогдашним хозяином гольф-клуба, шведом, чтобы для нас отпирали калитку…

«За мной, за мной!»

Из дневника

«14 мая 1991

Вечером была Пасхальная утреня последняя, перед отданием Пасхи. Певиц нас было много, мы пропели всё, и Батюшка в красных ризах с трикирием, и ликующее его «Христос воскресе!», на которое, поскольку поёшь, и ответить невозможно — пением и отвечаешь.

И Батюшка после службы предложил пойти «к мученикам» — «За мной! За мной!» — и тут же процитировал Булгакова: «За мной, читатель! я покажу тебе настоящую… христианскую любовь!». Мы засмеялись: «Ну уж, и Булгакова вспомнил!» — «И завтра его день рождения!» — и, радостно трубя: «За мной! За мной!» — пошел из храма, свернул вбок — взял приставную лестницу и с ней наперевес своей легкой, летящей походкой пошёл к «шведской» стене. Приставил лестницу, и мы все полезли по ней за стену — женщины, дети, мужчины… Сперва мы пошли к «поруганному» надгробному камню, а потом все устремились к мысу, зеленеющему аккуратнейшим гольфовым газоном. О. Сергий смело и уверенно поступью хозяина извел нас на самую оконечность, и мы окинули взорами простор, повернулись к храму и воспели тропарь Пасхи, а после него о. Сергий затянул величания — сперва мученикам Российским, а потом и святителю Тихону, да с мученическим окончанием: «и чтим честная страдания твоя, яже за Христа претерпел еси» (бросил на нас озорной взгляд)… И уходили — солнце закатное, садящееся: «Вот воспеть тут: “Свете тихий святыя славы…. прешедше на запад солнца…”» И — как бы мы через ворота исходили на литию, а с колокольни, на нас глядя, ударяли бы звон…».

Так оно и стало потом, когда и колокол появился, и весь храм стал нам доступен…

Панихида у Креста Мучеников в 1991 г.

Продолжу запись дневника:

«По лествице нашей мы вернулись — и пошли на источник…»

Источник в овраге, сохранивший в народе памятное название «Ионинского», в честь святителя Ионы, митрополита Московского (в местном народе — «Йон-митрополит»). Наш храм был подворьем митрополитов Московских, а святителю Ионе посвящен южный придел нашего храма. Старожилы помнили еще «Ионинский дуб», по преданию посаженный самим митрополитом, и то, что его в годы Отечественной войны спилили на дрова. А источник в овраге чуть позже стал местом установки второго креста. К нему тоже ходили крестными ходами и служили там молебны, пока он не засорился и не иссяк из-за всяких строительных работ рядом, но теперь мы его возрождаем…

«У ключа попили воды (Петя, оказывается, уже сколотил ступеньки через трубы!), и тут начал петь соловей. Туман легкий садился. Все были счастливые, у Батюшки лицо светилось. Вода в ключе живая, бурлит… Мы пошли из оврага, но по пути замерли еще послушать соловья. Батюшка говорил о том, как замыслен соловей, как он и был у Бога в миг сотворения мира, и о том, как эти твари, не смешиваясь, блюдут слово Божие и остаются собою…

Мы выбрели к улице, перешли (а мальчишки перебежали) улицу, пошли к остановке. По дороге обернулась — сильно ли обогнали Батюшку — вижу, он идет далековато, с кем-то вдвоем. И когда дошли к остановке, повернулись снова — ах! Это он ведет пьяного, который валялся на газоне. Пьяный вроде пришел в себя, руки складывает: «Батюшка! Спаси тебя Бог!» — но сам до дому дойти не может. О. Сергий его перевел через улицу (а нам: «И вы поезжайте!»), повел домой (пока тот не застопорился). Потом, слава Богу, вернулся. Сели в троллейбус. Там он: «И я всегда в этих случаях вспоминаю: “Священник увидел и прошел мимо…”»

В эпицентре Божией мощи

Без этого мощного накала молитвы, пронизанной молитвой деятельности, богослужебной жизни, не мог бы в такой красоте спустя годы воздвигнуться наш храм. Отец Сергий вёл нас за собой — «За мной! За мной!» — на радостные подвиги, одновременно раскрывая нам глубину богослужения, невероятные просторы Церкви. «Храм — это невероятное устройство, это как ракета, в нем переносимся из времени в вечность!»

И переносились. И любовь к Мученикам помогала в этом.

В первый же год батюшка установил особое, местное всенощное бдение Мученикам Российским — среда между Неделей всех святых и Неделей всех святых, в земле Российской просиявших.

Им посвящали настоящее, все-нощное бдение. Во время первого бдения и был установлен Крест Мучеников.

«4 июня 1991, вторник. В 10 вечера ко всенощной мученикам Российским…

Пение псалмов целиком. Чтение жития святителя Тихона в два приема. Утром крестный ход с Крестом под «Святый Боже» вокруг храма, потом на горку — установили Крест.

Кончили в 5.30. Через полчаса — литургия (её уже падали).

…

А вечером в Соборе — акафист преподобному Серафиму. Чýдно!»

Всенощное бдение Новомученикам совершали мы и в общий день всецерковного празднования им, установленный как раз весной 1991 года, — совершали именно как всенощное бдение в течение многих лет. Позже, когда приход разросся, а времена изменились, наши захватывающие всенощные служения показались церковному начальству излишними и были отменены. Но любовь к мученикам и восторг остались с нами!

На всенощном бдении Новомученикам в первой половине 90-годов.

Особо в сердце врезались наши «крестовоздвижения» и крестные ходы. Через четыре дня после первого всенощного бдения Мученикам, в день всех святых, в земле Российской просиявщих, воздвигли крест на «Киприановской горке» — древнем городище при слиянии рек Раменки и Сетуни, «Старом Голенищеве», которое некогда избрал своим любимым пребыванием митрополит Киевский и Московский Киприан (там он и почил).

«С пением тропарей изошли из церковной ограды, спустились вдоль забора гольф-клуба (у тропы к оврагу пропели Ионе-митрополиту, напротив мученического креста — всем святым). Батюшка и мужики несли крест. Ошаление игроков в гольф. Шествуем к Круглому дому, у пруда начинаем петь водосвятный молебен (толпы загорающих, выгуливающих собак и т. п.). Подходим к Киприанову источнику — водосвятие. С ведрами идем дальше, через Минскую улицу (переход состоялся благополучно) мимо новооткрытого родника в Раменке (как вулкан бурлит!) на горку. На горке водружаем крест на месте западнее того, где были в прошлый раз. Лопата сломалась, Витя рыл землю обломком, а Роман чуть не по плечо залезал туда, руками вынимал землю. Крест установлен, молитва на освящение, длиннющий тропарь святителю Киприану. Нам сигналит машинист товарняка, стоящего внизу. Батюшка его благословил, и тот в восторге загудел (как щенок хвостом виляет). Местные огородники к нам присоединились, один высказал желание о сооружении здесь церкви, другой потом сказал, что внизу была часовня (видно, при кладбище?). Пошли обратно, у родника встречный житель сказал, что он святой, что вода из него не портится годами».

И, в ночь на 22 июня 1991 года, ровно на 50-летия начала Великой Отечественной войны, наши прихожане установили первый Крест на Поклонной горе — успели ровно к 4 часам утра…

У почитания каждого из этих мест теперь своя долгая история, вписанная в историю прихода, но тогда вся эта мощь молитвенная, богослужебная, человеческая была так сконцентрирована, что мы жили в почти непрерывном кипении Божией благодати и силы.

Пастырь. Из дневников и писем о. Сергию

«23 марта 1991, сб.— Суббота Акафиста, Похвала Богородице.

Вчера вечером, когда мы вдоволь, сверх устава, напелись «Взбранной Воеводе» — Батюшка повернулся к нам, глубоко, как на большую проповедь, вздохнул, вздохнул ещё и ещё и выдохнул:

— С праздником вас!

И все мы засмеялись, и он. От радости.

Радостно было. И чу́дно, как всегда у него, прошла служба. С паузами для нас, с объяснениями. Не помню проповеди по-настоящему, а помню, что и тут и опять было это чудо любви — отеческой — к нам, как к детям».

«2 мая 1991.

Поехала с Батюшкой вдвоем на троллейбусе после очень длинного храмового дня, проехала до вокзала, чтобы наконец успеть «всё» спросить (несколько дней подбиралась, но ведь его невозможно «улучить», он и так на разрыв, приходится не подъезжать со своими нуждами, а спасать Батюшку от других, чтоб он передохнул или чаю попил). Посидели на скамеечке прямо у площади с полчасика. Подошла цыганка немолодая за подаянием, он мне: «Какое хорошее лицо!» (а я уж хорошести этой цыганской и видеть не умею). Он подает, я — нет: нет мелочи. И не стыдно».

О. Сергий во главе крестного хода к месту молебна святому нашего храма, священномученику Александру Орлову. 23 октября 2013 г.

Пастырь. Из принципов батюшки.

Приведу важные для отца Сергия детали, по возможности цитируя записи, которые за ним делала, или его письма.

«Там, где Божественное, нет никаких твердых и четких земных закономерностей.

Сложные взаимоотношения между Богом и человеком зависят от множества причин: или охлаждение молитвы, или плохое, тяжелое состояние здоровья вдруг, или что-то еще — это не поддается земным законам и земному восприятию.

Дух Святой никогда не повергает в рабство человека».

В храме учил стоять прямо, убрать всякую унылую сутулость и вообще любую тень уныния. «Что вы стоите, будто заключенные? Восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше ! (Лк.21:28)» — нередко повторял он, цитируя Евангелие.

И все, все годы — о, как он боролся за то, чтобы мы вседушно прилежали к службе, чтобы в праздники с полным соучастием и во всю силу пели праздничное! «Когда мы в субботу вечером читаем в храме Евангелие, то после него поется удивительное древнее песнопение: «Воскресение Христово видевше…». Мне совершенно непонятно, я борюсь в своем храме с этим уже много лет: почему люди вполголоса поют? Почему не поют со всей энергией и силой своей души? В чем загадка? Мне приходится оборачиваться, поднимать руку и говорить: «Пойте все, громко, пойте!» И только лишь под давлением священника, его руки, которая вдруг начинает махать, они как-то пробуждаются. Они в полудремоте стоят, Евангелие прослушали, а вот эта песнь, «Воскресение Христово видевше…» — она не идет от вашего сердца, она не от вашей души: положено так, значит положено так… а зачем положено?

Вы многого в жизни не испытаете, если будете вот так сонно и не всерьез относиться к службе, пропускать целые пласты песнопений и чтений. Тут требуется бодрость, энергичность, активность, деятельность души – и чтобы душа была по-настоящему словесной, а не бессловесной».

Он ввел на двунадесятые праздники общенародное, громкое пение припевов «Аллилуия» к хвалитным псалмам на полиелее: «Хвалите Имя Господне!» — они пелись у нас полностью, без сокращений. И всегда предупреждал в конце вечерни, чтобы к моменту пения этих псалмов мы стояли с зажженными свечами, как велит устав. Вообще всячески воспитывал в нас полную вовлеченность в праздники — осмысленное соучастие в жизни Церкви.

Многократно и в проповедях, и в пастырских беседах, и в личном общении говорил о важности чтения Евангелия. Эффект слушания Евангелия в храме и вообще храмовых служб сравнивал в годовыми кольцами на срезе дерева. Вот прошел один церковный год с его богослужениями и евангельскими чтениями и проповедями, потом другой… Если ты из года в год слышишь и переживаешь это, — душа растёт, ты и не замечаешь, как она растёт, а годовые кольца дерева твоей души образуются, и вот уже оно большое-большое. А если не живешь этой жизнью — никаких годовых тебе колец…

Удивлялся вслух, почему, среди сотен вопросов к пастырю, так мало спрашивают о главном, — о молитве. «У человека, который не молится, даже глаза другие. И сейчас от нас требуется, чтобы любой мирянин и любой критически настроенный человек, приходя в храм, видел нашу молитву, нашу любовь, наше сокрушение сердечное, чувствовал, что это все неподдельное, не выдуманное.

Если нет сокрушения сердечного, то его нельзя подделать, «сыграть». Оно или есть или его нет. Какой-то очень умный человек сказал, что на лице человека запечатлеваются все жизненные решения, все критические ситуации за всю жизнь. И если ты поступил не по совести, слукавил — это остается навсегда. Ни Бога, ни любящих Его людей обмануть нельзя: на лице остается неизгладимая печать».

«И ни в коем случае не надо считать свой храм лучшим местом в Москве, а его прихожан — самыми православными. Люди разные, батюшки тоже разные, но Церковь Христова едина, и в каждом храме Господь. Мы не должны ни от кого закрывать двери храма, отдаляться от всех — сегодня нас к этому не принуждают, как принуждали 70 лет. Наш храм открыт для всех, кто ищет, вопрошает, удивляется, сомневается, требует ответа».

И еще несколько штрихов, которые могут показаться второстепенными, но были очень важны для него.

Всякий труд должен быть оплачен. Не дай, Бог, «мзду наемничу удержать»! «Еще очень важное дело. Владыка Афанасий (Сахаров) очень переживал всегда о том, что кто-то потрудился для него бесплатно. Просьба: выяснить — сколько мы должны заплатить А. за прошедший месяц и за организацию сайта, сколько — тебе за постоянный и очень напряженный труд, сколько — дочке за ее труды». Никакие отнекивания не принимались, это было благословение. Даже в совершенно нищие и для него годы, и часто из его собственного кармана.

Приход у Креста Мучеников в наше время, Троица 2024 г.

«Не дай, Бог» — написала я тоже по заветам Батюшки. Он обращал внимание, что «Спаси, Господи!» — это молитва, обращение к Самому Богу, а не просто формула, выражение. А значит, запятая тут необходима! Твёрдо соблюдал это во всех письмах.

И мягкое стремление удержать он непосильных трудов, от «комсомольского рвения», от самоэксплуатации. «Смотри, не пересиливайся! Это очень не любит авва Дорофей. Нехранение совести по отношению к вещам. А помнишь, как сказано в молитве — ‟Устрой о мне вещь!” Так что переутомление запрещается любвеобильным Аввой».

«Дорогая Елена Викторовна! Я, как настоятель храма, прихожанкой которого Вы являетесь, обязан выразить Вам крайнее недоумение и протест по поводу Ваших ночных трудов вместо положенного Богом сна. Вы ОБЯЗАНЫ беречь данное Вам Богом здоровье, а не сжигать его как свеча, горящая на сквозняке (сравнение о. Иоанна Крестьянкина). Объявляю Вам выговор с занесением в Вашу исповедную карточку с последующим принесением покаяния на исповеди. Официальная часть закончена.

Лена! Так нельзя! Боже упаси так дальше быть небрежной о своем здоровье. Если ты понимаешь, весь мой гнев связан еще с тем, что и у меня так довольно часто бывает. Я сам допускаю это же. Поэтому ругая тебя, я сам себя пытаюсь научить не делать такожде».

И снова высказанное ему

2013 г., после таинства Соборования:

«…Как хорошо, что я не ушла по Вашему попущению до конца! Мне хотелось постоять под Божиим та́инственным словом, о котором Вы же когда-то и объяснили, что оно действует уж по меньшей мере ‟наравне” с елеем, а точнее оно и действует через елей. И это Вы дали почувствовать и вкусить еще давно. Ваша молитва и Ваше чтение молитв (то и другое вместе) потрясающе доносили силу чина до ума и сердца.

Мы редко по-настоящему ценим то, что нам Господь дал в Вашем лице: Живое Предание Церкви, освященное и кровью Новомучеников, и трехсотлетним служением рода… и это вместе с Вашим погружением в Литургику, только всё вместе, и дает критерий для ‟царского пути”».

«Дорогой отец Сергий, Вы всегда столько нам даете! Этого не сосчитать, не перечесть, не отблагодарить никогда. Да, я понимаю, что Вы сейчас горестно покачаете головой, думая о неблагодарности и слепоте гонящих или предающих Вас. И мои слова — очень слабое и сомнительное утешение. Но подумалось мне, что и для многих из тех, у кого сейчас враг затемнил очи, посеянное Вами потом взойдет снова… Я и для себя на это надеюсь, хотя сколько сокрушалась, как за 27 и более лет рядом с Вами, с Вашей любовью и молитвой — ничего не взрастилось, не стала лучше. Но вот правда не может оно, это всё, пропасть.

Сегодня во дворе старые прихожанки говорили о Вас с такой любовью и сочувствием! (Разговор ничем не провоцировался, кроме того, что Вы вот наконец появились на приходе). Вас любят, многие — безоговорочно. Даже если это не влияет на общий ход событий, это есть и это очень важно. Если бы Ангел Божий показал Вам эти любящие сердца, это было бы утешение великое».

Прощёное

Это последняя переписка с отцом Сергием — в Прощеное воскресение 2024 года. Он уже несколько месяцев не появлялся в храме по болезни, он уже с осени был почетным, а не действующим настоятелем.

Это личное, но это — образ Пастыря.

«17 марта в 14:55

Дорогой, любимый Батюшка, отец Сергий!

Простите меня, Христа ради, за то, что всё это время не находила слов и смелости Вам написать, что не умела Вас поддержать, достойно благодарить, высказать очень-очень многое, что надо бы высказать и высказывать! Бог знает, и Вы до конца не знаете, что Вы для меня сделали и делаете тем, что Вы есть. Спаси Вас Христос! Когда Вы еще бывали в храме, можно было просто припасть к Вам без всяких слов, пусть в секундном благословении, но это душевно больше значило, чем всякие слова буковками на клавиатуре.

И я знаю, что столько же Вы для многих и многих. Но некоторые из них как-то умеют воздать, а я нет. Простите меня! Молюсь, конечно, о Вас, но это всё, что я умею делать, и этого не умею толком.

Простите меня. А мне Вас — только благодарить, «прощать» не за что. И вот это огромное, за что благодарить — оно никуда ведь не исчезает. Всё Ваше, всё, что Вы на протяжении стольких лет давали — оно ведь не уходит никуда.

Спаси Вас Господь, дорогой и любимый отче!»

***

«17 марта в 17:49

Спасибо, Лена! Благодарю за добрые слова. Тридцать лет и три года мы вместе восстанавливали храм, вместе молились и служили. За многое прошу прощения. За то, что много сил и времени отдавал не приходу, а Академии и преподаванию. Трижды храм приходил в кризисное состояние. Уходили прихожане. Но я никогда не оставался без руководства о. Иоанна Крестьянкина, о. Даниила из Даниловского монастыря, и даже о. Кирилла (Павлова), о. Георгия (Тертышникова) и о. Иоанна (Самойлова). К сожалению, полноты приходской жизни не получилось. Я трудился как мог. Страшно предстать пред грознаго Судии и Создателя моего. Заранее у всех прошу прощения, и у Вас тоже!..

Силы мои быстро кончаются. Не знаю, как скоро уже окончательно умру. Простите и не имейте обиды и скорби в связи со мной. А Вас да хранит Господь вместе с внучками и внуками. Молитвами всех наших любимых святых и их предстательством. На Ваши молитвы тоже надеюсь. Ваш бывший настоятель, недостойный прот. Сергий.

Простите меня!»

Молитвами отца нашего духовного, приснопоминаемого новопреставленного протоиерея Сергия, Господи Иисусе Христе, помилуй нас, детей его!

Образ пастыря в моем сердце. Протоиерей Сергий Правдолюбов - Христианская жизнь (original) (raw)