(original) (raw)

13 мая в Центре фундаментальной социологии НИУ ВШЭ состоялось очередное заседание Открытого семинара по социальной теории «Logica Socialis».

На нем с докладом выступил Владимир Владимирович Башков, магистр философии, аспирант Школы философии и культурологии, стажер-исследователь Центра фундаментальной социологии НИУ ВШЭ.

Выступление было посвящено готовящейся к публикации книге «Репетиция политического: смысл и актуальность политической теологии», посвященная исследованию влияния философии Серена Кьеркегора на политическую мысль Карла Шмитта. Докладчик расскажет об основных идеях книги, её актуальности и возможных перспективах дальнейшей исследовательской работы.

С комментарием к докладу выступит Дарья Андреевна Лунгина, кандидат философских наук, доцент, научный руководитель образовательной программы "Прагматика и менеджмент культуры" МГУ им. М.В. Ломоносова.

Тезисы к докладу:

Влияние идей Серена Кьеркегора на политическую мысль Карла Шмитта отмечали ещё современники последнего. Карл Лёвит и Якоб Таубес обращались к философии Кьеркегора, надеясь обнаружить в ней основания для критики политической теологии и понятия политического, но также и для того, чтобы лучше понять самого Шмитта. Имя датского философа нечасто можно встретить в прижизненно опубликованных текстах немецкого юриста, но современные исследователи обнаруживают множество упоминаний в дневниковых записях, а также обращают внимание на косвенные цитаты и очевидные сходства в целом ряде аргументов, позволяющие сделать предположение о прямой зависимости. Это обстоятельство важно учитывать по нескольким причинам:

- опора на экзистенциальную философию расширяет методологические границы шмиттеанской аргументации и проясняет её основания;

- изучение влияния философской теологии Кьеркегора позволяет различать условно «католические» и «протестантские» элементы в теории Шмитта;

- введение Кьеркегора в политический контекст дает возможность осуществить многоплановое сопоставление с проектом Шмитта, что открывает новые пути для понимания и критики;

- принимая во внимание экзистенциальную диалектику Кьеркегора, можно лучше понять специфику отношения Шмитта к другим авторам и идеям, обнаружив следы экзистенциальной философии там, где она оказывается скрыта за именами или «вчитана» в работы авторов, лишь отчасти проясняющих суть оригинального аргумента;

Вот некоторые примеры подобной герменевтики:

1. Критику политического романтизма можно рассматривать как повторение этического возражения против эстетического существования. В произведениях Кьеркегора эти позиции представлены различными псевдонимами и между ними нет согласия в том, какой способ существования является более или менее приемлемым и оправданным. Критикуя «эстетизм» политических романтиков, Шмитт занимает сторону «этики», перенимая не только полемические приемы и сильные стороны этической позиции, но и все сопутствующие ей недостатки.

Основным критерием для различения выступает действие, решение. Но так ли надежен этот критерий? Если решение изначально относилось к единичному человеку и объясняло разницу между активной позицией самоопределения и пассивным созерцанием множества возможностей, то насколько оправданным является перенос этой логики в область политического, где мыслимы «эстетизация политики» и «политизация эстетики»?

2. Суверенное решение проясняется через понятия исключения. Но кто в таком случае оказывается по-настоящему исключительным, а кто – исключенным? Для Кьеркегора конфликт исключения и всеобщего снимался через раскаяние и примирение. Если исключение и могло пересмотреть всеобщее – то лишь потому, что последнее было изначально благонамеренно настроено к первому.

Так ли обстоит дело с суверенным решением? Что мы можем сказать об отношении между единичным индивидом и суверенной властью: это подавление и тенденция к взаимному неприятию или обоюдная гарантия существования обеих сторон? Что общего у суверена и поэта-одиночки, а в чем их позиции принципиально расходятся?

3. Одним из признаков подлинной политики, согласно Шмитту, является серьёзность. Невозможно различать друзей и врагов, если не предполагается, что это отношение устанавливается совершенно серьезно и в пределе ориентировано на экзистенциальное противостояние и, в конечном счете, возможность причинения смерти. Если такое напряженное различение присутствует – значит наличествует политическая общность, заявляющая свои права и определившая свои границы в настоящем моменте. Схожим образом определяется мгновение самоопределения и перехода от эстетической к этической стадии существования: это всегда энергичный выбор или-или, предпочтение одной конкретной альтернативы всем остальным и ответственность за последствия. Всё пронизано смертельной серьёзностью.

Но в моменты колебания между эстетическим и этическим, этическим и религиозным, человек спасается иронией и юмором. Можем ли мы учесть этот нюанс, когда рассуждаем о политическом? Почему Шмитт принципиально исключает из политики все несерьезное? Не нуждается ли политическое в моментах разрядки, когда фазы ассоциации и диссоциации сменяют одна другую? Или Шмитт не просто так настаивает на серьёзном отношении к политике?