cherkasskiy (original) (raw)

Любовник уехал в Германию. Можно было одновременно наслаждаться и тем, что он есть, и тем, что его нет. Она ходила по квартире, скинув одежду, предчувствуя каждой клеточкой разоблаченного тела его возвращение.

Из своих поездок он возвращался таким живым, веселым, помолодевшим, что она нехотя радовалась его отъездам. Между путешествиями, совершаемыми с загадочными деловыми целями, он появлялся в Москве то на день, то на час, успевая выделить ей кусочек своего цейтнота. Она приучила себя не напрягаться и не нервничать: он всегда появлялся неожиданно и вовремя.

Она писала ему письма, рассказывая, что происходит с ней и вокруг нее. Он никогда на письма не отвечал, но всегда на них откликался. Письма бывали разные – как снаряды коверной бомбардировки, как плюшевый плед, как игольчатый кактус. Торопливые истеричные телеграммы. Растерянные рыхлые передовицы. Глупый девичий щебет. Гневные ядерные взрывы. Иногда письма были нежными, как летний вечер.

Ей нравилась радость телесной близости с ним. Ей нравилось, что у него много женщин. Ей нравились его жена и дети. Ей нравилось, как он заботится о семье. Ей нравилось, как он умеет дружить. Ей нравилось, как он водит машину и расплачивается в ресторанах.

Они подружились, когда на безлюдной, заснеженной улице ей пришлось подтянуть чулок. Они шли из ресторана к его машине, и она строгим голосом объясняла ему специфику консалтингового бизнеса и новаторских PR-стратегий. Его реакция на вынужденную техническую паузу в этом профессиональном монологе была такой по-мальчишески восхищенной и по-мужски теплой, что она сразу ему доверилась.

Она стала называть его в разговоре с друзьями «мой новый любовник» задолго до того, как они начали спать вместе, и даже еще до того, как он ей начал действительно нравиться. Однажды он пришел на встречу не в сasual, как обычно, а в деловой классике. Она знала, что к мужчинам в деловом костюме относится со значительно большей симпатией и пиететом, но была поражена тем, что ее это может так остро возбуждать.

Желание наполняло ее медленно, но ужасно неделикатно, совершенно не спрашивая разрешения, без стука и хоть какого-нибудь предупреждения, когда она сидела в кофейне, занималась своими делами, читала, работала... Вдруг проскальзывало какое-то совершенно пустячное, отвлеченное, легкое воспоминание о нем... И вот уже бесцеремонное желание успело коварно подкрасться, охватить своими цепкими щупальцами ноги, проползти огненным следом по позвоночнику, наполнить тяжелым теплом грудь, пригвоздить бедра к дивану, зажечь светильник внизу живота. От этого она чувствовала себя беспомощной и живой одновременно. Желание было ужасно наглым и самостоятельным. Жило какой-то своей жизнью, не подчиняясь режиму и правилам внутреннего распорядка.

Он дарил ей смешные подарки, никогда не забывал поприветствовать портрет ее любимого олигарха и давал ей деньги, так тактично и точно попадая в горячую точку локального финансового кризиса, что она теряла дар речи от благодарности.

Их судьбы были устроены как сообщающиеся сосуды: чем лучше шли дела у одного, тем быстрее налаживались дела у другого. Он шутил, что за тридцать дней она смогла узнать о нем столько, сколько не смогла бы узнать ни одна разведка за тридцать лет. Он отражал ее так доброжелательно и реалистично, что она почти совсем перестала врать себе и другим.

Когда она сообщала «Мой любовник – мусульманин», собеседники были шокированы.