Еременко Александр – притча «Жажда» (original) (raw)

Previous Entry Flag Next Entry

[ Tags | Еременко Александр, Проза, притча ]

ЖАЖДА

Как же этого никто не заметил! Среди зелени листьев молодой финиковой пальмы одна ветвь выделялась желтизной.

Салих едва дождался, когда вода источника наполнит гербу[1],– казалось, что струя сегодня слабее обычного. Взгляд Салиха упал на скарабея, который свернулся и замер между двух комков глины. Теперь скорее сообщить старейшинам!

И вот пришли к источнику почтенные старейшины: озабоченно разглядывают ветвь, качают седовласыми головами.

Джатрун – небольшой ксар[2] в Землабе: и трёхсот дворов не наберётся. Из зериб[3] и глинобитных домов выходили мужчины, спеша на сходку. Площадь возле неказистой мечети заполнилась правоверными.

Абдаллах немного замешкался: караван туарегов как раз отправлялся в путь с его постоялого двора. Начальник каравана – сухопарый Рашид уже знал о сухой ветви.

–Не ропщите на Аллаха,– сказал он, взнуздывая верблюда,– такова ваша участь. Каждому жить на своём месте. Что до меня, то я, слава Всевышнему, повидал и оазисы с источниками пообильнее вашего, и большие города, где вода течёт просто из труб в каждом доме.

Сходка бушевала. Такое редко бывало в Джатруне, чтобы простолюдины перебивали старейшин.

Адайлех говорил:

–Прочищать надо колодцы, восстановить фоггару[4]. Сейчас много бездельников развелось. Много желающих есть финики, да мало работающих в садах. В наше время было не так. Стоит также поискать новые источники и уэды[5] в близлежащих местах. Аллах милосерден, не оставит нас без воды.

На постоялом дворе поднимались с колен гружёные поклажей верблюды, наклонялись вместе с ними и поднимались седоки в сёдлах.

Абдаллах говорил:

– Это место проклято Всевышним. Он знак нам даёт. Нужно переселяться. Сниматься с места и уходить. Можно перебраться к Великой пальмовой дороге. Там места всем хватит. А то вот ещё: знающие люди говорят, что есть на земле такие города, где вода по трубам в каждом доме течёт.

Верблюды размеренной поступью проходили мимо глинобитных хижин. Седоки ритмично покачивались.

Мулла Хамдан говорил:

– Верно сказал Абдаллах: Всевышний даёт нам знак. Это место не проклято, но скоро будет проклято. Вера угасает в людских душах. Нет уже марабутов[6], по следам которых возникали источники. Многие правоверные уже не совершают пятикратный намаз, скрывают доходы, чтоб не платить закят. Скоро, скоро настанет день гнева! Усерднее молитесь -–и Аллах не оставит вас.

Караван уходил в пустыню, оставляя убогую деревушку. Малиновый закат поглощал очертания всадников, их длинные тени причудливо изгибались среди дюн.

Утром джатрунцы углубляли сардобы[7], укрепляли их стены, ремонтировали сегии[8], расставляли в своих дворах бочки, вёдра, корыта. По всей деревне раздавался перестук пестов – женщины толкли зерно в ступах. Пальмы шелестели своими длинными косами; среди сплетения виноградных лоз синели тяжёлые гроздья; яблони, персики, абрикосы, айва, — всё радовало глаз оттенками зелени.

А вечером на площади веселье: праздник урожая и вызывания дождя. Ворчащий мулла Хамдан ушёл к себе. На площади горят костры, бьют барабаны, звенят ауды и ситары[9]. Пляшут ряженые в масках, голопузая детвора уплетает финики, взрослые передают друг другу чаши с пальмовым вином – Аллах простит! Сверху Джатрун кажется пылающей печью среди тьмы барханов. В этой тьме постепенно замирают звуки аудов и барабанов, умолкают возгласы людей. Слышно лишь стрекотанье цикад.

Несколько мужчин во главе с Адайлехом на верёвках спускались в заброшенную фоггару. Блики факелов отражались на стенах. Среди работников был и Салих. Ноги утопали в грязи. Адайлех говорил:

–Я ещё помню время – мне было лет пять – когда эта фоггара несла воду. Но вскоре она иссякла.

– Почему? — спросил Салих.

– Потому что никто не хочет работать. Аллах не любит ленивых. Видишь, какая здесь грязь? Когда-то рабы прочищали эти галереи. Теперь рабов нет – а кому от этого лучше? Галереи засорены, а эти голодранцы скорее умрут от голода, чем станут возиться со всем этим.

Мужчины орудовали лопатами, заступами и вёдрами. Адайлех потянул за какой-то корень – посыпалась тонкая струйка земли. Затем – всё сильнее. Салих поспешно отпрянул – и вовремя: огромный пласт с грохотом обрушился и накрыл несколько человек, среди них и Адайлеха.

Откликнувшись на призыв Хамдана, правоверные горячо молились во дворе мечети. Множество женщин стояло на коленях позади мужчин. Карима, жена Салиха, привела с собой юную красавицу-дочь.

–Во имя Аллаха милостивого, милосердного! — возглашал мулла.

Шевелились под осыпавшейся землёй работники, тщетно пытаясь выбраться.

Правоверные простирались ниц.

Уцелевшие в панике цеплялись за верёвки, поскорее выбирались из злополучной галереи.

– Я полагаюсь на Аллаха! — возглашал мулла.

Салих последним вылезал из колодца фоггары. Он едва не рухнул на тридцатиметровую глубину, но Зулькар протянул ему руку.

–Царство принадлежит Аллаху! — возглашал Хамдан.

Шевеление под осыпавшейся землёй затихло.

Караван переселенцев из Джатруна шёл по пустыне. Караван возглавлял Абдаллах. Рядом с ним был его сын Зияд.

Синева безоблачного неба слепила глаза. Над дюнами дрожал горячий воздух.

Помощник Абдаллаха Ясин рассказывал спутникам:

– Мы не можем сомневаться в преданиях. Я сам слышал от своего отца, а он – от своего о горе Ин-Зиз. Она одиноко возвышается в пустыне к югу от Ахнета. На каждом из её склонов бьёт множество источников с водой чистой, как слеза, и сладкой, как молоко. Множество пальм и кипарисов дарят прохладу путнику, которому посчастливилось добраться до Ин-Зиз. Но не всякий способен увидеть спасительную гору, но лишь благочестивый. Для нечестивца же её склоны всегда скрывает туман.

Изнемогавшие от жажды спутники внимали рассказчику. Они соглашались, что Ин-Зиз – одно из великих чудес Аллаха.

–Аллах велик! — восклицали путники, опасливо припадая к отощавшим бурдюкам с водой.

Расступились дюны – деревня показалась на горизонте. Храбрый Ясин горяч.

– Захватим деревню! — призывает он.

Напрасно увещевает его Абдаллах: грех это, за который накажет Всевышний. Во главе отряда отчаянных смельчаков налетает Ясин на ксар. Копыта коней взметают песок. Треск ружей в деревне. Вскоре поредевший отряд возвращается к переселенцам. Ясин в бешенстве от неудачи. Глаза его горят – словно шайтан вселился в него.

Поздно ночью при свете луны Маудуд тайком пробирается к сардобе, в которую стекает вода источника, зачерпывает две гербы и торопливо несёт к себе домой. За ним наблюдает Кабир.

Дом у Маудуда добротный – лучший в Джатруне. В потайном закутке несколько корыт, наполненных водой. Воду из герб Маудуд выливает в пустое корыто.

Поредевший караван движется по дюнам. Люди изнывают от зноя и жажды. Дрожит горячий воздух. Лёгкий ветер сдувает песок с гребней дюн. На время он стих, затем подул с юго-запада. Сквозь знойное марево Ясин видит одинокую гору, склоны которой покрыты пальмами и кипарисам. Зрение его словно обострилось: он даже различает ручей, стуящийся в зарослях.

– Ин-Зиз! Ин-Зиз! — восклицает он, указывая на горизонт. — Слава Аллаху!

– Где? Где? Что ты видишь? — сгрудились вокруг него джатрунцы.

Абдаллах смотрит вдаль – горизонт пуст.

– Это мираж! — восклицает он. — Шайтан затмил твоё зрение.

Ветер крепчал, песчаные змейки вились всё сильнее. Горизонт заволокло серой мглой, и солнце стало тусклее.

Но шайтан овладел и сподвижниками Ясина:

– Ин-Зиз! Ин-Зиз! — восклицают они, указывая руками. — Чудо Аллаха! Мы спасены!

Группа всадников во весь опор скачет к чудесной горе. Ин-Зиз то приближается, то отдаляется: ручей среди рощи то различим, то неразличим.

Оставшаяся часть переселенцев, вздымая руки к небу, призывает безумцев вернуться. Ведь горизонт не просто пуст – стена песка надвигается с юго-запада.

– Самум! — говорит Абдаллах. — Скроемся за тем эргом[10].

Всадники во главе с Ясином скачут навстречу песчаной буре. Им кажется, что они достигли подножья Ин-Зиз. Они спешиваются и падают на колени, славя Аллаха. В этот момент песчаная буря накрывает их.

Салих и Зулькар идут по пустыне. Зулькар говорит:

– Мой отец говорил, что в глубине земли бывают гельты[11]. Пресная вода лежит сверху солёной. Нужно искать кусты селиля в ложбинах – в таких местах можно добраться до гельты.

Вот и похожая ложбина. Друзья спускаются, начинают копать. Вдруг оранжевая лента мелькнула, ужалила – Зулькар вскрикнул, присел. Змея! Салих отпрянул в ужасе. Рогатая гадюка застыла, глядя ему в глаза. Зулькар свалился набок.

Кабир рассказал мулле о воровстве Маудуда. Собирает голытьбу Хамдан: пришёл судный день для богатых! Хамдан всегда их ненавидел.

– Богатые воруют воду и прячут её в своих домах! — восклицает он. — Вот почему иссякает источник!

Кирки, заступы, мотыги взметаются над толпой.

– Да будут они прокляты!

– Гнев Аллаха да падёт на них!

Возглавляемая Хамданом толпа движется к дому Маудуда.

Слёзы текут по лицу Салиха. Не решается он забрать тело друга, пока рогатая гадюка стережёт его. Наконец змея милостиво уползает.

Салих волочит по барханам тело Зулькара.

Змея юркнула в нору, скользит по узкому ходу всё ниже и ниже – сквозь песок и глину. Нора приводит к подземному озеру. Скользнула в воду змея, плывёт, поднимая лёгкую рябь.

Ворвались джатрунцы в жилище Маудуда, крушат всё подряд. Его домашние: жена, дети, слуги,– в слезах умоляюще складывают руки. Маудуд на коленях:

– Пощадите! Пощадите во имя Аллаха!

Найден тайник, в порыве гнева опрокинуты корыта. И пощады не будет ни хозяину, ни домочадцам. Взметнулись заступы и мотыги. А неугомонный мулла уже зовёт:

– Пойдёмте к Джафару, к Саиду и Кемалю – они тоже прячут воду!

Взревела толпа в праведном гневе. Но теперь испугался Кабир за свою невесту – красавицу Серин, дочь Джафара.

– Откуда вы знаете? — кричит он разгневанным односельчанам. — Я видел только Маудуда!

Толпа не внемлет. Врываются в дом Джафара.

– Где вода? Где ты её прячешь? — искажённые гневом лица надвигаются на хозяина.

– Какая вода? — недоумевает Джафар.

– Которую ты украл!

Жена и дочь выглядывают из дверного проёма: страх в их глазах.

– Ищите воду! — велит мулла.

Всё крушат, всех убивают. Кабир тщетно пытается защитить невесту. Уходят. В доме всё разгромлено, мёртвые тела лежат в саду. Красавица Серин остановившимися глазами смотрит в небо, по которому плывут дождевые тучи.

В этот день дома всех джатрунских богачей были разгромлены.

Салих со старшим сыном сидел у ограды своего двора. Вечерние сумерки принесли прохладу. Малиновое солнце окрасило небосклон в цвет индиго, разбросанные по небу редкие облака отсвечивали фиолетовыми оттенками. Где-то за горизонтом слышался шум отдалённой грозы.

– Почему Аллах пролил дождь не над Джатруном, а в другом месте? — спросил мальчик.

– Видно, мы прогневали Аллаха,– вздохнул Салих. — В другом оазисе тоже живут люди. Им тоже нужна вода.

– Скажи, отец, а наша земля всегда была так бесплодна?

– Нет, сынок. Говорят, что когда-то почва здесь была жирна, дожди обильны, трава на лугах – выше человеческого роста, и неисчислимые стада буйволов и антилоп паслись здесь.

– Когда же это было?

– Никто не знает, но очень давно. Когда я был таким, как ты, странствующий марабут рассказывал моему отцу, что в прошлом от Адрара до Тибести текли уэды, зеленели пастбища, и люди могли пить молока сколько хотелось. В те времена от уэда Нун до Адрара из одной деревни было видно другую.

– Что нам нужно сделать, чтобы Аллах вернул те счастливые времена?

– Не знаю, сынок.

Какой-то шум в воздухе привлёк их внимание. Они подняли головы и оцепенели. Тучи саранчи роились в воздухе, темнея в прозрачной темноте ночи. Они двигались волнами, вместе с порывами ветра. Все звуки в округе замерли – лишь мертвящий шелест крыльев был слышен. Одна саранча опустилась Салиху на руку. Салих молча смотрел в её выпученные глаза.

– Мы молились о дожде, но по стопам дождя часто следует саранча,- сказал он.

Тучи саранчи летели на блеск зарниц и раскаты грома.

Жалкие остатки каравана входили в мёртвый город. Руины некогда прекрасных домов сгрудились в выемке огромного эрга. Видимо, основная часть города скрывалась под песчаной толщей эрга. Джатрунцы спешились, бродили среди развалин. Остатки мозаики на одной из стен привлекли их внимание: прекрасная девушка, улыбаясь, протягивала чашу юноше, возлежавшему на ложе.

– Надо идти дальше, — сказал Абдаллах, — скоро мы придём в город живых.

Но красавец Насир воспротивился, стал сеять смуту.

– Останемся здесь, — говорил он. — Здесь должна быть вода.

– Город этот не зря засыпан песком,– возразил Абдаллах. — Если Аллах уничтожает, то навсегда.

Но Насир был невменяем. И оставшиеся путники поддержали его.

– Мы устали! Надо передохнуть! По крайней мере, поищем воду. А может и нет никакого города, где по трубам течёт вода? — говорили они.

Абдаллах со своим сыном Зиядом одни продолжили путь и скрылись за горизонтом.

Тем временем джатрунцы разбрелись по улицам вымершего города.

– Сюда, сюда! — закричал Насир, разгребая древний мусор.

Сгрудились путники, разгребли завал, вода блеснула на дне заброшенного колодца.

Черпают делу[12], поднимают, пьют жадно. Мозаичная девушка улыбается, протягивая юноше чашу.

Продолжают свои поиски путники – может найдут ещё что-нибудь полезное? Здесь можно и осесть. Говорят, что в древних городах зарыты богатые клады.

Вдруг Насир ощутил тошноту. Глаза его округлились, белая пена полилась изо рта. Он скрючился, ощутив резкую боль в животе, упал на землю. Все остальные блевали мутно-белой пеной.

На улицах пустынного города лежали в скрючившихся позах несколько мёртвых тел.

Всё реже слышался перестук пестов в Джатруне. Вода в колодцах стала солоноватой. Салих решил прочистить свой колодец. Он работал в колодце, а в это время:

Старуха Айша, собрав вокруг себя женщин и мужчин разного возраста, толковала, что нужно вернуться к древним культам. Надев маску, изображавшую повелителя дождя и распевая песню, которой её научили тиббу, она медленно выливала наземь струю воды из кувшина.

Собравшиеся подпевали старухе, подпрыгивая и извиваясь под удары барабанов.

Слабый дождь сорвался с неба – но без пользы: мелкие капли испарялись, не достигая земли.

Идрис говорил собравшимся вокруг него:

– Мы поклоняемся Аллаху не так, как следует. Один марабут поведал мне, что истинная любовь к Аллаху дарует внезапный свет высшего знания, в котором правоверный неотличим от истины и един с Аллахом. Вы жаждете воды – но это лишь первая ступень жажды. Вы должны жаждать молока – и оно будет дано вам. Вы должны жаждать мёда – и он будет дан вам. Вы должны жаждать вина – и оно будет дано вам. И тогда разрушится грань между вами и Всевышним – и ваша жажда будет утолена навсегда.

После этих слов Идрис стал кружиться на месте, раскинув руки и восклицая:

– Аллах всемогущий!.. Аллах предвечный!

Прочие повторяли за ним.

Проходивший мимо Хамдан призывал проклятия на их головы.

Почтенная Саджах говорила собравшимся вокруг неё:

– Наша вера неправильная. Нужно верить в Ису. Христиане живут в больших чистых городах, они богаты, у них всего вдоволь. Иса заступается за них перед Всевышним. Моя бабушка была христианкой. Она научила меня их знаку (перекрестилась) и их молитве. «Отче наш, сущий на небесах»…

Остальные повторяли за ней.

Тем временем Салих выбрал последнее ведро грязи. Когда поднимал его, что-то задел у основания колодца. Когда он вылез, то обнаружил, что уровень воды сильно упал. Салих пошёл по соседям.

Везде заглядывали в колодцы – и везде вода падала.

Лунной ночью слуги шайтана во главе с Кабиром собрались на кладбище. Баран и белый петух ожидали своей участи.

– Аллах оставил нас! — провозгласил Кабир. — Нужно молиться шайтану.

На песке были начертаны диковинные знаки. В центре круга стоял стол, на котором лежала раскрытая книга и стояла чаша. Возле стола в землю был воткнут меч.

Воздев руки, Кабир возглашал:

– Эко, эко, Азарак, эко, эко, зомелак,

Бачабе лача бачабе,

Ламак ках агабаче.

Притаившись за оградой, следил Хамдан за слугами сатаны. Но вот замечен он, вытащен к жертвеннику – и торжествующий Кабир вонзает нож в горло ненавистного муллы.

Весенним утром двое оборванных харатинов[13] вошли в город. Это были Абдаллах и Зияд. Городское многолюдье оглушило их своим гамом, опутало суетой. Вереницы сверкающих автомобилей, чудовищные громады автобусов ошеломили харатинов. Растерянные, бродили они по улицам, не зная, к кому обратиться.

Они вышли на площадь и замерли, не поверив своим глазам. Посреди площади из причудливого нагромождения камней били в небо струи воды. Самая толстая струя надменно поднималась ввысь из огромного каменного цветка, подпрыгивала на высоте и, распавшись, падала вниз. Тонкие струи, опоясывавшие каменный цветок, поднимались и падали на его стебель. Радуга виднелась сквозь водяную пыль.

Джатрунцы подошли к фонтану. Обезумевший Зияд бросился в воду, стал жадно ловить ртом искрящиеся струи.

– Не смей! Назад! Вылезай оттуда! — восклицал Абдаллах. Лицо его стало мрачным, он с ненавистью оглядывал местный сброд, собравшийся у фонтана, чтобы всласть похохотать над харатинами.

Но Зияд не слушал. Как безумный, он жадно глотал воду. Вот нога его скользнула по дну фонтана, он упал – вода ринулась в широко открытый рот.

Полицейские и врачи «скорой помощи» вытаскивали из фонтана тело юноши. Другие схватили старика, который бил посохом по камням, трубам и струям фонтана. Когда его вели под руки, старик пытался вырваться, крича в небо:

– Аллах, я проклинаю тебя! Ты слышишь? Я проклинаю тебя!

Сардобы, корыта и бочки в засыхающих садах джатрунцев были пусты.

Салих подошёл к источнику с гербой. Ручей теперь тёк тонкой струйкой, сардоба заполнялась слабо и нория[14] была уже не нужна. Салих развязал верёвку, впившуюся в тело мула, который вращал норию.

– Кончилась твоя работа,– сказал Салих, похлопывая мула по спине,– отдыхай.

Мул посмотрел на него, словно с укоризной, сделал несколько шагов и упал. Салих наклонился над ним. Глаза мула были печальны, казалось, он всё понимает. Через минуту они остекленели.

У источника сидели Салих, Айша, Идрис, Саджах и Кабир. Пока вода медленно сочилась в их гербы, джатрунцы вели беседу.

– Вода уходит потому, что меняется природа,– сказала Айша. — Есть день и есть ночь, есть лето и есть зима. Так же есть время изобилия и время засухи.

– Вода уходит из одного места, чтобы появиться в другом,– сказал Идрис. — У Аллаха ничего не пропадает. Если мы страдаем – значит люди в других ксарах радуются.

– Вода уходит из-за лености и из-за ненасытности людей,– сказал Кабир. — Когда высаживают пальмы прямо в водоносный слой, когда хотят получить больший урожай со своего участка, когда выпасают много скота, вода иссякает. А когда все считаются свободными, некому ухаживать за фоггарами и колодцами.

– Вода уходит из-за отсутствия святости,– сказала Саджах. — Люди становятся грязными, злыми, перестают заботиться о ближнем, не думают о спасении души. Вода прячется от людского бездушия.

– В конце концов, вода исчезает потому, что человек выпивает её, — сказал Салих. — Каждый из нас нуждается в воде, чтобы жить. И многие тысячи наших предков нуждались в воде, чтобы жить, рожать и растить детей – многие поколения, вплоть до нашего. Все они и все мы лишь пили воду, но никто не восполнял её. И вот мы выпили её всю до дна.

Джатрун был пустынен. Колодцы, сардобы и сегии сухи. Источник иссяк. Возле пустых бочек, корыт, вёдер лежали скрюченные, иссохшиеся тела.

Ослабевшая семья Салиха сидела у колодца. Кожа на руках и лицах страдальцев сморщилась и потрескалась. Каждое усилие вызывало боль. В глазах медленно возникали и расплывались зелёные и красные круги. Карима рассказывала детям сказку:

– Давным – давно люди были бессмертными. Смерть бродила вокруг их селения, но не могла войти, потому что злобный пёс отпугивал её. Но однажды пёс заснул, смерть вошла в селение, и с тех пор люди стали умирать.

Дочь и двое мальчишек находились в полубеспамятстве.

– Пить… пить…– едва выговаривали их губы.

Салих смотрел на них и не мог ничем помочь. Его сердце разрывалось от горя, но он не мог плакать: глаза его были настолько сухи, что не могли дать влаги для слёз.

Налетел порыв ветра, затем ещё и ещё. Зашелестели сухие ветви абрикосы. Небо стало затягиваться тучами.

Салих не видел всего этого – перед глазами продолжали плыть разноцветные пятна. Он попытался молиться, но забыл слова. Он видел огромную каплю воды и понимал, что это Аллах.

Ветви абрикосы продолжали качаться. Огромная серо-сизая туча распласталась над Джатруном.

Карима и дети уже не просили пить. Их остекленевшие глаза были устремлены к небу, но ничего не видели.

Тяжёлая капля воды отделилась от тучи и полетела к земле. Капля эта была Аллахом, которого видел Салих. Он видел, что множество верблюдов, и коз, и овец, и ящериц, и птиц со всех сторон окружили каплю и пьют её, отчего она постоянно изменяет очертания, уменьшаясь в размерах. И он видел множество людей, которые присосались к капле, оттеснив зверей. И он увидел себя, жадными губами припавшего к капле. И он с такой силой втянул в себя влагу, что вся капля вошла в него.

Всё притихло в ожидании грозы. Корыта и колодцы Джатруна разинули сухие рты.

Теперь не было Аллаха – вся вода мира была в Салихе. Он был переполнен водой, вода бурлила в нём неукротимой силой, распирала его тело, просилась наружу. Салиха больше не было – он был огромной дождевой каплей, летящей к земле.

Внезапно Салих понял: мир изнывает от жажды, потому что вся вода мира в нём. Он схватил нож, полоснул себя по горлу – блеснула вспышка молнии – вода хлынула из него, и он почувствовал несказанное облегчение, полное счастье – прогрохотал гром. Летевшая с неба капля упала на лоб Салиха и рассыпалась сверкающими брызгами. Последнее, что увидел Салих: водопады, вытекавшие из его тела, затопляли Сахару…

Обезвоженная кровь медленно вытекала из раны на горле.

Ливень невиданной силы бушевал над Джатруном. Пальмовые рощи сгибались под потоками воды. Ограды из пальмовых листьев, крыши убогих хижин были сметены, даже стены глинобитных домов обрушивались от напора воды. По узким улочкам неслись мутные потоки. Переполненные корыта, бочки и вёдра булькали от тяжёлых капель. Вода из них выливалась и омывала тела мёртвых джатрунцев. Струи дождя хлестали тело Салиха, тела его жены и детей.

Скарабей выполз из щели между камнями и, подхваченный потоком, поплыл по улочке Джатруна.


[1] Герба – кожаный сосуд для переноски воды.

[2] Ксар – селение, деревня.

[3] Зериба – хижина из пальмовых листьев или плетёного камыша.

[4] Фоггара – подземная водоносная галерея.

[5] Уэд – временный или пересыхающий водоток.

[6] Марабут – святой, праведник.

[7] Сардоба – дождевая яма, резервуар для воды.

[8] Сегия – небольшой канал или канава для стока воды.

[9] Ауд, ситара – струнные музыкальные инструменты.

[10] Эрг – массив дюн в Сахаре.

[11] Гельта – скопление воды, небольшое озеро.

[12] Делу – кожаный сосуд для черпания воды из колодца.

[13] Харатины – жители оазисов.

[14] Нория – деревянное колесо с черпаками для перекачивания воды.

Оригинальный пост опубликован на сайте «Давление света». Вы можете прокомментировать его (поддерживается OpenID и ЖЖ-авторизация).