Сикстинский город (original) (raw)

Года три я не был в этом городе - и изумился. Еще совсем недавно это была безусловно восточная германия, почти ГДР

Особенно когда я шел от вокзала к центру по Пражской улице мимо унылых кубиков знакомой эпохи. Теперь дорогу обставляют тоже кубы — но совсем другие: очень впечатляющие стеклянно-металлические, не сильно приветливые, однако из другой эры, завтрашней. И они не слишком уютны — но не от бедности и убожества воображения, а, наоборот, от разгула богатства и передовых строительных концепций.

Зато за Старой рыночной площадью (Альтмаркт), которая сейчас обзавелась роскошным торговым центром, начинается тот Дрезден, который был до 13 февраля 1945 года.

В ту ночь с 13-го на 14-е три волны англо-американских тяжелых бомбардировщиков смели три четверти города, который помпезно, но небезосновательно именовался Флоренцией на Эльбе. Начиная с XVI века саксонские курфюрсты и короли скупали картины и скульптуры в Италии, Франции, Голландии, Чехии, Германии. Замечательно читать эти отчеты стратегического размаха: “…послал в Дрезден 232 картины за четыре года”, “…отправлены 100 картин из коллекции моденского герцога”, “…в Амстердаме и Гааге приобретены 200 картин”, “…куплены 268 картин из коллекции графов Валленштейн в Дуксе” (это нынешний чешский Духцов, где жил последние полтора десятка лет и умер Казанова).

Поискать еще в мире здание, равное тому, в котором разместилась Дрезденская галерея. Гармоничнее дворцового ансамбля Цвингер, легкого, изящного и одновременно основательного, разве что полотна, развешанные по стенам его залов. Да и вся выходящая к Эльбе площадь при Цвингере хороша — с оперным театром, кафедралом, замком.

Дрезден с восемнадцатого столетия стал синонимом художества. То-то по сей день “Спящая Венера” Джорджоне мелькает на дрезденских улицах чаще, чем Шэрон Стоун. Рафаэлевская “Сикстинская мадонна” — чаще Мадонны. При этом растиражированность Венеры вполне объяснима — красивая голая женщина, на нарах сказали бы: “сеанс”. С Рафаэлем сложнее, и вот это самое любопытное. Как с Джокондой. Но у той хоть улыбка, которая завораживает и озадачивает: чего улыбается? Чему? Кому? Нам, наверное. Но откуда мог знать Леонардо, что мы так исступленно будем впериваться взглядами в его модель? С “Сикстинской мадонной” же совсем тайна: мало, что ли, Мадонн у тех же итальянцев. Но нет лица такого чистого свечения — ни на картинах, ни в жизни. И быть не может: оттого и глаз не оторвать.

За Рафаэлем и прочими художественными радостями идешь за Альтмаркт, и тот прежний ренессансно-барочный Дрезден, который был по камушкам раскатан в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года и по камушкам собран в последующие десятилетия, — подлинное диво, которое и должен венчать несомненный и чарующий шедевр. Правильно, что Рафаэлева Мадонна здесь на трамвайных остановках: надо напоминать местным и приезжим о человеческой жестокости и человеческом величии.

Понятно, что город раздолбали, мстя за варварские бомбежки Ковентри и Лондона, но почему выбрали Флоренцию на Эльбе? Через полгода же исключили Киото из финального списка на ядерный удар.

Дрезден не пощадили. А к 60-летию той ночи, в феврале 2005-го, на торжества установки креста на церкви Богоматери, разрушенной до кучи мусора и полностью восстановленной, из Ковентри приехал сын английского летчика, бомбившего Дрезден. Он литейщик, он и отлил у себя в Англии этот крест.

Петр Вайль

30.03.2007

Источник: Ведомости