Забытый дом — Журнальный зал (original) (raw)

Рита Бальмина

Забытый дом

Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2018

Рита Бальмина родилась в Одессе в 1958 году. В 1990 году эмигрировала в Израиль. Член Союза писателей Израиля и Международного ПЕН-клуба. Автор нескольких книг стихов и публикаций в журналах «Интерпоэзия», «Дружба народов», «Иерусалимском журнале» и др. С 1999 года живет в Нью-Йорке.

БАЛЛАДА О ГОНЧАРНОМ КРУГЕ

Гончарный круг вокруг земной оси

Вращается в небесной мастерской.

Останови его, затормози,

Толкни против движения рукой.

Пусть перекрутит часовые стрелки

Обратно – до времен мастеровых

Богов со дна таврической тарелки

И в керамические кармы их.

Пусть он вернет меня во времена,

Когда была необожженной, ломкой

Пустышкой глиняной. Керамикой больна,

Я с ним жила рабой и экономкой.

Гончарный круг: по клинкеру клинок

Скользил в руках, как детородный орган

У грязного жреца меж ног,

А жрец был зол, затравлен и издерган.

Он заливал лазурные глаза

Галлюцинаций глянцевой глазурью,

И жгучая тягучая крейза

Его колесовала дурью.

Он смерть вертел в руках, как наркоман

Каленый свой кальян из каолина,

И кафелем в печи взрывался план,

И каменел от глины фартук длинный,

И мир-мираж, как подиум, пустел,

Распространяя древний запах оргий

От мертвых душ покорных женских тел:

Он пропадал, он падал в беспредел,

А я искала Демиурга в морге…

Диван вращается гончарным кругом,

И от него не оторвешь башки.

Божки, конечно, обожгли горшки,

Дружки вернулись к женам и подругам.

Гончарный круг, скрипевший, как диван

Взрывоопасной смеси бартолина

И спермы, закрутил роман

Руками, красными от глины.

Скрипел и пел, любил, лепил и пил,

Хмелея, задыхаясь и потея.

Но щебнем осыпалась со стропил

Его очередная Галатея.

В те дни хворал божественный гончар:

Он провалил пожизненный экзамен,

Хоть был не глуп. Хоть был еще не стар,

Носил в мешках усталость под глазами,

Таскал мешки – пигменты и песок,

У муфельной печи сушил обноски,

Неброский скарб, о руку тер висок

И рисовал наброски на известке.

Все оживало под его рукой

Роденовской, мозолистой, мужской.

Он вылепил меня из ничего,

Из липкой вязкой жижи под ногами,

И я прощала выходки его:

Попробуйте дружить и жить с богами.

Я мужественно обжига ждала,

Училась ремеслу, умнела,

И, как себя, вела его дела.

Но в муфельном огне окаменела

И стала не нужна ему такой.

Он вышвырнул меня из мастерской.

Распался замкнутый гончарный круг,

А я весьма изысканной деталью

Музейных экспозиций стала вдруг,

Сама себя покрывшая эмалью.

Через двенадцать лет, за океаном,

Мне рассказали, что, взорвавшись, печь

Сожгла учителя. Ожогам, ранам

Числа не счесть. Чтоб с честью в землю лечь,

Глотай обид горчащую таблетку.

Из божеских, из обожженных рук

Поймай спасательный гончарный круг…

Вращай его, как русскую рулетку.

* * *

Я забыла дом,

Где любить не смела,

Где Бальзака том

На балконе белом,

Дребезжал буфет,

Скрежетали ставни,

И скрипел паркет

Унижений давних.

Не ища угла,

От родных и близких

Навсегда ушла

Без поклонов низких.

И, наддав под дых

Кобелям постылым,

Позабыла их

Имена-могилы.

Суетой поправ

Певчий дар небесный,

Я лишилась прав

На стихи и песни.

Никого не жаль,

Ни черта не нужно

И пуста скрижаль,

И строка натужна.

Кликни, баловник,

Да на линки эти.

Я – безликий nick

В никаком Рунете.

На Великий Пост

Пантократор-Боже

Уничтожит post…

Модератор тоже.

* * *

Неотвратимо, как псалом, –

Пушинкой пушкинского текста –

Уже витает над столом

Воспоминание из детства:

Бабуля заварила чай,

А папа смотрит телевизор:

Свисток, пенальти получай,

Арбитр поруганный освистан.

А мама шьет, кляня иглу,

И кошка сонно лижет плошку

У подоконника в углу,

Где муха оседлала крошку.

А я с уроками вожусь,

И буря мглою небо кроет,

Сгущая косинусов жуть

Над ратным подвигом героев.

Обычный вечер, как всегда,

Темнеет, исчезая в Лете,

Чтоб сквозь года и города

Со мной скитаться по планете.

* * *

давай вернемся в сорок лет назад

где ты был гад а я была красотка

лилась в граненые стаканы водка

и тот был строен кто теперь пузат

на улице стоял двадцатый век

горел фонарь под надписью аптека

никто не слышал слова ипотека

и даже мент был тоже человек

от тех времен остался только сон

их помнить даже смысла не осталось

и только мы с тобой сглотнув усталость

по прошлому вздохнули в унисон

Следующий материал

И боль, и благодать

Александр Габриэль родился в 1961 году в Минске. Стихи публиковались в журналах «Интерпоэзия», «Дружба народов», «Новый Берег», «Зарубежные записки», «Нева», «Новом Журнале» и др. С 1997 года живет в Бостоне (США)....