Первое лето любви — Санкт-Петербургский Государственный Молодежный театр на Фонтанке (original) (raw)
Первое лето любви
Источник: журнал "ТЕАТРОН" Текст: Кристина Французова-Януш
В городе на Неве с 15 мая по 15 июня сияло литературное солнце. Молодежный театр на Фонтанке и Театральная библиотека при содействии Комитета по культуре организовали фестиваль «Петербург. Пространство Пушкина». Понятное дело, что вдохновил их на это Пушкин Александр Сергеевич и его 225-й день рождения. Событие было щедрым на яркие театральные представления. Одно из них – премьера спектакля «Барышня-крестьянка» в Молодежном театре на Фонтанке, показанная аккурат перед завершение 45-го театрального сезона.
Эта повесть Пушкина в литературном своем исходнике не подразумевает никакого драматургического решения. Изначально кажется, что играть практически нечего, и именно это делает данную повесть благодатной для режиссеров всех мастей. Она – прекрасное поле для художественных экспериментов. В ней есть жанровая легкость водевиля, озорство комедии положений, временами ее игровые коллизии напоминают пасторальные сюжеты Возрождения. История с переодеваниями, свойственная шекспировским пьесам, у Пушкина интереснее, чем у «Вильяма нашего Шекспира». За ней стоит трансформация личности главной героини. Балованная барышня, любимица отца, примерив крестьянский наряд, и представ в нем перед столичным повесой, молодым барчуком Берестовым, постигает опыт первой любви.
Режиссер Наталья Архипова и руководитель постановки Семен Спивак в незатейливость деревенской «лав стори» умело вплетают довольно серьезные аллюзии. Например, противостояние Берестова и Муромского в нашем тревожном нынешнем контексте выглядит многозначительно. Всматриваясь в ретро-образы Лизы и Алексея, мы понимаем, насколько далеко прогресс и социальное взросление увели нас от искренности и чистоты. Нет, спектакль не повергает нас в пучину раздумий, в нем довольно танцев, летней легкости, душевного тепла и смеха. Но даже за всей этой легкостью читается серьезный подтекст.
«Но на чужой манер хлеб русский не родится»
Итак, спектакль начинается. Оформление сцены, выполненное в светлых тонах, создает ощущение праздника. В глубине – белые ступени полукругом, наподобие театрона в древнегреческом театре, по бокам – «скамьи Онегина» со спинками, сверху тяжелыми драпировками спускаются французские шторы, символизирующие перемену места действия. Шторы – поднимаются, и герои перемещаются в лес или раздольное поле, шторы опускаются, значит, мы опять в одной из барских усадеб.
Танцевальный пролог. Духи парка, амуры, словно ожившие статуи Летнего сада, кружатся в стремительном танце (балетмейстер Калерия Алексеева). Ими повелевает гений парка Райский-Кущин (Гарий Князев), неслучайно схожий с Александром Сергеевичем. Неистовые пируэты напоминают полетные прыжки Нижинского. Мы слышим звуки леса, щебетание птиц, смех, чьи-то голоса. Пролог плавно перетекает в сцену знакомства с главами противоборствующих семейств. Как при «параллельном монтаже» зрители видят Ивана Петровича Берестова (Сергей Малахов) и Григория Ивановича Муромского (Юрий Сташин) одновременно на правой и левой части сцены. Попеременные мизансцены чередуются между собой. Вот Берестов в домашнем шлафроке на бухгалтерских счетах сводит кредит с дебетом, выговаривая дворецкому Петру (Дмитрий Цуцкин) о странностях соседа-англомана Муромского. В этот момент Муромский «зависает» в немой сцене завтрака с мисс Жаксон и Лизой, его рука замирает над крутым яйцом, которое он ловко разбивает в следующей сцене, в то время как Берестов застывает с газетой «Сенатские ведомости». Но вот Райский-Кущин ударом в гонг возвещает начало боксерского поединка Берестова и Муромского, мира русского и, условно говоря, английского. Это не просто мещанские разборки, но предтеча возникшего в 40-е годы 19 века противостояния западников и славянофилов. На момент написания «Барышни-крестьянки» еще не поссорились Сергей Тимофеевич (Аксаков) и Виссарион Григорьевич (Белинский), до начала спора западников и славянофилов целое десятилетие, а Пушкин осенью 1830 года уже предчувствует «битву титанов» на примере своих героев.
Кроме прочего у Пушкина имеет место изящная ирония над своими героями: он по-доброму подтрунивает над ограниченным «славянофилом» Берестовым, ничего кроме «Сенатских ведомостей» не читающим, и над англоманией Муромского, отца Лизы, который для нее и мадам из Лондона заказал, и зовет дочь на «англицкий» манер – Бэтси, сообразно моде пушкинского времени давать русским дворянкам иностранные прозвища. Еще имя Лиза в какой-то мере намек Александра Сергеевича на повесть Карамзина «Бедная Лиза» с ее сущностным посланием «…и крестьянки любить умеют». Интересный момент, именно благодаря Карамзину лицеист Пушкин в отрочестве овладел русским языком в совершенстве, перед этим же лучше изъяснялся на французском.
Влюбленность русского высшего света во все чужеземное одно из самых ярких проявлений 19 века (кстати, и до нашего времени эта мода дотянулась). Не потому ли Пушкин в качестве возражения данной моде с такой любовью описывает в «Барышне-крестьянке» уездных жителей: «Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни почерпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам…». Режиссер Наталья Архипова перенесла этот гармоничный образ на семейство помещицы Раевской (Александра Бражникова), коего нет в повести Пушкина, но его стоило бы придумать. Пять дочерей Парасковьи Ивановны оживляют сонную деревеньку своим щебетом и задором юности. Стайка прелестных дев, заливисто смеющихся, поющих, капризничающих (Ксения Федотова, Екатерина Родионова, Светлана Кутейникова, Дарья Вершинина, Алиса Иванова) с очаровательной настойчивостью, вызывающей смех в зрительном зале, преследует попеременно всех мужчин с естественным желанием сделать свое женское счастие. Комедийные сценки с их участием полны изящества и доброй иронии. В итоге самая смелая из дочерей, «поцелуйщица» Полина (Дарья Вершинина) берет нахрапом друга Алексея Берестова – Владимира Васильевича Верейского (Ярослав Соколов), он пакует семейный чемоданчик и бежит за ней.
Но какова же на театре главная героиня, Лиза Муромская, которую сам Пушкин описывает довольно лаконично: «Ей было семнадцать лет. Черные глаза оживляли ее смуглое и очень приятное лицо. Она была единственное и следственно балованное дитя…»? В спектакле Лиза (Агата Зеленкова, студентка 4 курса мастерской С. Я. Спивака (РГИСИ)) предстает перед зрителями в немыслимом для женщины 19 века наряде – коротких бриджах и сюртуке, этакий безумный сорванец. Ни нравом, ни поведением она не схожа с великосветской скромницей. Ее проказы доставляют немало хлопот приставленной к ней английской гувернантке мисс Жаксон (Алиса Варова). Образ выспренной и даже чересчур «английской леди» изобилует характерными ужимками и гротескной важностью. Сцена «урок N5», в которой мисс Жаксон пытается пробудить в своей нерадивой ученице любовь к сэру Вильяму, очень показательна: цитируя фрагмент из «Ромео и Джульетты», она таким образом явно связывает вражду шекспировских героев с разногласиями уездных отцов. Но текст произносится ею с такими интонациями, что ситуация противостояния выглядит забавной. Образ мисс Жаксон еще одна широкоформатная краска в артистической палитре Алисы Варовой. Чтобы она ни играла, всегда вспоминается ее Настасья Филипповна в «Идиоте. 2012», страстное высокомерие которой было полно глубины и света. И вот парадокс: в спектакле «Барышня-крестьянка» Варова в духе иносказания создает характер английской гувернантки, страдающей от пребывания в «варварской России», которая в итоге снимает с нее шелуху наигранности и дарит настоящую любовь. Вся выспренность мисс Жаксон мгновенно растворяется, когда ей приходится выбирать между Шекспиром и Григорием Ивановичем Муромским во время сцены мнимого пожара. Этого тоже нет у Пушкина, но в современной сценической трактовке победа любви на всех фронтах – воодушевляющее событие.
Второй женский образ, оттеняющий главную героиню - Настя, служанка и подруга Лизы Муромской (Василина Кириллова). В спектакле их отношения напоминают больше отношения сестер или перших подруг нежели барышни и служанки. Настя несколько прямолинейна в описаниях людей и ситуаций. Но за этой простотой скрывается мудрость крестьянского люда, тяжелая жизнь которого сообщает необходимый для выживания опыт. Романтическая наивность Лизы выразительно контрастирует с приземленностью Насти.
И вот опять озорник Шекспир
Во время чтения Шекспира Лиза озаряется идеей предстать перед Алексеем Берестовым в наряде крестьянки. Но если у английского драматурга переодевание всего лишь игра, своеобразная обманка, то у Пушкина, барышня в крестьянском одеянии – метафора чистоты души и единения с природой. Вчерашний сорванец в мужских бриджах превращается в Акулину, настоящую русскую красавицу с длинной русой косой, жизнелюбивую, озорную. Экспрессия, через которую Агата выражает характер Лизы – это воплощение лета с его полуденным жаром и желанием счастливой жизни.
В спектакле присутствует тайна цифр. Урок N5 мисс Жаксон для барышни Лизы напоминает пытливому читателю, что у Шекспира был сонет N5, написанный ямбом (любимый размер Пушкина). В нем английский драматург описывает природные метаморфозы, соотносящиеся с жизненными временами года. «Украдкой время с тонким мастерством волшебный праздник создает для глаз…». Настроение сонета явно отражается в пушкинской повести и усиливается в спектакле. Забавы русского лета с его неповторимой атмосферой, запахами трав и цветов, пением сверчков, журчанием ручьев способствуют тому, что дева молодая способна очароваться сыном соседского помещика, коего ни разу до того момента еще не видела. Она уже готова к приключению, к сердечному воодушевлению, безмятежно влюблена в человека, которого совсем не знает. Но вот Лизе снится сон, тревожный, безрадостный, как отцы разлучают их с Алексеем, и она в неподдельной тревоге бросается к своей служанке за утешением. Сон говорит: все изменчиво, и к этим переменам нужно быть готовыми.
Явление героя
Алексей Берестов (Артем Кирин, студент 4 курса мастерской С. Я. Спивака (РГИСИ)) впервые появляется в одной из сцен после знакомства с враждующими отцами. Поначалу он выглядит несколько щеголевато: волосы накручены на папильотки, на мощные плечи накинут халат, позже он сменит его на гусарский ментик, напомнив нам о своей погибшей мечте. Алексей в свои двадцать уже полон разочарования из-за неудавшегося любовного приключения, имевшего место в столице. Отец убеждает его оставить стремление к военной службе и начать постигать особенности деревенской жизни. Для местных девушек он звезда и желанный жених. Кирин играет Алексея с пушкинской иронией. Его герой – столичный щеголь, безупречно одетый и разочарованно уставший, что в его годы вызывает улыбку сторонних наблюдателей. Знакомство с Лизой переносит его в новый мир, где духи парка и музы защищают своих подопечных. На свидание с Алексеем Настя привозит Лизу в плетеном коробе на колесах, и это отсылка не только к Шекспиру, но и к Библии. Герметичный образ жизни в отцовском доме, определяет ее душевную чистоту, помогает героине оставаться настоящей. Длинная коса, платье свободного кроя с народным орнаментом, хитринка в речах и глазах, Алексей принимает за чистую монету ее неграмотность и, как Пигмалион, бросается учить грамоте, а заодно и уму-разуму. Так мужчина создает свою женщину – мудростью, любовью, терпением.
Русские Ромео и Джульетта подходят к встрече каждый со своим бэграундом. Усталость от жизни Алексей выражает через романс. Райский-Кущин (читай Пушкин) протягивает ему гитару, и юный Берестов поет «Все не то и не те» Сергея Шалаевского ровно до той поры, пока не появляется его Акулина-Лиза. В их взаимодействии отражен один из самых популярных сюжетов русского сентиментального романа Золотого века – социальный мезальянс. «Роман с крестьянкой – это пошло» говорит Алексею его друг Владимир Верейский, намекая на литературность ситуации. Но у Пушкина все характеры и коллизии созданы жизнью. В сценической фантазии Натальи Архиповой этот тезис подтверждается сполна.
От влюбленности – к любви
«Часов и дней безудержный поток уводит лето в сумрак зимних дней…», – строка из шекспировского сонета воплощается на сцене в образе наступившей зимы: сумрак, лаконичный свет, с «неба» падает снег, звуки лета сменяются завыванием ветра, непогоды. Алексей Берестов под зонтом спешит в дом Григория Ивановича, отца Лизы, которого падение с коня помирило с Иван Петровичем (английский чопорный мир капитулировал перед русским великодушием). Навстречу Алексею выходит Настя с чашкой горячего чая и пледом, и в этом заключено обещание уютной доброй семейности, которую ему сулит разоблачение Акулины. Милая Акулина, она же Лиза, встречает его в облачении Джульетты после представления для домашних. Играли, как водится Шекспира, «Ромео и Джульетту». Не в пример английской драме, у русских Монтеки и Капулетти все заканчивается радостно. «Свой прежний блеск утратили цветы, но сохранили душу красоты…». Лето, сменившееся зимой, не страшит влюбленные сердца.
Над спектаклем «Барышня-крестьянка» от начала до конца веет утешительным миролюбием. Этим настроением пронизаны многие произведения Пушкина, особенно сказки. Непременное условие детства, когда няня сказывает что-то внуку, но при этом в страшных моментах дает понять, что все понарошку и бояться не стоит. В нынешнем спектакле есть незримая родная рука, которая гладит нас всех по голове. И сердце успокаивается наперекор тому, что происходит за дверями этого созидающего мира, под названием театр.